Путешествие на Восток (джен)

Когда Инголдо был маленьким, вопросы лечения людей и эльфов его ничуть не волновали. Он, конечно, часто себе что-нибудь ломал... или растягивал... или вывихивал — словом, он часто падал, и на него тоже часто что-нибудь падало. Без этого при его любви где-нибудь шариться и копать себе норы было никак.

А копать он любил. И ах, какие норы у него выходили! Нэлле⁽¹⁾ аж прозвал его бешеным барсуком. Уважительно так — в конце концов, качественная нора для детских игр совершенно незаменима. В ней можно прятать сокровища, хранить еду для важных экспедиций. Можно, наконец, прятаться и проводить очень тайные собрания трёх друзей.

В ту пору их всегда было трое: он, Таттэ и Нэлле. И немного Турко⁽²⁾: Нэлле обожал брата, а значит, им тоже приходилось. Но они были не против: Турко был замечательный, всегда с охапкой охотничьих баек, всегда готовый подлечить пораненное или поломанное, красивый, взрослый... взрослый!

Инголдо невольно усмехнулся: вот уж последнее слово, которым он назвал бы кузена сейчас. Тот наоборот словно так и не вырос из того возраста, в котором дитё выучивает заветные слова «моё» и «дай» — а если и вырос, то не дальше возраста «а теперь я буду король, а вы мои верные». А вроде ведь и был же, у себя в Аглоне, должен знать, что это за морока...

Впрочем, с ним был Нэлле, а Нэлле можно было доверить хоть нору, хоть королевство — вернёт в лучшем виде. Инголдо на миг представил, как вернётся в Нарготронд и они вместе будут смеяться над всем случившимся — после того, как хорошенько поспорят или даже подерутся, конечно.

Нэлле обязан понять, что Берен должен найти Сильмарилл, что это нужно и правильно. А когда он поймёт — объяснит брату, как всегда. Так уж сложилось: каждый доносил важные вещи до своих братьев. Только Инголдо — больше некому.

Даже сестра, и та непонятно где.

Они хотели спешить, но спешить не выходило — без колдовства Вонючки ранняя весна решительно изгадила дороги, сделав непроходимыми даже те места, что в прошлый раз они пробежали легче лёгкого. А ведь впереди было ещё болото — вот где придётся завязнуть во всех смыслах слова!

Зато молодой Пастырь радовался каждому росточку. Он назвался Можжевеловым; сказал, это имя дал ему Волчонок и оно ему теперь дорого. Друга своего, завёрнутого в лоскутные одеяла, он нёс с такой нежностью, с какой не всякая мать носит на руках своё дитя — и это заслуживало восхищения, потому что шли они по непролазной грязи, где даже древесное племя могло поломать все корни, пытаясь нащупать твёрдую почву.

Хорошо, что рек, речушек и ручьёв — теперь свободных, живых и говорливых — в Дортонионе хватало. Инголдо и так выглядел не лучшим образом из-за перекошенного, изрытого шрамами лица, быть ещё и в грязи по самые брови ему совсем не хотелось.

На берегу одного из ручьёв он его и увидел — владыку Ульмо. По-весеннему нарядного, во множестве слоёв прозрачного шёлка, в ожерелье из ярких кораллов. Вокруг талии его плавали пёстрые рыбки, ничуть не замечая, что они не в родном море, а на вольном воздухе.

Инголдо склонился в поклоне, но владыка его даже не заметил, весь погружённый в созерцание бегущей воды.

«Он здесь не для меня», — со стыдом осознал Инголдо и вспомнил, что перед ним не просто ручеёк. Здесь брала начало Ривиль — одна из великих рек, питающих Сирион. Сирион, которому отдал своё сердце и свои силы владыка вод — и который теперь стал чище и свободнее.

И всё же...

— Владыка! — окликнул он.

— Анольдо? — обернулся тот по-совиному, одной головой. — Что-то не торопишься ты в Гондолин, я посмотрю, — в голосе владыки была ясно слышна укоризна.

— Прости. Но я наконец-то туда иду! Только... владыка, с нами юноша, сын Воню... Тар-Майрона, — истинное имя Жестокого он произнёс без всякого удовольствия. — Он истощил свои силы, оживляя этот край. Скажи, не мог бы ты исцелить его?

— А почему ты не попросишь об этом Итариль?

— До неё надо ещё дойти, а мы завязли напрочь, — развёл руками Инголдо.

— Завязли? Этому горю легко помочь. Заодно подберёте кой-кого, он тоже вот завяз, бедолага.

Ульмо повёл руками, и сухой тростник по берегам ручья поднялся вверх, сцепляясь друг с другом, собираясь в плотный ковёр, сворачиваясь в лёгкую ладью.

— Но владыка, с нами...

— Анольдо, — и снова ласковый укор в голосе, — это моя лодка. Неужели ты думаешь, что она кого-то не выдержит... или не вместит?

«Нет — но ужасно сложно будет убедить в этом остальных», — подумал Инголдо и, поклонившись, пошёл.

Уговаривать и убеждать — и ни в коем случае не поминать владыку, чтобы не напугать и без того скалящихся на всё божественное волков.

1) напоминаю, прозвище Куруфина

Вернуться к тексту

2) Кэлегорм

Вернуться к тексту