Невеста Призрака (гет)

Гаскон не спешил уходить из театра.

Выбравшись из бесконечных подвалов, он доплёлся до своего кабинета и рухнул в кожаное кресло. Собственная исповедь лишила его сил, воскресив давние, похороненные глубоко в сознании воспоминания. Гаскон не испытывал сочувствия к убитым, не чувствовал себя убийцей. Он восстанавливал справедливость. И пусть его осудит хоть целый мир, в собственных глазах он был чист.

— Дура.

Сжав губы, Гаскон дрожащей рукой поднёс сигарету ко рту и закурил.

— Какая же ты дура, Идо.

Слёзы сами катились из глаз. Тяжёлые, несдержанные, неконтролируемые. Гаскон утёр лицо рукой, но успокоиться не мог.

Он знал, что потерял их.

Знал, что из-под земли больше никогда не вернётся его старый друг.

Знал, что в театре похоронила себя заживо вредная девчонка, которую он проклинал после каждого визита.

Эрик и Изабель.

Он так надеялся, что влюблённость в Изабель вернёт Эрика к жизни, что он примет на себя обязанности директора, что его безумию придёт конец.

Но чудес не бывает.

Гаскон устал. Он так смертельно устал от бессилия, от своих обязанностей, от тайн, от давящей ответственности. Он — простой секретарь. Не больше, не меньше. Только сумасшедший мог поставить его на должность, с которой он едва справлялся.

Малышка так молода. Она так мечтала о славе, так старалась над каждой своей постановкой.

Один раз Гаскон уже вытащил её из подземелья. Теперь она сама не пойдёт за ним.

Чтоб тебя, Валуа. Сам превратился в живой труп и других за собой тянешь.

Стиснув зубы, Гаскон зарылся пальцами в волосы, уперев локти в стол.

Горько. До чего же горько.

Мужчина сидел, погрузившись в свои мысли, прокручивая раз за разом свои ответы на её вопросы. Мог ли он помешать им обоим? Мог ли вытащить?

Мог ли помочь?

Нет.

Но это не означало, что Гаскон не мог себя винить.

Думая об этом, он не сразу обратил внимание на дым, поваливший из тонкой щели в стене. Из-за крепких сигарет обоняние Гаскона давно притупилось, так что запах дыма он ощутил, только когда у него заслезились глаза.

Он вздрогнул, огляделся и рефлекторно поспешил открыть окно. Ледяной ветер, ворвавшийся в кабинет, тут же отрезвил Гаскона, привёл в чувства.

Подвал горит.

Чёрт.

Он, как назло, запер за собой дверь в потайной проход.

Теперь только Валуа мог открыть секретные двери.

Чёрт. Чёрт! Чёрт!!!

Стиснув зубы, Гаскон схватил стул и ударил им что было сил по секретной двери. Безрезультатно. Только стул разлетелся на части.

Трясущимися руками, он схватил телефонную трубку и, не попадая по кнопкам, пытался набрать номер пожарных.

Давай же. Идиот, попади в кнопку!

Он застыл, услышав, как стена сама собой отъехала.

Гаскон похолодел, когда подземелье плюнуло в его кабинет сажей, копотью, пеплом и едким дымом.

Эрик, спотыкаясь и кашляя, ввалился в кабинет, тяжело рухнул на колени. На закорках он держал лишившуюся чувств Изабель.

Пламя опалило её платье, волосы, на лице и руках был толстый слой копоти. Благо, обошлось без ожогов. Валуа же, не считая того, что сейчас жадно хватал ртом морозный воздух, выглядел вполне сносно.

Гаскон тут же пришёл в себя от наваждения.

— Валуа... какого Дьявола?!

Эрик зыркнул на него, после чего склонился над Изабель, похлопал её по щеке.

Ничего. Ноль реакции.

Эрик склонился, набрав в лёгкие воздуха, и, открыв ей рот и зажав пальцами нос, выдохнул изо всех сил.

В какой-то момент Гаскон испугался, что девушка не отреагирует.

Но Изабель закашлялась, схватившись за горло.

— Жива, идиотка?

— Кха... кха...

— Знал бы, что у тебя нет мозгов — прибил бы в первый же день в театре.

Он хотел подняться с пола, но Изабель, сделав над собой усилие, схватила его за руку, стиснула в объятиях. И, вытащив из кармана связку ключей, швырнула их в пылающий подвал.

— Гаскон, скорее! Закройте дверь!

Гаскон послушался. Прежде, чем Эрик смог отстраниться от Изабель, вырваться из её мёртвой хватки, он с громким, выразительным щелчком запер потайную дверь.

Во взгляде Эрика отразилось столько ужаса, когда дверь перед ним закрылась, что Гаскону на мгновение стало его жаль.

В следующую секунду Эрик посмотрел на Изабель с таким хмурым видом, будто решал, добить её или оставить в живых. Девушка по-прежнему сидела на полу, хватаясь за горло и с трудом дыша. И в то же время она сияла от счастья.

Вот засранка! Это она устроила пожар!

— Ты.., — процедил Эрик, чуть ли не задыхаясь от ярости. — Безмозглая, тупоголовая идиотка. Ты что устроила?!

