Преступление и наказание (джен)

Двор имел жалкий вид. Он оказался небольшим, и это, пожалуй, было его единственным достоинством. Массивный деревянный забор отгораживал двор от соседних кирпичных домов и улицы — или переулка, — проходящей за дальней его частью, и вызывал ощущение клаустрофобии. Он куда больше подходил для двора тюрьмы, чем жилого дома.

Гарри подумал, что вряд ли стоило выпалывать сорняки, поскольку даже сорнякам приходилось бороться за выживание на столь негостеприимном маленьком участке. И будто всего этого было недостаточно, повсюду валялись осколки стеклянных бутылок и обертки от чипсов, словно двор превратился в своего рода общественную помойку. Вероятно, прохожие выбрасывали мусор через забор.

Гарри вздохнул. Бог знает, где Снейп вообще нашел это место. Может, он купил развалюху специально для Гарри, расчитывая, что тот восстановит ее и тогда можно будет перепродать дом с прибылью. Это было бы очень по-слизерински — убить одним выстрелом сразу двух зайцев: устроить Гарри Поттеру сущую каторгу, а себе — кругленькую сумму.

В доме не было мешков для мусора, Гарри проверял. Поэтому он смирился с тем, что придется пока складывать мусор и гниющие отбросы в углу двора. Позже он спросит Снейпа, как избавиться от всего этого.

По крайней мере, было не жарко. Гарри с горечью подумал, что если бы он вернулся к Дурслям, то именно в этот день тетя заставила бы его наводить порядок в доме. А потом дождалась бы знойного утра и отправила Гарри на клумбы, где он бы по-настоящему страдал. Однако здесь — где бы они ни находились, — было пасмурно и серо, и день клонился к прохладным вечерним часам.

Хотя, — думал Гарри, собирая покрытый грязью мусор, — он предпочел бы заниматься идеально ухоженными клумбами и аккуратно подстриженным газоном дома номер четыре по Тисовой улице. Даже работа по сбору мусора вдоль Темзы была не столь уж плохой. Возможно, это было больше потому, что Гарри позволяли спокойно работать. Даже другие правонарушители не были так плохи, как его родственники или Снейп.

— Черт!

Проклятие слетело с губ прежде, чем Гарри успел подумать. Острая боль пронзила левую руку между большим и указательным пальцами. Гарри выронил разбитую бутылку от спиртного, которую подобрал ранее, и вытряхнул из ранки осколок, хотя знал, что это вряд ли поможет.

Словно в подтверждение его мыслей несколько капель теплой крови скатились по руке на уныло выглядящую землю, кровь продолжала скапливаться в месте пореза. В обычной ситуации Гарри просто завернул бы руку в рубашку и переоделся, пока его не увидела тетя, но поскольку у него не имелось сменной одежды и он ни при каких обстоятельствах не собирался просить о ней Снейпа, пришлось придумывать другое решение.

Потому что не дай бог у Гарри на рубашке появится пятно крови — дополнительное доказательство гриффиндорского мученичества. Снейп впадет в ярость.

Быстро оглядев маленький двор, Гарри направился к крохотному ветхому сараю в дальнем углу. Ему удалось открыть дверь одной рукой. Петли заржавели, но, к счастью, ржавчина изъела металл, так что пришлось лишь сильно дернуть за ручку. Как и в шкафах дома, внутри лежала куча всякой всячины, почти истлевшей за долгие годы: канистры из-под масла, баллоны с давно стершимися этикетками, груда ржавого металла, бывшая когда-то газонокосилкой. Гарри заметил замасленную тряпку, которая была настолько грязной, что, скорее всего, могла заразить столбняком или какой-нибудь другой неприятной болезнью.

Что ж. Бывало и хуже. Когда он окажется в доме, то постарается как можно тщательнее очистить порез. Тряпка требовалась только для того, чтобы остановить кровотечение. Гарри с силой вытряхнул тряпку и плотно обмотал вокруг руки, морщась от отвратительного ощущения, которое оставляла жесткая ткань. Боже, он надеялся, что у Снейпа имеется перекись или спирт, или хоть что-то, подходящее для дезинфекции.

— Поттер!

Гарри вздрогнул от неожиданности. Ну что теперь? Что могло понадобиться Снейпу? Гарри еще несколько раз промокнул рану тряпкой, затем сунул руку в карман и повернул к дому.

