Орфей (гет)

Серые глаза пристально смотрели в серые глаза. Как будто платиновый клин с острым концом бурил мягкий сланец, проникая все глубже, разрушая слой за слоем. Чоу вздрогнула и опустила голову. У нее не было ни единого шанса выстоять против Люциуса, даже против его изображения, и теперь она злилась на себя за решение прийти в библиотеку.

Хотя к кому еще она могла обратиться? У нее нет друзей ни в Англии, ни во Франции. А поговорить с кем-нибудь было просто необходимо. — Извини, — пробормотала она, все еще избегая взгляда Люциуса. — Я не хотела мешать.

Он слегка наклонил голову. — Ты не помешала мне, милая. Пожалуй… мне даже приятно тебя увидеть. Чему обязан за такую честь?

— Мне одиноко и нужно с кем-нибудь поговорить.

— Ну что ж, тогда давай поговорим. — Он жестом предложил ей сесть. Все еще чувствуя себя очень неловко, Чоу подчинилась, но присела на самый краешек кресла. Люциус поднял бровь. — Ты уверена, что тебе удобно?

— Да… то есть нет… это не важно.

— А. — Некоторое время он молча наблюдал за ней и за ее все возрастающим чувством неловкости. — Для человека, который пришел сюда поговорить, — заметил он, — ты слишком молчалива.

— Это не легко, — ответила она с легким намеком на мрачноватую непокорность. И тут же отругала себя за то, что снова разговаривает как трудный подросток. Ей же уже тридцать шесть, она давно уже взрослая женщина, но Люциус всегда заставлял ее чувствовать себя глупой девчонкой. Это было частью его притягательности — та беспомощность, которая всегда охватывала ее в его присутствии. Люциус прекрасно умел заставить любого чувствовать себя беззащитным, маленьким, незначительным, а главное — виновным во всем этом.

— Не легко? — Откликнулся он. — Глубоко извиняюсь — не знал, что мое присутствие влияет на тебя настолько угнетающе.

Он играл с ней. Он всегда играл с ней — она очень хорошо это помнила. Все началось, когда она жила в поместье, а Драко еще не закончил школу, и в огромном доме были только он, она и Нарцисса. Люциус был великолепен в этой игре, впрочем как и большинстве других — всегда самый сильный игрок, всегда победитель. Ей нравились победители. Это тоже было частью его притягательности. Хотела ли она выиграть? Она сама не знала точного ответа на этот вопрос. Впрочем, ответ не имел значения. Стоило попробовать хотя бы для того, чтобы проверить, на что она способна. — Ты очень хорошо знаешь, как влияет на меня твое присутствие, — ответила она — резковатым, провоцирующим тоном. Как ребенок, бросающий камушки во льва в зоопарке, надеясь на то, что стальная клетка защитит его от зверя.

— Я кажется помню… да… — у Люциуса были тяжелые веки, и эта азиатская черта придавала всему его, в остальном холодному, лицу чувственность. — Это значит, ты скучаешь по мне, девочка?

Чоу подняла голову, хотя кровь отчаянно билась в висках и в ушах шумело так, что этот звук заглушал тяжелое дыхание. Сейчас она будто бы стояла на берегу моря в шторм, оглушенная воющим ветром и волнами, разбивающимися о камни. Их взгляды снова встретились, но на этот раз Чоу заставила себя не отводить глаз. — Временами, — ответила она. Голос показался шепотом по сравнению с гулом в голове, хотя она говорила достаточно громко.

— Приятно это слышать. — Чоу совершенно не понравилась улыбка, играющая на губах Люциуса. Судя по этой улыбке, у его слов был скрытый смысл, которого она не улавливала.

— Но… — она постаралась взять себя в руки и не обращать внимания на его насмешку — … я хотела поговорить не об этом.

— Какая застенчивость. — Он посмотрел на нее, полуприкрыв глаза, и покачал головой. — Очень мило, хотя и несколько не по возрасту. — Так о чем же, осмелюсь поинтересоваться, ты пришла поговорить?

— Драко. Он… очень странный.

Люциус пожал плечами. — Он Малфой, моя дорогая.

