Стеклянные цветы (гет)

Утром того дня, когда в деревне собирались играть свадьбу, Агата нашла на своей кровати аккуратно расправленное и тщательно отутюженное шёлковое платье глубокого красного цвета. Рядом стояли изящные туфельки в тон.

Агата долго смотрела на эту картину и пыталась понять, что же она чувствует. Было очевидно, что это всё принёс сюда Мирон, помня о том разговоре в мастерской. Он хочет, чтобы на свадьбе в деревне все увидели её в этом платье. В красном: такой, какой видит её он сам. Но Агата, у которой никогда не было в гардеробе ничего подобного и вряд ли когда-нибудь появилось бы, даже на выпускной, если бы она всё же закончила школу, не чувствовала особой радости. Если уж на то пошло, поступок Мирона её скорее напугал, чем обрадовал. Во-первых, он не поинтересовался её собственным мнением о том, что она хочет надеть на эту свадьбу. Во-вторых, он без спроса вошёл в её комнату. Да, это его дом и он имеет право ходить, куда ему заблагорассудится. Но Агата привыкла думать, что это её комната, и пока она живёт здесь — это её убежище, её личный уголок, куда нельзя просто войти. Теперь стало очевидно, что это не так. В-третьих, приняв от хозяина дома такой подарок, не станет ли она ему обязаной в разы больше, чем сейчас?

Врождённая осторожность заставляла девушку оставаться на месте и не прикасаться к платью, каким бы прекрасным оно ни было.

— Что же ты? Разве не хочешь примерить? — раздался за спиной спокойный голос, в котором едва угадывались удивление и доля насмешки. — Мне казалось, все девушки любят обновки. Разве нет?

— Любят, конечно, — осторожно кивнула Агата. — Но это слишком красиво для меня и, наверное, слишком дорого.

— Ты так считаешь? — удивленно взглянул на неё Мирон. — И что же ты собираешься надеть сегодня?

— Ну я же не невеста, — замялась Агата, в гардеробе которой были только скромные брюки и пара джинсов. — Может, мне не обязательно наряжаться?

— Глупости! — возразил Мирон тоном, не терпящим возражений. — Ты можешь не брать себе это платье насовсем, если считаешь, что это слишком, но сегодня не стоит отказываться. Уверяю, все будут разряжены в пух и прах. На их фоне это очень скромный наряд.

— Правда? — позволила себя уговорить Агата. Ведь ей действительно очень хотелось хотя бы разок, хоть на чужой свадьбе побыть красивой, пусть даже и в красном. И если не оставлять платье себе, а лишь разок надеть, то всё не так уж страшно.

— Правда, — легко улыбнулся Мирон. — Я выйду. Приводи себя в порядок и будем выдвигаться. Нам ещё через лес идти. Туфли пока надевать не стоит, как ты понимаешь.

— Понимаю, — хихикнула Агата, представившая себя бредущей по сугробам в туфлях на хоть и невысокой, но всё же шпильке.

* * *

Свадьба удалась на славу. Судя по всему, за огромным столом собралась вся община от мала до велика. Мирона посадили на самом почётном месте — рядом с молодыми. Агата тоже оказалась под пристальным вниманием, ведь Мирон усадил её рядом с собой, не позволив отсидеться в каком-нибудь уголке.

Весь вечер она ловила на себе испытующие и почему-то сочувствующие взгляды. Но никто ни разу не попытался с ней заговорить, если не считать уже знакомого старосту Семёна Васильевича.

— Что, девка, как тебе живётся на новом месте? — спросил он, подсев к Агате, когда Мирон ненадолго отлучился. — Небось скучно?

— Нет, не скучно, — покачала головой Агата. — У меня всё хорошо.

— Вот и славно. А мы, вишь, племяшку мою замуж выдаём. Ей хотя и семнадцать годков ещё, да уж больно замуж хотела. Так сильно, что к осени родит, — чуть нахмурился Семён Васильевич. — Опозорила нас маленько, чего уж. Но что теперь поделаешь? Дело молодое, как говорится. Не больно у нас тут с девками густо, так что простили ей этот грех да поженили их, окаянных.

Агата сидела молча, не зная, что сказать. Ей тоже семнадцать. До дня рождения ещё три месяца ждать. А только если бы Мирон захотел, она бы вряд ли устояла. Подумаешь, три месяца. Кого они волнуют?