Снейп сердито смотрел на него с порога. Он скользнул взглядом по раненой руке Гарри, которая теперь покоилась в кармане, и скривил губы сильнее.

— Я отправил тебя работать, а не бездельничать. Внутрь, живо!

Гарри прикусил язык и подчинился, стараясь не отрывать взгляда от неприбранной земли. Конечно, Снейп не заметит никакого прогресса. Конечно, он решит, что все это время Гарри просто пялился в пространство.

Вернувшись на кухню, Гарри увидел, что стол не накрыт. Вместо ужина Снейп разложил на столешнице пергамент, перо и чернила, что не сулило ничего хорошего. Снейпа не удовлетворил труд Гарри? Неужели теперь придется еще и строчки писать, чтобы угодить садисту?

— Иди приведи себя в порядок и тотчас возвращайся сюда. Ты должен кое-что написать.

Гарри не понравилось, как это прозвучало. Но руку пекло, а тело болело, и у него не было настроения еще раз ругаться со Снейпом. Поэтому Гарри снова поднялся по лестнице и направился в ванную, где сразу же вынул из кармана левую руку и принялся мыть ее под струей воды.

Ему отчаянно хотелось иметь при себе палочку и учебник. И чтобы было позволено использовать магию летом. Немного, ровно столько, сколько необходимо для простого исцеляющего заклинания, чтобы залечить порез. Не то чтобы ему требовалось заклинания, когда он был маленьким. Иногда Гарри удавалось избавиться от царапин на коленях и волдырей, просто пожелав, чтобы те исчезли.

Ему пришла в голову идея. Гарри выдернул руку из-под воды и пристально посмотрел на тонкую глубокую рану, с которой все еще капала кровь. Как ему удавалось излечить себя, когда он был младше? Он представлял, что рана заживает? Или сосредотачивался на боли, веля ей уйти? Неужели гнев на тетю и дядю вызывал это? Гарри закрыл глаза, желая каким-то образом овладеть этой силой.

Он почувствовал легкое покалывание, и острота боли уменьшилась. Открыв глаза, Гарри обнаружил, что рана затянулась, хоть и не полностью. Теперь она выглядела, будто случилась несколько дней назад, а не несколько минут. Рана закрылась не до конца, но кровотечение вроде бы остановилось. Уже что-то. Гарри пошарил в дешевой деревянной аптечке над раковиной, решив, что какой-нибудь антисептик, безусловно, не помешает.

Но там почти ничего не было: ржавый пинцет, несколько пожелтевших лейкопластырей и почти пустой тюбик чего-то. При ближайшем рассмотрении тюбик оказался антисептической мазью с давно закончившимся сроком годности. Гарри удалось выдавить крошечную каплю крема и размазать по ране, после чего он как можно тщательнее вымыл лицо и заставил себя спуститься вниз, чтобы встретиться с профессором.

Снейп нависал над кастрюлей у плиты, рядом парила книга, на которую он направлял палочку. На столе лежала разделочная доска, полная нарезанного лука и моркови. Он обернулся, и нейтральное выражение его лица мгновенно сменилось на презрительное.

— Сядь, — приказал Снейп, властно указав палочкой на место у стола.

Гарри заранее смирился с любым унижением, которое запланировал для него профессор. Выхода все равно не было, напомнил он себе. Разве что Дамблдор вдруг решит разобраться в этом деле, или Ремус, или крёстный, или Уизли попытаются вмешаться и помочь. Гарри задался вопросом, знает ли кто-нибудь, кроме Дамблдора, что он здесь застрял.

— Ты напишешь той бедной женщине, твоей жертве, подробное письмо, полное раскаяния и извинений, — холодно объявил Снейп, используя тот же тон, что и на отработках, когда называл существ, которые требовалось замариновать или выпотрошить. — И напишешь его по моим стандартам. То есть, Поттер, ты дашь полный отчет о своих действиях, подробно опишешь последствия своего проступка, выразишь раскаяние и изложишь план возмещения ущерба. Все ясно?

Гарри вспыхнул от гнева. Со строчками он мог бы справиться. Это была однообразная, скучная и бессмысленная работа, он мог погрузиться в нее и выполнять механически. Но такое? Писать письмо с извинениями за преступление, которого он не совершал, еще до окончания обещанного суда? Что вообще случилось с презумпцией невиновности?

