Теневой Танцор (гет)

Никто не заметил в общей суматохе его исчезновения.

Министерские запреты на перемещение рухнули вместе с куполом защиты, а бравые мракоборцы, подоспевшие, как всегда, вовремя, едва успевали связывать Пожирателей смерти антиаппарационными чарами.

И в то же время Северус не сомневался, что чуть позже его соратники, и с той стороны, и с другой, взроют землю носом, но отыщут его аппарационный след. Одно перемещение, скручивающее все внутренности в тонкий жгутик, второе, третье… И лишь появившись недалеко от Коукворта, Снейп взмыл в чернильное небо над скоростным шоссе и полетел в сторону темнеющей проплешины на ярко освещенном силуэте города — в сторону промышленного квартала на отшибе, — чтобы быть точно уверенным в том, что у дома в тупике Прядильщиков его не поджидал Рудольфус.

Черный столб дыма, поднимавшийся со стороны фабрики, Северус заметил уже через несколько секунд. Не желая признавать, что опоздал, он зловещим смеркутом опустился в темный проулок между соседними домами и, тяжело привалившись к стене, поднял глаза на свое догорающее жилище.

Обгорелые, закопченные кирпичи в мутном зеленом свете метки, зависшей над провалившейся крышей, темнели на громаде здания, словно язвы на теле безнадежно больного; оконные рамы превратились в черные угли. И стойкий, тошнотворный запах бензина и гари завис ядовитым облаком в узких улочках.

Не в силах сдвинуться с места, Снейп вглядывался в провисшую на петлях дверь, которую сам же запер перед уходом, чтобы его женщина не сбежала к Поттеру…

Какие-то секунды изображение перед глазами плыло, а в ушах стоял оглушительный звон, но зеленая молния, озарившая улицу на мгновение, была слишком знакомой, чтобы просто проигнорировать ее.

Мучительно пытаясь вслушаться в голоса, Снейп ни на миг не отрывал взгляда от своего жилища, вылизанного сверху донизу языками пламени.

Кирпичное здание не сложилось карточным домиком, как коттедж в Хогсмиде, когда Северус решительно и беспощадно предал огню все, что могло уличить его дочь в преступлении, но обвалившиеся перекрытия не давали даже хрупкой надежды на спасение: они не могли выжить…

— Они не могли выжить! — послышался невдалеке высокий жалобный писк, и Снейп, вырвавшись из своего кошмара, без труда опознал в говорившем Питера Петтигрю. — Ты не заставишь меня войти в этот дом! Я подчиняюсь только Темному Лорду, а не тебе и твоей жене!

— Еще как заставлю! — рыкнул Рудольфус. — И эту маггловскую белобрысую шваль оставлю на пороге, как напоминание о том, что ждет предателей! Или ты хочешь занять его место?

Хвост заскулил, а Северус понял, что если немедленно не выйдет из своего укрытия и не отыщет под завалами своих женщин, то сойдет с ума.

Это было даже не сложно. Грузное тело Петтигрю осело на землю еще раньше, чем погасло очередное изумрудное пламя в проулке, а Рудольфус, даже не успев направить на Снейпа волшебную палочку, повалился на спину, не выдержав ударной мощи заклинания Сектумсемпра.

Хватаясь узловатыми пальцами за щербатые булыжники на мостовой, Лестрейндж был обречен захлебнуться в собственной крови, как четвертью часами ранее его жена. И кто сказал, что справедливости не существует?

Позже, вспоминая об этом, Снейп даже не был уверен, что случилось раньше: он отправил дотошное «Гоменум ревелио» обыскивать каждый угол в доме или кинулся в еще неостывшее, наполненное едким дымом здание, отбрасывая черные тлеющие доски, чтобы зубами выдрать у смерти близких людей.

Но ни заклинание, ни мертвая тишина не убедили его в том, что под поваленными стеллажами не было живых.

Лишь через двадцать минут безуспешных поисков все еще неспособный смириться с потерей своей жены и дочери Северус опустился на колени, разглаживая в руках обгоревший по краям, но чудом уцелевший клочок пергамента со словами: «Прости, но я не мог поступить иначе».

На звонкое эхо хлопка за своей спиной Снейп не обернулся, но испуганный крик «Северус!» заставил его тут же подскочить к оконному проему, усыпанному осколками лопнувших стекол.

