У нас впереди целая жизнь, Северус (джен)

Восемь лет спустя

Красные отблески предрассветного солнца заливали крыши домов. Улочки магического центра Брюсселя были пустынны. Изредка встречались прохожие, которые точно так же, как и я, пройдя таможенный контроль, дожидались своей очереди аппарировать. Багаж был отправлен заранее, так что ничто не связывало мне руки. В прошлом году я был здесь, но в тот раз особенных впечатлений у меня не осталось. Город как город. Быть может, чуть более чистые улицы, чем в Косом переулке: все-таки здесь было намного больше магов, чем в Лондоне. Сюда стекались беженцы со всех окраин волшебного мира, публика была интереснее и разношерстнее, чем в закосневшем Лондоне. Одно меня смутило тогда — чрезмерная суета.

И вот город пуст. Границы между магическим и маггловским миром стерты.

Иногда у меня такое впечатление, будто города строятся с расчетом на то, что они будут пустовать. Потому они столь совершенны в предрассветных сумерках. Строгие линии, мрак, клубящийся в переулках, и бледное солнце, перебегающее с крыши на крышу.

Опрокинутая корзина с фруктами, старый потертый котелок, дырявый башмак на крыльце паба. Люди словно ушли навсегда, но я знаю, что вот уже через полчаса они закопошатся и, зевая, поплетутся на работу. Я остановился под вывеской стеклодува. Взгляд упал на необычные часы, переливающиеся всеми цветами радуги. Через два часа заседание Совета попечителей Хогвартса.

Пора поворачивать назад.

* * *

Заседание Попечительского совета выдалось сложным. Для его членов. Денежные вопросы давались им с трудом. Все хотят лучшего для своих детей и не жаждут делиться деньгами с другими. В год моего первого директорства таких проблем не существовало: был всесильный покровитель. В будущем мне, похоже, придется решать такие вопросы в частном порядке.

На данный момент моей обязанностью было только произнести речь. Точнее, они ожидали, что я буду долго уговаривать их и биться за кресло директора.

— Среди нас сегодня человек, заменявший Минерву Макгонагалл последние полгода, — у председателя был скептически настроенный вид, я выпрямился на стуле. — От школьного коллектива мы получили прошение назначить вас директором. Поэтому пригласили вас сюда. Слово вам, профессор Снейп.

После часа абсолютной скуки я был вынужден внутренне собраться и придать лицу отрешенное выражение. Поднявшись со своего места, я прошелся вдоль длинного стола, за которым они разговаривали на равных, заставив их поворачивать головы в мою сторону.

— Когда я стану директором, у Хогвартса не будет проблем с Министерством и я никогда не буду ему подчиняться. О своем решении сообщите мне совиной почтой. А теперь… меня ждут дела.

Их вытянувшиеся лица заставили меня ухмыльнуться. Не давая им опомниться, я вышел.

Куда они денутся? У них нет других претендентов, да и министр должен был надавить на самых неподатливых из них.

Заседание проходило в доме, выходившем фасадом на Гринготтс, так что, как только я спустился с крыльца, сразу оказался в потоке людей. И встретился глазами с ним.

Люциус стоял на противоположном тротуаре. Я прирос к месту, стараясь уловить момент, понять, сколько воды утекло и осталось ли хоть что-нибудь от нас прежних. Между нами постоянно кто-то возникал, чья-то макушка, спина, горб, шляпа, а он все стоял там. Самое обыкновенное, будничное выражение лица. Но в глазах было время. Восемь лет? О нет, казалось, мы возвращаемся куда-то гораздо дальше.

Глянув вниз, удостоверившись, что не наступлю в грязь, я перешел дорогу.

Ничего не меняется, ни в нас самих, ни в дружбе. Я не устаю от нее, мне нравится ее постоянство.

— Странно встретить тебя здесь.

Люциус улыбнулся одними глазами, продолжая тщательно меня изучать. Как и я его.

Почти такой же. Нет, точь-в-точь такой же.

Мы словно продолжали прерванный разговор, и не было Лорда, обмана, Азкабана, подозрений, угрызений совести и снова Азкабана. И пустоты, и конца, и нового начала в нашем последнем разговоре. А много ли мы потеряли? И сколько приобрели?

— Был в банке, — произнес наконец Люциус.

— Давно в Англии?

— Месяц.

Как я отвык от этой его раздражающей манерности в голосе.

«И морщин, — думал я. — На лице его слишком много морщин. А может, так оно и было? Не помню».

Слова сыпались одно за другим, мысль перебивала мысль. Нужно было сказать столько, что я не знал, к чему подступиться в первую очередь.

— Почему не написал мне? — спросил я.

— Мне казалось, ты не ищешь со мной встреч.

— Не понимаю, что ты имеешь в виду.

— Два года назад ты был в Гааге.

— По делам Хогвартса, — заметил я рассудительно.

— Но ты знал, что я там.

— Это правда. И из этого ты сделал вывод, что я не хочу тебя видеть?

Люциус отвел взгляд.

— Надолго? — спросил я.

— Драко женится.

— Что ж, я рад за него.

— Приходи завтра.

— Приду.

— Тогда до встречи, — он протянул мне руку, пристально следя за моим лицом. Я пожал ее и повернулся уходить.

Но что-то заставило меня оглянуться. То место, где мы только что стояли, уже было стерто толпой. Казалось, не было ни его, ни меня, ни нашей встречи.

* * *

Вскоре я был на окраине Хогсмида.

В двух шагах поскрипывала облезлая деревянная вывеска «Кабаньей головы». Вздохнув, я направился туда. Позавтракаю. Заодно переговорю с хозяином паба. Лишние информаторы мне сейчас не помешают. Совмещу полезное с… неприятным.

По шуршащей желтой листве, ковром покрывающей землю, я подошел к «Кабаньей голове». Из-за двери слышалось громыхание посуды. Так и знал, что Аберфорт не спит. Я отворил дверь.

— Закрыто, уходите! — раздалось из-за стойки.

Однако я вошел.

