↓
 ↑
Регистрация
Имя/email

Пароль

 
Войти при помощи
Временно не работает,
как войти читайте здесь!
Размер шрифта
14px
Ширина текста
100%
Выравнивание
     
Цвет текста
Цвет фона

Показывать иллюстрации
  • Большие
  • Маленькие
  • Без иллюстраций

Жанна (джен)



Автор:
Фандом:
Рейтинг:
R
Жанр:
Фэнтези
Размер:
Макси | 1 071 022 знака
Статус:
В процессе
 
Проверено на грамотность
В детстве Грейг не задумывался, почему у него нет отца. Он знал, что он бастард, но его это не особо волновало. Но рано или поздно дети вырастают, начинают задавать вопросы и искать ответы. И для Грейга тоже наступает время встречи со своим отцом и новой жизни при дворе. А вместе с ней - любви, которая изменит его жизнь
QRCode
Предыдущая глава  
↓ Содержание ↓
  Следующая глава

Так хочет Бог (9)

Грейг поднес фляжку ко рту. Горлышко пахло чесноком и какими-то неизвестными Риу местными специями, и из-за этого первый глоток воды показался ему неприятным, несмотря на жажду.

Но потом Грейг подумал, что ему вообще не полагалось пить из этой фляжки, и ее владелец проявил большую доброту, предложив ее чужеземцу, который не привык к переходам по пустыне и потратил свою воду раньше, чем они должны были добраться до колодца.

Грейг сделал ещё несколько маленьких глотков, и, возвращая фляжку, улыбнулся и приложил руку к сердцу. Это было единственное, что он мог сделать, чтобы выразить свою признательность, поскольку он так и не понял, как должно звучать "спасибо" — оказав друг другу какую-нибудь услугу, его спутники все время говорили совершенно разные слова.

Торговый караван, к которому присоединился Грейг, насчитывал не меньше шестидесяти человек. Вместе со всеми вьючными животными он был похож на маленькое войско. Большинство людей в караване путешествовали на верблюдах, но было несколько человек, решивших пересечь пустыню на конях. Эти явно были воинами, а не торговцами. Все они держались вместе и относились к остальным путешественникам свысока, а на Риу бросали одновременно удивленные и неприязненные взгляды. Из вооруженных чужеземцев им, должно быть, до сих пор встречались разве что храмовники, а Грейг определенно не принадлежал к рыцарям Ордена.

Грейг искренне надеялся избежать ссоры с кем-то из попутчиков. Преимущество в таком конфликте явно будет не на его стороне, поскольку земляки его противника наверняка сочтут делом чести помочь соотечественнику в стычке с иноземцем. Так что Риу держался поближе к мирным торговцам и старался даже не смотреть на путешествующих с ними воинов, чтобы не дать им повода затеять ссору.

Следуя совету безымянного торговца из Аратты, Грейг потратил большую часть денег на приобретение верблюда. До сих пор Грейг никогда не имел дел с этими животными — и, если уж на то пошло, он был бы только рад и впредь держаться от них как можно дальше. Более вонючей, своенравной и ленивой твари, чем купленный им верблюд, нельзя было даже представить, и Грейг начал думать, что ослы в Алезии обладают куда более приятным и сговорчивым характером, чем эти отвратительные, несуразные двугорбые животные, покрытые таким густым и жестким мехом, что казалось странным, как они не умирают от жары.

Верблюд, должно быть, тоже был невысокого мнения о своем новом хозяине. Когда Грейг не сидел у него на спине, а стоял на земле, верблюд смотрел на него сверху вниз — и неподвижный взгляд его темных глаз выражал величайшее презрение. Он постоянно что-то пережевывал, а при попытке Грейга убедиться, не мешает ли верблюду вложенная ему в рот уздечка, попытался укусить протянутую к нему руку. Когда же ему это не удалось, он выпустил в сторону Грейга длинную струю слюны. После этого Грейг зарекся пытаться наладить с упрямой скотиной дружеские отношения, которыми так дорожил в случае с лошадьми, и мысленно пообещал себе больше не беспокоиться ни о его расположении, ни о его удобствах.

