Наваждение, или Зовите меня Джейн Доу (джен)

До портрета Полной Дамы нам удалось добраться без эксцессов. Несмотря на требования разойтись по укрытиям, в коридорах было полно народа. Ученики сбивались в кучки, наперебой спрашивая друг у друга, что произошло, а профессор Вектор с мадам Хуч, задействовав Сонорус, пытались разрулить этот бардак, но получалось у них, скажем прямо, плоховато. На одной из лестниц мы наткнулись на Филча: сжимая в охапке шипящую миссис Норрис, хромой сторож слушал свой собственный голос, несшийся одновременно со всех сторон. А на самом входе в коридор, ведущий к портрету, нам повстречалась Макгонагалл. Зависший перед ней сэр Николас де Мимси, от волнения ставший почти совсем прозрачным, о чем-то докладывал декану Гриффиндора, отчаянно жестикулируя. Мне удалось разобрать только пару обрывков фраз о люке в запретном коридоре и о том, что что-то где-то взорвалось, как переспелый арбуз, в который попали выстрелом из аркебузы. Затем Макгонагалл заметила нас с Гермионой и оборвала тираду призрака, после чего скомандовала, обращаясь к нам:

— Ступайте в башню! Немедленно!

— Да, мэм, — отозвалась я, утягивая девочку за собой в коридор. Признаться, у меня до последнего оставались опасения, что наша дама, отличавшаяся вольностью поведения и в более спокойные времена, тоже успела куда-нибудь эвакуироваться, однако толстуха, непрестанно причитавшая и то и дело прикладывавшаяся к флакончику с нюхательной солью, все же оказалась на месте и пропустила нас, даже не поинтересовавшись паролем.

В гриффиндорской гостиной воззвания бестелесного Филча, наконец, смолкли, зато на смену им пришел гомон голосов тех ребят, которые успели добраться до башни раньше нас.

— Гарри!

— Гермиона, ой, ты вернулась!

— Ну что там?

— Вы их видели???

— Кого их? — с вполне искренним недоумением спросила я.

— Тех, кто напал на замок! — сверкая глазами, выпалила Анджелина Джонсон, однокурсница Фреда и Джорджа, которая, насколько мне помнилось, так же должна была играть с ними в одной команде по квиддичу. — Их много? И зачем нас только сюда загнали! Я бы так хотела попробовать все, чему нас научил профессор Флитвик!

Разрозненный гул голосов поддержал ее, хотя, как мне показалось, даже не все старшекурсники были согласны с воинственной темнокожей охотницей.

— Вообще-то мы видели только преподавателей, — призналась я.

— И сэра Николаса, — уточнила Гермиона.

— И сэра Николаса, — подтвердила я. — И, честно говоря, я сомневаюсь, что нападение вообще случилось, иначе здесь было бы куда более шумно. Давайте лучше подождем разъяснений.

Ждать пришлось довольно долго, за время ожидания замковые эльфы успели накрыть нам обеденный стол прямо посреди гостиной. Кажется, в Хогвартсе это начинало входить в норму. Как оказалось, мы с Гермионой не были последними, кто добрался до факультетских помещений. После нас в гостиную через лаз пробрались еще несколько человек, в том числе крайне раздосадованные близнецы Уизли, которых, как вскоре выяснилось, изловил где-то на третьем этаже и сопроводил прямиком до портрета сам Аргус Филч. По словам близнецов, третий этаж был единственным, где наблюдалось хоть какое-то оживление, поэтому они вполне логично предположили, что что-то произошло именно там.

— В запретном коридоре, — загадочно понизив голос, добавлял Джордж. — Зуб даю.

Однако подобраться поближе и выяснить, что все-таки стряслось, у них не получилось, по причине возникшей на пути преграды в лице Филча.

— Эх, надо было все-таки в той нише прятаться, — сокрушался Фред. — Я ведь тебе говорил…

После обеда дискуссия о том, что же такое странное произошло в школе в первом часу пополудни, начала заходить на второй круг, однако к этому моменту Персиваль Уизли и Бетси Бартоломью наконец вспомнили о возложенных на них обязанностях старост и приняли усилия по утихомириванию своих подопечных. Как раз тогда, когда им это начало удаваться, до нас добрались всеми ожидаемые разъяснения. Панель, скрывающая вход в башню, вновь отодвинулась, и в гостиной появилась Минерва Макгонагалл. Декан Гриффиндора выглядела крайне обеспокоенной и как будто постаревшей. Сделав пару шагов, она остановилась у камина и обвела строгим взглядом замерший факультет.

