Не та книга (джен)

— Добрый день. Сегодня у нас практическое занятие, так что учебники можете спрятать в сумки. Обязательно убедитесь, что ваши волшебные палочки при вас, и следуйте за мной.

Римус Люпин оказался усатым мужичком в поношенной одежде и с потухшими глазами. Состояние одежды для Гарри никогда не играло оценочного значения: он и сам недавно носил такую же, но главное — Гарри уже понял, что одежда на волшебнике — всегда и ровно та, которую тот желает носить. По тем или иным причинам. И если профессор Люпин явился на урок в заношенном плаще и с перевязанным верёвкой портфелем, это зачем-то ему нужно. Или безразлично.

Иное дело… потасканность образа. Или неустроенность — Гарри в силу малого возраста мог оперировать лишь неясными ощущениями, не имея жизненного опыта для подбора правильных слов. Взять хоть эти усы: их бы или сбрить, или дополнить аккуратной бородой — и получилось бы уважаемое загляденье. А та облезлая щётка, что топорщилась там сейчас, вызывала лишь непонятную неприязнь и желание перевести взгляд куда-нибудь на мебель или трещину на стене.

Возможно, собственная внешность для их нового преподавателя тоже не имела значения. Он живёт не ею. Или ею же защищается.

— Нам сюда. Заходите!

Гарри ещё никогда не бывал в хогвартсовской учительской, однако помещение с табличкой «Комната персонала», куда привёл их Люпин, могло быть чем угодно, только не местом сбора учителей. Здесь не имелось ни одного стола или, допустим, книжного шкафа для классных журналов.

Большой, просторный, хорошо освещённый зал был практически пуст: лишь вдоль стен выстроились разномастные стулья да в дальнем конце доминировал старый платяной шкаф с зеркальными дверцами. Иная мебель в комнате отсутствовала. Только ровный пол, гулкий простор и много свободы.

Здесь могли бы преподавать танцевальное искусство, фехтование или дистанционные заклинания. Но сегодня у этой заброшенной аудитории оставалось только одно предназначение: в нетерпении подрагивающий шкаф на почётном месте.

Они водят сюда детей уже не первое десятилетие, догадался Гарри. Особо доверенные люди или даже сам директор в более молодые годы. Водят, рассказывают про боггарта и провоцируют показать свой главный страх. Хотя, может, это просто паранойя, а шкаф с морочащей пакостью достали накануне из подвала и перенесли в помещение попросторнее.

Да как бы не так: здесь уже коротал свободное время Снейп! Совершенно случайно, в комнате без единого стола и в компании с приплясывающим боггартом. Оставив идущий где-то внизу урок Зельеварения на надёжных помощников: Авось, Рандом и Побоку. Ну кто бы сомневался.

Однако Снейп умудрился удивить.

— Не закрывайте, — буркнул он, обречённо вздохнув и поднявшись на ноги. — Не хочу смотреть на это жалкое зрелище.

Гарри ошарашенно проводил глазами скрывшуюся в дверях спину. И что это было?

— Не волнуйтесь, в шкафу всего лишь боггарт, — приступил меж тем к учебному процессу Люпин. — Кто мне скажет, что такое боггарт?

Ответом ему послужила дружная гробовая тишина. Гермиона руку не тянула, Рон не знал, а прочих уже достала эта Снейпова манера изложения: «вы всё должны выучить заранее и рассказать мне, хотя видите меня в первый раз и даже намёком не предполагаете, какую тему я задумал».

— Не беда. Мало кто видел боггарта вживую, потому что он всегда принимает форму вашего самого большого…

Гарри вздохнул и выключил слух. На самом деле он несправедлив к преподавателю: о боггартах знают почти все воспитанные волшебным миром маги. И в теории, и на практике. Любой чистокровный ребёнок хоть раз да повстречался с этим воплощённым ужасом и бороться с ним научен родителями. Эти паразиты заводятся везде, где есть магия и маги.

Тренировать сопротивляться морочащей нечисти имеет смысл лишь магловоспитанных, немногочисленных и совсем ничего не умеющих. Ну и ещё особые случаи вроде Рона Уизли. Но тут же ж в другом смысл, к сожалению. Гарри осторожно пригляделся к окружающим детским лицам и нашёл в них отражение своим невесёлым мыслям.

— Повторяйте за мной: Риддикулус!

Драко Малфой опять и как бы невзначай разместился рядом с Грэйнджер. Почувствовал Гаррин взгляд, встретился глазами и обменялся коротким значимым посылом. Что ж, будем прикрывать, если потребуется.

— Скажи, Невилл, чего ты боишься больше всего?

Боялся Невилл всё ещё профессора Снейпа, но свой страх превратил не в бабушкин гардероб, а в огородное пугало. Далее урок пошёл по семикнижию: Дин и Шимус отстрелялись по одному наградному баллу на каждого. А вот с Парвати вышла первая осечка.

— Я уже умею бороться с боггартами, профессор, — спокойно сообщила она. — Не так, как предложили вы, но тоже эффективно.

— Не имеет значения. Выходи и продемонстрируй.

— Мне нужно связаться со своим отцом, сэр. Пусть пока попробует кто-нибудь другой, а я отойду и поговорю по сквозному зеркалу.

Наверное, всему виной был тихий осенний переполох с Гарриной интерпретацией запретного коридора: родители не оценили элегантность директорского слога и усилили бдительность. А может, у Патилов на первом курсе всегда так и было. Первокурсница — не третьекурсница, ей опека не помешает.

— Нет необходимости, раз уж ты не хочешь принести лёгкий балл своему факультету. Гермиона, давай тогда ты.

Удивительное дело, но и Гермиона не проявила особого энтузиазма: медлила и кусала губы. А Гарри пришла в голову догадка, что у *этой* девочки главный страх теперь может крыться отнюдь не в несданном экзамене по Трансфигурации. Интересно, а чего вообще боятся девчонки её возраста?

Гарри приготовился блокировать дверцу шкафа, втихую не давая ей открыться «из-за заедания», но этого не потребовалось.

— Профессор Люпин, а почему вы сами не показали пример, как нужно колдовать? — поинтересовалась Гермиона с воистину женским коварством.

— Разве в этом есть необходимость? Это простое заклинание: вон, даже у Невилла получилось с первого раза. Давай же, не задерживай коллектив.

— Извините, но я бы хотела сначала потренироваться самостоятельно. Думаю, это приемлемо, раз уж и вы не желаете показывать нам свой страх.

— В отличие от тебя, мне не придётся сдавать экзамен.

— Я сдам ваш экзамен, если принимать его будет женщина. Не знаю, как у магов, а в моей прежней школе не было принято показывать некоторые вещи всей толпе и не за ширмой.

За спиной у Гарри возмущённо выдохнул Малфой. Где-то «в толпе» звонко клацнули зубы: это у Уизли сама собой захлопнулась челюсть, в которую уже начали набирать воздух. Лаванда Браун решительно сделала шаг поближе к первым рядам.

А профессор Люпин продемонстрировал, что с его жалостливым видом тоже не всё так однозначно. Произнеся с мягкой полуулыбкой «Думаю, проще сразу бросить в воду», он повернулся к шкафу и взмахом палочки попытался распахнуть зеркальную дверцу.

Вот только и Гермиона недаром провела целый месяц в амплуа начинающего загонщика. Ни на мгновение не растерявшись, плавным быстрым движением она скользнула за спину преподавателю и нырнула в толпу. И хотя наглый Малфой попытался загородить ей обзор, выпершись вперёд белобрысой кормой, но… короче, нет в жизни совершенства.