Остаток его денег ушел на покупку разных мелочей и на покупку места в караване, потому что местные торговцы никому не позволяли присоединиться к ним, не внеся положенной платы — и плата эта была отнюдь не маленькой. Оправдывая свои аппетиты перед раздосадованным Грейгом, караванщик заявил, что каждый должен быть готов платить за собственную безопасность. Одинокий путник обязательно погибнет, столкнувшись с разбойниками или дикими зверями, подстерегающими путешественников по дороге. Риу возразил, что в случае встречи с разбойниками, да и с каким-то опасным хищником он, несомненно, принесет своим попутчикам гораздо больше пользы, чем они — ему, надеясь, что подобный довод позволит немного снизить цену. Однако попытка провалилась. Караванщик сделал вид, что недостаточно хорошо знает язык Грейга, чтобы понять смысл его слов, хотя на самом деле из начала их беседы было ясно, что он вполне сносно говорил по-алезийски. Пришлось сдаться и отсчитать ушлому островитянину всю сумму целиком. По крайней мере, караванщик пользовался услугами опытных проводников, знающих лучший путь через пустыню. В таком месте Грейг бы точно не решился положиться на простую карту…

Возвратив торговцу его фляжку, Риу вдруг подумал, что только что сделал непростительную глупость. Надо полагать, жара и жажда, от которых у него мутилось в голове, довели его до полного отупения — иначе он бы ни за что не совершил такой оплошности. Если верить мрачным предсказаниям Иннари, Нарамсину и Ксаратасу было уже известно, что Риу отправился на Острова. Генерал Ордена считал, что его непременно попытаются убить. Сир Родрик держался того же мнения, и Грейг решил, что, если люди, знавшие Аратту куда лучше его самого, единодушно призывали его остеречься (то есть, вообще-то, они утверждали, что без покровительства Воинствующей Церкви он — покойник, но ведь это тоже можно считать предостережением…), то глупо было не прислушаться к таким словам. Положим, его спутник пил из своей фляжки как раз перед тем, как подал ее Грейгу, и едва ли мог бы что-нибудь туда подсыпать, и все же — кто знает… Если этот человек — убийца, то он вполне мог заранее принять противоядие.

Мысли о том, что любой из его попутчиков, вплоть до последнего слуги, заботившегося о чужих верблюдах, может оказаться человеком Нарамсина, страшно выматывали Грейга. Опасаясь, что кто-нибудь может попытаться заколоть его во сне, он каждый раз устраивался на ночлег в самом центре лагеря, укладываясь так, чтобы к нему нельзя было приблизиться, не потревожив спавших рядом, и держал под рукой оружие — свой меч и простой, но надежный нож, купленный им в Аратте взамен проданного им кинжала.

В неспокойной обстановке Грейг всегда спал чутко. В юности ему не раз случалось, неожиданно проснувшись среди ночи, вовремя предупредить своих товарищей о приближении врагов. Солдаты Ульрика видели в сыне командира что-то вроде талисмана их отряда, но сам Грейг, читавший много разных книг, судил иначе. Он предполагал, что его спящий разум, не занятый никакими мыслями, реагировал на какие-то вполне естественные вещи — шум, который производит движущийся по лесу отряд врагов, запахи дыма и конского пота, даже еле ощутимую вибрацию земли от топота шагов. Все эти чувства были слишком слабыми для восприятия, так что, проснувшись, Грейг не мог бы внятно объяснить, что именно его насторожило — просто кожей чувствовал опасность. Впрочем, он никогда не пытался излагать свои соображения солдатам, зная, что его товарищей это разочарует. Им хотелось думать, что с помощью Грейга их предупреждает об опасности сам Бог. Если бы Грейгу вздумалось возразить, что Бог вполне может использовать для помощи кому-то человеческие чувства вроде слуха или обоняния, его соратников бы это не утешило. В отношении религии солдаты Ульрика были как дети, жадно требующие всяких знамений и чудес, и чем они волшебнее, тем лучше.