Это тоже было частью привлекательности. Его тонкое чувство юмора, иногда проявляющееся даже в виде самоиронии. Один раз (только один) она по неопытности засмеялась и добавила что-то от себя… Она вздрогнула. Это портрет, повторила она себе — не стоит вести себя так, будто ей все еще восемнадцать, а он жив. Но кого она пытается одурачить? Он намного больше, чем портрет, она прекрасно это понимала, и сам Люциус тоже знал об этом. — Я хотела сказать, что Драко очень изменился. Он почти не разговаривает со мной и кажется … поглощенным какой-то мыслью, но я понятия не имею, что могло случиться. Иногда он выходит на прогулку, но не бродит по окрестностям, как раньше … все выглядит так, будто… — она опустила голову и уставилась на свои сжатые руки… — будто он гонится за кем-то невидимым.

— Неужели? — Голос Люциуса не казался удивленным. Скорее, он был доволен услышанным. — А почему это тебя беспокоит?

Чоу почувствовала, как ее захлестывает беспомощный гнев. Не стоило ей приходить, не стоило разговаривать с ним, потому что он прекрасно знает, что происходит, но не собирается ей рассказать. И Драко — тоже. Только Драко не распространял вокруг себя атмосферы насмешливого превосходства. — Потому что я его жена. Потому что я чувствую себя одинокой и брошенной. Все вокруг изменилось, и не в лучшую сторону, с тех пор… — она резко замолкла.

— С каких пор, милая?

— С тех… — она сглотнула, но рот остался сухим, и страх по-прежнему тяжелым комом стоял в горле. — С тех пор, как ты заговорил, — чуть слышно пробормотала она. И, собрав всю решительность, добавила. — Все в нашей семье пошло наперекосяк. Я бы хотела… чтобы ты так и продолжал молчать. — У нее гулко билось сердце, и пылали щеки. Сейчас она чувствовала себя необыкновенно смелой.

— Мне кажется, дорогое дитя, что ты упускаешь одну важную деталь, — спокойно ответил Люциус. — Дела в семье должны идти весьма плачевно, чтобы нескольких слов, оброненных портретом, оказалось достаточно, чтобы вызвать столь разрушительные последствия.

— Ты намного больше, чем портрет, и прекрасно это знаешь! — Разгневано возразила Чоу.

— Да что ты? И что я тогда?

Вспышка ярости придала ей храбрости, поэтому Чоу решила, что сможет выдержать пристальный взгляд Люциуса. Но сланец снова рассыпался под безжалостным давлением платины.

— Вот видишь, киска, ты даже не можешь ответить на такой простой вопрос. — Он поднял руку, как будто собираясь погладить ее по голове, потом снова опустил. — Но не стоит волноваться. Скоро, очень скоро, все изменится.

Чоу пришлось сморгнуть несколько слезинок, чтобы лучше видеть Люциуса. — Что ты имеешь в виду?

Он улыбнулся и покачал головой. — Пока не могу рассказать. Еще не время. Только знай: через несколько дней глава семьи Малфой снова возьмет бразды правления в свои крепкие руки.

Смахнув последние слезинки, Чоу поднялась из кресла и робко улыбнулась. — Звучит многообещающе. Что ж, тогда я буду ждать и постараюсь не беспокоиться. Спасибо, Люциус. — Она развернулась и вышла из библиотеки.

— Всегда рад тебя видеть, — протянул Люциус ей вслед. — А звучит действительно многообещающе.

* * *

Еще ни разу в жизни Люси не испытывала такого ужаса.

Все еще сидя в углу, только теперь без прикрытия плаща-невидимки, под гневными взглядами трех взбешенных учителей, она спрашивала себя — хотя и понимая всю тщетность вопроса — почему судьба выбрала именно этот момент, чтобы продемонстрировать свою знаменитую иронию. Пока она шныряла по школе с действительно недобрыми намерениями, никто ее не поймал. Но стоило прогуляться по школе из чистого любопытства, как она попалась этому ужасному старику. В какой-то момент ей показалось, что не все потеряно — это когда профессор Блэк посмотрел прямо на нее и заявил, что в коридоре пусто. Если бы она знала, что магические глаза способны видеть сквозь плащи-невидимки! Она ни за что не пошла бы за ними к комнатам профессора Блэка. Это было ее первой ошибкой. А второй стал удивленный возглас, который она не смогла сдержать, услышав потрясающую новость.

