Hazel (гет)

Тео заметил, что отец изменился, в то первое лето, когда вернулся на летние каникулы из Хогвартса. Ему было всего двенадцать лет, но он вполне имел представление о том, что между мужчиной и женщиной иногда случаются романы. Мамы своей он не помнил — она умерла от лихорадки, когда Тео был ещё совсем младенцем. Умерла, держа его за руку. Может, поэтому он один из немногих видел фестралов? Отец проводил с ним по-прежнему много времени, с удовольствием слушал рассказы о школьных товарищах, но Тео заметил, что из глаз отца исчезла тоска. Иногда он словно уходил в свои мысли и чему-то улыбался. Отец стал смеяться, а однажды Тео даже слышал, как отец — невероятно — напевает мотив Селестины Уорлок «Ты украла моё сердце».

Тео вернулся в школу, а когда приехал на Рождественские каникулы, поразился ещё большим переменам в отце. Тот словно помолодел — раздавал указания Ханни, самолично занялся украшением ели и развешиванием гирлянд, а потом, в самый Сочельник, извинился перед Тео и исчез на целую ночь, прихватив с собой корзину с жареной индейкой, пыльной бутылкой вина и фруктами.

Тео делал вид, что ничего не замечает, а отец — как все близорукие родители — наивно полагал, что сын ещё слишком маленький, чтобы понимать что-то в любовных делах. Может, боялся, что Тео будет ревновать к таинственной незнакомке? Интересно, кто она такая? Наверняка, какая-нибудь кузина Блэков. Или Розье. Главное, чтобы не Гойл. Тео хрюкнул, представив себе мачеху с квадратной челюстью и массивными кулаками.

Всё рухнуло, когда во время третьего тура Кубка Огня Гарри Поттер появился на границе квиддичного стадиона с телом Седрика Диггори. Магическое сообщество предпочло не поверить байкам мальчика, который вечно влипал в неприятности, но Тео знал, что Тот-Кого-Нельзя-Называть вернулся на самом деле. У него были уши и глаза, он видел метку на руке отца, он слышал его разговоры. На самом деле они не все предназначались для его ушей, но кто виноват, что отец не всегда накладывал заглушающее заклинание на стены своего кабинета?

Тео было неуютно. Он сам не знал, хорошо это или плохо, что Тот-Кого-Нельзя-Называть вернулся. До его возвращения всё было совсем неплохо.

Кажется, отец перестал наведываться к своей незнакомке. По крайней мере, сияние в его глазах угасло. Уголки губ поникли, и он внезапно постарел.

Перед пятым курсом, в один из последних дней августа, отец послал Ханни со списком школьных принадлежностей в лавки Косой аллеи. После его возвращения Тео принялся разбирать пакеты со свёртками. «Стандартная книга заклинаний», «Успехи заклинательных наук» вызвали зевоту, «Оракул снов» — брезгливое хмыканье, а вот «Защита от Тёмных сил: основы для начинающих» — живой интерес. Были тут ещё новенькие перья и чернила, пакетики и склянки с порошками и травами для зельеварения.

В тёмной бархатной коробочке Тео обнаружил красивую брошку, похожую на обыкновенный плод орешника. Коричнево-янтарный орешек прочно держался за махровое ложе прицветника. На обратной стороне броши было выведено золотыми буквами: «Hazel».⁽¹⁾ Под коробочкой лежала карточка с адресом.

Отец явно занервничал, когда обнаружил Тео с коробочкой в руках. Спрятал в карман и неуклюже принялся расспрашивать Тео о СОВ, о том, понимает ли он всю важность сдачи этих важных экзаменов в конце учебного года.

Тео хмыкнул, подыграл отцу, но ухо держал востро и слышал, как отец позже давал Ханни указания по доставке коробочки в почтовый ящик по адресу.

Маггловская улица в Энфилде?

Вряд ли бы Тео решился туда наведаться, но после того, как отца посадили в Азкабан, отчаянно хотелось отжать у мироздания хоть каплю тепла. Чёртов Поттер! И понесла его нелёгкая в Отдел тайн! Теперь все знали, что Тот-Кого-Нельзя-Называть возродился на самом деле, но Тео больше устраивали времена, когда тот скрывался, а отец был дома.

Прижать Ханни и убедить его показать место, куда он относил осенью брошь, не составило труда. Ханни жалел Тео, был предан ему не меньше, чем мастеру Лиаму. Поскольку конкретного запрета на выдачу адреса от хозяина не поступало, он пообещал Тео перенести его к дому той женщины.

Она подстригала розовые кусты на клумбе, и Тео узнал её мгновенно по глазам цвета орешника, хотя никогда в жизни не видел.

Он сам не понял, как после сбивчивого объяснения, кто он такой, согласился зайти в её дом. Съесть целую тарелку лукового супа, слопать дюжину булочек с чаем. Когда она машинально заправила его русый локон, свесившийся в тарелку, ему за ухо, он вздрогнул. Такие ласковые руки, наверное, были у мамы.

Оказалось, Элизабет — так её звали — знала о Тео. Да, она была обыкновенной магглой. Но в доме её было то волшебство, которое не наколдуешь никакими заклинаниями. Уют и тепло. А ещё бокал отца в сушилке. Его зубная щётка в ванной. Его часы, забытые в спешке, на полочке в кухне.

