Птица на ветру (гет)

От подушки Миллисент пахнет пылью и крахмалом. Снится ей беспросветная, парализующая ерунда.

Первым, что видит Милли, когда открывает глаза, становится испанская пиньятта — огромная раскрашенная лошадь из папье-маше, подвешенная к потолку. К копытам лошади привязаны пестрые бумажные кисти и птичьи перья. Милли хочется потянуться к забавной игрушке, и она с радостью осознает, что теперь может поднять руку. Милли чувствует себя настолько хорошо, что садится на кровати, и у нее почти не кружится голова.

Комната, в которой она очутилась, совсем не похожа на мрачный потусторонний Малфой-мэнор, способный свести с ума любого случайного гостя. Милли смотрит на игрушечную лошадь и замечает, что та ей улыбается. Переводит взгляд в сторону, и он тут же врезается в огромный ловец снов с ракушками и блестящими бусинами. На полу беспорядочно свалена мятая одежда, у двери — опрокинутая кадка со светло-зелеными зернышками. Среди нагромождения предметов на столе — колода замасленных гадальных карт с оборванными уголками, павлиньи перья, грязный котел со следами неудачного эксперимента времен самой феи Морганы и журналы со странными неподвижными картинками.

Добраться до окна оказывается не так просто, как ожидала Милли. Ноги болят, будто она пробежала не один километр в неудобной обуви. Милли приоткрывает форточку, и в комнату врывается теплый южный ветер, играя с занавесками и запутываясь в металлических волнах позолоченных трубочек на карнизе. Лошадь раскачивается на длинной цепочке, и внутри у нее что-то гремит и пересыпается. Милли интереснее наблюдать за лошадью, чем любоваться видом из окна. Глухая кирпичная стена соседнего дома выглядит скучно и слишком напоминает ее прошлую жизнь. Милли чувствует, будто родилась заново. И очень нескоро замечает, что рядом впервые за последние месяцы нет Винса.

— Никогда не понимала, как это Хеспер может жить в таком гадюшнике, — голос Астории звучит от двери, Миллисент с опаской поворачивается, и видит перед собой леди Эстер Грин. Что-то в девушке неуловимо изменилось: Милли чувствует себя жутковато, воочию увидав собственные ожившие сны-воспоминания.

— Это дом Хеспер? — спокойно интересуется она, — Разве Лорд не должен был отправить ее к великанам?

Астория одобрительно кивает.

— Так он и поступил, к вящему разочарованию Алекто. Понимаешь, она до смерти ненавидит Беллатрикс. Не знает, куда себя деть от скуки. А Лорд тут же избавляется от ее старой школьной подруги.

— Ты уже успела встретиться с Лордом? — надо было отдать должное предприимчивости Эсти. — Сколько же я пробыла без сознания? И почему я не умерла?

— Ты хотела умереть? — Астория откровенно развлекалась, ведя этот разговор.

Милли покачала головой.

— Я этого боялась.

— Недостаток смелости проистекает из недостатка знания, на которое можно опереться, — глаза Астории насмешливо блеснули. — Папа всегда так говорил.

Милли слабо улыбнулась.

— Я это помню. Так ты знала, что я не умру при ритуале?

— Твоя душа слишком ценная, чтобы растрачивать ее на пустяки, — усмехнулась Астория. — Вот твой кузен давно искал способ уйти с миром. Правосудие для него свершилось, когда ты отправилась в прошлое, чтобы замкнуть временную петлю, мне оставалось лишь немного помочь разорвать вашу связь. Правда, после битвы за Хогвартс нам еще предстоит убедить его дух в том, что для восстановления равновесия недостаточно просто убить Малфоя. Упрямство у Креббов, похоже, переходит по наследству...

— Кого же ты убивала раньше? — Миллисент поежилась, будто от холода. — Ты говорила, что трижды проводила этот ритуал.

