Жанна (джен)

Корабль вонял рыбой. Грейгу он казался грязным, маленьким и тесным. До сих пор он путешествовал по морю только вместе с Жанной, и никак не думал, что обычные суда так сильно отличаются от королевских кораблей. Воздух под палубой казался таким спертым, что Лорел предпочла остаться наверху вместе с детьми — и это несмотря на то, что море было неспокойным, и на палубу при каждом порыве ветра летела туча ледяных, соленых брызг. Грейг закутал двух старших племянников своим плащом, и они мирно спали на свёрнутой парусине, припасенной моряками на тот случай, если нужно будет быстро заменить какой-нибудь из парусов. Лорел, бледная и осунувшаяся после всех недавних приключений, прислонилась спиной к мачте и кормила недавно родившуюся дочку грудью, совершенно не стесняясь других пассажиров и матросов. Грейг напомнил самому себе, что, если при дворе подобную картину посчитали бы ужасно неприличной, то среди простых людей подобных предрассудков не существовало.

Заметив, что он смотрит на нее, Лорел подняла на него измученный взгляд и криво усмехнулась. Удивительно, но она сразу поняла, о чем он думает.

— У двойняшек была кормилица. Но я решила, что во второй раз справлюсь сама. Наверное, это и хорошо... Представь себе, что было бы, если бы у меня сейчас не было молока!

— Да уж... — пробормотал Грейг. Тащить с собой кормилицу они бы точно не смогли.

— Когда война закончилась, я думала, что все опасности уже остались позади, — вздохнула Лорел. — Когда мы с Беном переехали в наш новый дом, то мне казалось, что нет ничего важнее, чем отремонтировать, обставить и обжить его. Ведь мы будем в нем жить, пока не постареем. Он казался продолжением меня самой.

Грейг отвел взгляд.

— И всё-таки ты не на минуту не задумалась, прежде чем всем этим пожертвовать. Ради меня...

Лорел сумрачно усмехнулась.

— Да брось, Грейг... Ты тут ни при чем. Всегда найдется толпа говнюков, которые, ни капли не задумываясь, вломятся к тебе и уничтожат все, что тебе дорого. Будут они солдатами Франциска, людьми твоего Ксаратаса или какими-нибудь иноземными захватчиками — дело десятое. Такова жизнь.

"Вряд ли твой муж считает так же. Он, скорее всего, думает, что это _я_ вломился к вам домой — и своим появлением разрушил вашу жизнь" — подумал Грейг. Но говорить об этом вслух не стал. Что бы там Бен ни думал про себя, но внешне он держался стойко и ни словом не попрекнул деверя в случившемся.

Во всяком случае, пока...

Что же до Лорел, то она восприняла свалившийся на нее сокрушительный удар судьбы с поразившей Грейга твердостью. Впрочем, с недавних пор ему казалось, что раньше он вообще не знал свою сестру. Грейг помнил, как решительно она дала ему отпор в тот раз, когда он явился домой и попытался убедить ее поехать в Ньевр. Но упрямство девушки, считающей свою влюбленность центром мироздания — это одно, а та решимость, которую она проявила в последние дни — совсем другое.

Когда он ворвался в дом сестры и ее мужа с новостями об убийстве Саймона и Хелен, сам он уже мало что соображал. Усталость и нервное напряжение довели его до такого состояния, что все вокруг виделось Грейгу, как в тумане. Если тело ещё способно было сопротивляться утомлению, то разум Риу находился в куда более плачевном состоянии. Перед глазами у него по-прежнему стояли мертвые тела мамы и Саймона, и Грейг едва ли понимал, что делает и говорит. Должно быть, подобное ощущение отчаяния и растерянности должен испытывать олень, которого преследуют охотники. Он напрягает все силы, бросается то в одну сторону, то в другую — но повсюду обнаруживает только яростно бросающихся на него собак и егерей с охотничьими рожками.

Конь Грейга, утомленный путешествием из Ньевра в Фэрракс и тем, как безжалостно Грейг гнал его в сторону Беллербрида, на рассвете упал на обочине дороги и больше не встал. Грейг едва не расплакался от злости и отчаяния. Время утекало, как песок сквозь пальцы — а убийцы Саймона и мамы в эту самую минуту, может быть, направлялись к дому Лорел на хороших, свежих лошадях. Грейг не нашел в себе силы на то, чтобы снова молить Создателя о том, чтобы головорезы, посланные магом, не смогли его опередить — по правде говоря, в этот момент он не испытывал особой веры в Бога. Ему вообще не верилось, что есть какое-то добро в том мире, где убийцы и лжецы вроде Ксаратаса лучше всех остальных способны добиваться своего, а все попытки их остановить приводят лишь к новым несчастьям и ещё бОльшему злу.