Но такой сон вполглаза приводил к тому, что днем Грейг часто клевал носом и соображал гораздо хуже, чем обычно. А сейчас, когда он был один и не мог даже положиться на дозорных своего отряда, его сон был еще более поверхностным, чем в военных походах.

Тем не менее, были и совершенно неожиданные радости. Например — песок, на котором он расстилал свой плащ, чтобы улечься спать, был мягким, как перина. Риу с юности привык к ночевкам на земле — но никогда бы не подумал, что под открытым небом можно устроиться на ночлег с таким удобством, словно ты лежишь в своей кровати.

Вслед за убийственной жарой, от которой у него мутилось в голове и запекались губы, наступала райская прохлада, и Грейгу казалось, что он чувствует, как его свернувшаяся под палящим солнцем кровь мало-помалу остывает, начиная снова течь по жилам, как обычно. Глаза, воспалившиеся и опухшие от режущего света, наслаждались темнотой. Сумерек почти не было — мир преображался разом, безо всяких переходов. Песчаные дюны из желтовато-серых делались белыми, луна и звезды выглядели куда больше, чем в Алезии, и сияли так ярко, что от них нельзя было оторвать глаз. Cпутники Грейга, привыкшие к путешествиям через пустыню, не обращали на все это ни малейшего внимания — закончив ужин, они наскоро растягивали свои тенты и устраивались спать среди своих вьючных животных, думая только о том, как бы получше отдохнуть перед завтрашним днем. Но Грейг подолгу лежал на спине, глядя в бездонное ночное небо у себя над головой, и, завороженный этой картиной, забывал об аднерари и Ксаратасе. Здесь, наедине с этими звездами, ему хотелось думать только о самом хорошем — о Жанне (о такой, какой она была несколько лет назад), о Саймоне и маме, об их детской дружбе с Лорел, о тех случаях, когда Ульрик все-таки позволял себе проявить свои чувства к Грейгу…

А днем вполне можно было подремать — это тоже было куда удобнее, чем спать в седле, так как зажатый между между двух чудовищных горбов наездник куда меньше рисковал случайно соскользнуть на землю. Ехали они по большей части шагом — на рысь верблюды переходили, только ощущая приближение к колодцу. Грейг успел запомнить несколько простых слов на келвара — «стой», «вода», «привал», «бурдюк»… — но этого, конечно, было недостаточно, чтобы о чем-нибудь беседовать с попутчиками, так что разговоры тоже не мешали ему спать.

 

Риу надеялся, что люди Нарамсина — если они в самом деле находились где-нибудь поблизости — пока не знают, что не знавший местных языков и пробывший в Аратте всего пару дней чужак успел что-то узнать об аднерари, и считают, что он направляется в Саргон.

Грейг постарался сделать все возможное, чтобы укрепить своих спутников в этой уверенности. На одном из привалов он как бы случайно начал громкую беседу с караванщиком, допытываясь у него, когда их караван придет в Саргон — и между делом помянул о том, что там живет один из его соотечественников, сражавшихся вместе с его отцом, и что он надеется воспользоваться его гостеприимством.

Рыцарю хотелось верить, что отправленные вслед за ним убийцы несколько расслабятся, считая, что у них впереди еще куча времени на то, чтобы устроить покушение — а ему, между тем, удастся улизнуть. Поэтому в ту ночь, когда их караван остановился на стоянку в упомянутом торговцем Эламине — самом большом и красивом из оазисов, которые можно было найти в этой пустыне — Грейг старался во всем подражать своим попутчикам. Плескался в мелком пресном озерце, которому все радовались так, как будто бы Создатель только что сотворил это чудо специально для их каравана, валялся на траве под деревьями и вообще старался выглядеть как можно беззаботнее, хотя внутри был напряжен, словно взведенный арбалет. Сегодняшняя ночь должна была определить его судьбу, и, может быть, впридачу судьбу Жанны и Алезии. Либо он сможет незаметно ускользнуть из лагеря и найти аднерари — либо притаившиеся среди его спутников враги его убьют.

