Наваждение, или Зовите меня Джейн Доу (джен)

На Хогвартс медленно опускались ранние зимние сумерки, и пробивавшийся сквозь витражные окна директорского кабинета вечерний свет приобретал болезненный оттенок сепии. Дожидаясь, пока Дамблдор разберет лежавшую перед ним приличных размеров стопку бумаг, Снейп оценивающе рассматривал нахохлившегося и прикрывшего беловатой пленкой глаза феникса. Не похоже было, что птица находилась в конце очередного жизненного цикла, скорее уж на нее оказывало влияние либо состояние хозяина, либо общее упадочническое настроение, воцарившееся в школе.

С момента нелепой гибели Квиррелла прошло всего два дня, и Хогвартс до сих пор пребывал в состоянии настороженного ожидания. Гнетущая атмосфера оказывала воздействие и на учеников, ведущих себя тише, чем обычно, и на Хагрида, на физиономии которого открытым текстом читалось все, что он думает по поводу своего внезапного назначения и причин, его повлекших. Лошадиная доза антипохмельного снадобья, которую лесничий, пряча глаза, попросил у Снейпа в воскресенье вечером, лишь подтверждала тот факт, что настрой у нового преподавателя защиты от темных искусств был далеко не боевым. Впрочем, это дело касалось исключительно Хагрида, да еще, может быть, Дамблдора, который счел возможным пусть даже временно допустить к обучению детей необразованного полувеликана, единственным достоинством которого в части магической защиты была унаследованная им по материнской линии крови невосприимчивость к заклинаниям. Хотя, судя по задумчивому состоянию, в котором директор Хогвартса пребывал с того самого момента, когда спешно вернувшийся в замок Снейп встретил его в западной галерее, кандидатура Хагрида, как преподавателя хоть защиты от темных искусств, хоть прорицаний, беспокоила Дамблдора в последнюю очередь. Куда больше его обеспокоило сообщение о том, почему именно профессор так торопился вернуться в школу. Темная Метка, давшая о себе знать в первый раз за десять лет.

Снейп невесело усмехнулся, вспомнив, как изменился в лице Люциус, в малой гостиной которого как раз шел разговор о весьма любопытных событиях, случившихся в Лондоне в конце зимы — начале весны позапрошлого года, когда Метка внезапно полыхнула болью — чувство, которое они оба успели подзабыть за прошедшее время. И если для него самого это не было совсем уж неожиданностью, хотя первой пришедшей на ум стала мысль о том, что Доу, похоже, опять во что-то ввязался, то вот для Малфоя, о возросшей активности Лорда пока не осведомленного, оказалось подобно грому с ясного неба. Одно дело знать, что, по мнению Дамблдора, Лорд вроде как не покинул мир живых и вроде как может когда-нибудь вернуться, и совсем другое — быть поставленным перед фактом. Впрочем, то, что творилось с Меткой в этот раз, на триумфальное возвращение и общий вызов всех уцелевших сторонников не слишком-то смахивало. Куда больше оно походило на то, что Снейпу уже доводилось видеть и чувствовать в ночь гибели Лорда. Торопливо распрощавшись с Люциусом, который ничего до того воскресного дня о судьбе Тиндала не слышал, но теперь твердо намеревался услышать, задействовав все доступные средства, Снейп аппарировал к барьеру Хогвартса, искренне надеясь, что от замка все же сохранилось чуть больше, чем от дома Поттеров в Годриковой Впадине.

Замок, как ни странно, уцелел, равно как и его обитатели, из которых, как выяснилось чуть позднее, пострадал лишь один человек. Прибывшие почти одновременно со Снейпом авроры после первого осмотра места происшествия вынесли предварительный вердикт о несчастном случае. А что еще можно было предположить, имея в наличии комнату в подземельях, на входе в которую сохранились остатки взломанной защиты, а внутри наличествует артефактное зеркало, до темномагического не дотягивающее лишь самую малость и то исключительно из уважения к председателю Визенгамота, и бездыханное и практически безголовое теперь уже в буквальном смысле слова тело преподавателя защиты от темномагических искусств, чьи мозги равномерным слоем разбрызгало по ближайшей стене? Впрочем, за первым осмотром последовал второй, куда более расширенный и включающий соседние помещения, в том числе потайной ход, ведущий на третий этаж в тот самый злополучный коридор. А когда доблестные мракоборцы добрались с обыском до личных комнат Квиррелла, все стало совсем интересно. Обнаруженная в кабинете пустая клетка, размерами подходящая для содержания грызуна небольшого размера, о чем свидетельствовала также сохранившаяся в кормушке зерновая смесь, несла на себе отчетливый и свежий отпечаток анимагической ауры.