— Магия ши не требует смерти, — немного удивилась Астория. — Я думала, ты поняла это, когда пришла ко мне. Отец, Анна и Хеспер столько твердили тебе о дальнейшей судьбе жертв поцелуя дементора... Конечно, я использовала их души, спасая тем самым от страшной участи быть навеки заключенными между мирами. Это одна из моих прямых обязанностей жрицы. В последний раз подошла душа твоего кузена.

— И ты расскажешь об этом Лорду, как и боялась Анна?

— Лорд все равно не сможет должным образом распорядиться своим знанием, — небрежно махнула рукой Эсти. — Ведь он, в свое время, выбрал именно магию смерти, а не магию жизни. А придавать большое значение словам Анны не стоит. Ввести ее в заблуждение оказалось проще простого. Достаточно было немного поколдовать в Азкабане твоей палочкой.

— Ты была в Азкабане? — Милли взволнованно опустилась на кровать. — Значит, Люциус Малфой...

— ... неделю как наслаждается обществом Лорда, — хихикнула Эсти. — Бедняга Олливандер выглядел так жалко, что мне совесть не позволила обременять его заказом на новую волшебную палочку. Она все равно мне практически не нужна.

В памяти Милли яркой вспышкой пронеслось давнишнее сновидение. Мрачная камера, серебристая фигура патронуса леди Грин и порядковый номер, выжженный на ее руке. Очевидно, Астория думала о том же.

— Гринделвальд умел делать это силой мысли, — призналась она, потирая запястье. — Знаешь, это было очень больно. Поэтому отец и не хотел так просто допускать его душу в мир ши, настояв на пожизненном заключении. Смерть стала бы слишком легким возмездием... Но без этих воспоминаний Люциус бы мне никогда не поверил и уж точно не согласился бы на сделку.

Миллисент нахмурилась. Разговоров о сделке она упорно не могла вспомнить.

— О чем это ты?

— О том, что каждый должен держать однажды данное слово, — Астория пристально смотрела на Миллисент, и от ее странного взгляда становилось не по себе. — А потому, осторожность, когда раздаешь обещания, уж точно не повредит.

— Я никому ничего не обещала, — медленно проговорила Милли. Слишком уж ей не нравились ее смутные догадки.

— Как же, — Эсти выглядела очень довольной. — Даже Винсенту? Ты удивишься, узнав, что артефакт, о котором мы говорили Снейпу, — еще одна часть этого обещания. И этого не предусмотрел даже мой всеведущий отец. Если только он намеренно не решил дать мне фору, — рассмеялась вдруг она.

Миллисент сидела на кровати, неподвижно глядя перед собой. Игрушечная лошадь вдруг перестала казаться дружелюбным созданием, скаля отточенные клыки, как заправский фестрал.

— Я познакомилась с Люциусом Малфоем еще во время своего первого путешествия во времени, — как ни в чем не бывало, рассказывала Астория. — Он знал и до сих пор знает меня, как леди Эстер Грин, мать Генделя Гринграсса. Мы ведь с ней так похожи... Бабушка, конечно, была в курсе моего маленького обмана, и, само собой, многому меня научила. Я уже тогда начинала постигать премудрость прорицательства и могла видеть дух своего нерожденного сына. Проблема состояла в том, что Люциус хотел заключить соглашение о помолвке на выгодных ему условиях, и я не была уверена, что могу их ему гарантировать. До встречи с тобой, ведь ты изменила куда больше, чем думаешь, моя дорогая Милли. В самых смелых мечтаниях я не могла представить себе, что прямая наследница Эммы Гринготтс окажется однокурсницей моей глупой старшей сестренки. И хотя Дафна не замечала никого, кроме собственного отражения в зеркале, она все-таки проговорилась о некоей Миллисент Буллстроуд, которую так опекает кузен и так презирают ее бестолковые слизеринские подружки. Я пыталась следить за тобой при помощи одной безделушки, которую потом послала тебе, как напоминание. Странно, что ты ее не вспомнила.

Милли непонимающе нахмурилась.