— Дорогие ученики, — проговорила она, — я попрошу у вас минуту внимания и тишины.

Просьба эта была несколько излишней. Тишина в гостиной при появлении декана и так воцарилась гробовая. Выждав секунд десять, Макгонагалл продолжила, четко выговаривая слова:

— С прискорбием должна сообщить, что сегодня в стенах нашей школы произошел несчастный случай с преподавателем защиты от темных искусств, профессором Квиринусом Квирреллом. Увы, профессор… скончался. В связи с этим, — продолжила Макгонагалл, повысив голос, чтобы перекричать вновь поднявшийся гул, — в замке некоторое время будут присутствовать представители аврората, действиям которых я убедительно попрошу вас никоим образом не мешать и не проявлять к ним излишнее любопытство. Занятия продолжатся в обычном порядке, всем ученикам позволено перемещаться по замку в тех же пределах, что и ранее. Запрет по-прежнему распространяется на правый коридор третьего этажа и примыкающий к замковой территории лес. На время отсутствия преподавателя по защите от темных искусств занятия по этой дисциплине будет вести Рубеус Хагрид, которого, думаю, вы все хорошо знаете. Вопрос с новым кандидатом на должность будет решен директором Дамблдором в ближайшее время.

Стоило Макгонагалл уйти, как наша гостиная вновь превратилась в растревоженный улей. Мои однокашники наперебой обсуждали проклятую должность, забравшую свою очередную жертву, те, кто был постарше, вспоминали прошлых учителей, ни один из которых не продержался в стенах Хогвартса дольше года, хотя, как я поняла, до сих пор те предпочитали увольняться, а не бывали вынесены из школы вперед ногами, и все, как один, с беспокойством гадали, не окажется ли для Хагрида чем-нибудь чревато временное замещение, на которое он согласился. Отодвинувшись на кресле в самый дальний уголок, я потрясла головой, пытаясь собрать мозги в кучку. Квиррелла, признаться честно, было жалко, поскольку, что бы там в итоге ни нарыли авроры, по факту человек просто попал под раздачу, оказавшись в ненужное время в ненужном месте. За Хагрида я особо не беспокоилась, поскольку в проклятие, висящее над отдельно взятой строчкой в штатном расписании, не верила, тем более что существование его ничем не было подтверждено. Не знаю, что там было с предыдущими соискателями, но, согласно книгам, на протяжении семи лет учебы Гарри Поттера преподаватели оставляли эту должность по вполне объективным причинам. Правда, Квиррелл оставил ее как-то неожиданно быстро, и это приводило в недоумение. С одной стороны это вроде как служило доказательством высказанного Снейпом предположения о том, что в этой реальности события будут развиваться не так, как в прочитанных мною книгах. А с другой… я все равно не ожидала, что отличия будут настолько сильными. Предназначенная для Лорда ловушка, похоже, сработала раньше времени, и, если бы все пошло в соответствии с канонным развитием событий, в конце учебного года Квиррелла, скорее всего, тоже уничтожила бы именно она, а никакая не защита, поддерживавшаяся на Гарри с момента смерти его матери. Здесь Снейп, по-видимому, тоже был прав. Но что после этого срабатывания случилось с Лордом? Покинул ли он Хогвартс или все еще находится где-то здесь? Увы, ответов у меня не было.

В понедельник, как и обещала Макгонагалл, занятия продолжились в установленном порядке, и можно было бы даже поверить, что ничего не произошло, если бы не пустое место рядом со Снейпом за преподавательским столом в Большом зале, да не появлявшиеся время от времени в замковых коридорах хмурые и сосредоточенные маги, не относящиеся к числу школьного персонала. О том, как идет расследование и идет ли оно вообще, не знал даже Драко, пославший отцу сову еще накануне вечером, но ответа пока не получивший, а со Снейпом переговорить у меня возможности не было, поскольку до очередной тренировки оставалось еще два с половиной дня. Хагрид, которого я мельком увидела возле аудитории, в которой ранее преподавал Квиррелл, с гороподобной стопкой учебников и непривычно расчесанной шевелюрой, выглядел как в воду опущенным, и что-то мне подсказывало, что в случившемся простодушный лесничий винит в первую очередь себя. Это он зря, конечно. Хотя нельзя отрицать, что наличие Пушка в коридоре, может быть, Квиррелла бы и остановило, но есть же такое понятие, как форс-мажор…

Поговорить с полувеликаном и подбодрить его там же на месте не получилось, позже в замке он мне не встретился, а потому, дождавшись вечера, когда все занятия у всех курсов уже точно должны были закончиться, я направилась к сторожке лесничего.