О, не то чтобы Снейпу требовались столь тривиальные вещи, как улики и доказательства, только не тогда, когда дело касалось треклятого Гарри Поттера.

И не то чтобы с момента прибытия Снейп сделал Гарри хоть какую-то поблажку — пожалуй, за исключением того, что не заковал в цепи в буквальном смысле. Тем не менее, Гарри не мог смириться с мыслью, что должен сидеть тихо и карябать ложное признание вины под пристальным взглядом Снейпа.

— А если я этого не сделаю? — выдавил он сквозь стиснутые зубы, зло глядя на профессора.

Снейп жестко ухмыльнулся, его глаза сверкнули.

— Тогда сегодня вечером я с удовольствием разожгу огонь вот этим. — Он сунул руку в карман мантии, достал пачку писем, перевязанную бечевкой, и с вызовом швырнул ее на стол рядом с Гарри.

На внешней стороне верхнего конверта Гарри смог различить каракули Сириуса. Он потянулся было к нему, просто чтобы провести пальцами по пергаменту… это ведь его письма… но вовремя остановился. Снейп мог решить, что стоит сжечь одно из писем прямо сейчас, просто чтобы наказать Гарри за наглость.

Боже, Гарри ненавидел это, но знал, что письма нужны ему больше всего на свете. Он нуждался в сочувствии, в чем-то, что могло бы уравновесить несчастья этого ужасного лета. В письме Сириус наверняка спросит, как Гарри держится, и, наверное, поделится забавной историей об отце Гарри и Ремусе со времен учебы в Хогвартсе, а затем Гарри напишет ему ответ и расскажет о том, как ужасны его дела, и о том, как его ложно обвинили, и Сириус возмутится и бросится спасать Гарри от этой кошмарной жизни.

И, возможно, подумал Гарри, раз уж он оказался вдали от Дурслей, ему удастся провести остаток лета у Уизли. Ведь если Дамблдор разрешил Снейпу взять Гарри к себе, то существовала вероятность, что Гарри будет позволено провести остаток каникул и в другом месте.

И ради этого, решил Гарри, он может потерпеть и написать одно письмо, которое даже не будет правдивым. Конечно, он знал, что в это письмо придется вложить немало сил, — Снейп не потерпит никакой халтуры. Тем не менее Гарри решил, что может просто притвориться, что это такое творческое задание. Что бы он сказал старой миссис Эпплуайт, будь он Дадли? Ну, если бы он стал сильно изменившимся и исправившимся Дадли…

Взяв в руки перо, Гарри с ужасом подумал, что Снейп сможет с помощью писем держать его в постоянном страхе бесконечно долго. Ведь даже если Гарри напишет письмо, источающее сожаление и раскаяние, Снейп просто выхватит у него всю связку и спрячет ее, заявляя, что Гарри не заслуживает никакого сочувствия от своей группы поддержки.

Но, черт подери, что еще ему оставалось делать? Потребовать, чтобы Снейп отдал Гарри его законную собственность? Скорее всего, такое не прошло бы… Да, в этом отношении Снейп вряд ли будет лучше Дурслей, верно? Он с удовольствием станет мучить Гарри возможностью получить письма от друзей всякий раз, когда захочет, чтобы Гарри что-то сделал. Черт, да он, наверное, станет читать их прямо на глазах у Гарри, ухмыляясь про себя, а потом отправит их — страница за страницей — в очаг.

Гарри глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться. «Нет смысла заводиться», — сказал он себе. Пока что он будет играть в игру Снейпа. В любом случае, ему ничего не стоило выполнить требование профессора, а писать письма было куда лучше, чем собирать мусор во дворе в наступающих сумерках.

И Гарри написал:

«Дорогая миссис Эпплуайт,

Слова не могут выразить мое сожаление…»

Гарри писал о том, каким избалованным был в детстве, как всегда получал все, что желал. Он писал, что молод и глуп и поддался влиянию друзей, сочиняющих неразумные планы. Он писал о том, что не думал ни о ком, кроме себя, и о том, как было весело в тот момент. Он писал, что представляет, насколько ее напугало вторжение, и как ее, должно быть, все это оскорбило. Он умолял миссис Эпллуайт о прощении и обещал, что сделает все, что в его силах, чтобы привести ее дом в порядок и загладить причиненное зло.

