Жизнь в диссонансе (гет)

(Апрель 1999)

Грейнджер пожала плечами и подняла взгляд от чашки с чаем. Свет из окон кофейни придавал ее глазам льдисто-голубой оттенок. Цвет ее глаз всегда получался тусклым, и Драко думал, что ему больше понравится яркий, но теперь его возненавидел. Поначалу казалось, это из-за того, что черные волосы и синие глаза чрезвычайно напоминали Панси. Потом он решил, что эта девушка просто не была Грейнджер. Чужая внешность лишала ее всех исключительных черт, и от этого Драко становилось не по себе.

— Извини... Я слишком много говорю о работе, да? Скучно слушать, когда это тебя не касается.

Нет, на самом деле она много говорила об Эвансе. Тот фигурировал в каждой истории, и это стало напрягать Драко уже со второй. Стало раздражать еще сильнее, когда Грейнджер улыбнулась сама себе на четвертом эпизоде, прежде поведав о том, как ждала совещания, но Драко не нашел в нем ничего забавного.

Им владело раздражение, в шее чувствовалась напряженность, от которой не удавалось избавиться. Чай давно остыл.

— Ты хоть когда-нибудь устаешь притворяться кем-то другим?

Грейнджер распахнула глаза, чашка со звоном опустилась на стол.

— А...

— За пределами поттеровской квартиры ты постоянно с чужим лицом. Эванс, наверное, знает тебя чисто по фотографиям из газет. Ты всегда забываешь, что изменила внешность, как будто ты и есть такая. Следишь за каждым словом, скрываешь свою жизнь. Ты хоть думала, что будет, если ты снимешь заклинание и поймешь, что в чужой шкуре тебе комфортнее?

Грейнджер так крепко сжала чашку, что побелели костяшки пальцев. Драко казалось, стекло вот-вот хрустнет.

— Иногда, — тихо созналась она.

Его раздражение жаждало вспышки гнева, а не мягкого голоса, опущенных глаз и честности, которая пугала ее саму. Он думал, что раздражение только возрастет, но вместо этого оно обернулось чем-то таким, что Драко отказывался признавать чувством вины. Что бы это ни было, оно добавило неловкости, которую Малфою не часто доводилось испытывать.

— Я не просто так прячусь. И обо всех причинах уже тебе рассказала. Но, наверное... мне кажется, я не могу вести себя естественно, когда выгляжу самой собой. Когда показываю себя людям. Ты видишь здесь смысл? — Грейнджер покачала головой. — Знаю, его нет. Просто у людей есть определенные ожидания, как я должна себя вести и кем быть, но я разная и не всегда им соответствую. Не всегда оправдываю эти ожидания. Поэтому легче притвориться, что я вообще не я.

Быть может, Грейнджер забыла, с кем именно общается. Это бы объяснило последние месяцы и особенно то, почему она до сих пор не понимала, что и кому говорит. Драко успел узнать, что человек не может быть кем-то другим. Можно принять часть себя или определенный стандарт поведения и попытаться держаться соответственно, но все равно поскользнешься и упадешь. Покажешь себя либо потеряешь.

Окружающий мир пронизан эмоциями. Причины, убеждения могут отличаться, но чувства — одни на всех. Временами, когда Драко трясло от злости, он задумывался, не это ли чувство одолевало отца, перед тем как тому приходилось совершать страшные поступки. Человека отличают личность и поведение. Поэтому сейчас он и сидел здесь. Поэтому Грейнджер навсегда останется Грейнджер.

— Я кое-что знаю об ожиданиях. В конечном счете ты поймешь, что лучше прислушиваться к себе, чем к кому-то другому. Хуже подвести себя, чем других.

Грейнджер посмотрела на него долгим взглядом, который всколыхнул улегшееся раздражение, и тут от чая пошел пар. Она убрала палочку и села прямее.

— Я читала теорию...

 

()

Рот Гермионы накрыла теплая влажная ладонь, другой рукой ее перехватили за талию. Предчувствие, преследующее ее в темных каменных коридорах, полностью оправдалось, а приступ паники вбросил в кровь адреналин. К спине прижалось твердое тело, и Гермиону рывком затянули в комнату.

Она смяла в кулаке план здания и двинула локтем назад, вызвав над ухом тяжелый выдох. Развернулась в ослабевшей хватке, чужая ладонь, закрывавшая рот, хлопнула по запястью руки, держащей палочку. Пальцы с силой сжались на ее коже, стиснули кости, и комната погрузилась во мрак. Гермиона успела заметить подбородок, рот, нос, но хватило и этого.

— Не отпустишь меня, я прокляну тебя и арестую.

Она наступила ему на ногу, но он все равно умудрился вывернуть ей руку, чуть не проткнув ее саму палочкой.

— Если отпущу, тоже арестуешь.

— По крайней мере, не схлопочешь проклятье.

— Одни обещания, Грейнджер.

Гермиона перестала вырываться и дернула головой, ударив его по подбородку — клацнули зубы.

— Как ты понял, что это я?

Наверное, ее выдал голос. Или походка. Должно быть, он шел за ней, наложив на подошвы заглушающие чары.

— Ты единственная, кто мог заявиться сюда впервые, еще и с планом, и полагаться на обстоятельства.

Гермиона прищурилась, хоть в полной темноте это и было бесполезно.

— Кто сказал, что я тут впервые?

Он мог знать об этом, только если следил за ней. Если так, то Малфой мог попытаться влезть в два места, которые она уже посетила. Из четырех мест, где законно содержался флигмарский сок — ингредиент с записки, найденной у Клива, — пробраться сюда было проще всего, но Малфой редко выбирал легкий путь.

Всегда — сложный.

— И долго ты кружил вокруг здания, прежде чем вломиться? Или вломился, потому что увидел меня?

Гермиона отвела от его груди руку, в кулаке зашуршал план здания. Едва Малфой потянется к бумаге, она его пнет. Правда, он мог уже увидеть все, что требовалось, пока крался за ней по зданию, ведь она загодя обвела на плане складские помещения.

Он ослабил хватку, и Гермиона крепче сжала палочку.

— Аппарируй отсюда.

От прикосновения его рук Гермиона отшатнулась и выставила палочку в темноту. Лучше не зажигать свет первой, так как, пока заклинание не завершится, у Малфоя появится секунда осмотреться, а Гермиона не желала давать ему такой шанс.

— Ты же за соком явился?

Тишина.

— Ты ищешь то, что Кли...

