Молли навсегда (гет)

Эжени Вуд вышла из кабинета ЗОТИ, чувствуя себя выжатой как лимон, но довольной. Всё же занятия с Мэдисоном дали свои результаты. А некое разочарование, оставшееся от свидания пятидневной давности, сошло на нет. В конце концов, рано или поздно это всё равно случится. Так почему не на Рождество?!

Хотя свидание, если совсем честно, ей понравилось — Реган сумел удивить, точнее — даже шокировать. Об этом она вспоминала с мечтательной улыбкой, когда была уверена, что никто не видит.

В тот день, или вернее полночь, она даже ни на минуту не опоздала, поднявшись к ванной старост ровно за три секунды до двенадцати. Это пусть всякие Эвы Стэнли заставляют парней ждать и нервничать. Эжени не такая. Ну в глубине души она признавала, что просто не представляет, кто захотел бы заставить нервничать Регана Мэдисона — уж точно не она. И точно не в этот день, когда почти решилась расстаться с поднадоевшей девственностью.

Реган тоже ждать себя не заставил, материализовался из тени — около входа в ванную старост их было предостаточно — и сразу втянул её в горячий многообещающий поцелуй.

— Ну же, рыбонька, — этот гад даже не запыхался, а вот она честно пыталась поймать ртом воздух, совершенно потерявшись во времени и пространстве. — Мы зайдём? Ты же не хочешь, чтобы нас застукали здесь за самым интересным?

Эжени отвернулась, чтобы скрыть от него отчего-то пылающее лицо, и торопливо пробормотала пароль, открывая ванную старост. Сердце билось в груди, как пойманная в клетку птица. Это сравнение теперь ей было очень близко. Она сама ощущала себя птицей, пойманной наглым слизеринцем, вот только покинуть эту клетку ни возможности, ни тем более желания уже не было. В клетке ведь она была не одна, а вместе с этим невозможным парнем, который ей всё же безумно нравился, хоть Эжени и боялась в этом признаться даже самой себе.

Стало чуть легче, когда, оказавшись внутри, они заперли дверь. Как хорошо, что в ванную старост невозможно войти, если она заперта изнутри! А потом она поглядела на Регана, который невозмутимо и медленно раздевался, не сводя с неё насмешливого взгляда, и вся нервозность разом вернулась.

— Что ты делаешь? — выпалила она, так и стоя у стены. Даже прижалась к ней спиной для верности. На бассейн посмотреть не хватало духу. Неужели всё случится там? Прямо сейчас?

Эжени сильно пожалела, что не выпила успокоительного. А ведь флакончик она прихватила, лежит в сумке! Девушка сглотнула — Реган уже снимал рубашку. Мантия висела на спинке стула. На фоне будто светящейся воды в бассейне его тело казалось смуглым. С жадным любопытством она отмечала мощную грудную клетку, совершенно безволосую, кубики пресса на животе… А вот тут тонкая полоска волосков уходила под ремень брюк. Вздрогнула, когда его руки легли на ремень, и поспешила отвернуться.

— Рыбонька, смотри на меня. Я же для тебя стараюсь. Ну же, — Реган говорил мягко и настолько убедительно, что мурашки уже табунами бегали у неё по телу, а ослушаться и мысли не возникало. — Или, может, добавить музыку?

Чарующая мелодия заполнила большое помещение, как по волшебству. То есть — конечно же, по волшебству.

Эжени послушно смотрела в лицо жениха, чувствуя, что вся горит. Но взгляд опустить просто не могла, не теперь, когда в его глазах светится насмешливое понимание.

— Раньше ты меня называл птичкой, — тихо пробормотала она, но Реган услышал.

— Знаю, радость моя, — лениво улыбнулся он. — Просто сегодня тебе предстоит побыть рыбкой. Или, может, русалкой?

Она замотала головой.

— Подойди! — велел Мэдисон.

Эжени с трудом отлепилась от стенки и сделала несколько шагов вперёд. Замерла было, но тут же неведомая сила, захватив её, притянула практически вплотную к Регану.

— Я передумал, — шепнул он ей в губы. — Дальше ты разденешь меня сама. Кивни, если слышишь.

Эжени судорожно кивнула и скользнула руками по его бокам, бестолково уцепившись за брюки. Нащупать застёжку оказалось целой проблемой.

— Будет проще, если ты будешь смотреть, что делаешь, — буднично порекомендовал он, осторожно стягивая с неё мантию.

— Может ты сам? — больше всего хотелось зажмуриться.

— Да, рыбонька. Тебя я раздену сам, так и быть. Подними-ка ручки… Спешить нам некуда, не правда ли?

Судорожно вздохнув, она ещё раз кивнула и поспешно отдёрнула пальцы от застёжки, поднимая руки. А потом охнула, когда с неё мгновенно стянули рубашку вместе с мантией, оставив стоять в полупрозрачном лифчике. Бельё казалось таким правильным и соблазнительным, но только не теперь — под его жарким взглядом.

— Размерчик что надо, — грубовато заявил Реган, нежно касаясь её груди и обводя по контуру пальцами. Она затаила дыхание, ожидая большего. Не дождавшись, подняла взгляд. И залюбовалась его лицом, словно ставшим строже и даже красивее. Глаза практически светились, пока он придирчиво разглядывал её тело. — Посоветовал бы тебе одеваться как Валери или Бель, нельзя такое чудо прятать под этими тряпками. Только вот, как представлю, что кто-то кроме меня будет смотреть… Ничего не меняй, короче.

С этими словами он опустился на колени, словно не заметив возмущённого взгляда, и сразу занялся юбкой и чулками.

Её снова страстно поцеловали, когда она осталась в одном белье — сначала в живот, вызвав там огонь, а потом в губы. И снова она потерялась в ощущениях, пока он не отстранился. В следующее мгновение её просто зашвырнули на середину бассейна. Выныривая из глубины и отфыркиваясь, Эжени тут же осознала две вещи: на ней неведомым образом даже белья не осталось, а Мэдисон уже рядом и, кажется, тоже совсем без одежды.

Его глаза смеялись, а мокрый ёжик на голове так и манил прикоснуться.

— Попалась, — весело заявил он, прижав её на мгновение к себе, но сразу же отпустил. — Стой здесь!

Что значит «стой», когда глубина в середине была выше её роста, спросить она не успела. А потом началось что-то невозможное. Едва Реган устроился на дальнем конце бассейна, как вода словно взбесилась, закручиваясь вокруг неё весёлыми бурунами и словно удерживая на поверхности. Тысячи крохотных струек полетели вверх, массируя кожу, а сама Эжени стала подниматься всё выше и выше, пленённая ожившей внезапно водой. Испугаться не успела, увидела, как Мэдисон вытянул руки ладонями вверх, и поняла, что это его шуточки.

Только вот теперь, пусть и в водяном коконе, непрерывно вихрящемся вокруг её тела, она была вся под прицелом его прищуренных глаз. И руками не прикрыться, ими она пыталась балансировать, чтобы удержаться в этой игривой волне.

Реган улыбнулся и поманил её пальцем, и водяной кокон завращался быстрее, приподнял Эжени ещё выше и вдруг закружил по всей поверхности бассейна, с каждым кругом всё ближе подводя к Регану. Это было так потрясающе, она словно вальсировала под пронзительно прекрасную мелодию. То подлетая к высокому потолку, то почти ложась на поверхность воды, то закручиваясь в бешеном ритме.

И уже задыхалась от восторга, когда волна с последним аккордом невидимого инструмента швырнула её прямо в сильные руки жениха.

— Реган! — засмеялась она, заглядывая в потемневшие глаза. — Ты что — водник?

— Тсс! Это маленькая семейная тайна, — улыбнулся он совсем по-домашнему и лизнул в мокрую щёку. — Понравилось?

— Да, да, да! Я никогда такого не испытывала! Это так здорово!

— Ты просто не видела, что может вытворять мой племянник! Только это тоже между нами. Начинай привыкать к семейным секретам.

Кажется, он смутился, и сердце Эжени тут же затопила невозможная нежность. Она смело обняла его ногами за талию, и ладонями обхватила лицо.

— Я люблю тебя, Рег! — выдохнула быстро-быстро и впилась поцелуем в приоткрытые губы Мэдисона.

И ничего не поняла, когда её оторвали от очень желанного тела, жёстко усадив рядом на какую-то приступку.

— Молчи, — прохрипел он, зажмурившись и не отпуская её руку. Словно боялся, что она снова на него набросится! Когда Реган открыл глаза, они словно стали светлее. — Я не железный, рыбонька, — голос был тихим и в нем слышалось сожаление. — Но остальное только после свадьбы. Так будет лучше для всех! Понимаешь?

— Но… Как же… — она беспомощно смотрела на него, не зная, как не выдать желание получить прямо здесь — всё и сразу. И в то же время намекнуть, что она совсем не против. — Значит… Это всё?!

— Ну-у, почему же? — протянул он, и коварно улыбнулся. — Кое-что мы можем...

Что было дальше Эжени могла вспоминать только глубокой ночью, иначе казалось, что её румянец видит каждый встречный. Нахальный водник, не касаясь невесты, вытворял только при помощи воды ТАКОЕ, что ... Увы, всё закончилось слишком быстро.