Грейг сбросил плащ на землю, чтобы он не путался в ногах, и быстрым шагом двинулся вперёд. Сил, чтобы побежать, у него уже не было.

И все-таки Создатель, очевидно, сжалился над ним. Грейг шел пешком пару часов, а когда взошло солнце, и он оказался на краю какого-то местного городка, как две капли воды похожего на Хилнс, увидел у дверей располагавшейся в предместье кузницы гнедого бескарского коня. Его, должно быть, только что перековали, и теперь конь дожидался, пока его всадник освежится кружкой пива в городской таверне и придет за ним.

Грейг сразу оценил гнедого по достоинству. Узкая маленькая голова, поджарое, но удивительно крепкое тело, острые уши и приподнятый, как боевое знамя, хвост — все в бескарце казалось напряженным, как натянутая тетива. Такой красавец должен был принадлежать какому-нибудь рыцарю или же процветающему и тщеславному купцу. Только очень богатые люди могли позволить себе покупать бескарских лошадей, и только по-настоящему амбициозный человек стал бы мириться с их дурным характером ради того впечатления, которое производило обладание таким конем. Сам Грейг никогда не стремился покупать бескарцев. Они хороши для скачек по пустыне, но для боевого коня способность мчаться, как ветер — далеко не главное. Грейг, как и Ульрик, предпочитал более выносливых к дождям и холоду, а также более покладистых и предсказуемых алезийских лошадей.

Однако в тот момент небо вряд ли могло бы послать ему что-нибудь лучше. Он решительно направился к коню — и, не пытаясь отвязать его от коновязи, разрезал ножом уздечку и вскочил в седло. Какой-то парень, бывший, судя по одежде и по очевидной молодости, слугой или же оруженосцем владельца коня, с негодующим воплем выбежал из кузницы и бросился к нему, не думая даже о том, что конокрад вооружен. Не желая пускать в ход меч, Грейг с высоты конской спины съездил пытавшемуся ухватиться за поводья парню сапогом по челюсти, так что тот подавился своим возмущенным воплем и отлетел в сторону.

— Прости, приятель, — пробормотал Грейг. — Иначе никак…

Конь, к счастью, явно заскучал на привязи, и охотно рванул вперед. Еще одна невероятная удача, потому что заставлять бескарцев делать то, что им не по душе, всегда было делом и хлопотным, и далеко не безопасным, и Грейг был готов к тому, что конь начнет бросаться из стороны в сторону, кусаться и пытаться ударить его о коновязь. Впрочем, в этот момент Грейг тоже был готов проявить жестокость, которой он никогда не проявлял ни к одной лошади, и навязать бескарцу свою волю силой. Алессандро Молла научил его объезжать лошадей, поскольку, как и всякий тальмириец, полагал подобный навык непременной частью воспитания мужчины. И то, что Грейгу это дело никогда не нравилось, не помешало ему перенять у своего наставника много полезных хитростей.

Которые, по счастью, не понадобились в этот раз, поскольку конь, казалось, не меньше самого Риу мечтал убраться как можно дальше от постылой кузницы.

Крик, поднятый помощниками кузнеца, не слишком помог делу — кто в здравом уме попробует встать на пути у всадника с мечом? Вслед Грейгу, правда, бросили пару камней, но они не достигли своей цели.

В третьем часу пополудни он подъехал к Биллербриду. Коня пришлось отпустить ещё в предместьях города — не мог же он явиться к дому Бена с Лорел на краденой лошади. Для укрывателей и сообщников конокрадов закон предусматривал такую же суровую расправу, как и для самих воров.

В итоге, когда Грейг дошел до дома Лорел, ноги уже подгибались от усталости.