— Кха... кха...

— Лишь боги ведают, как я тебя ненавижу.

— Ненавидь, — Изабель мягко улыбнулась, проведя ладонью по лицу, размазав сажу. — Я сказала, что вытащу тебя. Я это сделала.

Мужчина скрежетал зубами, глядя на девушку.

— Потому что люблю тебя, Эрик. Больше жизни.

Его взгляд смягчился — всего на мгновение — после чего натянутая струна внутри него лопнула. Эрик разразился до того витиеватой, до того сочной руганью, что обогатил французский язык новыми словоформами. Изабель в течение нескольких минут слушала, кто она, для чего существует и куда ей идти вместе со своими опрометчивыми решениями.

И, слушая его, Гаскон потёр лицо рукой, расхохотавшись.

Он сделал это зря, потому что теперь Эрик переключился на него, грохнув кулаком по столу.

Однако Гаскон был счастлив.

— Что смешного, дегенерат?!

— Узнаю, — Гаскон утирал слёзы, хватаясь за живот. — Узнаю прежнего Валуа, а не этого расфуфыренного пижона!

— Да как ты смеешь?..

Но Гаскон не прекратил смеяться. Напряжение, стресс и ужас последних часов вылились в истерику.

Найдя в себе силы, Изабель поднялась на ноги, тронула Эрика за руку. Он демонстративно отдёрнул ладонь, обдав её презрительным взглядом.

— Ты сожгла всё, над чем я работал годами.

— Ещё напишешь.

— Ты лишила меня лучших инструментов.

— Купим новые. Ещё более совершенные.

— Ты. Лишила. Меня. Дома.

Изабель вздохнула, опустив голову.

— Я думала, твой дом — там, где я, — ответила девушка, после чего Гаскон замолчал. — Я же... была счастлива с тобой и в подвале, и в мансарде.

Эрик не ответил. Изабель вздохнула.

— Ты вправе меня ненавидеть, но... главное — живи. Умоляю тебя. Ты слишком долго горел в Аду.

Он отвёл взгляд в сторону, до боли стиснув зубы.

— Она права, Вал...

— Гаскон, — прорычал Эрик. — Заткнись.

Только приглядевшись к нему, Изабель заметила, что его трясло. Ещё бы. Эрик панически боялся огня: порой он подскакивал среди ночи, думая, что по-прежнему горел, порой его ожоги ныли так, словно пламя снова их коснулось.

А Изабель устроила ему проверку на прочность.

Теперь она сама себя ненавидела за эту безумную идею.

Подойдя со спины, девушка мягко обняла мужчину, вдохнув запах дыма, который пропитал рубашку.

— Если сможешь простить меня, — произнесла она, — знай: я всегда буду ждать тебя. Ждать в своей чёртовой мансарде.

Помедлив, она чуть тише добавила.

— Мы. Мы будем.

Закрыв глаза, она ушла из кабинета, чувствуя ноющую боль в каждой мышце и бесконечную усталость.

* * *

Наступила весна. С запозданием, но не менее долгожданная, тёплая, ласковая. Теперь обогреватель Изабель включала только в очень холодные ночи, просыпалась в залитой золотым светом квартире и сменила тёплые свитера на лёгкие блузки.

С момента пожара прошло не так много времени, но достаточно, чтобы у девушки начал расти живот. Поэтому она решила распрощаться с узкими брюками, туфлями на каблуках и переработками. Гаскон не возражал, в конце концов, он был в долгу у Изабель, а Эрик...

А Эрику она старалась не попадаться на глаза. Работала со старыми постановками, пряталась у себя в кабинете и всё не решалась показать ему законченный сценарий.

Сценарий "Люцифера".

Впрочем, мужчине было не до него.

Почти сразу после пожара он сообщил всем СМИ о своём чудесном спасении. Рассказал им, будто бы все эти пять лет лечился от ожогов в Германии, а не сообщал о себе, потому что долгое время находился в крайне тяжёлом состоянии. На всех фотографиях он был в повязке вместо маски, накладывал грим.

Свою ложь от подкреплял поддельными документами, счетами за лечение, показаниями подставных свидетелей.

Читая об этом, Изабель понимала, что Эрик ей не лгал. У него действительно был способ вернуться к людям. Наглый, рискованный и дерзкий способ. Под стать самому Эрику.

Когда ему сообщили, что в его театре поселился Призрак Оперы, Эрик лишь расхохотался и пообещал "уберечь дорогих зрителей от всякого зла". Старые фанатки Эрика были в восторге, а Изабель скрежетала зубами от ревности.

Каждую статью о нём она вырезала и складывала в ящик стола. И каждый раз при одном воспоминании об Эрике сердце пронзала игла ревности и горечи.

Нет. Не вернётся он к ней. У него море фанаток, ему не до неё.

Думая об этом, Изабель пролистывала "Люцифера", в который раз заметив, что главная героиня — милосердный ангел — вышла слишком вспыльчивой, слишком пугливой, слишком ревнивой. И странно знакомой.

За этими размышлениями её и застал Гаскон. Он вошёл, перед этим постучавшись, приблизился к столу и опустил на него небольшой листок.