Паб отнюдь не пустовал. Несколько поздних или ранних, как знать, посетителей сидело за столиками. Старая бродяга вязала что-то непонятное, ее заколдованные спицы активно работали, сама она уткнулась в тарелку. Маленький человечек бормотал себе под нос, попивая сливочное пиво. Попрошайка с улиц Хогсмида спала, завернувшись в мантию. Вот и все посетители.

Аберфорт едва взглянул на меня.

— Чем я удостоен такой чести? — резко спросил он, ворочая что-то за барной стойкой.

— Что тут подают на завтрак? — я уселся за ближайший стол. — И желательно разогреть.

Аберфорт хмыкнул.

Через минуту передо мной стояло нечто напоминающее рагу.

— Мое фирменное блюдо.

Я втянул воздух: пахло прилично.

— И выпить чего-нибудь, — сказал я, старательно не замечая изучающего взгляда Аберфорта.

Вооружившись столовыми приборами, я принялся за еду. Аберфорт поставил передо мной стакан, не сверкавший чистотой. Сам сел напротив. Я не спеша жевал.

Аберфорт ждал. На лице его была легкая усмешка.

Испытывать его терпение мне доставляло особенное удовольствие. Я отправил в рот порцию рагу и запил тыквенным соком.

— А ты, значит, сдружился с новым министром?

— Откуда такие сведения? — поинтересовался я, проглотив очередной кусок.

— С чего бы тогда он отдает тебе такую должность?

— Это дело еще не решенное.

— Мне исход ясен, — отвернувшись, произнес он.

Я пожал плечами. После разговора с министром мне тоже было все понятно. После этого решение Совета попечителей нетрудно было угадать. Оставалось только выполнить формальности. По большому счету, мне было все равно. Кто, если не я?

— Радуешься, не так ли? Нашел себе новую компанию, спелся с новым министром, — зло процедил он, резко повернувшись ко мне.

— С этим человеком меня ничто не связывает.

— А кто тебе протекцию обеспечивает? Не он ли, часом?

Вот рассмешил.

— Я сам себе ее обеспечиваю. Он думает, что оказывает мне услугу, за которую я буду благодарен до гроба. Однако он не в курсе, что у меня напрочь отсутствует совесть.

Аберфорт оценивающе смотрел мне в лицо.

— И после таких слов ты надеешься, что я буду тебе помогать?

— Запомни одно: ты мне не нужен. Но если будешь искать тех, кто противостоит новому министру… Двери Хогвартса тебе открыты.

— Странно ты противодействуешь новой власти. Как-то совсем незаметно.

— Ты привык к иным методам. Твой старший брат…

— Закрой рот, Снейп. И больше никогда не упоминай при мне о моем брате.

Его лицо стало ожесточенным. Для некоторых людей и смерть не преграда для того, чтобы не прощать. Впрочем, откуда мне знать, что чувствует этот человек. Быть может, любое напоминание о прошлом он находит настолько же бессмысленным, каким нахожу его я.

Вряд ли он когда-нибудь попросит моей помощи, но он придет, если заметит или услышит в Хогсмиде что-то подозрительное. Собирать какую-нибудь организацию было не в моем духе, я всегда предпочитал иметь под рукой проверенных людей, которых ничто не связывает между собой. А своих людей в Хогсмиде мне катастрофически не хватало.

Положив на стол пару монет, я вышел. Аберфорт продолжал сидеть, мрачно оглядывая свой паб.

* * *

Воскресным утром в школьном дворе гуляли студенты, подставляя свои лица сентябрьскому солнцу. Я как будто и не уезжал на месяц. Жаль, что не получилось присутствовать на торжественном ужине в честь начала учебного года. Я шел по галерее, посматривая на студентов, выходящих с завтрака.

— Доброе утро, директор!

— Доброе, — проворчал я в ответ старшекурснице-слизеринке, осмелившейся нарушить мое уединение.

И неприятности, конечно, посыпались одна за другой. Меня сразу заметил Флитвик и засеменил в мою сторону. В руках у него была кипа бумаг. Словно поджидал.

— Северус! А вот и вы вернулись.

— Вы так говорите, профессор Флитвик, будто я в этом виноват. Что у вас там? Давайте, — он протянул мне письма. Я бегло их просмотрел, мельком взглянул на Флитвика: он очень приветливо мне улыбался. Я почувствовал себя неудобно. — Как обстоят дела в школе?

— Первая неделя не обошлась без происшествий.

— Вот как? Зайдите ко мне попозже, расскажете. Какие еще новости?

— Совет попечителей уже не раз осведомлялся, почему такая задержка и когда они увидятся с вами, — голос Флитвика выдавал беспокойство.

Я криво улыбнулся.

— Им прекрасно известно, что я отсутствовал в связи со своей научной деятельностью. Но этот вопрос закрыт, я присутствовал на сегодняшнем заседании.

— Право слово, Северус! Могли бы предупредить! Вы потрепали нам нервы! Кто знал, может, из Министерства прислали бы кого-нибудь вам на замену.

— Хотели бы — прислали бы давно. Тем не менее, они позволили мне быть директором последние полгода.

— Кстати, вы уверены, что встречу с репортерами лучше не отменять?

Лучше — не лучше, но это нужно.

— Уверен.

— Вы приготовили, что будете говорить?

Фыркнув, я уничижающе глянул на него.

— Нечего так смотреть, Северус. Мы переживаем вовсе не за вас, а за будущее школы.

— Я всегда знаю, что говорить.

— Хвала Мерлину, этого у вас не отнимешь, — заметил Флитвик.

— Пожалуй, я оставлю вас в качестве заместителя, — заключил я в тон ему.

И это будет самое взвешенное из моих решений. Более покладистого заместителя мне не найти.

— Собрание преподавателей я проведу в следующую субботу. Но хочу, чтобы до этого времени вы рассказали мне обо всем происходившем в подробностях. Заходите вечером, не раньше восьми.

— Хорошо. Забыл спросить: как ваша конференция? Как Египет?

Мне вспомнились бесконечные дискуссии с пеной у рта, в большинстве которых я не принимал участия. Сплошная демагогия. Однако здравомыслящие люди мне там встретились, и я обзавелся парой полезных знакомств.