А ничего не заметивший Римус Люпин остался наедине с выпущенным-таки боггартом. Он этого не ожидал, да и вообще поначалу ничего не понял, а потому весь класс имел комфортную возможность полюбоваться на луну в её чистейшем и безоблачном суперлунии.

— Риддикулус!.. Тьфу ты, м-мордредова рожа…

Бормотание уверенно расслышал лишь Гарри. Справившись со ступором и превратив луну в таракана, преподаватель унял сбитое дыхание и вернул улыбку на лицо.

— Что ж, — сказал он, оборачиваясь, — если леди не желают идти первыми, вернёмся к джентльменам. Кто у нас остался? Рон Уизли! Покажи всем, как настоящие гриффиндорцы относятся к своим страхам!

Страхом Рона предсказуемо оказался огромный паук. А вот с едой на завтрак возникли проблемы.

— Ридиклус! РИДИКУЛУС! Рид… А-а-а!

Проблема была давняя: Рон всё ещё махал фальшивой палочкой. О чём думают Роновы родители, Гарри ломать голову не собирался, потому что у него самого и таких не было. Потерпев неудачу и ничего не сумев скастовать мёртвым куском дерева, Рон заорал, швырнул деревяшку в приблизившегося паука и убежал. Из класса. Усмирять иллюзию опять пришлось профессору Люпину. «Как победить свои страхи», глава первая.

— Гарри! Остался ты, и перейдём к уважаемым слизеринцам. Девочек, так и быть, трогать не будем, но мальчики…

Гарри взял в руки палочку и взмахом волшебства открыл створку. В глазах зарябило, из проёма вылетело серое облако и стало формироваться во что-то высокое и долговязое, заслоняя вид на тёмные внутренности шкафа. Но Гарри смотрел не глазами. Сначала в шкаф для вида полетел яркий «Люмос», а затем внутри дважды громко треснуло.

Иллюзия немедленно исчезла, а наружу выпало… насекомое. Крупное, с ладонь размером, абсолютно мёртвое и всё равно омерзительное.

— Фу!

Если вы когда-нибудь видели ползущую медведку, вы должны понять. Дети высовывались из любопытства, вглядывались и отшатывались.

— Блин, Поттер! Моим боггартом теперь будет боггарт!

— Это оно в каждом шкафу может сидеть? Парвати, убери эту гадость!

— Не убирай, я над кроватью повешу!

— Эванеско! Обойдёшься, Шимус!

Возможно, когда-то так и было: чемпион антикрасоты обнаружил, что отвращением окружающих тоже можно питаться. Затем научился становиться невидимым и лепить иллюзию самого себя чуть в стороне — это здорово повышало выживаемость. Ну а затем…

— Гарри!.. Что ты сделал?

Этот голос мальчику не понравился. Профессор Люпин был… чем-то ошарашен. Нехорошо ошарашен.

— Э-э… Прибил эту тварь, сэр. Извините, если попортил вам наглядное пособие, но слизеринцы наверняка уже и так знают…

— Ты её убил? Зачем?

Гарри хлопнул глазами. Да в чём опять дело?

— Профессор, это же паразит, их давят как тараканов. Если вам нужен экземпляр на завтра, я могу поискать в «заброшке»…

— Гарри, это живое существо! Было!

В классе воцарилась недоумевающая тишина. Гарри прислушался к дыханию Люпина и насторожился: мальчику не понравилась… увлечённость этого преподавателя предметом своего беспокойства. Люпин не играл, он был искренне возмущён. Ему что, зелёным шампунем мозги помыли?

— Профессор, не сочтите за неуважение, но вы вроде бы не вегетарианец. Бекон на завтраке ели.

— Ты убил не ради пропитания!

Гарри оглянулся на окружающий народ. Нет, всё нормально: дети, так же как и Гарри, не понимали *профессора*, а не Гарри.

— Это паразитирующая пакость, сэр. Она на меня напала и вообще…

— Её не обязательно было убивать!

— А что с ней было делать? Рассмешить? А тараканам на кухне — колыбельную спеть? — Гарри спрятал палочку за ухо. — Профессор, давайте серьёзно. Волшебный замок — это место обитания *людей*. Это *наше* жильё и наша школа. Мы не отбирали его у природы, мы возвели свой дом сами, от фундамента до шпилей. И если кто-то желает пожить в нашем доме *вместе* с нами, он обязан соблюдать правила гостеприимства. Нападение на хозяев в таковых не допускается.

— Это несчастное существо просто хотело есть!

— Пусть идёт в Лес. Там полно еды.

— Ему комфортнее здесь!

Мальчику надоела эта нездоровая дискуссия, и он отбросил вежливость.

— Меня не интересует, насколько комфортнее тараканам на моей кухне. Я буду их травить и давить, пока они не эволюционируют и не потеряют интерес к кухням. Я прибил нечисть, которая напала на меня в моём доме! А то, что предлагаете вы, называется «прикорм бродячих хищников в местах обитания людей».

Люпин укоризненно покачал головой.

— Ты говоришь чудовищные вещи, Гарри. Ты жесток, и я надеюсь, что это лишь в силу возраста и не навсегда. Нападать чужими страхами — в природе боггартов. Это их жизненная потребность, они не могут иначе. За такое нельзя убивать, тем более что и нужна-то им от нас самая малость. Стыдись, это не поступок доброго человека и уж подавно тебя не красит!

Гарри наконец понял, к чему всё идёт и кого имеет в виду Люпин. Помолчав и взвесив всё ещё раз, мальчик нанёс удар.

— Знаете, профессор, есть такие существа: оборотни. У них тоже имеется драматичная жизненная потребность: раз в месяц выпускать на свободу зверя и рвать всё живое вокруг. Не ради пропитания: ради удовлетворения своей природы. Всё, до чего дотянутся! Ну так что теперь — пустим собачек в школу, чтоб на пороге не мёрзли? Им же тут комфортнее будет!

Люпин замер, стремительно сходя с лица и спорадически забывая дышать.

— Школа, конечно, вымрет за пять минут, — не унимался мальчик. — Но зато несчастные зверушки будут довольны. Хозяева обязаны делиться и входить в положение, ведь милашкам-то и требуется сущий пустяк: вся имеющаяся…

— Десять баллов с Гриффиндора за пререкания с преподавателем! — проскрипел с порога Снейп.

Видать, «вернулся за забытой книгой». Пресёк нежелательное развитие откровений и изощрённо унизил «коллегу», распорядившись дисциплинарными штрафами прямо у него на уроке.

Гарри отвернулся, не желая спорить с двумя полномочными психами одновременно, но тут внезапно у Грэйнджер сложилось два и два. Девчонка распахнула глаза в озарении, открыла рот и начала набирать воздух, а потому ей поспешно прилетело сразу три спасительных воздействия: воздушные пальчики, приподнявшие подбородок; обнаглевшая слизеринская пятерня, незаметно ухватившая заучку под локоть; и свирепый Снейпов взгляд, упёршийся в переносицу самоубийце, посмевшей воспрепятствовать законной порке Поттера.

Из малфоевской клешни Гермиона с возмущением вырвалась. Короткая потасовка отвлекла кипучую гриффиндорку от ненужных мыслей, позволила Гарри покинуть сцену и примкнуть к беспокойной компании, а профессор Люпин наконец отморозился от грогги. В той или иной степени.

— Да-да, спасибо, С… коллега.

Вот правда, таких даже задирать неспортивно. Люпин рассеянно обвёл глазами детей, полюбовался пустым шкафом, вздохнул и изрёк:

— Что ж. Если практические занятия тут не в чести, будем изучать красных колпаков. Прячьте палочки и возвращаемся в класс.