— Поженимся на каникулах? — одевал её Реган так быстро, словно его этому обучали, и совсем не любовался больше её округлостями. Даже предложение было какое-то торопливое и ни капли не романтичное. Хорошо хоть высушил, едва достав из воды, слабую и ещё плохо соображающую после пережитого.

— На каникулах? — повторила она растерянно. — Они же через неделю… две…

— Я столько ждал! Соглашайся!

— И сколько ждал? Месяц? — смогла она слабо фыркнуть.

— Пять лет, — серьёзно поправил он. — Твёрдо решил жениться на тебе на третьем курсе.

— При одном условии! — быстро произнесла она, чтобы скрыть умиление, возникшее так некстати.

— Слушаю, — Реган смотрел пристально, уже застёгивая свою рубашку.

— Подготовь меня к экзамену по ЗОТИ!

Некоторое время он молчал, надевая ботинки, а потом и мантию. Потом легко развернул её к выходу, куда и повёл, придерживая за талию.

— Каждый день после восьми, — сообщил он, прикрывая за ними дверь ванной старост. — Встречаемся возле библиотеки. А свадьба сразу после Рождества. И на каникулы ты едешь ко мне! Договорились?

Эжени закусила губу, глядя в напряжённое лицо жениха, ставшее как будто чужим. Словно он не верил, что она согласится. Как будто она могла ему сейчас отказать! Смешной!

— Договорились! — она протянула ему руку. Так делал дед-драконолог, когда заключал сделки.

Реган криво улыбнулся, пожал ей руку и дёрнул на себя. И опять поцелуй был совсем другим, не похожим на прежние — жёстким, властным, будоражащим. И кто-то ещё утверждал, что не умеет целоваться!

Её отпустили так же резко и, развернув, намекнули, что пора и честь знать. Во всяком случае шлепок по заднице вышел смачный. Обернувшись, чтобы высказаться, она уже никого не увидела. Даже не проводил!

Да, они встречались каждый день, и в каком-то заброшенном классе Реган весь вечер натаскивал её по ЗОТИ, совершенно не жалея. Критиковал так, что слёзы невольно выступали на глазах, до посинения заставлял повторять одно и тоже. И хоть бы разок чмокнул в щёку или ласково улыбнулся. Или попытался утешить. Бассейн, видимо, был забыт, как большая ошибка. А её учили как минимум для боёвки, а не для банального зачёта.

Теорию Реган тоже с ней подтянул, так что единственной, хоть и значимой наградой за мучения стала удивлённая улыбка профессора Робертса, когда он пробежал глазами её работу и задал несколько вопросов.

И теперь Эжени была даже рада, что выгадала такое полезное условие. Главное — почти забылось недовольство от странных перемен в настроении жениха. И у него ведь зачёты. Все на нервах были, даже тот же наглый Лестрейндж.

Не успела она дойти до конца коридора, как Реган оказался рядом.

— Погуляем? — вот опять — и куда только делся жестокий наставник. Улыбка была снова вполне милой.

Пришлось радостно кивнуть, а разговор с Санни отложить до лучших времён. Подругу она всё ещё не пригласила на скорую свадьбу. Только деду и родителям сообщила, сразу, ещё в понедельник.

Дед написал, что одобряет, он знал Малькольма Бэддока и уверен, что жених замечательный. Логики она не поняла, как и того, причём тут какой-то Бэддок. Но была очень рада и одобрению со стороны любимого деда, и обещанию приехать на свадьбу.

А родители поздравили очень сдержанно, выразив некоторое удивление такой поспешностью. Даже попытались осторожно выведать, нет ли для такой спешки очень интересных причин. И даже не у неё, а у смеющегося братца Роберта.

— И что ты им ответил? — нахмурилась тогда Эжени.

— Конечно же есть, — ещё сильнее развеселился Роб. — Я прямо написал, что рассчитываю стать дядей не позже осени.

Эжени еле удержалась от братоубийства, но на горизонте появился Реган и пришлось срочно мириться. Не дай Мерлин узнает, о чём они говорят — стыдно же будет. Но Роб не выдал, они вообще с Реганом стали друзьями, судя по всему. И когда только успели?!

Оставалось позвать на свадьбу Санни. Остальных гостей она оставляла на усмотрение жениха и своих родителей. Почему-то кроме подруги, из школьников приглашать никого больше не хотелось.

— К озеру? — спросила она Мэдисона, когда они вышли из школы.

— К воротам. Помнишь, я про племянника говорил? Встречаемся с ним по одному делу. Как раз вас познакомлю. Пойдёшь?

— С тобой — куда угодно, — легкомысленно ответила она и получила удивлённый взгляд.

— Правда? — тихо спросил Рег, остановившись. — Я не слишком тебя тороплю? Всё ещё можно отложить...

— Ты что!!! — возмутилась Эжени. — Я уже дедушке написала!

— О! Ну раз дедушке…, — серьёзно покивал гад Мэдисон, увлекая её по дороге к воротам. — Тогда всё, мне не отвертеться.

— Реган!!!

— Но я очень рад этому, птичка моя, — абсолютно без иронии добавил её Реган… Да, только её...

Она снова была птичкой, но надеялась, что после свадьбы ещё хоть разок Реган сделает её рыбонькой. Или не разок. Всё-таки, несмотря на разочарование в определённом плане, свидание у них было потрясающе прекрасным. И если повторить после свадьбы, когда всё уже будет можно, такое водное приключение может стать ещё интересней.

Словно прочитав её мысли, жених ухмыльнулся, подмигнул и загадочно сообщил:

— У нас всё будет, радость моя! Всё, что захочешь.

Погода была отличная. Мэдисон держал её за руку, и даже то, что её ладошка полностью тонула в его руке — безумно нравилось. Она искоса поглядывала на жениха, такого большого и сильного, даже опасного. И было жутко приятно и в то же время немного грустно, что такой парень ждал её с третьего курса, а она даже не замечала!

Даже жаль стало, что впереди уже показались ворота. С Реганом даже молчать оказалось легко.

— А вон и мой племянник! Джеффри Бэддок.

— А Малькольм Бэддок ему… вам не родич? — оживилась Эжени.

— Откуда знаешь?

— Дедушка его знает, — призналась она. — Он драконолог, живёт в Ирландии, в заповеднике драконов.

— Интересный у тебя дедушка… Надеюсь с ним познакомиться. А Малькольм — муж моей сестры и отец Джеффа. Племянник старше меня на полтора года, будущий целитель и тоже водник, а ещё умный и начитанный, только не смей им увлекаться! Моей сестре было шестнадцать, когда она его родила. Я вас познакомлю на каникулах.

— Мне показалось, что твоя мама совсем молодая. Да и отец…

— Отцу почти шестьдесят. Просто хорошо сохранился. А мама у него вторая жена. Потом расскажу… Привет, Джефф!

— Моё почтение, дядюшка Реган, — весело приветствовал Мэдисона высокий худой парень с добродушным взглядом. — А это, полагаю…

— Моя невеста, Эжени Вуд.

— Мне уже можно называть вас тётушкой, милая леди?

— Полегче, — осклабился Реган, отчего Бэддок поднял руки в шутливом жесте. — Не слушай его, птичка. Он так больше не будет. Ты принёс, Джефф?

* * *

— Артур!

Севший голос Риты прозвучал так странно, что рыжик рванул к ней через всю лабораторию, едва не снеся по дороге какой-то котёл. Тот завертелся волчком, но устоял. И парень успел удивиться, что в такие мгновения умудряется думать о какой-то ерунде.

— Что тут? — он тоже уставился на стену, бывшую совсем недавно дверью, и охнул. Ровный прямоугольник пошёл пузырями, словно за дверью скрывалась комната, которая раскалилась от бушующего в ней огня.

— Мне страшно! — тихо призналась бесстрашная Мантикорочка, отчего у Артура по спине пробежали мурашки. — Так, быстрее! Ты помнишь, где находилась эта дверь? Ну, вход в лабораторию Вестерфорда?

— Помню! — сквозь зубы выдавил парень, рванув к новому выходу лаборатории. Ноги казались ватными. Предчувствие катастрофы заставляло сбиваться дыхание. Одно только утешало — быстрые шаги Риты позади. Несмотря на его спринтерский бег, она не отставала.

В голове билась мысль, что слишком поздно, и сожаление, что после зачёта они сразу не пошли в лабораторию, а задержались в своём «убежище», чтобы выпить чаю и поговорить. А что если за дверью чей-то труп? Насколько опасным было то заклятие, что Рита оставила в качестве сюрприза для директора? А вдруг это тот мальчишка Рой зачем-то пошёл к лаборатории Дамиана?

Бежать пришлось чуть ли не в другое крыло — как ни странно, к тупику, в котором находилась раньше дверь в лабораторию, нужно было подниматься по другой лестнице. Артур взлетел по ней одним махом, перепрыгивая сразу через несколько ступеней. Потому у тела, распростертого на полу возле совершенно гладкой стены, он оказался первым. Ещё издали он понял, кого увидит — цветастая мантия в звёздах могла быть только у директора. А оказавшись подле него, едва сдержал рвотный порыв.

Тело лежало на спине. Всё лицо Дамблдора заливала кровь, успевшая превратиться в отвратительные сгустки. Бороды не было вовсе. Тяжело дышавшая Рита подлетела к нему и ухватилась за локоть.

