Сад голубых пионов (гет)

В купе их двое. Люциус, зайдя, закрывает дверь на защелку, нарушая правила, но им обоим, окончившим школу в этом году, совершенно плевать. Лили едет со своими однокурсниками, а видеть лица других учеников вовсе не хочется, так что Пиона продолжает сидеть, подперев рукой щеку, и смотрит в окно. Утро только занимается, а к вечеру магия кончится, развеется, подобно чарам крестной феи из сказки, и Пиона окунется в мир неволшебной обыденности. В письме мама предлагает ей поступить в колледж, но лишних денег у них в семье нет, и Пиона отвечает отказом, обещая найти какую-нибудь работу.

На экзаменах их посещают представители Министерства Магии и еще каких-то волшебных структур, но все они смотрят мимо, словно сквозь Пиону, и она, в отличие от большинства, не получает ни единого приглашения. Кроме нее, впрочем, есть еще несколько несчастных, есть и отказавшиеся, однако все они, кажется, хотя бы примерно представляют, что хотят делать.

— Так что тебе нужно? — наконец спрашивает Пиона, почти сошедшая с ума от молчания.

— Тишины, — отрезает Люциус слишком быстро, и в голове неприятно стучит.

Это, пожалуй, их последняя встреча, уже на платформе они разойдутся в разные стороны и больше никогда не увидятся. Пиона принимает это легко, кривит губы и легко улыбается, разглядывая проплывающий в окне пейзаж. Любые игры рано или поздно заканчиваются, приходит время взрослеть, и даже правила, такое нелепые в детстве, больше не кажутся невозможными.

Тон у Люциуса теперь повелительный, по-взрослому властный, совсем не такой, как был в детстве, когда он взахлеб рассказывал Пионе о магии. От промерзлости образа становится холодно, она косит глаза в сторону, а потом снова смотрит в окно. Где-то вдалеке небо расчерчивают темно-синие полоски дождя, доносится, стоит только подумать, звук грома, но вспышек не видно. Молнии, должно быть, сверкают в другой стороне, так что ливень окружает их поезд, падает сверху и накрывает стекло серыми каплями.

Когда становится темно от застившего ливня, свет зажигается сам, мерцает словно бы отовсюду, окрашивает мокрое стекло в серебристый и накрывает мир по ту сторону прозрачной вуалью. Пиона теперь вглядывается в собственное отражение, считает удары грома и радуется, как ребенок, получивший игрушку. Ливень разрезает молчание, кричит слишком громко, и Пионе кажется, будто он говорит за нее. Сердце ее радостно стучит и трепещет, пальцы сами собой постукивают по мягкому сидению, и Пиона забирается на него с ногами, скидывая осточертевшие школьные туфли.

Пиона даже забывает о Люциусе, разбавленная вспышками молнии тишина обволакивает ее, качает в объятиях, заставляет тянуться к серебристому за окном свету. Пиона скидывает жаркую мантию, остается в юбке и блузке, словно вот-вот прибудет домой, и припадает к стеклу, разглядывая стекающие с обратной стороны прозрачные капли. Ливень стоит стеной, так что не видно ни полей, ни привычного леса, только ее собственное отражение в оконном стекле впервые в жизни кажется наполненным волшебством.

Негромкий хлопок закрывшейся книги выдирает ее из мечтательного оцепенения, тащит от окна когтями и с силой сажает на место. Пиона складывает на коленях ладошки, коротким заклятьем приводит в порядок валяющуюся комом мантию и глядит вопросительно из-под ресниц. Она вся сейчас — образец порядочной девушки, разве что искры в глазах выдают в Пионе колдунью, и стоит лишь склонить голову набок, чтобы напускной образ лопнул и расслоился.

— Я нарушаю тишину? — она хихикает и клонит голову набок.

Пиона поддается налетевшей злобной игривости, почти шипит выпускающей коготки кошкой и давится ядом собственных слов. В глазах ее отражение ливня, и она выплескивает его разочарованием, перемешанным с раздражением.

— Да, — ответ Люциуса холодный, нарочито безразличный, но Пионе все равно горячо от каждого его слова.

Поезд замедляет ход, покачивается на повороте, и она клонится в сторону, опираясь на правую руку. Вспышка в голове, внезапная яростная мысль заставляет ее подскочить, перегораживая проход, а затем поезд выравнивается, и Пиону ведет следом за ним. Она упирается ладонью в спинку, вжимается коленом в сиденье и дышит так медленно, словно совсем забывает, как это делать. Рука Люциуса взметается в воздух, но не придерживает, так и повисает, и Пиона при новом толчке усаживается, сносит ее бедром.

У нее в груди жмет и давит, уголки губ сами собой падают вниз, и она замирает, едва ли осознавая свое положение. Пиона сидит на ноге Люциуса, упирается в спинку рядом с его лицом и дышит почти прямо в губы, а его рука прижимается к ее бедру. Сердце подскакивает и падает, словно резиновый мячик, и теперь никак не может остановиться.

Рваный выдох вырывается у Люциуса стремительно, до того, как она успевает сообразить, и лицо его вдруг упирается в ее шею. Пиона издает задушенный писк, чувствует, как смыкаются на талии руки, и не успевает заметить, когда все исчезает. Порыв чувств иссыхает, она остается одна, и только дождь барабанит по стеклу, постепенно стихая.