На далёких дорогах забытых времён (гет)

Осень, 3380 год в.э.

Отбрасывая разноцветные блики, искрясь в лучах солнца тщательно отшлифованными гранями и переливаясь яркими радугами, на покрывале в беспорядке рассыпались драгоценные украшения. Мать, присев на краешек кровати, тонкими пальцами задумчиво водила по ним, смешивая кольца, фибулы, диадемы, ожерелья, браслеты. Она была уже полностью одета в серебристо-голубой наряд, приготовленный для сегодняшнего вечера. Не доставало лишь обычной роскоши её любимых украшений.

Войдя в комнату, я остановилась у двери, с улыбкой глядя на ворох цветных камней, небрежно разбросанный по постели. Мать всегда любила все эти изысканные изделия мастеров ювелирного дела, а отец очень любил мать, и её шкатулка с украшениями пополнялась новыми дарами после каждой его поездки за пределы наших земель. В детстве я часто любила играть в комнате матери — открывая эту шкатулку, словно дверцу в неизведанный мир, я могла часами любоваться переливами холодных глубин сапфиров, огненными сполохами рубинов или росяным блеском адамантов. Но более всего меня завораживали бериллы — играющий в них свет напоминал мне янтарно-зелёное сияние солнечных лучей, пробивающихся сквозь изумрудную завесу нашего леса. Отец заметил мою тягу к материнским украшениям, и вскоре я обзавелась своей собственной маленькой сокровищницей, пополняемой после его поездок. Став постарше, я раз и навсегда попросила его привозить мне лишь негранёные камни, привлекавшие меня сильнее всего. При взгляде на них казалось, что в глубине каждого цветного осколка теплится волшебный огонёк, ожидающий момента, когда рука мастера откроет ему потаённую дверь, выпуская в мир. С возрастом эти ощущения лишь усилились, и готовые украшения даже самых именитых мастеров потеряли для меня свою привлекательность — при взгляде на большинство из них я не ощущала этой скрытой жизни, ожидающей своего часа рождения.

Мать повернулась ко мне и удивлённо спросила, отбросив в сторону одно из украшений:

— Милая, ты ещё не готова? — взгляд её ярких глаз скользнул по моей дорожной одежде, задержавшись на небрежно перекинутой через плечо куртке.

— Нана, я не пойду на эту встречу, — опустившись на тёплое дерево цветного узорчатого паркета у кровати матери, я провела рукой по рассыпанным украшениям.

— Почему? — спросила она. — Отец ведь хотел, чтобы ты тоже присутствовала сегодня.

Я промолчала.

— Поня-я-ятно... — протянула мать, проницательно глядя на меня, — поэтому и не желаешь... — Со вздохом стерев пыльный развод с моей щеки, она ненадолго задержала руку, даря тёплое прикосновение. — Ты только что вернулась? Или куда-то собралась?

— К верхним источникам.

— С Лаэрлиндом? — уточнила она, пряча усмешку в уголках губ.

— Да, — я кивнула и поднялась, намереваясь уйти.

— Тогда твои планы будут нарушены, моя дорогая, — мать тоже встала и с сожалением покачала головой. — Владыка отправил его сегодня утром с отрядом Трандуиля в северное ущелье.

— Конечно, по просьбе отца? — прищурившись, холодно переспросила я.

— Не знаю, дорогая, — мать отошла к зеркалу и, приподняв роскошные золотые волосы, приложила к точёной шее одно из сверкающих ожерелий, вопросительно взглянув на моё отражение в серебристой дымке стекла за её спиной.

— Возьми лучше это. — Я протянула ей сапфировое колье, тонкой вязью серебристых нитей высоко охватывающее шею и способное поспорить сиянием с её ясными глазами.

Мать повернулась ко мне, и её проницательный взгляд вновь скользнул по моей сникшей фигуре, мгновенно читая все старательно скрываемые мысли и недосказанные слова. Ласково погладив меня по щеке, она чуть улыбнулась и покачала головой.

— Милая, ну что же ты... Зачем ты стараешься во всем перечить отцу?

Я упрямо молчала.

— Что страшного в том, чтобы выделить один вечер и провести его с нами? Ты не задумывалась, что если отец попросил тебя об этом, то для него это важно?

