Тёмная королева Самайна (гет)

— А если она действительно Повелительница тыкв, тогда почему портал не открывается?! — гнусаво каркает ворон-привратник. Он вцепился когтями в голову каменного монстра и подначивает толпу хэллоуинцев, которые уже недобро и вопросительно посверкивают глазами. И все они смотрят на неё. Ждут от неё, хотят от неё — того, чего она, видимо, не в силах им дать.

Год прошёл, как во сне. Самом страшном кошмаре, который только можно вообразить. И снова в уши вкручиваются эти невыносимые теперь песнопения: "Это Хэллоуин, это Хэллоуин…"

— Лучше бы он выбрал Повелительницей тыкв меня! — густо басит подводная Гал и угрожающе потрясает у лица мёртвой головой.

— Или меня! — визгливо поддакивает Демонесса. — Что может сделать эта кукла?! Она даже не нежить! — Зловещий оскал в тридцать четыре треугольных зуба рассекает её красную рожу надвое.

— Да! Да! — раздаются из толпы несколько голосов.

— Дамы, — пытается увещевать их Мэр, — вы должны уважать выбор Повелителя тыкв. — В душе поднимается волна благодарности к Мэру, но… — В конце концов, это единственное, что у нас осталось от него… — неуклюже завершает свою защитную речь он.

Это. Что. У нас. Осталось. Вот так. Она — просто памятная вещица, сама по себе не очень ценная.

Почему они так несправедливы по отношению ко мне? Неужели они не понимают...

Нет. Они видят в тебе лишь средство для исполнения своих желаний. Средство, которое не сработало.

Кто это?..

— Да если бы Джек не провозгласил её во всеуслышание Повелительницей тыкв и своей преемницей, мы бы давно выбрали нового Повелителя тыкв! — Чёрные глазки мистера Рейвена горят возмущением, будто он сам метил в короли.

— Выбирайте… — бессильно выдыхает она. — Мне не нужен этот титул…

— На это требуется время, а его, моя дорогая, у нас нет. Ведь Хэллоуин уже сегодня! — ядовито замечает ворон, слетает со своего возвышения и садится на землю рядом с ней. Вальяжно прохаживается взад-вперёд. На гладком клюве и щеголеватых перьях играет бликами полная луна.

Даже этот ворон меня не боится.

Тебя никто не боится. И не уважает.

Кто это говорит?!

— Пусть попробует ещё раз, — нервно предлагает Мэр. Кажется, он сам готов молиться, чтобы у неё всё вышло — лишь бы план не нарушился.

А она не знает, что делать. Только сегодня вечером толпа хэллоуинцев без предупреждения ввалилась в так и не ставший родным дом, в котором она одиноко проживала своё горе, и потащила к выходу из города. Лишь на полпути она поняла, чего от неё хотят и какой сегодня день. Нет, только не этот ужасный день снова!..

И вот она стоит напротив старого склепа, а горожане с вожделением смотрят на закрытые дверцы.

— Открой, открой! — душным шёпотом подсказывает ей Мэр. — Ты же Повелительница тыкв. Вроде как...

Открыть? Если её после этого отпустят… Она берётся за ржавую ручку, с трудом приоткрывает скрипучую дверь… И первый вампир с нетерпеливым воплем бросается в тёмный проём. А через несколько секунд изнутри доносится его обиженный вой. Но остальные не успевают затормозить и на всех пара́х влетают в тесный склеп. Крики, катавасия, ругань… Только через несколько минут из мешанины рук, ног и чёрных плащей выбирается Вампир-принц и, потирая царапину на щеке, оставшуюся от чьего-то клыка, указывает скрюченным пальцем на неё.

— У неё не вышло! Она не смогла открыть портал!

Она испуганно отступает на шаг от озлобленных кровопийц. Но лишь упирается спиной в мощную грудь Оборотня. Над ухом раздаётся его жаркое, хриплое дыхание.