Заплаканная, растрепанная, как взъерошенный воробей, Гермиона стояла ровно по центру дороги между соседним пустующим домом и его сгоревшей конурой и переводила растерянный взгляд с трех тел, оставленных невдалеке от двери на его лицо и обратно.

— Ты жива, жива, жива… — шептал Снейп уже в следующую секунду, лихорадочно ощупывая руками лицо жены и боясь поверить в то, что перед ним не плод его воображения.

— Что здесь произошло, Северус? — так же тихо спросила Гермиона через некоторое время, которое провела прижавшись к его груди — не вздохнув лишний раз, не шевельнувшись, чтобы случайно не увидеть трупы на мостовой. — Кто… это?

Скользнув равнодушным взглядом по отвратительному натюрморту, Снейп разом отрезвел от своей пьянящей радости и просто ответил:

— Хвост, Лестрейндж и, судя по всему, маггл, который должен был исполнять роль Люциуса.

Лили была отмщена, а Рудольфус поплатился за интриги своей сумасшедшей женушки — все сложилось как нельзя лучше.

Иногда ради любви люди делают страшные вещи. И в этот день, сражаясь со всей яростью и свирепостью, на которые только был способен, Северус украл жизней столько же, сколько за два года своей верности Волдеморту, но сожалел он только о том, что Гермионе довелось увидеть его в облике чудовища.

Воспоминание о своей темной стороне потянуло за собой другие, и Снейп, едва отодвинувшись, чтобы посмотреть в лицо женщине, так неожиданно ставшей центром его вселенной, спросил:

— Где София?

И оказался совершенно не готов к тому, что, сметая все едва наметившиеся рамки спокойствия, ее сознание затопила паника. С трудом сглотнув и поспешно опустив глаза, Гермиона с какой-то отчаянной решимостью ответила:

— Не здесь. Я все расскажу тебе, но только не здесь.

— Где она? — настаивал Снейп, попытавшись приподнять ее лицо за подбородок, чтобы узнать правду незамедлительно.

Но строптивая гриффиндорка вырвалась из его объятий и отступила на шаг.

— Просто поверь мне, — повторила она его слова и отвернулась.

За все то время, что Северус разбирался с телами бывших Пожирателей смерти и останками своего жилища, Гермиона ни разу не взглянула в его сторону и не проронила ни слова. Даже когда они вместе просочились сквозь тонкую соломинку аппарации и оказались на краю незнакомой деревни перед раскинувшимся лиловым морем вересковой пустоши, она не вышла из своего оцепенения, чтобы спросить, куда они попали.

В попытке сломать тревожную, напряженную тишину Снейп сам привлек ее внимание:

— Мы на окраине Насыпного Нагорья в Йоркшире. Коттедж «Сонный улей».

— «Сонный улей»? — нахмурившись, переспросила Гермиона, и сразу после этих слов Фиделиус признал ее доверенной, а из земли, словно огромный грязно-желтый побег, проклюнулся, стремительно увеличиваясь в размерах, трехэтажный дом с бурой соломенной крышей и возвысился вытянутым куполом над изрядно заросшей садовой изгородью.

— Убежище Альбуса, — только и сказал Снейп на растерянный взгляд своей жены.

Казалось, что между двумя людьми, сидевшими в чужой старомодной гостиной, выросла стена — так глухо и безжизненно падали слова в тишину.

— Ты больше не проклят, — без объяснений, отводя взгляд. — Единственное условие Ребекки — правда. София должна была узнать все. — Северус промолчал, и это, судя по всему, заставило Гермиону решиться на подробный рассказ. Коротко, сухо, отрывисто — будто пересказывала параграф учебника, с автором которого она не согласна. — После того, как ты ушел, дневник открылся случайно — стоило лишь Софии взять его в руки. Около полуночи она снова упала с лестницы, когда попыталась спуститься в лабораторию за зельем. Я аппарировала нас обеих в Мунго. Некоторое время София была без сознания, а потом, когда я зашла к ней в палату… — и голос Гермионы сорвался.