— Птица на ветру, — радостно сообщила Астория. — На нее наложены простенькие следящие чары. Сейчас их и не используют почти. Разве ты забыла свою работу в Инспекционной дружине? Вы так любили демонстрировать свою власть, порой это выглядело очень забавно. Однажды ты конфисковала эту птичку у Мэнди Брокльхерст. Чтобы птица действовала, достаточно недолго подержать ее в руках. Она запоминает человека через прикосновение. А потом птичка исчезла из твоих вещей, а ты, как видно, и думать о ней забыла. С тех пор я всегда могла тебя найти.

— Невероятно, — одними губами отозвалась Миллисент. Глупый школьный инцидент за несколько лет успел почти стереться из памяти.

— Мистер Кребб перестраховался, тут же забрав тебя из школы, и исполнение наших планов пришлось отложить на несколько лет, — продолжила Астория. — Исландское поместье находилось под Фиделиусом, даже Аделаида Кребб смогла туда добраться самостоятельно лишь после смерти хранителя тайны.

— Винсент много говорил о гоблинах. Вам было нужно что-то из моего наследства? Удивительно, что никто даже не удосужился рассказать мне о нем.

— Ирма тебя боялась, — ответила Астория. — Слишком много пришлось бы рассказывать, если уж начинать. А наследство твое пусть останется при тебе. Мы разве похожи на грабителей? Просто так уж вышло, что ты единственная в нашем окружении можешь приказывать некоторым гоблинам без права на размышление и, тем более, отказ. Ты знаешь суть моей магии. Для соблюдения баланса мне нужна душа. Душа гоблина.

— Значит, смерть гоблина Дарка не была случайностью, — догадалась Милли. — Что ты с ним сделала?

— Гоблины — низшие создания, хотя они готовы на любую подлость, лишь бы оспорить этот непреложный факт. Дарк, в отличие от своих менее удачливых собратьев, таки увидит Авалон. Все дело в Отделе Тайн, Милли. Артефакт, необходимый моему отцу и Руквуду, хранится там, и запечатан он гоблинской магией. Никто из нас не смог бы к нему прикоснуться, если бы ни душа гоблина, отданная добровольно. На эту мысль меня натолкнул твой рассказ о Пенелопе Кристалл. Я долго размышляла, что же заинтересовала моего отца в этой безобидной болтушке. И я ответила себе: как безопасно проникнуть в отдел тайн и вернуться обратно, если не при помощи девочки, равно связанной и с аврором Робертсом, и с Анной Тикнесс?

— То есть, ты вынудила... вынудишь Пенелопу предать их? — ахнула Милли. — А Фиделиус, под которым Пенелопа пряталась до самого ареста, тоже твоих рук дело?

Астория рассмеялась.

— Да нет, полагаю, что твоих. Ведь это ты смогла привести к ней авроров и сделать так, чтобы чары пали. Ни Борджин, ни Пий с этим справиться не смогли. Хотя Пию я бы не доверила ни одного серьезного дела. До сих пор не понимаю, как это Лорд решился посадить именно его в кресло министра. Неужели отец прав, и он в самом деле утратил ясность рассудка? Возвращаясь к нашей договоренности с Малфоем. Как я уже говорила, без соблюдения определенных условий, Люциус никогда не дал бы своего согласия на наш брак с Драко, благо, с моим отцом они в этом вопросе на удивление солидарны, а без выражения их доброй воли я не смогу посвятить наших потомков Стоунхенджу и продолжить великое дело моих предков. И тогда я решила использовать против Люциуса его же слабости. Задумка отца относительно Темного Лорда, которая так тебя напугала, не менее страшила и Люциуса. Я подумала, его немного успокоит тот факт, что руководить процессом будет не мой отец, а его внук. К сожалению, такая рокировка отодвигала реализацию наших планов еще не на один год, но ради достижения цели можно пожертвовать временем. После жизни в Стоунхендже перестаешь воспринимать время, как ценность, ведь там его и вовсе нет.