— Двоякие впечатления, — уклончиво ответил я.

— Замечательно-замечательно… С приездом, Северус! Я очень рад, что вы вернулись, — рассеянно улыбнувшись, сказал Флитвик и направился в учительскую.

«Я тоже», — подумал я, снова посмотрев на беззаботных студентов, для которых не играло роли, кто директор, кем он был в прошлом и кто он в настоящий момент. Для них важны только матч по квиддичу, завтрашний урок, набранные баллы и ясная погода. Здесь и сейчас.

Зажав под мышкой бумаги, врученные мне Флитвиком, я пошел в свой кабинет. Моя больная нога не причиняла мне неудобств, хромота стала привычной. Я почти научился скрывать этот недостаток и ходить ровно.

Нога, укушенная когда-то трехголовой собакой Хагрида, стала беспокоить меня вскоре после смерти Минервы. С тех пор прошло полгода, но болевые ощущения не проходили. Альбус говорит, что это психологическое. Да за кого он меня принимает, черт побери? Минерва была мне дорога, но ее уход не стал ни для кого неожиданностью, она медленно угасала весь прошлый год. Ее потеря стала тяжелым испытанием для всех преподавателей. В момент растерянности и глубокой всеобщей скорби я сразу принял на себя руководство, по сути, даже без чьих-либо указаний. Это вышло само собой. Спустя несколько недель, когда все понемногу опомнились, ко мне пришел Флитвик и сказал, что следует провести учительское собрание и, если я пожелаю, оно пройдет под моим руководством. Первый раз собрались в учительской. Неловкости не было, я делал это не впервой. Я оставался одним из них. Задавал вектор разговора — только и всего.

С тех пор многое изменилось, но ощущение моей приобщенности не уходило. Всякое бывало, и несмотря на то, что теперь я стоял на ступень выше остальных, я чувствовал под собой твердую почву. Быть может, это происходило из-за того, что мир вокруг резко менялся. Кингсли сместили еще при Минерве, впрочем, он был рад возглавить Департамент магического правопорядка. Почти на год его заменил Уильямсон, и вот несколько месяцев назад он тоже объявил о добровольной отставке.

Его сменил теперь уже бывший глава Департамента международного магического сотрудничества — Волтер Хавайек. Занимательная персона: в молодости был аврором, примерно одного со мной возраста, после Первой войны перешел в другой департамент, с тех пор работал там. Явно задумал проводить реформы, что-то менять. Кому-то это нравится, кому-то — нет. Для меня важно, чтобы в Хогвартсе все оставалось по-прежнему. Я не хочу перемен. Со страной пусть поступает, как угодно, но если он попробует лезть в дела Хогвартса, он станет моим врагом. Внутренне я уже готовлюсь к этому, ищу тех, кто будет докладывать мне о каждом его шаге. Я не знаю, что меня настораживает в этом человеке. Но иногда кажется, что он полный дурак. Безрассудный романтик, который шел к власти с единственной целью все поменять. До меня дошел слух, что на одном из званых вечеров он упомянул о своей давней мечте — упразднении факультетов в Хогвартсе. Вот из-за таких высказываний и создается впечатление, что он полностью оторван от реальности. Он играется со своей властью, окружает себя людьми слишком разного склада.

Очередной раз вспомнив обо всем этом, я нахмурился. Нелегким будет этот год.

Рядом внезапно оказался Поттер и пошел со мной в ногу.

Чего это он? Ах да, я разрешил провести семинар для студентов.

— Здравствуйте, сэр, — широко зевнув, сказал Поттер.

Видимо, он после ночной смены.

Мы прошли Большой зал и стали подниматься наверх. Поттер все еще шел рядом; похоже, не отвяжется.

— Здравствуйте, Поттер.

Прошли второй этаж, поднялись выше.

В ноги мне со всей силы врезалось что-то живое.

Первокурсник.

— Вы не у себя дома! — рявкнул я. — Два балла с Рейвенкло!

Он отступил от меня.

— И запомните: еще раз узнаю, что вы носитесь по коридорам сломя голову, будете иметь личный разговор со мной.

Поттер, до этого безмятежно державший руки в карманах брюк, ободряюще подмигнул испуганному первокурснику.

— Чтобы духу вашего здесь не было, — пригрозил я ребенку. Он, не оглядываясь, припустил подальше от меня.

Никакого порядка.

— Я вижу, вы в отличном настроении, профессор.

Пропустив его слова мимо ушей, я впервые заметил, какие синяки у Поттера под глазами. Но вид счастливый. И тут я вспомнил небольшую заметку в «Пророке» о том, что его жена родила второго ребенка. Кажется, в конце июля.

— Я слышал, вас можно поздравить.

Поттер характерным движением поправил очки и кивнул с улыбкой.

— Мальчик?

— Да.

Несмотря на то, что утро было прохладным, мне стало очень тепло. Легкая усталость сменилась расслабленностью.

Все будет хорошо.

Я не мог сдержать улыбки, словно имел какую-то связь с младенцем. Я редко виделся с Поттером и его семьей, но чувствовал такую безотчетную радость, глядя на них. На их покой, умиротворение. Даже его жена относилась ко мне так почтительно и с такой поразительной легкостью, что я невольно таял.

— Кстати, у вас есть какие-нибудь планы на среду? — нарушил Поттер затянувшееся молчание.

— Буду ждать вечера.

— Вы улыбнулись.

— В самом деле? — удивился я.

— Да, вы произнесли это с улыбкой.

— Не берите в голову, — сказал я и мягко увел разговор в сторону: — Так что вы хотели?

— Познакомить вас со своим сыном.

Я недоверчиво скривился:

— Научится ходить и говорить, буду рад знакомству.

— Нет, — на его лице промелькнуло хитрое выражение. — Лучше сейчас. Приходите к нам в среду ужинать.

— К чему такая спешка?

— Так вы придете? Мы с Джинни будем ждать вас к восьми часам.

Слегка озадаченный, я закрыл тему, отрезав:

— Приду.