Сквозь комнату прошел луч света, Малфой нырнул в один из проходов, захлопывая дверь. Гермиона бросилась за ним, озаряя комнату заклинанием. Дверная ручка под ее рукой даже не дернулась, и первые пять попыток отпереть замок оказались бесплодными. Гермиона со злостью пнула дверь, забыв, что стоит вести себя потише, и снова попыталась ее отпереть.

 

(Апрель 1999)

Едва Драко вышел из коридора, Блинки исчез из комнаты. Грейнджер стояла с пустыми руками, не зная, куда их деть — признак волнения, который Драко уже запомнил. На ней была магловская одежда, футболка с джинсами, а волосы, стянутые на затылке, представляли собой взрыв кудряшек. Ничего магического — хоть Драко и знал, что где-то должна прятаться палочка, — и это пробудило в нем подозрения.

— Это уже входит у тебя в привычку.

Грейнджер пожала плечами.

— Лучше так, чем пинать котят.

— Вот это приоритеты.

— Да, я тоже удивилась. — Ее руки снова зажили собственной жизнью. — Мы получили от твоей мамы список. Продукты, товары для дома, зелья.

— О, — Драко подошел, протянув руку за списком, но опустил ее, когда тот не появился.

— Я решила аппарировать с тобой на Косую аллею. Помню, ты терпеть не можешь «Ночного рыцаря», а у меня выходной, так что... и список еще, — она постучала по виску. — Но если хочешь пойти один, я все запишу. Без проблем. Просто предлагаю. Мне нечем заняться. Скучно.

— Я думал, тебе не бывает скучно.

— У меня кончились книги. Нужно купить новые.

Когда врала, Грейнджер всегда смотрела ему на плечо. С Поттером она принималась стирать чернильные пятна с пальцев. Незнакомцам смотрела в глаза или куда-то рядом.

— Ты так пойдешь? — поинтересовался Драко, и она оглядела себя. — Без маскировки?

— А, да. А что?

Покачав головой, он хлопнул в ладоши, приказал домовику принесли ботинки и ухмыльнулся, заметив ее вспышку раздражения.

 

()

Гермиона обошла мужчину с огромной камерой у лица, вспышка от которой временно ее ослепила. Финк приветственно кивнул, обводя что-то в блокноте.

— Невыразимцы отыскали след. Это точно Малфой, — он махнул рукой, на мизинце остались чернила. — В пределах погрешности.

Гермиона осмотрела тротуар, перевела взгляд на подошву ботинка, задравшуюся штанину, что открыла носок с ромбиками, доходящий до голени.

— Свидетели?

— Ага, — Финк дернул подбородком в сторону двух размытых пятен за пределами охранного барьера.

Они вместе развернулись и направились в сторону границы.

— Странно, что всегда находятся свидетели, тебе не кажется?

Финк не ответил.

 

(Май 1999)

Поттер протянул Драко палочку все равно что стакан с соком. Драко не знал ни почему перед глазами все еще стоит бесстрастное выражение лица Поттера, ни почему слышится разговор, который продолжился, будто Поттер не протянул ему то, что способствовало убийству Темного Лорда. То, чего Драко не касался больше года, после того как Избранный вырвал палочку из рук в той самой гостиной, где он сейчас стоял.

Драко думал, что ощутит тяжесть. Темное, тревожное чувство, которое проникнет в кровь, когда он воспользуется палочкой. Словно бы часть Волдеморта влезла в сердцевину и осталась там, чтобы каждый раз вторгаться в Драко. Но то была просто магия. Его магия. Часть его сути, что с палочкой, что без нее.

— Люстра... — начала мать, разглядывая хрусталь, который искрился на свету.

— Я купил новую. Вчера разблокировали мою ячейку.

До этого у него не было ни возможности, ни денег хоть что-нибудь поправить. В такой ситуации Драко еще не оказывался и чувствовал себя беспомощным, а потом настолько злился, что перестал обращать внимание на обстановку. После освобождения он тратил деньги, которые отец припрятал в мэноре. По окончании первой войны Люциус узнал о привычке Министерства замораживать счета, поэтому Драко подозревал, что отец рассовал по дому шкатулки, как только вышел первый раз из тюрьмы. Было время, когда он не прикоснулся бы к этим деньгам, ожидая отца, но тогда Драко смотрел на него снизу вверх, будто никогда не вырастет выше отцовского колена. То время кончилось, когда Драко увидел Люциуса человеком, от которого остались лишь страх и униженность, когда оказался со старшим Малфоем на одном уровне и, поравнявшись, мог лишь стремиться стать на голову выше.

Сбережения, правда, быстро кончились, а еженедельное пособие, которое считалось в Министерстве достаточным, на четыре месяца превратило Драко в нищего.

— Ты восстановил стены?

— Я восстановил все.

Уничтожил каждое напоминание, которое жаждал стереть еще с самого освобождения. У него ушло два дня, бездна заклинаний и бессонная ночь, но Драко проявил упорство. А когда он проявлял упорство, мало что могло его остановить.

Мать улыбнулась, и улыбка эта свидетельствовала не о силе Нарциссы, но о силе Драко. Эта улыбка была счастливой.

 

()

Клив покачал головой, глаза у него слезились, но он сморгнул влагу.

— Не знаю. Я приносил новый ингредиент и просто оставлял там.

— Где?

— Я всегда перемещался портключом. В темную комнату. Подземка, наверное. Камень. Мокро, холодно.

— Вы там подписали договор?

— Может быть. В похожем месте.

— О чем говорилось в договоре?

Изо рта Клива вырвался длинный поток бессмыслицы. На секунду Гермионе показалось, что он говорит на другом языке, стараясь обойти Веритасерум, но вид у него был беспомощный. Вероятнее всего, на договор наложили чары, препятствующие обсуждать его содержание. Ничего полезного тут не добиться.

Гермиона потерла виски, непонятный набор слов наконец иссяк. Она могла бы проверить, можно ли снять блок, но если Клив подписал договор, без самого документа в этой процедуре никак нельзя было обойтись. Да и то...

— Договор вам предложил Гаррисон Блэк?

— Нет.

Гермиона оторвалась от пергамента.

— Вы сказали, что не знаете.

— Я знаю, что не он.

Она оценивающе осмотрела Клива, размышляя, откуда ему было знать, что не Малфой подсунул договор, когда задержанный даже не видел, с кем его подписывал.

— В договоре упоминались Гаррисон Блэк или Драко Малфой?

Снова поток бессмыслицы.

Гермиона постучала пером.

— Я упоминалась?

— Нет.