Ночью, когда он тихо встал и отвязал своего верблюда, сердце у Риу колотилось так, как никогда не колотилось ни перед одним сражением. К счастью, вокруг все было тихо. Люди, утомленные тяжелым путешествием через пустыню и сегодня наконец-то получившие возможность провести почти весь день в тени, выполоскать набившийся им в волосы песок и пить, не экономя воду, спали, как убитые. Забравшись на верблюда, Грейг взглянул на звезды, на видневшиеся вдали горы — и пустил верблюда рысью, направляя его на восток.

Надо признать — мерзкий верблюд, которого он сторговал в Аратте на базаре, при всех своих неприятных качествах, все-таки имел одно важное достоинство — он, кажется, был рад избавиться от общества своих сородичей, и, перейдя на рысь, бежал вперед настолько целеустремленно и неутомимо, что Грейгу даже не нужно было его подгонять. Впору было поверить в то, что сам Господь каким-то чудом образумил во имя его спасения эту проклятую скотину — хотя Грейг серьезно сомневался в том, что даже сам Спаситель пожелает избрать орудием своего промысла такое гнусное животное.

Когда звезды посветлели, и на смену розовому утреннему свету снова пришли яростно-палящие лучи поднявшегося из-за горизонта солнца, Риу начал думать, что его план сработал, и ему удалось убраться подальше от своих врагов. Если его исчезновение заметили только теперь, то бросаться за ним в погоню уже слишком поздно…

И, как будто бы в ответ на эти полные надежды мысли, Грейг услышал отдаленное конское ржание — и, обернувшись, как ужаленный, увидел за спиной — пока что еще очень далеко — двух всадников, скакавших вслед за ним.

На одну краткую секунду Грейгу сделалось не по себе — но сразу после этого испуга на смену ему явилась трезвая и злая мысль, что врагов только двое.

Риу доводилось выходить из переделок и похуже.

Если бросившиеся за ним в погоню люди в самом деле думали, что главное — это догнать исчезнувшего со стоянки рыцаря, — то они совершили страшную ошибку…

Хотя Риу уже понимал, что ему все равно придется драться с этими людьми — лучше сразиться с ними сразу, чем позволить им убить себя во сне — Грейг все равно ударил своего верблюда пятками, вынуждая его бежать быстрее.

Во время своего путешествия с торговым караваном Грейг нередко размышлял о том, кто быстрее — лошади или верблюды? — и патриотично делал выбор в пользу лошадей. Сейчас он предпочел бы, чтобы его прежнее пристрастное суждение было ошибочным. Но, даже если верблюды и могли бегать лучше лошадей, то к купленному им верблюду это правило не относилось. Может быть, он был уже не молод, а может, не относился к самым быстрым представителям своей породы — но, как бы там ни было, Грейг видел, что расстояние между ним и его преследователями неуклонно сокращается. Он уже был готов остановить верблюда и не продолжать эту бессмысленную гонку, чтобы сэкономить силы — но тут ноги у его верблюда подломились, и он упал на песок, увлекая за собой Риу. В караване Грейг уже успел привыкнуть к низкому, желудочному реву верблюдов — но пронзительный крик боли, который издал его верблюд, был почти человеческим, и Риу понял, что его, должно быть, ранили стрелой.

Грейг скатился с его спины и растянулся на песке рядом с раненным верблюдом — как раз вовремя, чтобы вторая стрела попала не в него, а в несчастное животное. Голова верблюда дернулась — и опустилась на песок, и Грейг внезапно пожалел, что ни разу за это время не подумал и не сказал о нем ничего доброго.