Поттер, довольный собой, произнес:

— Не буду вам больше мешать. Пойду в Большой зал, давненько я там не был… Как думаете, эльфы подадут для меня что-нибудь вкусное?

Хмыкнув, я повернул в сторону своего кабинета.

Поттер, когда приезжает, начинает вести себя… непозволительно. Словно он до сих пор студент. Однажды заявился на урок к Биннсу и дремал на последней парте.

Произнеся пароль, я дождался, пока дверь откроется. Стареет, что ли, эта горгулья? С каждым разом открывает все медленнее и медленнее.

Кабинет был залит светом. Портреты вели неспешный разговор. Когда я вошел, раздались приветственные возгласы.

— А, директор… Добрались до школы!

Первым делом я подошел к окну и зашторил его, оставив тонкую полоску света. Так-то лучше. Может, это заставит их замолчать?

В самом деле, шум постепенно утих. Я привычно взглянул на портреты Дамблдора и Минервы. Пожалуй, портрет Минервы был самым немногословным из всех.

Как только я уселся к ним спиной, то сразу услышал голос Альбуса:

— Поделитесь с нами новостями, Северус.

— Сегодня я был на заседании Попечительского совета. И нет, в должности меня еще не утвердили. Вы ведь это хотели услышать?

— Думаю, выражу всеобщее мнение, если скажу: мы ждем, когда вы снова войдете в наш круг.

— Только через мой труп. А теперь прошу меня извинить, Альбус. Мне нужно разобраться с этим, — я кивнул на груду бумаг на столе.

В портретах всегда было что-то одновременно раздражающее и приятное.

Изображение Минервы появилось через день после ее кончины. Особенной радости я не почувствовал. Впрочем, мне нравилось ее присутствие.

Да и, в целом, я наконец понял всю важность портретов. Вся мудрость Хогвартса была под рукой директора. Разве не удобно?

Портрет Минервы висел рядом с изображением Дамблдора. В первый же день я, не задумываясь, перевесил их ближе друг к другу. Минерва благодарно улыбнулась мне. С тех пор я старался реже смотреть на ее портрет. Воспоминание о той нежданной улыбке заставляло сердце неприятно сжиматься.

Минерву похоронили на хогсмидском кладбище. Поттер долго спорил со мной о том, что следовало установить склеп рядом с могилой Дамблдора и похоронить их вместе. Но мне совсем не хотелось устраивать кладбище на территории школы. Держу пари, хоронить директоров здесь стало бы традицией. Поттер некоторое время был крайне сердит на меня, но видя, что мое решение непоколебимо, сделал вид, что забыл об этом.

Какая разница, где лежит тело? Для меня и для школы важна только гробница Дамблдора. И да, пускай это будет прихотью, но я считаю, что только он один должен остаться. Только тогда все его значение для настоящего будет чего-то стоить.

Приятная темнота, в которую погрузился кабинет, настраивала меня на рабочий лад.

Первое время мне было жаль расставаться с преподавательской деятельностью, я пытался совмещать должности, но не выходило. Я только все больше злился на себя за то, что ничего не успеваю. Правда, и выхода из создавшегося положения не было. Только к началу этого семестра удалось найти достойную замену. Посмотрим, как новый профессор вольется в коллектив.

Самой больной темой для меня стала кандидатура декана Слизерина. Расставаться с этой частью моей жизни я категорически не хотел. Пытался переделать устав Хогвартса, утверждавший, что директор не может быть тем же лицом, что и декан. Но не вышло: требовались голоса преподавательского состава и Совета попечителей. В результате я назначил деканом Слизерина Роджера Марлоу, профессора Защиты. Я долго колебался: ему понадобилось пять лет, чтобы стать приличным преподавателем ЗОТИ. Роджер, к моему удивлению, не хотел расставаться со школой и уговорил меня помочь ему остаться тут. Минерва взяла его по моей рекомендации. Он умел заинтересовать студентов предметом, его программа была составлена на отлично, но с нерадивыми студентами Роджер не управлялся. Как и большинство профессоров. За исключением меня, разумеется.

Сейчас должность директора привлекает меня куда больше, чем раньше. Я многое потерял, но кое-что приобрел. Несмотря на загруженность, директор куда свободнее, чем профессор. Отныне у меня было время на мои исследования в зельях.

Однако что толку об этом думать. Пора приниматься за работу. Я с головой ушел в бумаги под тиканье часов и крики птиц в небе.

* * *

Из высоких стрельчатых окон лился желтый свет, длинные тени пролегали на полу, повторяя силуэт стены. Факультетские столы были сдвинуты.

Толпа собралась немаленькая; на задних рядах толкались старшекурсницы и постоянно прыскали от смеха. Молодые люди — и я был рад увидеть среди них слизеринцев — стояли в первых рядах. Я вошел в Большой зал с другой стороны и, скрестив руки, наблюдал.

Уизли пожал руки нескольким добровольцам, вызывавшимся участвовать в показательном бою, Поттер тем временем уменьшил тренировочный манекен и убрал его в саквояж.

— На этом мастер-класс можно считать оконченным. Спасибо, что пришли! — заключил он.

Толпа постепенно рассеивалась. Несколько студентов подошли к Уизли, не решаясь задать свои вопросы Поттеру. Уизли внимательно выслушивал каждого и что-то объяснял, размашисто жестикулируя.

Поттер закрыл саквояж с принадлежностями для урока и нахмурился, заметив девушек, перешептывающихся с явным намерением взять у него автограф. Он аккуратно обошел их и приблизился ко мне.

— Ну как вам?

— Это было ужасно, Поттер.

Поттер задумчиво поднял глаза к светлому небу под потолком Большого зала. Тень от импоста на окне делила его лицо на две части. На вспотевшем загорелом лбу Поттера мне открылся след от шрама.

— Вы ездили отдыхать? — осведомился я.

— Да, в начале июля я брал недельный отпуск. Хотел порадовать Джинни.

— Судя по вашему лицу, вы точно не сидели в управлении Авроратом.