* * *

Гермиона продержалась со своими догадками только до обеда, после чего вывалила всё на стол вместо аперитива. Лаванда, привыкшая проверять источники, усомнилась в выводах, сделанных на основании лишь лунного боггарта. Гарри усложнил картину мешком аконита и наводкой на волкоядное зелье.

И тут выяснилось, что об этом зелье в их коллективе мало что слышали: зелье-то было относительно молодым, ему ещё и полувека не исполнилось. Гермиона вызнала у Гарри все имеющиеся наводки, наскоро пропихнула в себя обед и умчалась в библиотеку — искать информацию.

Удивительное дело: совершенно случайно у мадам Пинс уже была наготове нужная книга. И ещё парочка — про оборотней и исходящую от них опасность. Кто подсунул детям правильные сведения — Дамблдор или Снейп, — было неясно, но это внушало надежду, что ситуация у начальства на контроле.

— Я думаю, нужно дождаться полнолуния, и тогда всё станет ясно, — высказала мудрую мысль Парвати.

На том и порешили. А предложение Гермионы начать слежку за Люпиным (вместо чёрного-пречёрного Снейпа, ага) встретили цитатой из выданных книжек: у оборотней чуткий слух и запредельное обоняние, даже в человеческой форме. Любую слежку перевёртыш учует раньше, чем она начнётся. Гермиона прониклась и выкинула затею из головы. Кто бы ни подбирал детям дополнительную литературу, он словно читал их будущие мысли. Или долго работал в школе.

Через несколько дней к их компании подошла делегация первокурсников-слизеринцев с Малфоем во главе. Сохраняя холодную надменность на лице, Драко предложил на время зарыть топор войны — в связи с непонятными слухами вокруг нового профессора и исходящей от этих слухов опасности. И ежу понятно, что в подобных обстоятельствах внутренние распри откладываются, так что возражений после обдумывания не последовало.

Первокурсники обменялись найденными сведениями и контактами на экстренный случай. Драко предложил себя и Дафну Гринграсс как детей попечителей школы, и Теодора Нотта с Миллисентой Булстроуд из активного ядра. Гарри назвал себя, Парвати, Гермиону и Шимуса, а не пустить улыбку на каменное лицо при этом смог только благодаря «Левиозе».

Пользуясь случаем, Малфой принёс официальные извинения Лонгботтому «за поведение, недостойное чистокровного воспитания». Невилл, давно уже не сентябрьская рохля, извинения принял, но только в отношении этого инцидента. Ну да о всеобщем братании речи и не шло: факультеты налаживали обмен информацией и оповещение лишь по тревожной теме.

Гермиона перспективе «сближаться с тёмными магами» рада не была, но признала, что общее дело важнее. Как говорится, лиха беда начало.

А в конце недели наступило полнолуние. Римус Люпин перестал появляться в Большом зале. Урок ЗОТИ заменял Снейп. Первый курс объединили вместе и перенесли на вторник после обеда — из-за собственного учебного графика зельевара.

— Закройте ваши параграфы про японских кельпи и марсианские горики. — Снейп был мрачнее и серьёзнее обычного. — Тема сегодняшнего занятия — оборотни.

Зельевар сделал короткую паузу, ожидая тупых гриффиндорских возражений, но сегодня его встретила на удивление собранная тишина.

— Кто может сказать, что такое оборотень и чем он отличается от вервольфа?

Вверх немедленно взметнулась рука кудрявой гриффиндорки. Снейп настолько *отвык* от этого зрелища, что на некоторое время замешкался, подозревая неладное и не зная, чем ему это может грозить. Грэйнджер не стала дожидаться разрешения и решительно поднялась.

— Сэр, это правда, что профессор Люпин — оборотень? — рубанула она так же, как когда-то про целительский Слизерин. — И что проблему решают волкоядным зельем? Можем ли мы поинтересоваться, какие меры предпринимаются для соблюдения графика приёма, надёжно ли укреплено помещение для изоляции и…

Ступор у Снейпа никогда не имел внешних проявлений: специально под это состояние на лице сам собой вылеплялся тяжёлый неподвижный взгляд. Однако нет такого взгляда, который нельзя сделать во сто крат тяжелее, если ты собаку съел на приколачивании малолетних наглецов к полу. Гермиона правильно оценила угрозу и замолчала на середине намеченного списка требований.

А Малфой в противоположном ряду устало прикрыл глаза. Ему, как когда-то Поттеру, сильно захотелось побиться головой о парту. И он собрался с такой жить? Ну как можно быть настолько безбашенной? Нет, он, Малфой, и сам недавно был не лучше — но он же исправился! А она? Неужели Поттер прав и эта жемчужина небезнадёжна? Воистину, тут не знаешь, за что хвататься в первую очередь. Хм… Да куда он от неё денется! Себе-то можно не врать. А мужчины на то и существуют, чтобы…

— В мои обязанности не входит комментирование гипотетических решений руководства, о которых оно само позабыло оповестить ваши значимые персоны. — Хорошенько размазав активистку маслом по каменному бутерброду, Снейп наконец ответил. — Но могу заверить, что безопасность студентов как всегда гарантирована ПРИ УСЛОВИИ.

Зельевар добился задержки дыхания у всех присутствующих и закончил:

— … ПОЛНОГО соблюдения ими ВСЕХ правил внутреннего распорядка школы. Это — понятно? Всем?

Преподаватель обвёл взглядом сдвоенный класс и добился кивка от каждого.

— В таком случае извольте меня больше не перебивать, потому что *я* рассказываю не про наколдовывание галстуков из червей. И это тоже является частью правил. Я не разрешал вам садиться, мисс Грэйнджер.

Добившись поспешного возвращения гриффиндорки в вертикальное положение, Снейп перевёл глаза на её соседа.

— Отработка мистеру Поттеру за разглашение сведений служебного характера. На отработку я́витесь в зельеварни через двадцать четыре дня, 12 июня в шесть вечера. Не стойте столбом, Грэйнджер, вы и так отобрали у нас четыре минуты.

Урок прошёл на удивление тихо и по-деловому. Несмотря на суровость, Снейп был доволен: Поттер оправдал ожидания и вовремя оповестил свой курс о возможных проблемах. Потому что увы, но одно только вскрытие природы их нового преподавателя не даст оснований для его увольнения. «Меры предосторожности приняты, и ничто не мешает нам попробовать наше инклюзивное начинание». Им всем придётся с этим жить некоторое время, не попадая оборотню на ужин.

В тот же день Парвати и Грэйнджер озаботились налаживанием связей с двумя оставшимися факультетами.

* * *

А Хогвартс постепенно погружался в экзаменационную страду. В библиотеке по вечерам стало трудно отыскать свободный стол, так что часто приходилось работать с незнакомыми соседями. Зелья памяти приобрели ходовую популярность, как магазинные, так и подпольные. А застать с книжкой теперь можно было даже Рона Уизли и Крэбба с Гойлом.

И этот неполный месяц оказался для Гарри самым тяжелым за весь год. Не потому, что мальчик усиленно учился, хотя учиться приходилось много; и не потому, что заучивать нужно было бесполезные, а зачастую и глупые вещи. Гарри было тяжело морально.

Во-первых, от него улетела Хельга. Не насовсем: отпросилась в ежегодный двухмесячный отпуск «по уходу за детьми». Это было оговорено заранее с Луной, «специально для непонятливых мальчишек». Важные письма мальчику решено было передавать Новусом (но он тоже был занят, ибо принадлежал к тому же виду и добывал для своей самочки пропитание), патронусами или, в самых важных случаях, встретившись на Тропе. Хотя последнее занимало много времени и согласований (как совместный поход в гости, притом что в лесу не торопятся), а на деле так ни разу и не понадобилось.