Ко времени, когда Гарри подписывал свое имя внизу листа, на кухне витал пьянящий аромат тушеного мяса, а в животе у Гарри урчало.

— Закончил, Поттер?

Гарри снова скрипнул зубами, но ему все же удалось прикусить язык.

— Да, сэр.

— Х-м-м. — Снейп подскочил к столу и выхватил письмо из-под покрытого чернилами пера. Гарри с вызовом наблюдал, как взгляд профессора быстро бегал по сохнущим строчкам, просматривая написанное.

Через минуту Снейп сморщил нос от отвращения, но сложил бумагу и спрятал ее в карман. Не говоря больше ни слова, он вернулся к кастрюле.

И это все? Никаких насмешек? И Снейп даже не сказал: «Что это за чушь, Поттер?» Или:

«Неудовлетворительно, кретин, начинай сначала?»

— Я очень сомневаюсь, что хоть одно слово в этом письме сказано искренне, — безразлично прокомментировал Снейп.

А, вот и оно.

— Однако на данный момент это придется принять. Завтра ты вернешь женщине имущество и принесешь устные извинения. Возможно, этого будет достаточно, чтобы преодолеть твое высокомерие и самонадеянность.

Гарри неслышно вздохнул. Ну конечно… Боже, одна мысль о том, что он должен будет посмотреть в разочарованные глаза миссис Эпплуайт вызывала у него отвращение. Миссис Эпплуайт была одной из самых милых жительниц Тисовой улицы и на протяжении многих лет относилась к Гарри очень по-доброму. Она напоминала более мягкую версию миссис Фигг, только без кошек. Вообще-то, Гарри иногда замечал, как миссис Эпплуайт неторопливо направлялась к дому миссис Фигг примерно во время послеобеденного чаепития.

Ну что ж, ничего не поделаешь, подумал Гарри. Снейп не желал слушать его, поэтому он не намеревался тратить время и силы, чтобы снова заявить о своей невиновности. Если профессор все-таки позволит прочитать письма и ответить на них, пройдут дни, прежде чем из этого что-либо выйдет. Даже если Сириус отправится прямиком к Дамблдору или, чем черт не шутит, попытается ворваться в дом Снейпа самостоятельно, это не избавит Гарри от того, что следующим утром профессор потащит его на Тисовую улицу.

Гарри пристально посмотрел на связку писем. Затем неуверенно протянул к ним руку, ожидая, что Снейп обернется и рявкнет, чтобы он к ним не прикасался. Однако тот молчал. Гарри осторожно пододвинул пачку ближе к себе, размышляя, не удастся ли улизнуть с письмами и спрятать где-нибудь, чтобы Снейп не смог их найти и конфисковать снова.

— Отнеси письма наверх, — резко приказал Снейп, не оборачиваясь. — Первая спальня справа. Ты оставишь их и сразу вернешься сюда, чтобы ждать дальнейших указаний. И если я увижу их снова, то брошу прямо в огонь, ясно?

При этих словах Гарри ощутил шок, а затем облегчение. Снейп позволил оставить письма? Ну, черт возьми, Гарри не собирался торчать здесь и ждать, пока тот передумает. Он уже почти дошел до обшарпанной гостиной, когда снова услышал голос Снейпа:

— И, Поттер?..

Гарри замер. Ему пришлось дважды сглотнуть, прежде чем он почувствовал себя достаточно уверенно, чтобы ответить.

— Да, сэр?

Вот. Это было чертовски почтительно, правда?

— Помни, что я никоим образом не обязан позволять тебе отвечать. Бери это в расчет, когда в очередной раз решишь вести себя, как законченный хам.

Гарри снова скрипнул зубами. Если так пойдет и дальше, то ему, вероятно, придется попросить Гермиону о консультации с ее родителями-дантистами, если к тому времени от зубов хоть что-то останется. Но Гарри все же удалось выдавить «да, сэр» и покинуть помещение, прежде чем Снейп продолжит проверять его выдержку дальнейшими оскорблениями.

Спальня выглядела немногим лучше остальной части дома. Она была узкой и тесной, даже меньше, чем комната Гарри у Дурслей, с узким окном, выходившим на унылый двор внизу. Кровать представляла собой не более чем потертый матрас на шатком металлическом каркасе, кроме нее единственным предметом мебели в комнате был слегка покосившийся шкаф, видавший лучшие дни. И все было покрыто солидным слоем пыли, от которой Гарри чуть не расчихался.

