Сказка о Иване-царевиче, Марье Моревне и Кощее Бессмертном. Sequel (гет)

Вполуха слушая отчёт бабы Яги о количестве изношенной одежды в ходе масштабной селекционной и тренерской работы, Марья оглядела двор. Иван-царевич стоял поодаль и уже не отбивался, а обнимался с большим лохматым чёрным псом и почесывал ему мощную шею. Яга замолчала. Перечислив Марье все этапы работы над парусностью, остойчивостью и скороходностью своей избушки, она умилённо наблюдала за объятиями Ивана и собаки. Марья пригорюнилась: «Дождалась ты спасителя, Марьюшка. Как бы в печку бабы Яги не угодить. В качестве основного праздничного блюда. Ох, чует моё сердце, если так дело пойдёт, останется Ванечка вдовцом во цвете лет». В печь Марье определённо не хотелось. Насчёт Ванечкиного одиночества она собиралась поразмышлять.

Яга тем временем спохватилась и пригласила гостей в дом. Но не успела Марья подойти к лесенке, на её взгляд, весьма ненадёжной, как баба Яга распевно произнесла:

— Избушка, избушка... алле-ап!

Изба дёрнулась, ловким боковым движением отбросила подальше от себя не понравившуюся Марье лесенку и аккуратно, вытягивая и распластывая лапы, опустилась деревянным основанием на землю.

— Это называется «шпагат», — с гордостью пояснила Яга. — Только для самых дорогих гостей! — Яга ласково глянула на Ивана и с вызовом — на Марью. Марья стиснула зубы, а Иван-царевич сделал вид, что ничего не понял.

Избушка пошевелила ногой, намекая, что шпагат шпагатом, но лапы ей вовсе не для этого дадены. Яга, а за ней Марья с ещё более ароматным — теперь и из-за общения с псом — Ванечкой поспешили зайти в избу, легко преодолев выскобленный до белизны высокий порог.

Сначала хозяйка и гости попали в небольшие тёмные сени, которые в этом варианте избы были внутри, а не снаружи бревенчатых стен. Хотя, может, это были не сени, а чулан — Марья не очень хорошо разбиралась в устройстве избушек на курьих ножках. В самой избе было на удивление просторно и светло. По центру комнаты стояла большая белёная печь. С её лежанки на пришедших сердито зашипел огромный чёрный кот с зелёными, горящими злобой глазами.

Яга сказала коту:

— Василий, не барагозь! — а в сторону гостей добавила: — Вы не бойтесь его, он, когда не доспит, всегда такой!

— Так я ведь и не бою... — начал было говорить Иван, но натолкнувшись на насмешливый взгляд жены, затих и сделал шаг в сторону Яги.

На лице Яги появилось страдальческое выражение, и она заявила:

— Тебе бы помыться с дорожки, Ванюшень... — и так же, как Иван, замолчала, отчего-то испуганно уставившись в глаза Марьи.

А ведь Марья ничего и не делала, только глаза прищурила, да брови нахмурила, да кулаки сжала, да ногой топнула. А больше ничего!

— Я тоже думаю, что ему первому мыться, — Марья решила на этот раз конфликт замять и согласиться с бабой Ягой, ибо в закрытом помещении находиться рядом с Иваном-царевичем было невероятно... нестерпимо. — Баньку Ягусину найдёшь, чай, Ванюшенька? А чистое исподнее тебе Ягуся даст, правда? Наверняка, случайно завалялось. Да как раз твоего размерчика. Случайно.

Яга гордо вскинула голову и, не говоря ни слова, нырнула за цветастую занавеску, отделявшую часть комнаты за печкой. Кот проводил хозяйку насмешливым взглядом, фыркнул, потом мягко спрыгнул с лежанки и, по дуге обходя Ивана, пошел к Марье. Та опасливо смотрела за его передвижением. Кот был огромен и суров.

— Ты мняуу нравишшшься, — вдруг промурлыкал котяра человеческим голосом, а Марья, не ожидавшая этого, вздрогнула. — Не тоу, чтоу эта! — Кот пренебрежительно повернул голову в сторону занавески и выразительно фыркнул. — «Ваунюшшша», «косааатик», тьфу! — Кот зафырчал. — А от негоу сссобакой поссстоянно пахнет. А иссс картоучных игррр он только в «дурака» и моужет. Ты уверена, что он «Иван-цсаревич», а не «Иван-дурак»?