К сожалению, проследить путь безымянного анимага удалось только до ближайшей крысиной норы. Дамблдор на вполне закономерно возникшие вопросы с неизменным спокойствием, слегка разбавленным подобающим случаю сожалением, отвечал, что ему ничего не было известно о намерениях Квиррелла привезти в школу кого-либо, кто обладал бы столь выдающимися способностями, и предполагал, что, возможно, странный экспонат мог понадобиться для проведения занятий у групп шестого или седьмого года обучения. Почему прибывший в школу в качестве наглядного пособия маг не счел нужным представиться директору лично, у господина директора никаких догадок не имелось. Может, и в самом деле не имелось. Если Доу был прав в своих предположениях, и пропавшая крыса Уизли, действительно, являлась Питером Петтигрю в анимагической форме, то личность загадочного обитателя клетки, пожалуй, можно было бы идентифицировать с вероятностью процентов в девяносто. Примкнул он вновь к Лорду по доброй воле или был изловлен, являлось сейчас вопросом вторичным, однако в любом случае Квиррелл вряд ли поспешил бы докладывать кому-либо о своей находке.

Самого же Дамблдора крайне интересовало поведение Метки, как во время происшествия с Квирреллом, так и позднее. Об этом он спрашивал профессора в воскресенье в западной галерее, об этом он спрашивал вчера вечером, и сегодня, получив очередное приглашение на чай по окончании занятий, Снейп ждал новой порции вопросов о том, не изменилось ли за прошедшие сутки состояние гробовой змеи, однако с головой ушедший в бумаги Дамблдор попросил немного подождать, и это «немного» длилось уже минут пять.

Феникс встряхнулся, зашелестев жесткими перьями, и вновь затих, багровыми кляксами отражаясь в батарее разнокалиберных хрустальных шаров, выстроившихся на освобожденной от книг полке добротного шкафа. Странным увлечением, более приличествующим Сибилле Трелони, Дамблдор обзавелся года полтора назад. Пару-тройку подобных безделушек можно было отыскать в директорском кабинете и раньше, но теперь их количество превышало все мыслимые пределы и, видимо, служило цели лишний раз подтвердить чудаковатость хозяина кабинета. Вышеупомянутый хозяин, кстати, наконец отвлекся от просмотра документов, сокрушенно покачал головой и переключил внимание на Снейпа.

— Если вы позвали меня, чтобы еще раз спросить про змею, то за сутки ничего не поменялось. Она все еще пребывает в спячке, — сказал профессор, рассчитывая при определенном везении хотя бы частично сократить количество вопросов.

Дамблдор понимающе кивнул.

— Нет, Северус, сейчас я позвал тебя не из-за Метки. Я бы хотел с тобой посоветоваться. Насчет преподавания защиты от темных искусств. За два прошедших дня я посмотрел, как ведет занятия Рубеус, и боюсь, что лучшим решением будет не мучить дальше ни его, ни учеников. Увы, но нести свет знаний — определенно не стезя Рубеуса.

Судя по многозначительной паузе, от него ждали какого-то комментария, однако Снейп предпочел промолчать, изображая вежливое внимание. Для начала не мешало бы понять, куда директор вообще клонит. Вряд ли даже у Дамблдора могла возникнуть идея распределить часы преподавания защиты от темных искусств по тем школьным преподавателям, которые могли бы этот предмет потянуть. В теории такое совмещение, конечно, было возможно, но только при условии наличия в Хогвартсе партии хроноворотов и крайне недолгое время, поскольку у всего в этом мире есть свой предел, в том числе и у человеческой… или, в случае Флитвика, гоблинской… выносливости. Впрочем, как вскоре выяснилось, посетившая директора Хогвартса идея была еще более занимательной.

— Поэтому я пришел к выводу, — благодушно щурясь, продолжил он, — что преподавателя нам надо менять, причем, чем быстрее это произойдет, тем лучше окажется для всех заинтересованных сторон. Увы, в середине учебного года подобная рокировка вполне предсказуемо оказывается сопряжена с рядом трудностей, поскольку все более менее стоящие маги, знающие о предмете достаточно, чтобы учить ему других, и имеющие навыки такого обучения, увы, уже заняты. Из тех же, кто свободен и может вступить в должность хоть завтра, должным уровнем знаний обладает только Римус Люпин. Ты ведь помнишь Римуса, Северус?