Тебе не убежать от них. Их слишком много. А ты — одна. И совершенно беспомощна, как и всегда. Только на этот раз некому тебя спасти.

Незримый голос говорит правду. Всё так и есть...

— Пусть попробует ещё раз, — отчаянно повторяет Мэр. И по его боязливому виду ясно: ещё один недовольный, и он сдастся. И пустит всё на самотёк. Он не привык принимать решения сам.

Она снова нерешительно приближается к злополучному порталу, уже зная, что обречена. Заглядывает внутрь. Из чёрного провала веет затхлостью.

Она спускается вниз. За спиной повисает настороженная, недружелюбная тишина. Взгляды сотен глаз сверлят спину. Одна ступенька, две, три… Нога нащупывает каменный пол. Дно. А должна быть пустота… Ветер и звёзды.

В беспомощном отчаянии она делает несколько быстрых шагов вперёд — и руки натыкаются на холодную каменную кладку противоположной стены. Она бьёт по ней кулаками — бесполезно. Эту стену ей не пробить. Она прислоняется к ней лбом и вспоминает, как весь год искала другие порталы — такие нужные ей…

А позади — крики. Нетерпеливые, рассерженные, остервенелые. Она едва различает, кто именно говорит.

Оставьте меня здесь.

Они тебя не оставят.

— Джек не имел права оставлять город на неё! Это кощунство!

— И что теперь?

— Он нарушил закон! И мы теперь не можем выйти! И не можем выбрать нового короля!

— Надо принести куклу в жертву! Может, это вновь откроет портал! — А вот это гнусавое карканье она узнаёт.

Она волей-неволей начинает прислушиваться внимательнее. Только минуту назад ей было почти всё равно, а теперь вопли разъярённой толпы будят остывшие чувства.

— Да! Прольём её кровь! — Совсем рядом со входом кричит Вампир-граф, и его горячо поддерживают остальные вампиры.

— Вряд ли у неё есть кровь. — Это пьяно-насмешливый голос Маленькой ведьмы, Зельдаборн. — Обломаешься ты с этим, Графчик, ещё и листьев налопаешься! Давно ты стал травоядным? Тебе сенца надо запасать с лета?

Толпа гогочет. А Зельдаборн, видимо, наслаждается этим низкопробным вниманием.

— Крови нет, зато сухие листья прекрасно горят! — расплывается в зубастой улыбке Демонесса. — На костёр её! Джек всегда поджигал себя на Хэллоуин! Пусть его пассия докажет, что достойна этого титула!

— Да! — шлёпает губищами Гал.

— Тащите куклу из склепа, чего она там засела! — Раздаётся у самого входа голос Демонессы.

И в склепе опять становится тесно и шумно. В восемь лап её выволакивают наружу. И снова над головой — скалящаяся морда Оборотня. Капелька слюны падает из раскрытой пасти прямо на щёку. Когти больно впиваются в кожу. Ей виден каждый кривой, острый зуб, жадный блеск глаз, подрагивание ноздрей, когда Вервольф со свистом втягивает воздух рядом с её лицом и грубо говорит:

— А может, мне её инициировать прямо здесь, у портала? Мне кажется, первая брачная ночь у куколки пропала!

— Я бы радовалась, — вставляет Зельдаборн.

А она задыхается от ужаса и пытается вырваться из крепких когтей.

Они уже всё за тебя решили. А что выберешь ты? Зубы вампира, сожжение или лапищи Оборотня?

Не надо! Они не могут!..

Но такие вроде бы знакомые хэллоуинцы придвигаются ближе. Плотоядно горят красными точками глаза вампиров. Демонесса перешёптывается с Гал — сейчас они даже готовы объединиться. А Оборотень уже буквально пожирает взглядом. Тянутся руки и щупальца, скалятся зубы. Мэр отступает назад и отворачивается. То, чего он не видит, не должно его беспокоить.

Впусти меня… Забудь прошлое… И я смогу нас защитить.

Кто...