Обученный годами жизни у Дурслей, Гарри начал искать наиболее незаметное укрытие. Он нутром чуял, что Снейп очень скоро опять разозлится и решит забрать письма, и последнее, что Гарри хотел бы, — облегчить ему задачу. Через несколько мгновений он решил спрятать письма за лепным карнизом в правом углу комнаты: деревянная планка ослабла ровно настолько, чтобы можно было втиснуть толстый пакет. Тайник не мог сравниться с расшатанной половицей у Дурслей, но это было определенно лучше, чем оставлять письма на виду.

Гарри поспешил вниз, не желая навлечь на себя гнев Снейпа. Или хотя бы его не усиливать.

Когда Гарри спустился, Снейп как раз снимал с плиты кастрюлю с предположительно тушеным мясом. Профессор бросил на Гарри еще один из этих его сардонических взглядов, затем повернулся к буфету и призвал две миски.

— Где ты спрятал трофеи, Поттер?

Гарри нахмурился, пытаясь понять смысл вопроса:

— Э-э-э… трофеи?

— Деньги и драгоценности, которые ты украл у старушки-соседки, — холодно пояснил Снейп. — Они не были ей возвращены, и поиски в окрестностях ничего не дали. Поэтому я спрошу еще раз: где ты спрятал свою добычу? Потому что завтра ты возвратишь ей все собственноручно, мальчик. Так что перестань прикидываться дурачком и ответь мне!

Ха. Вот вам и временное перемирие. У Гарри не было ответа на вопрос, а Снейп ни за что не поверит, что Гарри не знает. И Гарри был не настолько глуп, чтобы лгать, лишь бы на время успокоить Снейпа; вскоре тот все проверил бы и, узнав, что Гарри не сказал правду, разгневался бы еще больше. Поэтому Гарри приготовился встретиться с гневом прямо сейчас.

— Не знаю, сэр.

Снейп замер, крепко сжав руками столешницу, затем повернулся к Гарри. Его лицо казалось напряженным от ярости, хотя говорил он очень тихо.

— Ты… не знаешь? Я правильно понял?

— Да, сэр.

— И ты считаешь приемлемым, — продолжил Снейп тем же зловещим шепотом, — лгать о подобных вещах? Составить тщательно продуманное письмо, полное банальностей, а затем отказаться вернуть бедной женщине ее законное имущество? Даже если оставить в стороне мораль, ты считаешь такое решение разумным? Ответь мне, Поттер!

Гарри не смог остановиться. Вероятно, виной тому послужило всепоглощающее чувство безнадежности, захлестнувшее его, ярость из-за того, что его считали настолько низким и подлым человеком, настоящим мерзавцем, способным на подобные поступки. И полная невозможность защитить себя, ведь в глазах Снейпа Гарри никогда не был никем иным, кроме как преступником.

Поэтому он посмотрел Снейпу прямо в глаза и холодно ответил:

— Да, сэр, это абсолютно неразумно.

От этих слов Снейп будто с цепи сорвался. Он схватил Гарри за воротник и туго закрутил вокруг шеи, словно петлю… к счастью, не настолько сильно, чтобы перекрыть поток воздуха, но достаточно, чтобы вызвать неприятные ощущения. Снейп наклонился, и Гарри ощутил на лице горячее дыхание, при каждом слове в него летели брызги слюны.

— Ты, верно, считаешь себя выше какой-либо критики, а то и вообще думаешь, что безгрешен, хотя только Мерлин знает, почему ты настолько убежден в этом, — холодно прошипел Снейп. — Но позволь заверить, что я собственноручно вытравлю из тебя это невероятное высокомерие, неблагодарный ты щенок. Ты все исправишь. Вернешь имущество той женщине и будешь на коленях молить ее о прощении. А затем отправишься к своим родственникам и попросишь прощения за то, что так их опозорил. И знаешь, почему ты это сделаешь, мальчик? — Снейп туже сжал воротник, притягивая Гарри еще ближе. — Потому что я могу бросить в камин не только письма, но и значительно более важные для тебя вещи.

Гарри внутренне похолодел.