Весь день с пасмурного неба сыпала мелкая крупа, так и не растаявшая и теперь покрывавшая тонким равномерным слоем высохшую на корню траву. Благодаря этому на открытом месте еще было довольно светло даже без применения заклинаний, а вот на опушке леса, где притулилась дряхлая хижина полувеликана, уже сгущались тени. Слой пороши близ хижины не был потревожен ничьими следами, и я решила было, что Хагрид все еще не вернулся, а то и вовсе на время преподавания переселился в замок — сомнительно, конечно, но кто его знает… Однако сквозь щели в ставнях пробивался трепещущий свет живого огня, который вряд ли даже беспечный лесничий стал бы оставлять без присмотра, особенно с учетом того, что избушка его была деревянной и, насколько можно было судить, лишенной маломальской магической защиты, так что я решила все же попытать счастья.

Темную массу у входа в сторожку, которой в прошлый мой визит там точно не было, я поначалу приняла за груду угля или дров, заготовленных Хагридом в рамках подготовки к наступающей зиме, однако когда эта масса предупреждающе зарычала и шевельнулась, разом увеличиваясь в размерах, я поняла, что немного ошиблась.

— Ну, здравствуй, Пушок, — вздохнула я, рассматривая трехголовую тварь, достигавшую в холке по примерным прикидкам метров двух с половиной, и размышляя, поможет ли мне Бастион в случае, если цербер не в курсе, что, по мнению хозяина, он учеников трогать не должен. — Значит, Хагрид тебя все-таки нашел? Приятно познакомиться.

Окрестить то, что передо мной сейчас стояло, Пушком, пожалуй, действительно мог только такой оптимист, как хранитель ключей Хогвартса. Цербер был покрыт редкой бурой шерстью, клочьями свисающей с ходящих ходуном боков, в то время как три массивных головы принюхивались, раздувая ноздри и прижимая уши. Головы сидели на длинных и гибких, совсем не собачьих шеях, вдоль остро выступающего хребта тянулась широкая полоса крупной змеиной чешуи, похожим на змеиный был и длинный чешуйчатый хвост, которым цербер сейчас охаживал себя по бокам. У кошек бы это означало злость, у собак — наоборот радость, а вот насчет существ из греческой мифологии у меня никакой определенной уверенности не было. Во всяком случае, нападать он пока не спешил.

— Знаешь, я хотел заглянуть к твоему хозяину, — сообщила я, стараясь придать своему голосу уверенность и при этом говорить спокойно. Снейп, вроде, говорил, что цербер не любит громких звуков? Постараемся не шуметь. — Надеюсь, ты не будешь возражать?

Пес заворчал, морща влажные носы. Кажется, против этого он как раз таки возражал. И кажется, мне сейчас следовало потихоньку ретироваться, пока такая возможность еще была, тем более что Хагрид, если он, конечно, все-таки находился в хижине, на возню снаружи никак не реагировал, а когда возня станет достаточно громкой, чтобы привлечь внимание полувеликана… боюсь, как бы мне к тому моменту не стать очередным клиентом мадам Помфри.

Татуировки тем временем повели себя как-то совсем уж странно. Я почувствовала усиливающийся жар в запястьях, а затем до меня докатились… мысли пса. Точнее, мыслями этот помноженный на троих ворох эмоций назвать было трудно. Блокирующий артефакт вяло шевельнулся, а потом, видимо не расценив происходящее, как угрозу моему рассудку, вновь вернулся в покоящееся состояние. Я же тем временем успела прочувствовать недоверие пса, его любопытство, беспокойство за хозяина и сомнения по поводу того, может ли такое маленькое существо причинить вред. Никаких сомнений по поводу существования какого-либо запрета на причинение им самим вреда маленьким существам, что характерно, при этом не присутствовало. Не исключено, конечно, что, если бы мы встретились посреди чистого поля, ход рассуждений цербера был несколько иным, но сейчас то я была на территории, которую он полагал своей, и покинуть эту территорию мне хотелось по возможности в комплектном состоянии. Я отступила на шаг, потом еще, однако пес, видимо, окончательно уверившись в своей правоте, решительно двинулся на меня.