Но где же создатель?! Неужели ему всё равно, что его творение сейчас разорвут на части, развеют?! И словно в ответ:

— Катитесь отсюда, Док. — Рейвен садится тому на колени и щёлкает клювом у него перед носом. — Это вас Джек продвигал и даже пускал везде без очереди, а сейчас времена изменились.

Финкельштейн сердито спихивает ворона с коленей, но подъехать к ней не может — Шито, Крыто и Корыто заблокировали колёса его коляски во время минутной заминки. Джуэл с беспомощным ужасом смотрит на драму, что развёртывается у портала, но подойти не решается. Да и что она может сделать? Такая же полунежить...

И тут сквозь плотное кольцо озверевших хэллоуинцев незаметно пробирается он, Алхимик. Белые волосы, как всегда, красиво зачёсаны назад, манишка сияет белизной. Зельдаборн провожает его томным взглядом и нарочито громко вздыхает.

Зачем он здесь? Тоже хочет поднять на меня руку?

Но Алхимик подходит ближе и… невзначай становится между ней и толпой.

— Зачем же доводить дело до крайности, друзья мои? — широко улыбается он, разводя пустые руки в стороны.

— Отойди, — сумрачно велит Вервольф и подкрепляет слова рыком. — Ты тут не свой.

— Я уверен, что расправа над этой несчастной вам ничего не даст. — Алхимик продолжает приятно улыбаться, как будто пришёл на светский раут.

— Откуда тебе знать?! — язвительно спрашивает Демонесса. — Ты, конечно, Алхимик, и зелья у тебя получше ведьминых — да пошла ты к эльфам! — но сейчас это не твоё дело. Уйди.

— Я знаю только то, что речь идёт о жизни и чести, — изящный кивок в сторону Оборотня, — вашей Повелительницы тыкв и просто прелестной… м-м… девушки. — Он расправляет и без того широкие плечи. — И я готов вызвать на дуэль любого, кто посмеет на неё покуситься! — Из ножен вылетает серебряный стилет и ладно ложится Алхимику в руку.

Нежить невольно подаётся назад. Для половины из них серебро сулит мало хорошего.

А она не верила Алхимику… Весь год он готов был прийти по первому её зову, но она не звала его. Она забилась в чужой дом, как в нору, и не желала никого видеть, не желала ничего слышать… А ведь Алхимик тоже вырван из какого-то своего мира, она смутно помнила, что он появился в Хэллоуин-тауне в тот же день, когда её жизнь раскололась надвое. Наверное, он тоже пережил потерю…

Демонесса заливисто хохочет.

— Кто-кто нам угрожает? Какой-то новичок?

— Р-разорвать его! — рычит Оборотень, взбешённый тем, что его оттеснили от вожделенной жертвы. И первым кидается на Алхимика.

Она кричит. Вервольф только смотрится тупой горой мускулов, а на самом деле по-звериному ловок. Он не знает, что такое честная дуэль. Он ныряет под вытянутый в запоздалом выпаде клинок и хватает Алхимика за шею когтистой лапой. А другой быстро выкручивает тому руку, и стилет падает на землю. Острые зубы вонзаются в плечо, оставляя глубокие борозды. Алхимик кричит от боли. И в следующий миг Вервольф со всей своей немалой силой швыряет его головой в каменный крест. Алхимик остаётся лежать неподвижно, раскинув руки, сам, как тряпичная кукла. Толпа одобрительно шумит:

— Так его! Размахался тут серебром!

Она не может на это смотреть! С воплем бросается вперёд, на это бешеное животное, но откуда возьмётся сила в мягких пальцах? Оборотень отбрасывает её, как пушинку, и она падает на землю. Перед лицом — острый клюв. Неуловимое движение — ворон клюёт её в плечо. А потом ещё и ещё — твёрдый клюв легко разрывает тонкую кожу. И их этих рваных ран медленно, неохотно начинает сочиться то, что заменяет ей кровь.