Об этом я действительно не задумывалась. Мать, заметив мои размышления и колебания, мягко, но настойчиво, произнесла:

— Эль, девочка моя. Ты уже не ребёнок, но твои поступки очень часто настолько ребяческие, что я даже не знаю, как их воспринимать. Вы с отцом так похожи, — продолжила она после небольшой паузы, — вы оба очень упрямы и горды, вы привыкли настаивать на своём мнении и принимать собственные решения. Это неплохо, но я была бы безмерно счастлива, если бы вы оба научились уступать друг другу. Хоть иногда.

— Я всегда уступаю, — мой голос предательски дрогнул в тщетной попытке скрыть эмоции.

— Не всегда, — качнула головой мать с укоризненной улыбкой, тронувшей печалью прекрасные глаза.

— Мама, не надо начинать старые споры. Я и так живу, словно птица в клетке, — скопившееся недовольство медленно искало выход, пробуждая эхо давнего раздражения в тщательно ограждённых уголках души. — Я исполняю все ваши требования, запреты и правила. Я безропотно поглощаю все пустые и бессмысленные знания, которыми меня щедро осыпают наставники. Но что бы я ни делала, не в моих силах вызвать удовлетворение и довольную улыбку на его лице. Я устала, мама, я просто устала всегда безрезультатно добиваться его одобрения. Хватит! — выкрикнула я, не замечая её взгляда, устремлённого за моё плечо. — Больше я не намерена искать его благосклонности и пытаться получить крохи любви его ледяного сердца! Мне жаль, мне больно говорить эти слова, но я больше не буду подчиняться всем его требованиям и играть роль послушной дочери!

Круто развернувшись к выходу, я замерла на месте, наткнувшись на отца, молчаливо слушающего у двери мою тираду. С вызовом взглянув на него и подавив первоначальный порыв раскаяния, возникший при виде мелькнувшей в его серо-зелёных глазах затаённой боли, я упрямо вскинула голову, намереваясь покинуть комнату.

— Элириэль, погоди, — тихо произнёс он, тем не менее, отступая в сторону.

Интонация его слов заставила меня остановиться, внимательнее всматриваясь в красивое, но казавшееся таким холодным лицо. Несколько долгих мгновений я желала найти на нём бережно хранимые памятью одобрение, участие, отсветы счастливой улыбки и следы тёплых золотистых искр, горевших в ясных полупрозрачных глазах при виде моих детских успехов. Тщетно. Под ставшей в последние годы привычной маской вежливого, мудрого, беспристрастного советника я не видела желаемого — родного и почти забытого отца.

— Извини, что разочаровала тебя, отец, — сорвались с губ холодные слова.

— Это не так, звёздочка, — произнес он, протягивая ко мне руку.

Звёздочка. Он так давно не звал меня этим детским прозвищем, сознательно употребляя лишь полное имя, что я успела забыть, как оно звучит из его уст. Одно слово всколыхнуло в душе десятилетиями упрятываемые чувства, и я растерянно замерла перед отцом, разрываясь между желанием покинуть комнату с гордо поднятой головой в попытке доказать свою правоту и порывом прижаться, как в детстве, к сильному плечу, положившись на его мудрость, умения, опыт и знания.

Приблизившись, отец коснулся рукой моей щеки чуть дрогнувшими от скрываемого волнения пальцами.

— Прости меня, девочка моя дорогая, — проникновенно произнёс он. — Ты и твоя мать — самое дорогое, что есть в моей жизни. Возможно, я бывал излишне суров с тобой, но я люблю тебя и до отчаяния горжусь тобой. — Слова давались ему с трудом, но он продолжал, глядя мне в глаза: — Всегда... Я всегда старался дать тебе возможность жить согласно твоим желаниям. И для меня нет большей радости, чем видеть, что ты выросла уверенной в себе, умной и сильной. Ты должна помнить и знать... я всегда буду любить тебя, каким бы холодным ни казалось тебе моё сердце и жестокими поступки. Я неизменно старался, и так будет и впредь, защитить вас с матерью. Пусть даже для тебя это выглядит равнодушием и тиранией...