— Тихо… тихо… — успокаивающе забормотала я, выставив вперед руки раскрытыми ладонями вверх в качестве демонстрации мирных намерений и всеми фибрами души желая, чтобы это трехголовое недоразумение, наконец, утихомирилось. В том, что произошло дальше, я не была виновата, честное слово. Мои ладони вдруг полыхнули золотистым светом, весь жар из татуировок, казалось, на мгновение сконцентрировался в них, а желание успокоить цербера обрело почти материальную форму и прокатилось встречной волной, развеивая и поглощая обрывочные мысли пса. Я ойкнула от неожиданности. Пушок, такого подвоха, кажется, тоже не ожидавший, с визгом отскочил прочь, поджав хвост, укрылся за углом сторожки и уже оттуда огласил темнеющие сумерки обиженным трехголосым лаем, перемежающимся подвываниями.

В хижине послышались тяжелые шаги, дверь со скрипом отворилась и наружу высунулась косматая голова Хагрида. От дневной попытки привести ее в более-менее цивилизованное состояние теперь не осталось и следа.

— Пушок, ты чего шумишь? — укоризненно спросил лесничий, после чего обернулся, увидел меня и как-то смущенно пробормотал:

— О, здорово, Гарри. А вы, смотрю, уже познакомились, да?

— Можно и так сказать, — ответила я, украдкой переводя дыхание, и только тогда поняла, что, несмотря на понизившуюся к ночи температуру, за время общения с цербером успела взмокнуть. — Хагрид, можно мне войти, а? Я здорово замерз и с удовольствием выпил бы твоего чаю.

Я даже не соврала. Чаю я бы с удовольствием выпила — для сравнения, поскольку с учетом внезапности моего появления шансы на то, что сегодня вечером там окажутся какие-нибудь несанкционированные примеси, были минимальны. Правда, стандартный набор зелий перед походом к хижине я все равно приняла. Исключительно для собственного успокоения.

Хагрид неловко переступил с ноги на ногу и, кажется, даже покраснел, хотя с учетом слабого освещения и обильной растительности у него на лице утверждать это наверняка я не взялась.

— Это… Гарри, — пробормотал он, — ты же знаешь, я всегда рад тебя видеть, да и от чая никогда не отказываюсь. Но сейчас ты малость не вовремя, да…

Глядя на смущение полувеликана, я подумала, что, кажется, и в самом деле со своим сочувствием оказалась не к месту. Кто его знает, от чего я отвлекла нашего лесничего. Вроде до прибытия в Хогвартс мадам Максим со своими подопечными устраивать амуры Хагриду было не с кем, да и драконье яйцо для высиживания по книге он должен был получить позже, а теперь вообще вряд ли получит. Но дел, с учетом дополнительно свалившейся на него должности преподавателя, у полувеликана, наверняка, хватало.

Я как раз хотела извиниться и отправиться обратно в замок, когда Хагрид вдруг махнул рукой и, отступив в сторону, проворчал:

— Ладно, заходи. Не буду же я тебя на пороге держать, в самом деле. Негостеприимно это. Ты только внимания не обращай — у меня тут… э… небольшой беспорядок.

Впрочем, уже с порога стало ясно, что смущался лесничий не столько из-за беспорядка, сколько из-за пузатой бутылки с мутной жидкостью, стоявшей на столе в окружении небрежно накиданной на тарелки закуски. Сомнения в содержимом бутылки начисто развеивал исходивший от Хагрида спиртной дух, и пил он, по всей видимости, в одиночестве. Да уж, это начинало попахивать алкоголизмом… или депрессией.

Клыка в хижине я поначалу не заметила, и только потом обнаружила пса лежащим возле застеленного шкурами платяного сундука. Клык постучал хвостом по полу, показывая, что рад меня видеть, но отведенного ему места не покинул. С учетом активности, проявленной четвероногим другом лесничего в прошлый раз, это выглядело немного странным, и я вспомнила сделанную Хагридом накануне утром оговорку о том, что Клык дома и что-то охраняет. Судя по всему, по мнению пса, это «что-то» находилось в сундуке, и приказ на охрану еще не был снят.