Гарри отпустил Хельгу с лёгким сердцем: он и так задолжал ей прорву своего участия. Но лишь оставшись один, мальчик понял, как сильно привязался к этой птице. Гарри мог бы найти труженицу через Тропу, но Луна отсоветовала это делать: к совам в это время лучше не соваться. Хельга, конечно, стерпит, но Гарри будет там нежеланным гостем.

А во-вторых, на Гарри начали морально давить. И на этот раз не дети, а кто-то посерьёзнее. Откуда-то поползли слухи, суть которых поначалу сводилась к претензиям Люпина в его финальной речи на уроке. Мол, Гарри Поттер оказался тем ещё затаённым садистом, и на уроке ЗОТИ мучал живое наглядное пособие; а когда его попытался окоротить наш новый профессор, взбешённый Поттер наговорил ему кучу гадостей типа «вы и сами только и делаете, что рвёте по ночам невинных людей». Всё, о чём сам мечтает — то и выдал, одним словом.

И вообще Поттер — это натуральный тихий омут. Он постоянно молчит, а взгляд — как у одержимого. Ну вы же сами видели! Он ни с кем не дружит, а ведь из нелюдимых тихонь, как известно, самые кровавые маньяки и вырастают. Тот-Кого-Все-Знают тоже в школе был именно таким: холодным и одиноким молчуном, это всем известно. И, кстати, тоже бедным сиротой! Просто наши-то преподаватели уже притерпелись, а как пришёл новый со свежим взглядом да проявил неравнодушие — тут-то всё и вскрылось.

И ведь недаром его Дамблдор из квиддича выгнал! До последнего терпел эти хамские выходки, кучу вторых шансов оставлял, гриффиндорской победой пожертвовал — вдруг одумается смутьян да нормальным человеком станет. Святое терпение! Но в квиддич надо играть честно, а не тёмную порчу на снитч насылать да ловить его потом якобы по щелчку пальцев. И хорошо, что только на снитч, а не на игроков! И вовремя же его Дамблдор с поля попёр: помните, что он устроил с воротами в отместку за отставку? Бессильная ненависть и злобная обида: они играют, а мне теперь даже на метлу сесть нельзя!

Судил, говорите? А хорошо ли судил? Вспомните, сколько раз он подсуживал этим сволочам и штрафовал нас на пустом месте? О, тут у каждого имелся длинный поминутный список, пусть даже большинство из таковых в воздухе только на первом курсе побывало, а в квиддич завзято рубились с трибунных лавок — «по состоянию здоровья».

Выглядевшие поначалу нелепыми, претензии изо дня в день набирали обороты и реализм. Если взять самую абсурдную идею и повторить её тысячу раз, люди начинают воспринимать её как саму собой разумеющуюся. Верить и повторять другим: «а вы разве не знали?».

Друзья-однокурсники — знали. Они общались с Гарри давно, они изучили его достаточно хорошо и сопротивлялись безумной клевете как могли. Но… особо упорные и сами оказывались под катком толпы как друзья садиста да защитнички тёмного мага. Наладившееся было взаимодействие между факультетами развалилось буднично и тихо, поскольку было «делом, возглавляемым Поттером».

Чем-то эта травля была похожа на ту, что ожидала бы книжного героя на втором курсе. Вот только всё, что в книге было растянуто на год, здесь беспощадно сжали и уместили в неполный месяц, сгустив краски и убрав воду.

Зачем и кому это нужно, Гарри мог лишь догадываться. Про оборотничество Люпина школьная публика быстро забыла: нашлась тема поинтереснее. Но провернуть кампанию подобных масштабов в вотчине Дамблдора не позволил бы себе даже объединённый коллектив деканов, не то что пришлый перевёртыш на птичьих правах. Зачем это нужно директору? Его поджимают сроки и он усиливает жёсткость? Показывает, что помимо пряника есть и кнут? Готовит против Гарри публичную провокацию, после которой мальчику останется или идти на поклон к покровителю, или… Зачем? «Зачем», а не «как» — вот что было для Гарри важнее.

Зачем директор поступает так… ОПОСРЕДОВАННО? Почему десять лет вообще не интересовался чуланом под лестницей, а теперь требует от выкинутого им на помойку щенка полной и безоговорочной преданности? С чего вдруг, ведь это же абсурдно! Как такие вещи могут вырасти на пустом и вымороженном месте? Какой безумец может быть настолько непоколебимо уверен в своих непонятных планах? На что надеется директор? Что такого видит Дамблдор, чего в упор не замечает Гарри?

Почему мальчика просто не вызовут и не скажут, что им надо? Закаляют трудностями? *Такая* закалка не укрепляет, а сжигает мосты. Если Дамблдор запланировал откровенный разговор исключительно после всей этой травли, велики шансы на то, что его встретит лишь глухое ожесточение. Дипломаты выгорят, останется война.

Обдумав всё это, Гарри начал делать то, чего раньше себе никогда не позволял: подслушивать президиум в Большом зале. То, что донёс до него воздух, мальчику не понравилось, хотя казалось бы, куда уж дальше. Но Гарри, по крайней мере, стал узнавать новые витки слухов за несколько дней до их появления среди студентов. Однако сам Дамблдор никогда не разговаривал за столом ни о чём важном — больше молчал, хмыкал, цокал или отшучивался дурацкими шутками.

Но вот что Дамблдор делал довольно часто — наблюдал за Гарри. Воздух не обманешь: выглядеть старик мог сколь угодно задумчивым или рассеянным, но дыхание выдавало сосредоточенность и внимание. Директор пытался рассмотреть какие-то детали — мелкие и через весь зал, как бы невероятно это ни выглядело. Наблюдал и искал что-то, не объясняемое одним лишь стремлением заглянуть в мысли молчуна.

А потом Гарри осенило: боль! Книжный геройский лоб уже целый месяц должен был раскалываться от непрекращающейся боли. О, если бы Гарри преследовала ещё и эта напасть, неизвестно, выдержал бы он. Но… шрам не болел. После испития «своей чаши» — не болел никогда.

Почему для директора это так важно, Гарри не понял. Квиррелл-то сбежал, и на что теперь надеяться? Или потеря удавки поработителем не ощущается? Или удавку наложил не Дамблдор, а… опять опосредованно и чужими руками?

Обдумав новую проблему, Гарри решил не ломать комедию травмированного футболиста (в смысле, не терзать с художественными корчами болезный лоб). Надоело. Если у Гарри что-то обязано болеть, а не болит, логично предположить, что мальчик перестал быть полезен для дальнейших планов. Или… уже не мальчик.

* * *

А дней за десять до нового полнолуния буйные фантазии «поттеровского уголовного дела» вышли на новый уровень. Хотя Гарри был к ним морально подготовлен, потому что перед уходом в народ они зазвучали за преподавательским обеденным столом.

Одним словом, когда Снейп посетовал на истощение запасов некоторых ингредиентов на школьных складах — зелья-то варились как не в себя, и куда только уходят! — Хагрид поднял тему, что давно не встречал в лесу единорогов, да и вообще в последнее время не может отыскать в лесу ни одной волшебной травки или корешка. «Окромя паучины акрыманталавой ни хрена ни кукиша, так-то вам! Хочь вдолью тама лазь хочь попараком, девать уж енту пряжу из задницы некуды! Бери да ватники ёй напихивай аль ва́ленку сибаритскую валямши — вона глянь, и в бороде уж прорастает, срань паучья!». Хорошо, что детей не пускают на взрослые и очень важные разговоры.