— Умер? — выдохнула она. — Мордред! Я не хотела…

— Подожди! — сжав зубы и преодолевая тошноту, Артур осторожно опустился на колени и приложил пальцы к запястью. Они как раз недавно выясняли, как можно определить без магии, жив человек или умер. Пульс не прощупывался, и тогда его осенило — магия же!

Но Рита уже и сама подняла палочку, произнеся диагностическое заклинание.

— Жив, — растерянно произнесла она. — Так, посмотри, нет ли чего… Нет, я сама.

Он придержал её, когда девушка наклонилась над жутким лицом директора и вдруг зажала руками рот. Едва удалось её оттащить. Не хватало ещё упасть в небольшую лужицу крови, натёкшей возле головы.

— Там… Там дротик! Погоди, надо вынуть без магии. Наши палочки могут проверить.

— С какой стати? — возмутился он. — Ты же не собираешься сама вызывать помощь? Рита, воспоминания тоже проверить могут, надо как-то иначе сообщить.

— Хорошо, Артур, делай как знаешь. Мне… сейчас полегчает.

— Акцио дротик! — он схватил прилетевший окровавленный дротик заранее приготовленным платком и сунул его в карман. Стон, раздавшийся с пола, едва не лишил остатков самообладания. — Уходим, быстро!

Ближе всего отсюда было дойти до кабинета директора. Оттуда спускалась ещё одна лестница. Артуру показался такой путь более безопасным. Риту он крепко держал за руку, приноравливаясь к её шагам. Но остаться незамеченными не удалось, так как у горгульи, охраняющей вход в директорский кабинет, стояла Минерва МакГонагалл, недоумённо повторяя пароль.

Пройти мимо неё незамеченными не представлялось возможным. Просто руки опускались от того, как всё неудачно складывалось. И верно — декан Гриффиндора обернулась, видимо, услышав шаги.

— Что случилось? — воскликнула она, поменявшись в лице. — Что с вами? Мисс Скитер? Артур?

Он замер, поскольку все мысли словно улетучились, оставив голову совершенно пустой.

— Там, — он обречённо махнул на коридор, из которого пришли. — Мы шли за помощью!

Рита вдруг упала на колени и её вырвало прямо под ноги профессора.

МакГонагалл, не растерявшись, велела оставаться на месте. Сама же поспешила в указанный коридор. Кажется, она отправила патронус — Артур был уверен, что видел вдали серебристую кошку. Он помог Рите подняться, обнял её и вздохнул, когда девушка с силой прижалась к его груди, вцепившись в свитер.

А вот МакГонагалл удивила. Она снова оказалась рядом, всё такая же собранная, лишь немного побледневшая.

— Что вы там делали? — спросила она Артура, пристально заглядывая в глаза.

— Целовались, — буркнул он. — Там нет портретов.

И наплевав на всё, осторожно погладил по голове всхлипывающую Риту.

— Профессор! Он жив? — глухо и жалобно прозвучал голос девушки.

Минерва покачала головой и направила палочку на пол:

— Эванеско! Живо уходите. — Её голос неожиданно смягчился. — Артур, уведи мисс Скитер куда-нибудь подальше. Не хватало ещё, чтобы вас заподозрили… Он жив, мисс Скитер, хотя очень плох. Но я не удивлена, учитывая последнее заклинание в его палочке. Ох, Альбус… Хорошо, что больше никого не было рядом. Ну же, идите, сейчас здесь будет целитель. Авроры тоже, хоть и немного позже, как я думаю.

Они поспешили воспользоваться разрешением, а за углом Рита вдруг ожила, и теперь уже она бежала впереди, ухватив его за руку. Никаких признаков слёз не осталось, когда они влетели в своё «убежище». Рита заметалась по кабинету, наконец схватила что-то с полки шкафа и рванула в лабораторию. Артур успел понять, что это подслушивающий прибор.

Они больше не разговаривали, просто слушали, как кроет матом каких-то помощников целитель Уайнскотт, как твёрдо отвечает кому-то Минерва: «Да, это я обнаружила директора. Нет, ничего не слышала, просто пошла в эту сторону, не застав его в кабинете…» Дальше уже было не разобрать. Затихли вообще все звуки.

Рита громко выдохнула и как-то отключила прибор. Они сидели прямо на столе, который был придвинут к стене.

— Ну вот. Остаётся ждать, что предпримет МакГонагалл. Она меня удивила, если честно.

— А меня нет, — Артур поёжился. — Она решительная и справедливая, хоть и слишком молодая для декана. Это как раз в её духе. Ну и твоя реакция, видимо, повлияла. Не ожидал, что тебе станет так плохо.

Рита негромко хихикнула.

— Вытяжка из корня ипекакуаны, — призналась она. — Боюсь, в мои слёзы она бы не поверила.

Он покачал головой, восхищаясь.

— Как думаешь, он выживет?

— Честно? — Рита испытующе посмотрела на парня. — По мне, так лучше бы сдох. Совсем.

— Удивляюсь тебе, — вздохнул Артур и обнял её за талию. — Упыря тебе жаль, а директора нет.

— Сравнил, — фыркнула Рита, кладя голову ему на плечо. — А тебе что, жалко директора?

— Честно? — повторил он её вопрос. — Нет. Знаешь, я только сейчас понял. Я всегда его боялся. Это очень неприятное чувство.

—С Забини придётся повременить, — задумчиво произнесла Рита. — Займёмся после каникул. Хотя… кое-что я ему сообщу. Пусть мозги напрягает, умник, а не другие части тела.

Он только кивнул, потом спрыгнул со стола и потянул её за собой.

— Пойдём, Мантикорочка. Выпьем огневиски. У меня припрятано здесь полбутылки.

— И ты молчал! — Рита снова была похожа на себя. И это радовало куда больше, чем известие, что Дамблдор всё ещё жив.

Пили по очереди прямо из горла. А потом почему-то стали целоваться. Артур с трудом смог остановиться, понимая, что несмотря на свою стойкость, Рита просто всё ещё не в себе. Снова выпили, а потом устроились на диванчике, прямо в мантиях.

— Разбуди меня утром, — попросила она заплетающимся языком.

Он кажется кивнул, прижал её к себе покрепче и отрубился.

* * *

Ричард Лестрейндж задумчиво жевал травинку, стоя на высоком холме, и осматривая далёкий остов малого замка. Издали бывшее родовое гнездо, оплетённое растениями, сейчас потерявшими все листья, с пустыми глазницами тёмных узких окон — выглядело пугающе. На той стороне реки оно было единственным, не считая пары пристроек и бывшего домика привратника — он смотрелся отсюда как нелепый скворечник на высокой ноге. Избушка старой ведьмы из славянских сказок, да и только!

Тропинка к развалинам некогда была широкой мощёной дорогой, но сейчас практически не различалась среди кустов и деревьев, несмотря на то, что детвора лихо преодолевала полуразрушенный горбатый мост, и наверняка лазила по опасным развалинам, точнее по той части, что им была доступна. Большая часть бывшего замка, включая единственную башню, разумеется, была зачарована от проникновения, хотя чары наверняка держались уже просто на честном слове.

Как полноправный владелец этих земель, Ричард видел все детали замка, а любой другой мог бы только различить часть полуразвалившейся стены у правой неплохо сохранившейся пристройки. Там и пытались свернуть себе шеи малолетние разбойники ковена, несмотря на все запреты наставников.

Да что далеко ходить, сам Дикон, будучи мальцом, тоже страсть как любил полазить среди готовых рухнуть на голову стропил и перекрытий, забраться на невидимую никому, кроме хозяйского сына крышу, и исчезнуть с глаз приятелей с какой-нибудь книгой. А потом вдохновенно врать, что побывал в другом мире, где небо голубее, земля чернее, солнце ярче, а деревья зеленее и вдвое, нет, втрое, выше здешних.

Слушали его скептически, но с тайным вниманием, просили взять с собой, а он лишь разводил руками — не могу, я-то дескать особенный, и только мне можно…

Ричард усмехнулся своим воспоминаниям, запахнул не застёгнутую тёплую куртку, но застёгивать не стал — утро выдалось тёплым и не по-зимнему солнечным. Вызвав Темпус, убедился, что до условленного времени осталось полминуты, и резко развернулся на звук. Сухопарый высокий волшебник криво усмехнулся, протягивая руку и зорко оглядываясь вокруг.

— Не опоздал?

— Минута в минуту, — ухмыльнулся Дикон, сплёвывая травинку.

Рукопожатие вышло крепким, старик Картер Кросби хоть и подряхлел изрядно, а хватку не растерял.

— Там? — уверенно ткнул он крючковатым пальцем в сторону развалин.

— Оно! Прогуляемся?

— По тому мосту? Уволь, Дикки, я ещё пожить хочу. Перенеси старика. Будь добр.

Аппарировали почти к самым развалинам. Старый мастер лишь усмехнулся и бодро зашагал к облупившейся стене малого замка, пока Ричард не скрываясь морщился, поглаживая живот — не любит он парных аппараций, да и вообще никаких, к тому же ещё на голодный желудок. Скрывать от Кросби не имело смысла, тот знал его ещё мальчишкой как облупленного. Наверняка нарочно заставил аппарировать, припомнив эту слабость...

— Как тебе домик? — догнал его Дикон.