Пока я осматривалась, Хагрид налил в закопченый чайник воды, половину расплескав на пол, повесил посудину на крючок над очагом и тяжело опустился на лавку.

— Погляди за ним, ладно? — попросил он, опять берясь за стакан. — Чай на полке в жестянке с валлийскими драконами. Ты извини… я… это… кажись, немного перебрал.

— Я бы сказал, что уже далеко не немного, — заметила я, привстав на цыпочки и снимая с полки указанную полувеликаном коробку, на которой были изображены два тускло-зеленых дракона среди гористой местности. — Зря ты так. Тебе ведь завтра опять на уроки.

Хагрид тоскливо вздохнул, заглянул в пустой стакан и снова потянулся к бутылке.

— Гриндилоу бы их побрал, эти уроки, — пробормотал он, наливая в стакан остро пахнущее пойло. — Какой из меня учитель то? Я ж сам на третьем году вылетел. И не делал, вроде, ничего, да только кто слушать-то стал? Даже палочку и ту сломали, а Олливандер новую продать не согласился — дескать, по распоряжению министерства не положено. Кабы Дамблдор тогда директора Диппета не уговорил меня при школе оставить, не знаю, куда б я подался. Родителей нету, денег нету, выучиться, как отец хотел, тоже не вышло. Он-то мне, покуда жив был, говорил, мол, любишь ты, Рубеус, со всяким зверьем возиться, так иди в магозоологи. А оно вон как получилось…

Хагрид одним махом ополовинил стакан, засопел и обреченно махнул рукой, задев бутылку. Я искренне понадеялась, что та свалится, поскольку лесничему и уже выпитого явно хватало с лихвой, однако бутыль, к сожалению, устояла.

— Да ты, Гарри, того… не боись так, — проговорил Хагрид, правильно угадав направление моего взгляда. — Снейп хорошие зелья варит. Приму чуток попозже, да к утру буду как новенький галлеон. Эх, чтоб еще от этих зелий писюльки так же лихо проверялись, как похмелье проходит…

Он с тихим ужасом глянул в сторону сваленных горой в углу учебников и свитков пергамента. Да уж, снейповской аккуратностью здесь даже не пахло. Интересно, он это завтра утром хотя бы по годам обучения рассортировать сможет? Про факультеты я уж молчу.

— Хагрид, а чем ты себя все-таки так накрутил? — воспользовавшись моментом, спросила я. — Это только из-за преподавания, или еще из-за чего?

Лесничий как-то посмурнел и нахохлился.

— Не забивал бы ты себе голову этим, а? — пробормотал он. — Вон хочешь сэндвичей с кабаньим мясом? Совсем свежее еще, вчера только довялилось.

— Сэндвич я хочу, — ответила я, заваривая чай и укутывая чайник тряпкой, которая в хижине полувеликана заменяла собой полотенце. — Но и голову позабивать тоже хочу. А почему ты директору Дамблдору честно не сказал, что преподавание не потянешь? Не у всех же к этому способности есть. Думаю, что ничего страшного не случилось бы, если бы мы просто подождали недельку или две, пока директор подыщет нового учителя.

Хагрид протянул мне здоровенный кус серого хлеба, на котором красовались не менее толстые ломти темного мяса, пахнущего какими-то загадочными травками. Мне такой щедрой порции вполне хватило бы на ужин, да еще и на завтрак кое-что осталось бы. Поблагодарив лесничего, я откусила кусок на пробу и констатировала, что мясо было хоть и жестковатым, но вполне вкусным. Хагрид последил за тем, как я расправляюсь с сэндвичем, и невесело сказал:

— Так ежели б только про неделю разговор шел. Год-то давно начался. Ты думаешь, так просто кого из учителей посреди года найти, чтоб не занят был? Да и должность такая, что все в Англии, небось, про нее уже наслышаны. Никто особо идти не хочет, Квиринус вот только без уговоров согласился. Дамблдор так рад был. Давно я его таким уже не видел, да, а вот поди ж ты… Так что мне теперь и отдуваться, раз уж из-за меня вышло, что он в тот подзапретный коридор зайти смог да к заколдованному зеркалу в подземельях пролез. Эх, чтоб Пушку пораньше найтись…

Я отложила недоеденный сэндвич. Так, похоже, мои изначальные предположения были верны и нашего лесничего сейчас мучили угрызения совести. Ничем не обоснованные угрызения совести, скажем прямо. И с этими угрызениями стоило попытаться хоть что-то сделать.