Я шагнула к отцу и прижалась лбом к его плечу, сдерживая слёзы, а он продолжил, поглаживая меня по голове:

— Я рассчитывал, что ты появишься на сегодняшнем вечере, чтобы познакомить тебя с прибывшими из Лотлориэна посланцами владыки Амдира. Мой запрет для тебя покидать границы наших земель неизменен, но я вижу горящую в тебе жажду поиска новых знаний. Я надеялся, что однажды ты, повзрослев, будешь сопровождать меня в поездках. Поэтому хотел уже сейчас представить свою дочь некоторым из тех, с кем тебя, возможно, однажды сведет судьба.

Подняв голову, я не стала скрывать вспыхнувшее удивление от отца.

— Почему же ты не сказал мне об этом? И зачем нужно было отсылать Лаэрлинда?

— Прости, милая. Я забываю, что тебе, в отличие от твоей матери, не видны мои намерения, и ты не умеешь читать мои поступки. Я постараюсь в дальнейшем избегать таких недоразумений. И твоего Лаэрлинда никто не отсылал, — отец чуть усмехнулся, и в его глазах на мгновение мелькнуло давно забытое тепло. — Он знал, что ты сегодня будешь занята, и попросил Трандуиля включить его в отряд.

— Он не мой, — объяснения и слова отца успокоили и разрядили обстановку. — Я всего лишь хотела сделать ему сегодня небольшой подарок.

Достав из кармана, я протянула на ладони отцу витую фибулу, унизанную тёмно-красными гранатами, вплавленными, словно капли застывшей крови, в серебристый металл. Я изготовила её собственноручно, желая преподнести в дар Лаэрлинду к тому памятному дню, когда мой друг и несменный страж был назначен моим наставником в мастерстве владения оружием.

Отец улыбнулся, обменявшись за моим плечом взглядом с матерью.

— Как скажешь, милая. Свой подарок ты сможешь отдать ему вечером, после их возвращения. — Он накрыл мою ладонь своей рукою, пристально вглядываясь, казалось, в самую глубину сердца. — Я не буду неволить тебя, девочка моя, никогда и ни в чем.

— Отец, — прошептала я, ощущая под щекой с детства знакомый холодный шёлк его нарядных, серебристо-серых одежд, — всем сердцем желаю я лишь одного — видеть рядом не безупречного советника, отдающего приказания холодным тоном, а всего лишь своего отца, который счастливо смеялся, подбрасывая меня над головой.

Отец улыбнулся, сжимая сильнее объятия, и прошептал:

— Это нелегко, моя дорогая. Может быть, однажды ты поймёшь, как это нелегко для меня сейчас. Но я постараюсь. Обещаю.

— Я тоже постараюсь, отец, — ответила я, глотая слезы. — Мне нужно идти... — Я отстранилась от его груди и поцеловала в щеку, уловив разочарование во взгляде. — Мне нужно идти переодеться, отец. Я приду в дом владыки после ужина.

Отец улыбнулся почти прежней, тёплой улыбкой и вернул мне поцелуй. Выходя из комнаты, я оглянулась на мать, ощутив ее сияющий радостью взгляд.

— Эль, запомни, что не бывает пустых и бессмысленных знаний, — тихо произнесла она мне вслед. — Всё, что ты знаешь, останется с тобой всегда.

— Я запомню, мама, — та мудрость, что сквозила в её взгляде, была ещё недоступна моему пониманию.

Покинув комнату матери, я направилась к себе, чтобы переодеться для торжества, проводимого вечером в доме владыки Орофера, где он намеревался выслушать вести, принесённые посланцами Золотого леса.

* * *

Наш народ, ведомый владыкой Орофером, всегда стремился к уединённой, замкнутой и тихой жизни под сенью древнего леса, вечные тайны которого были открытой книгой для наших Мудрых. В то время я ещё не понимала причин, побудивших владыку к отделению от живущих за горами Хитаэглир эльдар, с которыми он не стремился поддерживать никаких отношений. И не задавалась вопросами его, на первый взгляд, беспричинной настороженности и даже враждебности к прочим свободным народам, особенно к обитающим под горами наугрим.

