Драко Малфой на краю Ойкумены (гет)

Нагретые солнцем лужайки заповедника Св. Нимуэ украсились бусинами земляники. Недавно перелинявшие драконы лениво подставляли солнцу новую кожу, покрытую крупной мягкой чешуей. Гарри сидел на склоне, откуда открывался отличный вид на лежбище, и с душераздирающими вздохами изучал послание, полученное утренней совой от Гермионы. Она, конечно, такая милая, умная, но... девять листов расчетов с пояснениями! Он сунул нос в конец письма. Так, драконы нужны ей не позднее 31 декабря этого года. Тут еще рисунок... семиконечная звезда, в центре корявый человечек с растопыренными пальцами и надписью «Гарри». Глупо задаваться вопросом, почему всегда он, потому что ответ наверняка содержится в этих ужасающих расчетах. Легче потратить пару дней на спасение русских магглов, раз уж Гермиона записала их в «несчастненьких», чем спорить с ней о нумерологии и арифмантике. Или пытаться заставить отказаться от своего «проекта».

Гарри свернул послание в трубочку, сунул в карман мантии и закрыл глаза, подставив лицо теплому летнему солнцу. Главное он понял. А цифры, если захочет, пусть изучает Чарли, когда вернется из Норвегии.

**

— Что-о?

Не веря своим ушам, Кинсгли Шеклболт посмотрел через разделявший их массивный стол на невозмутимых малфоевских адвокатов.

Поверить не могу. Матильда снова их пропустила.

— Это абсолютно недопустимо! — отрезал он с уверенностью, которой вовсе не чувствовал.

Седой адвокат посмотрел на него снисходительно, как взрослый, уговаривающий двухлетнего ребенка.

— Это законно, господин Министр. Подобный прецедент имел место в 1132 году, когда в Азкабане отбывал двадцатилетний срок Гамлет Готвальд. Копии бумаг по делу Готвальда для вашего ознакомления находятся, — он чуть приподнялся, выкладывая на стол микроскопический сверток и тут же увеличивая его заклинанием, — в этом пакете. Второй прецедент случился в 1793, дело Альфонса Блэка, копия тоже здесь. Заключение юристов Министерства, с которыми были проведены все необходимые консультации, прилагается. Оснований отказать нашему клиенту не существует, конечно, если господин Министр не собирается пойти на вопиющее нарушение прав заключенных из личной мести. Со своей стороны, наш клиент готов в случае положительного решения выразить свою признательность всеми доступными в его положении способами в границах разумного.

— А именно? — с отвращением поинтересовался Шеклболт.

— Если Министерство пойдет навстречу, Люциус Малфой в течении года не будет давать никаких интервью. Такое же обещание дадут его сын и супруга. В дальнейшем это соглашение, по согласию сторон, может быть продлено. Кроме того, он готов сотрудничать в качестве консультанта по всем вопросам, связанным с безопасностью нации и магическим здравоохранением. Подчеркиваю: по всем.

Кинсгли Шеклболту потребовалось несколько минут, чтобы про себя перевести слова юриста на нормальный язык.

— Вы говорили сейчас о поставках наркотических зелий и запрещенных компонентов, да? — хмуро спросил он, закончив перевод.

Седой адвокат не сказал ни слова, но глазами выразил полное согласие. Шеклболт потянул к себе пакет.

— С вами свяжутся, если потребуется дополнительная консультация по поводу просьбы вашего, гм, клиента... и если ответ будет положительным...

— Мы очень на это надеемся, сэр. Министерство получит огромную выгоду от этого сотрудничества. Наш клиент готов принести Нерушимую клятву, что будет консультировать по определенному списку вопросов настолько добросовестно, насколько это будет в его силах.

— Я понял. Благодарю вас, господа.

Если уж Малфой заговорил о Нерушимой клятве, значит, для него это важно. А в этом случае он будет интриговать годами, чтобы добиться своего, и можно не сомневаться, что на воле найдется немало юристов, журналистов и просто восторженных дур, готовых выполнять его указания. Мерлин знает, как Нарциссе это удалось, но даже на континенте существует благотворительный фонд «В защиту прав заключенных Европы», все свои усилия сосредоточивший на одном-единственном сидельце: средних лет красавце с платиновыми волосами! В Англии таких фондов четыре, и все проверки Министерства не нашли никаких зацепок в финансовой отчетности, чтобы их закрыть. Легче, пожалуй, постараться удовлетворить его прошение, не теряя лица. К тому же отдел по магическому надзору будет счастлив заполучить такого консультанта. Мерлин, что за несносное семейство! Даже через год после своего поражения они умудряются лезть во все дыры!