— Хагрид, а ты вот как думаешь? — проникновенно начала я. — Профессор Квиррелл был взрослым человеком?

— Э… Ну, да, конечно, — ответил озадаченный полувеликан. — Спросишь тоже. Он же вас учил, каким ему еще быть?

— Это хорошо, — порадовалась я. — А тогда напомни мне, что он преподавал?

— Чего-то я не пойму тебя, Гарри, — признался Хагрид, от удивления даже забывший про выпивку. — Ты ж это не хуже меня знаешь. Зачем спрашиваешь-то?

— Знаю, — согласилась я. — И ты тоже знаешь, что он преподавал защиту от темных искусств, а значит, что такое магические артефакты, и чем может быть чревато общение с ними, знать был должен. И на праздничном обеде в Большом зале он тоже присутствовал, а значит, должен был слышать предупреждение директора Дамблдора насчет запретного коридора. Если после всего этого он все-таки туда полез, то при чем тут ты?

С учетом характера нашего лесничего, сейчас к тому же усугубленного действием алкоголя, я не слишком-то рассчитывала, что мои аргументы будут приняты безоговорочно, но надеялась, что они хотя бы заронят зерно сомнения. Куда там. Хагрид хлюпнул носом и украдкой вытер глаза рукавом.

— Да если бы Пушок сидел на месте, никуда бы Квиринус не полез, — срывающимся голосом сообщил он. — Любопытство его сгубило, скажу я тебе. Я ж его еще мелким помню — вот таким же, как ты, так он вечно норовил куда-нибудь не туда нос сунуть. Вот и теперь, видать, не сдержался.

Я вздохнула. Любопытство, заставившее в очередной раз сунуть нос не туда, куда следует, сгубило Квиррелла несколько раньше и не в стенах Хогвартса, но прямо сказать об этом полувеликану я, конечно, не могла. Поэтому пришлось заходить с другой стороны.

— То есть, ты полагаешь, что было бы лучше, если бы профессора Квиррелла загрыз Пушок, когда он пытался пробраться к зеркалу, или если бы он причинил какой-нибудь вред Пушку при этой же самой попытке? — уточнила я. — Знаешь, Хагрид, я тоже предпочитаю верить в лучшее, но ребята с нашего факультета не слепые, и все говорят, что профессора Квиррелла постоянно возле запретного коридора видели. Не знаю, зачем, но ему было очень туда надо. И если, как ты говоришь, его останавливало только наличие цербера, то рано или поздно он бы все равно попытался устранить преграду. Может, не физически, конечно. Но если бы он его случайно выпустил из того коридора посреди бела дня, думаешь, было бы лучше?

Нашего лесничего передернуло, он почти трезвыми глазами посмотрел на стакан, видимо, представив результат появления цербера посреди школы, полной детей.

— Не, Гарри, все-таки ты выдумываешь, — не очень уверенно сказал он. — Не стал бы Квиринус ничего такого делать. Да и Дамблдор тоже, когда Пушка у меня одалживал, говорил, что никакого вреда от затеи не будет — ни для него, ни для кого еще. А он бы врать-то не стал.

— Конечно не стал бы, — согласилась я, решив оставить при себе свое мнение о способностях господина директора. — Но директор Дамблдор ведь не предсказатель. Откуда он мог знать, что у профессора Квиррелла в голове? А думал он про него хорошо, раз, как ты говоришь, радовался его приходу на должность. Только все дети когда-нибудь становятся взрослыми, а взрослые ходят по запрещенным местам не из одного только любопытства.

Хагрид поежился и залпом допил все, что оставалось у него в стакане.

— Знаешь, Гарри, похож ты все-таки на свою мамку, чтобы там Дамблдор ни говорил, — шумно выдохнув, проговорил он. — Та, бывало, так же в самую душу заглядывала. Эх, а ведь где-то у меня было… Погодь…

