Правильное решение (джен)

Воздух пропах дымом и гарью. Во рту горчило: зловонный ветер швырял в лицо пепел и пыль, и та противно скрипела на зубах. Время от времени на пути попадались деревья — все как одно изломанные и пожухлые. До самого горизонта простиралась выжженная, изрытая кратерами пустыня, из которой гнилыми пеньками то здесь, то там торчали обломки зданий. Зарево далеких пожаров расцвечивало сизое небо.

Мейс брел наугад, безо всякой цели. В руке он крепко сжимал рукоять меча: хотя вокруг не было ни души, чувство опасности не оставляло его. Не оставит теперь уже никогда: оно въелось в душу, как копоть — в стены разрушенных домов, видневшихся впереди. Враг мог скрываться где угодно, под чьей угодно маской. То, что его нигде не было видно, еще не означало, что он не скрывается поблизости, выжидая подходящего момента.

Вокруг, как на грех, становилось все темнее. Со всех сторон — клубящееся марево, похожее на густой туман. Из-за него Мейсу постоянно мерещилось какое-то движение в полумраке. Он готов был поклясться, что несколько раз замечал чей-то силуэт, но тот всегда истаивал бесформенной дымкой прежде, чем магистр успевал толком приглядеться.

По мере того, как он брел по серой пустоши, на пути стали попадаться следы недавних сражений: мертвые тела, припорошенные пылью, оружие, брошенное и втоптанное в землю, обломки орудий и бронетехники. Неподалеку от разрушенного поселения черный дым поднимался над покинутым республиканским шагоходом. Лежащий в руинах городок казался смутно знакомым, но Мейс никак не мог взять в толк, откуда именно. Слишком часто ему доводилось видеть подобные картины.

По безлюдным улицам он пробирался очень осторожно, напряженно осматриваясь по сторонам и прислушиваясь к тишине. Ничего — только звук собственных шагов и вой ветра. Городок казался мертвым, давно заброшенным, но, несмотря на это, чувство безотчетной тревоги стремительно нарастало.

— Магистр Винду. Приятно видеть вас снова.

Мейс обернулся на голос, одновременно активируя клинок. Дарт Сидиус поприветствовал его привычной улыбкой, до того безукоризненно вежливой, что от нее становилось не по себе.

Они стояли всего в нескольких шагах друг от друга. Не заметить человека на таком ничтожном расстоянии было физически невозможно, и все же Мейс обнаружил присутствие ситха лишь в тот момент, когда он сам подал голос.

— Для вас это чувство, должно быть, уже не внове, — все с той же светской улыбкой изрек Сидиус, и Мейс, как ни странно, усмехнулся в ответ.

— Что верно то верно, лорд Сидиус. Дорого же вы заставили Орден заплатить за его слепоту.

Повелитель ситхов казался безоружным, и Мейс тоже деактивировал меч и повесил на пояс. Вовсе не следуя какому-то неписанному этикету, которым так любил щеголять Дуку, а из простого нежелания выглядеть слабым на фоне безмятежного противника. Да и вряд ли оружие понадобится ему в этот раз. Нереальность происходящего была для Мейса совершенно очевидна — так к чему сражаться еще и во сне, когда настоящих битв ему было вполне достаточно?

— На вершинах, за которые сражаемся мы с вами, цена ошибки всегда высока, — сказал Сидиус так непринужденно, будто вел очередную пустую беседу на светском мероприятии. — Не думаю, что вы проявили бы больше снисхождения, случись мне оступиться.

— Черта с два. Следовало лишить вас головы при первой же возможности.

— Несомненно.

Сидиус указал костлявой рукой на улицу впереди, приглашая пройтись. Мейс не видел причин отказываться, хотя в реальной жизни не обмолвился бы с ситхом и словом. Тот факт, что сейчас они были бессильны причинить вред друг другу, лишал конфликт всякого смысла.

Путь уводил их все дальше в руины мертвого города. Издалека казалось, что он едва ли заслуживает такого названия, но теперь перед Мейсом неожиданно вырос целый мегаполис, пусть и полуразрушенный, обезображенный боевыми действиями. Обернувшись, магистр обнаружил за собой тот же закованный в металл проспект, что простирался впереди. Пустошь и разбросанные по ней неказистые домишки исчезли без следа. Неизменным осталось лишь небо — серое с алым — и воздух, насквозь пропахший войной.

— Странные декорации, — отметил он, вглядываясь в пустые окна высотных домов. — Уж точно не те, что выбрал бы я. Ваша работа, лорд Сидиус?

— Моя? — ситх насмешливо прищурил желтые глаза. — Это ваш сон, магистр. Я здесь не более чем статист.

Ветер взвыл, бросив Мейсу в лицо пригоршню пепла и пыли. Вдалеке стремительно занимался пожар,охватывая одну высотку за другой. Тишина вдруг ожила, взорвалась криками и стонами, грохотом тяжелых орудий и визгом бластеров. Мейс смотрел на разворачивающийся перед ним кошмар, не в силах сбросить оцепенения, а Сидиус — улыбаясь, мечтательно и довольно.

