Осень на двоих. Последнее мгновение вечности (гет)

«Самое трудное — не в том, чтобы сделать выбор,

а в том, чтобы принять его без оглядки»

Всепоглощающая тишина давила как толща воды в глубинах океана, пожирая любые звуки, не позволяя сорваться с губ ни вздоху, ни крику, почти сводя с ума. Она бездумно брела сквозь плотную завесу тьмы, не разбирая в каком направлении движется, и движется ли вообще, или жалко барахтается на месте, оставаясь вплавленной в непроглядный мрак словно увязшая в сиропе пчела.

И всё же она упрямо переставляла ноги.

Она точно знала, что всегда была очень упряма. Хотя не имела понятия даже о том, кем является.

Воспоминания, раздробленные на мельчайшие фрагменты, тянулись за ней колючим, тяжёлым шлейфом. Она чувствовала их всем своим телом, однако не способна была ни разглядеть, ни отбросить, вынужденная тащить на плечах весь их непомерный груз.

Но для чего?

Зачем в этой чернильной пустоте нужна память? Зачем нужен слух? Зрение…

«Зачем?» — эхом донёсся до неё чей-то далёкий незнакомый голос, тут же растаяв в сумеречной пустоте.

Она не обратила на него внимания. Он был здесь таким же лишним, как и прочие осколки памяти. Отчего она упорно цеплялась за них будто страшась, что, отбросив, окончательно потеряет ту себя, которую совершенно не помнит?

«Зачем?» — в чужом, едва различимом голосе тлели угли злости.

Она замедлила шаги, на этот раз пытаясь различить во мраке этот посторонний, но переполненный эмоциями голос и тут же где-то в груди всколыхнулось слабое осознание: ей нужно выбраться. Там за порогом мрака кто-то, кажется, ждал её возвращения. Кто-то удерживал её в тот миг, когда она провалилась в эту пустоту.

Но кто?

Кому она была нужна?

«Зачем?» — за голосом на миг пробудилось мимолётное воспоминание о тепле. Нет. Об огне.

Перед внутренним взором стремительно неслись размытые, смутные образы: солнечный свет, запутавшийся в жёлтых осенних листьях, величественный замок, чьи-то лица, далёкое эхо голосов, мягкий изгиб губ, искривлённых в лёгкой улыбке… ей очень нравилась та улыбка. Она будила много противоречивых эмоций там, где должно было биться сердце.

«Зачем-зачем-за…чем…чем?» — эхо того голоса наполняло пустоту фрагментами и осколками чужих эмоций: злость, ярость, невыносимая печаль и безотчётный ужас собственной беспомощности.

Это были её чувства или кого-то другого? Возможно их общие? Можно ли слить воедино чувства двух разных людей, чтобы боль одного отдавалась в душе другого?

«Зачем?»

Ей хотелось что-то ответить, сказать что-то очень важное. Только вот она не помнила, что это было. Не помнила, как выглядело лицо говорящего с ней. Каждая попытка вернуть эти воспоминания отзывалась обжигающей болью, что опаляла спину раскалённым металлом. Боль пугала её, заставляя отворачиваться от воспоминаний, в которые вплетался чужой голос.

«Зачем?»

«У меня нет для тебя ответа на это», — мысленно сказала она голосу и отчего-то ей показалось, что раньше она уже говорила это, только вопрос звучал иначе.

«Я устал от бессмысленных смертей…», — в осколках памяти на миг промелькнуло чьё-то лицо бледное и утомлённое очень ей знакомое, губы шевелились, и она была уверена, что в тот миг он произносил её имя, которого она больше не знала. — «Их стало слишком много».

Голос затих, и она вновь осталась одна во тьме. Одиночество принесло странный холод, от которого будто разом онемело всё тело. Обхватив себя руками за плечи, она даже не смогла разобрать ощущает ли под пальцами одежду или обнажённую кожу — казалось, вся она была сделана из камня.

С трудом переставляя ноги, она продолжила идти вперёд, но её ноги увязали во тьме как в болоте. Попытки продвигаться дальше, выбраться или вытянуть ноги из вязкой, плотной черноты лишь привели к тому, что она погружалась всё глубже. Тьма пыталась пожрать её целиком. Даже это странное каменное и холодное тело, которое у неё осталось. Даже те жалкие обломки памяти что ей не удалось восстановить. Скоро от неё не останется ничего.

«Это конец? — до странности равнодушно подумала она, подняв голову к непроглядному мраку. — Когда я погружусь в эту тьму с головой я…»

Умрёт?

Но разве она уже не мертва?

Странное чувство обиды шевельнулось в груди. Станет ли и её смерть его очередной бессмысленной потерей? Всё ли она успела сделать? Всё ли успела сказать? Готова ли она уйти?

Нет. Определённо нет.

Она не хотела уходить.

Но… кажется… у неё не было выбора.

Разум охватило парализующее спокойствие. Холодная, вязкая тьма утягивала всё глубже, ломая волю к сопротивлению. Поглощая даже те остатки эмоций, что всё ещё теплились в душе.

И тогда плотную, густую тишину разорвал голос, что словно шёл отовсюду и одновременно раздавался только в её голове.

«Подними руки», — велел этот новый, совсем незнакомый голос, что определённо не принадлежал человеку из осколков памяти.

Она обвела потерянным взглядом безжизненную пустоту.

— Подними руки, — снова раздался приказ и теперь он будто говорил над самым её ухом.

«Но я не могу, — подумала она, почти не чувствуя собственного тела, — я слишком глубоко увязла».

— Подними руки, — в третий разповторил голос.

Не понимая, отчего вообще пытается сопротивляться, она всё же послушалась и, еле шевеля тяжёлыми едва подвижными конечностями, с трудом высвободилась из оков чёрной топи, подняв руки над головой. В тот же миг нечто прохладное мягко обхватило её запястья и потянуло прочь из давящей тьмы.

Мир качнулся, переворачиваясь вверх дном и она рухнула на колени, упираясь ладонями в твёрдую поверхность. Она больше не тонула. Тряхнув головой, она решилась открыть глаза и растеряно оглядела странное пустое пространство, что могло бы быть абсолютно белым, если бы не тонкая пелена серого тумана, что плавными витками стелился над землёй.

Уловив поблизости какое-то движение, она медленно повернула голову. Перед ней прямо на белой земле (или это стоило назвать белым полом?), скрестив ноги, сидел юноша чьё лицо казалось необычайно знакомым. Её губы шевельнулись, пока разрозненные осколки почти утерянной памяти медленно вставали на места в попытках найти нужное имя, что подходило бы этому лицу. И всё же что-то не сочеталось с тем, каким должен быть тот человек. Несмотря на необычайное сходство, волосы были не тёмные, как следовало, а снежно-белые, и в глазах, цветом похожих на расплавленное серебро с вкраплениями мерцающей изумрудной крошки, таился древний разум чуждый всему человеческому.

— Назови своё имя, — спокойно и ровно велел юноша, неотрывно глядя на неё.

— Я… — она запнулась, собственное имя ускользало из памяти, как и все прочие.

— Вспоминай, — приказал тот.

— Гер… Гермиона, — наконец с трудом выдавила она. — Моё имя Гермиона.

Стоило этому имени сорваться с губ, как расколотые на тысячи фрагментов воспоминания разом встали на свои места оглушительным рокотом автоматной очереди и обжигающей болью, что опоясала спину. Содрогаясь всем телом, Гермиона с хрипом согнулась пополам, горло сдавили отчаянные всхлипы, из глаз хлынули слёзы.

— Дыши ровно, — не проявляя ни сочувствия, ни тревоги, наставлял незнакомец с лицом Гарри Поттера. — Ты не умираешь, лишь переживаешь заново все свои воспоминания.

Обхватив руками голову, она застонала, стиснув зубы.

— Мне… больно.

Двойник без всякого сострадания наблюдал, как она корчится в агонии.

— Боль — привилегия физической оболочки, дитя магов, — равнодушно отозвался он. — Всё что ты испытываешь вне её — лишь воссозданные тобой фантомы. Дыши ровно.

Гермиона с шипением втянула воздух сквозь плотно сжатые зубы и метнула на собеседника разъярённый взгляд на миг позабыв о своих мучениях.

— Что ты сделал со мной?!

— Привёл сюда, — отозвался тот. — Пока ты полностью не исчезла.

— Исчезла? — боль немного отступила, и Гермиона чуть выпрямилась, опираясь на дрожащие руки. — Ты хочешь сказать «умерла»?

— Терминология имеет малое значение, — голос двойника звучал почти скучающе. — Но, если ты не успокоишься, мне будет сложно удерживать тебя здесь.

— Но… где мы? — Гермиона снова оглядела затянутое полупрозрачной дымкой пустое пространство. — И кто ты?

— Ты и вправду ненасытна в своей жажде знаний, — юноша склонил голову к плечу, отстранённо изучая её лицо. — Этим вы с ним похожи.

— С кем?

Чем сильнее её захватывало недоумение, тем слабее становилась боль, пока и вовсе не исчезла, оставив приятную лёгкость во всём теле. Двойник проигнорировал все расспросы, продолжая с пристальным вниманием разглядывать её лицо.

— Ты успокоилась. Это даёт нам время. Дыши ровно, дитя магов.

— Да-да, я уже поняла, — Гермиона села напротив двойника, неосознанно копируя его позу, и огляделась, — что это за место?

— Временная обитель для тебя и некий эквивалент того, что люди называют домом для меня.

Ответ оказался исчерпывающе неинформативным, Гермиона невольно подалась вперёд, изучая безэмоциональное лицо.

— Ты очень похож на моего друга.

— Это была необходимая метаморфоза, учитывая его потребность придать облик тому, что облика не имело.

— «Его»? Ты говоришь о Гарри? Он… создал тебя?

— Нет. Но отчасти поспособствовал моему нынешнему состоянию.

— Каким образом?

— Я заключил, что для беседы образ человека предпочтительней и удобней, хотя первоначально он отчего-то придал мне форму зверя.

Упоминание зверя всколыхнуло что-то в воспоминаниях, и Гермиона озадачено склонила голову к плечу.

— Ты — магия Гарри?

— Всё верно.

— Но… почему ты выбрал именно его лицо?

— Разговор с собственным отражением рождает неосознанное доверие к собеседнику.

Гермиона промолчала. По её мнению, куда разумнее было бы выбрать лицо Арчера. Зная Гарри, тот бы скорее не поверил себе, чем лучшему другу. Впрочем, что вообще она знала о том, как мыслит воплощение магии? Она раньше даже и вообразить не могла о возможности подобных метаморфоз.

— Так как ты оказался здесь?

— Это ты здесь оказалась, дитя магов. Я привёл тебя туда, где обитаю лишь я и сознание твоего друга.

— Тогда, — Гермиона снова огляделась, будто ожидая, что сам Гарри вот-вот материализуется из воздуха и присоединится к их странной беседе, — где же он сам?

— Он спит слишком глубоко, чтобы попасть сюда.

Гермиона встревоженно нахмурилась, вдруг вспоминая в каком состоянии видела Поттера в последний раз.

— С ним ведь всё хорошо?

— Через некоторое время он очнётся.

— А что насчёт меня?

— Ты с некоторой вероятностью тоже скоро очнёшься.

Гермиона горько усмехнулась. Столько раз она ходила по лезвию и вот теперь…

— Возможно это моя судьба — умереть?

— Так и есть, — совершенно спокойно согласился двойник. — Но не ты ли уже дважды обманула эту судьбу?

О да, но далеко не своими силами.

— И сколько ещё раз мне придётся это сделать?

— Это мне неизвестно. Но до свершения предначертанного осталось недолго. Возможно, тебе удастся проскользнуть невредимой между узорами полотна судьбы туда, где оно будет соткано заново.

Слова существа, которое вполне могло быть плодом её предсмертной горячки особых надежд не внушали. Да и вся эта ситуация в целом вызывала слишком много вопросов. Это место и это создание с лицом её друга и глазами, в которых не было ничего человеческого казались миражом, что вот-вот растает, вернув её обратно в непроглядную чернильную тьму. Не в силах просто сидеть на месте, Гермиона под невозмутимым взглядом двойника поднялась на ноги и направилась прочь сквозь тонкую завесу тумана.

Есть ли границы у этого белого мира?

Есть ли начало и конец?

Как далеко она уйдёт, если просто будет постоянно идти прямо?

Бесчисленные вопросы и предположения переполняли сознание. Гермиона изредка оглядывалась по сторонам, но кроме тумана смотреть было не на что. Вскоре впереди показался силуэт, неподвижно восседающий на земле, скрестив ноги. Его лицо по-прежнему хранило печать нерушимого спокойствия, а глаза неотрывно следили за её приближением. Гермиона чуть замедлилась и досадливо вздохнула — похоже это пространство не имело ни конца, ни начала. Замкнутый круг, по которому сколько ни ходи — всё равно придёшь в исходную точку.

И чего она, собственно, ожидала? Найти дверь с табличкой «выход»?

Вернувшись к двойнику, Гермиона снова уселась напротив, разглядывая знакомое и одновременно чужое лицо. Он молчал только будто безмолвно вопрошал достаточно ли она нагулялась, чтобы продолжить разговор. Ни раздражения, ни нетерпения. Одна лишь маска равнодушия.

— Почему ты помог мне? — нарушив тишину, всё-таки спросила Грейнджер.

— Потому что ты будешь ему нужна.

— Кому нужна?

Двойник проигнорировал вопрос, обводя безучастным взглядом стелящуюся по земле сероватую дымку и снова обратил к собеседнице нечеловеческие серебристо-зелёные глаза.

— Полагаю, твоё любопытство достаточно удовлетворено, — непреклонно ставя точку в её расспросах, сказал он. — Я предпочёл бы использовать отведённое время с большей пользой. Пока мы ожидаем, я расскажу тебе три истории, они ответят на многие твои вопросы и породят новые. Взамен я попрошу дать три обещания.