Иван на эти слова зашипел не хуже кота, но слова бранного в ответ не произнёс, покосившись на оскаленную морду и воинственно поднятую лапу своего критика. Кот отвернулся от Ивана, обошёл Марью кругом и встал столбиком, зацепившись когтями за ткань Марьиной юбки.

— Ваусилий.

Марья поняла, что ей представились.

— Марья Моревна, приятно познакомиться.

— Мнеу тоже. — Кот прислушался к чему-то, важно кивнул Марье: — Увидимсяу!

Василий с треском отцепился от окончательно испорченного платья Марьи, встал на все четыре лапы и не спеша прошествовал куда-то в глубину комнаты. Иван посмотрел вслед коту, вздохнул и поёжился. Через несколько мгновений из-под широкой лавки раздался тонкий мышиный писк, а потом довольное кошачье урчание.

Некоторое время в избе слышалось лишь аппетитное хрумканье, да странное потрескивание и сердитый шёпот из того угла, куда удалилась баба Яга. Иван-царевич переминался с ноги на ногу, поглядывая то на занавеску, то на задумавшуюся о чем-то жену. Видя, что на него не обращают внимания, он осторожно понюхал свой рукав, нахмурился, понюхал ещё раз, пробормотал: «Собакой... помыться... Попробовали бы сами, побегали: сначала за зайцем по оврагам, потом за уткой по болотам... Потом в желтке весь изгваздался. А бой смертный? А победа великая над супостатом и изувером? А жены спасение? Чистенького им подавай... Вот женщины!..» Он покосился в сторону лавки, под которой чавкал Василий. «Женщины и коты!»

Из-за занавески появилась Яга с аккуратной стопочкой одежды. Иван перестал бурчать, а Марья с любопытством принялась разглядывать отглаженный мужской кафтан. Алый, с золотой вышивкой по высокому вороту, золотыми галунами на груди и аксамитовыми кантиками по разрезным рукавам, он, празднично переливаясь, свисал с плеча Яги. Марья покачала головой, узнав любимую мужнину одёжку, и подумала: «Да, «хитрость» у Ванюши была многоходовая. С развлечением, проживанием, пропитанием, стиркой и глажкой. Просто операция «Всё Включено». Удивительно, как это он про жену вспомнил, да про смерть Кощееву не забыл?» Тем временем красный, как рак, Иван выхватил своё бельишко из рук Яги, сорвал кафтан с её плеча и, не оглядываясь на дам, выскочил из избы. Яга проводила царевича долгим тоскливым взглядом. Марья, это заметившая, только усмехнулась. «Ихь либе дихь, Мэри, говоришь?»

— Ну что? — баба Яга с вызовом глянула на Марью, волнение Яги выдавали яркий румянец и дрожавшие руки. — Чего пялишься?

Марья устало опустилась на лавку. День у неё был длинный и заканчиваться — вот, леший побери — никак не хотел.

— Вот какая ты баба Яга, а? Ягуся ты и есть Ягуся... Всё не по протоколу. Ты сначала напои, накорми, а потом разговоры разговаривай и о делах наших скорбных того... калякай. А то Ивана-царевича моего привечаешь, а меня отлучаешь. Или больно тебе приглянулся муж-то мой законный?

Яга почти задохнулась от возмущения:

— Может, тебя и спать уложить? Тоже мне «законная жена»! А сама-то? Сама? Думаешь, я не знаю, чем все Премудрые да Прекрасные в хоромах Кощеевых занимаются? Небось, и Костюшкой звала, и миловалась с рожей этой злодейской, да подушки его пуховые обминала, да перинку пробова...

Не ожидавшая такого выпада, Марья сначала удивилась, а потом в ней взыграла жгучая ревность. Моревна забыла об усталости, о ноющей пояснице, вскочила на ноги и руки в кулаки сжала.

— Я занималась? Я миловалась? Подушки ей пригрезились! Перина! А откуда ты знаешь, что Кощей с пленницами делает, а? Ты что ль сама на перины его пуховые метила, да не вышло? Поиграл злодей с тобой, да и бросил? Теперь досада да завидки берут? Оттого чужих мужей с пути сбиваешь? Сама... сама ты... Баба Яга!

Яга набрала воздуху в грудь, собираясь ответить, но вдруг обмякла и отвернулась.

— Полюбила я Ванюшу. Хороший он у тебя. Добрый, ласковый. Не тот супостат костлявый... Эх!

— Всёууу? Накричалисссь? Наболталисссь? Поделилисссь? — сидевший на подоконнике Василий смотрел в окошко и лениво потягивался. — А там Ваньку вашего убиваааюууут...