— Я из тех начальников, что не могут управлять людьми на расстоянии. Помимо этого, слишком много случаев разбоя. Похоже, все та же банда, помните, что я вам рассказывал? Эта организация набирает силу. Они попортили мне немало крови.

— Насколько я помню, политической подоплеки в их действиях не наблюдается.

— Пока нет. Только материальный интерес.

Лицо Поттера потускнело.

— Они вас беспокоят, — это был не вопрос, и все-таки Поттер подтвердил:

— Не хочу, чтобы это далеко зашло.

— Держите меня в курсе, — стремясь ободрить его, сказал я. — Я теперь, видите ли, не только советом могу помочь.

— Ах да! Вы виделись с министром? Что думаете обо всем этом? Как он вас нашел? — Поттер весь превратился в слух.

— Самое забавное, — скривившись, отозвался я, — что с первой же минуты знакомства он заявил, что мы встречались во времена Первой войны.

Поттер нерешительно вставил:

— А вы, извините, сэр, этого не помните?

— Вот это меня и напрягло.

Поттер хмыкнул.

— Хавайек, как только получил повышение, все старался встретиться со мной. Не понимаю, что ему нужно. И расспросы у него странные.

— Не про меня ли, часом?

— Нуу… — Поттер замялся. — И про вас в том числе. Вообще, он все больше в воспоминания ударялся. Даже хотел знать, что я думаю про Первую войну.

— И что вы ответили?

— Что был маленький и ничего не помню.

Я едва не расхохотался. Поттер между тем продолжал:

— Он вроде доброжелателен, но, тем не менее, как-то… неприятен.

— В точку.

Мы замолчали. Размышляя о том, к чему приведут эти изменения в правительстве. И не придется ли Поттеру впутываться в политику. Будучи главой Аврората, он, тем не менее, пытался отстраниться от министерских дел. Особенно в последнее время.

— А что, профессор, вам совсем не понравился наш с Роном мастер-класс?

— Честно говоря, я пришел только под конец. Но такое ощущение, что его проводили не авроры, а малые дети. Феерически кошмарное завершение.

— Но начало было хорошее.

— Держу пари, начало было в разы хуже. А под конец вы скатились к тому, что сами ничего не показывали, а только заставляли студентов выполнять заклинания, о которых они и понятия не имеют. А балаган, Поттер? Полнейшее отсутствие дисциплины. Даже с вашей с Уизли стороны.

— А как студенты сражались, вы видели? Да? Нет, ну скажите, что неплохо получилось?

Теперь уже я возвел глаза к небу.

Мерлин. Дай. Мне. Сил.

* * *

Профессора в учительской припозднились. За окном давно стемнело.

Нет бы делами заниматься, а они часами чай пьют. Флитвик, Спраут, Вектор, Хуч выглядели слишком веселыми. Когда я появился в учительской, он резко затихли. Устыдились своего поведения, видимо. Я протянул Флитвику приказ. Развернув его, он прочитал и вскочил с места:

— Как? Уже!.. Северус, как же вы… Значит, вы директор? Поздравляем!

— Вас утвердили! Мы рады, Северус, честное слово рады! Помона, слышишь, Северус теперь официально наш директор! — раздалось со всех сторон.

Ну чего такой шум поднимать? Вдруг они в чай чего подмешали? Уж очень неестественные восторги.

Спраут принесла чашку с горячим чаем.

— Присаживайтесь с нами, Северус. Вы, должно быть, устали?

От растерянности я сел, но тут же снова поднялся на ноги. Первым делом ответил Спраут:

— Нет, благодарю. Не надо.

Потом обратился к остальным:

— Скоро надо будет вводить время отбоя и для преподавателей. Вы слишком расслабились в мое отсутствие.

— Северус… — с укоризной произнес Флитвик. — Будет вам… В такой-то день.

У всех были такие дружелюбные лица, что я сдался.

— Ладно. Только не втягивайте меня в это.

— Как это?! Вы виновник торжества!

Все равно, что с глухими разговаривать. Я обреченно вздохнул и покинул учительскую.

Раздражение постепенно уходило, и остался приятный осадок от их радости. Я не знал, был ли рад по-настоящему. Но их чувства, только в гораздо более мягкой форме, передались мне. Стены, портреты, студенты, эльфы, кабинеты, башни принадлежали мне. Ночная мгла стелилась по коридорам, лестницам, гобеленам. Но и она, и она была моей!

Все существовало, спало в абсолютной уверенности, что ничего не случится, потому что Хогвартс под защитой своего директора.

И не было ни для кого времени, было только сейчас. Самое простое и оттого необыкновенное сейчас. Я мягко касался стен и впитывал спокойствие Хогвартса, его безмятежный мрак, потому что… да! О да, я один не был спокоен!

Шершавая поверхность стены под рукой. Я смотрел на своды, на звездное небо за окном. У меня закружилась голова. Я обладал Хогвартсом, его судьба была в моих руках, и Хогвартс принимал меня.

Горгулья — живое, закованное в мрамор. Трепещущий свет факелов. Моя густая черная тень.

Дубовая дверь. Я повернул ручку.

Круглый кабинет, который связан с каждым закоулком замка. От него ничто не ускользает. Высокое окно, полумрак, портреты. На полу керамическая плитка, сложенная причудливым узором. Мне захотелось лечь на пол, почувствовать каждой клеткой тела этот кабинет. Ну почему я могу это сделать только в воображении? Почему не могу в прямом смысле соприкоснуться с тем, что так отчаянно люблю?

И как можно не любить каждый предмет в этом кабинете? Не любоваться золотыми весами для ингредиентов, Омутом памяти, резными часами? Это все мое! Мое!

Я становился его неотъемлемой частью; не завоевал его, о чем глупо мечтают в юности — он позволил мне срастись с ним, открыл мне тайну своего неиссякаемого дыхания. Мне было почти плохо от этих чувств, от ощущения цельности. Я прислонился к стене между двумя шкафами. Я слушал тишину моего Хогвартса. Я не мелок и не ничтожен, я вечен, как и он.

* * *

Малфой-мэнор выглядел необитаемым. Это был уже не тот величественный особняк.