— И мистер Малфой согласился? — прошептала Миллисент. Услышанное не укладывалось у нее в голове: она и не подозревала наличие у Астории настолько извращенного ума.

— Когда ты заключенный Азкабана без имени и прав, а твоего единственного наследника в любой момент могут убить, соглашаешься и на худшие предложения, — пожала плечами Астория. — Он согласился. А артефакт, от греха подальше, мы решили спрятать в Стоунхендже. Для этого нам и понадобилось зеркало Еиналеж. Такие артефакты призваны служить проводниками между мирами. Я не стала бросать артефакт в Арку смерти в министерстве, слишком уж ненадежный она портал и наш хрупкий мирок иногда попросту пропускает. А Исчезательный шкаф Билли Борджин уничтожил по просьбе отца, как только Альбус Дамблдор погиб. Если бы Анна начала исследовать эту безделушку, непременно докопалась бы до истины, с ее-то настырностью. Да и от твоего Министра артефакт нужно было держать подальше, вот уж кто не упустит возможности передать его моему отцу. В этом свете обретает смысл второй захват Министерства, Лорд пока что не слишком доверяет мне и на ответственное задание пошлет только под присмотром Беллатрикс. А меня это вполне устраивает.

— Твой отец все это время говорил об уликах против Малфоев, ждал, что они появятся точно ко дню слушания. То есть накануне моего перемещения в мир ши, — вспоминала Миллисент. — Так он имел в виду этот гоблинский артефакт?

— Именно, — сверкнула глазами Астория. — Отец надеялся, что с нашим перемещением в прошлое артефакт можно будет использовать в настоящем. Он ведь не знал, что согласно нашей сделке с Люциусом извлечь этот старинный гоблинский хроноворот из зеркала сможет только наследник Малфоев и Гринграссов.

Что-то в этой головоломке не сходилось.

— Но почему ты уверена, что узнав правду, твой отец не одобрит помолвку Дафны и Драко? Ведь Дафна — такая же наследница Гринграссов, как и ты, более того, старшая сестра — она.

Астория недолго помолчала. Милли не могла избавиться от впечатления, что именно так выглядит заядлый игрок, на руках которого в одночасье оказались все выигрышные карты.

— Эсти? — как ни странно, вслух называть Асторией ее больше не получалось.

— Видишь ли, Милли, — девушка рассеянно посмотрела куда-то мимо Миллисент, — Дафна — не моя единокровная сестра. Точнее сказать, она сестра мне лишь по отцу. Я не дочь Эбигейл Гэмп.

Воцарилось недолгое молчание.

— Ты дочь Шейлы! — всплеснула руками Милли. — Так вот в чем дело! А я все не могла понять, с какой стати судье посвящать стоунхенджским магам именно тебя! Так ты, наверно, старшая дочь?

— Угадала, — без тени воодушевления произнесла Эсти. — Почетная привилегия урожденных Гринграссов. Я старшая дочь Шейлы Гринграсс, причем единственная ее дочь. Отец никогда не хотел этого афишировать, нами и так Отдел Тайн интересуется чересчур. У отца и у Люциуса просто не остается выбора, если, конечно, они не откажутся от идеи перевернуть мир в свою пользу и без войны.

Миллисент больше волновало другое.

— Эсти, скажи, сколько же тебе тогда лет?

— Как я ненавижу этот вопрос, — Эсти расплылась в добродушной улыбке. — Неприятно, знаешь ли, растолковывать всем и каждому, что внешность бывает обманчива. Мама до последнего дня выглядела намного моложе своих лет. На твоем месте, я бы больше думала о своем возрасте. Тебе ведь не вечно будет восемнадцать.

— Сейчас ты говоришь, как тетя Аделаида, перед тем, как вышвырнуть меня на улицу, — хмыкнула Миллисент. — Знаешь, за все, что ты мне сейчас рассказала, тебя в лучшем случае следует отравить.