Она прикрыла лицо ладонями и несколько секунд собиралась с силами, чтобы продолжить. А Снейп до боли стискивал кулаки, впиваясь ногтями в кожу, лишь бы не допустить в свою голову мысли о том, что София выжила. Благородные гриффиндорцы так любят продлевать агонию: вместо того, чтобы сразу отсечь больную часть тела — сказать, что Морган умерла и покончить с его мучениями, — они будут пытать раскаленными щипцами надежды до самого последнего слова.

— Жизненные показатели падали, а целители не могли понять, в чем причина… Мерлин, ну откуда этим законопослушным людям знать о таких страшных ритуалах?! Они пытались, я видела, но так и не смогли… — и все равно Гермиона осеклась. Отняла руки от покрасневших глаз, бросила беспомощный взгляд на Снейпа, но так и не нашла в себе силы закончить фразу. — Нет, нет, я не могу произнести это… — послышался в тишине ее сдавленный всхлип.

Снейп сидел не двигаясь, не отрывая застывшего взгляда от склоненной вздрагивающей макушки Гермионы. Даже если бы он хотел пошевелиться, то не смог бы — бессмысленное, беспомощное оцепенение сковало не только его чувства, но и тело. Лишь сердце в груди заходилось истерикой, захлебываясь кровью и пытаясь вырваться прочь из грудной клетки.

Как он смог потерять то, что еще не обрел?

Как он смел, догадываясь о том, что Буревестник говорил правду, надеяться, что это — ложь?

— Значит, Балорт был прав, — с горькой усмешкой спустя несколько мгновений произнес он и, разжав кулаки, сдавил подрагивающими пальцами виски. — Я стал катализатором ее смерти. Я предал ее.

Гермиона затихла.

— О чем ты говоришь?

Снейп снова скривил губы в подобии ухмылки, и, судя по тому, как вздрогнула его заплаканная возлюбленная, оскал вышел слишком мерзким даже для него.

— Балорт в моих кошмарах был весьма разговорчив. Он пытался убедить меня, что София обречена и скоро все равно погибнет — без амулета лишь быстрее. И даже подозревая, что он говорил правду, я решился уничтожить медальон. Я сделал выбор. И он оказался неверным.

— Ты не виноват! — убежденно прошептала Гермиона. — Ты не мог поступить иначе! Ты не мог позволить этому монстру переродиться!

— Балорт мог переродиться только в своем роду по мужской линии, — безжалостно подавляя эмоции, ответил Снейп. Он не мог позволить себе сорваться — его боль, его злость и ненависть к себе могли бы обернуться разрушительным стихийным выбросом, таким же, как и шестнадцать лет назад в ночь смерти Лили, когда его, заживо погребенного, нашел Дамблдор. — Последним из Реддлов был ребенок, которого носила Лестрейндж, и который, благодаря моим усилиям, даже не должен был появиться на свет. Да, — кивнул Северус, — то самое зелье. Так что, род Балорта в любом случае прервался бы, а София имела все шансы прожить еще много лет под защитой амулета.

— Ты ничего не знаешь о последней жизни Балорта, чтобы говорить так, — возразила Гермиона тихо и решительно. — Кто бы дал гарантию, что в момент смерти этого тела какой-нибудь неизвестный незаконнорожденный сын Балорта не стал бы новым вместилищем для неприкаянной души и не получил бы свою отличительную метку — тот самый шрам на лице?

Ее бесстрастная отповедь стала последней каплей. Куда делась его правильная, справедливая гриффиндорка? Как она смела успокаивать его, раскладывая по полочкам циничный размен пешки на ферзя? И не она ли говорила, что тоже прикипела душой к этой маленькой мерзавке?

Где та Гермиона, которую он любил?

— Ничто из твоих слов не отменяет главного, — прошипел Снейп в ярости. — Я все же стал тем ублюдком, которого видели во мне и Ребекка, и ты. Я убил своего ребенка! — бросил Северус признание под ноги своей лицемерной возлюбленной. Слишком болезненное и слишком откровенное, чтобы и дальше прятаться за видимостью равнодушия.

И чувство вины поднялось из самой глубины души, почти привычно обхватывая горло стальными пальцами. К глазам подкатила обжигающая волна давно забытых, предательских, позорных слез, и Снейп, вскинувшись с кресла, отвернулся к окну, не желая выказывать свою слабость.