— Звучит немного нечестно, — заметила девушка. — Я ведь не просила об этих историях, отчего же должна что-то обещать за них?

— Тогда обменяй эти обещания на свою жизнь, — невозмутимо предложил двойник. — В конце концов, ты всё ещё дышишь лишь благодаря мне.

«Похоже, я и правда для чего-то ему нужна, раз он начал прибегать к шантажу».

— Сперва я хочу узнать, чего ты хочешь.

— Об этом я расскажу лишь после того, как ты выслушаешь меня. Решай, дитя магов. Мы теряем время.

Гермиона в размышлениях рассматривала невыразительное лицо собеседника. Что же настолько важное могло быть в тех историях, раз он так настаивал? И почему именно её он выбрал своим слушателем? Разве не проще было поведать свои истории Гарри? Что-то во всём этом вызывало подозрение, что двойник озвучил далеко не все причины своего решения вытянуть её из лап смерти. И дело явно было не в дружеских привязанностях Поттера по отношению к ней или сомнительном человеколюбии двойника. В душе нарастало необъяснимое, тянущее чувство тревоги. Был иной мотив. Но, кажется, время расспросов прошло.

С тихим вздохом, она смиренно кивнула.

— Я слушаю тебя.

Впервые за всю беседу на лице двойника появилось что-то наподобие улыбки, которая, впрочем, исчезла, как только он заговорил.

— Эти истории о тщеславии, что неразрывно идёт рука об руку с вашим родом с тех самых пор, как вы были созданы. И все они берут начало не в этом мире, а там, где в сердце магической бури взял своё начало неиссякаемый Поток. Он полнился бурлящей, разрушительной энергией, испепеляя и разрушая всё вокруг себя. Потоку не нравился такой мир. Собрав по частям искры своей силы, он придал им форму и вдохнул жизнь, создав двенадцать великих драконов, которые уравновесили энергии Потока. Тогда буря стихла, позволив зародиться первой жизни.

Двойник затих, обратив долгий взгляд на лицо Гермионы. В то же мгновение она поняла, что сидит с открытым ртом, разрываясь между сотней вопросов, которые хочет немедленно задать, и торопливо его закрыла, в некоторой досаде поджав губы. Невыразительное лицо двойника хранило печать нерушимого спокойствия, но в глубине причудливых серебристо-изумрудных глаз скользнул далёкий отголосок иронии. Он словно ждал, когда Гермиона решится заговорить.

Что ж, раз так…

Девушка чуть подалась вперёд, уже не сдерживая любопытства.

— Поток создал целый мир и способен был дать этому миру некую критическую оценку… насколько же он…, — она быстро проглотила едва не сорвавшееся с губ «разумен» и перефразировала вопрос: — Правильно ли предположить, что Поток обладал собственным сознанием?

— Безусловно, — ничуть не оскорбившись её вопросом, ответил двойник. — Люди, подобные отцу Элиоту, вероятно назвали бы его Божеством — творцом мироздания.

При упоминании священника и всего, что было с ним связано, Гермиона невольно содрогнулась в отвращении. Последнее, с чем она хотела бы ассоциировать Поток это тот Бог, которому поклонялся преподобный.

— Но в отличие от Бога, Поток вполне реален… верно?

— Реален и материален. Его бесчисленные русла оплетают и питают весь ваш родной мир.

— Но я ведь магглорождённая. Могу ли действительно назвать тот мир своим и считаться его частью?

— Все, в ком живёт капля Потока — части его мира. Его дети, — совершенно спокойно ответил двойник.

— Тогда отчего ты зовёшь меня «дитя магов»? — склонив голову к плечу, Гермиона вдруг припомнила, как уже не раз обращался к ней двойник.

— Поток создал всех магических существ, в том числе и волшебников, но у ныне живущих волшебников далеко не самая чистая кровь — в ней так много примесей от магглов и магических существ, что от исходной родословной первых магов осталась разве что самая капля, — флегматично известил двойник, кажется, даже не подозревая, что одной этой фразой привёл бы половину магической аристократии вроде Малфоев на грань инфаркта. — Магглорождённые дети в этом смысле куда ближе к Потоку, несмотря на то что рождены от магглов и являются волшебниками лишь в первом поколении, — её собеседник вдруг резко затих и пристально взглянул в глаза девушки: — Тебя оскорбило моё обращение, дитя магов?

Гермиона невольно рассмеялась, качая головой. После стольких лет презрения в свой адрес из-за не магического происхождения даже она сама порой ловила себя на мысли о собственной неполноценности. И вот теперь, нечто буквально сотканное из самой магии в каком-то смысле поставило её на ступень выше всех тех, кто порицал и осуждал её. Было бы на что оскорбляться. Скорее уж это бесконечно её веселило.

— Скажи, — отсмеявшись, заговорила Гермиона. — А моя магия… она такая же как ты? Разумная?

— Нет. Магия, которая рождается с волшебником это просто искра чистой силы, объединённая с сознанием мага.

— Тогда почему ты…

— Не забегай вперёд, дитя магов, — пожурил её двойник. — Моя история лишь началась, а ты уже торопишься заглянуть на последнюю страницу.

Гермиона сконфужено отвела взгляд. Почему-то от его тона вдруг ощутив себя на лекции у очень древнего и мудрого волшебника, который прожил слишком долго и видел слишком много, чтобы по-настоящему злиться или упрекать в чём-то свою непоседливую юную ученицу. Она даже позабыла на миг что у её «профессора» лицо юного Гарри Поттера.

И ведь в самом деле — юного. Только сейчас Гермиона вдруг поняла, что внешне двойник как будто выглядел младше нынешнего Гарри. Лет на пятнадцать, быть может? А то и четырнадцать...

Впрочем, какая разница? Всё в этом странном белом мире не имело никакого смысла и логики. Оставив свои размышления на эту тему, Гермиона вежливо улыбнулась.

— Пожалуйста, продолжай.

И он продолжил также спокойно и ровно, словно и вовсе не прерывал своей речи.

— Шли тысячелетия. Драконы удерживали баланс, мир пришёл в гармонию, а циркуляция энергии Потока стабилизировалась, став непрерывной и размеренной. Тогда из вод Потока родились четыре Духа-хранителя Равновесия. Эти духи воплощали волю, взор и мудрость Потока, внимая законам мира и нуждам всех существ, живущих в нём. Первые волшебники звали духов Мудрецами: теми, кто слышит, видит, знает и говорит, и очень почитали их. Лишь магическим королям было даровано благословение призывать Мудрецов и общаться с ними.

— Почему только им? — не сдержав любопытства, уточнила Гермиона.

— Малое солнце всё ещё остаётся солнцем и для обычного существа губительно. Хоть Духи-хранители и были лишь каплями вод Потока они состояли из чистой энергии. Избегая негативного влияния на волшебников, они могли только наблюдать и порой одаривать искрами талантов. Лишь короли были достаточно сильны и способны вынести воздействие энергии воплощения Мудрецов, оставаясь при этом живыми и в сознании. И через королей Мудрецы делились своей мудростью с магами, обучали их, а порой ограждали от бед.

— Но отчего они вообще взялись помогать волшебникам?

— С точки зрения мироздания, маги — уникальные творения Потока. Совершенные создания, хранящие в себе искры чистой магии и способные трансформировать её в любое состояние, объединяя силу собственного разума с даром. Это делает ваш магический потенциал буквально безграничным. Ни одному волшебному существу такое не подвластно, — двойник чуть дёрнул уголками губ, заметив скептицизм на лице собеседницы. — Ты сомневаешься, дитя магов? Взгляни на меня. Твой друг смог наделить собственным сознанием, обликом и речью сгусток энергии. Это ли не доказательство?

— Ну… Гарри всегда был особенным.

— По меркам Потока, ничего особенного в нём нет, — невозмутимо разбил её аргумент собеседник. — Он обычный, среднестатистический маг. Всё дело не в его талантах или резервах магии. Лишь в пределах воображения и силе воли.

— Он абсолютно светлый маг, — напомнила Грейнджер.

— Да. И это скорее дефект, а не преимущество. Но мы вновь отклонились от темы, — двойник чуть повёл плечом и глянул куда-то в сторону, словно следил за чем-то что видел лишь он. Когда он снова заговорил, в словах прослеживалась едва заметная торопливость: — Спустя несколько столетий одному из королей магического мира стало мало той власти и почёта, коими он обладал. Король возжелал заполучить в свои руки силу, превосходящую его собственную. Ведомый алчностью, король убил одного из великих драконов, чтобы использовать его кровь и кости для создания могущественного артефакта, что увековечил бы его власть, поставив на одну ступень с первыми детьми Потока — драконами.

— Но зачем?

— Такова природа сознания, не скованного чужой волей, дитя магов. Ваш свободный, пытливый ум стал вашим благом и проклятьем, рождая помыслы и стремления далёкие от благородных. Гордыня, зависть, тщеславие… этому вас не нужно было учить. Вы постигли всё сами с рвением и прилежностью, камень за камнем возводя пьедестал своему высокомерию и эгоизму. Поддавшись соблазнам, вы забываете про мораль и здравый смысл, — в серебристо-зелёных глазах двойника, словно рокот грома далёкой бури, полыхнуло и угасло негодование. — Разум драконов соединён с Потоком. Они слышат его и говорят с ним. Этого преимущества пожелал и король, но тела и сознание волшебников куда более хрупкие в сравнении с драконами и не смогли бы вынести прямого воздействия Потока. Даже присутствие Духов-хранителей мог выдержать лишь король.

— То есть… король хотел… общаться с Потоком? Разве Мудрецов ему было мало?

— Не проси меня объяснить тебе хитросплетения тёмных глубин чужого разума. Даже вы не можете понять себе подобных. Как могу это сделать я? Мне лишь известно, что королю претила мысль, что среди всех волшебных существ, разумных и нет, маги считались самыми младшими детьми Потока, ведь были последними существами, созданными им. Он думал, что это унижает их и желал возвыситься над всеми существами, встав наравне с великими драконами.

«Для кого-то не смыслящего в «хитросплетения тёмных глубин нашего разума» ты весьма неплохо в них ориентируешься», — с ноткой мрачного веселья подумала Гермиона, но вслух лишь спросила:

— Что же случилось потом?

— Нарушение баланса, — пожал плечами двойник, с таким видом словно они говорили о погоде. — Потеряв одного из драконов, который удерживал разрушительную мощь Потока, мир охватили бедствия и катаклизмы, остановить которые могло лишь рождение нового дракона. Однако, само его появление вызвало бы ещё больший хаос и уничтожило всё живое. Этого Поток допустить не мог. К счастью, в то время мир Потока поравнялся с другим измерением. Эта встреча двух миров позволила Потоку на короткий миг замедлить разрушения, отразив часть чужого мира в своём. А после, временно стабилизировав свои энергии, Поток перенёс в иной мир большинство своих детей, которым грозила гибель, и создал зачарованные зоны, где волшебные существа смогли бы выживать в чужом измерении. Туда же были отправлены и все волшебники виновные и невинные. Но участь их была — изгнание в наказание за совершённое преступление. Сроком изгнания служило то время, что потребовалось бы Потоку на восстановление мира и восполнение утраченных резервов. Следом за детьми Потока, отправилось пять драконов, которые должны были послужить якорями между двумя мирами, пока Поток восстанавливал свой мир. Всё это привело к нескольким событиям хорошим и плохим. Поток остановил разрушение своего мира и шесть оставшихся драконов помогли ему вернуть баланс, но магия что была затрачена на перемещение волшебников и магических существ, а также потеря пяти других драконов сильно истощили русла Потока и проход, не выдержав, начал истончаться. В последнее мгновение перед тем, как врата были запечатаны, в иной мир отправились Духи-хранители. Они должны были сопровождать изгнанных волшебников и дать им знание о том, как вновь открыть врата в родной мир, когда придёт время. К сожалению, волшебники, оказавшись в чужом мире, потеряли часть своего могущества, а король утратил возможность говорить с Мудрецами. Духи-хранители не могли передать магам нужное знание, а без связи с Потоком срок их существования в чужом мире стал крайне ограниченным.

История захватила Гермиону, заставив позабыть, где она находится и что предшествовало её встрече с двойником. Трудно было даже вообразить, что всё услышанное когда-то происходило на самом деле. Казалось, она слушала крайне увлекательную сказку, не имеющую никакого отношения к реальности.

— И… что же с ними стало? — заворожённым шёпотом спросила она.

— Им пришлось переродиться в телах магов, объединившись с их искрами магии. Они полагали, что так смогли бы передать свои знания и в нужный момент помочь открыть врата. Увы, перерождение в слабых, смертных телах ограничило их силы и запечатало память. Осталось лишь смутное осознание себя и малые крохи прежнего могущества. Они больше не могли ни наставлять, ни защищать волшебников, вынужденные проживать с ними в этом вынужденном изгнании. Лишь изредка в тех, кто унаследовал дух хранителей, пробуждалось почти забытое наследие, что звало и вело их домой, но с течением времени даже сами маги позабыли, где их истинный дом и уже не могли разобрать сути послания.

— А что же стало с тем королём, из-за которого всё началось? — голос Гермионы дрогнул то ли от сочувствия к хранителям, то ли из-за безвыходности ситуации в целом.

— Он прожил жалкую жизнь и встретил жалкую смерть, до последнего цепляясь за веру в собственное превосходство, — равнодушно известил двойник. — Семена этой веры он щедро засеял в умах своих подданных, заставив их поверить, будто в новом мире они станут богами.

Гермиона, нахмурившись, перебирала в памяти истории древних цивилизаций, пантеоны богов, мифы, легенды и постепенно принимала, что в течение очень долгого времени маги и правда играли здесь в богов вместо того, чтобы искать путь в свой родной мир. И всё же…

— Наследие королей магии, — пробормотала она. — Короли получали видения о том, что им нужно вернуться. Как Мерлин или Салазар Слизерин.