— Ага! — Вампир-принц оказывается за спиной и почти нежно приподнимает. — У её всё-таки есть кровь! — И шипит ей ласково: — Ты заменишь нам выход в большой мир сегодня, моя сладость.

Впусти меня…

— настойчиво стучится в голове.

Спереди надвигается разгорячённый Оборотень, а Демонесса хватает её за волосы, открывая шею для вампиров, и её острый коготь распарывает шов на груди вместе с платьем…

— Принесите масло! — вопит Демонесса остальным горожанам. А ей шепчет: — После вампиров и Оборотня мы тебя всё же сожжём, милая. Тройная жертва за выход в большой мир! Даже масло не нужно — ты и так прекрасно сгоришь!

Перед лицом мечется Рейвен, задевая крыльями. Беспощадный клюв — в опасной близости от глаз… Один удар…

Ты не верила?

Из груди вырывается отчаянный крик…

Ты не хотела?

… И всё покрывает тьма.

* * *

Она резко распахнула глаза и тут же положила трясущиеся пальцы на веки. Какое же это счастье — видеть… Из уголков глаз по щекам пролегли солёные дорожки.

Дрожь постепенно стихала, как вода уходит в песок. "Как уходит в песок кровь", — мелькнуло в голове. Да, это больше подходит для такого сна.

Королева заставила себя повернуться набок и снова закрыла глаза, чтобы поймать ускользающий кошмар, прожить его целиком, до последней капли. Нет, это не сон. Сон не может быть таким. Теперь она точно уверена в этом. Увиденное, наконец, объяснило те хаотичные обрывки воспоминаний, которые у неё остались — самые ранние.

Она лежала с закрытыми глазами и вспоминала.

Тьма. Сначала ей показалось, что мерзкий ворон действительно выклевал ей глаза. Но боли не было, а Королева, тогда ещё просто Салли, знала, что такое боль. Не совсем бесчувственной создал её Док.

Ничего не было. Только мягкая, обволакивающая тьма. Совершенно бесшумная. Безбрежная. Безликая. Не тьма космоса, где мерцают искорки звёзд. Но абсолютная. Как… вороново крыло?

Она раскрыла глаза снова — тогда, на кладбище у портала. Она могла видеть. Она видела их всех насквозь: их страхи, их тайные желания, даже их смерть, навсегда отпечатавшуюся в глубине зрачков.

Оборотень до безумия примитивен — она даже усмехнулась. Хорошая собачка. Верный пёс. Он ей ещё пригодится. Мэр глуп и труслив. Ведьмы отступят, они слишком умны, но самодостаточны. Гал… с ней могут возникнуть проблемы, но позже. Вампиры — вечные рабы свежей крови, даже почти непротивные. Демонесса. Рейвен. Она сузила глаза.

Словно сотни липких чёрных нитей протянулись между хэллоуинцами, и она видела их все. Она даже могла их коснуться. А что если…

Она протянула руку. Ухватила конец нити, отходящей от Оборотня — он так и не напал, когда она на краткий миг потеряла сознание. Честная собачка — чурается падали. Нить обожгла ладонь, не жаром и не холодом, а как крапива жжёт кожу. Но Салли не выпустила тёмную нить. И могучий Вервольф неловко качнулся и впервые взглянул ей в глаза, как человек человеку. Зрачки его расширились и застыли. А перед её глазами проносились самые страшные моменты его жизни — и было их предостаточно. Вот, например, этот…

Она вгляделась пристальнее в жёлто-серые глаза. А Оборотень, не в силах отвести взгляд, жалобно заскулил и сжался в половину своего роста.

Салли медленно поднялась с земли. И теперь уже она возвышалась над ним, смотрела сверху вниз, решала, закончить ли безмолвную пытку…

Да! Теперь ты решаешь их судьбу! Теперь ты в безопасности... Теперь только мы.

Кто ты?

Я — это ты. Навсегда.