Проклятье!.. — промелькнуло в голове у Грейга. — Не хватало только, чтобы они решили не подъезжать поближе, а утыкать меня стрелами издалека…

При этой мысли его опалило ужасом — но, к счастью, у Риу хватило выдержки остаться на земле. Его враги, должно быть, выпустили ему вслед больше двух стрел — во всяком случае, они решили, что одна из них попала в Риу, и что рыцарь ранен или, может быть, даже убит. Поэтому, увидев, что Риу не подает признаков жизни, они описали полукруг и подъехали ближе, чтобы посмотреть на свою жертву.

Грейг перекатился по земле и вскочил на ноги в тот самый момент, когда приблизившиеся к нему враги увидели, что рыцарь цел и невредим, и попытались всадить в него еще одну стрелу. Стрела воткнулась в песок на том самом месте, где он только что лежал — а Риу зло расхохотался. Промахнувшийся стрелок выкрикнул какие-то слова — должно быть, выругался от досады. Его спутнику смех Грейга и слишком открытое раздражение его товарища были, должно быть, неприятны, потому что он прищурился и на ломанном алезийском спросил Риу :

— Как думаешь, северянин — от скольких стрел ты еще увернешься до того, как мы тебя убьем?..

Вот оно как, — подумал Грейг. — Выходит, говоришь-таки по-нашему!

Но вслух Риу сказал другое :

— Я думаю — как хорошо, что вы привели мне вместо верблюда двух коней. Меняя лошадей, я быстро доберусь до гор...

Первый всадник выругался снова — и извернулся в седле, натягивая лук. И тогда Грейг, давно уже державший нож прижатым к рукаву, метнул — одним запястьем, снизу вверх, как делали контрабандисты из отряда Алессандро Моллы. Стрела упала на песок, а его враг, вскинув ладони к голове, тяжело свалился с коня. Лошадь, испуганно заржав, отшатнулась от свалившегося ей под ноги тела, на секунду отвлекая на себя второго всадника — и Грейг, прекрасно понимавший, что другого шанса у него не будет, бросился вперед, выхватывая меч.

Его враг успел схватиться за оружие, готовясь отразить его удар — но Грейг не собирался проверять, сможет ли он победить в схватке на мечах сидевшего в седле противника, поэтому, пригнувшись и уходя от удара в сторону, разрубил шею его лошади. Риу окатило целым фонтаном крови, а зарубленная лошадь завалилась набок — но островитянин, сидевший на ней, успел с кошачьей ловкостью спрыгнуть на землю.

Он, наверное, и в самом деле был прекрасным воином — быстрым, умелым и хладнокровным. И едва ли в чем-то уступавшим Грейгу — если не считать длины его меча и рук самого Риу. Островитяне дрались одноручными клинками, бывшими на полторы ладони короче алезийского бастардного клинка. И именно поэтому воин с архипелага его не достал — а Грейг попал ему в живот, прямо над поясным ремнем.

Грейг ожидал, что после такого удара его враг либо упадет, либо предпримет еще одну бесполезную попытку нанести ему удар — но раненый островитянин поступил иначе. Вместо того, чтобы пытаться прикончить Грейга — что с подобной раной, впрочем, было маловероятно — он развернулся и одним страшным ударом вспорол брюхо лошади своего мертвого товарища, а возвратным движением руки рассек висевший при седле бурдюк с водой, которая волной плеснула на песок, мешаясь с кровью лошади.

Грейг, потерявший собственный бурдюк вместе с верблюдом, заорал от ужаса и злости, осознав, что с тем же успехом его противник мог бы зарубить этим ударом его самого.

И лишь тогда островитянин, наконец, упал.

Грейг отчаянно стиснул рукоять меча, борясь с желанием вогнать его в рану островитянина — и вращать до тех пор, пока на месте его внутренностей не останется кровавая воронка.