— Посмотрите вокруг, Мейс, и насладитесь зрелищем. Разве не этого вы хотите? Ведь вы делаете все, чтобы как можно больше миров выглядело именно так...

Совсем рядом раздался пронзительный женский вопль, вскоре перешедший в надрывные рыдания. Кажется, несчастная звала своего ребенка — то ли потерявшегося, то ли погибшего. Мейс с трудом заставил себя не оборачиваться и твердо смотреть вперед.

Это сон. Сон и ничего более.

— Не равняйте меня с собой, — ответил он резко. — Войну начали вы. Я же делаю все, чтобы избавить галактику от вас и ваших безумных идей.

— Не смею сомневаться. И именно поэтому приумножаете ее страдания, развязывая новую войну. Я понимаю вас, магистр, и восхищаюсь вашей решимостью: немногим джедаям хватило бы смелости принять правду во всей ее неприглядности, как это сделали вы.

Сон или нет, но в тот момент Мейс готов был выхватить световой меч и выжечь с лица старика эту до омерзения благостную улыбку — вместе с самим лицом, сквозь знакомые черты которого проступало, как из-под плохой голографической маски, нечто устрашающее и отвратительное. Останавливало лишь нежелание проигрывать ситху пусть даже в воображаемой словесной дуэли.

— Мы ведь с вами оба мечтатели, Мейс. Идеалисты, как бы смешно ни звучало. Вот только идеалы у нас слишком разнятся, и чтобы мечты одного из нас воплотились в реальность, другой должен остаться ни с чем. Третьего пути ни вам, ни мне не дано. Что значат годы хаоса и разрухи, когда победитель в этой войне получит право определять будущее галактики на столетия вперед? — Сидиус поймал ладонью несколько хлопьев пепла и растер их между пальцами. — Пыль, магистр. Всего лишь пыль под ногами.

Мейс хотел возразить, да все возражения рассыпались, едва он успевал подумать о них. Пустые слова и абсурдные догмы, которыми в учебниках истории прикрывают некрасивую, жестокую правду, годились для юнцов и простых солдат. Никак не для того, кто ведет армию в бой.

Милосердием и терпимостью ли Орден победил Империю ситхов тысячелетия назад? Покоем и непротивлением ли был низвергнут с трона император Вишиэйт и сокрушена его Империя — самое могущественное и совершенное из ситских государств? Или, быть может, Темному Братству лорда Каана Орден противопоставил фатализм и смирение?

Тысячу раз нет! Никогда джедаи не прятали голову в песок, но встречали Тьму доблестью, решимостью и силой оружия. Именно поэтому Орден простоял тысячелетия и был низвергнут лишь сейчас — когда позабыл об этом, слишком увлекшись неверной, ущербной трактовкой джедайского пути.

Город пылал все ярче; огонь охватывал одно здание за другим, подбираясь все ближе к их улице. Раскаленный воздух обжигал легкие. Крики стояли в ушах, заглушая слова Сидиуса — или его собственные? Мейс уже не мог провести границу, так созвучны были их мысли.

— Вы правы, лорд Сидиус, — прошептал Мейс хрипло, склонившись к противнику. — Галактика слишком мала для нас обоих. И я не успокоюсь, пока не увижу вашу Империю повергнутой в прах, какую бы цену ни пришлось заплатить за это.

С грохотом обрушился один из небоскребов, и огонь, охвативший его, победно выбросил в сумрачное небо сноп искр. Лицо Сидиуса в отблесках пламени исказилось ужасающим, гротескным образом: глаза пылали расплавленным золотом, кожа плотно обтянула кости и побледнела до нездорового сероватого оттенка. Улыбка, скривившая тонкие губы, уже не имела ничего общего с той, которой канцлер Палпатин одаривал граждан Республики с голоэкранов, — звериный оскал на жутком лице, почти потерявшем сходство с человеческим. Мейс подозревал, что сам выглядит немногим лучше, но в тот момент ему было решительно все равно.

— Наконец-то мы с вами говорим на одном языке.

— Да. Вы не представляете, как давно я этого ждал.

Мейс резко сжал ладонь в кулак. Сила рванулась вперед и стиснула тонкую шею ситха железным захватом. И в этот раз Мейс не собирался останавливаться.

— Не только ситхи умеют говорить на языке насилия, — прошипел он Сидиусу в лицо. — Очень скоро вы в этом убедитесь.

Последним, что Мейс услышал, был оглушительный рев пламени и торжествующий смех Палпатина. Даже когда сон растворился туманной дымкой, магистр продолжал слышать его... и вдруг осознал, что улыбается в ответ.

Наконец-то он мог быть честен с собой.

Пробуждение было неприятным. Боль, в пылу сражения казавшаяся Мейсу наименьшей из проблем, набросилась на него с прежней силой, стоило ему неосторожно пошевелиться. Магистр попытался поднять руку, чтобы протереть глаза — веки склеило коркой, — и с удивлением обнаружил, что сделать это не так-то просто: ощущение было такое, будто мышцы наотрез отказывались работать. Голова болела, точно по ней долго били чем-то тяжелым, и каждое движение отзывалось приступом тошноты.