— Ты верно догадалась, — одобрительно протянул двойник. — Один из Духов-хранителей переродился в роду короля, чья кровь и магия были достаточно сильны, чтобы возвратить часть утраченных сил и воспоминаний через него или его потомков. От того, видения в роду королей были ярче, а знания более полными. Но маги и этот дар приняли лишь как знак собственного величия — способность прорицать будущее. Текли века, связь между мирами становилась всё слабее, а сон драконов, что удерживали миры всё крепче. Маги, слишком увлечённые собственным величием, войнами и соблазнами окончательно позабыли дорогу домой. Салазар стал первым проблеском надежды на спасение, распознав зов Потока. Он даже смог построить врата, прибегнув к чудовищному по своей жестокости ритуалу.

— Он правда принёс в жертву магглорождённых детей?

— О да.

Гермиона мысленно содрогнулась. Поступок Слизерина сам по себе был слишком ужасен, чтобы просто принять его как необходимое зло. Каждый раз, размышляя о том, что он сотворил, Гермиона задавалась вопросом — стоило ли оно вообще того? Заслуживают ли волшебники права на существование, если способны решиться на такую жестокость, даже во имя спасения? Имеют ли права принять эту жертву и жить дальше, учитывая, что их беды породили их же ошибки?

Ответа у неё по-прежнему не было. Она знала многих хороших, добрых и справедливых волшебников, как знала лживых, беспринципных и жестоких. Не ей было решать судьбу всего магического мира. Но будь она на месте Слизерина, смогла бы принять такое решение? А главное… был ли иной способ? Который не окрасил бы благородное намерение кровью и болью. Почему за чужое благополучие должно было пострадать столько невинных?

— Был ли тот ритуал так необходим? — мрачно прошептала Гермиона, даже не заметив, что сказала это вслух.

— Был, — без капли сострадания или сожаления признал двойник. — Для создания врат требовалось огромное количество чистейшей магической энергии, схожей с магией Потока. Такой энергией обладали лишь магглорождённые дети. Их магия происходила не из рода, а из Потока, а оттого была идеальным источником для создания перехода, а кровь и кости василиска — одного из могущественных магических существ, послужила фундаментом для создания врат.

— Салазар убил василиска чтобы построить врата? — озадачено спросила Гермиона. — Тогда в Тайной комнате…

— Он вырастил двух. Но для врат хватило и одного, второй же остался стражем вашей школы, — двойник помедлил, словно в сомнениях стоит ли говорить дальше. — Но был и другой способ получить такую же чистую энергию.

— Драконы, — распахнув глаза, догадалась Гермиона. — Он мог использовать магию древнего дракона.

— А также его кровь и кости, — кивнул двойник. — Более того, при благополучном стечении обстоятельств, эту жертву даже не пришлось бы приносить, ведь вместе с первым королём переместился и артефакт, созданный им из убитого дракона и обладающий равноценной силой.

— Так отчего же…

— Салазар Слизерин знал, что требуется чистая магия, а также кровь и кости могущественного магического существа. Но не знал ни об артефакте, ни о древних драконах. Оттого закономерно пришёл к единственному верному, как ему казалось, решению.

— А где же теперь тот артефакт?

— Он был расколот и переплавлен на четыре драгоценные реликвии, потеряв в процессе свою изначальную силу.

— Четыре… реликвии? — с нехорошим подозрением уточнила Гермиона.

— Да. Меч, кубок, диадема и…

— Медальон, — прошептала девушка, прикрывая рукой рот в шокирующем осознании. — Артефакты основателей Хогвартса.

— И они создали их…

— Задолго до создания врат.

Гермиона запустила пальцы в волосы.

— Что за ужас, — глядя в белый пол, пробормотала она. — Зачем они вообще уничтожили такой могущественный артефакт?!

— Очевидно, что именно из-за его могущества. Слизерин в то время всеми силами стремился искоренить любые поводы для вражды между ним и тремя его ближайшими соратниками и решил расколоть и разделить между ними королевскую реликвию, как символ доверия между ними, даже не подозревая, что именно уничтожил собственными руками, — по губам двойника скользнула кривая усмешка, однако взгляд по-прежнему оставался равнодушными и отстранённым. — В итоге, тяжесть собственного преступления вкупе с непомерной ценой, которую Салазар побоялся заплатить, свела его с ума и убила вместе с шансом на возвращение домой. Близился день, когда драконы уснут навсегда, полностью обратившись в камень, а связь миров разорвётся. Тогда магия полностью исчезнет из мира, как и все волшебники и волшебные существа, — двойник замолчал, обратив пристальный взгляд в глаза Гермионы. — Это стало бы гибелью того магического мира, который ты знаешь. И здесь, — двойник чуть подался вперёд и улыбнулся, — начинается моя вторая история. И начнётся она с рождения необычайно талантливого наследника королевской крови, который, к беде или счастью, унаследовал Знание хранителя о судьбе мира.

— Том Риддл…

— Он самый, — двойник на удивление по-человечески фыркнул. — Том Риддл, который так боялся смерти, что расколол собственную душу, обменяв бесценный дар на мнимое бессмертие и тотальное безумие. И всё же, видения о судьбе мира оставили в его изуродованном сознании достаточно яркий отпечаток, чтобы он начал стремиться к «спасению» волшебного мира.

— Посредством полного истребления магглов, — скривилась Гермиона.

— Как показывает история, среди волшебников не слишком распространены здравые решения. Вы, юные дети Потока, даже во имя благородной цели можете привести мир к катастрофе.

— Довольно странно слышать подобный упрёк от воплощения магии того самого создания Потока.

— Не магия провоцирует ваши сомнительные поступки, а хаотичная природа, что от рождения до смерти качается словно маятник, толкая вас то к беде, то к благу, — невозмутимо парировал двойник, чуть помедлил и, когда от Гермионы не последовало ответа, продолжил рассказ: — Так и вышло с вашим Тёмным Лордом. В погоне за властью и бессмертием он позабыл возложенную на него миссию, поставив магический мир на грань исчезновения. И судьба ваша была бы предрешена, если бы причудливые её переплетения не привели Риддла на порог дома Поттеров, где он оставил былое существование и… осколок собственной жалкой души.

С жутковато широкой усмешкой двойник постучал себя по лбу, там, где у настоящего Гарри находился шрам в виде молнии, а у самого двойника — лишь светлая, гладкая кожа. Гермиона потеряно рассматривала собеседника, пытаясь осмыслить то, что услышала.

— Ты говоришь, что… в Гарри находится осколок души Волдеморта?

— О да. Единственный осколок, который не вернулся к хозяину в день возрождения три года назад. Именно это спасло целую, но ослабленную ядом и ритуалом душу Тома Арчера от полного поглощения, позволило взять контроль и подавить Риддла.

— И… что же теперь стало с тем осколком?

Двойник обвёл задумчивым взглядом стелящуюся по земле серую мглу.

— Дитя, что вобрало в себя осколок чистой тьмы, было рождено абсолютным светом. Годами он отвергал осколок, а тот в ответ ранил его душу. Но близость с тем, кто изначально этот осколок ему оставил, позволила душе принять инородную сущность. С помощью неё, камень за камнем была возведена Цитадель, в которой хрупкая душа укрылась от своего белого мира и смогла воссоздать чувства и опыт ранее ей чуждые.

Гермиона осмотрела безграничное пространство, невольно ища взглядом ту самую Цитадель. Словно зная о чём она думает, двойник пояснил.

— Цитадель была разрушена.

— Так вот почему Гарри так изменился, когда вернулся… — прошептала она. — Он буквально уничтожил самого себя.

— Почти уничтожил, — согласился двойник. — Крохотный осколок тьмы стал фундаментом для разума, расколотого горем и… — он вдруг насмешливо хмыкнул, — потерянной памятью и голосом Духа-хранителя знаний, неустанно шепчущем о скорой гибели магов. Я смог сохранить обломки личности, смешанные с осколком, объединив себя с ними. Постепенно Гарри восстановил некоторые чувства и привязанности. Однако, теперь им в большей степени движет эхо наследия, диктующее ему стремление к спасению волшебного мира.

— Это его новый якорь, — наконец догадалась Гермиона, вспомнив давний разговор с Дамблдором. Тогда она и помыслить не могла насколько прав он был и одновременно как сильно заблуждался. — Выходит, — медленно протянула она, — Гарри и Том в некотором роде уберегли друг друга от полного исчезновения.

— Так и есть.

— А ты знаешь историю о магах и ведёшь себя почти как человек благодаря тому, что вобрал часть осколков личности Гарри?

— Это действительно привнесло в мою суть больше человеческого, но куда больше на меня повлиял сам Гарри и его потребность придать привычный облик тому, чего он не понимал. Он так стремился одушевить меня, что неосознанно вдохнул разум в то, что изначально являлось неотъемлемой частью и продолжением его сознания, превратив меня в некоторую форму жизни. Теперь же, — двойник вдруг резко подался вперёд, склоняясь к самому уху собеседницы, — выслушай мою третью историю и первую просьбу к тебе, дитя магов.

Гермиона вздрогнула, но не отпрянула, внимая его шёпоту, но чем дольше она слушала, тем бледнее становилось её лицо, тем чаще и тревожнее дыхание.

— Нет, — сдавлено выдохнула она, когда двойник затих и выпрямился, пристально глядя в её глаза. — Это, но это же… неправда? — с надеждой спросила она и тут же покачала головой, — конечно, это правда, — Гермиона с досадой и злостью ударила кулаком по полу. — Этот сумасшедший… зачем он так поступил?! — двойник лишь молча смотрел на неё, не пытаясь успокоить или объяснить что-либо, Гермиона же разрывалась между яростью и тоскливым осознанием неизбежности. — Но как я смогу… как мне… почему ты думаешь, что мне…

— Я лишь прошу тебя попытаться.

— Он даже тебя не слушает. С чего ты взял, что послушает меня?

На это двойник лишь растянул губы в сдержанной улыбке.

— Почему именно я? — сжав ладонями виски, Гермиона опустила голову. — Почему из всех людей ты выбрал именно меня? Зачем рассказал мне всё это?!

— Придёт день, дитя магов, когда мир сотрёт и забудет прошлое. Ты расскажешь забытую историю о сотворении магов и Потоке, о драконах, королях и хранителях, о светлой и тёмной магии, о магглорождённых и ошибках, что едва не привели к катастрофе. Поведай миру то, о чём они забыли. Это будет моей второй просьбой.

— И что же будет третьей? — с некоторой обречённостью спросила Гермиона.

— Наш разговор, — расплывчато протянул двойник, — останется лишь здесь, — он приложил ладонь ко лбу собеседницы. Никто, даже Гарри, не должен узнать о том, что было сказано здесь до того, как вы покинете этот мир.

— Что ж, — невесело хмыкнула Гермиона. — Это, пожалуй, самое простое обещание, которое я могу тебе дать.

— Теперь я передам тебе подарок, — вдруг сказал двойник, — протяни руку.

Почти не задумываясь, что вообще она может унести из Белого Мира, который и реальностью-то назвать было нельзя, Гермиона послушно протянула руку, почувствовав, как холодные и твёрдые словно мрамор, пальцы опускаются на её ладонь, а в следующий миг руку до запястья охватило жжение.

— Что ты…

— Терпи, — обхватив пальцами её ладонь, велел двойник. — Знание порой может обжечь и причинить боль, но это не повод его отвергать.

Гермиона затихла, закусив губу. Жжение становилось всё сильнее, но в какой-то миг исчезло, а вместе с этим в сознании будто зажглось яркое воспоминание ей не принадлежащее.

— Это…

— Мой тебе подарок, дитя магов. Сохрани его до тех пор, пока не придёт время им распорядиться.

Голос двойника начал двоиться и удаляться, будто эхо, что разносилось по пустому затянутому туманом пространству.

— Что происходит? — озираясь по сторонам, заволновалась девушка.

— Наше время вышло, Гермиона Грейнджер, — силуэт двойника тонул и растворялся в витках густеющей серой дымки. — Обмани свою судьбу, и сотки новую.

Голос стих и мир, дрогнув, раскололся, погружая девушку в мирную тишину сна.

* * *

Том скривился, отбросив в сторону окровавленный бинт, и откинулся на спинку кресла, устало прикрыв глаза. Нагини в своей антропоморфной форме, неспешно водила рукой над его ранами ворча себе под нос, что хозяин мог бы облегчить свои страдания, просто обратившись к целителям. С её острых, чёрных когтей капал яд, смертельный для любого живого существа кроме самого Тома. Как магический фамильяр, Нагини могла использовать собственный яд чтобы остановить кровотечение и значительно ускорить заживление ран хозяина, однако, учитывая серьёзность повреждений, процесс оказался долгим и крайне болезненным, к тому же для нормального лечения требовалось не менее десяти часов сна, о чём сейчас можно было только мечтать.

После смерти Элиота, Том использовал портключ, переместившись в свой кабинет. Магическая печать на дверях гарантировала, что никто не попадёт внутрь, а сигнальное заклинание у выхода оповещало любых посетителей о том, что Волдеморт отсутствует в поместье. Каждый проживающий в штабе знал, что попытка попасть в кабинет Тёмного Лорда пока он запечатан таким образом — верный путь в могилу, поэтому самоубийц, которые попытались бы выломать дверь не нашлось.

Зато особо тревожных было хоть отбавляй.

Когда, спустя час после взрыва, Тёмный Лорд так и не дал о себе знать, Беллатрикс едва ли не организовала дежурный пост под дверью его кабинета. Несколько раз приходили Драко, Блэйз и Дафна, иногда в сопровождении других Пожирателей Смерти и даже членов Ордена Феникса и авроров.