Значит, Малфой — да. Эта проблема была чуть менее серьёзна по сравнению с той, если бы договор предложил именно Малфой.

Вот и нашлась лазейка. С этим можно было работать.

 

(Июнь 1999)

Кудри. Что-то у него в мозгах было запрограммировано на то, чтобы замечать поблизости любой намек на упругие локоны. Привычка не была новой — Драко остро реагировал на кудри с того дня, как мысленно провозгласил Грейнджер врагом, по молодости лет не понимая, какой враг настоящий.

Если бы не это, он бы никогда не заметил ее в кафе, сгорбившуюся над книгой за угловым столиком. Ладонью Грейнджер то ли подпирала голову, то ли пряталась от любопытных взглядов. Но даже не видя лица, Драко узнал прическу, запачканные чернилами пальцы, согнутую позу, ставшую обычной со времен учебы. Если бы не запрограммированная часть мозга, перехватившая управление нормальным мыслительным процессом, он бы никогда не зашел в это кафе, сочтя идею хорошей.

Напрягшись, Драко занял место в очереди. Люди держались от него подальше, против чего он нисколько не возражал. Он поднял взгляд на доску, где, неаккуратно написанные мелом, перечислялись блюда и напитки. Те слились в пятно: Драко краем правого глаза пытался уловить сидящую где-то позади двух столов и клерков Грейнджер.

Зачем он зашел? Ему всего-то и нужно было, что купить матери зелья от сухого мучительного кашля, который навевал мысли о смерти. Здесь ему нечего было делать. Драко уже месяц не видел Грейнджер: с того дня, как Поттер сообщил, что не может держать Нарциссу в доме против ее воли. Драко проигнорировал как присланное с совой приглашение на ужин от Поттера, так и письмо от Грейнджер неделю спустя.

Он собирал по кусочкам жизнь, а ее непременными атрибутами никогда не значились Гермиона Грейнджер и Гарри Поттер. Они слишком долго стояли в основании клонящейся башни событий, которых Драко не желал, а потом она рухнула и погребла все под собой. Новую жизнь нельзя было построить на основе деталей, которые ту башню разрушили. И пусть часть из тех деталей составляла самого Драко, с ними он ничего поделать не мог. А с другими — вполне.

Драко нервничал. Он словно бы дал вселенной задание вершить то, что ей вздумается, и был чертовски уверен, что выбор окажется не в его пользу. Нужно было уходить. Грейнджер его даже не заметила — Драко считал, что застать ее врасплох за книгой было даже легче, чем во сне. Не сказать, что он хотел, чтобы его заметили. Скорее... было интересно, заметит ли она вообще. Если да, то, быть может, так было суждено, и если она поздоровается, то, быть может, суждено было поздороватья и ему. Ведь иногда Драко о ней думал. Чаще, чем следовало. И когда вызванная этими мыслями первоначальная злость проходила, он гадал, что она делает и что теперь о нем думает.

— Три недели прошло.

Драко обернулся, лицом к лицу сталкиваясь с мрачной Грейнджер, которая притоптывала ногой по полу. Она что, обошла зал? Он даже не заметил ее приближения.

— Что? — голос прозвучал хрипло, и Драко кашлянул, выступив из очереди.

— Ты должен был закончить читать еще три недели назад и до сих пор не вернул. Ты украл у меня книгу.

— Я не крал книгу.

— Крал!

Драко бросил взгляд на прислушивающихся к разговору посетителей. Отбиваться от толпы поклонников Грейнджер в его планы не входило.

— Я ее не вернул, это не значит, что украл.

Сощурившись, Грейнджер подбоченилась. Драко ожидал, что вот сейчас она топнет ногой. Когда она капризничала, было трудно помнить, что перед ним стоит способная, сильная волшебница. Он ухмыльнулся — Грейнджер ткнула его пальцем в грудь.

— Это признак вины!

— Улыбка-то? Черт, Грейнджер, даже не думай работать в Визенгамоте!

— Я сужу справедливо.

— Когда не торопишься с выводами и не обвиняешь потом без оснований.

— Три недели, ухмыляешься, значит, виновен. Тот, кто не согласится с этим, просто идиот. Так что твое несогласие меня не удивляет, но я думала, за это время ты догадаешься об очевидности своей вины.

В ответ на его мрачный взгляд она только выше подняла подбородок.

— Хотел бы я украсть твою книгу, сказал бы, что потерял ее. И кроме того, если мне захочется, я могу выкупить из книжного весь тираж. С чего мне красть?

— Ради острых ощущений, — фыркнула Грейнджер.

— Острых ощущений... из-за кражи книги? — Драко вскинул бровь. — Вот как ты привносишь в свою жизнь разнообразие, Грейнджер? Ходишь по книжным с огромной сумкой, а? А ты уже...

— Бессмысленно нарушать закон, если это ничего тебе не даст. Должна быть либо материальная цель, либо нематериальные ощущения. А красть бесполезную книгу можно только ради ощущений.

— Я смотрю, ты много об этом думала. Графики тоже нарисовала, расписывая ход моих мыслей? Если бы я...

— Ты хотя бы ее прочитал?

Драко глянул на мужчину за стойкой, который выразительно кашлянул, и проигнорировал возмущенный вздох за спиной.

— Прочитал.

— Хорошо. — Грейнджер повернулась на каблуках, бросив: — Я буду за столиком.

Только после трех покашливаний окружающих Драко оторвал взгляд от ее удаляющейся фигуры.

 

()

Гермиона кивнула новичку-мракоборцу, присоединившемуся к команде лишь неделю назад. На бровях у него собрались капли пота, рот был сурово сжат. Новенький поднялся из-за стола, бросил на Клива убийственный взгляд и стал пробираться к выходу. Пропуская его, Гермиона прижалась к стене.

— Он не расколется, — проходя, пробормотал парень, и она проводила его изумленным взглядом.

Гермиона позвала новичков не для того, чтобы расколоть Клива. Если уж на то пошло, они старались «расколоть» договор, и никто не мог заниматься допросом бесконечно. Но пусть уж новички думают как думают, только бы и дальше выполняли работу.

Гермиона, захлопнув дверь, села напротив Клива, подвинула ему чашку кофе. Он сделал жадный глоток, вздрогнув то ли от вкуса, то ли от температуры, и прокашлялся.

Гермиона нашла последнюю зачеркнутую новичком строчку и приготовила перо.

— Ромашка?

— Нет.

— Семена ромашки?

— Нет.

— Стебель ромашки?

— Нет.

— Ромбоплит?

