Воспоминания о былой любви (гет)

I

— Прошу, позвольте мне пройти к Гермионе, — просил Виктор мадам Помфри.

Едва его разговор с директором Макгонагалл был окончен, он тут же отправился в больничное крыло. У входа в лазарет его встретила мадам Помфри.

— Профессор Крам, я не думаю, что в этом есть какой-то смысл, — кутаясь в свой старенький твидовый халат, громким шёпотом отвечала целительница. — Мисс Грейнджер давно приняла успокоительные зелья и теперь уже спит.

— Мадам Помфри, поймите мне нужно её увидеть, — взяв её за руки и смотря прямо в глаза, произнёс Крам.

Что-то во взгляде и голосе Вика тронуло сердце пожилой женщины, и она решила уступить его просьбе. Мадам Помфри отошла в сторону, пропуская Вика в больничное крыло.

— Проходите, профессор, — торопливо сказала она, — но только недолго.

— Спасибо, — искренне поблагодарил Вик, быстро чмокнув в щёку от избытка чувств целительницу, и направился в лазарет на поиски Гермионы.

Долго искать ему не пришлось. Как и говорила мадам Помфри, Гермиона уже спала. Хобб или целительница — может сама девушка — позаботились о том, чтобы снять с неё пышное платье, которое теперь висело на вешалке, и переодеть в фланелевую больничную пижаму. Лицо Гермионы выражало умиротворённое спокойствие. Её каштановые волосы разметались по белоснежной подушке. Глядя на неё, Вик почувствовал, как внутри всё дрожит от желания найти того, кто совершил гнусную выходку с фантомом. Благо, директор Макгонагалл поручила ему расследовать это происшествие и найти виновного. Уж он не пожалеет сил на поимку злоумышленника.

Но сейчас, в данный момент, Виктор хотел остаться здесь, рядом с Гермионой до самого утра. Мадам Помфри пыталась его несколько раз выпроводить из лазарета, но все её вялые попытки не увенчались успехом. Пожилая целительница решила уступить.

«Мерлин великий, и что я нему цепляюсь?! — мысленно рассуждала мадам Помфри. — Он ведь всё-таки профессор и знает границы, так что он не поступит аморально с мисс Грейнджер. Ей-богу, ведь солнце не взойдёт на западе, если он останется рядом с ней. Но на всякий случай сообщу обо всём директору Макгонагалл, пусть она решает».

Первые лучи ноябрьского солнца коснулись лица Гермионы. Чуть поморщившись, она открыла глаза и удивленно заморгала. Рядом с ней на жестком деревянном стуле сидел Виктор.

— Привет, — хрипловатым голосом произнесла девушка.

— Привет, — повторил Вик с улыбкой.

— Прости меня, — смущённо опустив глаза, тихо произнесла Гермиона.

— За что? —искренне удивился Виктор.

— Ты всё ещё в маскарадном костюме… Из-за меня ты провёл ночь на этом кошмарном стуле.

— Гермиона, ночь без сна ради тебя — пустяк. Знай, для тебя я готов и на большее.

От его слов внутри Гермионы всё сладко сжалось. Но чувство вины гаденьким голосом напомнил о себе: «Не забывай, у тебя уже есть Рон…».

II

Первое ноября выпало на воскресенье. На бледно-синем небе светило платиновое солнце, а воздух был свеж от осенней прохлады. Решив, что идеальнее погоды для похода в Хогсмид не представится в ближайшие дни, Хобб решила отправиться после полудня в посёлок волшебников. Шагая быстрой, слегка пружинистой походкой, Энн наслаждалась прогулкой. Единственное, что омрачало её настроение — это происшествие с Грейнджер. Мысли Хобб возвращались к этому инциденту, как болячке, которую так и хочется почесать и расковырять. Она настолько погрузилась в свои теории о личности злоумышленника, что чуть не свалилась в небольшую придорожную канаву.

— Осторожнее надобно быть, профессор Хобб, — сказал Хагрид, вовремя подхватив рассеянную колдунью и тем самым спасая её от неминуемого падения.

— Ох, спасибо, профессор Хагрид, — вернувшись в реальность, поблагодарила она. — Я, порой, бываю жутко невнимательной. Моя ма шутит, что если я замечтаюсь на уроке, то могу случайно превратить невезучего ученика в репу. Ну я надеюсь, что она всё-таки шутит так...

— Ну лично я не вижу ничего плохого в мечтательности, — тут он хитровато подмигнул — даже если вы кого-то и превратите в репу, то тут же всё исправите.

— Зовите меня Энн, когда мы вне стен школы.

— Ладненько, а я — Хагрид.