— Ну, как ты, Идо?

Изабель подняла на него взгляд.

— Всё хорошо.

— Валуа не приходил?

— Нет.

Голос Изабель звучал бесцветно, устало: девушка сдерживалась, что было сил. В последнее время из-за беременности и холодности Эрика она стала до того чувствительной, что могла разрыдаться даже из-за пролитого на пол молока.

— Завтра его зовут на интервью на федеральный канал, — произнёс начальник. — Все из театра приглашены. Это твой пропуск, — он постучал пальцем по картонке.

Изабель застыла.

— Я? Н-но...

— Пойдёшь, — отрезал Гаскон.

— Он вспылит, если меня увидит.

— Идо, — выдохнул начальник. — Валуа импульсивен, но не идиот. Не бойся. Никого он в студии из-за тебя не повесит.

Изабель на мгновение отвела взгляд, сжав губы.

— Я... боюсь, что он взбесится на меня.

Гаскон хмыкнул.

— Конечно, взбесится. Идо, он вообще сейчас срывает зло на каждом, потому что одна маленькая истеричка даже не смотрит на него.

— Я, — прохрипела девушка, — виновата перед ним.

— Идо, — Гаскон потёр губы — он хотел курить, но при Изабель больше не дымил. — Ты с ним в первый раз ссоришься?

— Нет.

— Так приходи. Миритесь. И приглашаю вашу троицу в свой дом на барбекю.

Троицу?

Изабель густо покраснела, невольно коснувшись рукой живота.

— Ладно, — вздохнула девушка. — Я приду.

— Славно, Идо.

* * *

— Мсье де Валуа, с момента вашего возвращения вы так и не рассказали, что с вами случилось. Наши зрители засыпали нас просьбами допросить вас, так что, будьте уверены, уйдёте отсюда вы только с боем.

Ведущая засмеялась, Эрик — тоже. Он был спокоен, расслаблен, излучал чистейшую уверенность в себе. Интервью, студия, зрители, операторы с камерами нисколько его не нервировали.

Но в следующую секунду он стал серьёзным.

— Хорошо. Что бы вы хотели узнать?

— Всё! С самого начала.

Мужчина вздохнул.

— Полагаю, мне не нужно повторять историю с пожаром. Это неоднократно освещалось в новостях. Знаете, я удивился, узнав, что каждый год в тот самый день театры Франции не проводят постановок. Это так... трогательно, — он прокашлялся в кулак. — Да... там были жертвы. Много. Кого-то не удалось опознать. Видимо, мой кузен что-то перепутал и решил, что я погиб. На самом деле тогда врачи отправили меня на частном самолёте в Германию для более профессионального лечения.

— Германию? Там вы пробыли все пять лет?

— Да, — хмыкнул Эрик. Он лгал так искренне, что ему невозможно было не верить. — Французский забыл zum Teufel.

Глаза ведущей засияли. Изабель закусила губу, сверля её ненавидящим взглядом.

С ней Эрик хотя бы разговаривал.

— С Этьеном — моим кузеном — я тоже не мог связаться, — Эрик очень выразительно вздохнул. — Мой друг, Гаскон Мартен, посоветовал мне не отправлять никаких весточек в Париж. Как оказалось, мой дом подожгли. И, пока я не знал, где мои враги, самым правильным решением было не высовываться, — он перевёл взгляд на собравшихся людей вокруг сцены. Все они сидели в своих креслах и не шумели. — Гаскон, покажись.

Начальник повиновался. Когда объективы камер развернулись на него, он церемонно поклонился под аплодисменты остальных театралов.

Изабель сидела рядом с ним и с нескрываемой злобой таращилась на Эрика.

И его взгляд на мгновение задержался на её лице.

— Мсье де Валуа, — продолжила ведущая. — Когда же вы вернулись?

— Где-то... в конце октября, — улыбнулся Эрик. — Когда уже шёл снег.

Конец октября. Тогда Изабель приступила к работе.

— И ничего не сообщили?

— Я целых пять лет числился мёртвым, — он провёл пальцами по повязкам на лице. — Да и... какой смысл о себе заявлять? Врачи спасли мне жизнь, но не спасли лицо. Мои зрители были бы страшно разочарованы.

— Вы зря так о себе судите, — сияла ведущая. — Мсье де Валуа, позволите зачитать фрагменты из писем, которые прислали нам ваши поклонницы? Узнав об интервью с легендой, они завалили нас корреспонденцией.

— Прошу.

Улыбаясь, девушка вытащила из-за стола перевязанную бечёвкой кипу писем. Потом ещё одну. И ещё. Глаза Изабель округлились.

Да СКОЛЬКО у него поклонниц?!

Ведущая вытащила наугад первое письмо, пробежалась взглядом по строкам и с выражением прочла:

— Моё сердце обливается слезами при мысли о том, что вы пережили. Я надеюсь, что вы вернётесь на сцену и не оставите карьеру мечты, — она взяла второе. — Мсье де Валуа, ваш мужественный профиль вновь заставил меня трепетать. Я готова стоять сутками у дверей Lacroix, лишь бы вновь увидеть вас, услышать ваш невероятный голос, — третье письмо. — Мсье де Валуа, не прячьте ожоги. Я, как и многие ваши поклонницы, любили вас за ваше прекрасное исполнение, за талант, а не за внешний вид. Не покидайте сцену. Вы — лучший Ангел-хранитель из всех, кого я видела.