С грехом пополам Мейс заставил себя сесть и открыть глаза. Помещение, в котором он оказался, едва ли можно было назвать жилым: маленькая каморка с голыми стенами и железным полом, из мебели — две двухъярусные кровати, приткнувшаяся в углу кухня и стол у окна, занавешенного не первой свежести тряпкой. Лампа под потолком была тусклой, но даже ее свет резал глаза. Условия не из лучших, но сейчас Мейсу было вполне достаточно того, что очнулся он не в тюремной камере. И не в одиночестве.

— Оби-Ван? — окликнул он человека, сгорбившегося и, кажется, дремавшего за столом. Слова давались с трудом: горло ужасно пересохло.

Услышав голос Мейса, Оби-Ван встрепенулся. Выглядел он не лучшим образом: волосы растрепались и свалялись неопрятными колтунами, синяки под опухшими глазами вполне могли сойти за следы побоев. О своем собственном виде Мейс мог лишь догадываться, но предполагал, что некоторые покойники перед погребением выглядят здоровее.

— Я уже начал бояться, что вы не очнетесь, — Оби-Ван вымучил усталую улыбку. — Вы провели без сознания несколько часов.

— Могло быть и хуже, — Мейс с опаской коснулся раны на боку. Оби-Ван где-то раздобыл чистые бинты и, судя по запаху, еще и бактой разжился, так что болела она гораздо меньше, чем он ожидал. — Спасибо тебе, что вытащил. Где мы?

Он закашлялся, и Оби-Ван подал ему бутылку с водой, которую Мейс едва не выронил: взять что-либо дрожащими, ослабевшими пальцами оказалось сложнее, чем можно было подумать.

— В Ускру. Трущобы каких поискать, но есть хоть какая-то надежда, что здесь нас не найдут в первый же день.

Мейс кивнул, за что тут же поплатился сильным головокружением. Пожалуй, хуже Ускру были только древние кварталы почти у самой поверхности, овеянные городскими легендами и населенные такими вырожденцами, что последняя шантрапа покажется на их фоне достойными гражданами. Мелкие преступники, нелегальные иммигранты, беднейшие из чернорабочих и целые армии нищих теснились здесь едва ли не на головах друг у друга, как нельзя лучше иллюстрируя катастрофическую перенаселенность Корусканта и ужасающую бедность нижних уровней этого блистательного города-планеты. Отыскать двоих людей в этом муравейнике немногим проще, чем отличить одного джеонозианца-рабочего от другого.

— В качестве временного укрытия сгодится, но надолго здесь задерживаться нельзя. Чем скорее мы выберемся с этой планеты, тем лучше.

Собравшись с силами, Мейс встал с постели. Осторожно, игнорируя головокружение и чудовищную слабость во всем теле, прошелся по комнате. Все было не так уж плохо: серьезных ран ему на нанести не сумели, а усталость должна пройти через день-два. Скорее всего, уже к утру он будет способен отправиться с визитом к одному знакомому контрабандисту и напомнить об уже четвертый год как задолженной услуге. Насколько Мейс знал этого человека, тот не питал иллюзий насчет щедрости официальных властей и вряд ли откажется от стабильного потока кредитов, которым может обеспечить его работа на Альянс.

Если у Оби-Вана и имелись собственные соображения на этот счет, он предпочел оставить их при себе. Вернувшись за стол, он отсутствующим взглядом уставился в окно, сгорбившись, как старик. Около его стула Мейс заметил початую бутылку ядреного кореллианского самогона, но даже не подумал упрекнуть молодого магистра в малодушии. Что греха таить, он и сам не отказался бы от стопки-другой.

— Палпатин жив, — сказал Оби-Ван вдруг, все так же глядя в никуда. — Храм был захвачен... уж не знаю, что теперь с ним намерены сделать. Снести, намертво запечатать или перестроить Сидиусу под дворец.

У Мейса дернулись губы — то ли в усмешке, то ли в судороге. Дворец... с Палпатина станется.

— Следовало ожидать, — сказал он ровно, ничем не выдав своей досады. "И все-таки жив, мерзавец". — После эвакуации Храм остался практически без защиты.

— Дело не только в этом, магистр, — лицо Оби-Вана исказилось болью. Он сжал кулак, и бутылка на полу взорвалась с жалобным звоном, брызнув по ногам Мейса пойлом вперемешку с осколками. Комнату наполнил запах дешевого спирта. — Нас предали. Полагаю, вы догадываетесь, кто.

Мейс мог бы многое сказать. О том, что он думает о безответственности Оби-Вана и его полной бездарности как наставника. О том, что он думает о Квай-Гоне и его пренебрежении правилами Ордена. Да и о себе Мейс много нелицеприятного мог сказать: ведь именно он оставил мальчишку без присмотра, когда ситуация была так опасна и непредсказуема.

Он промолчал — только ободряюще положил руку Оби-Вану на плечо.

Все они допустили немало ошибок. Каждый знал свою вину, и каждый должен был найти свой путь к искуплению.

Мейс свой уже нашел. Найдет и Оби-Ван — когда победит страх и отвращение перед тем, что надлежало сделать.