Нерабочие будни и праздники Уолдена МакНейра, ликвидатора опасных существ. Мантикора. Рождество (джен)

Уолден зажмурился и сбил дыханье, отгоняя морок. Он не ощущал опасности — но это отнюдь не означало её настоящего отсутствия. Послед. Он хотел забрать послед — и почти что сделал это… вон он — надо только дотянуться. Ещё немного, и тот был в его руке — и МакНейр, ввиду отсутствия ещё одного платка, отрезал край своей рубахи, уложил на него трофей и, отправив его на тот же шкаф, начал медленно и осторожно подниматься: его драгоценную добычу следовало убрать в холод и защитить чарами… хотя подействуют ли они? Ему в голову не приходило изучить этот вопрос, но тут Уолден не винил себя: разве ему могло даже в голову прийти, что однажды это может ему понадобится?

А что, если их продать сейчас, пришло ему в голову, когда он тихо выходил из комнаты, левитируя перед собой свою добычу. Кто знает, сумеет ли он сохранить их до утра — и хорошо если до грядущего, а не до следующего. Правда, рождественский вечер… хотя уже, скорее, ночь — не лучшее время для такого, но вряд ли на него так уж рассердятся. Кому только? Он не так уж много знал практикующих зельеваров — и ещё меньше тех, кто не станет задавать лишних вопросов. В Лютном были лавки, где его бы приняли в любое время дня и года, да и спрашивать бы ни о чём не стали — но и заплатили бы куда меньше. Но главное — его запомнили бы, и он не был убеждён, что хотел этого.

Принимать решение следовало быстро — и МакНейр решился. Написав письмо, он зачаровал его так, чтобы оно сгорело сразу по прочтении, отдал его сове — и вернулся в комнату. Теперь оставалось только ждать, разблокировав камин и ежесекундно его охраняя. Потому что если Белби вдруг появится, презрев его предупреждения, лично, случится катастрофа — и хотя МакНейру, разумеется, было, куда прятать труп, он предпочёл бы обойтись без этого.

Надо было как-нибудь убрать мантикору подальше — и Уолден, плавно подойдя поближе, навёл палочку на шкуры и как можно ласковей сказал:

— Извини, красотка. Я вас слегка подвину.

Она только заурчала громче — а он очень медленно и осторожно отволок шкуры с нею и котятами вдоль стены в самый угол и, не сводя с них глаз, стоял некоторое время — и лишь убедившись в отсутствии протеста, вернулся к камину и уселся рядом с ним, держа наготове палочку.

Тем временем котята уже активно сосали молоко, кажется, едва ли не повиснув на сосках. Песня мантикоры изменилась — по-прежнему ангельски прекрасная, она стала громче и уже не усыпляла, а напротив, придавала сил. МакНейр сидел, ждал, смотрел на мантикору и котят — и думал, что же ему делать с ними дальше. Оставлять их в доме невозможно — но не выкинешь же их на улицу. Надо… надо переселить их в сарай. Только там холодно — а значит, нужна печь или камин, или хоть очаг какой. Хотя нет, дымоход нужен — без него и неудобно, и опасно. Может быть, поставить простенькую печь, чугунную? И трубу под крышу вывести… хотя нет: она так раскаляется, что о неё легко обжечься, а укрывающие чары с мантикорой могут просто не сработать. Да и опрокинуть её можно… нет, уж делать так делать. Надо мастера найти… не завтра, разумеется, но побыстрее. Впрочем, дед должен знать кого-то…

Уолден попытался представить себе реакцию деда на их новых жильцов и нервно усмехнулся. Да уж, это вам не книззл… кстати, вот ещё вопрос — как дедов книззл отреагирует на подобное соседство? И, что важно не меньше, какой будет реакция мантикоры на него?

— Эй, красотка, — негромко позвал МакНейр — и улыбнулся, когда мантикора, дёрнув ухом, вопросительно мяукнула, не прерывая своё пение. — Я тут не один живу. Если вы тут собираетесь остаться, нам придётся обговорить правила.

Мантикора посмотрела на него и даже замолчала ненадолго — а потом опять запела, продолжая вылизывать котят. Что ж, пожалуй, это можно было счесть за её готовность договариваться — всё равно лучшего ответа у него не было.

Они долго так сидели — давно миновала полночь, и Уолден даже начал клевать носом, когда камин вспыхнул, и в его углях возникло лицо Белби.

— Доброго Рождества! — бодро воскликнул он. — Вы меня весьма заинтриговали, мистер МакНейр.

— Доброго Рождества, — МакНейр быстро наложил на них заглушающие чары, потому что задремавшая было мантикора при первых звуках голоса Дамокла Белби подняла голову и угрожающе зашипела. — Извините, что не приглашаю в дом, — сказал Уолден. — К сожалению, сейчас это неудобно.

— Ну так заходите сами, — предложил радушно Белби, называя адрес.

И исчез.

Это было то, что нужно — и МакНейр, встав, сказал серьёзно мантикоре:

— Я скоро вернусь, красотка. Не шали, — и решительно шагнул в камин, очень надеясь, что никому из его знакомых не придёт в голову фантазия явиться к нему среди ночи.