Профессор выпрямился в кресле, сжимая подлокотники. Нет, пожалуй, он погорячился. Пожалуй, лучше было бы, если бы Дамблдор в первую очередь подумал о хроноворотах. До конца учебного года они с Флитвиком и Макгонагалл, наверное, сумели бы как-нибудь дотянуть программу, и неприятностями это могло бы грозить только им троим. А вот наличие оборотня в школе, полной детей, разом возводило грядущие неприятности в бесконечность с неопределенной степенью вероятности.

— Люпина я помню, — сквозь зубы проговорил Снейп. — Можете не сомневаться. А потому хотел бы знать, как вы себе представляете совмещение преподавания в Хогвартсе с… его пушистой проблемой?

Дамблдор оживился, беря из лежавшей перед ним стопки довольно пухлую пачку бумаг и протягивая ее профессору.

— Вот как раз об этом я и хотел с тобой посоветоваться, — доверительным тоном сообщил он. — Мне подсказали один способ, но ты же знаешь, Северус, что я мало что понимаю в зельях, а потому хотел бы, чтобы ты взглянул вот на этот рецепт и сказал, насколько он правдоподобен и возможно ли будет его воспроизвести в условиях нашей школьной лаборатории.

Внимательно просмотрев полученные записи, Снейп недоуменно поднял взгляд на терпеливо ждущего Дамблдора.

— Вы ведь шутите? — на всякий случай спросил он. — Описание выглядит правдоподобно, но, насколько я понимаю, это список с рецепта аконитового зелья авторства Белби, а оно до сих пор находится в процессе разработки. Если я правильно помню, согласно последним публикациям, Белби так и не удалось добиться стабильного результата. Отравлений, обычных для прошлых попыток, в тот раз заявлено не было, но у половины участников эксперимента обнаружилась полная резистенция к принимаемому зелью, а у второй половины положительный эффект сошел на нет за два-три полнолуния. В «Вестнике зельевара» до сих пор идет дискуссия о том, возможно ли вообще избежать привыкания и обеспечить эффект длительностью хотя бы в календарный год, не говоря уже о более протяженном времени. И вы собираетесь привезти в школу Люпина и поить его непроверенным варевом в расчете купировать бешенство оборотня? Альбус, вам мало одного несчастного случая за год? Вы ведь понимаете, что последствия от принятия Люпином того, что получится по этому рецепту, могут оказаться самыми непредсказуемыми?

— Я полагаю, что ты сгущаешь краски, Северус, — довольно жестко возразил директор. — Белби заверил меня, что этот вариант рецепта учитывает все его предыдущие оплошности. Он, конечно, еще не накопил достаточной экспериментальной базы для очередной публикации, но те практические проверки, которые были проведены, дали исключительно положительный результат. Я полагаю, что не случится ничего страшного, если мы воспользуемся этим снадобьем чуть раньше его официального признания. Первые порции зелья Римус для обеспечения безопасности учеников и персонала будет принимать в Визжащей хижине. Наложенные на нее заклинания, конечно, изначально рассчитывались на подростка, но полагаю, что после некоторой правки их хватит и для того, чтобы удержать взрослого оборотня. Если все пройдет успешно, хорошо. Если же нет, то привидения хижины вернутся спустя тринадцать лет… до тех пор, пока не подыщется другой кандидат. В любом случае удобнее будет кем-нибудь заместить Римуса один-два раза в месяц, чем остаться совсем без преподавателя. Следующее полнолуние наступает двадцать второго ноября. Согласно выкладкам Белби прием зелья следует начинать за неделю до наступления полнолуния, поэтому я думаю, что к приготовлению снадобья нужно приступать немедленно, чтобы, в случае необходимости, иметь время на исправление ошибок. Я взял на себя смелость отправить заказ Малпепперу на доставку ингредиентов, рассчитанных на приготовление четырех недельных доз снадобья. Полагаю, что к завтрашнему утру они будут доставлены в Хогвартс. Возможно, у тебя есть на примете более надежные поставщики, но мне, к сожалению, они не известны.