 

(Июнь 1999)

— ...при любой работе происходят несчастные случаи...

— Это не несчастный случай, когда кто-то целенаправленно накладывает...

— ...и бальзам, стало даже лучше прежнего. Нельзя из-за этого называть меня мазох...

— ...проблема, которую ничего не реш... а, так ты не мазохистка, ты просто героиня, которая...

— ...проблемы. Хорошо, когда твоя работа может помочь другим. Она не делает тебя героем, просто...

— У вас у всех тут комплекс. Есть о чем беспокоиться. Вы слишком много времени провели...

— О себе побеспокойся. Если есть возможность, то почему не помочь? Правда, это же...

— ...горбом, квартирой, заваленной книгами, и списком спасенных, которых и не вспомнишь. А Поттер...

— ...полысеешь, лицо станет угрюмым и таким очень, очень сморщенным, и, наверное, будешь хромать. Не знаю почему, но точно будешь. Как возмездие за то, что пинал котят, эльфов...

— ...станет помогать соседям, или спасать детишек от бесконтрольной магии, или устроится в Хогвартс, чтобы предотвращать школьные хулиганства. В пятьдесят ему останется разве что нарезать старикам мясо, они будут провозглашать его героем, а он себя — «всего лишь человеком».

Ища ответ, Грейнджер молча пожевала губами. Драко наблюдал за сменой выражений на ее лице. Уловив искру смеха, он победно ухмыльнулся.

— Ты невыносим! — выкрикнула Грейнджер, но глаза у нее горели, а губы дрожали, так и норовя расползтись в улыбке. — А улыбаюсь я потому, что вообразила эту дурацкую картину, а не потому, что ты прав.

— Конечно.

— Конечно. Я же всегда права.

— Кроме вчерашнего случая, когда ты сказала...

— Нет, — выставила руку Грейнджер, — я уже объяснила, что формулировка вышла случайной...

— ...неделе, когда ты... А, точно, случайная формулировка. Тогда надеюсь, твое заявление, что ты всегда права, тоже вышло случайным, иначе ты окажешься неправа.

— Нет, это было совершенно точное, целенаправленное заявление, и с этого момента ты можешь считать его фактом.

Драко хмыкнул, рассматривая выражение ее лица, которое можно было принять за серьезное, если бы не подрагивающие губы. Грейнджер бывала предельно серьезна, только когда отстаивала права тех, кто не мог постоять за себя, и поэтому от нее всегда исходило некое сияние.

Она светила и светилась, словно в груди у нее свободно жило маленькое солнце. Притяжению к ней невозможно было противиться, ведь все живые существа стремились к свету: либо принять его, либо бороться против. Невозможно было удержаться и не протянуть руку, не коснуться гладкой кожи подушечками пальцев, не обвести щеку. Драко не собирался этого делать, так просто случилось, как случалось все, что затрагивало одновременно их обоих. Грейнджер качнулась вперед, он повторил ее движение. Ее улыбка поблекла, она шепотом снова назвала его невыносимым.

Он не собирался ее целовать. Никогда в жизни не собирался. Но Драко поцеловал, а затем обвил рукой талию и притянул Грейнджер к себе. И когда ее пальцы невесомо коснулись щек, а затем скользнули в волосы, то самое солнце свободно проникло ему в грудь, светя почти так же ярко.

 

()

На стол перепорхнули два листа пергамента и тонкая папка. Гермиона вопросительно взглянула на Финка и, открыв папку, быстро просмотрела документы.

— Дело Мэррироуза, под прикрытием бизнеса забирали деньги из ячеек преступников, потом переправляли в заграничные банки.

— Да, но...

— В других бумагах допрос свидетеля. А это... это же Малфой?

Гермиона взяла протянутое изображение, на котором Драко, посмотрев в пол, поднимал голову. Он злился, яркие глаза выделялись на фоне темной тюремной одежды и грязного камня, но за фасадом агрессии прятался всепоглощающий страх.

— Малфой.

— Паразит.

Гермиона с трудом оторвала взгляд от колдографии — перед лицом оказался флакон с крутящимся внутри туманным воспоминанием.

— Что?

— Свидетель заявил, что видел блондина, и в фототаблице указал на Малфоя. Вот только в воспоминании не он.

Ее одолело нестерпимое желание подскочить, выхватить флакон и рвануть к первому же Омуту. Гермиона сдержалась, вместо этого покрутив в воздухе рукой. Финк понял намек.

— Они настолько похожи, что я даже не удивляюсь, что подумали на Малфоя. Кто бы это ни был, он эксперт в маскировочных чарах и иллюзиях. Почти что Оборот...

— Финк...

— Но либо Малфой сломал себе нос, что тот стал шире, и такой дурак, что поменял только цвет глаз, не спрятав волосы, либо ты права. И честно... я думал, ты рехнулась, пока не увидел, — он замолчал, потянувшись к карману, а Гермиона слишком увлеклась новостями, чтобы даже обидеться, — это. Лицо в воспоминании размыто. Свидетель в особенности вспомнил, что видел Малфоя в магазине, а потом уже — во время происшествия в деле Лейвезера.

— Тот самый, который отказывался подтверждать свои слова, потому что не был абсолютно уверен?

— Именно. А Омут покажет лицо размытым, только если человек на самом деле никогда и не видел...

— ...того, кто это сделал.

Финк повернул ладонь кверху.

— В памяти хранится гораздо больше, чем доступно мозгу, но мы сами можем создавать в голове информацию. Возможно, поэтому другой свидетель, который уверен, что нападавшим был парень из магазина, вполне ясно видит Малфоя в воспоминании.

Гермиона медленно покачала головой.

— Что-то не сходится. Если они видели Малфоя мельком, они смогли бы вообразить себе его лицо. Не точную копию, разве что у них фотографическая память.

Финк улыбнулся, и Гермиона быстро поднялась. Стул качнулся, но вновь опустился на ножки.

— Хочешь их просмотреть?

— Где воспоминания других свидетелей?

Финк убрал флаконы в карман.

— Многие по различным причинам отказались их предоставлять.

— Ну, тогда, — она прошла через кабинет и сорвала с крючка у двери мантию, — нам придется их убедить.

 

(Июль 1999)

Запах пота Грейнджер был ненавязчивым и отдавал сладостью. Драко проводил взглядом стекающую по ее шее каплю. Ему казалось, что запах станет более сильным и мускусным, стоит только наклониться поближе и вдохнуть. Наиболее трудно будет пробраться за завесу волос, которые словно не определились с направлением и оттого устремились во все стороны, прилипнув к влажной коже и вздыбившись вокруг головы.

