Грязный и больной, или Стечение обстоятельств (гет)

Работа отнимала все время и силы, которых оставалось порою только на то, чтобы прошептать что-нибудь Орлану на ухо да угостить его каким-нибудь мясом перед сном. Между ними зародилось какое-то удивительное взаимопонимание. Да, Орлан по-прежнему гадил на свежие номера «Пророка». И да, иногда, когда ему становилось особенно скучно ждать Перси, он устраивал в доме небольшой погром. Но при этом так радовался возвращению хозяина с работы. Так непосредственно огорчался, когда выслушивал длинные нотации на тему поведения животных в домах и квартирах волшебников.

И вот уже много ночей подряд Перси не снились кошмары. Вернее, стоило лишь действию перейти в ужасающую фазу, как Перси тут же ощущал легкое щекотание в носу или в ухе, кто-то хватал его за волосы и вытаскивал из сна, подальше от душераздирающих картинок и реальностей. Первый раз Перси даже испугался, когда, открыв глаза, увидел перед собой чей-то темный силуэт. Ему даже сперва показалось… Но силуэт приблизился, превратившись в невозможного Орлана, и тот как-то по кошачьи потерся головой о мокрую щеку Перси. Это было неожиданно. И очень успокаивающе. Потом они еще долго сидели в обнимку у окна и смотрели на падающий снег.

Нет, конечно, с тех пор Орлан вовсе не стал ангелом. Он по-прежнему иногда безобразничал дома и пару раз опять удирал. Сперва Перси волновался, но потом понял, что свободолюбивая птица не улетала дальше соседнего дома, где его обычно подбирала миниатюрная девушка-птичка. Она уверяла, что Орлан сам стучится к ней в окно. Может быть, от холода у того портилось зрение, и он путал их окна. Миссис Гермиона Уизли утверждала, что такой большой птице вредно сидеть в неволе и просто необходимо иногда разминать крылья. И что, вероятно, Перси следует быть готовым, что весной, когда станет теплее, мадагаскарский Орлан улетит на родину. Что ж, Перси всегда был готов к неприятностям.

Пока же беглеца приходилось забирать от соседки. Рассыпаться в извинениях, приносить в качестве компенсации шоколад и орехи в меду. И пить горячий, пахнущий вербеной чай на маленькой уютной кухне, наблюдая, как преломляется свет в мягких каштановых волосах.

* * *

В тот уже по-настоящему холодный зимний день все шло из рук вон плохо. В отчет закралась ошибка, из окна в рабочем кабинете невыносимо дуло, и не помогали никакие чары. А еще Перси попался свежий номер «Пророка». Газету эту он теперь старался читать только на работе, учитывая необъяснимую неприязнь к ней своего Орлана. На последней странице, в углу было напечатано совершенно непривлекательное и ничем не примечательное объявление. Мистер Канингем обручился сегодня с мисс Одри О Коннер. С наилучшими пожеланиями и прочая и прочая.

Когда Перси оторвал взгляд от мерзостной заметки, то с удивлением заметил, что кабинет его вдруг стал черно-белым. Пропали все краски, может, что-то случилось с глазами? Впрочем, это все равно не имело никакого значения.

Когда этот мерзкий своевольный Орлан удрал в очередной раз, Перси понял, что не может войти к ней в дом. Он дал себе слово никогда впредь не нарушать покой обрученной и счастливой девушки, совершенно невозможно коверкающей гласные и проглатывающей окончания. Пришлось стоять под окнами и ждать, когда она сама вынесет ему этого пернатого мерзавца. Зимний снег сменился зимним дождем. Обычное для этих широт явление. Жизнь вообще удивительно паршивая штука, напрасно Орлан так ежится от холодного ветра, стараясь спрятаться и от дождя, и от серых туч, и от полного негодования взгляда хозяина.

— Я должен вас поздравить, — процедил Перси таким холодным голосом, что, кажется, капли дождя немедленно должны были обледенеть.

— О, спасибо, — почему-то грустно сказала мисс Одри. У нее была совершенно невозможная манера все время вставлять эти «О». — Знаете, я хотела начать новую жизнь, хотела быть нужной здесь.

Не было ничего нелепее, чем беседа на холодном ветру под дождем. Особенно когда в двух шагах есть целых две теплых уютных кухни. Но Перси дал себе слово никогда больше не переступать порога ее дома. А она почему-то считала необходимым рассказать ему что-то. Прямо сейчас.

— Понимаете, я никак не могу найти свое место в жизни. Я все время оказываюсь не к месту. Слишком неподходящая и для ваших широт. Я подумала, будет лучше, если я попробую…

Что она попробует, Перси не дослушал. От холода ли, или от усталости, от тяжести упитанного Орлана в руках, но у него случилось помутнение в голове, и он совершил второй самый безумный поступок в своей жизни — он просто наклонился и поцеловал эти мокрое то ли от слез, то ли от дождя доверчивое милое лицо, этот маленький с очаровательной горбинкой нос, делавший ее еще больше похожей на маленькую несуразную птичку киви. Эти вишневые, кремовые, удивительно сладкие губы. О том, что будет дальше, Перси не задумывался. Подсознательно он ожидал возмущенных воплей, оскорблений и приказа никогда больше не появляться поблизости. Терять ему, собственно было совершенно нечего. Вероятно, вызова на магическую дуэль от этого мерзкого типа, как его? Канингема. Но вместо всего этого его вдруг притянули поближе, и вишневые губы принимающе раскрылись в ответ.