Она отвлеклась и на мгновение выпустила из рук тёмную обжигающую нить, Оборотень дёрнулся, Салли привычно отпрянула… Но он подошёл к ней, склонив голову, и опустился на колено. А когда снова встретился с ней взглядом, хрипло прошептал:

— Моя Королева… — А в глазах огонёк пробудившейся страсти, восхищения и покорности.

Она с тех пор держала в руках много нитей. Но порождала лишь угодливый страх и — она была уверена — затаённую ненависть. И только признавший чужую силу и власть Оборотень оказался истинно предан ей.

А он вдруг заметил на её теле кровоточащие раны от клюва Рейвена. Утробно зарычал, распрямляясь, как пережатая пружина. Королева поняла, что будет за секунду до этого — колыхнулись тёмные нити. Прежняя Салли попыталась бы это остановить. Прежняя Салли была слаба… Кто это такая?.. Вечная жертва. Воспоминания заволакивало клубящейся тьмой. Даже самые счастливо-болезненные воспоминания.

И в следующий миг Оборотень с животной грацией прыгнул к ничего не подозревающему ворону, и зубы-бритвы схлопнулись поперёк его туловища. Из пасти брызнула кровь, раздался хруст костей и ломаемых перьев… И последний истошный вопль умирающего Рейвена:

— Ты что?! — Клюв дёрнулся в сторону Королевы. — Она… — И стало тихо.

Вервольф отбросил дохлую птицу и стал с отвращением отплёвываться от перьев.

А Королева подошла к нему и положила ладонь ему на загривок.

— Мой верный Вервольф.

— Моя Королева! — Он крутанулся к ней, попытался обхватить лапищами, но она легко высвободилась из этих жадных объятий.

— Ты будешь стоять на воротах. Раз уж мы теперь остались без привратника, — со смешком велела она.

Оборотень стоял, опустив лапы, как нашкодивший пёс, и тяжело дышал. Остальные хэллоуинцы застыли неподвижно, ошарашенные ужасной кончиной Рейвена, поступком Оборотня и какой-то незримой мощью, исходящей от простой куклы. Вампиры под шумок отползли от неё подальше и растворились в тени.

— Хотя подожди, — прищурилась Королева. — Я думаю, горожане желали бы попасть в большой мир.

Те неуверенно и нестройно зашумели. Их страх приятно сгустился в воздухе — тёмные нити налились весом и блеском, как струны.

— Кажется, вы предлагали принести жертву. — Она обвела притихшую толпу взглядом, в котором расплёскивалась властная чернота. — Я поддерживаю эту идею!

Будто протрезвевшие хэллоуинцы все как один отводили глаза. По правую руку стоял послушный Оборотень со стеклянным взглядом. Королева подняла руку и коротким тычком указала на Демонессу.

— Ты.

— Я?! — взвизгнула та и огляделась в поисках защиты. Но остальные, видимо, не успели решить, на чьей они стороне.

А Оборотня не надо было просить дважды — он жаждал исполнить любое желание своей Королевы как можно быстрее. Он сорвался с места, как серая тень, схватил Демонессу за горло сзади и бросил её на колени перед Королевой.

— Как?! — прорычал он.

Королева смотрела в красные глаза Демонессы, не мигая.

— Тройная жертва за выход в большой мир? — спросила она со злой улыбкой.

— Нет! — завопила Демонесса и попыталась вскочить. Но Оборотень снова бросил её на колени.

— Я ограничусь всего одной жертвой, — усмехнулась Королева. — Так что твоя кровь и твоя "честь" останутся при тебе.

Демонесса уже струсила не на шутку и пыталась задом отползти под прикрытие толпы. Но Оборотень придавил её к земле мощной лапой.

— Пусть встанет, — приказала Королева. Оборотень отошёл, и Демонесса несмело поднялась, не веря своему счастью. Но длилось оно недолго.

— Дайте ей факел, — оскалилась Королева и повернулась к порталу. — И облейте маслом. Пусть традиция будет соблюдена. — Она с силой потянула за нить — будто плеть полоснула по ладони.