— Просто подумай. На земле властвовали динозавры — а теперь они мертвы. Львы, пантеры, акулы тоже доминировали, а теперь их запрятали в зоопарки.

— Потому что это свойство любых видов, в чьих руках есть власть. Включая человечество по отношению к самому себе.

— Неправда. Как минимум, не все люди пользуются имеющейся властью. Кто-то же отказывается, когда им предлагают вступить на влиятельный пост. А есть люди, которые могут контролировать собственную жизнь, но они отказываются брать на себя ответственность. Игнорируют свою же силу, хотя могли бы делать что угодно. С собственной жизнью, конечно же. А вместо этого они позволяют другим ее контролировать.

— Всех нас контролируют, кого-то больше, кого-то меньше. — Грейнджер одарила его оскорбленным взглядом, и Драко продолжил, не дав ей встрять: — Например, твои отношения с Поттером. Если бы вы не подружились, ты бы даже не подозревала, как вернулся Темный Лорд или что он вообще вернулся, пока об этом не объявило Министерство. Ты бы не сражалась с ним бок о бок. И жизнь у тебя вышла бы другой. Так что тебя контролирует влияние Поттера на твою жизнь.

— Да, но...

— То же самое и с Министерством, на которое ты работаешь, с законами, которым подчиняешься, и с решениями, которые принимают окружающие. Никто не может целиком и полностью контролировать свою жизнь.

— Но у нас больше возможностей контролировать жизнь, чем мы думаем. Опять же о Гарри. Если бы он позволил кому-то управлять собой, он бы давным-давно умер. Не нарушал бы правила, не...

— Кто-то бы возразил, что Поттер позволил. — Грейнджер нахмурилась, Драко круто повернул от дороги, когда мимо пронеслась машина. — Уступил судьбе, которую ему напророчили. Он мог уехать куда угодно, оставить мир, и будь что будет. Но он уступил.

— Это был его выбор, — заметила Грейнджер. — Он сам так решил. Гарри делает, что хочет, что чувствует правильным. Иногда его действия сходятся с желаниями других, иногда он вообще не должен этого делать. Я же говорю о людях, которые делают то, что не хотят, потому что им так сказали. Ну, то есть... иногда и по другим причинам. Иногда они просто заблуждаются. О людях, которые приходят в себя, обретают контроль над ситуацией и потом не используют власть, чтобы обеспечить себе лучшую жизнь. Жизнь, которую хотят.

— Это все равно что терпеть жестокость, когда нужно развестись, или уволиться, или начать революцию. Ни один из нас не должен обладать властью, с помощью которой можно испортить жизнь человеку, а ты не должен с этим мириться. У всех нас есть сила сделать жизнь лучше. Не все ею пользуются.

Или же знают как, подумал Драко. Ошибки становится делать лишь труднее, не проще. Когда ты представляешь, как именно малейшая ошибка может разрушить тебе все будущее, наличие выбора парализует. Даже если его возможность была твоим заветным желанием.

Они свернули с улицы, и в поле зрения с другой стороны появился дом Поттера. Плохая была идея. С плохими идеями Драко свел близкое знакомство, так что теперь сразу их признавал. Он только не знал, повлечет ли эта плохая идея потерю сна, уха или более важных частей тела.

— Я просто говорю, что однажды придет нечто большее, мощное и изменит нашу судьбу. Нечто такое, что нельзя остановить. Такова жизнь.

Драко считал, что это нечто уже пришло, да и никуда не уходило. Что под ним кроются такие понятия, как судьба и время, и созданные ими монстры, и все, что сгинуло. А может быть, по миру распространится вирус, созданный в какой-нибудь лаборатории. Величайшей слабостью человечества была самонадеянность, подталкивающая управлять явлениями, превосходящими человека, и из этого проистекало желание изобретать средства, которыми эти явления можно было уничтожить. Это касалось всего и вся.

— То есть ты сейчас признаешься, что подготовила подземное убежище с припасами и пятилетний план сопротивления, чтобы отвоевать мир?

Грейнджер развернулась к нему лицом, крутанув ручку, но так и не толкнув входную дверь. Драко не удивился бы, стой за ней Уизли с палочкой наизготовку и ворохом подозрений. Драко не знал, сам ли оказался в клетке или только в нее смотрит.

Грейнджер широко распахнула глаза, так, что свет сумерек прошел сквозь радужку, обратив ее в зеленую.

— Откуда ты узнал?

Он пожал плечами, и она схватила его за руку, словно он готов был развернуться и уйти. Драко не сопротивлялся.

— Я умнее тебя, а с тобой все ясно... Это была не шутка, Грейнджер, и уж точно не настолько веселая.

— Извини, — выдавила она сквозь смех и резкие вдохи. — Ты просто такой милый.

— Милый?

— Как котенок перед львом, все эти «рар» против львиного «ра-а-ар». Ну, не как у пиратов, а с большим... «р-р». Свирепо. По-животному. Неукротимо. Опасн... В общем, смотреть на тебя умилительно, но ты не выиграешь. Котенок, Малфой, — она отвела палец от его груди и показала на себя. — Лев.

Драко хмыкнул и уперся в дверь ладонями по обе стороны от ее плеч. Грейнджер выпустила дверную ручку.

— Но львы попадают в клетки, так что не понимаю, какую опасность ты представляешь.

— Ты в моей клетке, так что если не понимаешь, то ты...

— Ее просто нет. Я бы посмотрел, какая ты неукротимая, Грейнджер. Необузданная. Но если думаешь, что я не смогу угнаться, ты уже проиграла.

Ее щеки залило румянцем, порозовели уши, и Драко захотелось добавить больше красок. Он отодвинулся, слишком остро осознавая, где они находятся, чтобы так отвлекаться на ее тепло, но Грейнджер качнулась за ним. Дождалась, пока удивление не перейдет в понимание, или же убедилась, что он больше не отходит, и тогда поцеловала.

Ее руки вцепились в воротник футболки, полные мягкие губы ласкали его рот, и на чьем пороге они стоят, стало совершенно не важно. Драко обнял ее за плечи, но этого не хватило, потому он огладил ее бока, притянул ближе, заполняя ею пустоту между ними.

Кончики их языков соприкоснулись, Грейнджер порывисто вздохнула, отчего Драко подался вперед, а в животе у него завязался узел. Жажда. Его пальцы сжались на ее бедрах, он поцеловал ее крепче, намереваясь вновь и вновь срывать с ее губ этот вздох, пока тот — на будущее — не врежется в память.