Прислушавшись к словам моего отца и ещё нескольких членов совета, настоявших на необходимости покинуть издревле обжитые места у Амон Ланк после разразившейся катастрофы, навсегда изменившей очертания мира, владыка Орофер стремился всеми силами сохранить давний порядок и уклад нашей жизни. Мне кажется, в глубине души он был рад предложению совета переселиться вглубь Эрин Гален, что позволило ему увеличить расстояние, пролёгшее между нашими землями и так ненавистными ему наугрим, всё увереннее обживающими подгорные просторы Хитаэглир. Галадрим Лоринанда, когда-то отделённые от нас лишь Андуином, вскоре остались единственными, с кем владыка Орофер продолжал поддерживать отношения. Их народ был связан родственными и семейными узами с нами, и это не давало исчезнуть, раствориться во времени и оборваться пролегшим расстоянием призрачно-тонкой ниточке, протянутой от нас к остальному миру. В последние годы я стала замечать, что владыка всё сильнее стал отдаляться даже от народа Лоринанда, с особым раздражением выслушивая любые речи о наугрим, процветающих по соседству с ними. И взаимные визиты стали ещё более редкими.

Переступив порог дома владыки и сразу же направившись к отцу, стоящему рядом с Орофером у противоположной от входа стены, я обогнула несколько кружащихся в танце пар и издалека кивнула друзьям, замеченным среди собравшихся в зале. Поймала одобрительный и чуть насмешливый взгляд матери. Глубоко вздохнув, с тоской представила предстоящий вечер среди бесконечного множества пустых речей и рассеянно оглянула залу, отмечая знакомые и незнакомые лица прибывших.

Линтар, Ганнар, Эртан, Халларэн... Гвейнэль будет рада узнать о его приезде... Астамар, Гвиритион... Высокий светловолосый воин обернулся, и я узнала Ардиля, одного из стражей Лориэна и, как говорили, непревзойденного мечника. Рядом с ним стояли два его сына — Орофин и Халдир, очень схожие с отцом и лицом, и телосложением — такие же гибкие, высокие, светловолосые. Орофин при моём появлении приветливо улыбнулся и слегка подтолкнул брата локтем, кивнув в мою сторону. Я невольно улыбнулась в ответ, вспоминая прошлый их приезд, около пяти лет назад, когда отец, вопреки обычным запретам, отпустил нас, юных, показать гостям истоки Зачарованной реки. Поймав приветствие Халдира, я чуть склонила голову и тряхнула волосами, привлекая внимание к заколке с крупным зелёным самоцветом, выигранным тогда у него в состязании лучников. Дружно рассмеявшись этим воспоминаниям, братья поклонились и исчезли из поля зрения, смешавшись с танцующими. Рука отца легла мне на плечо, увлекая за собой к высокому воину, стоящему рядом с владыкой. «Это лорд Келеборн», — шепнул мне отец на ухо, подводя к гостям.

Холодная безупречная вежливость и тщательно скрываемое недовольство исходило от владыки Орофера, беседующего с гостем. Внимательный взгляд отца и его лёгкий, едва заметный кивок заставили меня насторожиться — я тут же попыталась понять происходящее, угадывая настроение собеседников по малейшим проявлениям эмоций и взглядов. Отец с детства учил меня этому, пытаясь скрасить мою печаль и разочарование от почти полного отсутствия дара осанвэ, и благодаря его усилиям причины детских слёз были сейчас уже давно позабыты.

При моём появлении владыка, холодно простившись с приезжим лордом, покинул зал. Мать, легко и невесомо, подобно лунному сиянию скользя над полом в своих серебристых одеждах, приблизилась к нам и положила руку на сгиб локтя отца. Как всегда, при одном лишь взгляде на них меня охватила волна счастья и нежности — они были невероятно гармоничной и красивой парой. Отец, легко читая мои мысли, тепло улыбнулся, воскрешая этой почти позабытой улыбкой сегодняшний наш разговор.

— Я слышал о драгоценностях, хранящихся в сокровищнице владыки Эрин Гален, но не надеялся, что мне удастся увидеть самые ценные из них, — лорд Келеборн учтиво поклонился.

— В глубинах Лотлориэна спрятаны не менее дивные тайны, давным-давно доступные тебе, лорд Келеборн, — парировала мать, одаривая гостя мудрым взглядом.