Бен с Лорел несказанно удивились, обнаружив на пороге Риу — для них, не имевших ни малейшего понятия о кардинальных изменениях в его судьбе, увидеть лорда Фэрракса вдали от Ньевра, да ещё в таком растерзанном и жалком виде, было полной неожиданностью. Бен, никогда раньше не встречавшийся со своим знатным деверем, растерянно таращился на Грейга и явно не знал, как с ним держаться и что говорить. Грейг к этому моменту уже мало что соображал, но все-таки додумался, что рассказывать правду о Ксаратасе в присутствии чужих людей никак нельзя, и первым делом попросил Бена и Лорел отослать служанку, помогавшую Лорел по дому. И только потом выложил все, как есть.

Лорел, услышавшая о судьбе родителей, страшно побледнела — но, казалось, ни на минуту не усомнилась в его словах. А вот ее супруг смотрел на Грейга так, как будто бы подозревал, что его деверь не в своем уме — и, говоря по правде, его трудно было в этом упрекнуть, поскольку одного только упоминания о маге уже было бы вполне достаточно, чтобы начать подозревать в бессвязных речах Риу бредни совершенно помешавшегося человека. Когда же Грейг заявил, что их вместе с детьми, скорее всего, тоже попытаются убить, и что поэтому нужно _немедленно_ покинуть этот дом и выехать из Биллербрида, подозрения Бена в его сумасшествии, казалось, укрепились окончательно.

— Мне очень жаль, что с Саймоном и Хелен случилось это ужасное несчастье. Я желаю их убийцам, кем бы они ни были, скорее оказаться в преисподней, где подобным выродкам самое место, — сказал он. — Но одно дело — зарезать людей на ферме, вдалеке от посторонних глаз, и совсем другое — убивать кого-нибудь посреди города. Здесь мы в гораздо бОльшей безопасности, чем где-нибудь еще! Если даже предположить, что этот ваш Ксаратас в самом деле хочет нас убить, здесь мы хотя бы можем рассчитывать на помощь своих соседей и знакомых. Здесь на нашей стороне — и стража, и городской магистрат. Если мы с Лорел пустимся в бега, то сами оторвем себя от всех людей, которые способны нам помочь. И куда вообще бежать с тремя детьми?..

— Неделю назад я был лордом Фэрракса, — процедил Грейг, предельно раздраженный этими по-своему разумными, но совершенно не вязавшимися с делом рассуждениями. — Месяц назад — членом Королевского совета. И все это не спасло ни меня самого, ни моих близких… Ты просто не знаешь, кто такой Ксаратас и на что он способен. А когда узнаешь — будет уже слишком поздно. Слушай, Бен… Я понимаю, я для тебя — совершенно незнакомый человек. И я знаю, что ты сейчас думаешь, что я рехнулся. Но, клянусь Спасителем, если хочешь спасти свою семью, то вам нужно немедленно бежать.

Про себя Грейг благословил судьбу, что новости, которые он почерпнул из последнего письма от Сайма, устарели. Он считал, что Лорел все еще беремена, однако она уже родила и встретила его с двухмесячной дочерью на руках. Это было как нельзя кстати. Путешествовать с двухмесячным младенцем, безусловно, нелегко, особенно когда за подол его матери цепляется пара двухлетних малышей. Но увезти куда-то женщину, которая должна вот-вот родить, было бы уже совершенно невозможно…

Бен явно ожидал, что жена примет его сторону и попытается образумить Грейга, но Лорел — к растерянности и досаде собственного мужа — поддержала Риу.

— Мы должны уехать. Хотя бы на время. Если Грейг не ошибается, то мы не можем рисковать жизнью детей.

— Лорел, я просто _не могу_ уехать раньше завтрашнего вечера, — нетерпеливо сказал Бен. — Я завтра покупаю шерсть для Биллербридского монастыря. Если я подведу аббата, то он больше никогда не станет иметь дела ни со мной, ни с кем-то из моей семьи. И мне нужно предупредить других торговцев о своем отъезде, перепоручить кому-нибудь текущие дела, рассчитать Питера и Неда… Если ты боишься — поезжай вперед с детьми и своим братом. Я присоединюсь к вам позже.

— И приведешь убийц прямо к жене и детям! — рявкнул Грейг.

Деверь набычился.

— Ну вот что, мессир Риу — я сочувствую вашей утрате… и всем прочим вашим неприятностям. Я понимаю, что после подобных потрясений вам может быть тяжело держать себя в руках. Но, если вы еще раз повысите на меня голос у меня же дома — то я просто выставлю вас вон, брат вы моей жене или не брат!