— Не говори так! — воскликнула за его спиной Гермиона, а потом испуганно вскрикнула: чайный сервиз и стекла в вычурном серванте лопнули, обдав ее градом осколков.

«Тебе мало? Еще и Грейнджер решил угробить?» — беззвучно рыкнул Снейп сам себе, обернувшись и увидев, как крохотные алые бисеринки крови выступили на нескольких ссадинах на виске и над бровью Гермионы. Но ни залечить царапины, ни ответить Гермиона ему не дала.

Она обхватила его лицо ладонями, не позволяя отвести взгляд, и со слезами в голосе прошептала:

— Я не смогу солгать тебе. Я думала, что получится, но я не могу! — Северус стоял так близко к своей жене, что видел каждый золотой лучик на радужке ее глаз, но слова, казалось, не долетали до его сознания. — Посмотри все сам, — попросила она через мгновение, а Снейп, наконец, понял, что мешало ему понять Гермиону: мерзкое, ненавистное чувство, которое всю жизнь издевалось над ним, — надежда.

Плотные пергаментные страницы с зелеными чернилами проскочили мимо обрывком воспоминаний, и Северус вместе с Гермионой подлетел к распластавшейся на полу Морган.

Больница святого Мунго, бессмысленные метания под дверьми палаты, суровый взгляд целителя Хель. «Мы делаем все возможное, миссис Снейп. Жизненные показатели нестабильны. Судя по заключению моих коллег, причина в какой-то неизвестной болезни или проклятии — ваша падчерица медленно угасает. Мы считаем, что она нуждается в карантине», — отбивает дробью целитель.

Еще более бледная, чем обычно, София на кипенно-белых простынях в отдельной палате. Издевательский взгляд: «Падчерица? Это даже не смешно!»

А потом долгий рассказ, который то и дело прерывает Морган отборной бранью. И жалкая просьба сказать всего одну фразу: «Я прощаю тебя, Северус Снейп». Но разве могла девчонка после всего, что ей открылось, простить?

Как истинная дочь своего отца, она попыталась извлечь свою выгоду и обменять свою свободу на ложь. «Непреложный обет, — отрезает Морган. — И тогда я готова буду даже признаться в любви этому сукину сыну».

Гермиона опускается на колени на жесткую больничную койку и берется с Софией за руки — правой за правую. Целитель неодобрительно поджимает губы, но не произносит ни слова: Морган вручила ей за молчание маленькие серебряные ножны, усыпанные драгоценными камнями, которые стянула с голенища, — и скрепляет их обет.

— Обещаешь ли ты, Грейнджер, сказать Северусу Снейпу о моей смерти?

— Обещаю, — звучит в ответ, и тонкий язык пламени опутывает их сомкнутые руки.

— Обещаешь ли ты, что не станешь искать меня или мою могилу и не позволишь этого сделать Снейпу?

— Обещаю.

И дрогнувшим голосом София требует последний обет:

— Обещаешь ли ты принять Патрисию, как родную дочь, когда я оставлю ее тебе?

— Обещаю, — в последний раз отвечает Гермиона, и третья нить сплетается с остальными.

— А еще мне нужен Майки, — нахально заявляет София через мгновение. — И мне все равно, как ты будешь объяснять это Снейпу.

Лживые слова прощения — Морган, последний взгляд на обессиленную, но довольную своей победой девицу и чуть менее довольного согнутого в три погибели домовика — Гермиона, и дверь в палату с щелчком закрывается за ее спиной.

А в коридорах Мунго паника: раненые мракоборцы, связанные незнакомцы в так хорошо узнаваемых длинных черных плащах… Снующие туда-сюда целители, Артур Уизли, бессмысленно смотрящий в стену и глупо улыбающийся.

Грюм, спеленатый в подобие смирительной рубашки, кидающийся к ближайшему мракоборцу и своим хриплым басом каркающий тому на ухо:

— Снейпа упустили, идиоты! Говорю вам, я своим глазом видел, как он кидался Авадой в мальца Поттера!

— Поттер жив! — огрызнулся молодой мракоборец, державший Грюма за плечо, и передал свою ношу двум волшебникам в светло-зеленых халатах.

Гермиона выскочила сквозь холодную завесу, пока ее никто не заметил, и закрыла глаза. Неприятная секунда аппарации, и она оказалась в узком проулке у своего догорающего дома.