Ангел-хранитель? В каком мюзикле он сыграл эту роль?

Слушая, Эрик зарылся пальцами в волосы, изображая смущение.

— Думаю, достаточно, — улыбнулся он. — Моя невеста ревнует.

Изабель забыла как дышать.

— О? Невеста? Мсье де Валуа, — голос ведущей звучал заговорщически, — кто эта счастливица?

Эрик хмыкнул, выдержав паузу. Потом перевёл взгляд на зрителей в студии.

— Изабель, ангел мой, тебе помочь спуститься?

Лицо девушки моментально стало пунцовым. Она поднялась и, не зная как быть, медленно спустилась на негнущихся ногах.

Обратил на неё внимание спустя столько времени? Надменная сволочь. После его бесконечного молчания, равнодушия, после такого пренебрежения Изабель твёрдо решила обматерить его на камеру.

Но когда он приблизился, когда сжал её трясущуюся руку и поцеловал костяшки пальцев, Изабель едва не потеряла сознание.

— Удивлена? — произнёс Эрик, улыбаясь. — Понимаю. Я ведь не спросил тебя об этом, как следует.

Изабель вновь затаила дыхание. Эрик опустился перед ней на одно колено, с мягкой, ласковой улыбкой глядя в глаза.

— Счастье моё, — произнёс мужчина, — я исполнил обещание. Я вернулся к людям, объявил о себе. Скажи... ты выйдешь за меня?

Изабель опешила. Камеры были направлены на них, ведущая замерла, охнув.

Беспомощно озираясь, девушка встретилась взглядом с Гасконом, который только молча кивнул, с Жилем, который показывал ей пальцы вверх.

Как же ей хотелось прибить Эрика на месте.

Всхлипнув, она утёрла рукавом подступившие слёзы.

— Спрашиваешь ещё, дубина, — она прерывисто вздохнула. — Да. Да, чёрт возьми. Тысячу раз — да!

Только когда Эрик улыбнулся, когда его лицо озарило счастливое, безмятежное выражение, Изабель поняла, как сильно он переживал из-за возможного отказа.

Поднявшись, мужчина сжал её лицо в ладонях, поцеловал девушку, стиснул в крепких, долгожданных объятиях.

— Прости, — произнёс он, ткнувшись лбом в её лоб. — У меня нет кольца. Оно уже у тебя.

— Прощаю. За всё. Каким бы идиотом ты ни был.

Он закрыл глаза, улыбаясь, мягко сжимая руки Изабель, пальцем водя по её обручальному кольцу. Девушка провела пальцами по его лицу, по повязкам, скользнула по линии роста волос.

Только вновь почувствовав тепло его тела она осознала как сильно соскучилась.

Эрик потянул девушку на себя, подвёл к столу, усадил на стул рядом с собой напротив ведущей.

— Эрик, — вздрогнула Изабель, опомнившись. — Это не моё интервью!

— Не ваше? — вмешалась ведущая. — Мадам де Валуа, я не прощу себе, если отпущу вас прямо сейчас. Не бойтесь, больно не будет.

Изабель сжала подол платья. Сев рядом, Эрик обнял её одной рукой, поцеловал в щёку. Девушка вспыхнула.

— Она режиссёр-постановщик, — начал мужчина. — Новенькая в Lacroix, но крайне способная.

— ...новенькая? — ведущая раскрыла глаза. — Изабель Идо? Это же вас курировали Призрак Оперы с Невестой?

Чёрт. Эта нелепая реклама.

— Они.., — прохрипела Изабель. — Следили за каждым режиссёром, учили нас, наставляли. Не понимаю, почему именно мне уделяется столько внимания.

— Потому что, — с лукавой улыбкой произнёс Эрик. — Ты само очарование.

Она крепко вцепилась в свои колени, умолкнув.

— Так кто они? — спросила ведущая.

— Коварный вопрос, — засмеялся Эрик. Между прочим, очень естественно. — Пусть каждый, кто интересуется этими личностями, приходит в мой театр и ответит на него сам.

Сердце Изабель забилось чаще.

Кто бы мог подумать, что её возлюбленный — настолько профессиональный лжец?

— Призраку Оперы приписывают убийства.

— Да. Красивые легенды часто обрастают жуткими слухами.

— Кто-то всерьёз считает, — ведущая подалась вперёд. — Что Призрак Оперы — это вы, мсье Валуа.

Эрик мог расхохотаться, мог начать оправдываться. Но он лишь сдержанно приподнял бровь.

— Как видите, это невозможно, — он вздохнул. — Жить в театре, выступать в масках, соблазнять зрительниц? После всего, что случилось с моей семьёй? Нет. Никогда. Я бы не смог. Чтобы излучать такую дьявольскую сексуальность, нужно быть нарциссом. А нарцисс и урод — личности противоположные.