Том досадливо вздыхал, наблюдая через отслеживающий артефакт за вереницей своих посетителей. Конечно, многие нервничали — чары на дверях Тёмного Лорда говорили о том, что он так и не вернулся после сражения с Элиотом, а это порождало домыслы и теории, которые подкреплялись и тем, что метки Пожирателей потускнели, сигнализируя об ослаблении вложенной в них магии. Так же было и шестнадцать лет назад, когда метки исчезли через несколько часов после «гибели» Волдеморта. Два часа спустя по поместью неизбежно поползли тревожные шепотки и пересуды о том, жив ли вообще Тёмный Лорд.

Том понимал: рано или поздно придётся выйти. Но сперва нужно восстановить силы и скрыть ранения. Нельзя было допустить, чтобы кто-то видел его слабым. Не сейчас. Единственный человек, которому он мог бы доверить правду о своём состоянии, лежал в лазарете на грани жизни и смерти.

Открытым оставался лишь вопрос: в каком обличии он появится перед всеми. Кольцо уничтожено, а магия иллюзий требовала сил и концентрации, чтобы постоянно поддерживать маскировку. Пока он ранен и истощён об этом и речи быть не могло. Об истинном обличии Волдеморта знало ограниченное число людей, а посвящать в это всех подряд в его планы не входило.

Прикрыв глаза, Том откинулся на спинку кресла, стараясь игнорировать болезненную пульсацию и жжение в повреждённой руке, от которых мысли то и дело сбивались и путались в хаотичный, бесформенный клубок.

Нагини закончила обрабатывать раны и отступила в сторону, насторожено наблюдая как Том перевязывает раны.

— Ты теряешь слишком много крови, — сказала она, глядя на то, как свежие бинты почти сразу окрасились в алый.

— Твой яд с этим справится.

— Мой яд — это временная мера, а не лечение, хозяин, — недовольно напомнила змея, возвращаясь в свою исходную форму и сворачиваясь кольцами вокруг его рабочего кресла. — Не ровен час, ты так опять умрёшь, — она устроила треугольную голову на его коленях, мерцая янтарными бусинами глаз. — Кто тогда станет кормить меня?

— Сама прокормишься как-нибудь, — безжалостно отрезал Арчер, искоса глянув на неблагодарную рептилию.

Ослабив ворот рубашки и накинув на плечи простую, черную мантию без лишних изысков или вышивки, Том с трудом поднялся из-за стола. Борясь с головокружением и слабостью, он окинул утомлённым взглядом перевёрнутый журнальный столик, о который запнулся, когда только оказался в кабинете, рассыпавшиеся по полу книги и документы, пятна подсохшей крови на паркете и ковре, скомканные окровавленные бинты и изодранную мантию в углу: всё это, пожалуй, следовало убрать, прежде чем впускать сюда кого-то.

Том помедлил, принимая решение, и тихо позвал:

— Виви.

Эльф с хлопком появился перед ним, испугано уставившись на волшебника.

— Господин Том Арчер, сэр! — пискнул он. — Все думают, что вы мертвы.

— Я в курсе, — Том снова опустился за рабочий стол, бережно пристроив больную руку на подлокотнике кресла. — Избавься от… беспорядка, — попросил он.

Домовик послушно кивнул, собираясь выполнить поручение.

— Постой, — Том хмурился, постукивая пальцами здоровой руки по столешнице. — Ты знаешь как… как Гарри?

— Хозяин всё ещё не проснулся, — скорбно повесив уши, оповестил эльф. — Госпожа целительница переместила его в спальню. Сказала, что жизни ничего не угрожает и обещала заглядывать каждые четыре часа. Виви присматривает за хозяином.

— Хорошо. Я навещу его позже. Возвращайся к работе.

Пока эльф оперативно наводил в кабинете порядок, Том позволил себе несколько минут просто посидеть в тишине с закрытыми глазами. Яд Нагини начал действовать, вызывая блаженное онемение искалеченной руки. Двигать ей он не мог, но по крайней мере боль притупилась, став почти терпимой. Оставалось надеяться, что лихорадка и слабость вскоре отступят сами собой. Потратив ещё некоторое время на то, чтобы привести в порядок свой болезненный, потрёпанный вид, Том взялся перебирать документы на столе, формируя дальнейший план действий. Войска магглов были полностью разбиты, а Элиот убит. Штаб постепенно восстанавливался. Требовалось срочно брать управление в свои руки и планировать рейд в министерство.

— Господин Том Арчер, сэр, — осторожно позвал его эльф, вырывая из тяжёлых раздумий. — Виви закончил с уборкой. Желает ли господин Том Арчер поесть? Или, быть может… — взгляд домовика скользнул по перебинтованной руке скрытой тканью мантии, — быть может нужны лекарства?

— Всё потом, — коротко отказался Арчер, качнув головой. — Отправляйся обратно к Гарри и сообщи, если что-то в его состоянии покажется тебе подозрительным.

Виви помедлил с некоторым сомнением рассматривая волшебника.

— Должен сказать, — осторожно начал он, — что хозяин будет очень зол на вас и на Виви, когда проснётся и узнает, что господин Том Арчер был ранен, а Виви ничем не помог.

— Прежде чем злиться на кого-то за беспечное отношение к собственному здоровью, твоему хозяину сперва нужно самому научиться заботиться о себе, — недовольно проворчал Том. — Так ему и скажешь, если он начнёт возмущаться.

Домовик чуть улыбнулся и кивнул.

— Так и сделаю, господин, спасибо.

Сказав это, тот торопливо исчез. Том отчего-то был уверен, что этот мелкий услужливый пройдоха не упустит возможности передать Поттеру его слова. И, кажется, сделает это с огромным удовольствием.

Удостоверившись, что и кабинет и он сам выглядят достаточно сносно, чтобы принимать посетителей, Том наконец снял часть заклинаний с двери и остался сидеть за рабочим столом, понимая, что теперь следует ожидать очень длинную вереницу страждущих.

К его удивлению, первой в очереди оказалась Минерва МакГонагалл, пребывающая в состоянии столь холодной ярости, что по стенам едва ли не пополз иней в момент, как она встретилась взглядом с Томом. Следом за ней ворвались Беллатрикс, Драко и Блэйз что, вероятно, помешало Минерве убить его прямо с порога. Лестрейндж явно намеревалась что-то сказать, как вдруг застыла, оторопело воззрившись на сидящего за столом волшебника.

— Милорд, ваша маскировка…

— Больше не потребуется, Бэлла, — прерывая её, Арчер поднял руку, не сводя взгляда с МакГонагалл, которая, игнорируя присутствующих, шагнула к столу Тома, опустив ладони на столешницу.

На миг Тому показалось, что ей трудно стоять прямо.

— Альбус мёртв, — глухо объявила Минерва, глядя в алые глаза Тёмного Лорда.

Блэйз, переглянувшись с Драко, предусмотрительно закрыл дверь, а Беллатрикс наложила на неё несколько запирающих и заглушающих чар. Том молчал, не сводя с Минервы спокойного, испытующего взгляда. Ему нечего было сказать, как нечего было предложить кроме собственных соболезнований, которые вряд ли будут сейчас уместны.

Минервы не было в штабе, когда напали магглы. По просьбе Дамблдора она и несколько членов Ордена последние пару месяцев разыскивали скрывающихся волшебников, чтобы переправить в лагерь или оказать помощь. Альбус надеялся, что по итогу часть спасённых магов сможет присоединиться к противостоянию с магглами и варлоками. Кого-то удавалось убедить перебраться в лагерь, кто-то даже присоединился к тренировкам. Но в масштабах всего магического населения Британии, число это было столь ничтожно мало, что по мнению Тома не оправдывало затрачиваемых на инициативу ресурсов. Впрочем, он и не возражал, спокойно дожидаясь пока директор сам осознает тщетность своих надежд. Или пока об этом ему не скажет Минерва. Изредка он просматривал её отчёты и прекрасно знал, как сильно подорван моральный дух большинства волшебников. Он также знал, что и сама МакГонагалл начала терять веру в затею Дамблдора.

Увы, по возращении в штаб её ждали трагичные новости, отодвинувшие на второй план все прочие заботы. Судя по настроению, Минерва уже успела в подробностях обсудить причины произошедшего с членами Ордена, быстро определив виноватого. Поняв, что Том не спешит отвечать, МакГонагалл подалась чуть вперёд, продолжая тяжело опираться о его стол.

— Скажи, стоило оно того? — хрипло выдавила она, не сводя со спокойного лица Тёмного Лорда лихорадочно горящих глаз, в которых горе плотно переплеталось с гневом. — Все те жертвы. Они стоили того?

Том посмотрел на застывших позади Минервы Блэйза, Драко и Беллатрикс. Половину лица Малфоя скрывали бинты, Забини заметно хромал, Белла, как он знал, сильно повредила руку, хоть под широкими рукавами мантии этого было и не видно. Мысли его переместились к Гермионе, которая всё ещё боролась за жизнь после пулевых ранений, Блэку и Люпину о судьбе которых ему только предстояло узнать. Он подумал о десятках погибших и тяжело раненных волшебниках, о Гарри…

Сколькими они уже пожертвовали? Скольких ещё придётся принести в жертву?

Стоило ли оно того?

— Стоило, — наконец, ровно ответил Том, вновь обращая взгляд к Минерве.

Ведьма поджала губы, выпрямилась, сжимая руки в кулаки и некоторое время лишь молча рассматривала его лицо, ища и не находя в нём хоть каплю раскаяния или сожаления. Наконец, она выдохнула и медленно, словно каждое движение причиняло боль, опустилась в гостевое кресло.

— Зачем? — с тихой злостью спросила она. — Зачем было подвергать всех такому риску?

— Чем выше ставка, тем крупнее выигрыш, разве нет?

— Ты поставил человеческие жизни!

— Да. И свою в том числе.

— Ты шёл на это осознанно. Но что насчёт остальных? — с каждым словом её голос становился всё жёстче. — Часть Ордена и жители деревни буквально оказались в заложниках у вашего безумного плана. Ты интересовался у них, хотели ли они быть перемолотыми в этих жерновах в угоду твоим амбициозным замыслам? Десятки волшебников и ведьм погибли, защищая штаб, который ты собственными руками превратил в мишень, и даже не знали, что стали невольными участниками огромного, кровавого спектакля. И ради чего?!

— Ради чего? — удивлённо изогнув брови переспросил Том, словно не верил, что она действительно спрашивает об этом. — Одним ударом мы уничтожили варлоков и их лидера, отбросили войска, заставив магглов наконец увидеть в нас серьёзного противника, заставив магглов наконец увидеть в нас серьёзного противника, а не кучку перепуганных крыс, разбегающихся по норам. Ты последние несколько месяцев искала выживших и помогала им перебраться в лагерь. Сколькие из тех, кого ты нашла, уже потеряли надежду и сдались? Скольких забрали в лаборатории или убили? — Том выдержал паузу, смерив собеседницу долгим взглядом, заметив, как она напряглась при упоминании её расследования. — Вероятно ты не в курсе, но в скором времени нам предстоит штурм Министерства магии, — продолжил говорить он, когда Минерва так и не ответила. — Эта затея сама по себе почти самоубийство. Представь, если бы на нашем пути в тот момент встала британская армия и святое воинство. Далеко бы мы тогда успели уйти?

За что Тому всегда нравилась Минерва так это за способность, выбирая между холодным рассудком и эмоциями, всегда отдавать предпочтение рассудку. Он почти видел, как ярость в её душе, что ещё несколько минут назад буквально хлестала через край, уступила место рациональности.

— Возможно твой план и имел смысл, даже с учётом рисков, — нехотя признала она. — Но ты обязан был поставить в известность Орден, раз решил рисковать их жизнями.

— И позволить Дамблдору внести щепотку непредсказуемой самодеятельности? — сухо бросил Тёмный Лорд. — Ты сама признаёшь, что риски провала были велики. Если бы мы выложили все карты на стол, какова вероятность, что директор не попытался бы вмешаться.

— Альбус разумный человек… — Минерва резко замолчала, поджав губы, когда её глаза затянула тень тяжёлой скорби, — был разумным человеком. Если бы он знал ваш план…

— То всё равно поступил бы по-своему, — категорично закончил за неё Том. — Альбус Дамблдор — не тот, кто стал бы молча следовать чужой воле. Мы ограничены как во времени, так и в доступных возможностях. У нас не было ещё пары-тройки лет на долгосрочное планирование и ожидание, пока Орден соизволит предпринять хоть что-то. Альбус до последнего слепо верил, что с магглами можно договориться. Согласился бы он на тотальное уничтожение варлоков или прямое столкновение с магглами, сделав мишенью весь штаб?

Минерва даже не думала, прежде чем покачать головой.

— Нет. И в этом ваше главное различие. Альбус всегда старался избегать жертв с обеих сторон.

— И смотри куда его это привело.

— А ты и рад.

— Тут ты ошибаешься, — с усталым вздохом Том перехватил колючий взгляд Минервы и криво усмехнулся. — Неужели думаешь, что в мои планы входила его смерть? — помедлив и не получив ответа, он издал сухой, саркастичный смешок. — Конечно, ты так думаешь. Злобный Тёмный Лорд устроил дьявольскую западню с целью устранить всех, включая святого директора… ну чем не складная теория? — Арчер поставил локоть здоровой руки на ручку кресла, подперев ладонью подбородок и напустив на себя почти скучающий вид. — Переубеждать тебя не стану. Но давай на мгновение вообразим обратную ситуацию и поменяем роли. Что если бы подобную ловушку организовал директор, и попали в неё я и мои Пожиратели, а закончилось всё моей смертью? Назвала бы ты бесчеловечной такую задумку? Сказала бы, что директор умышлено всех подставил?

— Нет.

— Именно. А знаешь, кем бы выглядел Альбус в глазах членов Ордена и авроров? Великим героем, который заслужит ещё один орден Мерлина, невзирая на случайные жертвы и сопутствующий ущерб.

— Хочешь себе титул героя за свою затею?