Оборотень щедро окатил Демонессу принесённым маслом, а она, как послушная марионетка, трясущимися руками приняла горящий факел у безучастного ко всему зомби Бегемота с топором в голове. А потом медленно, словно борясь сама с собой, поднесла факел к себе. Кто-то в толпе дико заверещал. Но Демонесса вонзила острые зубы в нижнюю губу и не издала ни звука, когда огонь объял её тело прямо у дверей портала.

И никому уже не было интересно, открылся он или нет. Хэллоуинцы с криками ужаса отшатнулись от живого костра, кое-кто кинулся бежать обратно в город... А Демонесса с истошным воплем рухнула в провал склепа и догорела уже там.

Королева единственная заглянула внутрь. Всё то же тесное помещение, освещаемое теперь тлеющими останками. И никакого пути куда-то…

Куда они хотели попасть? А куда хотела попасть я?..

Теперь — никуда. Твоё королевство здесь. И ты здесь Королева. Отсеки прошлое. Забудь.

— Жертва не помогла, — громко возвестила она. — Есть ещё добровольцы?

Она могла бы дёрнуть за нити… Но как нестерпимо жжёт руки! К тому же, такие смелые и кровожадные хэллоуинцы побросали факелы и ринулись к воротам, поджав хвосты. Ведьмы лихо оседлали мётлы, и только их силуэты виднелись где-то вдали на фоне разгорающегося неба. Док с Джуэл всё ещё нерешительно мялись поодаль и явно не знали, куда им двигаться — к ней или от неё. А Мэр забрался в катафалк и трусливо поглядывал оттуда. Он всегда чувствовал, когда меняется власть. И ждал, когда его невмешательство будет оценено.

И вдруг Королева вспомнила о том единственном, кто пытался её защитить. Нити потускнели и осы́пались, когда она кинулась к бесчувственному Алхимику — тот так и лежал, раскинув руки, у каменного креста. На виске запеклась тёмная струйка крови. На плече, где пропахали зубы Оборотня, крови было гораздо больше — раны оказались глубокими.

Она упала над ним на колени, осторожно пригладила белые волосы — Алхимик застонал, но глаз не открыл.

Этого я не забуду.

На этот раз тьма не спорила. Пожала плечами и хмыкнула: решай сама.

Королева прекрасно видела глухую, тягучую ревность Вервольфа, но велела уверенно и властно:

— Отнеси его в мой дом. И можешь идти охранять ворота города.

Тот ощерился. Но возразить не посмел. Неприязненно подняв Алхимика, Оборотень легко донёс его до дома, где жила Королева — теперь её дома — и, порыкивая про себя, отправился к воротам.

И едва за ним захлопнулась дверь, Королева осела на пол, словно сломался внутри какой-то стержень. Королева или просто Салли?

Не просто.

Что со мной было?! Кто я теперь?..

Шум в ушах. Стоит закрыть глаза — мертвенное сияние сотен нитей. Ужас от того, что с ней хотели сделать. Ужас от того, что сделала она сама. Вопросы. Молчание в ответ. Словно ей позволили побыть самой с собой наедине. Побыть просто Салли. Но только, пока никто не видит — Алхимик ещё не очнулся.

Салли с трудом встала, подошла к нему — Оборотень небрежно свалил соперника на диван в гостиной — и долго сидела над его ложем. Она вглядывалась в точёные, породистые черты, которые едва замечала до этого. Холёные тонкие пальцы аристократа явно чаще держали перо, чем оружие. Но он всё же вступился за неё — один из всего города… Жалкие потуги Мэра и Дока с Джуэл не в счёт. Выходит, Алхимик — её единственный… друг? Такой же чужак, как и она сама. Он — потому что совсем недавно здесь, она — по своей сущности.