— Чары снимай, мог бы и заранее подготовиться, — проворчал старик. — Сколько башен? Подвал есть? Сколько этажей, высота потолков, жилые помещения, камин?

Лестрейндж поспешно занялся снятием чар, которые оказались на удивление крепкими, умели деды ставить охрану. Отвечал на вопросы отрывисто:

— Башня одна, каминов два, на первом этаже почти целый, на втором почти разрушен. Два этажа и мансарда с выходом на крышу. В башне внизу чулан, лестница, один верхний этаж и чердак. Подвал шире дома примерно вдвое, и настолько же длиннее.

— Расширение пространства?

— Разумеется, — Ричард порадовался, что накануне еще раз внимательно изучил план здания с пояснениями, сделанными ещё его дедом — министром Рудольфусом Лестрейнджем. — Не поле для квиддича, конечно, но только потому, что высоты не хватает.

— Что там будет?

— Ритуальный зал, думаю, сохранился. Мастерская — обязательно, заодно верстаки разные, ну что там ещё для артефакторов…

— Знаю, сделаем. Любой артефактор ахнет. Я даже все защиты поставлю практически даром. А ещё тренировочный зал? Так?

— Так, обязательно нужен.

— Что-то ещё интересное?

— Да, в общем-то… Хотя есть. По планам там имеется подземный ход, который из этого подвала ведёт в южную башню Лестрейндж-холла, но состояние явно непригодное — сотню лет не пользовались.

— Это интересно, — оживился Кросби. — Восстанавливать будем? И разумеется, под клятву.

— Дом? Или ты про…

— Конечно, я про подземный ход, умник. Про дом уже и так понятно. Что, не хочешь пасовать перед лордом-драконом?

— При чём тут Нотт? — Ричард опустил палочку и мрачно поглядел на веселящегося Кросби. Не зная его, можно было подумать, что старик пытается кого-то устрашить своим оскалом.

Но глянув на проявившуюся башню, старый мастер скалиться перестал и присвистнул:

— Хороша! А как сохранилась-то!!! Зубцы подправим, обновим…

— Кросби, ты мне про Нотта скажи. Позже о зубцах!

— Ну как же, лорд-дракон сыну домишко купил, у Кавендишей. Хороший дом, куда можно будет после мелкого ремонта и молодую жену привести.

— Вы это что? — Ричард сплюнул под ноги, и прищурился: — Ставки делаете, проходимцы? И откуда прознали?

— Шило в мешке не утаишь, милорд, — хохотнул Кросби. — А нашим парням всё развлечение, не обессудь. Дальше нас не пойдёт, ты же знаешь. Если тебе станет легче, я ставил на твоего парня.

— И сколько ставил?

— Пятьдесят золотом.

— А на Нотта?

— Как можно, Дикки?!

— И кому ты врёшь, Глухарь? Кто за тебя ставил, сын, внук?

Кросби фыркнул на давнее прозвище, покрутил тощей морщинистой шеей и махнул рукой.

— Ушлый ты, Дикки! Всё помнишь. И ведь какой сноровистый был, загляденье. Я даже подумал: ты чего сам не возьмёшься восстанавливать? Глядишь и на мне бы сэкономил.

— Некогда мне этим заниматься. И зубы не заговаривай. На Нотта сколько поставил?

— Вот же пристал. Внучка я попросил, он самый молодой в бригаде, но норовом в меня пошёл. Сыну-то всё нормально и хорошо, что бы ни предложили другие, не азартный совсем, хоть и старательный, так что внуку оставлю хозяйство. Смышлёный и прыткий уродился.

— Так сколько на Нотта?

— Сотню.

— Ну не шакал ли? — отчего-то расстроился Лестрейндж, и дёрнув из-за пояса хлыст, в сердцах сбил несколько веток разросшихся колючек у покосившейся полусгнившей двери и покрытых трещинами и выбоинами каменных ступеней. — Ладно. Давай о деле.

— Хорошо удар держишь, — серьёзно покивал Кросби. — Внутрь можно не ходить, я, пока ты болтал, уже всё понял и прикинул.

— Я болтал?

— Не придирайся к словам, Дикки! Значит, считаем. Пятьсот галеонов вперёд, потом ещё столько же, по завершении. Все материалы опять же оплачиваешь сам, счета все — честь по чести — присылать буду. Ты меня знаешь, я без обмана. За подземный ход возьму сотню сверху, соглашайся, дело хорошее. Мост… тут две сотни, извини, переделывать надо почти полностью, дорогу расчистить — ещё одна сотня. Все пристройки и сторожку обновим, это в общий счёт входит. Советую балкон сделать — вон там, с торца — смотреться будет шикарно. Ещё двадцать пять.

— Какой ещё балкон?

— Широкий, с цветочками и прочей хернёй, нынешние дамы это любят. Вот прикинь, просыпается молодая жена, накинула прозрачный халатик и на балкон, кофий пить в плетёном кресле-качалке. Цветочки благоухают, птички поют, лёгкий ветерок обдувает после горячих постельных забав. Красота же! — Кросби даже языком прицокнул. Но тут же изменил мечтательный тон на деловой: — А внизу под ним веранду сделаю, почти даром, как раз новинку опробую, там такие стёклышки… Так что? Делать балкон?

Ричард, уже представивший Бастинду в прозрачном халатике на широком светлом балконе, вздрогнул и махнул рукой:

— Хорошо рассказал. Делай!

— Добро! А вот ещё садик разбить можно, — Кросби явно увлёкся. — Отсюда и до реки. Плодовые деревья, клумбы, цветочки, опять же. Скамеечки и беседки, а ещё качели — дамы их уважают. Мост, опять же, прекрасно впишется. А за домом огородец, если есть кому из домовиков присмотреть.

— С каких пор ты по садам-огородам? — удивился Лестрейндж, обречённо прикидывая, во что ему всё это обойдётся.

— Так этим не я, а жена моя занимается. Они с девочками и берут недорого. А для тебя вообще скидку хорошую сделают. — И видя, что Ричард колеблется, Кросби весомо добавил: — Все девицы поставили на твоего мальчишку! А у Магнуса Нотта такого сада точно не будет!

— Да я согласен, — сразу сдался Ричард. — Но это что, ещё одна бригада?

— А то! Умницы все, красавицы, а какие сады делали! Расчёты принести могу. Колдографии тоже есть.

— Не надо, — испугался Дикон. — Я тебе доверяю! То есть жене твоей.

— А огородец, есть кому присмотреть?

— Да хоть младший ковен приставим, а там поспрашиваем домовиков. Кто-нибудь да сгодиться. Сколько, говоришь, будет стоить?

— Сочтёмся! Не больше сотни-двух. А младший ковен — это хорошо. Пусть девам нашим помогут.

— Хорошо. Помогут. Наука им опять же. И давай уже потом детали обговорим.

— Давай. По ходу дела все вопросы решим. Значит, для твоего младшего гнёздышко делать будем?

— Да, для Рабастана.

— Знаешь, а подниму-ка я ставку за Рабастана. До двухсот! Серьёзно, — Кросби хитро прищурился и потёр сухие ладони, в предвкушении глядя на башню. — Мы тебе этот замок в такую конфетку превратим, что невеста не устоит.

— Сантехника и прочие удобства…

— Обижаешь, всё по последнему слову техники. Для тебя, Дикки, самое лучшее, ты же знаешь.

— Сроки?

— Начнём, как договорились — завтра, но сегодня всё необходимое уже начнём закупать, часть материалов заказать придётся. Закончим за пару дней до Рождества. Скажем, двадцать третьего.

— За неделю?

— Управимся! С тебя десять портключей многоразовых и одного местного эльфа в помощь. Парней кормить надо, а повариха на сносях.

— Десять?

— Ну, милый мой, это ты у нас за троих пахал, хоть и был чуть не младше твоего меньшого. А мои парни сейчас, хоть и лучшие — не чета зеленожопым — но каждый работает как положено — за себя одного. И не бедствуем, заказов хватает. Так что две бригады по четыре человека, внучек и сын. А на меня портключ ты уже сделал.

— Да понял я, понял. Потому и позвал, что лучшие, хоть и разденете донага.

— Не жмись. Чай не для соседа делаешь, а для любимого сыночка. Я так для внука только расстарался бы. А ты младшего всегда любил больше.

— Что ещё с меня? — Ричард нетерпеливо похлопал по голенищу хлыстом. Жена уже явно проснулась и ждала за столом. А он обещал быть на завтраке, чтобы проследить за сыном, который сдавал нынче СОВы, да напутствовать добрым словом и, возможно, подзатыльником.

— Завтра будь здесь для принятия клятвы у парней, — Кросби понимающе заторопился. — Чары сокрытия стройки наложим вместе. Нечего ребятне вашей тут делать. От моста и до леса. Там же граница поместья?

— Там. И ограда должна была сохраниться.

— Тогда не задерживаю. Про ограду отдельно. Портключи — совой. Деньги завтра отдашь лично. Счета могут прийти уже сегодня. Бывай, Дикки! Не переживай, о тратах не пожалеешь! Замок получится всем на зависть!

— За две тысячи золотых? Уже жалею!

— Не бухти. Зеленожопые содрали бы десять, и конфетки бы не получилось.

— Да на хрена мне конфетка, Глухарь… — начал было Ричард, но Кросби подмигнул и исчез. Аппарировал, сволочь, даже не достав палочку.