Изабель тронула его руку. Мужчина встретился с ней взглядом и мягко сжал подрагивающие пальцы.

— Эрик.., — она набрала побольше воздуха в лёгкие. — Я же вижу, ты тоскуешь по сцене.

— Жизнь моя, я директор, а не актёр. Моё место — закулисье.

Изабель крепко сжала губы, сдерживая подступившие к глазам слёзы. Она резко отвернулась от него, борясь с собой, стараясь не думать, что навсегда потеряла лучшего в мире артиста.

До чего же ранимой сделала её беременность!

— Изабель...

— Всё хорошо, — сдавленным голосом произнесла она. — Это твой выбор.

Эрик тяжело вздохнул, закрыв глаза. Изабель затихла.

— Счастье моё, — наконец, произнёс он. — Петь я могу только с тобой.

Изабель встретилась с ним взглядом, нахмурившись. Эрик мягко улыбался ей, и в этот момент ей казалось, будто он стал выглядеть моложе, будто из его лица исчезла давняя, давящая тревога.

— Вы тоже поёте, мадам Валуа?

Изабель вспыхнула.

— Нет!

— Ещё как поёт, — улыбнулся Эрик. — Скажу по секрету: едва услышав её голос, я потерял голову от любви.

Изабель закрыла лицо ладонями.

— Споёте для нас? — улыбнулась ведущая. — Для истории.

Изабель мотнула головой, но Эрик приблизился и шепнул ей на ухо.

— Давай, любовь моя. Начальную арию "Люцифера".

Как он узнал название?..

— ...он же только в работе!

— С этой композицией мы с тобой уже разобрались.

Девушка вздохнула, борясь со смущением и раздражением. И что ей было делать? Перечить будущему мужу на телевидении? Да его фанатки от неё мокрого места не оставят!

Угораздило же её начать встречаться со знаменитостью.

— Начинаешь, — вздохнула девушка, — ты.

Эрик просиял. Ведущая поближе придвинула микрофон к паре.

Изабель знала, что её возлюбленный пел невероятно, но сейчас он звучал особенно хорошо. Если раньше его голос был глубоким, волнующим, пленительным, дьявольским, то сейчас он стал ещё и... свободным. Будто больше ничто на свете не тяготило Эрика, не сдерживало, не мешало ему.

И от красоты его голоса Изабель вновь захотелось плакать.

Закрыв глаза, она запела вместе с ним, крепко стиснув руку мужчины. И теперь в их пении впервые за всё время уроков появилась гармония. Раньше они пели правильно, хорошо звучали вместе, но их голоса не внушали слушателям торжества, возвышенности, ощущения великолепия.

Теперь изменилось всё.

И первая ария, наконец, стала такой, какой её и задумывала Изабель.

Когда они умолкли, когда зазвучали аплодисменты зрителей и съёмочной группы, Изабель бросилась на шею Эрику.

* * *

Их свадьба прошла без изысков. Маленький храм на окраинах Парижа, элегантное белое платье, уже не способное скрыть растущий живот, строгий чёрный костюм и повязка вместо маски.

Эрик попросту больше не мог себя заставить ещё раз надеть маску.

Вместо толп гостей только самые близкие: Гаскон с супругой, их трое детей, Этьен, Жиль. И, глядя на них, Изабель было грустно от мысли, что мамы и папы нет рядом в самый счастливый день в её жизни.

Стоило ей только задуматься об этом, как она зажмурилась и глухо простонала, руками коснувшись живота. Изабель испугалась резкой боли, но после замерла, забыв как дышать.

Боль повторилась. И ещё раз. И ещё.

Малыш пинался!

Её с Эриком ребёнок, их кроха, их маленькая надежда заявил о себе, словно упрекая мать за грусть!

Ей было больно, но в то же время она едва не прыгала от счастья.

— Изабель..?

— Дай руку.

Стиснув ладонь Эрика, девушка прижала её к животу — к тому месту, где ощущалось едва заметное движение.

— Это..?

— Такой же танцор, как и папаша, — Изабель зажмурилась, едва переведя дыхание. — Да чего ты так разошёлся? Сейчас пойдём домой, отдохнём.

Рука Эрика ощутимо задрожала. Изабель подняла на него взгляд и улыбнулась. В который раз её муж был при ней таким растерянным, таким уязвимым, таким беспомощным. Малыш только пошевелился, а Эрик уже был сам не свой от волнения. Что же с ним случится, когда он в самом деле станет папой?

— Ему скучно в церкви, — улыбнулась Изабель.

Эрик нервно хохотнул.

— Весь в меня.

Изабель уткнулась лбом ему в плечо, глубоко и часто дыша, пока ребёнок не успокоился. Всё это время Эрик обнимал её, мягко перебирая пряди волос под белоснежной фатой, ругая жену за слишком тесное платье. Тесным оно не было, просто Эрик всегда ворчал, когда не мог успокоиться.

Пышного праздника они не устраивали. Во-первых, потому что за Эриком чуть ли не по пятам следовали восторженные фанатки, так что арендовать ресторан не представлялось возможным, во-вторых, потому что после пяти лет в театре мужчина забыл о цене денег. Они попросту не могли позволить себе траты.