* * *

Вечером, раздевшись и забравшись, наконец, под одеяло, Агата вспоминала, как все смотрели на её яркий наряд, который, вопреки словам Мирона, был даже красивее платья невесты, отчего Агата чувствовала себя не в своей тарелке. Как танцевала с этим невозможно красивым и грациозным мужчиной, крепко и даже властно державшим её за талию. Как Мирон внимательно поглядывал на неё сквозь ресницы, и никто не смел к ней приблизиться, пока он был рядом.

Уже засыпая, Агата представила себя невестой — такой же счастливой, как та согрешившая девушка из деревни. Воображение нарисовало белое платье, фату и много цветов, улыбки гостей. Постепенно улыбки превратились в разверстые в крике рты, платье на глазах стало красным, а цветы стеклянными. Они тонко звенели, словно хотели предупредить о чём-то, но Агата не понимала их стеклянного языка. Вдруг внезапно налетевший вихрь подхватил девушку, швырнул на землю, и за миг до падения Агата с ужасом поняла, что сейчас разобьётся, разлетится на куски, на тысячи осколков.

Резко проснувшись, она села в кровати, огляделась. Было темно. Скорее всего, до утра ещё далеко. Поднявшись, девушка накинула тёплый халат, сунула ноги в уютные домашние тапочки и осторожно подошла к небольшому комоду, на котором хранила подсвечник со свечой и спички.

Робко заплясавший на кончике фитиля огонёк позволил разглядеть часы, мирно тикавшие на стене рядом с дверью в коридор. Половина третьего ночи — надо бы вернуться под одеяло и попробовать снова заснуть, но Агата решила сперва сходить на кухню — выпить воды или молока. Вдруг подумалось: почему она никогда не видит людей, которые ежедневно приносят свежие продукты в хрустальный дом (так Агата про себя окрестила жилище Мирона)? То же молоко — откуда оно появляется? Очевидно, из деревни. Но когда? Агата встаёт рано, чтобы успеть приготовить завтрак и накрыть на стол. Бывает, что Мирон спускается в кухню уже после неё. Так кто же ставит в холодильник свежую банку молока каждое утро? Загадка.

Решив не забивать голову посреди ночи, Агата осторожно вышла в коридор и побрела в сторону кухни, заботливо прикрыв ладошкой огонёк свечи от случайного сквозняка. Не сразу она заметила, что из-под кухонной двери пробивается едва заметная полоска света.

Испуганно забилось сердце. Мирону тоже не спится? Что она ему скажет? И как он посмотрит на то, что она нарушит его уединение? Захотелось немедленно развернуться и поскорее оказаться в своей комнате, а ещё лучше — прямо под одеялом, как в детстве, когда она пряталась от всех несуществующих, но самых настоящих ночных монстров разом.

Пока она мешкала, дверь открылась, и на пороге появился Мирон в свободной домашней рубахе и уютных штанах из тонкой шерсти. Волосы его были растрепаны, а на губах блуждала легкая улыбка.

Ни слова не говоря, Мирон уставился на Агату внимательным, изучающим взглядом. В его черных глазах плясали желтые и красные огоньки. Агата не сразу поняла, что это отражение света её свечи, и поначалу испугалась. Молчание затягивалось и становилось всё более гнетущим, но Агата отчего-то никак не могла заставить себя уйти или хотя бы что-нибудь сказать.

Вдруг Мирон сделал один широкий шаг и оказался так близко, как не был ещё ни разу, если не считать их танца на свадьбе. Агата чувствовала его дыхание на своём лице, а потом и руки, осторожно сжавшие её плечи. Прошла, казалось, целая вечность, прежде чем мужчина отпустил её, чуть сдвинув в сторону, и, всё так же не говоря ни слова, скрылся в темноте. Лишь едва слышный скрип лестницы на второй этаж да особенный, ни с чем не сравнимый аромат, витавший в воздухе, убедили Агату, что всё это ей не привиделось.

Забыв про кухню и молоко, девушка стремглав бросилась в свою комнату и до утра просидела под одеялом, боясь погасить свечу. Отчего-то ей стало страшно и в то же время радостно, словно она предвкушала что-то особенное, чего ещё ни с кем не случалось.