— Я не вижу в списке никаких ингредиентов, которые бы требовали для своей доставки более надежных поставщиков, — сухо бросил профессор, на всякий случай еще раз пробежав взглядом первые две страницы текста. — Так что за репутацию школы можете не беспокоиться. Зелье будет готово к четырнадцатому числу. Применяйте его, как сочтете нужным. А теперь разрешите вас оставить.

Продолжать спор не было никакого смысла. Вопреки собственным словам, Дамблдор не советовался с ним, а просто ставил перед фактом. Люпин прибудет в Хогвартс, и непроверенное аконитовое зелье будет сварено — если не самим Снейпом, то кем-нибудь еще. В том, что господин директор отыщет достаточно умелого зельевара, сомневаться не приходилось. В какой-то момент у Снейпа промелькнуло желание предоставить ему такую возможность, но оно улетучилось, едва успев оформиться. С учетом того, что на кону стояла безопасность учеников, в том числе и с его собственного факультета, профессор предпочел бы знать и контролировать, что за дрянь будет принимать Люпин, пока находится в школе.

По возвращении в подземелья Снейпа ждала еще одна новость, на сей раз принявшая вид малфоевского филина, мирно дремавшего на спинке кресла. Прикрепленное к лапе филина лаконичное письмо сообщало, что по сведениям, которые удалось получить информатору Люциуса, Алоиз Тиндал скончался в камере Азкабана девятого февраля 1989 года и был погребен на тюремном кладбище, поскольку тело заключенного не было востребовано родственниками. Скомкав письмо, Снейп отправил его в камин. Не доверять сказанному Борджином причин у профессора не было, а это означало, что после мнимого упокоения в бесплодной почве затерянного в Северном море островка, Тиндал больше года провел за пределами тюрьмы во вполне здравствующем состоянии. А еще это означало, что в извлечении Тиндала из Азкабана принимал живое участие либо кто-то из высших чинов Министерства магии, либо кто-то, кто мог напрямую договориться с тюремной стражей, как потусторонней, так и вполне живой — дело, в котором в свое время потерпел поражение даже Лорд. Взглянуть на того, кто мог бы преуспеть в общении с дементорами, было крайне интересно, но, увы, таинственный благодетель умел хорошо заметать следы.

Не знаю, была ли в том доля моей заслуги или нет, но во вторник Хагрид выглядел несколько повеселее, чем накануне вечером, а в среду так и вовсе расцвел, и вот тогда, глядя на сияющего полувеликана, я засомневалась, точно ли поводом для этого послужил один лишь визит моей скромной персоны. Впрочем, причина столь резкой перемены в настроении нашего лесничего выяснилась в тот же вечер, когда я спустилась на тренировку в подземелья. Снейп, с головой ушедший в дебри графиков и таблиц, описывающих приготовление зелья, сложность которого я боялась себе даже представить, хмуро бросил, что отработка Бастиона меня по-прежнему ждет, и вернулся к своему занятию. Вновь о моем существовании он вспомнил только после того, как очередной исписанный лист полетел в переполненную мусорную корзину. Устало потерев лицо, профессор вдруг спросил у меня:

— Доу, вам о чем-нибудь говорит фамилия Люпин?

— Вы имеете в виду Римуса Люпина? — уточнила я, разворачивая очередной Бастион. Щит, конечно, пока получался не идеальным, но выглядел определенно лучше, чем мое первоначальное творчество, так что дело, видимо, действительно было исключительно в практике.

— Да.

— Тогда говорит. В том варианте событий, с которым знаком я, профессор Люпин преподавал защиту от темных искусств на третьем году учебы Поттера. Будучи оборотнем, он на протяжении всего учебного года каждый месяц перед наступлением полнолуния принимал волчье противоядие, что позволяло ему сохранять трезвость рассудка во время превращений. Забыл он это сделать только один раз, уже в конце года, после чего всю ночь промотался по Запретному лесу в волчьем облике. Никто при этом не пострадал, но информация о том, что в Хогвартсе преподает оборотень, дошла до родителей учеников, так что директор был вынужден его уволить.

— В конце учебного года? — с мрачной усмешкой повторил Снейп. — А он, однако, неплохо продержался. Впрочем, у вас, кажется, и Квиррелл должен был продержаться дольше, чем ему удалось по факту, так что это, увы, не показатель.

— А почему вы вспомнили про Люпина? — поинтересовалась я.