В доме Белби было шумно, людно и очень красиво: в воздухе парили свечи, а с потолка сыпался мягкий, белый и совершенно не холодный снег, превращаясь при соприкосновении с любым предметом или человеком в крохотные белые цветки. Сам Дамокл — крупный мужчина с массивным подбородком, небольшими светлыми глазами и тонкими губами — был наряжен в тёмно-бордовую бархатную мантию с золотым шитьём. Наряд самого МакНейра здесь смотрелся неуместно, но ни Белби, ни самого Уолдена это совершенно не смутило: работа есть работа, и кому какое дело, кто и во что одет?

— Рад познакомиться, — сказал МакНейр, пожимая широкую и крепкую ладонь Дамокла Белби. — Красивый дом, — вежливо добавил Уолден.

— Хорош, да, — согласился Белби, ведя его по коридору прочь от широкой мраморной лестнице. Кабинет Белби, как оказалось, располагался прямо на первом этаже и выглядел почти аскетичным: большой дубовый стол с чернильницей в виде земного шара, старинное резное кресло, шкафы да несколько стульев, один из которых Дамокл и предложил Уолдену. Сам же он уселся в кресло и, положив руки на стол, сплёл в замок свои длинные массивные пальцы и сказал: — Ну, к делу. У вас и вправду есть то, о чём вы написали?

— Дурная шутка вышла бы, мне кажется, — ответил Уолден.

— Да уж, — согласился Белби. — Насколько свежие?

— Часа, — Уолден глянул на часы, — три, как. Лежат на холоде, но я не замораживал.

— Фантастика, — глаза Белби недоверчиво сощурились. — Я должен увидеть.

— Если договоримся, — кивнул Уолден.

До сей поры он дела с Белби не имел, но был о нём наслышан — и полагал, что тот не станет пытаться его обмануть. Не потому, что Белби был так уж особо честен, а потому что был человеком деловым и умным. Зачем ему обманывать потенциального поставщика товара, без преувеличения, уникального? Выиграв сейчас пусть даже сотню галлеонов, он навсегда лишит себя такого выгодного сотрудничества — нет, Дамокл Белби не был жадным дураком.

— Назовите цену, — деловито сказал Белби.

Если б только Уолден её знал! Ему в голову никогда не приходило интересоваться чем-то подобным. Нет, он знал, разумеется, что его коллеги приторговывают порой чем-нибудь «добытым», да и сам не чурался такого — но больно уж товар был неожиданным.

— Плюс двадцать пять процентов к средней цене на рынке, — ответил МакНейр.

Возможно, он продешевил, конечно, ну да не важно — он не жаден.

— Дам среднюю, — возразил Белби. — И больше вы сейчас не получите нигде — а через несколько часов их ценность упадёт на треть, как вы понимаете.

Уолден этого не знал, но покивал:

— Я знаю. Но если так — какой резон мне иметь дело с вами, а не со своим обычным покупателем? Да, он сейчас занят — но утром появится. Я, конечно, потеряю в деньгах — но и вы получите товар не первой свежести.

Некоторое время они молча изучали друг друга, а затем Дамокл сказал:

— Вы потеряете почти сотню за послед.

— А вы — часть его уникальных свойств, — пожал плечами Уолден. И добавил: — Мы оба знаем, что я сейчас монополист — да, ненадолго, но, тем не менее, сейчас вам никто не предложит ничего подобного. Предложение уникально. К тому же, — добавил он небрежно, — у меня ещё есть родовой мешок. Разорванный, конечно, — добавил он на всякий случай.

Глаза Белби буквально полыхнули, и Уолден понял, что, похоже, выиграл. Нет, определённо, нужно будет этот рынок изучить — хотя бы из простого любопытства.

— Сколько? — выдохнул Белби.

— Цена та же — плюс двадцать пять процентов к среднерыночной, — ответил Уолден.

Белби помолчал. На его лице отражалась внутренняя борьба — МакНейр, не желая ни мешать ему, ни помогать, смотрел куда-то в сторону и улыбался слегка рассеянно и лениво.

— Ему тоже три часа? — спросил Белби.

— Примерно, — кивнул Уолден.

— Хорошо, — Дамокл шумно выдохнул. — Но у меня здесь нет нужной суммы.

— Меня устроит расписка, — вежливо ответил Уолден. — Завтра банк закрыт, но я не умираю с голода.

— По рукам, — Белби протянул ему свою широкую ладонь, и МакНейр ответил ему крепким рукопожатием. Белби вытащил из ящика пергамент и, написав на нём пару строк и поставив свою подпись, протянул его МакНейру, и тот едва удержал невозмутимое выражение лица, едва увидев сумму. Если так пойдёт, он сможет не работать, шутливо подумал Уолден. — Вот что, — сказал Белби, пристально глядя на него. — Я за новорождённого дам втрое больше. Добудете?

— Навряд ли, — не задумываясь, твёрдо сказал Уолден. — Не в этот раз.

— А жаль, — с досадой покривился Белби.

«А мне как жаль», — подумал Уолден. Но он точно знал, что не желает отдавать этих котят на зелья и эксперименты. Хотя их, конечно, всё равно придётся куда-нибудь пристраивать — это Уолден тоже понимал, но сдать, как говорится, на запчасти тех, кого ему так неожиданно доверили, он готов не был.

Когда МакНейр передавал Дамоклу Белби послед и родовой мешок, тот вручил ему небольшую белую бумажную коробочку, перевязанную алой ленточкой, заявив:

— Сегодня всё же Рождество. Я своих поставщиков ценю — обращайтесь напрямую, мистер МакНейр. И не только с такими редкостями.

— Отличное предложение, — кивнул МакНейр. — Буду иметь в виду.