Может, все и к лучшему. Они исключат ее из школы, можно будет вернуться домой и жить без постоянного напряжения. Эта мысль занимала ее очень недолго, потому что внезапно она вспомнила, что только что услышала. Видимо новость оказалась слишком невероятной, и разум девочки не смог переварить ее сразу. Сейчас изумление вернулось с удвоенной силой. Люси подняла голову, уставилась на трех преподавателей и спросила. — Он правда жив?

Вместо ответа на вопрос, Хмури в три шага пересек коридор, схватил ее за руку и рывком поднял на ноги. — Ты хочешь что-нибудь сказать перед тем, как я произнесу "Оbliviate"?

Возмущенная и оскорбленная грубым обращением, Люси в какой-то момент почувствовала себя благодарной Хмури за то, что его железная хватка не позволила ей упасть. Он хочет изменить ее память? Они не должны так поступать! А что, если что-то получится не так? Они ведь не станут осторожничать, они вне себя, к тому же она из Малфоев… — Пожалуйста, — пробормотала она, переводя взгляд то на МакГонагалл, то на Блэка в поисках сочувствия и понимания. — Пожалуйста, не надо! Я умею хранить тайны, честное слово, я ни слова никому не скажу…

Хмури фыркнула. — Ага. А свиньи летают.

У нее было очень мало времени, старик уже поднимал палочку, а остальные судя по всему не собирались его останавливать. Должно быть что-то… что-то, что она могла бы предложить взамен неприкосновенности своей памяти — и оно было, все время было. Ее тайна. Тайна ее отца. Тайна за тайну… Сможет ли она выстоять против троих и убедить их заключить сделку? — Я… я могу кое о чем вам рассказать, — выдохнула она.

Все еще сжимая ее правую руку, Хмури рыкнул что-то типа "как же!" и начал отчетливо проговаривать. — Ob…

— Подожди! — Остановила его МакГонагалл.

— Не дури, Минни! Эта девчонка опасна! Если она скажет…

— Я же обещала, что никому ничего не скажу! — Закричала Люцертола, страх которой теперь сменился гневом.

— А ты… — Хмури свирепо посмотрел на нее — …молчи, пока тебя не спрашивают. Поняла?

— Но…

— Поняла?

— Д-да, — кротко ответила она, стараясь скрыть ненависть.

— Вот и прекрасно. — Он повернулся к МагГонагалл. — Что такое, Минерва?

Та пожала плечами. — Точно не скажу… но мне кажется, что это слишком жестоко.

Блэк, до этого молча наблюдавший за происходящим, прислонившись к дверному проему, сделал шаг в их сторону. — У меня есть ощущение, — медленно произнес он, — что у девочки действительно может быть ценная информация. — Он вкратце рассказал о подозрениях Гермионы и просьбе Северуса понаблюдать за поведением Люси. — До сих пор, — закончил Сириус, — я был уверен, что она тут совершенно не при чем. Но возможно, я и ошибался. — Скрестив руки на груди и нахмурившись, он повернулся к Люцертоле. — Я ошибался, мисс Малфой?

У Люси подкашивались ноги под тяжестью выбора, который ей сейчас предстояло сделать. Часть ее сознания вопила, что она слишком мала, чтобы принимать такие решения. Другая возражала, что она сама сочла себя достаточно взрослой, чтобы попытаться убрать с дороги жену профессора Снейпа. Девочка в отчаянии смотрела на троих преподавателей, безмолвно умоляя их сделать выбор за нее, каким бы он ни оказался.

МакГонагалл, которая почти весь рассказ Блэка протирала свои очки, вернула их на нос и заявила. — Если мы решим обработать ее память, мы сможем сделать это и чуть позже. А пока я предложила бы вернуться в комнату… — она показала на гостиную — … сесть и поговорить. Если у мисс Малфой есть, что нам рассказать, я предпочла бы ее выслушать.

— Послушай, Минерва, — начал было Хмури, но Минерва не дала ему договорить.

— Я Директор, Аластор, и я отвечаю за девочку. Проходите, мисс Малфой. — Она взяла Люси за руку и повела в комнату.