Буллстроуды, Паркинсоны, Гойлы сидят тише воды, ниже травы, считают дни до конца заключения и больше всего боятся привлечь к себе внимание, чтобы не повредить детям. Кроме Драко Малфоя и Панси Паркинсон, приговоренной к году общественных работ, в младшем поколении слизеринцев никто пока не был признан виновным, но статью, как известно, можно найти на любого. И только Люциусу, как всегда, нужно больше всех.

Дьявол бы его побрал.

Хотя, говоря о Люциусе, дьявола лучше не вспоминать. На всякий случай. Пусть Шеклболт и надеется, что малфоевская родословная — фальшивка. Все это помпезное Родовое древо, которое ему довелось видеть в Малфой-Меноре во время прошлогоднего обыска. В самом верху огромного, во всю стену, свитка, красовалось немыслимое «Люцифер». Вот так, в одно слово, без пояснений. Пра-пра-пра.... Авроры стояли тогда, помаргивая, как-то сразу оробев. Мало ли. Никому не хочется связываться с таким... гм... прадедушкой. Пусть и проклятым. Но бессмертным. Хотя лично Министр магии продолжает считать пресловутое Родовое древо поддельным! И уверен, что ослепительная красота Малфоев скорее связана с какой-нибудь затесавшейся в роду вейлой, чем с падшим ангелом. И не пытайтесь напомнить министру, что магическое родословное древо подделать невозможно! С малфоевскими связями все возможно! Вот где у Кингсли Шеклболта сидят эти связи! Даже собственная жена по вечерам нет-нет, да и найдет способ замолвить слово за «несчастного страдальца».

Страдалец он, как же. Убийца и предатель. Весь в прадедушку. Дьявол бы его...ох!

— Матильда! — рявкнул Шеклболт прямо в чашечку вызывающего цветка, — кофе!!!

Цветок вздрогнул и попытался сжать лепестки.

**

Ярче светило солнце, темнее становилась листва в городких парках, шумнее толпа на улицах. В Лондон пришло лето. Гермиона лежала на траве неподалеку от озера Серпентайн, привычно окружив себя заклятием Незначительности, и черкала пером по листу пергамента. Догадавшись, как решить проблему вспышек и грохота во время проведения ритуала обратной магизации в Москве, она тут же послала сову Гарри и теперь заканчивала докладную, которую собиралась завтра принести в отдел аналитики. Для осуществления плана было важно, чтобы обряд был проведен до конца года, а значит, необходимые согласования стоило получить как можно скорее. Под боком девушки лежал последний номер «Всемагической структуральности», где на страницах 7-9 красовалась статья с броским названием «Есть ли жизнь в магическом вакууме?»

Совы уже неделю несли отзывы от ученых со всей Европы, а главный редактор французского «Omnimagicien» даже выразил желание перепечатать текст у себя. Часть писем, правда, содержала сомнения как в собранных данных, так и в способностях автора статьи их адекватно интерпретировать, но Гермиона не обращала на критику внимания. Научная деятельность всегда сопряжена с завистью менее удачливых и более ленивых коллег. В своих расчетах она была уверена.

В расчетах, в карьере.

В том, что в своем поколении она самая умная ведьма, а Гарри — самый сильный маг.

Она не была уверена в другом, и это не имело отношения к науке.

Это касалось женственности, происхождения, размера груди и длины ног.

И чем ближе было аннонсированное «Ежедневным пророком» возвращение «молодого лорда Малфоя» после «прискорбного пенитенциарного эксперимента Министерства», тем меньше Гермиону устраивала собственная внешность.

Точной даты «Пророк» не называл, но ясно было, что явление младшего Малфоя английскому народу произойдет со дня на день.

Упитанная белка подскакала по траве и села на расстоянии руки, выпрашивая угощение. На предложенный орех посмотрела равнодушно. Девушка протянула зверьку белую шоколадную лягушку, потом подняла голову и взглянула на озеро. По воде скользили лебеди. За каждой взрослой парой, держась как можно ближе к родителям, плыли пухлые серые комочки. Туристы кидали в воду хлебные мякиши. Гермиона легла на спину. В небе неподвижно стояли маленькие белые облачка. Пахло нагретой землей.

Ждать. Надеяться.

Не надеяться. Не ждать.

Нервничать и смотреть в небо.

Скоро Малфой явится, тогда и будет видно.

Пусть будет, как будет.

Может быть, он просто вскинет бровь и сделает вид, что ничего не было.

Еще и с Роном тогда так нелепо вышло.

Вместо того, чтобы честно рассказать ему все, как планировалось, Гермиона в последний момент испугалась.

Даже не испугалась. Просто вдруг поняла, что говорить ничего не стоит.