Лестрейндж тяжело вздохнул, наспех вернул чары иллюзии на дом, и направился к мосту пешком — аппарировать второй раз за утро он точно не собирался. А все портключи остались в других брюках. Одевался в спешке, вот и вышло так. Звать же домовиков не хотелось, жена опять смеяться начнёт. А это обидно.

Хорошо ещё оставил Бастинду в постели очень довольной, может, и не станет сердиться, что он опоздает на завтрак?

* * *

Джейми проснулся поздно, с тяжёлой головой и ощущением, что жизнь ужасна, и вообще всё кончено. И это ощущение, что ничего хорошего больше никогда уже не будет, заставило удивлённо распахнуть глаза. Подобного уныния он не испытывал уже давно.

Знакомая до мельчайших деталей обстановка его личной комнаты в маминой палатке живо привела в чувство. Прямо как наяву он услышал голос мамы:

«Не вынуждай меня быть жестокой, милый. Хандра хороша для бесхребетных тряпок, а ты не такой. Миллионам мальчиков нравились девочки, которые смеялись этим мальчикам в лицо. И что-то человечество до сих пор не вымерло. По-прежнему все плодятся и размножаются. А это значит — что? Никуда девочкам от мальчиков не деться. А ну-ка быстро встал, умылся и повёл себя как настоящий мужчина и джентльмен. То есть — улыбаться всем назло, не жаловаться и быть вежливым».

— Встаю, — проворчал Джейми, с тоской глядя на измятую одежду. Придётся искать, во что переодеться. Домовика они вчера с Майклом отпустили обратно домой, решив, что сами вполне справляются. Особенно, когда выяснилось, что мантия Майкла совсем не помялась. «Шёлк акромантулов, — просветил их домовик Петри, — не мнётся и не рвётся. Вам повезло, друг хозяина». Джейми присвистнул тогда — он примерно представлял сколько стоит такое чудо. Ну и отпустили Петри, ему надолго из дома матери уходить уже было трудно. Совсем стареньким стал. Позвать опять совесть не позволяла.

Джейми распахнул шкаф, где точно оставалось много одежды из их с мамой кочевой жизни. После получаса мучений, выбрал то единственное, что не смотрелось на нём слишком по-детски. Это были мягкие почти выцветшие джинсы, чёрная футболка, кожаная жилетка и красная бандана с чёрными черепами. Будет смахивать на кузена Фабиана, так что всё в порядке.

— Ух ты! — очаровательно-бодрый Майкл стоял на пороге, сияющими глазами рассматривая друга. Ничто не напоминало в его лице и улыбке вчерашнюю трагикомедию с очередной совой, которая для Моргана закончилась холодным компрессом на лбу, смертельной бледностью и тазиком для… последствий бунта его желудка. — Ты что, так и пойдёшь? Джейми!

— Так и пойду, — решил окончательно неправильный сквиб, хотя до этого просто дурачился. Но что-то в голосе Майкла и его сияющая мантия, словно только из-под утюга, заставили передумать. Да пошли они все, эти напыщенные волшебники! Пусть терпят!

— Но, Джейми, я думал сегодня в мантиях…

— Завтракал? — перебил его неправильный и несчастный сквиб. — Нет? Свари мне двойной кофе без сахара и сливок, пожалуйста. Я сейчас.

— Без сахара? — ужаснулся друг.

Джейми не стал останавливаться, стремясь к выходу. Слишком спешил узнать, ушла ли та кошечка. Хотя, к его чести, продержаться удалось изрядное время. Не побежал же как полоумный, едва проснувшись. Мама могла бы гордиться.

Наверное, любой бы покрутил у виска, узнав, как неправильный сквиб справляется со стрессом.

Срабатывало, как ни странно, всегда. Стоило определённым образом позвать раненое или несчастное животное, как хоть какое-то находилось даже в пустыне. Что говорить о городе или об этом палаточном лагере с кучей волшебников и их детей. Как его слышали несчастные животные было очередной загадкой. Мама даже предполагала, что на зов они могли аппарировать. Но проверить такое не получалось никак. Зверьки появлялись и, получив лечение, исчезали снова.

Вчера жутко уставший, измученный физически и морально, он буквально вывалился из палатки, жадно вдыхая ночную прохладу. Совы, так напугавшей Майкла, разумеется поблизости уже не было. Так что пришлось усесться по-турецки прямо на землю, сосредоточиться, прикрыв глаза, и, представляя красный цвет боли и отчаяния, позвать: «Помогу, иди ко мне».

Прошло минут десять, как кто-то словно отозвался знакомым: «Иду». Нет, это не было словом, скорее чувством, понятным и близким. И Джейми не смог сдержать печальной улыбки, увидев наконец это чудо.

Рыжее лохматое существо размером с крупного котёнка, с безумным взглядом, полным боли и страдания, разбавленным толикой надежды, с трудом ползло по земле, изредка вскакивая и двигаясь скачками на двух лапах. Смотрелось жутко. Но дёргаться и помогать было нельзя — уйдёт. Сердце уже привычно обливалось кровью, а руки — особенно кончики пальцев — налились тяжёлым жаром.

Чудо издало жалобный писк и попыталось ускориться. Не получилось, похожий на котёнка зверёк упал, дрожа от скрутившей маленькое тельце судороги. Так хотелось вскочить и преодолеть оставшиеся три фута, но чудовищным усилием воли Джейми сдержался. Только совсем тихо позвал уже вслух:

— Ну давай, маленький, ещё немножко. Ты сможешь, ты сильный…

Зверёк пополз, и было видно, что из последних сил. Большущие глаза так и норовили закатиться, их сейчас можно было хорошо разглядеть в свете огромной яркой луны. Малыш замер на несколько секунд, потом прополз ещё несколько дюймов и снова замер, распластался по земле. Бока крохи вздымались от тяжёлого дыхания. Вот опять пополз...

Ещё немножко, ещё капельку… И наконец можно дотянуться руками. Медленно протянуть их вперёд, замереть у самых кончиков встрёпанной шерсти, дать привыкнуть к жару, исходящему от рук. И подхватить, распахнуть куртку, задрать футболку и прижать дрожащее от боли и усталости существо к ставшему горячим животу.

Теперь он мог видеть, что шерсть просто серая от грязи, а рыжий цвет — это цвет магии маленького чуда. Дрожь котёнка постепенно утихала. Тельце льнуло к животу целителя-самоучки, успокаивалось бешено стучащее сердечко.

— Откуда ты взялся, малыш? — Джейми переместил одну руку на повреждённые задние лапки. Пальцы стали липкими, явно от крови, пропитавшей шерсть. — Кто твой хозяин?

Ответ пришёл как отрицание.

— Нет хозяина? — стараясь не говорить жалостливо, Джейми уверенно прошептал в густую шерсть, словно по волшебству начинавшую очищаться: — Теперь будет! Поверь! Пойдёшь от меня, держи головку выше, люди не смогут устоять, возьмут.

Зверёк возмущённо засопел, вцепляясь в живот коготками.

— Что значит, не хочешь? — шептал Джейми, понимая, что лечение близко к завершению. — Все сначала не хотят, но я не могу взять тебя к себе, понимаешь?

Чудо не желало ничего понимать. Но так бывало. Уйдёт. Джейми говорил правду, после его лечения мелкие животные почему-то очень быстро обретали любовь покровителей. Даже прежних, если хозяин был. Или новых, если были выброшены на обочину жизни чьей-то жестокой рукой.

— Какой ты красивый! — Теперь было ясно видно, что шерсть в самом деле рыжая, даже с красноватым оттенком. А рожица… Мордочка поднялась вверх и на него глянуло самое очаровательное существо из когда-либо встреченных. Да, это был книзл, но странный, похоже, в его предках затесалась лиса. Уж очень хитрым было выражение ставших счастливыми глаз, слишком шикарным был пушистый хвост и очень характерными острые ушки. От книззла малышу досталась чуть приплюснутая широкая мордочка, толстые лапки и магия, разумеется. Рыжая, даже огненная аура полностью повторяла очертания пушистого зверёныша. Просто-таки книззл-полукровка. Кто бы знал, что такое сочетание может быть настолько умилительным. Из глазёнок страдание уже исчезло без следа.

— Не могу, — добродушно усмехнулся Джейми, — Ну какой из меня хозяин, сам посуди! Брось, найдёшь себе кого-нибудь получше. Будь благоразумен… Ты ведь умный мальчик. Что? Ах ты девочка! Ну извини, сразу не распознал. Чудо, милое, ты прости. Я сейчас тебя поставлю на землю. Прошу, не настаивай. Имей совесть. Просто уходи. Я точно знаю, что одна ты не останешься. Честное слово, кроха… Ну отцепись, мне же больно!

Когти тут же втянулись, оставив на животе несколько глубоких царапин. Джейми и самому было жаль отстранять от себя тёплое тельце. Но надо.

«Ты же не сможешь содержать зверинец, — говорила Мюриэль. — Имей мужество отпускать их. Всё, что ты мог, ты уже им дал, у них теперь свой путь».

Хитрая полулисичка стала дрожать снова, едва её поставили на землю. Глаза смотрели с укором и осуждением.

Джейми легко вскочил, ощущая привычную слабость. Словно он правда маг и сильно потратился. Царапины на животе уже почти исчезли. Регенерация была всё так же стремительна, как и в детстве.