Потускневшая краска, заросший сад. Неужели в этом месте можно захотеть снова жить?

С этим домом у меня было многое связано. Я помнил подвалы, широкие залы с тусклым освещением и темной мебелью, мраморные лестницы. Однако впервые я увидел его совсем другим: непринужденная роскошь, удобства, мягкая кровать, вежливые люди. Пожалуй, на тот момент это впечатлило меня куда больше Хогвартса, потому что я посчитал это реальной жизнью.

Сколько во всем этом презрения и тупой гнетущей злобы — я теперь знаю. Дело не в обстановке, а в людях. Я давно не воспринимаю Люциуса как другого. Потому что слишком хорошо с ним знаком.

Внутри особняк был тщательно прибран, но пыль, скопившаяся за много лет, висела в воздухе.

Домовик проводил меня к Люциусу. Восседавший в кресле и надменно оглядывавший собственную гостиную, он смотрелся экспонатом из прошлого. Отчего-то только сейчас я отметил про себя, насколько Люциус старше меня: горделивая осанка не спасала его от признаков старости.

— Однако… ты пришел, — сказал он взамен приветствию.

Перед ним стояло виски и два стакана. Я наполнил тот, что был пустым.

— Почему бы мне не сделать это? — ответил я, опускаясь в кресло.

— У тебя много дел, как я погляжу.

Я хмыкнул. Он помолчал, потом небрежно спросил:

— Значит, директор?

— Да.

— Как тебе это удалось? Поведай мне удивительную историю.

— Не могу понять, ты язвишь?

— Нет, Северус, мне действительно интересно.

Глотнув виски, я посмотрел на него. Быть не может. Он сожалеет?

Заполняя паузу, Люциус добавил:

— Хорошо, что мы с тобой раньше не встретились. А то еще скомпрометировал бы тебя.

— Куда уж больше, — проворчал я.

Люциус повеселел.

— Нет, серьезно, не думал, что в этой стране еще найдется место для бывших Пожирателей.

Его шутливый тон насторожил:

— Постой, ты хочешь вернуться насовсем?

Он поставил стакан на стол и тихо произнес:

— Там нет жизни, Северус.

— Думаешь… здесь будет лучше?

— Нет. Просто мне уже все равно.

— Совсем не воодушевляющий настрой.

— Вот только не надо сочувствия.

Я фыркнул.

Без стука в гостиную вошел Драко. Сильно изменившийся, но все же это был он. На щеках исчезла освежающая легкая краснота, глаза глубоко сидели, и из них ушла привычная мне яркость. В нем не осталось детства.

— Сэр, — Драко склонил голову в мою сторону и подошел к Люциусу.

— Вот список гостей на завтрашний ужин. Запомни, пожалуйста, где ты сидишь, чтобы не было казусов.

Люциус покорно взял свиток и, к моему удивлению, извлек из кармана очки. Драко достал из серванта чистый стакан и плеснул в него виски. Скривился. На меня он намеренно не смотрел.

— Я слышал, вас можно поздравить, сэр.

— Не с чем, Драко.

Свое имя словно обожгло Драко, и он невольно посмотрел мне в глаза. Однако на губах продолжала блуждать холодная улыбка.

— Я полагал, для вас это большое достижение. Впрочем, я во многом относительно вас ошибался. Додумывал, если быть точнее.

— Мы все вынуждены прибегать к этому, — произнес я, стараясь, чтобы не проскользнула ирония. А то снова обидится на меня на десять лет. Но мне было приятно, что к Драко вернулась уравновешенность. Если только это не хорошая игра.

— Вы стали говорить, как Дамблдор, — изрек наконец Драко.

Я опешил, но быстро взял себя в руки. Однако Люциус опередил меня, заговорив прежде, чем я успел открыть рот.

— Мне придется опоздать на этот вечер.

— Почему это? — Драко побледнел, должно быть, от злости. — Вы что, не понимаете, насколько это важно для меня?

— Лучше выказать небольшое пренебрежение. Гринграссы возомнили, что делают нам одолжение. Или, если хочешь знать мое мнение, подумали нечто еще худшее: что ты нарочно общался с их дочерью слишком близко.

Ноздри Драко расширились, но бегло скользнув по мне взглядом, он обуздал свою вспышку.

— Хорошо. Вам виднее.

У двери он оглянулся.

— Отец, в следующий раз извещайте, когда к вам должны прийти гости.

Когда Драко удалился, я заметил:

— Похоже, он с трудом удержался от того, чтобы хлопнуть дверью.

— Он тот еще… — кулак Люциуса сжался. — Вечно стремится отравить мне жизнь.

Я опустил глаза. Есть вещи, которые не меняются. Правда, я вынужден заметить, что в Драко появилась сила, а вот в Люциусе ее уже немного. И мне бесконечно жаль, что Драко больше не уважает отца. А Люциус не пытается его переубедить.

— Он мне кричит с пеной у рта: «А вы, собственно, кто такой?» — рассказывал я час спустя Люциусу: — «А вы?» — спокойно ответил я. Ты не представляешь, какое возмущение было в зале.

— Ради этого и стоит ездить на такие мероприятия, — с сарказмом вставил Люциус.

— Меня пригласили провести пару семинаров в Лондоне через месяц.

— Непременно приду, чтобы это услышать.

Когда мы прощались, Люциус сказал, придерживая штору и всматриваясь в темный сад:

— На следующей неделе Нотт пригласил меня в свой особняк. Составишь компанию? Думаю, он будет не против твоего присутствия.

— Мне там нечего делать. Он никогда не был моим другом, Люциус, — он не шелохнулся. — До встречи.

Пройдя по неосвещенным коридорам, спустившись по парадной лестнице, я с удивлением обнаружил, что рад этому месту. От прошлого сохранились одни истлевшие останки, но, несмотря на мрак, холод, высокомерие, отчужденность, этот дом и Люциус никогда ими не станут.

* * *

Возле дома Поттеров росли липы. Первое время после женитьбы Поттера частенько донимали репортеры, и он засадил весь палисадник. За ними еле просматривались окна, крыльцо и белый кирпич стен. А за домом располагался обширный сад, где в теплую погоду обедали.