Лорд с пониманием улыбнулся, и его тёмно-синие глаза зажглись огнем, с детства знакомым мне по взглядам, которыми обменивались отец и мать.

— Ты знакома с моей женой, леди Тауриндиль? — он перевёл вопросительный взгляд с матери на моего отца.

— Да, лорд Келеборн, я в былые времена часто бывала в Лоринанде. Ещё до событий, разрушивших ваши земли в Эрегионе, — мать проницательно взглянула на него.

Келеборн несколько мгновений молчал, а потом произнёс:

— Наши земли мертвы уже давно. — В его голосе слышалась глубокая печаль. — Мне даже сложно сказать, сколько раз умирал мой мир.

Он перевёл взгляд на моего отца, чуть поджавшего губы при этих словах.

Я молча слушала их не слишком понятные речи, лихорадочно пытаясь восстановить в памяти рассказы матери и отца о прошлом. Для меня, не прожившей ещё и столетия, давними преданиями казались даже истории родителей о жизни у Амон Ланк. Моим миром были каменистые отроги Эмин Дуир, наполненные зелёным сиянием солнечных лучей, пробивающихся сквозь сплетённые ветви древнего леса, и пением звонких ручьёв, струящихся меж корней могучих сосен. Сложно было представить иную жизнь в иной земле. И тем удивительнее вдруг показались жизнь и познания отца, повидавшего за свои долгие годы многие земли иных народов — от разрушенного тысячелетия назад Дориата до непостижимых подгорных чертогов Хадодронд.

— Боюсь, сейчас это невозможно, — мелодичный смех матери вернул меня из мира грёз к действительности. — Мой народ нуждается во мне, я не могу отлучаться надолго за пределы нашей земли.

Моргнув, я попыталась вернуться к пониманию продолжавшегося разговора. Лорд Келеборн перевёл на меня проницательный взгляд и произнёс:

— Тогда, быть может, твоя очаровательная дочь, лорд Сигильтаур, украсит своим присутствием долину золотых лесов и примет приглашение владыки Амдира.

— Быть может, — усмехнулся отец, пристально глядя на меня. — Моя дочь, лорд Келеборн, привыкла многое решать сама.

Несколько мгновений я молчала под выжидающим взглядом лорда и вопросительным взглядом отца. Взглянув в ласково-мудрые глаза матери и уловив в их глубине чуть дрогнувший ответ, я, склонив голову, учтиво ответила:

— Мне сложно было бы добавить что-либо к сияющему великолепию и прекрасной чистоте Лаурелиндоренана, но я с удовольствием приму приглашение владыки золотой долины.

Ещё не закончив фразу, я прочла одобрение и радость в глазах отца, а его тёплая улыбка стала мне наградой. Значит, я всё сделала правильно...

Только мне от этого не стало легче. Вихрь намёков, недосказанных слов, обрывков разговоров и вопросов, порождённых недопониманием и нехваткой знаний, закружил в сознании, лишая покоя, вызывая сомнения, тревоги и всё новые вопросы. Лишь сейчас я постигла глубочайшую мудрость отца и матери, способных быстро составить полную картину событий по разрозненным осколкам действительности и обрывкам отдельных фраз. Почему владыка Орофер отнёсся настолько холодно к лорду Келеборну? Что знают отец и мать о нём и его семье? Почему отец именно сейчас решил удовлетворить мою жажду приключений и с такой готовностью дал давно ожидаемое разрешение покинуть пределы наших земель? А ведь поездка была неблизкой... И чего он ждёт от меня? Ведь я почти ничего не знаю, не умею и, в отличие от матери, ничем не смогу помочь ему в его делах.

Кружение мыслей, сливаясь с музыкой, звучащей в зале, унесло меня далеко от реальности, и к действительности вернул лишь мягкий глубокий голос отца, чьи сильные руки удерживали меня за талию, уверенно ведя в танце.

— Элириэль, что с тобой?

Я подняла на него взгляд, медленно приходя в себя.

— Всё в порядке, отец.

— Девочка моя дорогая, ты забыла, что ты моя дочь? — улыбнулся он и добавил, отвечая на мой рассеянно-недоуменный взгляд: — Ты не умеешь скрывать от меня своё настроение. Что тебя беспокоит?