Теперь, когда они все сидели, и глаза у всех были практически на одном уровне, Люси почувствовала себя немного лучше. Но лишь немного, потому что Хмури по-прежнему буравил ее взглядом, а у профессора Блэка был угрожающий вид. — Извините, — начала она, еще не придумав, как рассказать свою историю. Просто ей очень хотелось нарушить молчание. — Я не хотела ничего плохого… — Она остановилась и вдохнула. Она же Малфой, Мерлина ради! Малфои не извиняются. Малфои всегда получают, что хотят — но чего она хочет? Ее чувства к Директору Снейпу немного утихли — по крайней мере, так ей казалось, пока она не узнала, что Снейп жив… Только вот кто знает, где он сейчас. Может ее сведения ему помогут? Но стоит ли ради этого предавать отца? Она расправила плечи, ругая себя за то, что погорячилась. Надо попробовать. Если ничего не получится, она согласится на коррекцию памяти. — У меня есть сведения, которые вам скорее всего покажутся полезными, — Люси сама удивилась уверенности своего голоса. — Но сначала вы должны пообещать…

— Что, черт побери, ты о себе возомнила, девочка? — Прогрохотал Хмури. — Или ты рехнулась? Тебе грозит исключение из школы. Понимаешь, что это такое, или повторить по слогам?

— Мне кажется, — ответила Люси, стараясь, чтобы ее речь звучала убедительно, — что проблему можно решить по-другому. — Она посмотрела на МакГонагалл. — Могу я объяснить, Директор?

— Продолжайте, мисс Малфой. Только не забывайте, с кем вы разговариваете.

— Да, мадам. Конечно. Когда я стояла там… — она показала на коридор — … я услышала, как вы сказали, что Директор, возможно… Извините, мадам, я имела в виду…. — МакГонагалл нетерпеливо кивнула, и Люси продолжила, — … вы говорили, что возможно Директор Снейп жив, и что во всей истории есть какой-то секрет. Вот я и хочу предложить: часть этой тайны я, как мне кажется, знаю. То, что я до сих пор никому ничего не рассказала, подтверждает, что я умею хранить тайны, и что мою память можно оставить в неприкосновенности. Я только хочу, чтобы вы пообещали не причинить вреда моей семье, потому что…

— Твоей семье? — Голубые глаза профессора Блэка сверкали от возмущения. — Ты хочешь сказать, что твой папаша как-то связан с этой историей?

— Да. И я не хочу, чтобы с ним что-нибудь случилось. У меня никого нет кроме него и мамы.

— А у Гермионы не было никого, кроме Северуса, — рявкнул Блэк.

— Я знаю. И я прошу прощения….

— Просить прощения недостаточно, девочка, — вздохнула МакГонагалл. — Его нужно заслужить.

— Но я же и пытаюсь это сделать, рассказав вам все, что знаю! — Воскликнула Люси. — И прошу взамен только пообещать, что вы не навредите моему отцу! Как вы не понимаете!

Трое с сомнением переглянулись. — Знаете ли, — МакГонагалл покачала головой, — вы тоже должны понимать нас, Люцертола. Директор Снейп был нашим другом, а кроме того, мы хотим, чтобы восторжествовала справедливость. Если твой отец…

— Это же не мой отец убил Директора, правда? Это все из-за Министра, из-за того, что он фанатичный недалекий ублюдок… — она прикусила губу и испуганно посмотрела на учителей, которые на этот раз, похоже, были с ней согласны. — Извините, — пробормотала она. — Я… меня занесло. Я только хотела сказать…

— Почему бы не рассказать все с самого начала, мисс Малфой, — перебил ее Блэк.

— Сначала пообещайте, — упрямо повторила девочка.

Они пререкались еще довольно долго, но в конце концов обещание было дано.

За это время Люси успокоилась, снова смогла ясно мыслить, и попыталась найти способ выкрутиться из ситуации с меньшими потерями. Она пообещала историю — историю они и услышат. Но, убеждала она себя, теперь они и так знают, что Директор жив, так что нет необходимости упоминать о самом важном свойстве зелья. Кроме того, кто знает, вдруг ей снова понадобится козырная карта? Только последняя дурочка выложит сразу все. Она уже добилась всего, что хотела — ее не исключат, не изменят память и не навредят родителям. Так что можно утаить часть правды. Если будет необходимо, позже она расскажет и остальное. Но не сейчас.