— Благодарю, но нет. Хочу показать перспективу, которая зависит от того, кто и с какой позиции смотрит на ситуацию, — на этих словах он перевёл ироничный взгляд на Лестрейндж, которая мрачной тенью возвышалась за плечом МакГонагал. — Поменяй мы роли местами, что сказала бы ты, Беллатрикс?

— Что Орден сделал это умышлено, — без тени сомнений, тут же отозвалась та.

— Видишь? — Том многозначительно улыбнулся МакГонагалл. — Часть твоей злости вполне оправдана, а вот другая — следствие предвзятого отношения. Так стоит ли и дальше вести спор на эту тему?

— Мы обсуждаем миражи, — холодно отчеканила та. — Для начала, Альбус никогда бы так не поступил.

— Если ты так думаешь, то плохо знаешь Дамблдора, — Арчер чуть повёл плечом, сохраняя выражение безразличной скуки на лице, за которым тщательно скрывал головокружение и слабость, усиливающиеся с каждой секундой. — Но сейчас это и вправду обсуждение миражей, на что у меня нет ни времени, ни настроения. Нам остался последний шаг до цели. И сейчас меня куда больше интересует, что ты и Орден намерены делать дальше.

— Рассчитываешь, что после всего случившегося, Орден продолжит с тобой работать? — изогнув бровь, надменно уточнила Минерва.

— Можете уйти. Я тут никого не держу. Но признаюсь, буду разочарован узнать, что Минерва МакГонагалл отсиживалась в стороне, когда решалась судьба волшебного мира.

Минерва мрачно воззрилась свои сцепленные на коленях пальцы, мысленно взвешивая все его доводы и аргументы. Ожидая её ответа, Том прикрыл глаза, когда покалеченная рука отозвалась болезненной судорогой — похоже организм слишком ослаб и даже обезболивающий эффект яда начал уступать лихорадке.

— Сперва мне нужно заняться похоронами, — наконец, нарушила тишину МакГонагалл. — Потом мы обсудим всё остальное.

— Если желаешь, похороны можно провести на фамильном кладбище Риддлов.

Минерва бросила на Тома почти оскорблённый взгляд.

— Я отвезу Альбуса в Хогвартс. Огромную часть своей жизни он посвятил этой школе и покинул её вовсе не по своей воле. Теперь пора ему вернуться туда, где его душа сможет быть в покое.

— Хорошо… и Минерва, — позвал он, когда она поднялась на ноги собираясь уйти. — Придётся тебе принести магическую клятву.

— Чего ты хочешь? — напряжённо спросила она, быстро окидывая взглядом кабинет и присутствующих в нём магов явно рассчитывая свои шансы на сопротивление.

— Хочу гарантий, что никто за пределами этого кабинета не узнает, как выглядит Тёмный Лорд, в каком он состоянии и о чём ты с ним говорила, — Арчер продолжал неподвижно сидеть в кресле, полуприкрыв глаза, чтобы лишний раз не провоцировать и без того взрывоопасную ситуацию. — Также, вероятно, скоро по поместью пойдёт слух что Волдеморт либо мёртв, либо тяжело ранен. Прошу тебя этого не опровергать. Я хочу, чтобы ты не вмешивалась в мои планы, пока мы не перейдём в другой мир.

— И отчего ты так уверен, что я соглашусь давать такую клятву? — опасно сузив глаза, поинтересовалась Минерва.

— Ну… — Том, чуть склонив голову к плечу, обратил задумчивый взгляд к окну, — конечно, мы можем сейчас устроить небольшую дуэль и разнести тут всё в щепки, а пока ты будешь занята, Нагини покинет кабинет, отправится в лазарет и отужинает телом директора, — он снова посмотрел на МакГонагалл. — Невзирая на итог дуэли, хоронить ты будешь пустой гроб. Как тебе такая альтернатива?

— Есть в тебе хоть капля человечности? — голос Минервы дрогнул от злости.

— Не когда на карту так много поставлено. Итак?

— Хорошо, — сквозь зубы процедила она. — Но я требую, чтобы ты посвящал нас в эти свои «планы». Мне не нужны новые сюрпризы.

— Это будет нетрудно, — легко согласился Том, с неторопливой уверенностью поднимаясь на ноги.

После того как Беллатрикс засвидетельствовала клятву и сердитая, но всё же чуть более спокойная Минерва покинула кабинет, Том снова уселся за свой стол. Головокружение накатило новой волной, заставив вцепиться в край стола, чтобы не рухнуть. Перед глазами поплыли тёмные пятна. Слабость въедалась в кости, тяжёлая и липкая, как смола. Арчер глянул исподлобья на Драко, Блэйза и Бэллу.

— Есть что добавить, прежде чем мы перейдём к докладам? — сухо поинтересовался он, смерив всех троих колючим взглядом, который ясно давал понять, что никаких комментариев о случившемся он не потерпит.

Присутствующие быстро перехватили настрой Тёмного Лорда, с деловитым видом переключившись на доклады о состоянии дел в поместье. Новости были ожидаемо не радужными, но, глядя на общее число выживших, Том утешал себя мыслями, что у них всё ещё достаточно людей для рейда на Министерство. Несмотря на желание выяснить детали, Арчер всё чаще ловил себя на том, что его внимание то и дело уплывает, а взгляд соскальзывает с лиц говорящих. Голоса доносились будто сквозь толщу воды — глухие и отдалённые. Чтобы хоть на чём-то сосредоточиться, он уставился в случайную точку на пергаменте, где буквы расплывались в нечёткие чёрные линии. Пришлось с усилием моргнуть, чтобы вернуть резкость изображению, впиваясь ногтями здоровой руки в подлокотник кресла. Лихорадка усиливалась, не оставляя возможности заниматься делами.

Наконец, со срочными вопросами было покончено и Том раздал всем указания, надеясь, что его на время оставят в покое. Увы, Драко и Блэйз отличались избирательной твердолобостью и тонких намёков Арчера старательно не заметили, поэтому, когда дверь за Беллатрикс закрылась, а эти двое всё ещё остались топтаться посреди кабинета, ему ничего не оставалось, кроме как с тихим вздохом смерить приятелей утомлённым взглядом:

— Что-то ещё?

Драко и Блэйз переглянулись с таким видом, словно перебрасывали друг другу горящий шарик, который вот-вот взорвётся. В молчаливой битве победил Забини, и Драко с вынужденным вздохом взял слово:

— Насколько серьёзно ты пострадал?

— С чего ты взял, что я пострадал? — с ноткой надменности, парировал Арчер.

— Даже и не знаю, — в тон ему отозвался Малфой, скрестив на груди руки, — возможно с того, что ты выглядишь как живой труп?

— Довольно странно слышать это от кого-то похожего на мумию. Займись лучше своими травмами, Драко.

— Он-то в отличие от кое-кого был у колдомедиков, — Блэйз бесцеремонно уселся в свободное кресло, смерив Тома многозначительным взглядом.

— И насколько всё плохо? — задумчиво разглядывая перебинтованную половину лица Малфоя, уточнил Арчер.

— Жить буду, — неохотно признался тот, заняв второе кресло рядом с другом. — Целители сказали, что глаз тоже постепенно восстановится.

— Ну, а если не восстановится, обзаведёмся модной повязкой, — жизнерадостно предложил Блэйз, подмигнув Малфою. — Тебе пойдёт. Будешь похож на пирата.

Драко ответил ему колючим взглядом и отвернулся. Несмотря на показательную холодность Малфоя, оба выглядели вполне мирно — похоже минувшие события поставили точку в их недавнем конфликте из-за шпионажа Блэйза… или, по крайней мере, свели его до минимума.

Судя по тому, как по-хозяйски оба расселись в его кабинете, избавиться от этой парочки так просто не получится. Том мог бы сослаться на усталость и плохое самочувствие и выставить обоих за дверь, но тогда пришлось бы признать, что полученные травмы его беспокоят. С тихим вздохом, он смирился с неизбежным, решив извлечь из этого максимум пользы, раз уж деваться было некуда.

— Как обстоят дела в поместье?

— А доклада тебе было мало? — Забини состроил удивлённое лицо, словно не понимал, каких новостей от него ждёт Том, но, перехватив его опасно потемневший взгляд, торопливо вскинул руки в примирительном жесте. — Ладно-ладно, хватит так на меня зыркать! Серьёзно, тебе что тем взрывом совсем чувство юмора отшибло?

— Чтобы почувствовать юмор, нужен этот самый юмор, — сухо оповестил Том. — А я пока слышу только глупость.

— Душный ты человек, лорд Волдеморт.

— Блэйз…

— Всё-всё. Говорю. В общем, Гарри и Гермиона пока оба в отключке, если тебя они интересуют, — Забини хитро сощурился, помедлил и, так и не получив никакой реакции от собеседника, продолжил: — Грейнджер пока в тяжёлом состоянии, но должна выкарабкаться. По крайней мере, Эрмелинда заверила, что угрозы для жизни нет.

— Хорошо, — Том на миг прикрыл глаза, даже не представляя, что испытает такое облегчение, узнав о прогрессе в лечении Гермионы. — Что насчёт остальных?

— Ну, — Блэйз задумался, почесав переносицу. — Блэка откопали под завалами башни, он чудом отделался несколькими переломами и сотрясением мозга, — он негромко рассмеялся. — Цитируя нашего любимого профессора зелий: «Был бы мозг было бы о чём беспокоиться». А так всё остальное на нём заживает как на, кхм, собаке, — он снова хохотнул. — Люпин и Тонкс тоже живы, только потрепало их знатно. Тонкс до сих пор не пришла в себя. Что ещё? А! Грюма чуть не пристрелили, теперь он всех изводит в лазарете своим ворчанием.

— Что насчёт деревни?

— Там всем заправляют Дафна и матушка, — чинно вступил в диалог Драко.

— И Джинни, — немного раздуваясь от гордости, напомнил Забини. — Кстати, её родители хотели настоять на том, чтобы она покинула штаб. И знаешь, что она им сказала? Что никуда без меня не поедет! Я вот всё думаю, когда выбрать благоприятный момент и сообщить что мы помолвлены…

— Эту информацию можно было и пропустить, — ворчливо перебил друга Малфой, который явно слушал щебетание Блэйза о своей подружке уже далеко не в первый раз.

Пока парочка негромко пререкалась друг с другом, Том потянулся за пергаментом, но рука так дрожала, что он едва не опрокинул стоящую рядом чернильницу. Блэйз и Драко, заметив это, замолкли как по команде. Том, поймав их обеспокоенные взгляды, придал лицу невозмутимое выражение, сделал вид, что разминает запястье и с ледяным спокойствием, взял перо, небрежно покрутив его в пальцах.

— Нужно как можно скорее начинать подготовку к походу в министерство, — заявил он, пресекая любые попытки друзей начать неуместные расспросы. — Если Гарри был прав относительно времени, и мы должны войти во врата в коридоре затмений, то у нас осталось не больше месяца, а это катастрофически мало. Райнер жив?

— Да. Схватил, правда, пулю, когда загоняли магглов в их лагерь, — отрапортовал Забини, откидываясь на спинку кресла, — так что теперь валяется в лазарете. Но быстро идёт на поправку.

Том глянул на затихшего Малфоя. В отличие от раздражающе энергичного Блэйза, тот казался болезненно утомлённым. Судя по всему, его травмы были серьёзнее, чем тот желал показать. Пора было заканчивать посиделки: Драко требовался отдых, а Забини — полезное дело, чтобы он не замучил всех до смерти.

— Как будет на ногах, пусть попробует связаться с министерством, — велел Блэйзу Том. — Возьми пока на себя организационные вопросы и помоги миссис Малфой и Дафне, — он окинул собеседников пристальным взглядом: — И оба помните, никто не должен знать, что Тёмный Лорд жив и здоров.

— Не очень здоров, — сухо вставил Драко.

— Напустите тумана и согласуйте то, что будете говорить с Бэллой. В этом деле она разберётся лучше вас обоих. Я присоединюсь к вам чуть позже, — давая понять, что разговор окончен, Том подтянул к себе свитки документов, показательно переключая на них внимание.

К счастью, на этот раз Блэйз и Драко оказались понятливее и быстро ретировались. Однако, Том даже не успел подняться из-за стола, когда снова раздался стук в дверь. Убедившись, что по ту сторону не ожидает кто-то посторонний, Арчер с тихим вздохом снял запирающие чары и мрачно воззрился на переступившую порог Дафну.

— Так и знал, что эти двое побегут к тебе жаловаться, — проворчал он, когда Гринграсс закрыла за собой дверь, проходя в кабинет.

— Я не планирую отнимать много времени, — спокойно повела плечом Дафна, подходя к его столу. — В конце концов, у меня есть более важные дела чем нянчиться с упрямцем.

Том хмыкнул, отметив нехарактерно раздражённый тон — похоже даже Дафна порой не могла удержать в узде свои чувства. Никак не комментируя её замечание, Том наблюдал, как Гринграсс вытащила из кармана несколько пузырьков с целебными зельями, расставляя их на столе.

— Не знаю, насколько серьёзно ты пострадал, поэтому принесла в основном универсальные средства, чтобы ты по крайней мере не умер, — сухо оповестила она, встречаясь взглядом с Арчером. — Если понадобится что-то конкретное, будь добр дотащить своё гордое величество до лазарета.

— Спасибо.

— Как я поняла, официальная легенда состоит в том, что Волдеморт тяжело ранен?

— Да.

— Тогда зачем скрывать свои ранения, если цель — сообщить о них? — изогнув брови, непонимающе уточнила Дафна.

— Знать и предполагать — разные вещи, — Том взял один из флаконов, рассматривая тёмно-голубую жидкость. — Слухи сродни вирусу — разлетаются с немыслимой скоростью и в благоприятной среде развиваются до необратимой стадии.

Дафна некоторое время молча рассматривала его лицо, делая какие-то свои выводы и, наконец, кивнула.