Что для Рона то, что сама Гермиона вспоминала с нежностью, окажется лишь маленьким грязным приключением. Может быть, он найдет в себе силы пережить это, но точно не поймет. А главное, она и не хочет, чтобы он это понимал. Она хочет оставить это для себя. Не сможет отвечать ему на неизбежные вопросы о деталях. Сколько раз. А тебе понравилось. А он лучше. А ты ему. А он тебе.

Нет уж. Непонятно только, о чем она думала раньше и какой «честный разговор» планировала. Рон, пока она мычала, подбирая слова, успел добраться до застежки лифчика и бешено шевелил пальцами, пытаясь одной рукой расстегнуть три крючка одновременно. Белье было маггловским, и это дало ей пару секунд форы. Но ни одной светлой мысли, вопреки обыкновению, за эти две секунды не появилось. Она разозлилась — больше на себя, чем на Рона. Но досталось, конечно, Рону.

Гермиона вдруг с изумлением услышала, как ее голос произносит запальчивым тоном все эти обидные вещи в его адрес. Что он вечно спешит, как на пожар, и давит локтем ей то живот, то грудь, когда лезет целоваться. Что она терпеть не может, когда ее кусают за соски, и что выкручивать их тоже не стоит. И, о, Мерлин. Еще и про оргазмы. На оргазмах обалдевший Рон сломался и перестал терзать ее белье. Сел, дернувшись так, что чуть не рухнул с дивана, и заговорил в ответ, быстро сорвавшись в крик.

Что она-то откуда знает, как надо, если по полгода сидит в библиотеке, не подпуская к себе парней?! Что Гермиона — синий чулок, а Ромильда Вейн, по-настоящему зажигательная ведьма, каждый день подсаживается к нему в министерском буфете! И он может сегодня же проверить, устроит ли ее его техника! И уверен, что Ромильду она устроит! Потому что всех всегда устраивала! А Гермиона сильна только в теории! И что, насколько ему известно, он единственный, кто вообще на ее грудь хоть иногда покушается! А если ей больше нравится спать в обнимку с учебниками... тут Рон так обиженно засопел, что Гермиона дернулась утешить, и только его яростный взмах руками остановил ее движение. У него тоже наболело.

«Она сама не знает, чего хочет, ей нравится над ним издеваться, и терпеть это нет сил!» «Если она думает, что публикация одной статьи делает ее настолько крутой, что он ее больше не достоин, то так тому и быть!»

Дальше был опрокинутый ногой столик и поспешная аппарация. С тех пор, вот уже почти три недели, Рон дуется и демонстративно ходит по клубам то с Ромильдой Вейн, то с разбитной брюнеткой из своего отдела, Кэти. И при вчерашней встрече в министерском лифте опять наговорил ей гадостей. А глаза были виноватые и обиженные одновременно. Но ей впервые в жизни было все равно.

Что-то сломалось.

И как бы теперь не повел себя Малфой, отношений с Роном уже не склеить.

Детство кончилось.

Гермиона перевернулась обратно на живот и, опираясь на локоть, продолжила проверять докладную. Вечерело. По дорожкам Гайд-парка бегали дети.

**

Они вынырнули из думоотвода и какое-то время просто задумчиво смотрели друг на друга. Потом Квентин Тримбл протянул:

— Мда-а.

Артур Уизли засиял.

— Ну что ж, — задумчиво продолжил Тримбл, — представленные воспоминания характеризуют младшего Малфоя весьма положительно. Должен признать, Артур, вам удалось. Можете забирать его из Москвы и закрывать дело, Надзор возражать не будет.

Он сделал еле заметную паузу и с некоторым сомнением продолжил:

— Кстати, вы заметили... там, между театральным кружком и детьми-сиротами... это случайно была не мисс Грейнджер?

— Невеста моего младшего, — устало кивнул мистер Уизли, — конечно, заметил. Мальчик обрезал воспоминание, причем сделал это нарочно грубо, чтобы мы могли додумывать дальше все, что угодно. Все это очень по-детски. Конечно, просто попытка поддразнить. Старое соперничество семей... думаю, ни Персивалю, ни Рональду об этом знать не стоит. С вашего позволения, я просто сотру этот поцелуй из мыслива, комиссии он тем более не нужен.

Начальник департамента магического надзора согласно пожал плечами. Дверь за мистером Уизли закрылась. Тримбл вздохнул.

Если Артуру Уизли так хочется себя обманывать, пусть обманывает. Вероятно, Артур в свои почти шестьдесят успел забыть, что значат такие поцелуи. А вот начальник надзора, которому не стукнуло еще и тридцати пяти, почему-то уверен: свадьбы мисс Грейнджер с младшим Уизли последнему не видать, как своих ушей.

Хотя уши-то как раз с помощью заклинания вытянуть и увидеть — легче легкого.