Постепенно темнело, и дом с каждой минутой сильнее выделялся на фоне поредевших крон деревьев. Воздух приносил непередаваемый запах осени: увядшая листва и земля.

У меня покалывало кончики пальцев в предвкушении успокаивающего, тихого, улыбчивого вечера. Такую кроткую нежность дарил мне этот дом и его обитатели. Каждая черта коттеджа Поттеров говорила о благоустроенности, и даже один взгляд на него приносил ощущение комфорта.

В паре футов от меня раздался звук аппарации, и я отступил, машинально потянувшись за палочкой.

Но это была всего лишь Джинни.

— Профессор! — воскликнула она, заметив меня. — Вы уже пришли… Простите меня, пришлось задержаться на тренировке. Я говорила Гарри, что такое может случиться, а он как всегда…

Так вот почему такой взмыленный вид. Только что с тренировки.

— Ничего страшного. Не торопитесь.

Она и в самом деле спешила, отпирая калитку. На лице был легкий румянец, а волосы развевались на легком сентябрьском ветру.

— Но ведь ужин еще не готов, и Гарри только должен вернуться.

— Говорю вам, успокойтесь, Уизли, — строго сказал я, и она смущенно улыбнулась. — Я не буду вам обузой, если сами не перестанете себя накручивать.

Она вздохнула, а я сменил тему, направляясь за ней к порогу:

— Надеюсь, вы не обидитесь, если я спрошу, с кем вы оставили ребенка?

— Мы наняли няню, — объяснила Уизли. То есть Джинни. Называть свою бывшую студентку миссис Поттер было выше моих сил. — Гарри настоял. Так тяжело доверить своего ребенка чужому человеку, но я сейчас нужна команде, замена ни на что не годится, — пояснила она, обратив внимание на мое удивленное лицо. — Мы чуть не продули в товарищеском матче юниорской команде.

В прихожей ярко горел свет, на светлых стенах висели детские рисунки. Хозяйка проводила меня на так же ярко освещенную кухню.

Она быстро нарезала овощи и затем, снова извинившись, поднялась наверх. К ребенку. Я опустился на излишне мягкий стул и разглядывал все, как в первый раз.

Над роскошным камином висела вышивка. Должно быть, дело рук Молли Уизли.

Через минуту Джинни вернулась.

— Ну вот. Теперь можно приняться за дело, — сказала она, подходя к плите, разводя огонь и при этом не переставая говорить: — Няню я отпустила. Джеймс сейчас гостит у бабушки с дедушкой, так что он не будет вас донимать.

— Я бы не сказал, что он особенно мне мешает.

— Правда? Значит, я неправильно истолковала выражение вашего лица.

А это уже камень в мой огород. Но, похоже, она не замечала, что говорит. Затем добавила:

— Мне так жаль, что я вынуждаю вас ждать.

Казалось, она пытается заполнить неловкость разговором. Я давно перестал чувствовать себя неудобно в доме своих бывших студентов. Иногда у меня было ощущение, что я здесь лишний, но они как бы не замечали моего присутствия и не стеснялись его, и тогда я снова расслаблялся. И несмотря на то, что мне нечасто приходилось здесь бывать, а может быть, даже поэтому, визиты «к Поттерам» были особенно запоминающимися. К тому же, они никогда не приглашали кого-то одновременно со мной, чтобы не было дискомфорта ни с моей стороны, ни со стороны других гостей.

Громко хлопнула дверь.

— А вот и Гарри! Опасайтесь колдокамеры, — таинственно шепнула мне она, подбегая к Поттеру и обнимая его.

Я деликатно отвернулся, делая вид, что разглядываю семейные снимки на полке и статуэтки из различных стран.

— А вы уже здесь! — я счел нужным подняться с места.

Весь сияя, Поттер пожал мне руку.

— Это Перси привез нам из своих путешествий, — кивнул он на фигурку волшебницы на фоне Эйфелевой башни, запуская руку в вазочку со свежей сдобой. — Подумать только, ему удалось остаться главой Департамента международного магического сотрудничества и глазом не моргнуть.

— Это же Перси, — раздалось из-за плиты.

— Ну да. Как думаете, сэр, может, ему удастся стать правой рукой нового министра?

— Хватит молоть чепуху, Поттер.

— А по-моему, Перси на этом не остановится.

Я задумался; в его словах есть смысл. Поживем-увидим.

— А потом он свергнет Хавайека и сам станет министром, — мечтательно закончил Поттер. — Пойдемте, я покажу вам свое новое приобретение. Малыш спит, Джинни? Я бы заодно познакомил его с профессором.

Ну вот снова у Поттера этот заговорщический тон! Такая нарочитая небрежность и любопытный взгляд в мою сторону.

— Он спал, когда я заходила. Только прошу тебя, Гарри, не буди его нарочно. Это может подождать.

Опять. Я был окончательно сбит с толку.

Мы прошли в гостиную, выходившую террасой в сад. Поттер достал из серванта салфетки и разложил их на столе. Потом взял с полки колдокамеру, которую я заприметил сразу, как вошел. Новая модель не была такой громоздкой, как прежние, и привлекательно сверкала.

— Я купил колдокамеру. Отличнейшая вещь! До сих пор не понимаю, почему у меня ее не было.

— Только не вздумайте доставать ее за ужином, — заметил я не без иронии. Поттер, увлеченный своей новой игрушкой, рассеянно кивнул. Потом дал мне осмотреть новую модель.

— Ей можно управлять с большого расстояния. Очень удобно. Например, для группового фото.

— Интересная вещица, — вынес я вердикт, протягивая ее обратно.

Бережно положив камеру на место, он указал наверх.

— Пойдемте.

Пожав плечами, я отправился следом.

По лакированной деревянной лестнице мы поднялись на второй этаж. Поттер беззвучно отворил дверь. Оказавшись внутри, я первым делом разглядел детскую кроватку возле ночной лампы, прикрытой ажурной салфеткой. Проклятье, что я здесь делаю? Какой смысл говорить про меня что-то грудному ребенку, которому чуть больше месяца? Он ведь даже не поймет, что к нему обращаются.