— Делай как знаешь, — откидывая за плечо прядь светлых волос, безразлично бросила она. — Только будь потом готов совладать с тем чудовищем, которое взрастишь.

Арчер на это лишь коротко усмехнулся. Управлять «чудовищами» всегда было одним из лучших его талантов.

* * *

Первым, кого увидела Гермиона, придя в себя, был Снейп, сосредоточено сортирующий склянки с зельями на прикроватном столике. Облик живого и хронически чем-то недовольного профессора почему-то так обрадовал, что Гермиона сама не заметила, как с губ сорвался слабый смех. Снейп повернул голову в её сторону и в лёгком удивлении изогнул брови.

— Так весело было на том свете, мисс Грейнджер? — подходя к её кровати, беззлобно осведомился он, попутно накладывая на девушку диагностические чары.

— Не сказала бы, — вспоминая затянутый туманом белый мир и пугающе безэмоционального двойника Поттера, хрипло призналась она.

— Что, рай не похож на бескрайнюю библиотеку? — с напускным разочарованием и лёгкой ноткой сарказма уточнил зельевар, подавая Гермионе флакон с восстанавливающим зельем и стакан воды.

— Боюсь, до рая я добраться не успела, — приняв лекарство и осушив стакан до дна, вздохнула та.

— Но вы определённо старались.

Гермиона оглядела палату, где, помимо неё был ещё один незнакомый ей волшебник, спящий на соседней койке. Судя по невозмутимости Снейпа и умиротворяющей тишине, ничего непоправимого пока не произошло.

— Как дела в штабе? — спросила она. — Магглы ещё не отступили?

— Отступили, — заверил её Снейп. — На некоторое время мы все в безопасности.

— Как, хм… — она осеклась и решила зайти издалека. — Чем сейчас занят Тёмный Лорд? Готовится к походу в министерство?

Снейп помедлил с ответом, смешивая для неё ещё одно зелье.

— Тёмный Лорд вступил в схватку с отцом Элиотом и с тех пор его никто не видел.

— Ч-что?! — Гермиона резко приподнялась на локтях и тут же со стоном рухнула обратно на кровать, когда всю спину от шеи до поясницы обожгло резкой болью.

— Да-да, скачите побольше, мисс Грейнджер, — осторожно помогая ей принять более удобное положение, проворчал Снейп. — Мы буквально по кускам собирали ваш позвоночник, почему бы сразу не попытаться встать на голову?

— Что случилось с Тёмным Лордом?! — игнорируя и боль, и сарказм профессора, задыхаясь, спросила Гермиона. — Он жив?!

Снейп вздохнул.

— Вероятно пока жив.

— Пока?!

— Угомонитесь уже, мисс Грейнджер и дайте мне договорить, — удерживая её на кровати, Северус раздражённо вручил ей ещё один флакон, в котором, судя по запаху, было ещё и лёгкое успокоительное. — Несмотря на то, что о состоянии Тёмного Лорда мне мало что известно, все дела штаба взял на себя его внук.

— Внук? — Гермиона наконец бросила попытки вскочить с кровати и растеряно моргнула.

Насколько ей было известно, у Волдеморта имелся только один внук — Том Арчер. Но если Снейп говорит, что о судьбе Тома ему неизвестно, то кто тогда… минуточку…

— Да. Внук, — Снейп многозначительно взглянул ей в глаза. — Вы учились вместе и должны быть хорошо с ним знакомы.

Наконец в одурманенном долгим беспамятством, потерей крови и ранением разуме начала выстраиваться полноценная картина.

— Арчер? Том Арчер сейчас заправляет всеми делами штаба? — на всякий случай уточнила она.

— Да.

— Вот же паршивец изворотливый, — с напускным недовольством пробормотала она, едва не хихикая от радости.

— Не то слово, мисс Грейнджер, — перехватив её сияющий счастьем взгляд, хмыкнул профессор.

— Обсуждать человека за его спиной — признак дурного воспитания, — сухо заметили от входа.

Гермиона повернула голову, встречаясь взглядом с Томом, который кажется уже некоторое время, слушал их разговор. Снейп, кивнул ему в знак приветствия и поспешил ретироваться, явно не горя желанием и дальше возиться с Гермионой. Арчер мельком глянул на второго пациента, мирно спавшего на соседней койке, после чего направился к Гермионе. При виде его лица, а особенно глаз — сейчас совершенно обычных, карих — всё веселье в душе девушки мигом испарилось. В памяти всколыхнулся облик Тёмного Лорда, затянутый дымкой, почти смазанный и далёкий за которым следовала всепоглощающая тьма, холод и встреча с двойником. На грудь тяжёлым бременем осознания опустилась свинцовая тяжесть. Впрочем… действительно ли Гермиона говорила с воплощением магии Гарри? Или всё это было сном, навеянным ранами и лихорадкой?

— В чём дело? — подходя к её кровати шутливо осведомился Том. — Мы так давно не виделись, а ты мне словно и не рада вовсе.

На время отогнав все свои сомнения и страхи, Гермиона озадачено взглянула на Тома.

— Давно?

— Разве нет? — Арчер уселся возле её кровати, а Гермиона на миг испытала странное безумное чувство словно ей привиделся не только двойник с белым миром, но и пара минувших лет.

И будто не было никакой войны с магглами, они спокойно учатся в Хогвартсе, а рядом хорошо ей знакомый Том. Не Волдеморт, не тёмный маг, которого она долго считала своим врагом, не человек, который принёс ей так много боли и разочарования своим предательством, а тот самый юноша, который когда-то в другой жизни пригласил её на Святочный бал. Тот, с кем она бесконечно соревновалась в знаниях на уроках, ругалась и пререкалась из-за всякой ерунды, обсуждала новые заклинания и самозабвенно спорила обо всём на свете. Тот, кого она когда-то могла бы… полюбить. Но вот в глубине хорошо знакомых карих глаз полыхнули алые искры и мираж растаял, возвращая её к реальности. И всё же… границы будто размылись и два облика слились в один, а прошлое с настоящим наконец обрели одно лицо. Которое в это самое мгновение показалось ей самым драгоценным из всех. Что ж… по крайней мере это не было иллюзией.

— Как Гарри? — прерывая затянувшееся молчание, спросила Гермиона, заталкивая волну внезапно поднявшихся чувств поглубже в своё растревоженное сердце.

— Жив. Но пока без сознания.

— Мы многих… потеряли?

— Многих, — теперь надолго замолчал и сам Арчер, словно не зная, стоит ли вдаваться в подробности.

— Кто…

— Я покажу тебе списки, когда ты сможешь самостоятельно проделать путь из лазарета до моего… до кабинета Тёмного Лорда.

Гермиона быстро уловила намёк и тихо вздохнула.

— Хорошо. Как… как у тебя дела? Ты… — её взгляд зацепился за край бинтов, выглядывающих испод его рукава. — Том, что с твоей рукой?

— Боевые шрамы, — равнодушно отмахнулся он, небрежно поправив рукав. — Не завидуй, у тебя теперь есть свои.

— Но…

— Я в полном порядке. Драко, Блэйз, Дафна и Джинни просили передать привет.

Гермиона смерила Арчера долгим взглядом, пытаясь рассмотреть за невозмутимым фасадом любые намёки на фальшь, но Том продолжал безмятежно улыбаться, и она на время оставила тревоги, вздохнув чуть свободнее. По крайней мере, никто из её друзей сильно не пострадал. Что же до остального…

— Так что случилось с Волдемортом? — тихо спросила Грейнджер.

Том едва заметно улыбнулся, улавливая за осторожным тоном хорошо знакомое ему любопытство.

— Об этом мало известно даже мне. Поговаривают о том, что он находится при смерти. Это пока подтверждается лишь тем, что метки Пожирателей заметно потускнели в последнее время, — Арчер с лукавым прищуром взглянул на собеседницу. — Хотя я удивлён, что ты не интересуешься тем, когда и как здесь оказался я.

— Как раз планировала об этом узнать, — немного сконфужено пробормотала Гермиона.

Новая информация путала и сбивала с толку, не давая сформулировать нужные вопросы. Сжалившись над её растерянным состоянием, Том уселся удобнее, вкратце поведав о тех событиях, которые произошли за время её беспамятства. Начал он с битвы Волдеморта и отца Элиота, после которой священник был убит, а Тёмный Лорд ранен. Потом упомянул о смерти Альбуса Дамблдора и том, что сейчас многие члены Ордена, авроры и даже некоторые Пожиратели покинули штаб, отправившись к развалинам Хогвартса, чтобы поприсутствовать на похоронах. Впрочем, были те, кто по тем или иным причинам остались в штабе: Блэйз ехать отказался, сославшись на «важные дела» и намертво прилип к Джинни, помогающей с восстановлением деревни; Дафна «не заметила», что все куда-то отправляются; Снейп с Эрмелиндой занимались лечением пострадавших, в число которых входили Райнер, Грюм, Блэк, Люпин и Тонкс застрявшие в лазарете; Беллатрикс мероприятие проигнорировала, как и семейство Малфоев.

Так как новостей о состоянии Волдеморта всё не поступало, некоторые Пожиратели начинали открыто выражать беспокойство о его благополучии, а некоторые втайне даже немного радовались, отмечая, как с каждым днём чёрная метка становится всё бледнее. А через три дня после победы над магглами по штабу разнеслась шокирующая новость о том, что в поместье вернулся Томас Арчер — родной внук Тёмного Лорда, который долгое время скрывался и шпионил за магглами по приказу Волдеморта.

По началу многие отнеслись к личности Тома с недоверием, но любые пересуды и сомнения быстро развеялись, когда стало известно, что самые приближенные к Тёмному Лорду Пожиратели с почтением относятся к Арчеру, беспрекословно выполняя его указы. Сам Том довольно быстро завоевал расположение обитателей штаба, проявив себя как довольно сильный маг и вдумчивый лидер, довольно успешно заменивший на посту Тёмного Лорда, невзирая на юный возраст. Многие даже начали потихоньку надеяться, что он задержится в этой должности, так как иметь дело с обаятельным молодым волшебником было куда проще и приятнее в сравнении с его пугающим во всех отношениях родственником.

Чем дольше Гермиона слушала, тем яснее становилась картина. Похоже, Том давно планировал заменить собой фигуру Тёмного Лорда и подгадал для этого наиболее удачный момент, пользуясь тем, что в условиях ограниченного времени и возможностей у волшебников просто не останется иного выхода кроме как принять нового лидера, которому с готовностью благоволили приближенные Пожиратели Смерти и даже фамильяр Волдеморта.

Новость о смерти Дамблдора оставила на душе тоскливую горечь, но подсознательно Гермиона как будто уже была к этому готова с того момента, как увидела его ранение. Она лишь сожалела, что пропустила похороны директора. Но эти мысли девушка предпочла оставить при себе, стараясь сосредоточиться на чем-то ином.

— Так… и что теперь?

— Теперь? — Том на миг будто задумался. — Поход в министерство.

— Что ж, надеюсь, к этому времени я успею набраться сил.

Арчер при этих словах вдруг помрачнел, словно она сказала нечто неприятное.

— Лучше пока просто думай о выздоровлении, — поднимаясь на ноги, сухо посоветовал он. — Тебе давно пора отдохнуть. Я ещё загляну, — он направился к выходу, но на полпути остановился и долго о чём-то размышлял. — Кстати… спасибо, — обернувшись, сказал он. — За то, что спасла мне жизнь. И… я рад, что ты жива. Хотелось бы чтобы так оставалось и дальше.

Грейнджер проводила его растерянным взглядом, почти не поверив своим ушам. Том Арчер благодарил её? И, кажется… беспокоился? По губам девушки скользнула едва заметная улыбка, когда она расслабленно откинула голову на подушку, глядя в потолок. Увы, приятные мысли довольно быстро перетекли к воспоминаниям о её сне и том, что поведал двойник. А за этим неминуемо возник один единственный вопрос — может ли она верить всему что узнала?

Гермиона Грейнджер, не была бы собой, если бы не подвергала сомнению информацию из ненадёжного источника. Даже если этот самый источник в некотором смысле спас ей жизнь.

* * *

Спустя три дня на больничной койке Гермиона готова была взвыть от безделья. Вместе с ней взвыть готовы были и все колдомедики, которых она довела до белого каления настойчивыми просьбами выписать её из лазарета. Отсутствие возможности занять чем-то голову помимо бесконечного прокручивая в памяти разговора с двойником сводило с ума. Книги, оставленные Джинни и Дафной, а также их ежедневная компания тоже мало чем помогали. Несколько раз Гермиона порывалась поделиться с ними своими мыслями, но заставляла себя молчать. Она не знала, как рассказать обо всём, что её тревожило, не раскрыв основной сути, а рисковать, нарушая данное обещание не хотелось. В конце концов, если двойник ей не привиделся, то она буквально дала клятву самой магии. Каковы могут быть последствия нарушения такой клятвы?

В бесплодных попытках найти решение, Гермиона мучила себя и окружающих пока наконец не выдержала уже Эрмелинда Герхард и, заявив, что та совершенно невыносима, отправилась консультироваться с Долоховой.

Хельге хватило пяти минут монолога Эрмелинды и одной раскуренной трубки, чтобы разобраться в чём дело. Уже на следующий день для Гермионы было изготовлено левитирующее инвалидное кресло, в котором девушку буквально вытолкали прочь из лазарета, вручив огромный список предписаний, рекомендаций и наставлений с призывами не перетруждать чудом восстановленный позвоночник, из-за которого она пока почти не могла ходить. Гермиону такой расклад вполне устраивал и, клятвенно заверив целителей, что не будет перенапрягаться, она благополучно сбежала из лазарета.

Оказавшись в своей комнате, Гермиона потратила некоторое время на объятия с Живоглотом, водные процедуры и смену одежды, после чего, вопреки первоначально намеченному маршруту, отправилась вовсе не в библиотеку, а к единственному после Гарри человеку, который, возможно, был способен её понять.