Дамблдор глубокомысленно крякнул, а уже через пару дней об этом гудел весь Хогвартс. Кто-то вбросил мысль, что тут замешан знаменитый ночной пожар — ну, помните, который Поттер в апреле организовал? А потом этого говнюка в лес водили отрабатывать, но Поттер вместо этого отработал бедного Хагрида, да так, что тот неделю побои спиртом лечил. А теперь представьте, что этот маньяк мог сделать с единорогами, если они где-то в то же время и пропали?

И в апогее наката на третьей странице «Пророка» вышла статья, где общепризнанный мастер Олливандер жаловался на перебои с поставками единорожьего волоса. Нет, его личных запасов хватит ещё на многие годы, так что уважаемые британцы могут не беспокоиться и ломать палочки в своё удовольствие. Однако Запретный лес отчего-то оскудел на этот светлейший и важнейший для всей нации ингредиент, так что закупать новый волос теперь приходится у сибиритов или суррогатом из Монтании.

А Гарри почувствовал, что дело запахло керосином. Стратегическое сырьё для палочек — это вам не игрушечный дракон. Мальчик стал прикидывать пути эвакуации на Тропу, однако вечером того же дня к нему прилетел его собственный патронус и голосом Луны произнёс:

— Помни, кто ты есть, Гарри. Единороги волков не боятся.

А на следующий день в школу пришёл тот самый единорог: Можжевеловая Роса собственной персоной.

Это было в пятницу на послеобеденную пересменку: Кеттлберн только что закончил урок и готовился к следующему, так что рядом с ним толпились сразу две группы, ну а у Спраут в теплицах всегда трудится какой-нибудь класс. Лошадка появилась на опушке леса и неторопливо зашагала к замку.

Взаимодействие между Спраут и Кеттлберном в таких ситуациях давно отработано: преподаватель по уходу за животными живо призвал к себе всех присутствовавших в округе парней и отвёл их подальше, ну а к Спраут отправил девушек. Единороги у самых стен Хогвартса — гости редкие, но вдруг удастся подойти поближе и познакомиться. Такое вполне возможно, если это существо окажется в настроении. Зачем-то же оно сюда пришло?

Сначала Гарри услышал около теплиц непонятную суету и окрики, потом увидел уходящую к хижине Хагрида толпу парней, а потом очень далеко рассмотрел и единорога, идущего прямо в его направлении. Каким образом мальчик понял, кто это, он позже и сам себе объяснить не мог, а в тот момент просто побежал навстречу и вне себя от радости.

— Поттер, стоять! Немедленно назад!!

Спраут заспешила наперерез, намереваясь остановить прущего на рожон глупца, однако лошадка, не прекращая движения, повернула голову к преподавательнице и обозначила «лёгкий поклон». Спраут встала как вкопанная, а потом попятилась назад: этот жест она знала очень хорошо, и крохотная искорка на кончике рога не сулила ей ничего хорошего, если она невежливо продолжит прежний путь. Оставалось надеяться лишь на разумность этих добрейших существ.

Между тем этот восторженный болван бежал со всех ног прямо навстречу своей смерти. Единорожица шла на Поттера, всё ниже и опаснее склоняя голову. Когда Поттер остановился перед лошадкой, не дойдя каких-то трёх шагов, её рог уже был направлен едва ли не ниже кончиков волос, торчащих над нечёсаной макушкой. Ну же, идиот, почувствуй хоть что-то неладное и немедленно отойди назад! Не испытывай терпения хозяйки леса! Или ты и правда воплощение тьмы, как болтают о тебе эти нелепые слухи?

Но малолетний придурок просто шагнул вперёд и уткнулся дурной макушкой в лошадиный лоб. Прямо под опущенный к его невысокому росту рог, живительный и смертоносный. Уткнулся и замер, будто малыш в материнских объятиях.

— «Можешь обнять меня за шею, если тебе так хочется», — прошелестело в счастливых мыслях.

Гарри немедленно так и сделал. Ему стало ещё счастливее.

— «Роса, как же я рад, что ты жива и совершенно здорова!»

— «Я знаю, Гарри. Раз уж ты дерзаешь сокращать моё имя, я тоже буду так делать».

Гарри в ответ лишь прижался плотнее и замер так надолго. Слова не требовались: они прекрасно понимали друг друга и никуда не спешили. Как и всё в Лесу. Вся тяжесть и грязь последних недель бесследно испарились будто туманная морось под восходящим солнцем. Впереди — новый летний день, и нет нужды вспоминать о досадных мелочах бестолковой ночи.

Из-за хижины вышел Хагрид, обнаружил эту колоритную картину и простодушно попёр обогатить общение своей щедрой компанией. Но, не пройдя и дюжины шагов, споткнулся о какой-то порог и едва не разбил в хлам лицо, влетев в дубовые доски в каком-то полутёмном сарае.

Сарай оказался персональным Хагридовым сортиром, а доски — монументальным седалищным коробом. Откуда тут взялся сортир, если Хагрид шёл совсем не туда, лесник размышлять не стал: хватило и того ужаса, что в первые мгновения его до трещинок знакомая будка показалась великану раз в десять больше себя обычной. *Хозяин* не в духе — ну и не будем ему надоедать. Опять с этим Поттером всё идёт через десять жэ, а у Хагрида и так лесной урок из памяти не вышел. Дамблдор, великий человек, до сих пор рвёт и мечет, но лучше уж так, чем превратиться в бульонную курицу. Ну́ их всех в глубины да кентаврам под нужник.

— «А вы что, вернулись в наши края?» — Гарри медленно спускался с небес на землю. — «Раз ты здесь… Было бы здорово, если бы вернулись. У нас уже ничего волшебного в лесу найти не могут, и я удивлён, что без вас всё увяло настолько быстро».

— «Всё нормально в лесу с волшебными травами. Их видят те, кому не закрыты глаза, чтобы видеть. И нет, нас здесь нет. Я пришла Тропой».

— «Прости, что ни разу к вам не заглянул. Тут совсем нет времени».

— «И это я тоже вижу. Завершай учёбу, Гарри, и тогда уж обязательно приходи. Вместе с Луной».

Гарри счастливо улыбнулся. Роса называет Луну Луной и сокращает её имя. Ну что ещё нужно для счастья? И кто бы сомневался, что подруга найдёт общий язык с лесными обитателями быстрее Гарри!

— «Мне очень нравится твоя палочка, Роса. Мне кажется, это ты за неё колдуешь».

— «Колдуют всегда двое. А теперь даже четверо». — Роса по-лошадиному вздохнула и отстранилась, подняв голову. — «Ладно, Гарри. Помимо прочего я здесь для того, чтобы пригасить обступивший тебя пожар. Для начала — этим».

Сумка на плече мальчика стала немного тяжелее.

— «Здесь — наше молоко. Отдашь зельевару на нужды школы. Он поймёт. Делиться с лечебницей Бонама не требуется: Луна уже передала им наш подарок. Теперь постой неподвижно и я кое-что проверю».

Острие рога опустилось к Гарриному лбу, и мальчик понятливо замер с поднятым лицом, приготовившись к знакомой боли. Но боли не было, да и «проверка» не затянулась.

— «Хорошо. Приклони голову».

На опущенную макушку вновь опустился перекрученный шпиль и замерцал таинственным светом. Неизвестная магия заструилась вниз, омывая каждую частицу тела и принося уверенную лёгкость уставшему разуму.

— «Делай, что должно, Гарри Поттер», — прошелестел весь огромный Лес вокруг. — «И пусть случится то, чему суждено».

Давление на макушку исчезло. Подняв голову, Гарри уже никого рядом с собой не обнаружил. Лишь руки держали непонятно откуда взявшийся «лопуховый свёрток с гостинцем». По виду — несколько крупнее, чем в прошлый раз.

«Отдашь домовикам, — прошептала палочка за ухом. — Жду вас летом в гости. До свидания, Гарри».