— Отец, это всё так сложно объяснить...

Он протянул руку и убрал мне за ухо прядь волос, заглядывая в глаза.

— Ты всё же попробуй.

— Лучше прочти сам, — покачала я головой, не находя слов, чтобы разом выразить все обуревавшие меня эмоции и сомнения. — Ты ведь умеешь...

— Нет, — строго оборвал он меня, — я не буду делать этого. Я хочу, чтобы твоё сердце само открывало лишь то, во что ты готова нас с матерью посвятить. И чтобы ты умела скрывать всё, принадлежащее одной тебе.

— Тогда научи меня, — отчаянно прошептала я, упираясь лбом в его плечо. — Научи, как разобраться без вашей мудрости, дара и силы во всём, что происходит вокруг. Зачем меня пригласил лорд Келеборн? Почему ты согласился взять меня с собой? Чем я могу тебе помочь? Почему владыка в этот раз был так холоден с посланником Лоринанда?

Лицо отца посуровело, пролёгшая между бровей озабоченная морщинка прочертила высокий гладкий лоб.

— Владыка Орофер не любит упоминаний о наугрим, а супруга лорда Келеборна давно, ещё до времён разорения Эрегиона, искала с ними союза. — Отец ненадолго замолчал, продолжая двигаться по залу, почти неосознанно повинуясь звукам музыки. — Скажи мне одно, девочка моя, угадал ли я порывы твоего сердца? Есть ли у тебя желание узнать больше, чем жизнь в границах наших земель? И по своей ли воле, или, как ты сегодня сказала, лишь в поисках моего одобрения, ты приняла приглашение владыки Амдира?

— Отец, не говори так, — я порывисто сжала его плечо, — прости меня за эти слова. Конечно, ты всё угадал верно, — его взгляд потеплел, а морщинка на лбу слегка разгладилась, — я очень хочу увидеть хоть долю того, что повидал за свою жизнь ты.

— Тогда я отвечу на ещё один из твоих вопросов, а остальное расскажу позже. — Он слегка улыбнулся, поймав мой вопрошающий взгляд. — Тебе не нужна сила и какие-то особые способности, дорогая. Ты ещё так юна. У тебя есть пытливый ум и желание познавать мир. А мудрость к тебе придёт в своё время, родившись из знаний и опыта. Лорд Келеборн многое знает о жизни и о том, что происходит по обе стороны склонов Хитаэглир. — Отец смолк и подарил мне многозначительный взгляд. — Но об этом потом. Тебя ждут. Трандуиль со своим отрядом только что вернулся. Пойдём, я провожу, — добавил он, направляясь к выходу из зала, легко и изящно скользя мимо движущихся в танце эльдар.

* * *

Он стоял, прислонившись плечом к деревянному столбику навеса, укрывающего резную каменную чашу со стекающими с гор водами. Неглубокий говорливый ручей мерно журчал, спадая каскадом с горного склона, наполняя чашу кристально-чистой водой и, искрясь серебром в лунном свете, вытекал в сад, продолжая свой путь к лесным низинам.

Бесшумно подойдя к мужчине со спины, я привстала на цыпочки и закрыла ладонями его глаза.

— Я тоже рад был бы увидеть тебя, Эль, — с лёгким смешком произнес он, отводя мои ладони от лица и оборачиваясь.

— Когда вы вернулись? — спросила я, пожимая его руки.

— Только что. Твой отец сказал, что ты хотела видеть меня.

— Да, Лаэрлинд, хотела. Днём. Я думала, что сегодня мы вместе съездим к верхним источникам.

— По всей видимости, сейчас уже не хочешь. И тебе предложили уже гораздо более увлекательную поездку.

Раздражённый тон, которым он произнес эту фразу, несколько удивил меня.

— Тебе, как я понимаю, тоже. — Ответ не был случаен. Я знала, что мой друг уже давно просил зачисления в пограничный отряд, а сегодняшняя его поездка с сыном владыки была, скорее всего, исполнением давних желаний. — Ты доволен сегодняшним днём?

— Вполне, — его глаза вызывающе блеснули.