Услышав тихое «войдите», Гермиона вдохнула поглубже и толкнула дверь одной из гостевых спален особняка. Луна сидела за столом возле окна и чуть повернула голову, прислушиваясь к тишине. Её льдисто-голубые, незрячие глаза были обращены куда-то в пустой угол, но на губах играла лёгкая улыбка, словно она знала, что Гермиона в этот миг плывёт к ней по воздуху восседая на парящем кресле. Грейнджер невольно задержала взгляд на скромном убранстве спальни, погруженной в вечерний полумрак, успев на миг озадачиться отсутствию освещения, но быстро вспомнив, что слепой вряд ли требуется свет.

Не желая показаться грубой из-за затянувшегося молчания, Гермиона остановила кресло в паре метров от Лавгуд и негромко поздоровалась, вдруг ощутив себя совершенно нежеланной гостей в этой полупустой, тёмной комнате, опутанной гнетущим чувством тяжёлой скорби.

— Я… тебе помешала? — осторожно спросила Грейнджер, так и не услышав от Луны ответного приветствия.

— Вовсе нет, — Лавгуд протянула руку, щёлкнув выключателем лампы, и комнату тут же наполнил мягкий оранжевый свет, разогнавший тени по углам. — Я слышала, тебя серьёзно ранили во время осады. Как ты себя чувствуешь?

— Исключая временную неспособность передвигаться на своих ногах, вполне хорошо, спасибо, — смущённо пробормотала Гермиона.

В сердце неожиданно заворочалось чувство вины — она едва ли навещала Луну после её появления в штабе. Этому всегда находились достаточно веские причины, но, если быть до конца честной с собой, стоило признать, что Гермиона умышленно её избегала. Луна отчасти пугала Гермиону своей проницательностью, а отчасти вызывала необъяснимое раздражение странными, лишёнными всякого смысла высказываниями. Луна Лавгуд была эпицентром нелогичности, необъяснимости и непоследовательности, что делало её настолько далёкой от привычного мироощущения Гермионы насколько это в принципе было возможно. И всё же… Гермиона могла хотя бы ради приличия поинтересоваться её состоянием. В конце концов, за короткое время Луне пришлось пережить довольно много тяжёлых потрясений.

— А как, хм, как твои дела?

— Я всё ещё слепа, но здорова, — будто подражая манере ответа Гермионы, отозвалась та с неизменно понимающей улыбкой, будто прекрасно знала, что Гермиона заглянула к ней вовсе не из-за беспокойства о её благополучии.

Грейнджер помедлила, разглядывая собеседницу. Она выглядела худой и бледной, светлые волосы заметно отросли с их последней встречи, теперь почти достигая плеч, но были сухими и тусклыми, а под глазами залегли глубокие тени. Луна не казалась здоровой. Скорее до смерти измученной.

— Ты… эм, тебе не тяжело со всем справляться, учитывая твою… хм, — Гермиона замолчала, не зная, как лучше сформулировать вопрос, но Лавгуд, кажется, и так прекрасно её поняла.

— Хочешь знать, не умирает ли тут от голода бедная слепая всеми брошенная и забытая девушка? — с ноткой иронии, уточнила собеседница, продолжая смотреть куда-то в дальний угол комнаты. — Очень заботливо с твоей стороны обеспокоиться моим положением, несмотря на твои собственные трудности.

Речь Луны звучала мягко и размеренно, но Гермиону не покидало странное ощущение, что за каждым словом кроется едкий сарказм. Складывалось впечатление, будто Луна уже знала, о чём на самом деле пришла поговорить Грейнджер, и за мирным фасадом крылся совершенно иной посыл: «Ты так отчаялась, что приползла за ответами к последнему человеку с которым желала бы говорить по доброй воле и теперь тебе хватает высокомерия и наглости делать вид, будто тебя хоть на секунду озаботило моё состояние?»

— Я лишь подумала, что тебе может быть одиноко, — не зная на какую именно формулировку в итоге отвечает, пробормотала Гермиона и поморщилась, уловив нотки оправдания в собственном тоне.

— Можешь не тревожиться, Виви хорошо присматривает за мной.

— Рада слышать.

— И Гарри с Дафной часто заглядывают в гости.

При упоминании Поттера, в горле встал ком. Гермиона сжала губы, отводя взгляд от безмятежно улыбающегося лица.

— Насчёт Гарри, думаю, я должна сказать, что он…

— Я знаю, — спокойно перебила Лавгуд. — Дафна уже всё мне рассказала.

— Ясно…

Всё больше жалея о собственном решении наведаться к Лавгуд, Гермиона в некоторой беспомощности осмотрела комнату, будто где-то в тёмных углах крылся ответ как выйти из этой ужасно неловкой ситуации. Взгляд задержался на стопке альбомов, лежавшей на краю стола. Будто угадав, на что она смотрит, Луна взяла лежащий сверху альбом и протянула его Гермионе.

— Раз ты здесь, могу я попросить тебя передать это Гарри, когда он проснётся? — протягивая альбом собеседнице, тихо сказала она.

— Могу я взглянуть?

— Конечно.

Гермиона молча приняла альбом и раскрыла, пролистав несколько страниц, пока не остановилась на последнем изображении, где без сомнений была нарисована уже знакомая арка с завесой. Рисунок казался пугающе реалистичным. Как кто-то, утративший зрение и никогда раньше не знавший о существовании Арки Смерти, мог нарисовать её столь чётко и в таких деталях? Гермиона провела подрагивающими пальцами по шероховатой бумаге, обводя контуры арки. Казалось, даже через бумагу ей передавался могильный холод, веющий из серого провала за рваной завесой.

Но страх в душе рождала не сама арка, а то, что ждало за ней. И то, чем придётся заплатить. С губ сорвался прерывистый вздох, подозрительно напоминающий всхлип. Гермиона с негромким хлопком закрыла альбом, мрачно воззрившись на обложку.

Она не знала, как заговорить о том, что мучило её днём и ночью уже несколько суток. Луна, вопреки своей проницательности, не спешила помогать, лишь терпеливо улыбалась пустому углу за плечом Гермионы. Она не торопила и не подталкивала, будто давая собеседнице выбор: решиться на откровенность или передумать, закончив неприятный разговор. Очень любезно с её стороны.

И очень жестоко.

Сейчас Гермиона предпочла бы настойчивый допрос в стили Джинни Уизли, чем это молчаливое ожидание.

— Позволишь кое-что спросить? — наконец решилась она, когда тишина затянулась до неприличия.

— Спроси, — мягко кивнула Лавгуд. — Иначе твой визит и вовсе станет напрасной тратой времени.

Гермиона мысленно скривилась — похоже она и правда была для собеседницы словно раскрытая книга. Что ж, раз так…

— Путь к вратам ты увидела в своих видениях?

— Можно сказать и так.

— Тогда можешь объяснить, как отличить сон от видения?

Луна вдруг чуть повернула голову и слепые глаза воззрились прямо на лицо Грейнджер, будто прекрасно видели её.

— О, это очень просто, — умиротворённо отозвалась Лавгуд, — сон — это сон, а видение — это видение.

Повисла долгая пауза, в течение которой Гермиона душила подступающую к горлу злость, а Луна продолжала безмятежно ей улыбаться. Когда Грейнджер наконец удалось усмирить разбушевавшиеся чувства до контролируемого состояния, в котором она с горяча не сказала бы что-то грубое, Луна вновь заговорила.

— Сон есть рождённые подсознанием образы того, что ты видела, слышала или ощущала. Того, что тебе известно, даже если сама ты этого ещё не осознаёшь, — неторопливо объяснила она. — Зачастую сны лишены деталей, логики и последовательности. Это миражи и туман, что тают, стоит подойти ближе или приглядеться внимательнее. Видения же… — Луна на миг задумалась, откидываясь на спинку стула и уводя застывший взгляд в сторону, — видения приходят яркими всполохами событий и образов, которых ты ранее не ведала. Они врезаются в память так же ярко, как если бы ты пережила всё наяву и порой смешивают в сознании настоящее и будущее. Однажды получив видение, ты никогда не спутаешь его со сном.

Гермиона выслушала собеседницу в абсолютном молчании, перебирая в памяти детали встречи с двойником.

Были ли они яркими и запоминающимися?

О да.

Можно ли сказать, что они что-то спутали в сознании и были полностью логичными?

Вряд ли.

Тогда как охарактеризовать беседу с воплощением магии?

— А что, если это было не видение будущего? А, хм, своего рода беседа с… неким существом? — наконец спросила Гермиона.

— Тогда стоит разобраться реально ли это существо.

— Это как раз главная проблема, — вздохнула Грейнджер, помассировав виски. — Я не знаю, реально оно или нет. Но то, что оно говорило…

— Не стоит рассказывать мне, — вдруг перебила её Луна.

Гермиона встретилась взглядом с незрячими глазами собеседницы, которая как никогда серьёзно смотрела на неё. Что-то в этих словах и том, как пристально смотрела на неё Лавгуд заставило Грейнджер резко замолчать.

— Я ответила на твой вопрос? — удивительно холодно уточнила Луна.

— Думаю да.

— Тогда позволь скажу ещё кое-что. Не всегда необъяснимое требует научного обоснования и доказательств. Чтобы ты ни узнала и ни увидела: будь то истина или твоё воображение — предназначалось лишь тебе одной и лишь для того, чтобы ты осознанно сделала свой выбор. Порой вера рождается из глубин твоих убеждений. Она может приводить к разным последствиям, но становится ярким факелом на пути через тьму. Я не дам тебе того ответа, за которым ты на самом деле ко мне пришла. Решение должна принять ты сама и никто кроме тебя. Желание возложить ответственность за его последствия на кого-то другого ни что иное как страх и бездействие.

— Я не…

Гермиона оборвала себя на полуслове и закусила губу, лицом к лицу оказавшись с тем самым страхом, о котором говорила Луна. Страхом, который надёжно укрывался за прочими мыслями и чувствами, оставаясь до этой секунды незаметной чёрной тенью, обволакивающей и парализующей разум. И страх этот поселился в её душе задолго до того, как Гермиона встретила двойника. Теперь же он обрёл истинную форму, сдавливая горло и запуская ледяные когти в самое сердце.

— Спасибо, — выдавила она, разворачивая парящее кресло к двери. — Извини, что побеспокоила.

Она уже не слышала, ответила ли ей что-то Луна. Все сомнения, размышления и логичные доводы вылетели из головы. Осталось лишь ужасное, всепоглощающее, почти невыносимое чувство совершенной беспомощности, сравнимое лишь с воспоминанием о том, как она блуждала в абсолютной тьме и не было никого, кто мог бы протянуть ей руку и указать верный путь.

* * *

Том не совсем понимал, что именно привело его к дверям спальни Гермионы в столь поздний час. Изначально он планировал заглянуть в библиотеку, чтобы прихватить оттуда пару книг, но на полпути отчего-то свернул в гостевое крыло, убедив себя, что хочет лишь удостовериться в том, что Грейнджер отдыхает, а не сидит за книгами изнуряя свой и без того ослабленный организм.

Свет, льющийся через узкую щель приоткрытой двери, заставил Арчера помедлить в нескольких шагах от комнаты. Почему-то он почувствовал себя глупо. Вот какое, спрашивается, ему дело до того спит Гермиона Грейнджер или нет? Можно подумать, у него нет дел поважнее. Раздался тихий скрип, едва не побудивший Арчера к позорному бегству, но, когда дверь приоткрылась чуть шире, в коридор вразвалку вышел всего лишь крупный, рыжий кот, обратив к Тому уродливую приплюснутую морду. Круглые жёлтые глаза, не мигая, уставились на ночного гостя в безмолвном упрёке, словно вопрошая что тот забыл возле двери девушки. Том неприязненно повёл плечом и собрался уйти, однако внимание привлёк тихий всхлип, раздавшийся по ту сторону двери.

Арчер озадачено оглянулся. Живоглот всё ещё сидел в коридоре, обернув лапы пушистым хвостом, и выжидательно таращился на него. Игнорируя неприятную зверюгу, Том всё же шагнул ближе и осторожно заглянул в комнату, быстро найдя взглядом Гермиону. Уткнувшись лицом в подушку, она полулежала на диване, вздрагивая и всхлипывая так горько, словно оплакивала все беды этого мира разом.

Том медлил. Любой мог оказаться в плену минутной слабости. Что уж говорить о Гермионе — на неё свалилось немало бед, кто угодно сорвался бы на её месте. Её слёзы определённо не предназначались для посторонних глаз. Сам Арчер предпочёл бы скрыть от всех подобное проявление слабости и вряд ли обрадовался, если бы кто-то стал этому свидетелем.

Именно по этой причине ему следовало развернуться и уйти.

Однако…

Девушка по ту сторону двери совсем недавно едва не погибла, спасая ему жизнь. Он всё ещё слишком ярко помнил ярость и отчаяние, на миг затопившие его душу, когда он подумал, что Гермиона умрёт. Разбираться в причинах такой реакции он не желал, но что-то в его сердце неприятно дрогнуло при мысли что она останется тут совсем одна, опутанная собственными печалями, что бы ни было их причиной.

Ноги сами понесли его вперёд, хотя разум снова и снова задавался вопросом зачем он всё это делает. Присев на край дивана, где расположилась Гермиона, он несколько потерянным взглядом обвёл стопки книг на полу, гадая, что она тут так старательно искала, после чего переключил внимание на девушку. Гермиона, похоже, не почувствовала его присутствия. Поджав губы, Том тихо позвал её по имени, готовый столкнуться с её смущением или злостью, но совершенно не ожидая, что, едва услышав его голос, она вздрогнет всем телом, а через мгновение уткнёт заплаканное лицо ему в плечо, крепко обняв за шею.

Арчер застыл, не зная: стоит ли обнять в ответ, отстраниться или просто не двигаться, дожидаясь пока она доплачется до обезвоживания и потеряет сознание. Подумав, он решил остановиться на первом варианте и, после секундного колебания, осторожно, почти опасливо, обвил руками её вздрагивающие плечи.