Ликуя в душе от сознания того, что она вышла победительницей из такой опасной ситуации, Люси начала рассказ. Было настолько приятно, что она знает больше, чем три взрослых колдуна, что даже рассказать о чувствах к профессору Снейпу оказалось легче, чем она ожидала. Они слушали, раскрыв рты от удивления. — Тогда я пошла к нему, — закончила она, — утром того дня, когда его арестовали, и предупредила об опасности. У него было достаточно времени, чтобы подготовиться.

Взрослые задали ей еще несколько вопросов, чтобы уточнить детали, а потом велели возвращаться к себе. Когда девочка ушла, троица уставилась друг на друга, не находя слов от изумления.

— Ну, — первым нарушил молчание Хмури, — такого я еще не слышал…

— Мне кажется, что она рассказала нам правду, — заметила МакГонагалл.

— Мне тоже, — согласился Сириус. — Даже Слизеринец не сочинит на ходу такую байку. Будь он хоть сто раз Малфой. К тому же, все прекрасно сходится с имеющимися у нас фактами.

— Это точно, — кивнул Хмури. — И становятся понятными некоторые обстоятельства, о которых девчонка и знать не могла.

МакГонагалл удивленно подняла брови. — Какие обстоятельства?

— Во-первых, смерть Кальвина Кокса. Как ни стараются это замолчать, слухи все равно просочились.

— А кто такой Кальвин Кокс? — Спросил Сириус.

— Кокс был одним из самых крутых инструкторов министерских киллеров. Это такое специальное…

— Я знаю, о ком ты говоришь, — нетерпеливо перебила его МакГонагалл. — Что еще?

— Пропал Фэрчайлд, — пробурчал Хмури.

— Гекльберри Фэрчайлд? — Нахмурилась МакГонагалл. — Я кажется его помню. Из Равенкло, очень умный парень.

— Да, он был не дурак. Работал Заместителем Начальника Отдела Экспериментальных Чар. На вид — так типичный чокнутый ученый, но я ему никогда не доверял…

— Ты вообще никому не доверяешь, Аластор, — заявил Сириус, — так что это не показатель. Но почему ты решил, что смерть Кокса и исчезновение Фэрчайлда связаны с нашей головоломкой? И я все еще никак не могу поверить, что Гарри купился на Малфоевскую историю…

Хмури поднялся со стула и покачал головой. — Я тоже не все понимаю, и пока не готов поделиться с вами своими соображениями. Мне нужно еще кое-что уточнить. Пойду-ка я домой и хорошенько подумаю. Как насчет того, чтобы встретиться у Гермионы через недельку? Надеюсь, к тому времени у меня найдется, что рассказать.

* * *

После возвращения в Литтл Уининг, штат Суррей, под крыло четы Дурслей, с письмом и фотографиями, выпрошенными у Ренегата Дадли, Северус не удивился бы, если бы супруги влетели в его комнату, размахивая дарственной на дом или бумагами на усыновление. Они были заботливы и предупредительны, откармливали его, как Рождественскую индюшку, предлагали выполнить любое его поручение, были готовы на руках вносить его по лестнице. На пятую ночь после возвращения из Петры, пережив очередной поток слез и благодарностей миссис Дурслей, он решил, что нуждается в отдыхе от такой чрезмерной заботы.

Это как нельзя лучше сочеталось с его планами — с библиотеками он закончил, и следующим пунктом в повестке дня были частные коллекции. Во-первых, необходимо было решить, намерен ли он подвергать себя такому риску — заметно большему, чем во всех прошлых рейдах вместе взятых. В библиотеки было относительно легко проникнуть, потому что там всегда были люди, и на появление еще одного посетителя никто не обращал внимания. Да, уничтожение рукописей незаконно, но никто не запретит войти в библиотеку. А пробраться в частное владение среди бела дня не получится. Мало того, что ему не нравилась сама мысль превратиться на время во взломщика, Северус еще и прекрасно осознавал опасность этой деятельности.

Дело было не только в риске быть пойманным. Владельцы редких книг и прочих ценностей обычно защищают дома всеми известными заклинаниями и не задумываясь пускают в ход палочку, чтобы защитить свои сокровища. Еще больше заставляло Снейпа сомневаться в разумности очередной миссии то, что библиотечные книги часто подолгу остаются невостребованными, а вот ущерб, нанесенный манускрипту из частной коллекции, заметят очень быстро. И в Петре, и в Самарканде, и в Александрии ни один из интересующих Северуса томов не раскрывали последние лет тридцать (исключая те, которые заказывала Гермиона). Но коллекционеры обычно часто перебирают свои книги — или читают, или просто любовно поглаживают по обложке. Трудно надеяться, что никому из них не придет в голову перелистать страницы.