Она всё это время ждала отца. Не зная, что с ним, где он.

Тео сказал Элизабет, что отец вынужден был спешно уехать. Обещал наведаться ещё как-нибудь, прекрасно зная, что не станет её беспокоить. Потому что боялся привязаться. Хотеть, чтобы она вот так ласково заправляла ему ярлычок от футболки, когда он путался в шнурках в коридоре, обуваясь маггловским способом, или подсовывала пакет с пирожками, которые могли посоперничать с изумительной выпечкой Ханни. Как мама. Боялся поверить, что тепло семейного очага бывает на самом деле.

Он всё топтался в коридоре, оттягивая тот момент, когда придётся возвращаться в пустующий особняк или дом Блейза Забини, где он проводил добрую часть каникул. Взялся за ручку двери, повернулся, чтобы попрощаться.

В этот момент из комнаты справа через прикрытую дверь донёсся писк. Или кряхтенье. Элизабет кинулась на звук, и Тео услышал, как она ласково заворковала. Когда Элизабет вышла из комнаты с ребёнком на руках, Тео выронил пакет с пирожками.

Это была маленькая девочка с глазами Элизабет, но поразительно похожая на... отца?

— Как её зовут? Сколько ей? — ошарашенно спросил Тео, невольно протягивая руки к малышке. Та потянулась навстречу, засопела, зачмокала, а потом прижалась носом к плечу Тео.

— Её зовут Хейзел. Ей полгода, — с тёплой печалью ответила Элизабет.

В Азкабан к отцу не пускали, но ему можно было отправлять письма. Правда, не всё в них можно было написать. Тео очень хотелось узнать, почему отец не рассказал про сестрёнку. Может, поэтому он порвал связь с Элизабет? Опасался, что Тот-Кого-Называть-Нельзя узнает? О, Тео прекрасно понимал опасения отца. В начале седьмого курса связь с отцом пропала совсем. Это было самое массовое бегство узников из Азкабана, но Тео не мог сказать наверняка, что отец находится среди сбежавших. Где он? Почему не даёт о себе знать?

Может, Тот-Кого-Нельзя-Называть создал некое подобие штаба и держит всех под рукой? Драко Малфой, больше похожий на инфернала, чем на живого человека, неуклюже намекнул, что с отцом всё в порядке, но большего от него Тео добиться не смог. Панический страх был повсюду.

Когда Поттер объявился в Хогвартсе в мае и началась эвакуация учеников, Тео даже позавидовал Поттеру и его компании. Они были вместе. Тео и большинство слизеринцев давно были каждый сам по себе. Никто никому не доверял. Никто никому не верил.

Из «Кабаньей головы» он сразу аппарировал домой, в поместье. Долго сидел в темноте, не зажигая камина, пока в коридоре не послышался хлопок. Попасть в дом, минуя все защитные барьеры, мог только отец.

Нелегко было убедить его не сдаваться благородно на милость победителям. Ну кто станет разбираться в степени виновности бывшего Пожирателя? Кто учтёт, что тот фактически сбежал с последней битвы Того-Кого-Нельзя-Называть, хотя при ином раскладе победителей и проигравших подвергся бы немедленному изощрённому уничтожению?

Тео знал другой путь.

Отправить Ханни в горящий Хогвартс и дать поручение разыскать самый изуродованный труп Пожирателя. Чтобы его нельзя было опознать, но чтобы шрам от метки хорошо был виден. Допустим, в Запретном лесу, поближе к логову Арагога. Не все наёмные Пожиратели были знакомы с порядками Запретного леса, а то, что некоторые решат сбежать, было слишком предсказуемо.

Надеть на этот труп фамильный перстень отца, его мантию и подождать, когда через неделю Тео вызовут в Аврорат для опознания.

За это время вместе с отцом подыскать дом как можно дальше от Англии, чтобы они с Бетти спокойно начали жизнь с чистого листа. А Тео всегда мог приехать в гости.

По правде сказать, отец долго не соглашался с доводами Тео. Лиам считал, что его жизнь так и так загублена и что пожизненный срок в Азкабане — самая верная расплата за все ошибки.

— Есть другой способ, — твёрдо произнёс Тео. — Элизабет тебя ждёт, папа. Всегда ждала.

По лицу Лиама пробежала тень. Плечи его опустились.

— Ты знаешь про Бетти? — с мукой в голосе спросил Лиам.

Тео кивнул и рассказал, как случайно подслушал про поручение Ханни доставить брошь по адресу в Энфилд.

— Ты слишком молод, Тео, — каждое слово давалось Лиаму с трудом. — Я не могу подвергнуть жизнь Бетти опасности. Я люблю её. Она не знает, что я — волшебник. Пусть лучше думает, что я обычный негодяй.

— А как же твоя дочь? — Тео прибегнул к последнему аргументу. — Вдруг она родилась волшебницей? И вообще... Я вырос без матери. Не обрекай её на жизнь без отца.

— Какая дочь?..

В далёкой Австралии, в Белконнене, в районе Хиггинса, Лиам приглядел симпатичный домик по смешной цене. Главными его достоинствами были роскошный куст орешника во дворе и тихие, дружелюбные соседи — Моника и Венделл Уилкинсы.

1) В английском языке слово «Hazel» обозначает и название куста орешника-лещины, и цвет глаз.

Вернуться к тексту