Неизвестно, чем закончилась бы назревающая ссора, если бы в этот момент их с Беном не отвлек от спора громкий стук — кто-то снаружи со всей силы колотил входную дверь.

— Откройте! Именем Ее величества!.. — глухо и угрожающе донеслось с противоположной стороны двери.

Бен замер с приоткрытым ртом. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы прийти в себя.

— В чем дело? Что вам нужно? — крикнул он — но его голос звучал не особенно уверенно.

— Вы укрываете у себя беглого преступника, — грозно ответили из-за двери.

Манеры говорящего ничем не отличались от обычного поведения городской стражи, и на одно краткое мгновение Риу почти поверил, что его разыскивают из-за кражи бескарского жеребца. Может быть, кто-нибудь видел, как он бросил коня в полях возле Биллербрида, и, желая заполучить награду за поимку конокрада, проследил за тем, куда он направился после этого... Но эти подозрения быстро развеялись.

— Грейг Риу отправлен Ее величеством в Бриссье и бежал по дороге в крепость. Нам точно известно, что он укрывается у вас! Попытка помочь Риу скрыться будет приравнена к государственной измене.

Грейг, которого мысль об аресте за кражу едва не лишила воли — поскольку в этом деле он, как ни крути, был безусловно виноват — при этом заявлении почувствовал прилив спасительной злости.

— Не знаю, кто вы такие и кто вас послал, но точно не Ее величество! — выкрикнул он. — Все, что вы говорите — ложь. Вы — просто кучка наемников и убийц, которые ссылаются на королеву.

Повернувшись к Бену с Лорел, он шепнул:

— Посмотрю, сколько их…

Лорел кивнула. Бен на слова Грейга не отреагировал — казалось, такой поворот событий погрузил его в оцепенение.

Взбежав по узенькой лестнице наверх, Грейг выглянул во все три имевшиеся на втором этаже окна. Он ожидал, что убийц будет много — но действительность превзошла все его ожидания. При взгляде на столпившихся вдоль стен людей волосы зашевелились у него на голове.

— Ну что?.. — тревожно спросил Бен, когда Грейг сбежал вниз.

Риу развел руками.

— Врать не буду — дело плохо. Они окружили дом.

— И сколько их всего?

— Человек двадцать.

— Сколько?! — в голосе Бена прорезалась истерика.

Грейг закусил губу.

У Ксаратаса, несомненно, было специфическое чувство юмора. Грейг начал понимать, что он успел сюда раньше его людей не благодаря собственной удаче. Ксаратас предвидел, что, найдя тела своих родителей, Грейг первым делом бросится спасать сестру с ее детьми. И его это полностью устраивало. Ксаратасу, должно быть, недостаточно было просто убить его родных — ему хотелось, чтобы, умирая, они видели в Грейге причину своей смерти. Словом, он хотел, чтобы последним, что Риу увидит в своей жизни, было обвинение, которое сейчас явственно читалось в глазах у Бена — Это все из-за тебя!

И это ещё пустяки. Сейчас Бен думает, что худшего всё ещё можно избежать. Что тем, кто собрался снаружи, нужен только Грейг — и, получив его, они оставят их в покое.

Но Грейг был уверен, что, даже если он сдастся, то они не пощадят его родных. Люди Ксаратаса убьют не только сестру с мужем, но даже двойняшек и новорожденного младенца. И последней мыслью Бена с Лорел будет проклятие Грейгу Риу.

Если бы ты не вломился в наш дом, то мы и наши дети остались бы живы. Ты болтал, что хочешь нас спасти, а сам принес нам смерть!

— Я выйду к ним, — сказал Грейг частью Бену, частью самому себе. Лучше погибнуть в драке, чем принять свою судьбу пассивно, как бык на скотобойне. И к тому же, ещё неизвестно, не велел ли Ксаратас своим приспешникам убить только его родных, а его самого взять в плен и привезти к нему живым. Мстительность мага воистину не имела никаких границ. И Грейг бы предпочел расстаться с жизнью _до_ того, как выяснит, какие планы в отношении него способен был вынашивать подобный человек.

Лорел набычилась, внезапно сделавшись до странности похожей на Сайма, когда он намеревался с кем-нибудь подраться.