— Лаэрлинд, — произнесла я примирительно, снова пожимая его руку, — ну прости, что не сказала тебе о своих планах заранее.

— Эль, — в его голосе послышалось сомнение, — я тоже не всё сказал тебе. Трандуиль согласился взять меня в свой отряд на постоянную службу, — тихо произнёс он, отводя в сторону взгляд.

— А я? — вырвались невольные слова.

Странное смешение грусти, сомнений и вины мелькнуло в устремлённом на меня взгляде.

— Мне больше нечему учить тебя, Эль, — так же тихо продолжал он, покачав головой. — Ты уже ни в чём не уступаешь мне. А в некоторых вещах, — он с лёгкой усмешкой кивнул на украшавший мои волосы самоцвет, — превосходишь. И не только меня, что уж тут скрывать.

Я удивлённо молчала. Его слова стали для меня полной неожиданностью. Мысль о том, что однажды наши пути разойдутся, никогда не приходила в голову. Его постоянное присутствие, опека, наставления, забота о моей жизни и безопасности были привычны и естественны, как ежедневный восход светил, размеренно отмеряющий проведённые рядом годы. Я не могла себе представить свою жизнь без него.

Лаэрлинд напряжённо перевел дыхание, старательно отводя глаза.

— Скажи, это лишь твое решение? Или ты о чём-то говорил с моими родителями? — все попытки встретиться с ним взглядом окончились провалом.

— Конечно, моё. — В его уставшем голосе явно звучало желание поскорее закончить этот разговор.

— Хорошо, Лаэрлинд, как скажешь, — эмоции до конца скрыть не удалось, и он поднял, наконец, голову, заслышав лёгкую дрожь в моём голосе. — У меня есть для тебя кое-что.

Я протянула ему свой подарок. Гранатовые капли на ладони казались почти чёрными, переливаясь в лунном свете, подобно застывающей горячей крови. Лаэрлинд, оторвав взгляд от украшения, с сомнением покачал головой и хрипло произнёс:

— Я не могу… Я не могу взять это, Эль.

— Почему? Считай это прощальным подарком.

Он отвернулся, собираясь уйти.

— Ты лишаешь меня своей дружбы? — с трудом произнесла я.

Резко обернувшись, он положил руки мне на плечи.

— Как ты можешь так говорить?

— Тогда в чём дело? Знаю, я часто беспричинно обижала тебя и бывала несправедлива. Я доставила тебе немало неприятностей, волнений и тревог. Ты вправе злиться на меня и винить во многом. Но...

— Эль, послушай, — его руки сильнее сжали мои плечи. — Не надо так говорить. Я не злюсь и не обижаюсь на тебя. Но я не возьму. Этот подарок слишком ценен для меня.

— Я сделала эту застёжку специально для тебя, Лаэрлинд. В память о том дне, два десятилетия назад, когда ты спас мне жизнь у Старой дороги. Если ты отказываешься, она не достанется никому, — вытянув руку над водой, я перевернула ладонь, и фибула, сверкнув серебром, соскользнула вниз.

Молниеносным движением Лаэрлинд перехватил её в воздухе. Подняв голову, я встретила его грустный взгляд и привычную полуулыбку.

— Я ошибся, — произнёс он, — я недооценил этот подарок. Да и тебя, звёздочка, тоже. И тогда, и сейчас.

Улыбнувшись, я взяла из его рук украшение и приколола у плеча вместо застёжки плаща.

— Не забывай меня, Лаэрлинд. И прости мои глупости. Ты всегда для меня останешься самым лучшим другом.

— Эль, ну прошу, не говори ты так! — его рука легла поверх моей ладони, прижав к своей груди. — Не надо прощаться! Я никуда не собираюсь исчезать. И даже не надейся уехать без меня куда-либо, — добавил он, усмехаясь.

— Ты поедешь со мной?

Радостная надежда, прозвучавшая в этих словах, не укрылась от его чуткого слуха.

— Конечно. — Лаэрлинд, усмехнувшись, взял мою руку и чуть коснулся губами, запечатлевая лёгкий вежливый поцелуй. — Я не гожусь уже тебе в наставники. Но с твоими привычками ещё один страж лишним не будет.