Он купил новый дом — слишком огромный для двоих, старый, в викторианском стиле, больше подходящий для светских приёмов, чем для семейной пары. Эрик нанял прислугу, охрану, установил новейшие системы безопасности, купил новые инструменты и уже приступил к работе над партитурами.

Поэтому до выплаты гонораров и до премьеры Люцифера жили они на деньги с продажи мансарды.

Половина комнат ещё не была обставлена, но Эрик не жаловался. Как и Изабель. В конце концов, их общий дом — это не чёртова мансарда и не мрачный склеп.

Войдя в прихожую, Изабель сняла туфли, переобулась в тапочки. Она закусила губу, думая, что бы ей приготовить для праздничного ужина. Вчера у неё не было времени этим заняться — Эрик вообще не позволял ей хоть чем-то заниматься, опасаясь, что это повредит малышу.

Только Изабель сделала шаг в сторону кухни, как Эрик опустил руку ей на талию и увлёк за собой в гостиную.

— Милый, — произнесла она. — Если ты опять начнёшь отвлекать меня от дел...

— ...а я с удовольствием начну, — улыбнулся мужчина, стянув повязку с лица и бросив её на тумбу. — В этот день я не хочу видеть тебя у плиты.

— А придётся! — огрызнулась Изабель, когда Эрик притянул её к себе и закружил в танце. — Ты же мне всю неделю прохода не даёшь.

— Вообще-то, уже больше полугода, — поддразнил он. — Обидно, что заметила ты только сейчас.

Девушка покраснела до корней волос, отведя взгляд в сторону.

После примирения он стал куда чаще дразнить её, подшучивать, в нём откуда-то появились озорство, весёлость. Изабель ожидала обвинений и сожалений в пожаре, но Эрик окружил её такой заботой, что она терялась.

Подведя девушку к граммофону, он поставил одну из пластинок. Этот проигрыватель им на свадьбу подарил Гаскон, стискивая пару в объятиях и на радостях отругав обоих: Эрика — потому что засиделся в подвале, Изабель — потому что не догадалась раньше спалить его дом.

Зазвучала музыка. Мужчина сделал шаг назад и поклонился Изабель, приглашая её на танец.

Она присела в реверансе, принимая предложение.

— Мадам де Валуа, — Эрик улыбнулся ей, склонившись, мягко поцеловав в губы. — Сегодня вы само очарование.

— Мсье де Валуа, — ответила она, прерывисто вздохнув. — Вы меня беспокоите. Сегодня вы не раскритиковали церковный хор.

— Я сдерживался только ради вас, мадам. Разве мог я в такой светлый, тёплый день обращать внимание на их бездарность?

— Кто знает, — с этими словами она провела кончиками пальцев по его шраму. — Эрик... а когда ты успел развестись с Вивьен?

Он сощурил взгляд, его лицо на мгновение омрачилось. К счастью — всего на мгновение.

— Деньги решают многое, ангел мой. Деньги, связи и нежелание бюрократов отправляться в тюрьму из-за одного воскресшего мертвеца.

Изабель улыбнулась, прильнув к нему.

— Ты не злишься?

— За что?

— Из-за меня тебе пришлось лгать, восстанавливать документы, новое жильё обустраивать. К тому же... я сожгла твои партитуры.

Мужчина хмыкнул.

— Думаешь, я просто так не подпускаю тебя к плите?

— Очень смешно, — надулась девушка. — И всё же?

Он протянул руку, провёл пальцами по лицу Изабель, заставил взглянуть себе в глаза.

— Знаешь, счастье моё... когда я, задыхаясь, обливаясь потом, скованный ужасом тащил тебя на закорках и не боялся сгореть, а был в панике от мысли, что ты обожжёшься или отравишься дымом — тогда и понял, что ты мне дороже всего на свете. Какой бы заразой ты ни была.

Изабель грустно улыбнулась, крепче стиснув его в объятиях.

— Прости.

— Ш-ш-ш, — обняв девушку в ответ, он поцеловал её в лоб. — Ещё успеешь пожалеть о своём выборе.

— Никогда.

— Даже из-за криков Эрика де Валуа III?

— Никаких, — выдохнула она. — Эриков.

— Сколько у меня времени, чтобы переспорить тебя? Месяца три?

— Нисколько! — вспылила Изабель. — Его будут звать Густав! И отстань от меня с этим вопросом!

— Густав? — Эрик приподнял бровь. — Отвратительное имя для моего сына. Я бы так и собаку не назвал.

Изабель хотела было отпрянуть, уйти, но Эрик её не пустил.

И, если подумать, никогда не пускал, как бы она ни стремилась сбежать.

* * *

Сколько бы Эрик ни готовился к появлению ребёнка, как бы ни пытался успокоиться, но роды всё равно застали его врасплох.

Он пролистывал контракт с продюсерами, которые собрались финансировать "Люцифера", обсуждал его с тремя юристами и Гасконом, когда вдруг в его кабинете зазвонил телефон. Обычно Эрик снимал трубку с рычага и продолжал работать, но сейчас забыл об этом.

— Милый, — голос Изабель звучал болезненно, сдавленно. — Я вызвала скорую. Кажется, началось.