— Вы не можете, — прохрипел он, мысленно перебирая личные вещи. Гарри был уверен, что они заперты у Снейпа, скорее всего, до тех пор, пока тот не пожелает достать их и сжечь. Даже Дурсли никогда не были настолько жестоки. Его фотоальбом… Боже, Снейп наверняка будет наслаждаться каждым мгновением. Он станет кидать снимки в огонь один за другим, медленно потягивая холодный напиток, с удовольствием уничтожая последние следы Джеймса Поттера на этой земле. А потом мантию… и метлу, полученную Гарри от Сириуса.

— Желаешь проверить эту гипотезу?

Гарри вырвался из рук Снейпа. Удивительно, но тот отпустил его, затем с отвращением обтер ладонь о штаны, словно прикоснулся к чему-то невероятно грязному и отвратительному, что было, конечно, неудивительно.

— Где? — рявкнул Снейп.

Слова вырвались изо рта Гарри, прежде чем он успел их остановить.

— Не знаю, — в отчаянии настаивал он, слегка задыхаясь. — Если бы я знал, то сказал бы вам, но я не знаю…

— Ни на секунду в это не поверю, — прорычал Снейп. — Может, тебе и удастся водить за нос других, но со мной подобное не пройдет. Отвечай на вопрос или оставайся без ужина. Возможно, размышления на голодный желудок помогут тебе образумиться.

«Без ужина». Скорее всего, это последний ультиматум на сегодня, — решил Гарри. Снейп отложит уничтожение Гарриных вещей (без сомнения, профессор сочтет это высшей справедливостью, учитывая предполагаемую причину наказания) до следующего дня, когда будет по-настоящему недоволен.

Гарри хотелось кричать. Хотелось плакать, пинать вещи. Но он знал, что это не принесет никакой пользы. Ему оставалось только проявить стоицизм, с которым он шел по жизни до сих пор. Происходящее не в его власти, напомнил себе Гарри. Изо всех сил он старался следовать инструкциям, быть послушным, делать то, что требовали, но все без толку. Это как с наказаниями за спонтанную магию. Гарри не мог изменить свою природу, поэтому приходилось выдерживать неминуемые последствия.

Если его вещи сгорят, это произойдет не потому, что он открыто бросил вызов Снейпу, имея возможность не делать этого. А потому, что профессор был слеп и предвзят, и его нисколько не заботила правда, пока ложь выставляла Гарри Поттера в дурном свете.

— Обойдусь без ужина. — Гарри был горд тем, как ровно прозвучали его слова. Ни сарказма, ни обиды, только согласие.

Конечно, это еще больше разозлило Снейпа.

— Опять разыгрываешь мученика, Поттер? — усмехнулся он. — Ты ни разу в жизни не пропустил обед. Не думай, что сможешь меня разжалобить…

Это было уже слишком.

— Конечно, нет, — сказал Гарри ледяным тоном. — Вы правы, профессор. Я не знаю, что такое голод. Уверен, к десяти вечера буду в слезах умолять вас не дать мне умереть от недоедания.

— Наверх, Поттер, — прорычал Снейп сквозь стиснутые зубы. — На сегодня с меня довольно. И, если у тебя есть хоть какое-то чувство самосохранения, постарайся, чтобы тебя было не видно и не слышно, пока я не буду готов иметь с тобой дело.

Что касается наказания, подумал Гарри, то оно оказалось более или менее стандартным. На самом деле, его едва ли можно назвать наказанием — в доме Дурслей это, скорее, был образ жизни. «Не шуми, делай вид, что тебя не существует». Понятно. Избавление от компании Снейпа тоже станет желанным и приятным облегчением.

Гарри бросился прочь, пытаясь подавить внезапно охватившее его чувство паники. Письма. Снейп не сказал ни слова о письмах. Может, если он продолжит гневаться, то забудет о них и не станет подниматься по лестнице, громко топая, и требовать от Гарри вернуть их.

Гарри должен быстро прочитать письма на случай, если Снейп вспомнит. Для начала просто просмотреть, чтобы уловить самое важное. Хотя нельзя сказать, что этим летом ему писали много существенного, даже Рон и Гермиона. Их письма были полны пустяков, банальностей и отсутствия информации, чего оказалось достаточно, чтобы Гарри начал подозревать, что их дружба распадается. Что, конечно, приводило к всплескам абсурдных мыслей: может, они винят его в смерти Седрика, может, ненавидят за то, что он помог воскресить Волдеморта, может, они не очень-то и верят, что Волдеморт вернулся…

Но, несмотря на это, Гарри отчаянно хотелось получить от них весточку.