— С вами всё в порядке, мистер Поттер?

Спраут подошла после того, как единорог исчез, а Гарри несколько минут простоял неподвижно, глядя на опушку Леса.

— Да, всё нормально. Благодарю, профессор. — Гарри заметил, что внимательно всматривающаяся в его лицо Спраут покосилась также и на его ношу. — Это гостинец для школы. Я отнесу его домовикам на кухню.

Обождав, не последует ли возражений, и проигнорировав беззвучный вопрос в глазах преподавателя, Гарри развернулся и потопал к замку. Посреди полного молчания и внимания.

На кухне царила рабочая суета, но лишь до того момента, пока один из домовиков не заметил мальчика. Или то, что было у мальчика в руках. После этого все встали как вкопанные. Гарри опустился на пол и протянул свёрток подошедшей к нему домовичке в аккуратной тунике.

— Это гостинец для школы. От Леса. Я не знаю, нужно ли как-то подтверждать, что тут всё безопасно…

— Фиби видит, что это. — Домовичка торжественно приняла ношу. — Фиби знает, что с этим делать. Мы подадим это завтра на обед.

Свёрток растворился в воздухе.

— Может ли Фиби ещё чем-то помочь Гарри Поттеру?

— Фиби может помочь. — Гарри обрадовался, что вторую часть работы не придётся делать лично: зельевар вытрясет из него душу и процедит остатки через три сита. — Вот, это нужно передать профессору Снейпу. Сейчас, я только записку напишу…

По виду сосуд с молоком напоминал высокий кувшин с тонким горлышком, но не глиняный, а из дерева. И подозрительно тяжёлый для своих размеров.

— Мастер Снейп умеет читать старшие руны, — возразила домовичка.

По экватору стенок действительно была вырезана цепочка каких-то угловатых знаков.

— Э-э… И что тут написано?

— «Схоларам на требу в опасности час».

— В опасности, стало быть… Этого достаточно.

Гарри поднялся на ноги и обвёл глазами сильно прибавившийся кухонный коллектив.

— С того момента, как я впервые попробовал вашу еду в поезде, я не встречал ни одного невкусного блюда с вашей кухни. За одним странным исключением: этот выхолощенный тыквенный сок.

— Тыквенный сок готовят не на нашей кухне! — Фиби сурово сдвинула брови, а среди поваров пробежало негодующее движение — первое за всю беседу.

— Почему-то я так и думал, — мальчик согласно кивнул своим мыслям. — Тогда исключений нет совсем. Низкий поклон вам за ваш труд. Мне приходится готовить самому и я знаю, каково это.

Мальчик благодарно поклонился и покинул помещение.

* * *

Через полчаса Гарри уже стоял в кабинете замдиректора. Слухи до начальства дошли быстро, да и кабинет выходил окнами как раз на ту полянку. Дамблдора в школе не было, Спраут с Флитвиком благоразумно уклонились, поэтому допрашивала Поттера МакГонагалл в присутствии угрюмого Снейпа. Допрос, впрочем, был абсолютно бесплоден: Гарри стоял, смотрел в то самое окно на виднеющийся за квиддичным полем Лес и ничего не говорил.

Молчал сегодня и Снейп. Он уже получил посылку и соотнёс одно событие с другим. Кое-что ему удалось вытащить и у Драко Малфоя: подробности того, что вытворял Хагрид в той безумной вылазке по ночному лесу. Факты выстраивались в неприятную цепочку: таинственный браконьер, отсутствие ожидаемого трупа, уход единорогов из леса, странное поведение Поттера, сегодняшняя сцена и королевский подарок школе.

Подарок, кстати, нужный именно сейчас. Помимо прочего, молоко единорогов использовалось при изготовлении сыворотки срочного вакцинирования укушенных оборотнями. Окно возможностей составляло всего несколько дней, но сыворотка действительно помогала. Зелье варилось быстро и не было запредельно сложным, однако редкость ключевого ингредиента не позволяла спасти всех. Оставалось лишь завидовать тем временам, когда лечебный состав умудрились открыть: единороги были ближе, а Министерство магии — куда дальше и в будущем.

Проанализировав результаты личного расследования, Северус Снейп осознал: лезть в это дело не стоит. Опасно и… неблагодарно. Сегодня после ужина у Поттера назначена отработка, и зельевар планировал привлечь толкового наглеца к ассистированию в готовке волчьего дурмана. Планы останутся в силе, а вот использовать удобнейшую возможность и надёргать клещами любопытных сведений — это увольте. Он, Северус Снейп, не задаст сегодня ни одного вопроса и вообще потеряет интерес к теме. По-честному, без обмана. Такие тайны никогда не принадлежат одному.

— Хватит! — неожиданно рявкнула МакГонагалл. — Хватит молчать, Поттер! Время воспитательных игр закончилось, речь идёт о безопасности школы. Вам не удастся съехать на тормозах! Отвечайте немедленно!

Гарри отвёл глаза от окна и посмотрел на МакГонагалл — взглядом, в котором не было ни капли зла или суеты. Постояв так немного, мальчик развернулся и покинул кабинет.

— Нет, ты видал, а? И спасибо, что помог, Сев!

Последняя фраза была исполнена ядовитой обиды. Кое-кого пригласили сюда на роль плохого полицейского, между прочим!

— Мой совет: оставь его в покое.

— Да с чего вдруг? Он совсем оборзел, а у нас тут непонятно что в лесу творится!

— Интересно, а в присутствии единорога ты про борзоту сможешь повторить?

— Я тебя не поняла, но мне сейчас не до шарад. Зачем сюда приходила эта лошадь? Где все остальные? Что за обнимашки? Надо бы, кстати, сказать Поппи, пусть проверит его пол.

— Не дури. И если тебе интересно моё мнение — единорог приходил показать, что вся та грязная похабщина, что выливалась на пацана весь последний месяц, не стоит ломаного…

— Сев, да что с тобой сегодня? Это просто кони, умеющие колдовать. Да, тьму они чуют и на рог опасны, но разума в них не больше чем у собаки.

— Как всё запущено. Ты б хоть у Хагрида попросила пару лекций…

— Ну хватит! У меня сейчас нет сил бодаться с бабьими суевериями. Что говорить Дамблдору?

— А ничего. Всё другие расскажут, а большего мы не вытащим.

— Сев!

— И прекрати топить его в дерьме.

— Да кто тут…

— Не имеет значения, во что ты веришь. Эту милую картину наблюдала из окон половина школы, и выводы они сделают однозначные. Продолжишь в том же духе — останешься неактуальным посмешищем. В лучшем случае.

— Мерлин! Что ни день, то катастрофа. И ведь жалкая неделя осталась — как бы только доползти и не полечь костями…

— Мерлин, которого ты всё время поминаешь, жил с единорогами в полной гармонии. И не только с ними. Могла бы взять пример.

— Да хватит уже! Ты… Погоди, а Люпин-то теперь как? Это ж он начал, да и вообще…

— Хорошо, что напомнила, мне пора идти. Собачья баланда сама себя не наварит.

— Сев!

— Скажи Дамблдору как есть. Старый лис всё равно поймёт больше, это его игры. Нам как всегда ничего не объяснят.

— Не называй его так!

— После ужина меня не беспокойте.

Про единорожье молоко он тоже Дамблдору ничего не скажет, понял Снейп, выходя из кабинета. И вообще никому больше. Не связаться с Мунго он не мог, но там свою долю уже получили. А это — только для школы. Не для общего блага.