— Чудо, ну не притворяйся! Я знаю, что ты здорова, девочка. Вот попробуй, побегай! Лапки больше не подведут!

Кошечка отвернулась и села на свой пушистый хвост, только ушки были повёрнуты в сторону незадачливого целителя. Обиделась! Ну не привыкать.

Джейми решительно вернулся тогда в палатку. А потом полночи страдал, то представляя горящие глаза темной волшебницы Агнешки, то большие обиженные глазки маленького рыжего чуда. Смог, не вышел, даже забылся под утро сном. И теперь он боялся и надеялся, что не увидит у входа знакомых острых ушек.

Чуда не случилось, котёнок, видимо, ушёл ночью. И в груди вмиг стало тоскливо и пусто. Лагерь пробуждался, то и дело мимо палатки проходили волшебники. Они, видать, и спугнули несчастную крошку. На Джейми косились, непривычна для многих была такая маггловская одежда. Непривычна и, пожалуй, вызывающа. Ну и пускай, решение принято!

Что-то ткнулось в ноги и мгновенно впилось когтями прямо в икру. Джейми еле удержался, чтобы не взвыть от боли, и не ахнуть от затопившего душу тепла, но даже не опустил взгляд.

— Чудо! И вот как тебе не стыдно, а? — произнёс он тихо, разглядывая редкие пушистые облака. — Будешь так себя вести, я не смогу тебя оставить. Поняла, маленькая разбойница? Я не могу себе позволить завести невоспитанную зверюшку!

Дальше договорить ему не дали. От счастливого визга на каком-то ментальном уровне реально заложило уши. Мелкая мерзавка как обезьяна вскарабкалась по одежде и, подхваченная руками, принялась с энтузиазмом вылизывать лицо, уши и шею новообретённого хозяина.

— Хватит, хватит уже! Эй! — Джейми безуспешно пытался увернуться от вездесущего мокрого язычка. — Прекрати немедленно!

Чудо послушалось. Смирно сложило лапки, свесив хвост с его широких ладоней. Глазки прикрылись, пряча хитрое счастье, урчание доказывало, что зверёк полон сил и энтузиазма и до одурения доволен жизнью.

— Пойдём, познакомлю тебя со своим другом, — вздохнул Джейми, возвращаясь в палатку. Очень уж завистливо посмотрели на его личного полукниззла две маленькие девочки. Да и мама их, пухленькая ведьма, изобразила умиление на улыбчивом лице.

Поздно! Раньше надо было пройти рядом, а не теперь, когда Джейми нарушил все свои правила. Мама будет смеяться.

— Назову тебя Фламин, почти пламя по латыни. Нормально? Нет? Длинно? Хорошо, тогда будешь Фем!

Фем одобрительно заурчала, куснув его за палец. Слизала капельки крови с жадностью, как заправский вампир. Ранка тут же затянулась.

— И зачем тебе моя кровь, а? Сейчас молока дам. И постарайся не напугать Майкла, он очень хороший, но жутко боится сов. А вдруг и кошек тоже. Хотя ты не совсем кошка, но всё же.

Фем отчётливо фыркнула и с любопытством поглядела на Майкла, хлопотавшего у походной горелки. По гостиной плыл одуряющий аромат кофе. Что-что, а кофе Майкл варить умел.

— Почти готово, я только совсем чуточку добавил сахара...Ой, это кто?

— Кошечка. Если не будешь дёргать за усы, то подружишься с ней. Это пока котёнок, думаю, месяца три, не больше.

— Откуда он взялся? — подозрительно спросил Морган, подходя ближе. Руки он держал за спиной, не пытаясь дотронуться до полукниззла. — Вчера его не было вроде бы.

— Купил на рынке в Стамбуле, — Джейми осторожно отцепил от себя Фем и усадил на пуфик. Блюдечко с молоком подверглось тщательному обнюхиванию, было одобрено, и маленький язычок деловито принялся за дело. — Прикинь, каменная игрушка была, а вчера снял с полки и положил у кровати. Просыпаюсь, а она ожила.

— Волшебство! — восхищённо расширил глаза Морган, сноровисто расставляя на столе чашки с горячим кофе и вазочки с джемом и печеньем. — А как его зовут?

— Её. Это девочка. Её зовут Фем. Фем, это Майкл Морган, мой лучший друг.

Майкл удостоился ещё одного взгляда полукниззла. Фем втянула носом воздух и вернулась к угощению. Майкл передёрнул плечами и подвинул к себе кувшинчик со сливками. Похоже, кошек он был способен хотя бы терпеть.

Лёгкий завтрак прошёл в умиротворённой обстановке, если не считать нервозности Джейми, представившего на миг встречу с Агнешкой. После этого ни о чём другом думать не получалось.

Как себя вести, что говорить? Седьмое чувство говорило, что девушка от него не отстанет. И это доставляло какое-то мрачное удовольствие. Мысль обмануть её, скрыв, что он сквиб, была отметена сразу и навсегда.

К полудню удалось кое-как успокоиться. Уже знакомые охранники приветливо улыбнулись ему и Майклу, на мантию которого взглянули весьма уважительно. Было жаль, но Фем пришлось оставить в палатке. Маленькая хитрюга давала хоть толику тепла и спокойствия, но брать её на матч Джейми не решился. Теперь маленькое создание мирно посапывало на его подушке в палатке, решив, что это теперь её законное место.

— Джейми! Ну ни хрена, как тебе идёт такой образ. — Фабз почти врезался в него, придержав за плечи. — Серьги в ухе не хватает! Позволь, наколдую, у меня как раз есть с собой кусочек золота, а бриллиант из браслета возьму.

— Ауч! Сдурел? — Джейми схватился за ухо, на ощупь исследуя обновку.

— Не дёргайся, залечу сейчас… Ого, а крови-то и нет. Не обижайся, кузен. Тебе идёт, а без серьги образ не полный.

— Снять её можно будет?

— Да зачем? — Фабиан наконец обратил внимание, что кузен не один и постарался сменить тему. — О, а это же...

— Майкл Морган, мой друг и тоже сквиб.

— А ну да, ну да, забыл. Так вы тоже здесь? Перебирайтесь ко мне, там полно свободных мест.

— Я Северусу обещал, — поспешил отвертеться Майкл. — Я останусь в нашей ложе.

Джейми хмыкнул от небывалой решительности Моргана, похоже Фабиан не слишком ему понравился.

— Кому? — Фабз глянул за спину Джейми. — Добрый день, сэр.

Оказалось, что подошёл профессор Робертс, мелкий Северус тут же рванул к Майклу, хватая того за руку.

— Майк! За кого болеешь сегодня? — начал мальчишка с места в карьер. — Я смотрел программку. Итальянцы тебе нравятся?

— Ну, я не знаю, — Майкл покорно пошёл за настойчивым буксиром, тянувшим его за руку. — Если их форма зелёная…

— Господа, — кивнул им Робертс.

— Здравствуйте, сэр!

— Добрый день, профессор, — Фабз широко улыбнулся. — Как поживаете? Как настроение?

— Радуюсь, мистер Прюэтт, что вы уже давно не мой ученик. Джейми, как ваше самочувствие сегодня?

Неправильному сквибу показалось, что Робертс неодобрительно отнёсся к его образу. Захотелось хотя бы серьгу из уха вырвать.

— Отлично, сэр, да и вчера я…

Дыхание перехватило, как только за профессором появились последние гости ложи Гарпий.

Приветствия возобновились. Антонин Долохов окинул насмешливо-удивлённым взглядом кузенов Прюэттов, которых ему представил Робертс, и подтолкнул вперёд свою подопечную.

— Агнешка Мнишек, господа. Прошу любить и жаловать.

Джейми улыбался, когда подошла его очередь поцеловать аккуратные пальчики, остро ощущая на себе недружественный взгляд.

— Мистер Прюэтт, — тихий шёпот девушки заставил его затаить дыхание. — В перерыве — в кафе, оно дальше по коридору!

Приказ так удивил, что Джейми, поднял голову и осмелился, наконец, посмотреть в её глаза. Даже без особенного Взгляда они оказались прекрасными. Эти золотые прожилки в радужке шоколадного оттенка, эта таинственность и загадка, этот блеск…

— Мистер Прюэтт?

— Зовите меня Джейми, — слова дались с трудом. — Я приду.

Хорошо ещё остальные мужчины увлеклись разговорами о вчерашней игре.

— В таком случае, может, отпустите мою руку?

Он ощутил, как краснеет, но ещё пару секунд помедлил, наслаждаясь ощущением нежности её пальчиков.

— Нахал, — выдохнула Агнешка, и громче спросила: — А за кого вы болеете, мистер Прюэтт?

Джейми заметил за её спиной опасного мага Долохова и улыбнулся:

— Помимо Гарпий? Прошу извинить, меня уже, наверное, потеряли.

Самым невежливым образом, он повернулся к ним спиной, спеша в свою часть ложи.

— Первый раз его вижу, — услышал он за спиной голос Агнешки, несмотря на громкий стук сердца в груди. — Да, уже поняла, что они братья.

Большего услышать не удалось. Робертс встретил его сочувствующей улыбкой. Словно прекрасно знал, какие чувства обуревают неправильного сквиба.