Нет.

Не будет он этого делать. Боже правый, он же не Ксаратас…

— Упрямый ублюдок!.. — выругался Риу. — Лучше бы помолился перед смертью, чем пытаться напоследок сделать ещё одну пакость.

— Я выполнял свой долг, — сипло ответил раненый.

— Пошел ты на…., — сказал Грейг — уже не столько злобно, сколько безнадежно.

Господи, — думал он, — и как же я теперь доберусь до аднерари? Неужели до сих пор Ты сохранял мне жизнь только затем, чтобы я умер посреди этой пустыни без воды?..

Верблюд погиб. Обе вражеских лошади тоже убиты.

Положим, у него наверняка достанет сил, чтобы вернуться к оазису — но кто сказал, что эти двое воинов были единственными, кого Нарамсин послал следом за ним? Возможно, в караване были и другие, только притворявшиеся слугами или погонщиками. И они не погнались за ним из-за того, что не имели лошадей — но прикончат его, надумай он вернуться.

Нет, нельзя ему идти обратно в Эламин… Надо идти вперед, к сухой реке Шимсет, пускай даже пешком и без воды.

Грейг вытер кровь с меча и вложил его в ножны. Но, когда он уже собирался уходить, его раненый враг, лежавший на земле, внезапно снова подал голос.

— Добей, — прохрипел он.

Грейг обернулся.

— Чего-чего?.. — спросил он выразительно. — Из-за тебя я, может быть, умру от жажды. Так что мне, по справедливости, скорее следовало напоследок насыпать в твое распоротое брюхо этого горячего песка, чтобы ты тоже мучился подольше...

— Может быть, и так… Но ты ведь этого не сделал.

Грейг едва не сплюнул. Удержался только потому, что в его положении разумнее было беречь слюну.

— Добей, — повторил раненый. — Пожалуйста.

Грейг стиснул зубы. Его неудержимо подмывало повторить островитянину, куда ему идти с такими просьбами — но в глубине души он знал, что, если он сейчас уйдет, то потом будет сожалеть о том, что бросил его умирать от раны под палящим солнцем. Может, ему и самому осталось жить не так уж долго… к чему отравлять свои последние часы мыслью о том, что он без всякой пользы для себя обрек кого-нибудь на долгую, мучительную смерть.

— …Ладно, — выплюнул он и, снова вытащив из ножен меч, направился к лежащему на песке островитянину.

Грейг был настороже и полагал, что он успеет отскочить, вздумай островитянин потянуться за кинжалом — но, как оказалось, у островитянина, помимо этого приметного кинжала, был и другой нож. Даже не нож, а совсем маленькое лезвие вроде того, который воры прячут в рукаве, чтобы срезать завязки кошельков. И этим лезвием он быстрым, как у атакующей змеи, движением порезал ему ногу над коленом — за секунду до того, как Грейг ударом сапога в лицо опрокинул его обратно на песок и пригвоздил мечом к земле.

Однако яростная, удовлетворенная улыбка, застывшая на лице убитого, подсказала Грейгу, что причиной для такого торжества никак не мог бы быть простой порез.

Похоже, что история с конем меня ничему не научила... — промелькнуло в голове у Грейга.

Он рухнул на землю, распорол штанину и принялся, яростно рассекая мясо вокруг раны, выдавливать из раны отравленную кровь. Раньше он никогда бы не подумал, что способен с такой палаческой страстью кромсать собственную плоть — скорее всего, его замутило бы от одной попытки представить нечто подобное. Но сейчас он орудовал ножом, не останавливаясь и не обращая внимания на сотрясавшую все его тело боль. Риу надавливал на мышцы вокруг раны скользкими от крови пальцами — и резал, резал, резал…

Боль казалась почти нестерпимой, но еще сильнее боли была жажда выжить. Под конец Грейг ощутил, что руки у него слабеют, а перед глазами вьются и мерцают мириады темных мушек, и без сил откинулся назад, гадая, было ли это обычной дурнотой от боли — или яд все же успел проникнуть в кровь, и теперь начинает действовать. Он лежал на спине, хватая воздух ртом, и пытался понять — убьет его эта отрава или нет?.. Пальцы, по-прежнему сжимающие нож, дрожали. Через полминуты Грейг перекатился набок и, едва успев приподняться на локте, выблевал то немногое, что съел за последние сутки. После этого ему стало чуть-чуть получше, но зато теперь ему страшно хотелось пить.