Он прошел прямо к карнизу, забрал связку писем и отнес к окну, где можно было читать при угасающем вечернем свете, поскольку в комнате, похоже, не имелось иного источника освещения. Он опустился на твердый пол, с трудом сдержав стон, когда перетруждённые мышцы запротестовали.

Гарри горько ухмыльнулся. Снейп прогнал его с глаз, но это означало, что теперь тот не мог играть в рабовладельца и заставлять Гарри работать до поздней ночи. Гарри мог весь вечер валяться в кровати, пораньше лечь спать и полностью восстановить силы к следующему дню… Он чуть не расхохотался.

Да, утром Снейп наверняка будет в особенно неприятном настроении, но до этого оставалось еще много часов.

Гарри развязал бечевку, стягивающую пачку писем, и взял первое — от Сириуса. Он быстро просмотрел остальные и с удивлением обнаружил, что получил весточки также от Ремуса и от миссис Уизли. Однако от Рона и Гермионы ничего не было. Гарри постарался не позволить разочарованию овладеть им. Три письма — это здорово, напомнил он себе. Нынешним летом он не получал больше этого одновременно.

Гарри открыл письмо Сириуса.

«Гарри, — начиналось оно. — Думается, что рассказами о приключениях твоего отца в школьные годы я создал у тебя неверное представление. Послушай, я понимаю, что жизнь с маглами, скорее всего, скучна. Даже невыносима. Но это не может служить оправданием для твоего поведения.

Гарри, мы с Джеймсом тоже попадали в неприятности, но наши шутки были безобидными…»

Гарри быстро просмотрел остальной текст и швырнул письмо через комнату. Сплошное чтение морали, ворчание и ругань. И от кого? От Сириуса! Какого черта? Разве тот не знал Гарри лучше? Где возмущение? Где защита крестника? Где вопрос в отчаянии: «Ты же не ограбил ту женщину, правда?» Нет, Сириус, как и Снейп, автоматически предположил, что Гарри способен вломиться в дом старушки и украсть у нее ценные вещи. И по какой причине? Чтобы развеять скуку! Будто он стал бы привлекать к себе внимание после того, как воскресил этого гребаного Волдеморта!

Черт подери, Дамблдору следовало бы тщательнее все проверить! Подвергнуть сомнению выдвинутые обвинения! Ведь он знаком с Гарри уже не один год! Сириусу такое было почти простительно, поскольку все их общение на самом деле происходило только через нерегулярную переписку. Но Дамблдор… черт возьми, что же такого сделал Гарри, чтобы заслужить подобное недоверие? Разве он не старался всегда поступать правильно, невзирая на личные издержки? Да ради Мерлина, ведь он даже сражался с тем проклятым василиском!

Гарри глубоко вздохнул. Ладно, значит, крестный был о нем такого же высокого мнения, как и Снейп. Гарри мог смириться с этим. Однако Ремус учил его в течение года и, наверняка, знал лучше. Он вряд ли мог поверить, что Гарри совершил преступление только потому, что ему было скучно.

Начав читать, Гарри обнаружил, его мысли оказались верными. В какой-то мере.

«Гарри, — писал Ремус. — Я знаю, что прошедший год оказался для тебя почти невыносимым. Тебе пришлось столкнуться с тяжелыми испытаниями Турнира, затем наблюдать, как умирает соученик, и снова чуть не погибнуть от рук Того-Кого-Нельзя-Называть. Не могу представить, какой стресс тебе довелось пережить. Вдобавок, как я понял, семья не слишком тебя поддерживает, во всяком случае, не так, как тебе хотелось бы».

Гарри фыркнул. «Преуменьшение века», — подумал он. Но не то чтобы Ремус мог знать обо всем этом, на самом деле. Не то чтобы он удосуживался поддерживать связь с Гарри. Не то чтобы он хоть раз выразил понимание, что Гарри может понадобиться моральная поддержка или какое-то содействие, ведь он участвует в рискованном турнире с высокой вероятностью смерти.

Гарри продолжил читать.