— Потому, что до конца недели Люпин прибудет в Хогвартс, — сказал профессор, с видимым отвращением взглянув на ворох бумаг на столе. — Полагаю, что как раз тогда, когда основная часть авроров покинет школу, дабы не привлекать лишнего внимания. Лучшей кандидатуры для замещения должности Квиррелла и избавления Хагрида от мук преподавательской деятельности директор придумать не смог. На совете попечителей этот вопрос, несомненно, будет поднят, поскольку желающих поставить их в известность о происходящем в школе, как мне что-то подсказывает, будет немало, но, зная Альбуса Дамблдора, я бы не сильно рассчитывал на перемену его решения. Опосредованное предостережение об опасности ночных перемещений по школе для всех учеников будет озвучено без объяснения причин. Со своей стороны постарайтесь донести до тех, кто прислушивается к вашему мнению, что прогулки при луне по школьной территории в этом году будут плохой идеей. Директор, конечно, делает ставку на Визжащую хижину, но лучше не испытывать судьбу. То, что было приемлемо тринадцать лет назад, повторно может и не сработать.

— Но ведь профессор Люпин будет принимать зелье? — осторожно спросила я.

— Директор полагает, что да, — хмуро бросил Снейп. — Но я в этом уже не уверен, если, конечно, не ставить себе задачей получить на выходе полудохлого оборотня, который не отправляется на тот свет лишь благодаря прилагающейся к ликантропии повышенной живучести пациента. Не знаю, чем поили Люпина в вашей реальности — может, за два года форы Белби и смог довести до ума свою идею — но то, что предлагается к использованию сейчас, помимо сомнительного прямого результата, обещает такую массу побочных эффектов, что даже Фенрир Сивый, сумей кто-нибудь напоить его подобной отравой, вряд ли бы выдержал более шести циклов регулярного приема снадобья. Люпин же сойдет с дистанции гораздо раньше, если не удастся убрать из рецепта хотя бы половину той дряни, которую туда со всей широтой души включил Белби. Так что не удивляйтесь, если до наступления экзаменов преподаватель по защите от темных искусств у вас сменится еще раз. А вообще, Доу, насколько мне помнится, вы напрашивались на тренировки не ради обсуждения аконитового зелья, а для отработки заклинаний. Визуально ваш Бастион выглядит неплохо, теперь давайте проверим, насколько крепко вы его держите.

Удержать щит оказалось куда труднее, чем просто создать его. Профессор оперировал простыми заклинаниями вроде Ступефая и Инкарцеро, но даже они, будучи брошенными в полную силу, едва не сшибали меня с ног. Что сталось бы с моим Бастионом после встречи, скажем, с Взрывающим заклинанием, было страшно представить, да к тому же кабинет зельеварения был не самым подходящим местом для того, чтобы это проверять.

— Довольно, — наконец, сказал Снейп, опуская палочку. — Иначе на завтра вы опять окажетесь потерянным для учебного процесса. Ваша основная ошибка, Доу, заключается в том, что сейчас, как и при общении с троллем, вы пытаетесь жестко зафиксировать щит. При попытке воспрепятствовать физическому контакту это чаще всего является правильным решением, но не в случае противодействия заклятиям. В библиотеке есть трактат Элайджи Турбера Кентервилльского, посвященный защитной магии. В главах, отведенных Бастиону, подробно описываются разновидности его структуры и то, для каких целей каждая из них применяется. В субботу мы с вами обсудим практическое применение того, что вы прочтете.

— Да, сэр, — покладисто согласилась я, чувствуя, что профессор прав. Состояние мое опасно приблизилось к тому пределу, за которым начиналось магическое истощение. Татуировки пока еще не кровоточили, но в ушах уже начинало шуметь. Хотя, если вспомнить, что еще неделю назад у меня было куда худшее самочувствие после одного-единственного применения Бастиона, прогресс определенно наблюдался. Распрощавшись со Снейпом, который, кажется, всерьез намеревался сегодня заночевать в кабинете, я покинула подземелья.