В памяти вспыхнул миг, когда он нёс её на руках, истекающую кровью от ран, которые предназначались ему. В тот миг её тело было холодным и напряжённым, то и дело содрогающимся в спазмах, словно пульсирующий комок боли. Сейчас же девушка в его руках была тёплой и мягкой, невообразимо хрупкой и уязвимой. Том не привык так думать о Гермионе. Он привык считать её импульсивной и упрямой, сильной и непоколебимой, гордой и смелой, немного наивной, чересчур идеалистичной, но верной своим убеждениям, целеустремлённой и честной. Но не слабой. Не болезненно надломленной. Сейчас же, от той девушки осталась только нежная, ранимая, оголённая в своей уязвимости душа, закованная в цепи неведомых страхов.

И что он мог сделать, чтобы помочь ей?

В обеих своих жизнях Том умел носить маски: быть обаятельным и харизматичным, чутким и внимательным, умел подбирать нужные слова чтобы забраться к собеседнику в душу, отравить сердце ложью или лестью, предстать в том облике, который позволит добиться желаемого и принесёт максимум выгоды. Он знал, как заставить человека думать и чувствовать то, что нужно ему. Но все льстивые, приторные речи, которые так легко лились с языка раньше, комом встали в горле.

Гермиона знала его истинную суть. Знала, что он жесток, высокомерен и безразличен к чужому горю. Знала, что его нельзя назвать ни добрым, ни сострадательным. Знала, что чужие печали мало трогали и заботили его, а искренне утешать или ободрять кого-либо он попросту не умел, да и не стремился научиться. Она знала его и по необъяснимой причине принимала без всех масок и обманчивых фасадов. Любая ложь сейчас казалась оскорбительной. Любое притворство — разбивалось вдребезги едва успев сформироваться.

Том не хотел быть кем-то другим перед ней. Не хотел говорить и делать то, чего на самом деле не думал и не чувствовал. Поэтому он продолжал молчать. Лишь смиренно сидел рядом, неосознанно поглаживая её по спине и волосам в неумелом утешительном жесте, и дожидаясь, когда она немного успокоится, чтобы наконец осознать его присутствие. Прошло достаточно времени, прежде чем всхлипы стихли, и Гермиона пошевелилась в его руках, немного отстраняясь.

— Прости, — хрипло пробормотала она, уставившись мутным взглядом на влажное пятно на его плече.

— Ничего, — он позволил себе лёгкую, почти невидимую улыбку. — Уверен, слёзы легко отстирываются. К счастью, ты, кажется, передумала затапливать ими моё поместье.

Гермиона вдруг резко напряглась, будто лишь теперь до конца поняла ситуацию. Том почти видел, как с грохотом захлопываются двери в её душу, накрепко запирая на все замки вышедшие из-под контроля чувства. Мгновение спустя любой проблеск доверительной симпатии окончательно исчез из её глаз, сменившись настороженностью.

— Что ты здесь делаешь? — хрипло спросила Гермиона и отодвинулась, будто неосознанно пытаясь оказаться как можно дальше от него.

Том пересел в свободное кресло, принимая расслабленную позу.

— Я не планировал вламываться к тебе посреди ночи, так что приношу извинения за бестактность, — закидывая ногу на ногу, нарочито нейтральным тоном произнёс он.

Со стороны Гермионы не последовало никакого ответа. Вероятно, она молча ждала, когда он уберётся восвояси, однако Арчер не спешил деликатно самоустраняться, захваченный любопытством.

— Если хочешь, я уйду.

— Не хочу, — почти сразу выдохнула Гермиона и замолчала, её взгляд блуждал где-то в пустоте избегая встречи с его глазами.

— Позволь спросить, — вновь заговорил Том, — какая из книг так тебя расстроила?

— Что? — Гермиона обратила на него озадаченный взгляд, слишком потерянная в собственных мыслях, чтобы уловить намёк на иронию или понять смысл вопроса.

— Мне просто интересно, что стало причиной столь… бурной реакции.

В карих глазах собеседницы вспыхнула холодная настороженность, когда она наконец поняла к чему он клонит. Вопреки его ожиданиям, Гермиона лишь устало вздохнула, снова уставившись в куда-то в пустоту.

— Просто вдруг стало слишком много мыслей… — она помедлила, подбирая слова. — Скажи, если тебе придётся сделать очень трудный выбор, который вероятно разрушит твою жизнь, как ты поступишь?

— Звучит как вопрос с подвохом, но дело в том, что… мой лучший друг — Гарри-Проблемы-Моё-Второе-Имя-Поттер, мой дед — Волдеморт и он же — моя прошлая личность, я веду войну с магглами, планирую штурмовать Министерство магии и вынужден союзничать с Орденом Феникса, который нынче ненавидит даже воздух, которым я дышу… выборы, которые мне приходится делать каждый день по умолчанию простыми не бывают. Что же до разрушенной жизни… строить новую на обломках непростая задача, но вполне осуществимая. Поверь, у меня есть в этом некоторый опыт.

Гермиона слушала его так внимательно, словно каждое его слово и правда оставляло важный след в её душе. И после долго молчала, снова погрузившись в размышления.

— Иногда я завидую чистокровным, — вдруг призналась она, Том удивлённо изогнул брови, ожидая чего угодно, но не подобного признания. Прежде чем он успел спросить, что послужило тому причиной, Гермиона продолжила: — Было бы проще не выбирать совершать ли переход.

Арчер молча воззрился на неё. Наконец всё встало на свои места: и слёзы, и апатия, и несвойственная ей уязвимость. А он-то думал, что дело в том, что она испугалась, когда едва не погибла. Стоило бы давно уже понять, что эта девушка никогда не станет сожалеть, жертвуя собой ради другого. Гермиону Грейнджер тревожила вовсе не проблема собственной безопасности.

— Ты… хочешь остаться? — тихо спросил он, когда молчание затянулось.

— Я не знаю, Том, — с тяжёлым вздохом ответила она, наконец взглянув ему в глаза. — Всё знание о магии уйдёт вместе с нами, а это значит, что моя семья… что они тогда будут помнить? Останется ли у них память обо мне? Будут ли они думать, что я умерла? Или вовсе забудут, что у них была дочь? Это ощущается словно… — она прерывисто вздохнула, когда её глаза снова наполнились слезами, — словно я потеряю родителей, словно они умрут, понимаешь?

— Тогда оставайся с ними, — голос Тома прозвучал спокойно и ровно, хотя отчего-то такая перспектива неприятно резанула по сердцу.

Он привык думать, что Гермиона одна из неизменных констант в его жизни, что, даже находясь на разных сторонах, враждуя или ненавидя друг друга, они будут дышать одним воздухом, что он всегда будет знать, что где-то на свете есть Гермиона Грейнджер. И лишь недавно понял, как легко на самом деле может однажды её потерять: будь то шальная пуля или её собственный выбор не следовать за ним в другой мир.

— Но если я останусь, то кем стану? — ворвался в его мрачные мысли её растерянный голос. — Большая часть моей жизни связана с волшебным миром. Что останется от настоящей меня, если я обо всём этом забуду? Кем я вообще стану без этих воспоминаний? Я не хочу прожить жизнь в полном неведении и поисках чего-то навсегда утерянного. Словно я могла быть кем-то от кого отказалась и кого не вернуть. Какую жизнь я тогда буду вести?

— Очень… мирную, полагаю, — после непродолжительного молчания, сказал Том. — Вряд ли потеря воспоминаний превратит тебя обратно в одиннадцатилетнюю.

— Да, но все мои знания… чем это будет заменено?

— Знания это то, что мы приобретаем и теряем постоянно, — задумчиво протянул Арчер, — цепляться лишь за это глупо. Ты не изменишься просто от того, что забудешь о магии. Всё твоё непостижимое упрямство, любознательность и усердие никуда не денутся. Ты просто начнёшь с чистого листа и заново построишь то, что будет для тебя важно и дорого.

— Но какой ценой? Оставить всё, ради чего я столько боролась и жить с иллюзией прошлого?

— Нельзя скорбеть о том, чего не вспомнить, — Том пожал плечами. — Да и мир магглов не такой уж и скучный. Тут есть наука, медицина, технологии, искусство, … любой из возможных путей станет достойной заменой волшебным палочкам и почтовым совам. Мы мним себя высшей силой в сравнении с магглами, но идиотизм — считать будто они уступают нам в интеллекте или развитии. Так могло быть пару тысяч лет назад, но не сейчас. Если уж на то пошло, их развитие шагнуло куда дальше нашего в любом из направлений. Не такая великая потеря эта магия.

Гермиона склонила голову к плечу и впервые за разговор слабо улыбнулась.

— Что я слышу? Тёмный Лорд признаёт несовершенство волшебников в сравнении с магглами? — иронично поддела она.

— Тёмный Лорд нынче тяжело ранен и остаётся за закрытыми дверями своей спальни, — в тон ей отозвался Арчер. — Его внук вполне может придерживаться иных взглядов.

Гермиона невольно засмеялась, качая головой.

— И не трудно тебе жить со своими множественными личностями?

— О, поверь, порой у меня от них голова кругом, — хмыкнул Том, закатив глаза. — Честно говоря, я бы вот не отказался забыть одну из них.

— И вместе с ней потерять весь пережитый опыт и знания? — скептически уточнила Гермиона. — В жизни не поверю, что алчный до знаний Том Арчер по собственной воле от этого откажется.

— Некоторые вещи лучше не знать и не помнить.

— Например?

— Например, что я убил родителей своего лучшего друга, обрекая его на несчастное, одинокое детство.

Улыбка сошла с лица Гермионы, и она резко побледнела, отводя взгляд.

— Но ты победил это, — тихо сказала она. — Ты мог просто отгородиться, отказаться от личности Тома Арчера, перечеркнуть вашу дружбу и притвориться, что этого никогда не было. Ты мог просто остаться Волдемортом.

— Мог.

— Тогда почему ты предпочёл встретить это лицом к лицу? — впиваясь в него отчаянным взглядом, спросила Гермиона. — Предпочёл остаться собой, сохранив воспоминания обеих личностей, даже если чувство вины пожирало тебя живьём?

— Потому что понял, насколько на самом деле слаб и жалок Волдеморт, — помедлив, признался Том. — Быть им и дальше я… не хотел. Но если бы я забыл о его ошибках, однажды они могли бы стать моими собственными.

— Раз так, то, — Гермиона опустила взгляд, нервно теребя край рукава своего свитера, — разве тебе не кажется трусостью решение отказаться от своей памяти о волшебном мире и остаться здесь?

— В отличие от меня, твоё решение не причинит никому вреда. Разве трусость — желать обычной, спокойной жизни? Разве трусость — желать остаться с теми, кого ты любишь? Это не эгоизм — желать остаться со своей семьёй.

— Помимо семьи, у меня есть друзья и все они волшебники.

— Но ты забудешь их, — Арчер индифферентно повёл плечом. — Всегда можно найти новых друзей.

— Вряд ли с ними меня свяжет такая же история.

— Это будет другая история. Без войны, без потерь и предательств. Со своими взлётами и падениями, но ничего не исчезнет и не остановится, пока ты жива и стремишься строить свою жизнь заново. Разве должны тебя заботить те, о ком ты даже не вспомнишь?

Гермиона резко вскинула голову, очень странно глядя на Тома.

— Но ведь они будут помнить…

— И никто не осудит тебя за твой выбор, — Арчер со вздохом запустил пальцы в волосы, заметив, как потускнел её взгляд. — Не пойми неправильно, я не подталкиваю тебя остаться здесь. Лишь пытаюсь сказать, что какое бы решение ты ни приняла, оно не разрушит твою жизнь. Просто изменит.

Гермиона пристально взглянула ему в глаза, но вопреки убеждённости, взгляд её полнился безмолвной болью. Словно его слова поселили в её сердце ещё большую смуту. Словно она только что поняла что-то о чём не могла сказать, и тяжёлая тень этого осознания укутала весь её силуэт невидимым пологом. Несколько раз Гермиона открывала и закрывала рот, силясь что-то сказать, но в итоге лишь сокрушённо покачала головой, отвернувшись к окну.

— Спасибо, — глухо прошептала она. — Что выслушал.

— Пользуйся редкой возможностью почерпнуть каплю мудрости Тёмного Лорда. Не всем доступна такая роскошь, — шутливо хмыкнул Арчер.

Гермиона подняла на него взгляд, криво усмехнувшись.

— Отмечу этот день в календаре как личный праздник, — в тон ему отозвалась она.

— Что ж, — Том поднялся на ноги, — думаю, тебе давно пора отдохнуть.

— Подожди, — Гермиона чуть привстала, ухватив его за рукав, когда Арчер собрался уйти. — У меня есть последний вопрос. Если я решу остаться здесь, то для тебя… — она запнулась на миг закусив губу, но всё же продолжила: — Если я решу остаться, что подумаешь ты?

— Я… — Арчер помолчал, обдумывая её слова, — Я бы не хотел, чтобы ты осталась лишь в моей памяти. Но пойму твой выбор.

— Ясно, — её пальцы выпустили ткань его мантии, и Гермиона снова откинулась на спинку дивана, отвернувшись к окну.

На этот раз медлил сам Том, разглядывая её утомлённое, бледное лицо.

— Ты… разочарована таким ответом?

— Нет, — спокойно отозвалась она. — Нельзя разочароваться, получив то, что ожидал с самого начала.

Том чуть нахмурился, но больше ничего говорить не стал. Сейчас любая излишняя искренность просто превратится в давление.

«Останься со мной».

Рвущиеся из глубины души слова, которые он так и не произнёс едкой горечью осели в горле. Том не желал быть тем, кто вынудит её принять решение, которое в последствии может сделать её несчастной. Всё что ему сейчас оставалось, это просто уйти.