— Никто никуда не выйдет, — отрезала она таким тоном, как будто Бен с Грейгом в ее глазах были не умнее цеплявшихся за ее подол детей. — Если эти подонки хотят попасть внутрь — пусть выламывают дверь!

Грейг почти против воли покосился на дверь дома. Она в самом деле была крепкой — из толстого дерева, с прочными железными скобами. Если даже у нападающих найдётся, что использовать в виде тарана, то на тесной улочке сильно не размахнешься. И к тому же, защищать дверной проем от толпы нападающих способен даже один человек... Надо признать, что Лорел рассуждала здраво — хоть и неожиданно решительно. Казалось, она каким-то шестым чувством поняла, что с теми, кто снаружи, торговаться или уступать бессмысленно. С ними можно только сражаться — яростно и насмерть. Откуда это в его младшей сестрёнке, никогда прежде не сталкивавшейся с угрозой смерти, Грейг не знал. Может быть, это было что-то древнее, как у волчицы, защищающей логово с волчатами.

Людям снаружи явно надоело ждать.

— Грейг Риу должен сдаться, или мы подожжем дом! — пригрозил тот же голос.

— Поджигайте! — рявкнула Лорел. На ее щеках горел румянец, синие глаза гневно сверкали. Грейг подумал, что Саймон бы ей гордился.

А вот Бена ее решимость напугала.

— Нельзя же так... Они нас всех убьют... — пробормотал деверь испуганно.

Лорел только мотнула головой.

— Ты что, совсем не слушал Грейга? Они в любом случае попытаются нас убить. Они убили маму с папой. Думаешь, что нас с детьми они не тронут?

Бен сглотнул — но ничего не возразил.

— Почему они не ломают дверь?.. — спросил он шепотом пару минут спустя. Грейг тяжело вздохнул.

— Я думаю, они увидели, что она крепкая и просто так ее не выбьешь, и не хотят привлекать лишнее внимание. Люди Ксаратаса могут ссылаться на Ее величество, и у них, вероятно, даже есть какие-то бумаги… Но этого недостаточно, чтобы затеять настоящий штурм посреди бела дня. Думаю, они сейчас совещаются, что делать.

— Тебе стоит подняться на второй этаж и собрать деньги и все мои драгоценности, — сказала Лорел мужу. — Мы с Грейгом пока подумаем о том, как нам отсюда выбраться…

Бен, как и Грейг, скорее всего, сильно сомневался в том, что из подобной западни в принципе можно выбраться, однако он без всяких возражений пошел за деньгами. Лорел повернулась к Грейгу.

— Снаружи скоро стемнеет. Сейчас они заметят, если кто-нибудь вылезет через чердачное окно, но уже через час станет слишком темно, чтобы снизу увидели, что на крыше кто-то есть. Соседский дом стоит почти вплотную, так что, в принципе, если нам очень повезет, то мы можем уйти от них по крышам.

Грейг попытался вспомнить, где стоял соседский дом, но по пути сюда ему было не до того, чтобы разглядывать чужие крыши.

— Боюсь, они подожгут дом еще до темноты, — заметил он. Лорел прищурилась.

— Я думаю, мы сделаем это за них, — ответила она. И дернула плечом, заметив его изумленный взгляд. — Боюсь, для нас это единственное средство выбраться отсюда. На пожар сбегутся все соседи, начнется страшная суматоха, и тогда нам проще будет улизнуть. Тот, кто командует подонками снаружи, будет думать, что дом поджёг кто-то из его людей… И если ему поручили убить нас, не привлекая лишнего внимания, то его прежде всего будет волновать, как он объяснит это своему хозяину. И, полагаю, остальные тоже растеряются...

— Но что на это скажет Бен?

— Бена я возьму на себя, — заверила сестра.

Про себя Грейг подумал, что Лорел взяла на себя все — она командовала здесь, как полководец в осажденной крепости, а Грейгу оставалось только изумляться ее хладнокровию.

Дальнейшие события остались в его сознании в виде ярких, но обрывочных воспоминаний. Они выбрались на крышу, когда стремительно сгущавшаяся темнота и клубы дыма должны были скрыть их от стоявших на земле людей. Первой через чердачное окно пролезла Лорел, крепко привязавшая к себе младенца шалью, затем Бен, которому поручили заботиться о деньгах и узле с наспех собранной одеждой, и в конце концов сам Грейг, держащий на руках испуганных двойняшек.