У него были весьма убедительные аргументы и за и против того, чтобы продолжать. Решив, что необходимо еще раз как следует обдумать оба варианта, Северус предупредил Дурслей, что его дня два-три не будет дома и аппарировал в Италию. Но не в дом неподалеку от Флоренции (хотя был практически уверен, что там его ауроры не ждут), а в Венецию, в это предпасхальное время полную туристов. Он снял комнату в небольшом маггловском отеле. Ловко наведенные чары быстро убедили служащего отеля, что мистеру Эрнесту Палуччи, американскому гражданину, потомку итальянских иммигрантов, совершенно не обязательно предъявлять свои паспорт. Упомянутый мистер Палуччи был невысокого роста, полноватый, с залысинами на лбу, и золотыми передними зубами. И кривоногий к тому же. Северус старался даже случайно не ловить краем глаза свое новое отражение в витрине. Он, конечно, не был тщеславным, но всему свой предел.

Он выбрал именно Венецию потому, что Джанмарко ди Виллабоско, живший в великолепном палаццо на Кампо Санта Мария дель Джильо, владел одним из крупнейших в мире собраний алхимических текстов, среди которых был манускрипт, интересующий Северуса. Ди Виллабоско, наследник старинной чистокровной итальянской семьи пользовался дурной славой за регулярно устраиваемые разгульные вечеринки (больше заслуживающие названия "оргии") и за доходящую до паранойи боязнь потерять хотя бы один из горячо любимых томов коллекции. Северус выбрал книгу, принадлежащую Джанмарко, в качестве эталона, своеобразного примера степени риска и затрат энергии. Если он сможет найти способ незаметно проникнуть в палаццо ди Валлабоско, тогда возможно стоит решиться поработать и над остальными коллекциями.

Первым препятствием было то, что данные о палаццо он должен был собрать очень осторожно и не мог консультироваться с колдунами, имеющими репутацию порядочных людей. Наоборот. Алхимическая библиотека ди Виллабоско была чем-то вроде Святого Грааля для охотников за наживой, Форт Ноксом преступников из числа колдунов. Побродив по злачным местечкам, можно было довольно быстро найти еще нескольких жаждущих нащупать слабое место в системе защитных заклинаний и ловушек палаццо ди Виллабоско.

Северус, конечно же, не забыл предупредить Гермиону о том, что несколько дней не покажется в ее снах. Ее реакция удивила и, если быть честным, раздосадовала Северуса. До прибытия в Венецию у него не было времени обдумать подробности их последнего разговора, но теперь, дожидаясь вечера в комнате отеля — Снейп решил немного отдохнуть днем, потому что подозревал, что ночь будет долгой — он не мог не думать о Гермионе.

Отправляясь в свою первую вылазку в Буэнос-Айрес, а потом на Крит, он забыл предупредить Гермиону, но больше не повторял такого упущения. Он не хотел мучить ее бесполезным ожиданием. Известия о предполагаемой отлучке всегда очень беспокоили Гермиону — что и понятно, она ведь не знала, что он жив, и не понимала, чем вызваны эти отлучки. Но прошлой ночью… Прошлой ночью она отнеслась к его предупреждению совсем по-другому, можно сказать равнодушно, беззаботно, и теперь была очередь Северуса заволноваться. Может она начала забывать его? Он надеялся, что это не так. Он не хотел, чтобы она страдала, но с другой стороны не хотел, чтобы она окончательно смирилась с тем, что считала реальностью. Прошло три месяца… Если мыслить объективно, у него не было оснований для претензий. Приходилось признать, хотя и с неохотой, что Гермиона имела полное право начать устраивать свою жизнь. Может он допустил роковую ошибку, скрыв от нее правду? Не лучше ли было рискнуть, и рассказать ей все? Возможно, ему стоит отменить планы, касающиеся частных коллекций и как можно быстрее поговорить с Гермионой?

В конце концов, он решил не бросать начатое и сделать все, что планировал в Венеции. Но засыпая, он пообещал себе, что очень скоро Гермиона узнает правду.