В следующие два дня во время приемов пищи я с интересом поглядывала в сторону преподавательского стола, однако место Квиррелла по-прежнему пустовало. Снейп выглядел уставшим и еще более мрачным, чем в среду вечером. Видимо, что-то с доработкой рецепта у него все-таки не ладилось. В четверг, под влиянием угрызений совести всерьез задумавшись над тем, удастся ли мне предложить профессору хоть какую-то помощь, я вынуждена была констатировать, что пользы от меня в этом деле не будет никакой, кроме разве что моральной поддержки, которая Снейпу вряд ли требовалась. Поэтому в итоге я занялась тем, что пользу принести могло — стребовала с мадам Пинс сочинение Турбера Кентервилльского. Библиотекарь со стоическим выражением лица принесла мне здоровенный том и удалилась в свой излюбленный уголок, а я, отыскав раздел, посвященный структуре и применению Бастиона, на всю вторую половину дня выпала из реальности, придя в себя только когда мадам Пинс начала выгонять меня, мотивируя тем, что библиотека закрывается. Собрав стопку исписанных бумаг — самую малость поменьше той, которую видела накануне на столе у Снейпа, я ушла, гордо пообещав вернуться, как Терминатор, а остаток вечера провела в спальне, еще раз пересматривая сделанные записи. Руки так и чесались проверить их на практике, но до субботы было нельзя. Бастион, действительно, оказался крайне интересной штукой. То, что он сильнее защиты, создаваемой Протего, и более подходит для включения в арсенал боевого мага, я уже успела убедиться на собственном опыте, и у меня было подозрение, что во времена первой магической войны он был куда полезнее стандартных Щитовых чар, да и сейчас, наверняка, присутствовал в арсенале кое-кого из волшебников. Уж авроры-то наверняка должны были ему обучаться.

То, что я уже освоила, являлось базовой структурой Бастиона, но существовали и вариации. Исходя из текущей необходимости, щит можно было сделать зеркальным, то есть полностью отражающим угодившие в него заклинания. Прочитав это еще в библиотеке, я поначалу было обрадовалась тому, что нашла способ бороться с летающими мимо Авадами, но уже на следующей странице Элайджа Турбор меня разочаровал, специально отметив, что с Третьим Непростительным заклинанием такой фокус не проходит. А жаль. Второй интересной особенностью Бастиона была возможность заставить его поглощать слабые заклинания, используя их энергию для собственного укрепления, а Турбер кроме того утверждал, что при мастерском владении заклинанием эту же самую энергию создатель щита может использовать для восстановления своих сил. Третьей приятной особенностью — хотя у меня сложилось впечатление, что предназначалась она для совсем уж крайних случаев — была возможность взрыва Бастиона с поражением ближайших противников. Радиус поражения определялся силой щита. Убойная сила, конечно, не шла ни в какое сравнение с Третьим Непростительным заклинанием, но, по уверениям Турбера, неприятностей этот взрыв тоже мог доставить немало.

Записи я закрывала с некоторым сожалением. Было уже ясно, что большую часть описанных в трактате нюансов я пока не освою, хотя возможность подпитываться через Бастион чужой магической энергией меня, признаться честно, крайне заинтересовала. Впрочем, в ближайшее время мне это, кажется не светило. А вот простое изменение структуры Бастиона для поглощения заклинаний выглядело вполне реализуемым. Сдавалось мне, что именно такой вариант щита использовал сам Снейп, когда я отрабатывала Секо, и сдавалось мне, что именно такой вариант щита должен был максимально смягчать прилетающие удары, распределяя приложенную к нему энергию по большей площади. Разрушить такую защиту, конечно, все равно было бы возможно, но для этого потребовалось бы что-то совсем уж убойное. Что ж, кажется, я знала, что именно буду отрабатывать на ближайших тренировках, если не произойдет какого-нибудь форс-мажора, который, как в прошлую субботу, заставит меня изменить планы.

Впрочем, ничего сверхъестественного за оставшееся время, вроде бы, не произошло, если, конечно, не считать сверхъестественным очередную речь, произнесенную Дамблдором во время пятничного обеда. Видимо, господин директор решил все-таки хоть немного пощадить чувства Люпина и предупреждение о недопустимости пребывания вне факультетских помещений в ночное время, а также о наказании, которое должно было за этим последовать, вплоть до отчисления, решил озвучить в его отсутствие. Увидев, как заговорщицки переглянулись при этих словах директора близнецы Уизли, я поняла, что для неугомонной парочки предупреждение оказалось сродни красной тряпки для быка, и что, как и в случае со сработавшей сигнализацией Хогвартса, ребята скорее всего приложат максимум усилий, чтобы докопаться до сути запрета, и всерьез задумалась над тем, прислушаются ли близнецы к моему мнению, и если да, то как лучше будет аргументировать необходимость соблюдения требования, не называя при этом прямо причины, его повлекшие. Так ничего и не придумав, я оставила себе в приспособленной под ежедневник тетради пометку о необходимости обзавестись лунным календарем, и отправилась в библиотеку, где с пользой провела время, обложившись всей имевшейся в открытом доступе литературой по оборотням.