Улочки в ремесленных кварталах Беллербрида были узкими, но всё-таки между краем крыши и соседним домом оставалось не меньше человеческого роста. Иззелена бледный Бен, который выглядел так, как будто бы его прямо сейчас стошнит, перекинул через этот зияющий провал длинную доску, приготовленную для ремонта крыши. Этот хлипкий мостик без креплений и перил выглядел бы пугающе даже в спокойный летний день, а не только сейчас, в хаосе, дыму и отблесках огня. Но выбора у них не оставалось. Грейг наступил на край доски, чтобы закрепить ее хотя бы своим весом, и пропустил Лорел с ребёнком вперёд. У него не достало храбрости на то, чтобы смотреть, как сестра идет по доске — он сразу же закрыл глаза, отчаянно молясь, чтобы она не потеряла равновесие. Когда он открыл глаза снова, Лорел уже достигла безопасной крыши, и он кивнул Бену :

— Теперь ты.

Тот, кажется, впервые за эту жуткую ночь опомнился и судорожно мотнул головой.

— Сначала ты с детьми. Я буду держать доску...

«Помоги мне, Спаситель!» — мысленно воззвал Грейг, ступив на шаткую и прогибавшуюся под его ногами доску. К счастью, Бен покупал доски на стропила, призванные поддерживать крышу, так что доска оказалась достаточно прочной, чтобы не сломаться даже под весом такого рослого мужчины, как Грейг. Несколько секунд спустя, не успев даже толком испугаться, он уже стоял на противоположной стороне рядом с Лорел и держал доску для Бена.

Удивительно, но, несмотря на совершенно лунатический, безумный взгляд, его дверь тоже преодолел разделявшее два дома расстояние без всяких осложнений. Спотыкаясь на скользившей под ногами черепице, они прокрались по скату чужой крыши и все вместе беспрепятственно спустились по примыкавшей к верхнему этажу дома лесенке на двор — а потом выскользнули на глухую улочку, откуда дом Лорел и Бена было едва видно. Небо уже озаряло зарево пожара, и издали слышались испуганные крики.

Безумный план Лорел удался…

— Думаешь, у нас хватит денег, чтобы добраться до Островов?.. — спросила Лорел, осторожно отстранив наевшегося и уснувшего младенца от себя и прикрывая грудь. — Еще недавно я сказала бы, что мы богаты. Но, если все капитаны кораблей такие же бесстыжие сквалыги, как хозяин этого корыта — то у нас не хватит денег даже на еду себе и детям. А в Аратту мы прибудем совершенно нищими.

Грейг тяжело вздохнул.

— Я знаю, — виновато сказал он. — Но у нас нет выбора. Я лично предпочел бы герцога Сезара и Тельмар — но с нашей стороны это было бы так же безрассудно, как и остаться в Алезии. Никто, кроме храмовников, не сможет защитить вас от Ксаратаса.

«И никто, кроме них, не поможет мне с ним расправиться» — добавил он про себя.

— И ты уверен, что магистр Ордена захочет тебя выслушать? — спросила Лорел с интересом. Для нее магистр храмовых рыцарей был не менее высокопоставленной особой, чем Ее величество. И, хотя она знала, что Грейгу полжизни приходилось иметь дело с самыми богатыми и знатными людьми, ей все равно казалась странной мысль, что ее брат намерен запросто _поговорить_ о своем деле с кем-то вроде Гильермо Иннари.

Грейг вспомнил день, когда он в первый и последний раз видел мать Ульрика, старую леди Фэрракс. Для принявшей сторону Франциска леди Фэрракс, вероятно, было тяжким испытанием сдать замок раздражавшему ее бастарду собственного сына. И тот факт, что именно Риу добился у Ее величества прощения за ее помощь узурпатору и с самого начала известил ее о том, что он не претендует на фамильный замок, вряд ли сделал эту встречу приятнее. Уж скорее, гордая знатная дама вроде леди Алисии должна была почувствовать себя униженной тем, что кто-то вроде Грейга оказывал ей благодеяния.

Грейгу, привыкшему к южной архитектуре, замок показался исключительно угрюмым. Подавляюще огромный, сложенный из мрачного серого камня, он выглядел неприступной крепостью, но совершенно не казался местом, где удобно жить. Даже размеры башен заставляли думать, что в большинстве помещений замка большую часть года должен царить страшный холод.