Риу перевязал все еще кровоточащую рану над коленом — отвратительное месиво, как будто на него набросилась собака и выгрызла из него кусок… — с трудом поднялся и, хромая, пошел на восток.

Надеяться, что он сумеет добраться с такой ногой до гор и пройти по руслу реки Шимсет до того места, где, по словам торговца, оставалось немного воды, было чистым безумием. Но, может быть, не большим, чем бросать вызов противнику вроде Ксаратаса…

Если у него есть хотя бы ничтожный шанс, один на тысячу или даже на десять тысяч — он не может его упустить.

 

Торговец говорил, что, когда он покинет караван, он должен ехать ночью, отдыхая днем под тентом — это лучший способ не погибнуть в самой гибельной части пустыни, отделявший Эламин от земель аднерари. Но теперь Риу никак не мог последовать его совету — без воды каждый час, все еще остающийся в его распоряжении, был на счету, и надо было двигаться вперед.

Когда солнце переползло на закатную сторону неба, Грейг нашел русло реки Шимсет — сухое, мертвое и занесенное песком. Думать о том, что раньше здесь была река, было особенно мучительно — любые мысли о воде сейчас делали его жажду совершенно нестерпимой.

Когда наступила темнота, стало немного легче, и Грейг даже смог ускорить шаг. Поэтому он шел до самого рассвета, и прилег поспать только тогда, когда силы у него полностью иссякли. Спал он плохо, и вдобавок его колотил озноб — должно быть, проклятая рана воспалилась...

На восходе солнца он поднялся и, упрямо стиснув зубы, снова двинулся вперед.

Вчера он без конца твердил себе, что он не может умереть, пока не отомстит Ксаратасу. В пыточном жаре наступающего дня эта мысль выцвела и потеряла смысл — но Грейг продолжал идти вперед.

На одной чаше весов была пустыня и испепеляющее солнце, жажда и боль в раненой ноге, а на другой — вся его жизнь, которая вела его к сегодняшнему дню. Мама и Саймон, Лорел и сэр Ульрик. И, конечно, Жанна.

Жанна...

Кто-то из древних философов сказал, что путь возмездия — это дорога без возврата. Но он был неправ, подумал Грейг, упрямо двигаясь сквозь марево мерцающего, словно расплывавшегося у него перед глазами мира.

Настоящая дорога без возврата начинается совсем не с жажды мести — она начинается с любви. И пройти ее всю, до самого конца, тоже способна лишь любовь…

Грейг даже не почувствовал, что падает — просто ноги внезапно, мягко подломились, и он упал навзничь, чувствуя, как горячий песок забился ему под одежду от падения.

Это конец, — подумал Грейг.

Прости, любимая. Я больше ничем не смогу тебе помочь.

Грейг на мгновение прикрыл глаза — а когда он открыл их снова, то внезапно обнаружил, что, должно быть, его забытье длилось все же больше одной секунды, потому что что-то в мире, несомненно, поменялось за это ничтожное на его взгляд мгновение.

Над ним склонился ангел — смуглый и темноволосый ангел в светлых, красивых одеждах, прижимающий к его губам флягу с водой. Увидев, что вода стекает по его растресканным губам, не попадая ему в рот, ангел приподнял ему голову, чтобы Риу было удобно пить.

Наслаждение от первых глотков казалось острым, словно боль.