Эрик побледнел.

— Изабель, — прохрипел он. — Я... я... я сейчас! Не смей начинать без меня!

Он разнервничался до того сильно, что не осознал сказанного. Изабель хохотнула, после чего издала такой мучительный стон, что мужчина похолодел.

Не успев ничего объяснить коллегам, он схватил солнцезащитные очки, ключи от машины и рванул из кабинета по коридору.

Чем неумолимее приближался этот день, тем сильнее нервничал Эрик. Чтобы хоть как-то избавиться от тревоги за жизнь супруги и ребёнка, он занимался в доме мелким ремонтом, гонял слуг по бессмысленным поручениям, на работе превращался в ещё большего деспота, чем был раньше. Потому Изабель в последние пару недель ездила в Lacroix с ним — только рядом с ней он вёл себя прилично и спокойно, даже ни с кем не огрызался.

Чем пользовались и артисты, и персонал.

Сев за руль, он не с первого раза попал ключом в замок зажигания, не пристегнулся и по пути к роддому трижды пролетел на красный свет.

Он до того боялся не успеть, что приехал в медучреждение быстрее скорой.

Медики вошли в больницу с девушкой. Изабель, тяжело дыша, держалась за округлившийся живот.

Увидев мужа, девушка улыбнулась ему.

— Милый... я ведь надолго.

— Я с тобой.

Изабель хотела ответить, но тут же вновь скривилась, схватившись за живот.

— Какого Дьявола, — процедил Эрик, обращаясь к врачам, — вы стоите?! В какую палату её вести?!

— Сто... сто шестая!

Не говоря ни слова, Эрик бережно подхватил Изабель на руки и, едва ли не расталкивая взглядом всех врачей, понёс супругу в палату. Изабель, несмотря на боль, хихикала.

— Что смешного? — нахмурился мужчина, уложив её на кровать. — Рожай, а не смейся.

Но Изабель зашлась смехом. Её заставила успокоиться и отдышаться только новая вспышка боли.

— Дай мне хоть переодеться.

— Лежи. Я сам.

Изабель вскинула брови. Эрик перевёл взгляд на врача, чувствуя, что от нервов руки у него опустились, что он не способен ни соображать, ни действовать, ни общаться.

Так было до того момента, пока врач не заговорил.

— Мсье де Валуа, присядьте...

— Я тебе сейчас на шею присяду, — процедил Эрик. — У меня жена рожает! Что я должен делать?!

— Милый... успокоиться.

— Радость моя, заткнись, пожалуйста, не ты здесь врач.

Изабель виновато улыбнулась, в то время как Эрик вновь прожёг врача взглядом насквозь.

— Так, мсье, — начал доктор. — Хотите помочь — слушайте жену и не лезьте под руку.

Девушка переоделась в одноразовый халат, порой кривясь от боли и держась за живот. Акушер осмотрел её, поглядывая на часы — определял частоту и продолжительность схваток.

О деторождении Эрик знал достаточно, чтобы захотеть отчитать Изабель после выписки. Раз схватки идут активно и часто, значит, она несколько часов игнорировала боль и неприятные ощущения.

Дура. На какой же дуре он женился!

— Милый, — прохрипела Изабель, лежа на акушерской кровати.

— Жизнь моя? — просипел Эрик, утратив контроль над голосом.

— Принеси, пожалуйста, воды. Жутко хочется пить.

Эрик подскочил и вылетел из палаты, едва не сбив с ног медсестру. Вместо того, чтобы набрать воды из кулера или раковины, мужчина скупил все бутылки, что были в аптеке. Увидев это, акушер принялся ругать мужчину, но Эрик тут же взорвался на врача. Он даже не запомнил, как оскорбил его — все его мысли вертелись вокруг Изабель, их ребёнка и родов, которые девушка несколько часов терпела.

И все эти тревожные часы слились для мужчины в жуткие, полные бесконечного страха чёрно-белые фрагменты.

Когда Изабель вскрикнула от боли, Эрик едва не рухнул в обморок. Удержаться на ногах ему помогли только сила воли и отрезвляющий ужас за жизнь жены.

Эрик поклялся, что если Изабель сейчас умрёт, то он отправится следом за ней.

И, испытав к девушке прилив удушающей нежности, он опустился рядом с ней на колени, обнял её, поцеловал в лоб. Изабель сжала его плечи, ткнулась носом в грудь, тяжело, часто дыша. От боли у неё на глазах выступили слёзы, она просила Эрика сказать, что он любит её. И он говорил, сопровождая каждое слово поцелуем.

Он не выпустил её из объятий, даже когда от боли девушка стиснула его так крепко, что у мужчины хрустнули кости. Не выпустил, когда она в перерывах между мучительными схватками плакала, прижавшись к нему.

Эрик потерял счёт времени. Он не помнил, как за окном стемнело, не заметил, что сменилась медсестра. Он ничего не видел, кроме Изабель, ничего не слышал, кроме её сдавленных криков.

И очнулся он лишь когда в палате раздался громкий, полный обиды на шлепнувшего его врача, плач младенца.