В дверь что-то врезалось, судя по подскоку Грейнджер, ее спина. Драко, теряя равновесие, подался к Гермионе. Но когда щелкнула ручка, она отстранилась, забирая с собой все тепло.

Драко поднял взгляд, Грейнджер обернулась, одной рукой по-прежнему стискивая его футболку так, что та давила на шею. Гермионе потребовалась секунда, чтобы понять, что перед ней Поттер, и разжать пальцы. Дыхание вырвалось со свистом. Драко всеми силами сдерживал свое.

Поттер круглыми глазами смотрел то на нее, то на него. Грейнджер приняла свою смелую позу — как всегда, когда собиралась отстаивать свою точку зрения, — кашлянула и вскинула подбородок, а Драко рассматривал преимущества и последствия того, если схватится за палочку.

Поттер ударил ладонью по двери, развернулся, оставляя ту открытой, и направился в гостиную. А потом расхохотался.

 

()

Ларри О'Киф, единственный из двух мужчин, в котором Клив признал поставщика испорченной дозы «Эйфории», работал в месте под названием «Белл-Грэмер Компани». Гермиона не знала точно, пока нет, но ей тут же вспомнились ящики с печатью «БГК» на боку, которые вывозили из «Рансона».

Посещение компании ничего бы не дало, особенно учитывая то, что О'Киф заседал в совете директоров. Она знала, что ничего не добьется, разве что добудет доказательства незаконной деятельности, но ни ее расследование, ни четырехдневная слежка Финка за О'Кифом ни к чему не привели. Что бы это ни было, оно обсуждалось за закрытыми дверями, охранными и заглушающими чарами. Но может... может быть, и здесь.

— Мне кажется, нам все-таки стоило прикинуться девушками из эскорта.

— Тебе так хочется примерить женскую одежду? — пробормотала Гермиона, посматривая из-за угла на соседнее здание. — Обсуди это с женой.

— Я не хочу отправлять тебя одну, — Финк был раздражен, и Гермиона не могла его за это винить. Она бы вообще не согласилась отсиживаться в стороне.

— Я справлюсь.

— Ты собираешься идти под своим именем. Станешь целью, как только пройдешь в дверь.

— Если пройду.

— Ты Гермиона Грейнджер. Тебя пустят в закрытый клуб.

— Может быть. Но за моей спиной нет Гарри, да если они и знают меня, то знают, что я мракоборец. Вряд ли мне будут там рады.

— Надо было выпить оборотное с волосом Поттера, — проворчал Финк.

— Может, О'Кифа здесь даже не будет.

— Он четыре ночи подряд сюда приходил. Он там. Просто иди сразу в туалет и меняй внешность. Одежду взяла?

— Конечно, — Гермиона отступила в темноту улочки. — Даже если они работают с О'Кифом и инвестируют в «БГК», они остаются бизнесменами. Ничего ужасного они не сделают. Наверняка там сидит группа богачей и их прихлебателей, все пьют дорогой алкоголь, курят сигары и непристойно танцуют. Я буду искать зацепки для начала расследования или просто что-нибудь подозрительное.

— Просто осторожнее, Грейнджер. И не пей ничего. Дай знак, если понадобится помощь.

— Договорились.

Они кивнули друг другу, и Гермиона вышла из-за угла, приглаживая волосы. Она подняла подбородок, всеми силами стараясь не производить впечатление человека, жаждущего арестовать всех и каждого, и с искусственной улыбкой приблизилась к двум верзилам у главного входа в клуб. Сердце билось где-то в области горла, охранники изучили ее, быстро переглянулись, и левый распахнул дверь.

Гермиона ступила в зал с темными полами и бежевыми стенами, пространство озарял мягкий свет. Ей улыбнулась женщина.

— Хотите оставить мантию?

— А... нет, спасибо.

В мантии она будет выделяться, но Гермиона не планировала долго оставаться собой. Изменив внешность, одежду она просто уменьшит.

Женщина протянула руку:

— Вашу палочку, пожалуйста.

Гермиона качнулась вперед.

— Простите?

— Или у вас есть официальное приглашение?

Волоски на руках встали дыбом, Гермиона оглянулась, ожидая оказаться в западне.

— Приглашение?

— Проносить палочку можно только при наличии приглашения. Мы заботимся о безопасности наших гостей.

— Неужели вы не доверяете мне? — Гермиона так широко улыбнулась, что заболели щеки.

— Ох, конечно. Но это правило клуба.

Гермиона понимающе кивнула, быстро послала в женщину Конфундус и бросила в протянутую ладонь пару сиклей. Вновь улыбнулась, убирая палочку из поля зрения женщины, которая, проморгавшись, с непониманием взглянула на деньги.

— За палочку. Не потеряйте!

— Ни за что, — женщина потрясла головой, сомкнула пальцы на монетах и улыбнулась.

— Спасибо. В эти двери, да?

— Да. Хорошего вечера!

Двери вели в маленький проход, по правую сторону которого располагался просторный зал, а по левую — огромное помещение. Музыка играла не слишком громко, тем не менее заглушая все разговоры на первом этаже. Пространство на втором ограничивали перила, у которых расположилась пара человек, взирающих на гостей. За ними были видны роскошные столы, группы разговаривающих людей и клубы дыма. В зале находился стол, который окружили игроки с картами в руках, Гермиона же повернула налево.

На танцполе сложно было затеряться в толпе, но малое число танцующих позволило разглядеть на противоположной стороне две двери. Решив, что там скорее всего и находятся туалеты, Гермиона двинулась в том направлении, стараясь не глядеть на второй этаж. У нее возникло ощущение, будто кто-то за ней наблюдает, будто каждый из присутствующих не сводит глаз, но паранойя и не до такого могла довести.

В Гермиону врезался какой-то мужчина с бутылкой в руке, вокруг него танцевали две девушки. Едва устояв на ногах, она обошла троицу, не обратившую на нее ни малейшего внимания, и, огибая оставшихся, поспешила к туалетам. Гермиона прошла через дверь, откуда недавно выпорхнула девушка, и чем темнее становилось в коридоре, тем сильнее росла ее паранойя.

Гермиона повернула за угол, музыка зазвучала словно бы издалека, как под приглушающими чарами. Перед ней оказался ряд из десятка дверей, большая часть которых была открыта, и она заглянула в три кабинки, прежде чем решила, что и в остальных найдет все то же самое. Гермиона обернулась, проверяя, что никто не идет следом и не наблюдает, и нырнула в кабинку в дальнем конце коридора.

