Ему было плевать... (гет)

Ему было плевать, когда Друэлла с остервенением выжигала имя и портрет Андромеды с семейного древа в доме Вальбурги и Ориона.

Никто вплоть до дня икс не верил, что средняя дочь может так поступить с семьёй. Она и раньше была необузданна, но это переходило все границы. Андромеда прекрасно знала о последствиях и всё равно вышла за грязнокровку.

Неделей ранее, на дне рождении отца, она сообщила о предстоящей свадьбе, чем повергла абсолютно всех не то что в шок, а в смертельный ужас. Она намеренно выбрала значимое событие, на которое съехались представители других чистокровных семей. Чтобы у родителей не было возможности исказить правду. Андромеда собирала чемоданы под крики отца, проклятия матери, издёвки Беллы. Даже последнее не смогло вывести её из себя. Родольфус стоял в дверях рядом с такой же молчаливой Нарциссой и наблюдал, как с каждым платьем из дома медленно испарялся запах полыни и мяты, который он всякий раз, оказываясь в поместье, неосознанно пытался обнаружить. Стены стали казаться ему холоднее, когда последний чемодан захлопнулся. Андромеда не просила понять, не умоляла простить, она вообще не чувствовала вины. Она смотрела на домочадцев с вызовом, испытывая гордость за свой поступок, только Нарциссе досталась толика мимолётной грусти, которая быстро погасла, стоило Андромеде перевести взгляд на Родольфуса. Он вновь столкнулся с тёмно-карим равнодушием, настолько привычным, что он, наконец, перестал ждать иного.

Хоть Друэлла уже успела проклясть дочь, она, тем не менее, попросила зятя убедиться. Выбор его Друэллой был вполне логичен, но всё равно удивил Родольфуса. Ему казалось, все до сих пор помнят о его опрометчивости за столом на сватовстве. Или помнил только он?

Как бы то ни было, просьба Друэллы нарушила его планы. Он собирался провести этот день в пабе вместе с Рабастаном и Джагсоном, а не смотреть, как Андромеда выходит из церкви в подвенечном платье. Наверняка в каком-нибудь нелепом, не таком, какое Лестрейндж воображал и какое она должна была носить, ведь вонючий Тонкс не мог дать ей лучшего. Это точно не будет элегантное приталенное платье в стиле тридцатых, с изысканным воротником-стойкой и V-образной горловиной, которая вместе с серединой полочки изящно украшена мелкими пуговицами; платье, где юбку образуют клинья, расширяющиеся к низу, где длинные рукава нежно обволакивают руки, чтобы оборваться на запястьях фигурными краями; а каштановые локоны точно не будут ниспадать из-под винтажной фаты-"джульетки", так дополняющей образ... Как бы Родольфус ни хотел избежать терзаний своих глаз, а, может, и не только их, ему пришлось идти на свадьбу Андромеды.

Церемонию провели в узком кругу, состоящем в основном из магглов и магглорождённых, в обычной, ничем не примечательной маггловской церквушке, священник которой и помыслить не мог, кого только что обвенчал. Обвенчал. Андромеда сразу решила заключить брак и на небесах — какое убожество, связать себя с этим отрепьем ещё и после смерти! С Беллатрисой Родольфус такой ошибки не допустил.

Он не стал входить в церковь, предпочтя затаиться в тени деревьев на другой стороне улицы, ему было противно просто находиться в этом районе, словно он погряз в огромном болоте, после которого невозможно отмыться. Он брезгливо счищал с пальто очередную ворсинку, когда двери храма отворились и выпустили молодожёнов. Разумеется, на Андромеде не было платья в стиле тридцатых, как не было и "джульетки". В свой главный день она облачилась в пышное свадебное платье со шлейфом. Корсет с драпировкой подчёркивал точёную талию, кружевные рукава с фестонами на концах оттеняли фарфоровую кожу, многослойная юбка из плотной ткани, верхний слой которой отделан кружевом, точно так же, как и шлейф, накладывала печать благородства. Особенно вкупе с аккуратной диадемой, венчавшей голову, и хитросплетённой причёской, из которой струилась широкая присборенная фата в пол. Хоть вид Андромеды совершенно не соответствовал представлениям Лестрейнджа, она сумела сохранить и приумножить свою врождённую утончённость. Она являла собой настоящую богиню Афродиту. Такая женщина была достойна могучего Марса, а не жалкого Гефеста, каким представлялся Тонкс рядом с Андромедой. Тем не менее, она была счастлива. О чём буквально кричали её блестящие глаза и немеркнущая улыбка. Родольфус увидел достаточно, чтобы понять, что отныне Андромеда потеряна навсегда. Для всех.

Он с полным отсутствием эмоций наблюдал, как с полотна сначала исчезла буква "А", потом "н", затем "д". Он специально встал напротив зеркала, чтобы следить за собственным лицом — необходимо, чтобы все знали, что ему плевать на то, что сейчас происходило. Ведь окружающие, наоборот, выдавали своё небезразличие: Друэлла яростно работала палочкой, пряча красные глаза и периодически втягивая носом воздух; Сигнус отрешённо смотрел в окно, без конца крутя в руках портсигар, из которого за утро уже потратил четыре сигары; Нарцисса тихо всхлипывала, тщетно пытаясь скрыть это, прижимая к носу платок, которым быстро стирала прорывающиеся слёзы; Беллатриса злорадно хихикала, она уже давно вычеркнула сестру из своей жизни, но та не прекращала маячить, словно корочка на зажившей болячке, которую так хотелось содрать, — и вот, наконец, желание исполнилось; Вальбурга и Орион безмолвно следили за действиями Друэллы со смесью презрения и разочарования. Это был день свадьбы Андромеды, и это был день её смерти.