— Глупая, — вынырнув из воспоминаний своей жены, прошептал Снейп и зарылся носом в ее невыносимые волосы. — Неужели ты думала, что сможешь скрыть все это от меня?

— Нет, на самом деле, — покачала Гермиона головой. — «София умерла» — слишком ужасный приговор, чтобы прозвучать раньше, чем ты все поймешь. Я не смогла произнести эти слова сразу, как только поняла, сколько боли доставлю тебе своей ложью.

— Морган выбрала неверную формулировку, — с облегчением подтвердил Снейп. — Ни ума, ни хитрости. — И рассмеялся, когда Гермиона хмуро глянула на него. — Спасибо тебе, — шепнул он тихо.

Так они и стояли еще долгое время, пока не послышалось деликатное «кхм-кхм» и на картине над камином не появился хозяин дома. Или — бывший хозяин?

Гермиона отстранилась.

— Кто бы мог подумать, что я найду вас именно здесь? — обрадовался Дамблдор. — Мисс Грейнджер, я хотел бы передать вам, что мистер Поттер очень обеспокоен вашим исчезновением.

— Миссис Снейп, — холодно поправил его Северус.

— Ну конечно! Миссис Снейп! Прошу прощения за свою невнимательность! — пробормотал Альбус, словно сам себе, но лукавый блеск в глазах и легкая улыбка, тронувшая его губы, никого не смогли бы обмануть. И ровно в тот момент, когда Гермиона перебила его вопросом «Никто из Ордена не погиб?», веселость схлынула с лица Альбуса, как морская волна с песчаного берега. Дамблдор понуро склонил голову, будто дряхлый старик, придавленный тяжестью утраты, и, так и не ответив, в упор посмотрел на своего бывшего коллегу: — Спасибо Северус, что довел это дело до конца и не позволил умереть хотя бы Гарри. Он уже достаточно оправился от потрясения и рассказал мне о твоей роли в прошедшей битве.

— Посоветуйте ему держать рот на замке, — нетерпеливо оборвал Снейп и отрывисто кивнул, давая ответ на невысказанный вопрос.

Дамблдор лишь пробурчал себе что-то в седую бороду и исчез с полотна, а Гермиона, проводив бывшего директора обеспокоенным взглядом, дала волю любопытству:

— И какая же у тебя была роль?

— Та, о которой болтает на каждом углу Поттер?

— А есть и другая? — вздернула бровь Гермиона, подражая своему мужу.

Вместо ответа Снейп вытащил из кармана пузатый флакон, наполовину заполненный тягучей, словно кисель, густой небесно-голубой жидкостью.

— Оборотное зелье? Но тебя же видел Грюм?

— Думаю, ты понимаешь, что ни предупреждение об опасности, ни амулет Поттер не принял бы от меня, но выступать и в бою под твоей личиной было бы слишком глупо. От Гермионы Грейнджер ожидали игры на стороне Ордена Феникса, а я — убийца и предатель, мог позволить себе убирать с дороги тех, кто мешался у меня под ногами, независимо от цвета их мантий, — бесстрастно ответил Снейп, а потом, все же сжалившись над молчаливым, но отчетливо ощутимым любопытством, зависшем между ними, добавил: — Я дал Ордену час форы, прежде чем сообщить Темному Лорду, что Поттер прислал тебе портал. И да, мне пришлось обмануть тебя — не было никакой ловушки.

— Но о чем Гарри мог рассказать директору? Как он узнал о том, что ты на стороне Ордена? — все также непонимающе хмурилась Гермиона.

Снейп недовольно скривил губы.

— Я никогда не был на стороне Ордена, Гермиона. Я никогда не стал бы, как старина Блэк, жертвовать жизнью ради пропагандируемых Альбусом эфемерных идей, — резко ответил Северус. Чуть погодя все же решил рассказать о битве — если откровенную издевку можно было назвать рассказом: — Нам всем крупно повезло, что Поттер не претендует на мировое господство, потому что его авадоусточивости мог бы позавидовать даже Темный Лорд. Балорт научил мальчишку не только отделять себя от паразитирующего в нем крестража, но и держать свои эмоции под контролем — основе окклюменции. Гермиона Грейнджер же перед битвой посоветовала дорогому Гарри сокрыть ментальными щитами свое «я», когда он будет сражаться с Темным Лордом, — очередная безумная идея Альбуса.

