Вне подозрений (гет)

— Цените книги — источник фиги! — услышал Рон и открыл глаза.

— М-м-м... Знаешь, что, Рон — всё-таки это мой будильник, — сонно проворчала Гермиона, медленно перекатываясь на бок и поворачиваясь к прикроватному столику. Рон почувствовал, как от этого движения его ладонь, заползшая ночью на живот Гермионы, скользнула по бедру и упала на простынь. Через секунду Гермиона уже сидела в постели и испуганно тёрла глаза. — Девять часов? Чёрт, я опоздала на работу! — раздался её нервный крик.

— Без паники. Сегодня суббота, — сказал Рон.

Гермиона недовольно простонала и с размаху упала затылком в подушку, отчего её лицо полностью скрылось под копной волос.

— А почему кричал будильник?

— Потому что мне нужно вставать. У меня рабочая суббота, — сказал Рон и настороженно прислушался.

— Хм-м-м... — ответила Гермиона, из чего Рон понял, что расспросов не будет. Тем лучше. Он потянулся за палочкой, чтобы остановить неугомонный вопиллер, но не успел.

— Вставай, игра зовёт — на каждый шах ответим матом! — раздалось с прикроватного столика Гермионы.

— Рон, ну как так можно... И это вместо «с добрым утром»...

— Всё, выключаю, спи. Вернусь к обеду, — сказал Рон, пуская заклинание на будильник и медленно поднимаясь с кровати.

— Ты помнишь, что сегодня день рождения моей мамы? Нас ждут в семь, — раздалось из-под каштановой копны.

— Ага. Я же сказал, к обеду вернусь, — проворчал Рон, чувствуя, как настроение резко опускается ниже плинтуса. Он не имел ничего против Гермиониной мамы, но каждая встреча с мистером Грейнджером плохо сказывалась на его нервной системе. Если бы Гермиона не упрямилась и согласилась официально объявить о помолвке и назначить дату свадьбы, может быть, её отец перестал бы смотреть на него, как на совратителя невинных девушек.

Гермиона, ранняя пташка, перевернулась на живот и ровно засопела. Положив палочку на прикроватную тумбочку, Рон крадучись добрался до ванной комнаты и совершил традиционные утренние ритуалы. Затем он так же тихо вернулся в спальню, достал одежду из шкафа и, схватив палочку, ушёл одеваться в гостиную. Ему совершенно не хотелось разбудить Гермиону. Раз уж появилась возможность отправиться на Финдон-роуд без лишних объяснений, грех было ею не воспользоваться. Рон даже хотел проигнорировать завтрак, но круассаны так призывно манили из-под купола прозрачной хлебницы, что он не удержался и съел пару штук, стоя посреди кухни и запивая их водой.

Вероятней всего, его скоро накормят, но он не собирался напрашиваться на завтрак к Джейн. Не есть же он к ней идёт, честное слово! Возможно, их общение завершится задолго до обеда, но никогда нельзя знать наверняка. В любом случае, Рон хотел, чтобы этот его визит на Финдон-роуд стал последним. Он всегда старался, чтобы встреч было немного, не больше двух или трёх, иначе можно было примелькаться магглам-соседям, или родственникам, или друзьям, а у него много сил уходило и на один Обливиэйт. Хорошо, что их с Джорджем палочки находились под чарами неуловимости! После войны Министерство, решив усилить меры борьбы с неправомерным использованием магии, провело регистрацию всех палочек, разработало перечень «непростительных, особо опасных, и потенциально опасных заклинаний» и приняло закон, согласно которому все «новые, ранее неизвестные заклинания подлежали занесению в общий магический реестр» — после одобрения уполномоченной комиссией, в которую, кстати, входила Гермиона. Из-за этих драконовских мер Рон с Джорджем стали фигурировать в сводках нарушений, потому что постоянно придумывали и испытывали новые чары для «Вредилок». Чтобы каждый раз не доказывать, что он не верблюд, Джордж ровно год назад модифицировал чары ненаносимости и без зазрения совести скрыл свою палочку от надзора.

— В бизнесе как на войне, — сказал он, колдуя над палочкой Рона, — только мы идём в обход закона с исключительно мирными целями: мы же не можем позволить, чтобы наши секретные разработки занесли в общий реестр заклинаний! Надеюсь, ты не станешь извещать об этом Гермиону?

Естественно, Рон не стал. Ему самому ужасно надоело спорить с Гермионой, которая по долгу службы читала лондонские сводки о нарушениях и каждый раз, завидев в них фамилию Уизли, долго рассказывала Рону, почему нужно быть осторожным при испытании новых заклинаний и как важно вести их тщательную регистрацию. Тогда он и подумать не мог, что чары неуловимости, наведённые Джорджем, могут понадобиться не только для магазина. «Если кто-то считает, что создание отвлекающих обманок или порошка мгновенной тьмы требует более низкого уровня магии, чем поимка преступников, пусть продолжает так считать», — подумал Рон, вспоминая, как тщетно их конкуренты пытались подделать Безголовую шляпу.

Напялив на себя маггловскую куртку и натянув на голову серую бейсболку, чтобы не светить лишний раз своей приметной шевелюрой, Рон аппарировал прямиком в мокрые кусты можжевельника, огибавшие заднюю часть двухэтажного дома на западной окраине Лондона. Здесь жили далеко не самые бедные лондонцы, но это вовсе не гарантировало им счастливой жизни — как, например, в случае с Джейн Моррисон.

«Деньги, конечно, очень важны, но магия важнее», — подумал Рон, выходя из кустов и недовольно отряхиваясь. Ему пришлось просидеть в кустах лишние пять минут, потому что одна пожилая дама выгуливала неподалёку своих собачек. Ночь была дождливой, утро промозглым, можжевельник колючим, но Рона согревало предвкушение. Он был магом в мире магглов, о котором на самом деле знал не так уж и много, но который с каждым новым приключением открывался для него с новой стороны.

Обогнув аккуратный серый забор, Рон подошёл к калитке и нажал на кнопку звонка напротив имени Д. Моррисон.

— Кто там? — спросил женский голос.

— Это я, — ответил Рон и тут уже услышал гул зуммера. Он распахнул калитку и вздрогнул: на мгновенье ему показалось, что за домом, в кустах можжевельника раздался до боли знакомый уху звук — хлопок аппарации. Рон замер на несколько секунд и прислушался. Это было странно, но маловероятно. Нет, это было невозможно! Вдруг в соседнем доме распахнулось окно, раздались голоса, и Рон поспешно зашёл во двор, закрыл за собой калитку и пошёл по небольшому, зеленеющему саду к приоткрытой двери дома.