При виде Грейга хозяйка старого замка сделала удивленное движение.

— Грейг Риу… — с горечью сказала леди Фэрракс. — Одно имя, одно лицо…

— Простите?

— Тебе, вероятно, уже говорили, что ты очень похож на своего деда. Так — или почти что так — он выглядел в те дни, когда мы поженились. Мне казалось, что я успела забыть его лицо. Ведь это было так давно!

— Мне жаль, если мой вид вызывает у вас печальные воспоминания, — вежливо сказал Грейг.

Леди Алисия только нетерпеливо дернула плечом.

Эта женщина была матерью Ульрика и его бабушкой. Если Грейг в ее глазах не представлял особой ценности и вообще не вправе был считаться ее родичем, то Ульрик-то, во всяком случае, был ее родным сыном. Он вырос на её глазах, она заботилась о нем, когда он был ребенком — но ее, казалось, совершенно не смущало то, что Франциск, которого она поддерживала несколько последних лет, хотел его казнить. Сразу же после бегства Ульрика в Тельмар его мать присягнула узурпатору, позволила разместить в своем замке королевский гарнизон и всячески поддерживала тех людей, которые при первой же возможности прикончили бы ее сына. Леди Фэрракс это обстоятельство, казалось, ничуть не волновало.

В юности Грейг изумлялся и негодовал, а еще — втайне жалел Ульрика. Тот никогда не говорил о том, какие чувства вызвал у него поступок его матери, но ведь не мог же он нисколько не страдать из-за подобного предательства. Грейг, например, не представлял себе, чтобы мама спокойно вычеркнула бы его из собственного сердца, предоставив его собственной судьбе.

И в день этой их встречи он — подозревая, что эта беседа, вероятнее всего, будет единственной — не удержался и спросил леди Алисию — неужели она совсем не думала об Ульрике, когда выбрала сторону Франциска?..

Тонкие, сухие губы женщины язвительно скривились.

— Не больше, чем он думал обо мне, когда решил поставить все на карту ради дочери Людовика. Король был его другом, и ради верности ему он готов был пожертвовать своим благополучием и даже жизнью. И в этот момент он меньше всего думал обо мне. Не только о моих желаниях, но даже просто о моем спокойствии и безопасности. Ульрик давно уже жил своей жизнью, не заботясь, чего хочет его мать. Скажем, он знал, что я хотела бы, чтобы мой сын женился и подарил Фэрраксу законного наследника, а мне — такого внука, которым я бы могла гордиться. Но вместо этого он предпочел растить бастарда от крестьянки. С тех пор, как Ульрик повзрослел, он проводил большую часть жизни в Ньевре или на войне. Между его приездами домой иногда проходило больше года. Но даже в те дни, когда он бывал здесь, мой сын большую часть времени разъезжал по округе и охотился с компанией своих приятелей. И после этого ты удивляешься, что я думала о себе, а не об Ульрике?..

Передав ему перстень лордов Фэрракса, леди Алисия внезапно объвила :

— У меня для тебя еще кое-что есть.

Грейг изумился. Он не заговаривал о тех фамильных драгоценностях, которые оставил ему Ульрик, полагая, что леди Алисия предпочтет удержать их при себе. И вот теперь она по доброй воле вызывается что-то отдать ему!

Однако его удивление рассеялось, когда она вручила ему инкрустированную шкатулку, на крышке которой виднелось знакомое изображение — мужчины, смотревшие друг на друга и державшиеся за одну и ту же чашу.

— В этой шкатулке были островные благовония, которые Гильермо Иннари преподнес на свадьбу мне и моему супругу, — сказала она с ноткой яда.

Грейг уже не был тем наивным мальчиком, который рассматривал древний барельеф на пути в Ньевр. И теперь он знал, кем были друг для друга Архелай и Лисистрат.

Леди Алисия, должно быть, тоже это знала.

— …Мой муж научил меня одной простой истине, — леди Фэрракс прищурилась. — Мужчины живут своей жизнью, не считаясь с нами. И нам следует поступать так же.

Захочет ли Гильермо Иннари видеть внука Грегора Риу после многих лет забвения — и двадцати лет смертельной вражды?

— Я не уверен. Но очень надеюсь, — сказал Грейг.