И я, и все остальные считали, что Поттер погиб, но Орден Феникса все равно продолжал сражаться: Минерва, кажется, и вовсе перемежала проклятья с нотациями. А потом Поттер внезапно выбрался из-под мантии-невидимки и попытался доказать всем, что не только дорос для Непростительных заклятий, но и научился поступаться своими святыми принципами ради победы. Ему хватило ума вступить в дуэль, когда МакГонагалл и Бруствер достаточно измотали Темного Лорда, и, наконец, использовать убивающее проклятье вместо банального «Экспеллиармуса». Конечно, ни могущества для сотворения такого заклинания, ни искренности в желании убить ему не хватило. И, продолжая дело великого Дамблдора, я был вынужден незаметно подтереть Избранному сопли, чтобы он не опозорился на виду у всех.

— Не может быть, — потрясенно прошептала Гермиона в ответ. А потом ее лицо озарилось искренней радостью: — Северус, значит, теперь тебе не придется больше скрываться? Теперь Визенгамот поверит твоим показаниям, и с тебя снимут все обвинения в убийстве директора?

— Гермиона, убийцы не становятся героями, — с безжалостной иронией остудил ее пыл Снейп. — И надеюсь, что теперь мозгов у Поттера хватит купаться в лучах славы, о которой он так грезил с тех пор, как впервые переступил порог Хогвартса, молча.

— Гарри не такой! — почти по привычке возмутилась Гермиона. — Ты никогда не был к нам справедлив, но это уже переходит все границы! Война окончена, так не пора ли тебе тоже сделать шаг к примирению, раз уж Гарри признал твою помощь хотя бы перед Дамблдором и наверняка готов будет признать твои заслуги перед судом?

И тогда Снейп сделал единственное, что могло заставить ее замолчать — он привлек ее ближе и поцеловал. Чувствуя его требовательные губы на своих губах, Гермиона поняла, что единственным ответом Северуса теперь и навсегда будет заявление о своих правах.

«Единственным мужчиной», — обещал ей Снейп несколько месяцев назад.

«Навсегда», — шептали его губы в их первую ночь после поимки ее в чудовищную кабалу магического брака.

«Миссис Снейп», — оборвал Северус Дамблдора.

И разве можно было после всего этого думать, что Снейп станет делать шаги навстречу Поттеру, который еще совсем недавно пытался добиться ее расположения? Поттеру, который нуждался и в самой Гермионе, и в ее помощи?

Поттеру, который, несмотря ни на что, продолжал любить ее искренней и беззаветной братской любовью?

Почувствовав холодность Гермионы, Снейп отстранился.

— Мне казалось, что после моих сегодняшних… — насмешливая улыбка коснулась его губ, пока он подбирал определение: — героических свершений, я заслужил более радушный прием. Или ты желаешь продолжить дискуссию, прежде чем отпраздновать со мной окончание войны?

Гермиона качнула головой. Покинуть кокон его теплых, пропахших гарью объятий было непросто, но еще сложнее было выдержать его тяжелый взгляд. Дождавшись, пока Снейп перестанет возвышаться над ней Эверестом и, последовав ее примеру, сядет на обитый ситцем диван, Гермиона собралась с духом и задала свой вопрос:

— Ты взял с меня клятвы, потому что знал — я попытаюсь вмешаться в предстоящий бой?

— И да, и нет, — нехотя признался Северус, слегка расслабив плечи. Неизвестно чего он ожидал, но, судя по всему, его опасения не оправдались. — Я рассматривал несколько вариантов, в том числе и связанных с победой Темного Лорда. Однако как бы ни обернулась история, я не хотел повторять свои прошлые ошибки, — печаль послышалась в его голосе на мгновение и растаяла, как дым. — Я не собирался терять тебя, Гермиона, ни в битве, ни на показательных казнях сторонников Ордена Феникса, коли таковые бы случились.

— Значит теперь, когда война окончена и мы победили, в них — клятвах — больше нет необходимости? — Снейп замер. Не услышав ответа, Гермиона сделала глубокий вздох и продолжила: — Северус, я хочу разорвать нашу магическую связь. Я хочу равных отношений.