— Отрави, — совершенно серьезно предложила Эсти. — И в мире будет целых две одинаково бестолковых Миллисент Буллстроуд, не имеющих никакого понятия о том, как им жить дальше. Можете даже встретиться и жаловаться друг другу, как несправедливо обошлась с вами судьба. Ах да... я забыла предупредить тебя о небольшой проблеме... Два абсолютно одинаковых тела в одной реальности сосуществовать не могут, таковы элементарные физико-магические законы, но двум сознаниям мирно ужиться никто не может помешать. В маггловском мире такое состояние называется шизофренией.

— Хватит с меня, — Миллисент резко встала, не обращая внимания на черные точки в глазах. — Я ухожу.

— Даже не надев мантии? — картинно изумилась леди Грин. — В одной ночной рубашке? Не надо драматических жестов, я скоро уйду сама. Я лишь справедливо посчитала, что ты должна знать, с кем имеешь дело. Мой отец, конечно, мастер манипуляций, но я всегда ценила и буду ценить искренность в людях.

— Теперь я знаю, — неприязненно кивнула Миллисент. — И больше всего надеюсь, получив свое законное наследство, никогда больше не видеть никого из вашей шайки.

— Побежишь к мамочке? — через плечо спросила Эсти, уже стоя в дверях. — О, это будет познавательная беседа. Надеюсь, Ирма передаст мне подробности, когда мы с ней встретимся в Стоунхендже. Это ведь совсем скоро должно случиться.

— Я не обязана тебе верить, — вздернула подбородок Милли. — Ты всегда была и останешься лгуньей.

— И для чего обязательно переходить на личные оскорбления? — вздохнула Эсти. — Какой ты, в сущности, ребенок, Миллисент. Хеспер не смогла перейти грань, а ты смогла, Пенелопе мир ши предстал подобием маггловского наркоза, а ты увидела свои драгоценные дольмены, и никто из прочих стоунхенджских магов как будто бы не возражал против твоего присутствия среди нас... Это тебе ни о чем не говорит?

На несколько секунд сердце Милли провалилось в глубокий колодец.

— Пошла вон! — заорала она с опозданием на несколько секунд. Подушка, которую она в сердцах швырнула в сторону двери, упал на давно не метеный дощатый пол.

Ничто в комнате больше не указывало на то, что леди Эстер Грин когда-либо переступала ее порог. И впервые Милли почувствовала острую боль утраты. Винсента Кребба действительно больше не существовало. Выручай-комната исполнила его последнее желание, сковав Миллисент невидимыми узами обещания. Очевидно, судья Гринграсс ошибался. В качестве посмертного подарка кузена Милли получила знание, но от того ей было еще страшнее.

Милли на подкашивающихся ногах подошла к упавшей подушке и подняла ее, пряча в белоснежном хлопке заплаканное лицо. Изгнать Асторию Гринграсс из комнаты было довольно просто, вытравить ее издевательскую ухмылку из воображения — практически невозможно. С трудом подняв голову, Милли запустила подушку в другой конец комнаты — прямо в шуршащую пиньятту.

Разноцветные фантики конфет и всевкусное драже просыпались на пол сладким хрустящим дождем. Милли сидела на полу и равнодушно смотрела, как вырвавшаяся на свободу шоколадная лягушка карабкается по стеклу и выпрыгивает из форточки на улицу.

Диагон аллея после беспрецедентной атаки на Хогвартс кишела аврорами, словно Темного Лорда могли заинтересовать мелкие лавочники или скоростные метлы. Миллисент шагала в сторону неприметных улочек, ведущих в самые густозаселенные и бедные районы магического Лондона. По иронии судьбы, денег в ее кармане снова хватало лишь на портключ в одну сторону или неделю жизни в не самой дорогой комнате в «Дырявом котле». Быстрая ходьба, как и раньше, помогала сосредоточиться, и отчего-то девушка была уверена, что никто не остановит ее посреди улицы с нежелательными вопросами.