Покидая библиотеку, я уже знала, что, хотя слюна больных ликантропией бывает заразна в любой фазе Луны, по факту большая часть оборотней представляет непосредственную опасность только в волчьем обличии, когда инстинкты зверя, обуреваемого жаждой крови, берут верх над человеческим разумом, и у человека, контактирующего с оборотнем, резко возрастает шанс обзавестись инфицированной раной. Причем момент принятия оборотнем животной формы совпадал не с наступлением темного времени суток, как отложилось у меня в памяти на основе просмотра разного рода фильмов еще в прошлой своей жизни, а с восходом на небосклоне полной Луны, что вполне могло случиться и в светлое время суток. Возвращение в человеческий облик, соответственно, было сопряжено с заходом Луны, а общая продолжительность пребывания в обращенном состоянии могла варьировать от шести до семнадцати часов. Иными словами, в случае, если сваренное Снейпом зелье не подействует, или если Люпин по какой-то причине забудет принять его, в период полнолуния оборотень сможет представлять опасность для учеников не только ночью, но и частично в светлое время суток тоже. А общей посудой с учениками и остальным преподавательским составом Хогвартса ему не рекомендовано будет пользоваться во всех фазах лунного цикла. Перспективы были весьма оптимистичными, и, несмотря на заочное сочувствие, которое я испытывала к нашему новому преподавателю, я вдруг поймала себя на мысли, что, возможно, лучше будет, если попечительский совет все же продавит свое решение о запрете на присутствие оборотня в школе.

А еще в пятницу Люциус Малфой наконец прислал ответ на письмо, отправленное Драко. Прочли мы его вечером, сидя в нашей излюбленной аудитории на четвертом этаже, про которую по-прежнему никто не вспоминал. Точнее, Драко-то с письмом был уже ознакомлен, а читала его в тот момент я, пытаясь выловить между строк какую-нибудь дополнительную информацию. Составленное в нейтральных фразах, послание, тем не менее, дышало беспокойством. Драко рекомендовалось вспомнить о каком-то семейном предании, уходящем корнями еще в темные века, и быть осмотрительным в Хогвартсе по ночам, особенно в ночи, наполненные лунным светом. Кроме того лорд Малфой советовал сыну обеспечить усиленный присмотр за Гермионой и предостеречь от прогулок ночью тех, кого он сочтет нужным поставить в известность. Последняя рекомендация, в общем-то, не сильно отличалась от той, которую я сама немного ранее получила от Снейпа, и, судя по всему, Люциус Малфой был уже осведомлен о том, кто вскоре почтит своим присутствием Хогвартс. Так же в письме упоминалось о том, что ритуал принятия Гермионы Грейнджер под протекцию Рода Малфоев был назначен на вечер двадцать первого декабря, и на рождественские каникулы девочка вместе с ее родителями была приглашена в родовой мэнор Малфоев. Это все, конечно, было прекрасно, если не считать одного момента, который меня озадачил.

— Драко, а что там за история с вашим семейным преданием, про которое тебе советуют вспомнить? — поинтересовалась я, складывая письмо.

Мальчик махнул рукой.

— Это всего лишь хранящееся в нашей библиотеке повествование про одного нашего предка, которого преследовал оборотень, в полнолуния принимавший вид огромного черного полупса-полуволка. Но, судя по всему, отец как-то связывает эту легенду с тем, что сейчас происходит в Хогвартсе, и если учесть, что упор он делает именно на лунные ночи, значит, по его мнению, речь тоже идет об оборотнях, либо об еще ком-то из проклятых… — Драко нахмурился. — Но если это так, Гарри, полагаю, что к тебе это предостережение тоже должно относиться. Особенно если вспомнить, как неохотно вас запускают в факультетские помещения непосредственно перед отбоем.

— Наверное, ты прав, — признала я. — Спасибо за предупреждение. Я постараюсь соблюдать осторожность и за Гермионой тоже послежу, насколько это будет в моих силах.

Сказано это мною было не для красного словца, потому что полученное Драко письмо только подтверждало то, что я услышала от Снейпа. Лорд Малфой точно так же не был уверен, что совету попечителей удастся как-то повлиять на решение директора о приглашении в школу нового преподавателя.