— Поттер, зачем вы притащили меня сюда? — понизив голос, чтобы не разбудить спящего монстра, проворчал я.

Но было поздно. Из-под одеяла показались маленькие руки. К тому же, Поттер явно не слушал.

— Смотрите-ка. Да ты не спишь! — с трепетом обратился Поттер к сыну. И я сразу смолк.

Такого голоса я никогда у него не слышал.

Он извлек ребенка из кровати. Я отошел на безопасное расстояние. Того гляди, еще разревется, увидев незнакомца.

Поттер вдруг посмотрел мне прямо в глаза; в них что-то горело, так тревожно, но вместе с тем с гордостью. Сердце сжало тисками. Что со мной? Я был готов уйти, в такое замешательство ввел меня этот взгляд, полный непонятной мне боли, когда Поттер, поцеловав своего сына в лоб, наконец выдавил, с любовью глядя на него:

— Знакомьтесь, профессор, это Альбус Северус Поттер.

Что-то оборвалось внутри. И огромное волнительное чувство заполонило меня целиком. Пораженный, я смотрел на ребенка.

Снизу раздалось:

— Гарри, спустись, срочная новость из Аврората!

Я не двинулся с места, когда Поттер положил ребенка обратно и, не решаясь посмотреть на меня, опустив голову, вышел за дверь. На мгновение мне захотелось кинуться за ним, встряхнуть его.

Но это чувство было настолько сильным, что отодвинуло все остальное на второй план.

В полумраке комнаты остались мы вдвоем.

Подрагивая, я бесшумно приблизился и склонился над младенцем. Ребенок заелозил в кровати, комкая одеяло.

Большего изумления я никогда не испытывал. Я глуп, невообразимо и жестоко глуп. Но как рад осознавать, что я таков! Безумен, непроходимо туп! Мне никогда ничего не понять!

Младенец пускал пузыри, изучая меня своими ужасно круглыми глазами размером с бусину. Я аккуратно положил руку на поручень, боясь его испугать.

Ты ничего не понимаешь, верно?

Но ты будешь счастлив. Поверишь ли? Я не знаю, кем ты станешь; у тебя наверняка будет жизнь, так не похожая на мою. Но ты, слышишь, ты будешь похож на меня.

Ты будешь счастлив, Альбус Северус.

Северус.

Я хотел бы сказать ему что-нибудь, но при всем желании не смог. Я даже не сумел произнести имени. Своего имени. Впрочем, мне оно больше не принадлежит.

Я подошел к двери, но, не выдержав, оглянулся. Хотел удостовериться, что ребенок действительно там, за перекладинами кровати, освещенный неясным светом лампы. Маленькие глаза смотрели на меня с тем же удивлением, что и мои на него.

Прикрыв за собой дверь, я, не производя ни звука, спустился вниз. Из гостиной доносился запах жаркого, звон тарелок и громкий разговор Поттера по камину.

Но я направился навстречу прохладе и свежести, идущим с террасы. Улицу окутала ночь, но, как свойственно ушедшему лету, было довольно светло. Не задерживаясь на пороге, пахнувшем влажной древесиной, я спустился в сад.

Чувство, заставлявшее меня сходить с ума, чувство цельности — верно, цельности! — с природой по-прежнему не уходило. Нет, я сам задерживал его. В тревоге, в страхе, улавливая каждое дуновение ветра, я терял способность стоять на ногах. Я опустился на скамейку.

Душа раскрывалась, казалось, я один уже не способен ее вместить. Что же этот младенец сделал со мной? Он родился, я родился…

Я поднял глаза в небо. Никогда не замечал, какие странные ночью облака. Будто отголосок той воздушной белизны, что бывает днем, только молочно-грязный. Но небо всегда над головой.

На черно-синей тишине блеснул алмаз. Звезда.

Схватившись за сердце, превозмогая дикое вероломное страдание, я глядел на небо через силу, не моргая, пораженный, как тот младенец.

Как больно…

«После дождя трава была мокрой, а стоило задеть ветви деревьев, как по рукам текла холодная вода. Влажные листья отражали косые лучи солнца, все сверкало и искрилось, я не знал, куда бросить взгляд.

Лили дотронулась пальцем до большой капли, свисавшей с листа, и тонкая струйка побежала по ее ладони. Я смотрел на нее во все глаза. Она словно была частью всего этого; я обвел взглядом опушку леса, на которой мы стояли, и маленькую поляну, заросшую высокой травой, уходящей вниз; хрустального, драгоценного, цветного, солнечного мира.

На ее губах заиграла улыбка.

— А давай побегаем!

— Что? Ты шутишь?

— Нет, я серьезна, как никогда. Ну давай, Северус! Смотри, как красиво! Мне… мне хочется обнимать деревья!

Она бережно погладила кору дерева.

— Сумасшедшая, — сказал я, но, тем не менее, не сумел спрятать своего восторга.

Крупные капли лежали на ее волосах, словно роса на утренней траве. Она тряхнула головой, пытаясь развеселить меня.

— Ну же! Мы еще успеем побыть серьезными! У нас впереди целая жизнь, Северус! Целая жизнь для этого! Вперед, Северус! Побежали, ну пожалуйста…

Я замялся. Она собиралась схватить меня за руку, как в детстве, но не решилась. Должно быть, ее смутил мой взгляд. Мне самому было стыдно, но смотреть на нее по-другому я не умел.

Все это так нелепо. Вряд ли она всерьез.

— Да ну тебя! — подавая пример, она вдруг рванула вниз. Перепрыгивая через кочки и едва не падая. А оказавшись внизу, побежала вперед, радостно размахивая руками.

— Постой! — крикнул я и, сломя голову, бросился за ней.

Лили на секунду обернулась и побежала дальше, утопая по пояс в зарослях. Я бежал, спотыкаясь, оскальзываясь на мокрой траве. Несся сломя голову навстречу солнцу.

Я бегу за тобой, Лили».

Я бегу за тобой.