— Будьте осторожны, — тихо посоветовал он, едва Джейми занял соседнее кресло. — За свою подопечную Долохов будет убивать очень медленно. И уверяю вас, это вовсе не красивый оборот.

— С чего вы взяли?..

— Просто предупреждаю. Вы хороший человек. И совсем не похожи на сквиба, уж простите.

— А на кого похож? — сразу оживился Джейми, но ненадолго. — Только не говорите, что на влюблённого дурака.

— Не скажу, раз вы сами это понимаете, — Робертс усмехнулся. — Но вы неплохо держитесь в этом смысле. Что касается сквибов, есть в вас что-то такое, что не объяснить словами. Сила, уверенность, и этот особенный взгляд.

Сердце упало и, казалось, разбилось на миллион кусочков.

— Сэр?

— Что вы или кто вы, сами-то знаете?

— Если бы я знал, — вырвалось у него помимо воли. — Кстати, моя мама тоже готова убивать за меня медленно, сэр. И это тоже не красивый оборот.

— Погодите, догадаюсь. Ваша мама — сестра лорда Прюэтта? Кажется, Мюриэль.

— Да, сэр.

— Что ж, молодой человек, если будет время на рождественских каникулах, приглашаю вас в гости. Можете даже захватить своего друга, они с моим сыном, похоже, спелись. — Профессор кивнул на бурно что-то обсуждавшую у перил парочку. — Я приглашу кое-кого, кто может помочь. Вы же хотите узнать о себе больше, как я понял? Но не стремитесь к кому-то обращаться, что грозит либо таким же неучем помереть, либо всё же загреметь к безумным чудакам жадным до исследования всего необычного. Предлагаю реальную помощь. И, разумеется, под клятву. Я прекрасно понимаю стремление вашей матери уберечь вас от лап Отдела Тайн. Обещаю, что никоим образом не стану вредить ни вам, ни вашей семье.

Джейми, которому за пару дней Робертсы стали казаться почти родными, был впечатлён его речью. Когда профессор закончил говорить, в голове неправильного сквиба созрел лишь один умный вопрос:

— Зачем это вам, сэр?

— Не поверите, — охотно ответил Робертс, — но вы для меня не чужой. Как, к моему огорчению, и ваш кузен Фабиан. Родня по крови и магии — слышали такое?

— Кажется… — Джейми задумчиво погладил переносицу и оживился: — Это из-за Санни? Да? Те силки Майя!

— Похоже, вы очень тепло относитесь к своей кузине? Что ж. Тогда не берите Майкла ко мне в гости, ему и на квиддичном матче держаться трудно, пьянящий магический мир большими дозами вреден для новичков. Возьмите с собой кузину. Хотя нет, возьмите обоих! Северус из тех детей, что быстрее любых психологов способен адаптировать Майкла к магической реальности. Не обижайтесь, но их интересы схожи, несмотря на разницу в возрасте. Вас же с мисс Прюэтт буду рад познакомить с людьми, ставшими теперь роднёй для вас обоих. Да и вам рядом с Санни будет спокойней, как я понимаю. Только предупреждаю сразу — скорее всего потребуется не меньше трёх дней, но много вещей не берите, всем необходимым будете обеспечены.

— Я попробую её уговорить, — с сомнением протянул Джейми. — Но боюсь, дядя Джейсон это не одобрит. Что касается Майкла… Как-нибудь в другой раз.

— Понимаю, — хмыкнул профессор. — Вашего дядю Джейсона я возьму на себя. Ваше дело уговорить Александру. А если сомневаетесь в моей мотивации, то вот вам ещё пара аргументов для размышления: вы мне понравились, Джейми, сразу. Вы хороший человек и отличный друг. В вас замечательным образом сочетаются авантюризм вашей матушки, ирония и скрытность вашего дядюшки, открытость и честность вашей кузины, и исключительное жизнелюбие, приправленное огромной долей любопытства. Я ничего не упустил?

— Тотальное невезение, — Джейми скосил глаза на соседнюю ложу. — Но это другое, я понял. Что ещё вы успели разглядеть, сэр?

— Загадку, — просто ответил Робертс и усмехнулся, — которую очень хочется разгадать. Признайтесь, Джейми, у вас есть особые способности помимо того Взгляда, которым вы вчера так беззастенчиво похитили покой юной мисс Мнишек. И более, чем вероятно, вы сами понимаете, что вы очень необычный сквиб.

— Неправильный, — слабо улыбнулся Джейми. — Все признания после клятвы, профессор. С благодарностью и надеждой принимаю ваше приглашение. И да, Санни возьму на себя. Когда?

— После третьего января будет в самый раз. Комнаты для вас приготовят, с собой придётся взять только одежду, в которой будете ходить и спать. Кстати нынешняя очень подойдёт, местная ребятня будет в восторге. С уточнениями я пришлю вам сову. А теперь давайте насладимся игрой. Забудьте на некоторое время о подопечной Долохова.

— Не обещаю, что получится, — вздохнул Джейми.

— Попытайтесь, быть в постоянном напряжении вредно для здоровья, — Робертс достал из кармана галеон. — Пари? Ставлю на «синих»...

— Это… — Джейми наконец обратил внимание на поле, точнее на игроков, что уже закончили показательное представление команд и разлетались на свои позиции. — Немцы? Принимаю. Ставлю на итальянцев. Победители играют с Гарпиями, как я понимаю?

— Именно. Глядите, Джейми, ваш ловец считается весьма неплохим игроком, но у команды есть проблемы, вернее одна проблема, но очень большая. Если к концу матча сможете понять какая, получите ещё один галеон.

— Легко! — Джейми чуть подался вперёд. — Кажется, ловец левша!

— Верно, — усмехнулся Робертс. — Но разве это проблема для команды? Смотрите внимательно, Джейми, думаю, вы сможете это определить, но не спешите с выводами. Попытка не засчитана, у вас остался всего только один шанс на правильный ответ.

* * *

У Санни перехватило дыхание от его слов — таких, казалось бы, простых, но… Сокровищем её ни разу не называли! Вот только Рабастан даже ответить не дал или подумать над этим, сразу заговорив снова:

— Санни, сегодня и я, и ты завершили сложные экзамены. Оба устали, я понимаю. Поэтому предлагаю поговорить спокойно, без нервов и без грандиозных планов моего драгоценного братца Рудольфуса. Просто пообщаемся немножко лицом к лицу. Мы ведь оба заслужили такой подарок? Как считаешь?

— Подарок? — трудно было не улыбнуться от упоминания вездесущего Руди. А ведь правда, он не мог знать об этой встрече! Или мог? — Так Рудольфус не знает?

— Нет, не знает никто. Могу поклясться, что полчаса назад я стоял перед совершенно безумной старухой Гризельдой Марчбэнкс — которую я и раньше нежно любил, а теперь просто обожаю!..

— Это шутка? Просто ты так ласково сказал…

— Конечно шутка! — хохотнул Рабастан. — Но не любить её невозможно, я серьёзно! Она наверняка выковывала свой исключительно коварный и въедливый характер в той же кузне, что и бабуля Сольвейг. Но про бабулю — позже!

— Хорошо!

— Так вот, полчаса назад я стоял и ждал решения экзаменаторов, и никаких мыслей о будущем у меня не было. Итог — все СОВЫ на «Превосходно», но в школу я больше не вернусь. Хотя и просил, и даже можно сказать умолял…

В то, что Басти кого-то умолял, не верилось ни разу, но говорить об этом Санни не хотела.

— Но ты же... Ох! Басти! Ты такой молодец! Я тебя поздравляю!

— Спасибо!

— Только не думай, что меня радует, как с тобой поступают!

— Нет? Не радует? Ладно, я закончу с рассказом. — Басти невесело усмехнулся, по-прежнему не спуская с неё глаз. — Я, конечно, глотнул вина, ровно три глотка, которыми меня угостила сама Марчбэнкс, как только объявила, что официальная часть завершена. Протянула свою флягу, представляешь? Выпил, только чтоб немного шокировать остальных экзаменаторов.

— Шокировал? — Санни разрывалась между сочувствием, восхищением и весельем.

— Если бы! Они там все спелись, имей в виду! Старые пни, но умные до тошноты! И все их вопросы были с подвохом. Хоть бы у одного из этих старикашек память отшибло… Впрочем, пусть живут, забавные они, и совсем не злые. Поаплодировали они моему нахальству, я вернул флягу Марчбэнкс, поблагодарил комиссию, раскланялся и был отпущен. Какими путями покинул министерство, даже не помню, но когда оказался в парке, на свежем воздухе, то никак не мог надышаться... И тут ты написала.

— И ты решил меня навестить? — растрогалась Санни. — А родные? Разве они не ждут тебя после экзамена?

— Ждут. Но экзамен должен был закончиться на час позже. Так что не разочаровывать же отца, — весело подмигнул Басти. —. Может они мне какой-нибудь сюрприз готовят, а я явлюсь раньше и всё испорчу.

— Значит они не знают… Ну, что ты здесь.

— Никто не знает об этой встрече, ни одна живая душа! По крайней мере от меня. Если только тот же Руди не следит за тобой.

— Зачем бы ему это делать сейчас? Не следит, я уверена! — покачала она головой, всё ещё пребывая под впечатлением от рассказа. — Но ты мог бы просто написать мне, что хочешь повидаться.