Весь этот год она держала его на расстоянии, впрочем, как и всех остальных. Хотя он не раз приходил к её дому, видимо, чувствуя родственную душу. А ещё она иногда встречала его во время своих одиноких вылазок в Чёрный лес, где искала, искала до полусмерти, до состояния, когда уже кончались слёзы — их. Деревья-порталы. Но только безликие чёрные стволы с седыми мхами на коре вставали вокруг привидениями, тянули кривые сучья... Ничего не золотилось среди этой черноты сплошного отчаяния.

А что искал в лесу Алхимик? Кто знает, может, то же самое, его, наверное, забросило в этот мир случайно… Он всегда пытался её развлечь, улыбался, был мил и остроумен. Но она смотрела сквозь него. А теперь всё изменилось?

Алхимик на диване пошевелился, и Салли легонько тронула его здоровое плечо. Если бы она могла потянуть за нити и помочь ему… Но они не были созданы для этого, она чувствовала. Ладони до сих пор саднило от их склизко-жгучих прикосновений. Она с опаской поднесла руки к лицу: наискось пролегли иссиня-бордовые полосы. Тёмное волшебство не даётся просто так… Распоротый шов на груди сочился сукровицей, стреляли болью проклёванные Рейвеном раны. Но взять сейчас иголку и зашить себя казалось выше всяких сил.

Впрочем, не она одна пострадала. Широкая грудь Алхимика вздрогнула — и он открыл глаза. Тут же схватился за ушибленную голову. На лице промелькнули непонимание, удивление, радость и, наконец, торжество — когда он увидел, где находится.

— Салли! — воскликнул он. — Ты жива! Как ты спаслась?!

Она помедлила с ответом.

— Они выбрали себе другую жертву, — сказала она наконец.

А остальное не очень понятно ей самой. Алхимик, наверное, ослаб и не стал выспрашивать подробности.

— Ты ранена, — заметил он, оглядывая её с головы до ног.

— И ты ранен. — Салли, несмотря ни на что, слегка улыбнулась. — Но я постараюсь тебе помочь, если позволишь.

Алхимик осторожно кивнул. И она, не обращая внимания на боль в ладонях, извлекла катушку ниток и иглу.

— Потерпи немного, — произнесла она как можно увереннее. — Раны глубокие, нужно зашить.

Она аккуратно разрезала рукав сюртука и сорочки, чтобы добраться до рваных укусов. Алхимик был бледен, но не проронил ни звука, пока Салли быстро и аккуратно стягивала полосы кожи на его плече.

— Вот так, — сказала она, закончив. — А следы от когтей заживут сами.

Алхимик, сморщившись, потрогал пальцем свежий шов.

— Спасибо… — поблагодарил он.

— Тебе спасибо. — Салли опустила глаза. — За то,что пытался мне помочь.

— Сожалею, что не сделал больше. — Уголки тонких губ дёрнулись. — Но некоторые дикие звери совершенно не знают правил честной дуэли. — Он помолчал. — Но ты ранена. Позволь мне тоже помочь тебе. — Алхимик протянул руку за иглой.

Салли почему-то не хотелось позволять ему себя касаться. Но вот тут, у основания шеи, ей самой совсем неудобно… Она затаила дыхание и закрыла глаза, пока Алхимик орудовал иглой, зашивая раны от клюва ворона. Но когда он попытался взяться за шов на груди, Салли резко вырвала у него иглу и отскочила.

— Не смей меня трогать! — прошипела она с неожиданной для самой себя злостью. Проявилась в воздухе и снова погасла тёмная нить.

Алхимик примирительно поднял ладони, и только в глазах его пронеслось досадливое сожаление. Но лишь на миг.

— Прости, я не хотел показаться бестактным. Я понимаю, воспитание, манеры… Всё это выгодно отличает тебя от других. — Обезоруживающая улыбка.

А Салли, желая загладить вспышку гнева, спросила:

— Почему тебя называют Алхимиком? Откуда ты вообще взялся?

Он снова улыбнулся, вполне самодовольно, но ему это шло.

— Я долго был на подхвате у одного мастера зелий. Правда, он был слегка не в курсе этого… — По губам Алхимика зазмеилась ухмылка. — Зато у него имелась замечательная книга. И в какой-то момент я понял что книга знает куда больше, чем этот мастер.