Счастливо рассмеявшись, я крепко обняла его, ощутив лёгкое ответное объятие.

— Эль, меня ждёт отец, мне надо идти.

— Да, конечно.

Сжав на прощание мою руку, он бесшумно растворился в темноте сада.

Повернувшись, я со спокойным сердцем неспешным шагом направилась назад к дому. Позади меня на дорожке послышались чьи-то шаги. Не желая сейчас никого видеть, я тихо отступила с дороги в сторону, скрывшись за одним из обрамлявших дорожку кустов.

— Нет, и не нужно больше об этом говорить, — резко прозвучал голос владыки Орофера.

— Орофер, ты ведь и сам понимаешь, что иначе просто нельзя, — негромко, увещевая, произнёс мой отец.

Замерев от неожиданности, я прислушалась.

— Понимаю, Сигильтаур, я всё понимаю. А ты? Понимаешь ли ты меня? — владыка резко остановился.

— Да, — односложно ответил отец. В темноте мне удалось рассмотреть его лёгкий кивок.

Владыка снова двинулся вперёд. Его длинные одежды, подхваченные ветром, тихо зашелестели о растущие над дорожкой сада увядающие цветы. Протянув руку, он сорвал один из цветков и тихо заговорил:

— Сигильтаур, я не могу. Это сильнее меня, больше моих сил. Ты прав, мой друг, умом я понимаю, что ты прав. Но сердце моё кричит о другом. — Его изящные пальцы нервно обрывали пышные мягкие лепестки полумертвого цветка, роняя их на дорожку. — Мне никогда не забыть Дориат. И мне не забыть, как закрылись её глаза. Я не могу... ни забыть, ни простить.

Отец молчал, тихо следуя рядом с Орофером, опустив голову. Немного помолчав, владыка произнес:

— Мой сын — это всё, что осталось у меня от неё. Что осталось от меня в мире. В мире, где мы все хотели жить. И где я сейчас существую лишь ради него.

— Орофер, — теперь остановился отец, коснувшись руки владыки, — невозможно спрятаться от жизни. Рано или поздно, ты сам знаешь, угроза вернётся. И она будет возвращаться всегда, снова и снова, пока не удастся довести всё до конца.

— Я знаю, Сигильтаур, — голос Орофера зазвенел болью. — И я буду хранить этот мир, эту жизнь и этот лес для нас всех, в том числе для сына.

Владыка двинулся вперед. Отец последовал за ним. Когда они прошли мимо моего укрытия, я перестала даже дышать, прекрасно понимая, что им совершенно не нужны лишние свидетели этого разговора. «Владыка должен быть сильным» — всплыла в памяти строка из старинной баллады, которую любил Орофер. Наш владыка доказывал свою силу не раз, но сейчас мне случайно приоткрылось, чего ему это стоило.

— Что ты решишь, Орофер? — настойчиво спросил отец. — Ты должен дать Келеборну ответ.

— Я не буду давать ему ответ, — холодно ответил владыка. — Ты знаешь моё доверие к нему, равно как и к нолдор Эрегиона, — в его голосе явно прозвучала неприязнь. — Их вмешательство в дела Лоринанда становится всё более явным. И мне это не нравится. Я дам ответ лишь владыке Амдиру. Мы всегда были союзниками, они наши родичи, и в дальнейшем это так и останется. Ты отвезёшь мой ответ ему. Келеборну, надеюсь, ты объяснишь всё сам. Я не хочу больше говорить с ним. Ни дружба, ни союз с наугрим, к которому стремится Галадриэль, для меня невозможен.

Их шаги всё дальше удалялись от моего укрытия. Осторожно переведя дыхание, я уловила слова отца:

— Келеборн тоже не слишком жалует наугрим, он тоже многое потерял в Дориате, как и все мы.

— Многое — не значит всё, Сигильтаур, — жёстко отрезал владыка, — и достаточно об этом говорить.

Дождавшись, когда их шаги окончательно стихли вдали, я осторожно выглянула из-за куста и, с облегчением никого не обнаружив, поспешила домой, не имея больше ни малейшего желания впутываться в случайные разговоры и мысленно выстраивая вопросы, которые утром задам отцу.