И только осушив всю фляжку до конца, Грейг начал постепенно понимать, что он все еще жив и находится в том же самом мире, где провел двадцать четыре предыдущих года — хотя сейчас этот привычный мир и впрямь казался нереальным, как видение.

Словно сквозь сон, Риу увидел в сизом, плавящемся от жара небе шелковые разноцветные штандарты, трепетавшие на копьях, как языки пламени.

— Ты здесь один? — спросил один из всадников — тот, что в начале показался ему ангелом, спустившимся с небес, чтобы облегчить его муки и дать ему воды.

Риу кивнул, почти не удивившись, что его спаситель говорит на его языке.

— Ты шел пешком? Где твой верблюд?

— Я потерял его два дня назад... — с трудом произнес Грейг. Ему казалось, что за несколько последних дней он разучился говорить. Даже теперь, когда он, наконец, напился, собственный язык казался ему жёстким, как наждак.

«Ангел» покачал головой, как будто изумляясь словам Грейга.

— Бог любит тебя, северянин, — сказал он. И, помолчав, добавил — Гандар очень вовремя предупредил о том, что ты придёшь.

— Гандар?.. — повторил Грейг. Имя казалось совершенно незнакомым.

— Торговец из Аратта — и наш друг. Он говорил, что ты упрям и сможешь пересечь пустыню. Но даже он, наверное, не думал, что кто-нибудь может потерять верблюда, бросить все припасы и два дня идти пешком с такой ногой.

— Вы — аднерари!.. — догадался Грейг, не смея до конца поверить собственному счастью. — Но… что вы здесь делаете?

«Ангел» усмехнулся.

— Охраняем горные проходы — если следовать приказу. Но иногда мы совершаем вылазки в пустыню, когда нужно подобрать кого-нибудь вроде тебя… Как я уже сказал, ты, видимо, находишься под особенным покровительством Всевышнего. На твое счастье, мы успели вовремя — с жаждой и солнцем шутки плохи. Но, раз уж ты не погиб за два последних дня — то теперь, слава Индри, будешь жить…

Глава опубликована: 12.02.2025
Отключить рекламу

Предыдущая главаСледующая глава
11 комментариев
Artemo
Оооо... Колдун-магрибинец
ReidaLinnавтор
Artemo
На самом деле, с миру по нитке XD Если вместо Римской империи в этом сеттинге существовала условная "эллинская" империя, то в плане магов в моей голове смешалась куча самых разных представлений о магии, жречестве, мистериях и ритуалах.
Artemo
ReidaLinn
Надеюсь, дальше будет очень сильное колдунство, иначе они проиграют
Artemo
Да, с чем они связались?!
С днём, уважаемый автор!
ReidaLinnавтор
Artemo
Спасибо! И за поздравление, и за терпение. Я давно не писал, и очень рад, что вы за это время не решили вообще махнуть рукой на этот текст. Это очень приятно
Artemo
ReidaLinn
Как не следить за колдуном? Он мне сразу показался подозрительным. И точно! Да и не так уж и давно вы писали.
Artemo
_до_ может, это можно сделать boldом? Курсивом вы выделяли некоторые ударения, а эти оставили. <b> как-то так</b>?
ЗЫ колдун оказался хитрее их всех вместе взятых
ReidaLinnавтор
Artemo
Да, я подредактирую потом места с курсивом. Спасибо за идею.
Ксаратас, действительно, очень хитёр. И ждать тоже умеет, когда нужно. Но я так полагаю, маги вообще дольше простых людей живут
Artemo
ReidaLinn
Жуткое существо. И очень колоритный персонаж)))
Artemo
Вот сука
ReidaLinnавтор
Artemo
Да, определенно
Чтобы написать комментарий, войдите

Если вы не зарегистрированы, зарегистрируйтесь

Предыдущая глава  
↓ Содержание ↓
  Следующая глава
Закрыть
Закрыть
Закрыть
↑ Вверх