Она двигалась быстро, подстегиваемая необходимостью выйти в зал быстрее, чем могли бы предположить те, кто думал, что она всего лишь зашла в туалет. Гермиона изменила волосы на прямые черные и откинула их за спину, спешно расстегивая мантию. Едва она вылезла из юбки, выуживая из кармана уменьшенную одежду, как щелкнула дверная ручка.

Гермиона прыжком развернулась — дверь захлопнулась за спиной высокого мужчины с оливковой кожей и карими глазами. Она потянулась за палочкой и отступила, когда он, рванув вперед, подхватил с пола ее юбку и мантию. Мужчина остановился, отвечая не менее злым взглядом.

— Что...

— Собираешься драться со мной в одних трусах, Грейнджер?

Малфой бросился к ней, Гермиона отшатнулась, но он это предусмотрел, и, как только схватил ее за плечо, их утянуло в воронку аппарации. Гермиону повело, Малфой поддержал ее, но она тут же вырвала руку. Нацелилась на юбку, и он пихнул ей одежду. Над головой мигнул свет.

— Так и знала, что ты там будешь, — огрызнулась она, внимательно осматривая комнату.

Кровать, стол, телевизор. В окне сквозь жалюзи мелькнул свет от фар. Электричество. Что он забыл в магловском отеле? Явно это не главное укрытие, иначе бы он ее сюда не привел.

— Что ты задумал? Хотел его убить? — Гермиона пронзила Малфоя взглядом и просунула ноги в юбку. Тому даже не хватило приличий отвернуться.

— Что?

— Подумаешь, плюс еще одно тело к веренице трупов, которые ты оставил по всей Британии, — зло пробормотала она, застегивая юбку. — На всех след твоей палочки. Везде свидетели. Если...

Малфой побледнел, либо же сказался эффект от снятых во время ее переодевания чар, но в его лице не осталось ни кровинки. Он стоял с широко раскрытыми глазами и, похоже, вообще не дышал.

— Что? — голос вышел надорванным.

— Десятое тело нашли на прош...

— Я никого не убивал, — его медленно захлестывало гневом, Малфой задышал, сжав кулаки и челюсть, на щеки возвращался цвет. — Ты думаешь, я кого-то убил?

Из всех возможных вопросов, которые он мог задать, если не подозревал о трупах, этот никогда не приходил ей в голову. Ладно еще узнать про Министерство, но не про ее мнение, не таким обвиняющим тоном, без нарастающей ярости. По выражению его лица создавалось впечатление, будто Гермиона его предала, и ей тут же захотелось толкнуть его, но он успел отойти сам.

— След, который считали после ареста? У меня даже нет моей палочки...

— У кого она?

— ...угодно, кому бы подошла...

— Сходится в пределах погрешности.

— А свидетели могут врать или откровенно путать меня с кем-то, потому что я этого не делал. Министерство не успокоится, пока не засунет меня в...

Гермиона закатила глаза.

— Не Министерство убивает...

— Значит, кто-то еще, но не я! — проорал Малфой. — Верь во что хоче...

— Да не думаю я, что это ты, — сорвалась Гермиона, потому что устала из-за его взглядов чувствовать себя в чем-то виноватой, хотя вот ее совершенно не за что было винить. Но каждый раз, опустив глаза и напомнив себе об этом, она вновь смотрела на Малфоя, и чувство вины сжимало ей грудь. Если уж на то пошло, страдать этим должен Малфой.

— Я вижу. С моей-то вереницей тел — сочтешь мои слова признанием? Может...

— Если бы я верила, что ты убийца, я бы уже десять раз тебя арестовала! — прокричала Гермиона. — Мы бы здесь даже не оказались, потому что я бы оглушила тебя еще на той улице!

Малфой задержал на ней долгий взгляд, затем посмотрел на зажатую в руке черную шерстяную вещь. Ее мантия — Гермиона про ту совсем забыла. Он перекинул мантию через предплечье, разгладил пальцами складки и поднял голову. Малфой выглядел бесстрастнее, чем чувствовал себя на самом деле. Гермиона это знала.

— Так почему мы здесь?

— Что?

— Почему ты не выполняешь свою работу?

— Выполняю.

— То есть, знай в Министерстве, что прямо сейчас ты стоишь со мной в отеле без малейшего намерения связать меня и бросить в тюрьму, там бы решили, что ты выполняешь свою работу?

Ее скорее перевели бы на испытательный срок и отстранили от дела. Гермиона глубоко вдохнула, чтобы чем-то заполнить молчание, пока Малфой не возомнил о себе невесть что.

— Я выполняю свою работу. Моя обязанность — найти убийцу и выяснить его мотивы. Собрать факты. И я сомневаюсь, что у меня получится, если ты окажешься за решеткой.

— Так было бы проще.

Она деланно хмыкнула.

— Если бы ты поделился информацией.

Все было бы проще.

— Если бы ты меня арестовала.

Гермиона вскинула брови. В какие-то дни одной лишь этой фразы ей было достаточно, чтобы так и поступить. В другие она бы утащила его в свою квартиру, чтобы напоить незаконно приобретенным Веритасерумом. Все зависело от того, насколько сильно он сидел у нее в печенках, — а сидел он там всегда.

— Ты пытаешься меня убедить?

— Я пытаюсь понять почему.

— Я уже сказала. — Под испытующим, оценивающим взглядом Гермиона поежилась. — Тебя приговорят на основе свидетельских показаний и прошлого. Я пытаюсь найти доказательства.

Ради него. Ради него, ради него, ради него, а он ни капельки не помогал.

Несколько секунд Малфой смотрел на стену, а когда перевел взгляд на Гермиону, ей словно полоснули по сердцу. В выражении его лица было нечто до боли, мучительно знакомое. Нечто такое, отчего безотчетно захлестывало паникой и страхом. Словно бы в этот самый, наиболее нужный момент она забывала что-то очень важное, что не одну неделю сохраняла в памяти.

— Кого и где убили?

— Если ты расскажешь, что происходит...

— Не могу. Пока нет.

В Гермионе вновь пробудилась злость.

— Так мне придется ходить за тобой и непонятно как связанными людьми и компаниями...

«...и считать трупы, и врать коллегам, и страдать бессонницей, и...»

— Вообще-то...

— ...клясться, что ты не виноват, но ничем мне при этом не помогать...

— Так не помогай! — рявкнул Малфой. — Я не хочу, чтобы ты лезла...

— ...зачем ты пришел в клуб, ведь он же явно связан с...

— У него то, что мне нужно! Я...