* * *

Римус Люпин пребывал в самом скверном расположении духа. Настроение разбито и слоняется между паникой и унынием, а вокруг — одни только серые стены личных покоев. Со вчерашнего завтрака и всё воскресенье он банально прятался, заперев дверь и носа наружу не выказывая. Да, предстоящей ночью — полнолуние, и лучше бы не наводить на себя лишние подозрения, но… он просто не мог терпеть все эти враждебные взгляды. Из каждого угла, из каждой сопливой физиономии… И главное — за что? В чём он неправ? В том, что каждая жизнь — священна, и не нам решать судьбу сокровища, которое не мы создавали и создать никогда не сможем? Кровавые, жестокие лицемеры, лживо прикрывающиеся цивилизацией и своими кровавыми законами…

Римус горестно вздохнул и с ненавистью покосился на стол. Как будто проблем мало, а тут ещё и это! На столе исходила сизым туманом увесистая кружка с ненавистным варевом. Один вид этого дымка вызывал неприязненную дрожь: сизый пар чуть позже потечёт из всех щелей звериной формы, раздражая глаза и сводя с ума обоняние. Бодроперцовка сможет отдохнуть за ненадобностью.

Плохо то, что он не смог выполнить поручения Дамблдора: ни подружиться с мальчишкой, ни выяснить, где тот ночует. Следов пацана вокруг школы полно, но ни один из них не ведёт за территорию школы или в какую-нибудь ухоронку. Поттер ходит там, где ходят все. А этот розовый куст, о котором рассказывал Флитвик… Нет там ничего: ни вокруг, ни под землёй, ни в самом кусте. Камины отключены, аппарировать из-под купола нельзя — так куда он девается каждую ночь, этот дохлый кусок снобизма?

Очередной случайный взгляд на стол заставил Римуса икнуть от отвращения. Вкус — вот главное зло этого зелья. Омерзительный и непереносимый вкус. Неважно, что говорят книжки: Нюниус наверняка намешал туда особо наваристого говна специально для своего старого и персонального врага. Он умеет делать это незаметно и так гладко, что никому ничего потом не докажешь — прочувствовано на своей шкуре со школьных времён. Злопамятная сволочь — слов таких не придумали. Уж сколько лет прошло, а он всё мстит да мстит!

Да и было бы за что мстить-то! Четверо на одного — неблагородно и подло? Оставьте эти бредни для детских букварей! Что волки, что львы — всегда охотятся стаей! Загнать, окружить, отбить самого слабого — и рвать, р-рвать его на куски!..

Люпин подавил глухой рык и унял зашедшийся пульс. Спокойно, Римус, жизнь священна. Даже такая мелочная и ничтожная, как Нюниус. А ты, Римус — не презренная змея, ты — лев! Это слабаки и жертвы могут себе позволить убегать, потому что у них ноги длинные. Лев атакует молниеносно, но коротко. А потому — что? Верно: только из засады, только в спину, только скрытно окружив и толпой на одного. Отрезать пути бегства, выпрыгнуть из высокой травы, достать одним точным прыжком — и душить, душить слабака, как вонючих котов с помой… Тьфу, кха-кха!

Римус выплюнул клок шерсти, непонятно откуда взявшийся во рту. Что и говорить, Мародёры — настоящие львы, и для Римуса было совершенно естественно присоединиться к прайду сильнейших. Жаль только, что осталась от того былого величия лишь жалкая горстка погорельцев от судьбы.

В который раз вздохнув, Римус вновь обратил маятниковый взор на опостылевшую пакость с ручкой. Полновесная пивная пинта, о то и две! Наверняка ведь можно варить и поменьше, но для дружища Люпина дерьма не жалко, да, Нюниус? В этом ты весь, змеюка. Каким был, таким и…

Часы за занавешенным окном пробили десять вечера, и сидящий в комнате человек вздрогнул. Луна вот-вот взойдёт, а ты, Римус, просто откладываешь неизбежное. Соберись! Раньше начнём — раньше отмучаемся. Не давая себе шанса передумать, преподаватель решительно сгрёб пивную кружку, поднёс ко рту, вдохнул… И с проклятием отшатнулся, едва не расплескав половину.

Единорог! Эта гнилостная гадость воняла ненавистным единорогом! Отвратительный лошадиный пот, да ещё и бабский… самочный… Кобылий! Это было выше его терпеливых сил! Да что ж, эта горбоносая сволочь уже и руки теперь не моет, не то что патлы с подштанниками? А чего ещё туда насовали, в захватанный после туалетов и конюшен стакан?

Стакан с ручкой решительно шваркнули на стол и полезли за сахарницей. *Это* он пить не будет, ясно вам? Нужно хоть немного подсластить пилюлю. Белые сладкие кубики Римус очень любил, как и каждая собака на его месте; но, в отличие от собак, мог себе позволить есть их в неограниченном количестве. Обычно — вприкуску с приторно переслаженным чаем.

К сожалению, сегодня и на нервах он выпил слишком много чая: сахарница была пуста. Римус растерянно замер. И что теперь? Домовика позвать? Не получится. Они и так воротят от него свои кривые носы, а за несколько часов до полнолуния так и вовсе перестают откликаться на зов. «Разумная предосторожность, Римус, ты должен понимать». Что же делать? Хотя…

Взгляд остановился на бутылке Bailey’s Irish Cream в его личной редакции (килограмм сахара на пол-литра ликёра). Пойдёт!

С сомнением посмотрев на кружку, Римус решительно выплеснул половину, после чего дополнил до краёв правильным содержимым. Меньше дерьма — больше пользы! Отсалютовав своему отражению в зеркале, преподаватель решительно выдохнул. Ну, будем!

Внутрь удалось попасть только нескольким счастливым глоткам, после чего горло подавилось, выплюнуло бурду мощным фонтаном и закашлялось. Да какая же это гадость — и у Снейпа мерзее вряд ли получалось! Стакан с остатками пойла полетел в зеркало и рассыпался градом грязных осколков.

В нос шибануло давешним единорогом. Стало жарко и душно: от разлившейся в комнате смеси начал подниматься знакомый сизый дымок. Люпин рванул сдавивший шею воротник и поспешно присосался к бутылке. Хоть бы чем-то запить этот гадостный привкус… Ф-фух! Языку немного полегчало, зато единорогов в этом свинарнике только прибавилось.

Ему срочно нужно проветриться! В конуру на цепь он всегда успеет, а от удушья даже кони дохнут!

Каким чудом Римус Люпин не встретил по пути ни одного ученика, история никогда не узнает. Отбой пробил, а завтра — последний в учебном году понедельник. Однако свежий ночной воздух облегчения не принёс: единороги никуда не делись. Зелье, хоть и сильно испорченное, частично работало — примерно как часовой механизм с половиной вынутых шестерёнок. Транспортные составляющие попытались перенести в гипоталамус ингибиторы обращающего гормона. К сожалению, сами ингибиторы практически отсутствовали, а поломанный транспорт промахнулся и съехал к обонятельной борозде. Именно там сейчас и пасся целый табун единорогов — одинаково мерзких и обнаглевших кобылиц.

А вот выглянувшая из-за туч луна оказалась как нельзя кстати. И почему он раньше её так боялся? Как там написано у брата Бидля? Они встретили друг друга как равные и ушли, взявшись за руки.

* * *

Профессор Римус Люпин сорвался так же, как и в семикнижии: в середине июня и под конец учебного года. Была ли тому виной «жестокая выходка Поттера», или же причина кроется в каком-то древнем празднике где-то в это время — об этом уже вряд ли кто-либо узнает.

Вой оборотня сопоставим по громкости с сиреной гражданской обороны. Гарри его услышал уверенно, хоть и был на полпути в небесную спальню. Через десяток секунд мальчик уже парил над беснующимся зверем. Как всегда, у Дамблдора всё безопасно и полюбовно, но желать старику самому попасть на ужин к собственному протеже было некогда.