Эрик посмотрел на малютку. Маленький, весь розовый и такой невыносимо хрупкий, он жмурился, сжимал кулачки, пинал ножками воздух, заходясь в истошном крике.

Как это было немелодично.

И в то же время ничего прекраснее Эрик не слышал.

Он не шевелился, когда мальчика, такого недовольного и возмущённого, положили на грудь Изабель.

— Здравствуй, — тихо, слабо произнесла она, проведя кончиком пальца по носику младенца, его щекам, лбу.

Мальчик умолк, глядя на мать.

— Эрик, милый, — устало улыбнулась Изабель, — поприветствуешь своего сына?

— Моего...

Он так осторожно взял ребенка на руки, словно боялся по неосторожности сломать.

Какой же он маленький.

Какой хрупкий.

И от взгляда этих чистых голубых глаз, от недовольной морщинки на лбу, что-то в Эрике сломалось. Его выдержка, его стойкость и хладнокровие дали трещину, выплеснулись слезами из глаз. И сдержать их он не мог.

Как недостойно. Что скажет сын, узнав, что его отец разрыдался, впервые взяв его на руки?

Но сдержать себя Эрик не мог.

Стойкий к горю он оказался совершенно беспомощен, столкнувшись со счастьем.

* * *

— Эрик де Валуа III.

Это обращение от отца заставило мальчика похолодеть, замереть на месте и даже перестать дышать. Полным именем его называли нечасто, обычно ограничиваясь ласковым "Эри". Так было проще и для отца, и для сына: когда мама ругала их, было хотя бы понятно, кому из них можно было расслабиться.

Но когда был на взводе отец — пиши пропало. Придётся вкалывать на его уроках в десять раз усерднее, чем обычно.

— Пап?

— Почему Гаскон жалуется, что ты без конца срываешь репетиции?

Мальчик закатил глаза. Можно подумать, дядя Гаскон его останавливал. Он каждый раз хохотал до колик, если юный Эрик импровизировал, отчитывал новеньких певиц или, когда того не видел режиссёр, прыгал за орган и начинал играть.

Нужно же было развлекать себя хоть чем-то.

— Потому что ненавижу визгливых певиц, — проворчал Эрик. — И когда переигрывают ненавижу.

Отец выразительно приподнял бровь, смерив сына взглядом. Потом вздохнул. Потом успокоился.

— И кто же там переигрывает?

Отец зря задал этот вопрос. Мальчишку не просто так в классе прозвали занудой: он любил жаловаться, ворчать, вечно всех поправлял. Вот и сейчас он не мог сдержать негодования.

И, глядя на него, слушая бесконечный поток речей сына, отец, казалось, становился всё более недовольным.

А мама обычно радовалась его ворчанию, тыкала отца локтём в бок и что-то говорила про гены.

— Так, ладно, — оборвал мальчишку Эрик, подняв раскрытую ладонь. — Я тебя понял. Репетируешь с матерью.

— Но, пап! Мне не нравится её труппа! Этот придурок Жиль вечно надо мной смеётся!

— Во-первых, не выражайся. Во-вторых, у этого придурка опыта больше, чем тебе лет. И как бы сильно он мне ни был отвратителен, но с ним ты хотя бы можешь работать.

Мальчик закатил глаза.

— А теперь собирайся. Вечером мы с твоей матерью открываем блок "Люцифера".

— Ну хоть не "Терезу Ракен".

— Эрик де Валуа III!

Но мальчик сбежал из подвала, в котором отец обустроил свой кабинет.

Честно говоря, его всегда удивляло, почему отец и мать не могли работать в одном кабинете. Он занял подвал, а она — чердак — те места в доме, где было бы неплохо обустроить себе спальню...

Собираться, значит. Юный Эрик взглянул на себя в зеркало, ладонью уложил назад чёрные волосы, состроил рожу, пародируя отца, потом сам себе подмигнул.

Все говорили что он был копией отца. Неправда. У юного Эрика не было такого же крутого шрама!

Что ж... снова в театр. Хорошо хоть в качестве зрителя. Диваны в пятой ложе мягкие, уютные, на них можно сидеть и болтать ногами.

А ещё нужно сообщить няне, горничным, дворецкому, чтобы помогли собраться младшим. Сестёр у Эрика было три, из которых две близняшки, а братьев — два. И, как однажды подслушал мальчик, мама вновь "была в ожидании, но это точно в последний раз".

В их доме всегда было шумно, суетно, в нём вечно кипела жизнь: то маленький Эрик подерётся с кем-нибудь из младших, то отец начнёт петь романсы, то мама решит сыграть на пианино, то они оба захотят провести уроки музыки, то дядья Этьен и Гаскон нагрянут в гости. Мальчик не жаловался. В конце концов, другой жизни он не знал.

Войдя в свою комнату, он потянулся.

Отец грозился, что в скором времени Эрик тоже будет петь в "Люцифере". Сначала — в хоре, пока не привыкнет к сцене, потом — соло.

Эрик де Валуа III не спорил. В конце концов, музыка ему нравилась, он любил петь, танцевать, притворяться другими людьми.

Вот бы однажды стать популярнее отца...

---

Примечания:

https://vk.com/misternevermore