— Компонент противоядия?

Драко раскрыл рот, закрыл и прищурился. Они одинаково ненавидели, когда их застигали врасплох.

— Я сказал тебе — отступи. Ты вообще не должна была приходить сегодня в клуб. Эти люди опасны...

— Уж поверь, я знаю кое-что об опасных людях, и я не собираюсь отступать! Если это какой-то яд, мне нужно знать, пока вещество не распространили...

— Его не распространяют! С его помощью он получает то, что хочет, то есть мстит, а не захватывает ми...

Малфой оборвал себя, а Гермиона постаралась стереть с лица все эмоции. Постаралась выглядеть настолько же незаинтересованной, насколько ему самому удавалось отстраняться именно в те моменты, когда это бесило ее больше всего. Но, вероятно, сильное любопытство Гермионы сложно было спрятать, либо же Малфой знал ее достаточно хорошо и не верил, будто какая-то деталь разговора ускользнула от ее внимания. Не в этот раз.

— Не лезь...

— Что за он?

О'Киф? Или его отец? После войны Люциус никому не мог насолить, значит, всплыли прошлые грехи, да и О'Кифа к тому же нельзя было назвать добрым малым.

— Мстит? За... за... — она склонила голову: за прошедшие полтора года был только один случай, связанный с темной магией, местью и кучей других составляющих. — Уайетт мертв.

— Хорошо.

— Так Уайетт...

— Мне плевать на Уайетта, — прорычал Малфой.

— Сложно поверить!

— Да потому что тебе запудрили мозги!

Гермиона приоткрыла рот, Малфой клацнул зубами и, запустив руку в волосы, потянул за концы.

— Я сказал тебе — не лезь в...

— Это министерское дело, Малфой, его нельзя...

— Тогда передай его другим, — выдавил он сквозь сжатые зубы. Ей было непонятно, почему ее роль в расследовании так злила его.

— Да, чудесно получится: все усилия насмарку, а тебя упекут в тюрьму. Другой мракоборец не даст тебе разгуливать...

— Пусть попробуют остановить...

— Попробуют? Отлично! Давай еще добавим сопротивление при аресте и нападение на мракоборца! Список твоих преступлений растет не по дням, а по часам! Визенгамот десять минут будет зачитывать пункты обвинения, конечно, тебя сочтут невиновным!

— Просто отдай это дело, Грейнджер.

— Я не могу.

— Тогда подожди хоть чуть-чуть! Разберись пока с другими! — Она фыркнула. — Не таскайся за мной хвостом, мне нужно хоть какое-то время, иначе все полетит в... Я не поступаю плохо, я все исправляю.

— Но способ ты выбрал неправильный.

— Единственный. Не у всех есть твоя...

— Просто расскажи мне! Я помогу! Неужели ты не понял, что все может обернуться по-другому, если ты попросишь помощи, а не будешь действовать, словно вариант только один?!

Понять выражение его лица было невозможно. Вероятно, Гермионе редко доводилось его видеть, либо слишком много эмоций там было намешано. Что бы там ни крылось, Малфой предпочел спрятать лицо, уставившись в пол. Он шевелил челюстями, с каждой стороны то напрягались, то расслаблялись мышцы.

— Ты не представляешь, Грейнджер, что значит все потерять. Но сначала ты достигаешь определенной отметки, а потом строишь все заново. И вот это... собрать детали, сообразить, что значит каждая и куда подходит... Я смогу это сделать, только когда закончу здесь. Я уже говорил, что не надо мне помогать. Я меньше всего хотел, чтобы ты вмешивалась... хоть и знал, что вмешаешься самой первой.

— Я уже вмешалась. Ты...

— Нет, не вмешалась.

— Уже! И я разберусь в этом деле, даже если ты ничего не расскажешь. Что...

— Если ты подождешь, пока я сам не разберусь, я все расскажу.

С чем разберется?

— Я не могу. Мне нужно знать, что ты делаешь с «Эйфорией» и зачем продаешь.

Для начала.

Вид у Малфоя стал настороженный. Гермиона этого не ожидала.

— Я никогда не продавал «Эйфорию».

— Др...

— Я не продавал. Я сварил, ее украли, я выяснил кто, и мне вернули деньги.

— Бред!

— Это правда. Я не продавал «Эйфорию» и никого не просил этим заниматься.

— Тогда зачем тебе столько? Зачем она вообще?

Настороженность пропала, оставляя Гермиону размышлять, что из сказанного попало в цель. Или не попало. Если Малфой успокоился, значит, размышления увели ее не в ту сторону.

— Экспериментировал с зельями. Создал «Эйфорию», попытался улучшить состав, чтобы избавиться от предела в три дозы. Получились разные варианты, но я не слышал, чтобы какой-нибудь действовал больше трех раз.

Гермиона не имела ни малейшего намерения сообщать ему, почему так выходило.

— Что ты хотел с ней делать? Или хочешь.

— Отправить на экспертизу в Министерство, конечно.

Они уставились друг на друга. Разговаривай с ним кто-то другой, они бы поверили.

— Зачем ты мне врешь? — тихо спросила Гермиона.

— Я не вру.

Покачав головой, она выхватила у Малфоя мантию, согретую теплом его тела. Он поднял бровь.

— Уже уходишь?

— От тебя я ответов, очевидно, не добьюсь, — Гермиона раздраженно выдохнула, застегиваясь. — И...

Она подпрыгнула, взмахнув палочкой, когда перед глазами пронеслось заклинание. Голова зачесалась, и черные пряди завились, возвращаясь к натуральному цвету. Гермиона захлопнула рот, проглатывая блокирующее заклинание, и впилась в Малфоя взглядом.

— Ненавижу эту прическу, — пробормотал он. Она всеми силами постаралась проигнорировать и фразу, и все, что та за собой влекла.

— Я ведь не должна тебе верить, — не выдержала Гермиона. — Вообще не должна. Сейчас я должна тащить тебя в Министерство, а потом — кормить Веритасерумом.

— Я не веду тебя неверной дорогой.

Она подняла голову от последней пуговицы: Малфой, казалось, пытался втемяшить ей в голову эти слова одним лишь взглядом. Гермиона выпрямилась и отошла от него на четыре шага, просто на всякий случай. Он остался на месте.

— Я не прощу, если ведешь.

Она замерла, проверяя, не передумал ли он, не осознал ли, что задолжал ей. Будто это должно было его беспокоить. Но на его лице отражалась лишь непонятная эмоция, Гермионе разрывало от напряжения грудь, и стояла тишина.