Лишь теперь, по прошествии времени, дьявольский план Гринграссов обретал очертания: пусть эта семья казалась, как и другие, совершенно раздавленной войной, ядовитые корни остались живы, незаметно вплетая в свои сети все больше и больше судеб. Теперь уже Миллисент не могла заявить наверняка, что какое-либо событие в ее жизни не было спроектировано Асторией Гринграсс. Милли боялась, и глупо было отрицать этот страх, когда перед глазами стояло перекошенное ненавистью лицо Трейси Дэвис, захлопывающей двери своего дома перед бывшей однокурсницей. Трейси, подругой Одри Уизли, урожденной Робертс. Миллисент с невеселой ухмылкой подумала о самоубийстве пока еще главного аврора Британии. Гринграссы, конечно, не встали бы на его защиту.

Возможно, Астория и не имела отношения к тому, что все бывшие друзья Милли в одночасье от нее отвернулись. Пэнси Паркинсон, к примеру, даже могила не исправит. Некстати вспомнив сон, в котором младшая сестренка слизеринки несет кольца на свадьбе Мэнди и младшего сына судьи, Миллисент в отчаянии заломила руки. Даже в дом Гринграсса ее привела мать Мораг, близкая подруга Эбигейл. Ведь уже тогда миссис Макдугалл знала, что опальная подруга дочери никогда не вернется в их дом. По крайней мере, не вернется за помощью.

И эта странная улыбка Министра на дне рождения Астории, будто тот мечтал о встрече с ней долгие годы... Разумеется, он ведь думал, что знает Эстер Грин, ее бабушку. И разговоры с судьей в его кабинете, каждый раз переворачивающие мир Миллисент с ног на голову... Его ненавязчивые упоминания имени Шейлы и полные горечи слова Эбигейл о его особом отношении к детям от первого брака... Нарочито случайные намеки Хеспер... «Никогда ниоткуда не исчезай, красавица», — будто она предвидела, что в какой-то момент Миллисент невероятно захочется убежать от Астории подальше, забыв обо всем на свете.

Судья знал об Ирме Кребб куда больше, чем показывал. Он открыто признавал, что и Ирма всю жизнь бежит от собственного предназначения. Значило ли это, что Миллисент на роду было написано занять свое место рядом с Асторией? Девушка вспомнила неприветливый пустынный Стоунхендж и содрогнулась. Провести остаток дней в этом подобии мира, имея дело с опустошенными, изломанными душами? Счета, предъявляемые ей судьбой, были непомерно высоки.

— Простите, пожалуйста! — из сонма беспорядочных мыслей Миллисент выдернуло неожиданное столкновение с разноцветным звенящим пятном. Несколько минут девушка смотрела прямо перед собой, а потом удивленно рассмеялась, будто и не было безумных утренних откровений и часа блуждания по пасмурным встревоженным улицам.

Перед ней стояла Оливия. Настоящая Оливия в столь любимых ею многослойных пестрых одеяниях и невообразимых медных и золотых ожерельях с подвесками в виде улыбающихся солнц. За ее ногой, как и следовало ожидать, пряталась совсем еще маленькая дочка в ярко-желтых лакированных ботиночках и залатанной зеленой мантии.

— Такая кокетка, — горделиво улыбнулась карга, посылая дочери полную обожания улыбку. — Вы такая красавица, не хотите ли купить колечко? Посмотрите, каких у меня только нет!

— Оливия, — так и расцвела Миллисент. В этот момент она готова была расцеловать каргу, так кстати встретившуюся у нее на пути. — Оливия, как же я рада вас видеть!

— Мы знакомы? — насторожилась карга, оглядываясь по сторонам. — Негоже вам, юная леди, водить дружбу с такими, как мы, клянусь Черной Аннис!

Миллисент больше не слушала причитаний Оливии. Кажется, еще несбывшееся будущее затеяло с ней свою игру, уже не оглядываясь на происки Астории Гринграсс.

В огромной корзине с товаром, который карга носила на шее, лежала россыпь огромных и, на первый взгляд, совершенно бесвкусных колец из бирюзы.

На каждом из них была выбита раскинувшая крылья птица.