Он, пошатываясь, дошел до сундука, отогнал пса и, подняв тяжелую крышку, начал копаться в содержимом. На свет божий появились окованный бронзой рог, довольно приличная связка каких-то пестрых перьев, несколько мелких шкурок, что-то клетчатое — не то плед, не то рубаха из плотной шотландки, а вслед за ними упакованный в коричневую оберточную бумагу и аккуратно перевязанный бечевкой крохотный сверток… очень знакомый мне сверток. Завидев его, я от неожиданности едва не пролила чай мимо кружки. Ого! Значит, вот где нашел себе пристанище философский камень, который Квиррелл так упорно пытался отыскать в запретном коридоре. При условии, если я не обозналась, все это становилось еще интереснее, чем прежде. Держать такую дорогостоящую вещь в практически неохраняемой — один пес, даже такой большой, как Клык, не в счет — избушке, хозяин которой большую часть дня, а то и ночи отсутствует дома? Это какое-то свежее веяние из разряда советов про то, что вещь, которую хочешь спрятать, нужно класть на самое видное место? Взглянуть на загадочный камень хоть одним глазком захотелось до жути. Впрочем, судя по тому, что лесничий продолжал рыться в сундуке, показывать он мне собирался все-таки не его.

— Хагрид, — осторожно поинтересовалась я, глядя в спину полувеликана, — а что про меня вообще говорит директор Дамблдор?

— Чего? — нетвердо переспросил тот, глянув на меня вполоборота.

— Ну, ты сказал, что, по-твоему, я больше похож на маму, а директор Дамблдор думает иначе. Вот мне и стало интересно, что именно он думает.

— А, ты про это… — Хагрид кинул на пол здоровенный затертый и уже изрядно помятый конверт и начал укладывать весь прочий скарб обратно в сундук. — Ну да, иначе. Поначалу-то, когда вы только в школу приехали, он только и говорил, как ты на своего папку похож, один в один, а теперь оговариваться стал, что, мол, не все так, и что характер ты, видать, унаследовал от обоих. И, вроде, от приключений не бегаешь, точь-в-точь как Джеймс, и последствия пред… прод… тьфу ты, просчитываешь, как Лили. Вот.

— Ага… — глубокомысленно сказала я, раздумывая, чем именно заслужила такую лестную характеристику от господина директора. Неужели только ночной прогулкой к Выручай-комнате и происшествием с троллем?

Хагрид тем временем вытряхнул из конверта пачку колдографий и, перебрав их, протянул одну мне.

— Вот, гляди, тут и твои папка с мамкой тоже есть. Дурсли-то, небось, неохотно про них вспоминали, да? Эх, помню, как Лили все про это переживала, хоть и вида не показывала.

— Дядя с тетей предпочитали вообще про моих родителей не вспоминать, — отозвалась я, рассматривая запечатленную на колдографии толпу народа, которая, как мне что-то подсказывало, была тем самым первым составом Ордена Феникса, из которого сейчас мало кто уцелел, остался на свободе и сохранил рассудок. — Кроме тех случаев, когда хотели меня за что-то упрекнуть. Так что фотографий их они мне не показывали. Хагрид, а кто из этих людей мои папа и мама?

— Э… — озадаченно крякнул полувеликан. — Так вот же они. Лили и Джеймс Поттер, да, они самые.

Он ткнул пальцем в середину колдографии. Чисто теоретически, на этой паре я бы, наверное, остановилась и сама, действуя методом логического исключения. Лили Поттер — единственная рыжеволосая на данном снимке — была миловидной, очень серьезной и очень молодой. По-хозяйски обнимавший ее за плечи Джеймс Поттер с вызовом смотрел в объектив — по всей видимости, мародерский запал никуда не делся и по окончании учебы в Хогвартсе. Хагрид, собственная фигура которого возвышалась на колдографии на заднем плане, называл и другие имена. Мне показали Сириуса Блэка, забыв, правда, упомянуть, что он является моим крестным, чету Лонгботтомов, Римуса Люпина, уже тогда одетого весьма скромно, Аластора Грюма, еще не успевшего потерять глаз… И чем дольше длился разговор, тем более невнятным становился голос лесничего. Хотя он больше не прикладывался к бутылке, все, что он уже успел выпить, в итоге одержало над ним верх. Голова Хагрида клонилась все ниже, и наконец, он захрапел, уткнувшись лбом в столешницу и успев перед этим пробормотать что-то насчет того, что мне надо возвращаться в замок, иначе ему, Хагриду, опять прилетит. Я, собственно, и не собиралась задерживаться надолго — только допить чай, который, без добавки в него несанкционированных примесей, оказался довольно вкусным. Я сделала еще глоток, задумчиво рассматривая колдографию. Созерцание Ордена Феникса таким, каким он был в конце семидесятых годов, вызывало не столько гордость, сколько сожаление. Слишком уж много присутствовало в кадре молодых лиц. Поттеры, Блэк, Лонгботтомы, Люпин, те другие, кого Хагрид назвать не успел, — все оказались в гуще боевых событий сразу по окончании школы. Ни о каком получении специализированного образования даже речи не шло. В моей собственной стране за последнее столетие молодежь предпочитала оружие в руках образованию как минимум в трех случаях — во время гражданской войны, во время Великой отечественной войны и в бандитских разборках девяностых годов. Происходившее в магической Британии десять лет назад на Великую отечественную точно не тянуло. А вот какой из двух оставшихся вариантов был более правдоподобен, чтобы для него понадобилось бросать в бой вчерашних школьников, а не специально обученных магов?