«Я хочу подчеркнуть, что понимаю, как сильно это могло на тебя повлиять и чего стоить. Я знаю, что ты не можешь нести полную ответственность за свои действия, учитывая, через что тебе пришлось пройти. Но, Гарри, мне бы хотелось, чтобы ты нашел более здоровый выход для боли и разочарования.

Полагаю, в тот момент тебе было очень весело…»

Письмо Ремуса приземлилось чуть в стороне от письма Сириуса. Гарри сознавал, что ведет себя как капризный ребенок, но сейчас ему было все равно.

По крайней мере, теперь он знал, почему Снейп не конфисковал письма. Этот редкостный мерзавец сейчас наверняка потешался над Гарри — Гарри, который с таким нетерпением ждал новостей из мира волшебников, вестей от своей приемной семьи… только чтобы получить их в виде нотаций и неодобрения. Снейп, вероятно, считал, что избалованный и изнеженный Гарри Поттер заслуживает, чтобы его наконец как следует отчитали за непозволительное поведение.

К этому моменту Гарри уже догадывался, о чем написала миссис Уизли. Тем не менее, какая-то его часть надеялась, что в письме женщины, которую он считал приемной матерью, будет хоть немного слов поддержки.

Как оказалось, Гарри повезло, что он не получил его в форме вопиллера. Относительно короткое послание изобиловало такими словами, как «стыдно», «унизительно» и «невероятно». И заканчивалось оно надеждой на то, что в будущем Гарри не будет вести себя столь позорно, а станет поступать так, что его родители смогли бы им гордиться.

И тогда полились слезы. Гарри подтянул колени к груди, наклонил голову и позволил слезам упасть на грязные рваные джинсы. Очки запотели, а плечи сотрясались от сильных рыданий. Но он не издавал ни звука — этому умению Гарри научился уже давно. Даже тонкий, словно у летучей мыши, слух Снейпа не смог бы уловить эти тихие всхлипы.

Гарри плакал долго, пока глаза не заболели так же сильно, как и виски, а джинсы на бедрах не пропитались слезами. Слова, написанные на этих разбросанных по полу клочках пергамента, еще больше подчеркнули, насколько он одинок. Будто все ночи, проведенные взаперти в чулане, разом нахлынули на Гарри, напоминая, что его не любили и любить не будут и что, как бы он ни старался, его семья все равно захочет запереть его и забыть о его существовании. Такого одиночества он не ощущал с дохогвартских времен, и от этого боль становилась еще сильнее.

Может, так больно было и потому, что три человека, которых Гарри считал другими, которые, как он думал, знали его настоящего — не хулигана Поттера, заключенного в школу святого Брутуса, не знаменитость Гарри Поттера, — на самом деле его совсем не знали. Хотя, возможно, дело было не в них. Скорее всего, дело было в самом Гарри. Наверное, он слишком высокомерен и невыносим. Он необоснованно ожидал, что все автоматически полюбят его.

Гарри был измучен, голова пульсировала. Он заставил себя подняться с пола и сесть на голый матрас кровати. Его одежда была грязной — черт, да он и сам был грязным. И уж точно не был настолько глуп, чтобы рискнуть принять душ, когда комната Снейпа находилась чуть дальше по коридору.

Гарри решил, что станет спать. Сколько сможет. И настроит внутренние часы на раннее утро, когда Снейп, по всей вероятности, будет в постели. А потом… если он умоется внизу, это, скорее всего, не побеспокоит Снейпа. Гарри мог бы по-быстрому вымыться на кухне, используя воду из раковины, а потом выстирать одежду и разложить ее сушиться, пока в очаге еще горел огонь. Конечно, к утру вещи бы не просохли до конца, но это было однозначно лучше, чем носить ту же заскорузлую от грязи одежду еще день. Трусы он не будет стирать, так как ни за что на свете он не стал бы стоять глухой ночью посреди дома Снейпа в чем мать родила. Гарри решил, что разберется с этой проблемой в другой раз.

Несколько минут он выбивал матрас, изо всех сил стараясь не чихнуть от поднимающихся клубов пыли. Через некоторое время он сдался. Гарри стянул с себя футболку, сложил её, как мог, в форме подушки и попытался устроиться поудобнее в своей новой кровати. Пружины впивались в спину, и было неприятно лежать вот так, воняя и без рубашки, но Гарри подумал, что могло быть и хуже.

По крайней мере, он не в чулане. И не в подвале.