Для начала Гарри ударил псину воздушной волной, отбрасывая её подальше от школьных стен. Увы, но центнеровому кабану подобные меры — будто дружеские шлепки: волчара отлетел, но лишь раззадорился.

И тогда Гарри сосредоточился на точечных хлопках — слабых, но прицельных: по глазам, по ушам и по носу. Нос же оказался и наиболее эффективным «управляющим рычагом». Люпин обезумел и завертелся юлой, но безжалостные петарды попадали с убийственной точностью. Бешено взвыв, зверюга ринулась обратно к замку, но тут ей прилетело булыгой так, что хрустнули рёбра и отбросило метров на десять. А заполировало урок счетверённой дробью по всем болевым точкам и натуральной каменной мясорубкой по суставам и почкам.

О да, это вам не беззащитных людишек рвать! Безумная ярость сменилась столь же неудержимой паникой, и Люпин что есть силы погнал туда, куда вели его инстинкты: на запад, вдогонку за солнцем и к продлению живительной лунной ночи. В Запретный лес.

Это было правильное направление, и Гарри устремился вслед за серой тенью, держась над деревьями и на ходу осваивая непростое искусство дрессировщика. Поучительный урок нуждался в постоянном закреплении, так что воздух между ушами периодически взрывало воспитательным хлыстом — не жалящим, но очень страшным. Ну а если непонятливая псина позволяла себе отклониться хотя бы на румб — боль прилетала уже конкретная, в *неправильное* ухо.

Собаки поддаются дрессировке, хотя и проверяют периодически поводок на ослабление. Но Люпин оказался не из непокорных: он никогда не был смельчаком-одиночкой и именно поэтому прибился к стае. Стая защитит в обмен на верность. А сейчас защищать было некому.

Сколько это продолжалось, Гарри не помнил. Лишь когда он почувствовал усталость от неослабевающего внимания и решил оглядеться вокруг, то не нашёл не только замка за спиной, но и гор на ночном горизонте. Мальчик замедлил полёт, послал несколько закрепляющих пинков вдогонку и вышел из погони.

Вокруг, насколько достигал его взгляд из высокой точки, виднелось лишь колышущееся море из серебристых лесных крон. Гарри был очень далеко от школы. Достаточно далеко, чтобы этот заразный волчара не вернулся хотя бы до утра.

Назад мальчик добирался Тропой, которая на этот раз оказалась действительно короткой. Однако ложиться спать не стал. До самого восхода он висел над замком и патрулировал окрестности. Ему предстояло пасмурное утро, хмурый завтрак, тихая паника среди преподавателей, судорожный пересчёт присутствующих, полный осмотр тела у особо подозрительных (Гарри попал в их число) и последняя неделя тяжёлого учебного года. Скорей бы уже каникулы!

Ну а что же Люпин? В отсутствие дрессирующих хлопков паника ослабла и уступила место бешенству. Оборотня жгла нестерпимая досада: как же так! Его, высшее существо и жнеца смерти, отстегала по ушам какая-то летающая мошкара и… Кто это был, кстати? Да не важно кто: виновник известен и наполняет окружающий воздух. Единорожий запах всё ещё бил перевёртыша по мозгам. И Римус воспылал жаждой отмщения: найти и разорвать хотя бы одну рогатую тварь!

Единорогов в хогвартсовском лесу не было. Но и оборотень на гоне — не какой-то вам джип Чероки посреди бурелома. Подвеска не изнашивается, бензин не требуется, педаль газа приварена к полу, а тормоза в чертежи вообще не закладывались. И бешеный Римус решил довериться инстинктам.

Беги он на восток, и за ночь оборотень мог бы добраться до румынских драконов — на одной воле и безо всяких помех вроде солёной воды. Но Люпин нёсся на запад, догоняя солнце и продляя себе ночь. И уже перед самым рассветом единороги для него нашлись. С предсказуемым результатом.

Матёрый вожак распорол ему брюхо одним безжалостным росчерком сияющего острия. От правой подмышки до левой голени. Порвал сухожилия, сломал грудину, вывалил наружу кишки — и оставил… нет, не умирать. Раны болезненные и двигаться не позволяют, но оборотень от такого не умирает. Потерпеть, страдая, и подождать, пока не зарастёт как на собаке — и можно…

Нет, нельзя. Единорожьи раны на нечисти никогда не зарастают. Если единорог сам не исцелит.

Римусу Люпину предстояло очнуться с восходом солнца — живому и целому, но полностью опустошённому и с чудовищным похмельем от Лунной Литы. Как и всегда в таких случаях, вернувшийся из загула человек ничего не помнил, но в ужасе холодел от количества трупов, возможно усеивавших пройденный им путь.

Римус Люпин оклемается и соберётся с силами, вернётся в растревоженный Хогвартс и предстанет перед начальством для недетского разговора. К огромной волчьей удаче, в этот раз всё обойдётся краями. Как и всегда. Выдохнуть, хлопнуть рюмку, растереть да и забыть.

Однако все последующие полнолуния Римусу Люпину предстоит встречать именно в таком виде: со вспоротым брюхом и покалеченными ногами. Волком, способным укусить только тех, кто подойдёт его погладить.

Удивительное дело, но отныне Римус Люпин действительно стал почти безопасен для работы в школе. Ему не требовалась укреплённая камера, он не рисковал умертвить половину школы из-за простого опоздания на изоляцию, и даже от боли особо страдать не обречён — при условии сохранения неподвижности в звериной форме.

Однако столь же парадоксальным образом Римус Люпин потерял всякое желание работать в школе и продлевать контракт на следующий год. Чужая душа — потёмки.

* * *

Ну а выиграли от этой ночи внезапно Снейп и Хогвартс. Немножко.

Дело в том, что обессиленный Римус не был способен на аппарацию в замок (хотя смог бы он аппарировать отсюда даже в идеальной форме — вопрос открытый). А потому он воспользовался аварийным амулетом и вызвал к себе школьного домовика.

Вместе с домовиком на полянку прибыл до зубов вооружённый Снейп — для оценки угрозы. Никакой угрозы безответственный гриффиндурок не представлял и в неотложной помощи не нуждался. Однако школьный зельевар откровенно обалдел — от того травяного рая, посреди которого очутился.

Достав из зачарованных карманов первую пару зачарованных мешков — себе и домовику, — Снейп на ближайший час оказался полностью потерянным для мира, а домовик с энтузиазмом взялся этой потере помогать. Они ползали на коленях и собирали зрелые сокровища — дабы с сожалением сворачивать это занятие, потому что за соседним кустом или на нижних ветках обнаруживались ещё более богатые сокровища. Все мольбы Люпина сжалиться и дать ему антипохмельное зелье, или хотя бы сказать, скольких он порвал и покусал, оставались безответными и неуслышанными.

Люпин был перенесён в школу последним — после всех собранных мешков и сразу на беседу к директору. Тот как раз закончил изучать отчёт о потерях с обнадёживающей цифрой «ноль» в итоговой графе. Несмотря на это, им двоим было о чём поговорить.

Насобирал Снейп относительно немного, потому что меру вежливости знал и к лесу прислушиваться не забывал. Однако Лес сегодня был не против. Школьный зельевар работает на износ и в основном для детей. Так почему бы не облегчить ему каторжный труд, поделившись более качественными ингредиентами? Все они плывут в одной лодке.

Начиналась последняя неделя учебного года: самая тяжёлая и опасная, с тех пор как школу возглавил нынешний директор, а Волдеморт «проклял ЗОТИ». И очень хорошо, что Люпин снова в строю и Снейпу не придётся эту ЗОТИ заменять.