Я вздохнула, откладывая колдографию. Клык, опять разлегшийся возле сундука, заскулил и шумно зевнул. Приканчивая чай, я задумчиво посмотрела в сторону пса, поблескивавшего на меня зеленоватыми огоньками глаз. Мысли сами собой вернулись к недавно виденному свертку. Что же все-таки в нем было? Настоящий философский камень, или что-то еще? Внезапно решившись, я отодвинула кружку.

— Клык, а давай мы с тобой сейчас кое-что посмотрим? Хорошо? Я ничего не буду трогать, честное слово. Только взгляну и сразу обратно положу.

Пес ощутимо напрягся, когда я подошла к сундуку, и попытался было заворчать. Татуировки едва заметно потеплели… и ворчание сменилось активным вилянием хвостом. Дьявольщина! Поддернув рукав, я с подозрением глянула на узоры на коже. Кажется, в ближайшее время придется еще раз выбираться в родовую избушку и пытаться отыскать в книгах объяснение свежепроявившимся способностям. Не сказать, что они меня не радовали, но объяснения и советы по контролю и управлению лишними все равно не окажутся.

Когда я с трудом поднимала тяжеленную крышку сундука, Клык уже никаких претензий высказать не пытался, а наоборот первым сунул морду внутрь. Сверток лежал поверх остальных вещей. Я осторожно взяла его в руки, ожидая хоть какой-нибудь реакции со стороны татуировок, ведь согласно всем описаниям я должна была сейчас держать в руках частицу магической субстанции, но те подозрительно молчали. Я потянула за бечевку и развернула оберточную бумагу, стараясь не прикоснуться к содержимому свертка. Внутри оказался полупрозрачный камень светло-малинового цвета без каких-либо проблесков внутреннего свечения. На мой непрофессиональный взгляд больше всего это напоминало не магический сгусток, а необработанный рубин.

Мы с Клыком озадаченно посмотрели друг на друга, после чего пес заскулил и ткнулся носом в лежавший в моих ладонях камень. Я задержала дыхание, готовясь к любым неожиданностям, но ничего не произошло. Камень остался на месте. Клык тоже. Мои татуировки никаких всплесков магии по-прежнему не отмечали. Я осторожно постучала по булыжнику ногтем, но знаменитый философский камень продолжал оставаться безответным, как кусок минерала из геологического музея. Сдается мне, что это попахивало грандиозной подставой.

Я аккуратно привела сверток в прежнее состояние и положила его в ту же самую ямку среди вещей, из которой я его брала.

— Охраняй дальше, — приказала я Клыку, опуская крышку сундука. — Это очень важная вещь.

Уходя, я прикрутила стоявшую на столе керосиновую лампу, чтобы, не приведи Мерлин, не начался пожар, а затворив за собой входную дверь и отойдя от избушки, чтобы не провоцировать Пушка, который подозрительно урчал, при этом, правда, держась от меня на уважительном расстоянии, остановилась, вдыхая холодный вечерний воздух и задумчиво разглядывая залитый огнями замок. К сожалению, о том, как должен выглядеть настоящий философский камень, спросить мне было не у кого, но даже без дополнительных расспросов я имела почти стопроцентную уверенность, что если Дамблдор и договаривался о чем-то с Фламелем, то только об устройстве мистификации. Знаменитый алхимик явно не собирался умирать, хотя, возможно, имел планы начать жизнь под другим именем в каком-нибудь укромном местечке, а уважаемый господин директор не упустил возможность расставить ловушку для начинающего активизироваться противника. Ловушку, которая сработала, как надо, хоть и немного раньше назначенного времени.