И он усмехнулся. Слишком темной, слишком безжалостной вышла усмешка. Хотелось передернуть плечами, чтобы сбросить с себя липкое покрывало страха — а что, если она действительно ничего не знает о человеке по имени Северус Снейп?

— Гермиона, я предупреждал тебя, что это не игра. Я предупреждал, что намерен остаться единственным мужчиной в твоей жизни. Ты не поверила мне? — тихий голос ласкал, но смысл — ранил. — Ты признавалась мне в любви, когда я был Пожирателем смерти, так неужели ты откажешься от своих слов теперь, когда я, наконец-то, перестал им быть?

— Мне не важно, как тебя будут называть: Пожирателем или героем, — отрезала Гермиона, и, судя по тому, что Северус, сверливший ее взглядом, чуть искривил губы в подобии улыбки, его устроил ответ. — И да, я всегда верила твоим собственническим словам, потому что даже когда ты прогонял меня, даже когда ты делал мне больно, я никогда не чувствовала, что ты меня отпустил. Ты всегда был рядом, твой взгляд всегда преследовал меня и во снах, и наяву. Но и ты должен поверить мне — я не уйду. Я не брошу тебя. Неужели ты хочешь, чтобы однажды я возненавидела тебя так же, как ты — Волдеморта? — выдала она свой главный козырь и нахмурилась, когда Снейп схватился ладонью за левое предплечье, будто ожидал, что метка вспыхнет огнем. — Пора привыкать, что отныне это имя можно говорить без опаски, Северус. Ты должен довериться мне, — призвав на помощь всю свою убедительность, произнесла Гермиона.

— Нет, я не хочу, чтобы ты меня возненавидела, — тихо и даже как-то беспомощно признался Снейп, будто своими словами она выбила у него из-под ног землю. — Но доверять — это…

— Если ты скажешь, что доверять — больно, я тебя заколдую, — пригрозила Гермиона с жалким подобием улыбки на губах. — София говорила мне такие же слова.

— Есть гораздо более емкие характеристики, нежели банальное «больно», но — да, суть передана верно, — без тени иронии отозвался Северус. — Только вот Морган оказалась права: стоило ей единственный раз довериться, как ее тут же предали.

— Тогда о какой любви может идти речь, если ты не веришь мне? Чем отличаются наши отношения от рабства домовых эльфов, если ты в любой момент сможешь приказать мне «к ноге», и я буду вынуждена подчиниться? Как мы сможем сосуществовать рядом, если ты не будешь считаться с моим мнением?

Горькая усмешка повисла на губах Снейпа, словно он услышал что-то неприятное, но ожидаемое, и стерлась с его лица без следа, когда он заглянул Гермионе в глаза.

— Пусть будет по-твоему, — совершенно серьезно ответил он, вытащил из кармана мантии волшебную палочку и резко, но уверенно схватил Гермиону за руку.

Заклинания, похожие на песнопения, клубились, плелись тонкой паутиной чар. Воздух вокруг сомкнутых ладоней налился жаром, и первая из трех огненных нитей задрожала и лопнула, опалив кожу жалящими искрами.

Тиски страха, сжимавшие грудь Гермионы, казалось, чуть-чуть ослабли, — Северус ведь запросто мог отказать ей, играючи мог привести ей десяток доводов в защиту своего доминирующего положения, — и Гермиона знала, что сдалась бы под лавиной его аргументов. Всегда сдавалась. Но Снейп так легко пошел у нее на поводу, что начинало казаться, будто она неосознанно нанесла ему слишком глубокую рану: пробралась под все слои брони и ударила в единственное уязвимое место, о котором никто кроме нее не знал и не узнал бы никогда.

Размеренные слова незнакомых заклинаний становились все громче и могущественнее, и следом за первой тонкой лентой порвалась вторая. Боль в запястье от последней оставшейся раскаленной добела нити резала, но гораздо больше обжигал Гермиону взгляд ее мужа. Оттуда, из черной бездны на нее смотрел отверженный, раздавленный своим мучением мужчина.

Голос Снейпа звучал ровно. Власть, сила, уверенность — ничто внешне не выдавало его состояния. Но он сгорал заживо, он наступал на горло своим принципам и желаниям ради нее, полностью и безоговорочно отдавал ей в руки право принять решение.

