Глава 36. Рождество

А потом наступило Рождество...

Для Великобритании это главный праздник в году, Новый год не имеет такого значения, как в России. Но атрибуты его очень похожи — украшенные ёлки, новогодние ярмарки, всякие развлечения, катки под открытым небом и церковные службы — куда ж без них.

За четыре недели до Рождества начинается Адвент — и в этот период все добропорядочные англичане ходят по воскресеньям в церковь, где проводятся Евангельские чтения. Преподобный Тэлбот, между прочим, проводил их со всем пылом и усердием, Евангелия он знал наизусть и читал их так, что церковная служба превращалась в театр одного актёра.

Народ внимал, но в этом году Адвент получился несколько смазанным из-за тех событий, о которых я рассказал выше. Горожане во время церковной службы, конечно, были сама кротость и благолепие, но вот до и после с упоением сплетничали, и поделать с этим было ничего нельзя. Преподобный Тэлбот и не пытался, мудро понимая, что природу человеческую не перешибёшь ничем.

Мне приходилось участвовать в каждой службе — церковные рождественские песнопения никто не отменял, да мне, честно говоря, даже нравилась их строгая красота. И рождественскую службу тоже должен был завершить особо торжественный хорал, который мы разучивали со всем старанием. Не знаю, как это звучало со стороны, но миссис Тэлбот, выслушав окончательный вариант, заявила, что это понравилось бы даже ангелам на небесах. Поскольку с небес никто не возразил, преподобный Тэлбот согласился с её мнением.

Мы с Дадли тоже украсили наш дом: само собой, это была огромная — под потолок — ёлка с золотой Вифлеемской звездой на верхушке, со множеством покупных и самодельных игрушек, фигурок ангелов, конфет в ярких обёртках, карамельных тросточек, завёрнутых в вощёную бумагу и перевязанных золотой нитью мандаринов и много чего ещё.

Саму гостиную мы украсили омелой, плющом и остролистом, на дверь повесили большой венок из еловых веток — тоже украшенный блестящей мишурой, орехами в позолоченной скорлупе и красными ягодками остролиста.

А ещё в гостиной мы поставили множество толстых, украшенных золотыми и красными бантами свечей — их, оказывается, предполагалось зажигать во время ужина в Сочельник после церковной службы. Дополняли всё это великолепие гирлянды со светящимися разноцветными лампочками, украсившие и дом, и садик.

И если сначала я опасался, что с украшениями мы слегка переборщили, то, взглянув на соседние дома, понял — нет, всё в самый раз. Соседские дома были украшены как бы не пестрее. Даже на дверях домика миссис Фигг красовался еловый венок, обвитый мишурой.

Весь дом, казалось, пропитался вкусными запахами традиционных английских рождественских кушаний — особо вкусно пахла запечённая индейка, которую Петунья терпеливо фаршировала какими-то секретными ингредиентами почти час. А ещё она испекла традиционный рождественский хлеб — этакую круглую лепёшку с украшениями в форме крестов, запекла картофель с беконом, потушила с пастернаком брюссельскую капусту и поджарила каштаны. И это только основные блюда... А я думал, что только в России в Новый год готовят как на Маланьину свадьбу. Впрочем, для англичан обильный Рождественский стол — знак того, что и год будет обильным. Другие праздничные трапезы у них скромнее.

Стол в гостиной был уже накрыт заранее — белоснежная скатерть, старинное радужное стекло и фамильное серебро Эвансов. Сразу после посещения церкви предполагался праздничный ужин.

Ой... мне же переодеться надо — Петунья неукоснительно требует, чтобы в церкви мы выглядели, как настоящие джентльмены, то есть, костюм и галстук, да... Я-то ещё с прошлой жизни костюм носить умею, хоть и не люблю, а вот Дадли тяжко. Но он терпит. Ради любимой мамы.

* * *

Преподобный Тэлбот был весьма взволнован — Рождественская служба самая главная в году и важно, чтобы она прошла без сучка, без задоринки. Поэтому я быстро накинул белое одеяние поверх костюма и занял своё место рядом с остальными хористами. А по пути в церковь я бросил взгляд на скульптуры, выставленные в садике. М-да... несмотря на все наши с миссис Тэлбот усилия, смотрелись они... не очень, но просто так пробраться и восстановить их Репаро я не мог. Хотя меня история с дарвиновской троицей и не затронула, но пристальное внимание жителей Литтл-Уингинга я всё-таки ощущал. А это могло значить только одно: меня вполне могли заметить не в то время и не в том месте. Поэтому я и вёл себя тише воды, ниже травы. Только к Сочельнику городские сплетни стали понемногу затихать...

Но если я не мог сделать это сам... отчего бы не устроить Рождественское чудо с чужой помощью? Благо, мне было кого об этом попросить.

Я обдумывал всё это, а губы сами пели старинный, ещё XVI века, гимн:

Звон веселый в высоте,

В небесах колокола звонят:

Дин-дон! Воистину это на небесах

Взрывается ангелов хваление.

Слава, Осанна в вышних!

А здесь всё ниже, ниже,

Пусть колокольни шпиль качнется,

И "Ло, йо, йо!"

Со священником и люди воспоют.

Слава, Осанна в вышних!

Молитесь вы, главное прилежней,

Это заутрени вашей звон; вы — звонари;

А вокруг все украсит свежий иней

И песнь ваша неизменна; вы — хористы.

Слава, Осанна в вышних!*

Мы этот гимн столько раз репетировали... и не зря. Многие горожане чуть не плакали, слушая нас, это было заметно по подозрительно блестевшим глазам. А когда гимн закончился, преподобный Тэлбот начал свою рождественскую проповедь со слов:

— Воистину, услышали мы пение серафимов...

И дальше проповедь покатилась, как по писаному. Уважаю профессионалов, а преподобный был таковым. Честное слово, его речи могли бы вызвать сочувственный отклик даже у камня, а уж голос... Не будь у меня прививки голосом Снейпа, я бы точно посчитал этот баритон самым прекрасным на Земле. А так... Я просто слушал. Проповедь, общая молитва, рождественский гимн... Ещё одна молитва... А завершать проповедь снова выпало хору. И мы не подкачали.

Гряди, о Господи, гряди -

Поставь шатер Свой посреди!

От смертных бездн, глубоких вод

Взыщи тоскующий народ!