— Ты украл книгу? — недоверчиво уточнила Салли. А ей уже начинало казаться, что ему можно доверять…

— Нет, конечно! — поспешно возразил Алхимик. — Просто однажды мой бедный старый мастер, — на его лице появилась неподдельная скорбь, — упал со стопки книг и больше не встал. — Алхимик закрыл лицо руками.

— И ты взял эту книгу, — закончила за него Салли.

— И я взял книгу, — твёрдо договорил Алхимик. — Я не мог позволить, чтобы пропали тысячелетние знания мастера.

— А потом?

— А потом… — Алхимик удобно откинулся на спинку. Видимо, время скорби прошло. — Потом меня не поняли местные жители. Они, по правде, никогда меня особенно не любили... — Он вновь подался вперёд и пристально посмотрел Салли в глаза. — Ты ведь знаешь, каково это — быть непохожим на остальных. А ещё — когда завидуют твоему положению, незаслуженному, как они полагают. — Салли вздрогнула. — До такой степени, что готовы сжечь.

Она отвела взгляд. Алхимик понимал её. Может быть, даже слишком хорошо.

С тех пор Алхимик стал единственным её близким другом — ближе, чем другом. Только он теперь видел Салли, остальным хэллоуинцам являлась беспощадная, жестокая и мстительная тёмная Королева. Трусливый Мэр всецело встал на её сторону, и бандитская троица, которая мыкалась без вожака со дня гибели Бугимена, быстро смекнула и стала шпионить для Королевы. Док и Джуэл держались особняком, но от воспоминаний о башне веяло такой беспомощностью, что Королева велела Доку не высовываться, а Джуэл забрала себе в услужение — в отместку им обоим.

А ещё она теряла память — стремительно и безвозвратно, — словно что-то высасывало её в обмен на силу и власть. Только пробуждение спасительной тьмы на кладбище ещё брезжило где-то на краю сознания. Но остальное будто ушло под слой ила, и только приближение очередного Хэллоуина — Самайна — иногда поднимало что-то из этой пучины в виде обрывочных сновидений. И тогда она чувствовала ненависть, болезненную, живую и тяжёлую, которая, как цепями скручивала грудь и мешала дышать. Ненависть к покусившимся на неё хэллоуинцам. С ними нетрудно: вот оно, переплетение их нитей, только ей и видимое. Но она нечасто касалась их: ладони располосовало незаживающими ожогами. Обычно хватало и взгляда, он один заставлял жертву вновь проживать худшие моменты жизни. Королева узнала об этом случайно — когда Финкельштейн заартачился и не захотел отпускать Джуэл. И потом, глядя на него, скрючившегося в коляске, она вновь услышала тот голос.

Ты больше не жертва. Бери, что тебе надо.

И она брала, и наказывала, и изживала саму память о том, что будило тревожную боль и жгучую ненависть, самую сильную — к тому, кто исчез, когда был так нужен. К тому, кто не вернулся, когда она оказалась на волосок от гибели. И не было в спутанном клубке ведущей к нему нити.

Она уже не искала деревья-порталы. Наоборот, Чёрный лес запылал, подожжённый сразу с четырёх сторон. Пал Спиральный холм. Слова "Хэллоуин" и в особенности "Рождество" стали запретными. Она тщательно выискивала и выкорчёвывала малейшие ростки памяти о прошлом — так она разделалась с подводной Гал, слишком яро выступавшей за поиски того, кого Королева хотела забыть. Лишь со своими снами она ничего поделать была не в силах. И даже милосердная тьма, которой она отдавалась всё больше и больше, не могла полностью укрыть её, когда оскал солнца-тыквы проявлялся всё отчётливее. Приближался Хэллоуин.

Примечания:

Арт от Anariana

https://vk.com/wall230101_5214

Дорогие читатели, ставьте, пожалуйста, ждущих, мне интересно!