* * *

После той странной выходки под дождем Перси долгое время не видел свою кремовую соседку. Орлан притих и больше не отправлялся размять крылья. Сидел на верху гардероба, иногда лишь подозрительно клекоча. Даже не попытался разодрать новые мантии, хоть Перси и оставлял ему специально полуоткрытой дверцу шкафа.

«Наверное, надо бы сходить с ним к лекарю, — думал Перси, приглядываясь к хмурой, нахохленной птице. — А все эти чертовы новозеландские обычаи. Целоваться с кем попало посреди бела дня, на улице. Под дождем».

Глухая тоска и раздражение не покидали его сердце. И мир весь был по-прежнему черно-белым.

«Пророк» Перси тоже теперь не читал. Он слишком боялся увидеть на последней странице маленькое непримечательное объявление о свадьбе. Работы не становилось меньше. Перси приходилось даже брать документацию домой, чтобы только не думать, не чувствовать на губах еле заметный вишневый кремовый вкус.

За окном опять шел снег пополам с дождем. А Перси наконец-то удалось погрузиться в вычисление оптимального количества кирпичей в каминах, и он с головой нырнул в разложенные перед ним графики и схемы. И тут — прямо на рабочие бумаги приземлился растрепанный и очень взволнованный Орлан.

«Вот что значит работать из дома», — в раздражении подумал Перси.

И тут же сердце кольнуло беспокойство, раньше Орлан не вел себя так возмутительно. Уж не заболел ли? Но Орлан не заболел. Он настойчиво впихивал Перси в руку какую-то вещь. На цепочке. Желтоватый кулон, имитирующий янтарь. Тот самый, что давным-давно перенес Перси на ту самую битву в Хогвартс.

«Срочно. Ты нужен Одри», — гласила кривая надпись на стекле.

Перси сжал кулон мертвой хваткой, в очередной раз возблагодарив светлую идею Аберфорта усовершенствовать артефакт. Где может оказаться сейчас Одри, он совершенно не представлял.

Оказавшись в толпе весело настроенных людей Перси точно не ожидал. Его воображение рисовало мрачные фигуры Пожирателей в черных плащах за спиной, обрывы и острые скалы какого-нибудь заброшенного Новозеландского острова, древние проклятия и фамильные привидения. Что угодно, но только не веселую толпу празднично одетых людей. И тем не менее, Одри нужна была его помощь. Прямо сейчас. Артефакт не мог врать.

Перси очень боялся опоздать. Все ночные кошмары опять встали у него перед глазами. Судорожно пытаясь разглядеть в этой толпе кремовый шарфик, маленький нос с горбинкой, прядь каштановых волос, Перси понял, что его охватывает отчаянье. И тогда он закричал.

— Я здесь Одри, я пришел, где ты?

Его чуть не сбил с ног белый вихрь в подвенечном платье. Мокрый от слез, полный шороха шелка и позвякивания маленьких колокольчиков сережек в ушах.

— О Перси! Ты все-таки пришел. Ты успел.

И вишневые губы принялись неумело тыкаться в подбородок, шею, ключицу. Все-таки они были очень разного роста. И тогда Перси подхватил на руки свою маленькую птичку киви. Их лица приблизились, губы наконец-то встретились, и мир померк. Перси накрыла волна вишневого запаха, вкуса, цвета. Вокруг щелкали фотокамеры, где-то вопил разъяренный жених, шокированные гости кричали что-то сердитое.

Кто аппарировал первым — неизвестно. Может быть, они сделали это одновременно. Хорошо, что место назначения совпало. Иначе их разорвало бы на части. Когда воздуха перестало хватать и они разорвали поцелуй, то увидели, что стоят на высоком утесе… Холодный ветер бил в лицо, и, кажется, опять шел дождь. Видимо, последнюю фразу Перси произнес вслух, потому что Одри заметила тихим голосом:

— Нет, это не дождь. Смотри, какое ясное небо. Это, наверное, твой Орлан. Нет, погоди, это совсем другая птица. О — это не птица. Перси, это твой патронус?

Теперь и Перси разглядел уже птицу. Он неверяще смотрел на сотканные из воды длинные крылья, на победно поднятый гребень.

— Это, это моя первая магия.

Тонкие тепло-каштановые брови взлетели в изумлении вверх. Темные глаза смотрели на Перси удивленно и внимательно.

— В смысле, это из детства. Первая магия, которую я совершил. Стихийная, понимаешь?

— О Перси, — сказала она тем самым голосом, от которого у Перси мурашки начинали носиться от затылка и до самых кончиков пяток.

Он покрепче взял ее за руку, а она так по-детски прижалась к нему, что ему не оставалось ничего другого, как покрепче обнять ее. Так крепко, так близко, что она услышала, как заполошно стучит его сердце. И улыбнулась. И уткнулась носом куда-то в ключицу. От этого нос Перси оказался рядом с ее каштановой макушкой и вдохнул ее запах — спокойный, неспешный, кремово-нежный. И водяная птица у них над головами издала победный клич и рассыпалась на тысячи ослепительных искр, не уступающих фейерверкам братьев Уизли. Разноцветные брызги отражались в ее потемневших глазах и медленно таяли в сероватой дымке сумрачного осеннего дня.

Птица исчезла. Остался только Орлан. Он сидел на ветке ближайшего дерева и внимательно их разглядывал, склонив набок голову.

— Может, ты хоть отвернешься? — сказал Перси и широко улыбнулся.

— Можно, конечно и аппарировать, только я думаю, что вряд ли нам удастся от него сбежать, — прошептали Перси на ухо тихим девичьим голосом с непередаваемым новозеландским акцентом.