Остаток дороги до Хогсмида Энн и Рубеус шли вместе, увлечённо обсуждая акромантулов. Лесничий с большим азартом рассказывал о личном опыте общения с этими восьмилапыми тварями. Хобб слушала его и поражалась, так как её книжные знания о данных представителях семейства паучьих были на весьма скудном уровне. А ведь когда-то она планировала отправиться на Борнео, увидеть живых акромантулов и поизучать их. Также Хобб вспомнила — хотя такое сложно забыть — феерический скандал, который устроила узнавшая об этих планах мать. И Энн, чтобы сохранить мир в семье, пришлось отказаться от поездки на Борнео. Хобб поделилась этим с Хагридом, и он пообещал в ближайшее время отвести её в Запретный лес и показать на безопасном расстоянии место обитания местных акромантулов. Когда они дошли до совиной почты, их пути разошлись.

III

Когда Гермиона вернулась из больничного крыла в свою спальню то обнаружила письмо от Рона. Внутри конверта была сухая записка: «Встретимся в двенадцать утра у Ратуши». Первой реакцией на его послание было непонимание, а второй — недоброе любопытство. К сожалению, Джинни уже отправилась на тренировку команды по квидичу, и Гермиона не могла спросить у неё, чтобы могло означать столь лаконичное письмо от её брата. Теряясь в догадках и размышлениях, девушка начала собираться на встречу с Роном, так как до неё оставалось не так много времени.

В Хогсмиде царило воскресное оживление. Гермиона медленно шла по мощенной темно-серым булыжником улице в сторону Ратуши. По дороге она встретила выходившего из совиной почты Хагрида. Они немного поговорили и разошлись. Чуть позже Гермиона столкнулась с профессором Хобб. С ней девушка тоже перекинулась парой фраз, в основном, связанных с её самочувствием.

Когда Гермиона подходила к Ратуше, то увидела стоявшего у здания Рона. Её удивило, что он явился мало того без опоздания, но ещё чуть раньше условленного срока. Маленькая, совсем крошечная частичка, говорила девушке, что изменения в поведении Рона не к добру. Но большая часть, которая просто была видеть его, заглушила все тревожные звоночки.

— Рон! — радостно окликнула парня Гермиона. Она быстрым шагом подошла к нему и хотела обнять, но встретившись с его колючим взглядом, почувствовала, как внутри всё оборвалась. — Что-то случилось?

— Что-то случилось? — с издевкой в голосе передразнил Рон. Лицо его исказилось от гнева, — Вот не надо притворяться самой невинностью! Все читатели Пророка и прочих газет в курсе того, как ты вчера отплясывала с чёртовым болгаром!

Рон вытащил из внутреннего кармана пальто свернутую газету и швырнул к её ногам Гермионы. Краем глаза девушка увидела снимок с запечатленными моментами того, как Виктор кружил её в вальсе. Его слова напомнили Гермионе о том, что на Хэллоуинском бале было несколько представителей прессы. Но его обвинения заставили её внутренне взорваться, и девушка не стала сдерживать свои эмоции:

— Разве я виновата в чём-то? Мы просто танцевали и не более...

— Вот не надо заговаривать мне зубы, — прорычал он, краснея от ярости.

— Рон, если ты вчера прибыл на бал, как обещал...

— Какая же ты эгоистка! — ядовито прошипел он. — Разве ты не можешь понять, что я не такой свободный человек, как ты. У меня, в отличие от тебя, нет лишнего времени.

Его слова вызвали у Гермионы приступ горького смеха. Когда приступ прошёл, она чуть дрожащий от глубокой обиды голосом заговорила:

— Знаешь, Рон, может я и эгоистка, но я не обвиняю других в своих недостатках. И не отношусь к людям, как игрушкам. И ещё, — она сделала выразительную паузу, — пошёл ты, Рон, со своими упреками и делами куда подальше! — она резко развернулась на каблуках.

— Гермиона, постой мы ещё...

Чтобы не слушать его больше и не затягивать их ссору, колдунья трангресировала.

Гермиона переместилась на дикое морское побережье. Серый грубый песок с примесью мелких острых камушков, валуны, покрытые плешивой растительностью, шум волн, йодистый морской воздух, полное отсутствие людей и лишь крик птиц — то, что Гермионе было сейчас нужно, чтобы собраться с мыслями. И небо над побережьем было под стать её настроению — солнце то и дело скрывалось под одеяло из туч, грозящих пролиться колючим осенним дождём. Слова Рона глубоко ранили её. Боль, которую он ей причинил, была слишком сильной, чтобы излиться слезами. Слово «эгоистка» билось в голове колдуньи, словно разъяренная оса в стеклянной банке. Ей хотелось кричать до хрипоты, выместить свою злость. Вынув из кармана, палочку Гермиона начала сыпать заклинания на один из огромных валунов размером со слона. Вскоре от него остались лишь мелкие камушки, а рядом стоящая Гермиона, с ног до головы припудренная каменной пылью, почувствовала, как душевный узел развязался. Пришли слёзы. А вместе с ними решение, как ей быть с Роном... с Виком.