И Гермиона в какое-то мгновение поняла, что уже не была так свято уверена в своей правоте, не желала того груза ответственности, который грозил упасть на ее плечи.

Она начала этот путь восторженной школьницей, совершенно глупо влюбившейся в своего учителя, которого даже не знала толком: кто бы дал точный ответ, заслуживал ли он того доверия, которое она питала? Все равно, что заходить в клетку с тигром без хлыста, наивно полагая, что силы твоей любви к зверю будет достаточно для его укрощения. Гермиона могла обжечься. Она могла быть сметена и раздавлена, если бы по какой-то насмешке вселенной недосягаемый профессор Снейп не полюбил ее в ответ.

Почему она, глупая, просила его признания перед тем, как согласиться на их магический брак? Как можно было не увидеть, что все это время с самого их первого поцелуя, даже причиняя боль, отталкивая ее и подавляя, Северус любил ее? Вот такой странной, эгоистичной любовью, которую Гермионе было никогда не понять, — исподволь направляя ее желания в нужное для него русло: чтобы захотела поверить, чтобы захотела изучить его и отдаться ему. Чтобы захотела выйти за него замуж.

Когда Гермиона впервые столкнулась с реальностью, было больно. Она едва не потеряла себя, пытаясь вписаться в систему координат Снейпа, где убийство и предательство оказывались допустимыми с десятком оговорок, а заботу можно было выразить сухим запретом.

И сейчас Снейп хотел привязать ее к себе. Посадить на длинную золотую цепочку и одергивать шлейку по мере необходимости.

«Почему?» — промелькнуло в ее сознании ослепительно-яркой вспышкой.

«Да неужели, глупая Гермиона Грейнджер, ты этого не видишь?» — спросила она сама себя в следующее мгновение.

Ведь все было очень просто: Снейп все еще не верил, что она его не бросит после всего, что он натворил или собирался натворить в будущем.

Он все еще не видел, что детская, восторженная влюбленность Гермионы в своего мрачного профессора, уступила место искренней и глубокой любви к нелюдимому Северусу Снейпу. Любви к Северусу Снейпу со всеми его недостатками и ошибками прошлого, только теперь действительно принимая его целиком, осознанно, а не из-за неумеренной доверчивости.

Но разве поверит Северус словам? В его фальшивом, циничном и ядовитом мире слова ничего не значили.

А Гермиона поняла, что все же потеряла ту невинность, которая освещала ей путь. Она не поступилась своей душой ради Малфоя — просто приняла, а не оправдала убийцу, — но вобрала в себя эту отравленную частицу Снейпов: способность хладнокровно переламывать неправильно сросшиеся кости, чтобы сделать лучше. В погоне за уважением к своим решениям, она делала больно тем, кого любит.

Она перестала доверять и верить.

Все эти мысли пронеслись в ее голове за доли секунд, и, еще раньше, чем осознала это, Гермиона с силой дернула руку, вырываясь из стальной хватки мужа. Лента огня, растянувшись до предела, врезалась в хрупкое запястье, острым лезвием распарывая кожу.

На глазах выступили слезы, но чем сильнее обжигала боль в руке, тем больше пыталась освободиться Гермиона.

Северус не договорил слова заклинания, и третья нить не лопнула со звоном, как предыдущие, свечение вокруг их ладоней погасло, оставив после себя лишь тонкий, кровоточащий порез ровно в том месте, где каленой проволокой алела лента огня — их последней клятвы.

— Ты хоть понимаешь, что ты наделала? — поглаживая по волосам прильнувшую к нему жену, тихо спросил Снейп. Гермиона утвердительно качнула головой и в очередной раз едва слышно всхлипнула. — Глупая. Какая же ты глупая, моя мисс Грейнджер. Это только в сказках чудовище превращается в прекрасного принца. А я едва ли стану другим.

— А другой мне и не нужен, — прошептала она в ответ.

Северус вздохнул.

— Я думал, что ты — мое солнце. Но я ошибался. Ты сверхновая. Ты и все, что с тобой связано — катаклизм. Гермиона, ты превращаешь мою жизнь в хаос.

— Значит, теперь мы квиты, — улыбнулась Гермиона, и была вознаграждена усталым, но довольным «Действительно», послышавшимся сверху.

И теперь она была счастлива.