— И ты бы согласилась? — недоверчиво спросил он. — Ладно, не отвечай, я всё понимаю. И не думай, что я много жду от этой встречи, мне просто безумно захотелось тебя увидеть, поговорить.

— Просто поговорить, — произнесла она, засмотревшись на его улыбку.

— Именно. Несколько минут спокойного разговора — это такая малость, Санни, как считаешь? Только посмотри, какая красота! Только ты и я.

— И этот лес вокруг, — невольно улыбнулась она. — И эта решётка.

— Кстати о решётке. Умеешь хранить секреты? Подойди, и я покажу тебе кое-что интересное.

Если бы решётки не было вовсе, Санни бы трижды подумала, подходить ли к хитрющему слизеринцу, несмотря на все его заверения о «просто поговорить». Но как бы не хотелось себя обмануть, одно она осознала чётко — она тоже безумно рада его видеть.

И сейчас вдруг стало очень важным разглядеть, действительно ли так весело заблестели его глаза, стоило сделать шаг навстречу, или это только игра света и тени. Правда ли так отросли волосы, или в прошлый раз ей просто показалось. Но ещё сильнее манила возможность услышать что-то ещё, такое же милое и нежное, как его первые слова.

Сегодня Рабастан был в парадной мантии, блестящих чёрных ботинках и тёмно-сером костюме. Пиджак был расстёгнут, как и мантия, чёрная бабочка понуро висела, сорванная нетерпеливой рукой, да так и забытая. Шея и лицо казались тёмными на фоне белоснежной рубашки с двумя расстёгнутыми верхними пуговицами. И этот небрежный и элегантный вид младшего Лестрейнджа ей безумно нравился.

Санни даже не заметила, как ноги принесли её к самой решётке, и только схватившись за холодные прутья, вздрогнула, осознавая это и с трудом отводя взгляд от смешинок, горевших в его глазах. И куда вся его серьёзность подевалась?

— Вот, я здесь, — дрогнувшим голосом произнесла она и попыталась улыбнуться, упорно глядя на завитки чёрных волос на его открытой шее.

— Вижу, — выдохнул Рабастан и глубже засунул руки в карманы своих брюк. Он чуть наклонился вперёд, и Санни снова подумала, как удивительно, что он такой высокий и стройный — выше неё почти на полголовы. — Вкусно пахнешь.

— Не могу ответить тем же, — попыталась она пошутить, всей грудью вдохнув свежий лесной аромат. — Наверное, ветер в твою сторону.

— А так? — он шагнул вперёд, становясь вплотную к решётке, и она действительно уловила приятный мужской парфюм. Очень знакомый запах, напоминавший что-то хорошее.

— Так — чувствую, — постаралась она не рассмеяться — как это всё глупо и по-дурацки. Но зато теперь стало проще посмотреть ему прямо в глаза. — Что-то тоже вкусное. Но ты ещё не сказал, что я должна увидеть.

— Я много чего ещё не сказал, — вернул ей улыбку Рабастан. Такую задорную, мальчишескую, практически домашнюю. — Например, что убил ту девчонку, что поцеловала меня на почте.

— Не ври! — ахнула Санни.

— Но могу, только скажи!

— Басти, прекрати так шутить! — постаралась она сказать как можно строже. Зря она так близко подошла, но оторвать руки от решётки и отойти подальше, а лучше сбежать — заставить себя не могла.

— А ты перестанешь на меня злиться за тот случай?

— Я не злюсь!

— Разве?

Сражение взглядами длилось долгую минуту. Санни не выдержала первой и усмехнулась.

— Ладно, я злилась! И я знаю, что ты не должен был… Ну, что ты ничего не обязан. Ну, не обещал мне. Вот. Но я… Но ты же писал: «Только твой». Разве нет?

— Писал, — хрипловато подтвердил он. И серьёзно попросил: — Расскажи, что ты почувствовала тогда. Почему ушла?

— Тебе правда это интересно или ты смеёшься? — и всё-таки здорово, что их разделяет решётка, даря ощущение безопасности. Вроде и рядом, а можно не волноваться, что они непозволительно близко друг к другу. Но она всё равно волновалась, словно совершала что-то недостойное, а не просто болтала с красивым мальчиком. А ещё немного пугало желание прикоснуться к нему. Хотя бы к его руке, если бы он не прятал их в карманах. Или очертить пальцами подбородок, узнать — колючий он, или так только кажется. Или стереть каплю дождя с его щеки... Она и не заметила, как начался мелкий дождь.

— Мать считает, что иногда я становлюсь слишком бесчувственным и отстранённым, — тихо говорил Басти. — Но если я спрашиваю, то только потому, что мне в самом деле интересно. Очень, Санни. На что ты разозлилась? Я понять не могу, хоть и уверен, что причины у тебя были.

— Кажется, дождь начинается, — попыталась она его отвлечь. Только выжидательный, такой близкий и снова серьёзный взгляд не позволил увильнуть от ответа. — Я почувствовала себя лишней, Басти. Словно я чужая, а ты с ними…

— Да разве ты могла быть лишней! — с жаром возразил он.

— Я почувствовала себя лишней, — упрямо повторила она. — Это было очень неприятно.

— Мне ужасно жаль, — чуть помедлив, произнёс он тихо. — Я и подумать не мог… А ещё сильно за тебя испугался — аппарировать на такое расстояние без подготовки! Я, наверное, ни за кого так не боялся. Хорошо, Руди сообщил, что всё в порядке. Прошу тебя, Санни, не рискуй так больше!

— Постараюсь. Ты правда испугался?

— Конечно правда! Но кажется, я начинаю понимать, почему ты так сделала. Очень хочу поклясться, что такое не повторится, но разве могу я предвидеть, какие ещё приключения нас с тобой ожидают? — Этот взгляд мог растопить даже самое ледяное сердце, а у Санни оно было самым обычным, даже, пожалуй, излишне трепетным. — Но мне кажется, было что-то ещё, что тебя задело. Это так?

— Что? А, ну да… Если ты настаиваешь…

— Понимаешь, солнышко, так хочется, чтобы между нами не осталось недомолвок. Что ещё тебя заставило на меня сердиться?

— Эта… эта девица сказала про праздник. Что вы целовались там, и что тебе понравилось. Это так? — Вот теперь, сказав это вслух, она почувствовала себя ужасно глупо. Такие детские претензии!

Хорошо, Рабастан не стал смеяться, только вздохнул с видом: «Я так и думал!»

— На этом празднике были твои братья и кузен со своим другом, который сквиб. Они тебе ничего не рассказывали?

— О твоих поцелуях — нет, — она попыталась скрыть своё замешательство и ускользнуть от зыбкой темы. — Просто скажи, тебе правда понравилось?

— Если честно, даже не помню этого, — поморщился он. — Это был конкурс, развлечение для гостей, нужно было снитч поймать. Может, и чмокнул кто, но я был занят совершенно другими мыслями.

— И ты поймал? Снитч?

— А ты что, сомневаешься? — грустно усмехнулся он. — Поймал, а как же. Даже два. А вот приз не запомнился вообще. Меня там все поздравляли, парни хлопали по плечу, девчонки что-то визжали…. Ну, да, выпендрился, настроение было таким поганым. Думал, станет лучше. Да я рад был сбежать от них всех, что и сделал, кстати. Не знаю, что тогда напридумывала себе эта девушка, но, когда ты аппарировала, она попросила прощения, что испортила нам свидание.

— Это было не свидание!

— Разве? Так, давай-ка отойдём чуть левее, под дерево, а то ты скоро будешь стоять в луже.

Санни послушно пошла вдоль решётки, зачем-то перебирая руками уже мокрые прутья. До дерева с раскидистой кроной оставалось пару метров, когда рука схватила пустоту.

— Ну как тебе? — улыбка Басти была очень широкой, словно он лично сделал эту решётку не ощутимой. — Мы продолжим выяснять отношения, или рассказать тебе, откуда взялось это окошко?

Он наконец вынул руки из карманов и схватился за крайние от невидимых прутья. Санни осторожно проверила все шесть штук. Внизу решётка снова ощущалась на уровне коленей. Да уж, окошко! Проверять верхнюю границу она не стала.

— Ничего себе! — восхитилась она вслух. — И откуда взялось?

— Много лет назад в Хогвартсе учился отчаянный парень Маркус Флинт, частенько нарушавший запреты.

— Отец Квина?

— Да… С каких пор ты зовёшь его Квин? — прищурился Рабастан. И как-то ненатурально усмехнулся: — Руди говорил, вы сильно сдружились?

— Прекрати, ничего такого в этом нет! Давай лучше дальше.

— Давай, — согласился он легко. — Маркус был парнем изобретательным, и возвращаясь однажды из Хогсмида далеко за полночь, поленился искать обходные пути и просто проделал проход прямо в решётке. Якобы по типу прохода через колонну на платформе «девять и три четверти». Квин узнал об этом незадолго до смерти отца, будучи ещё мальчишкой. Маркус проговорился сыну, когда слегка выпил и вспоминал «весёлые школьные денёчки».

— Значит, любой может здесь пролезть в школу?!

— Не любой, надо заклинание знать. И расположение. Мы долго искали эти прутья в прошлом году, когда Флинт поделился секретом. Я вот, кстати, не могу пролезть на территорию — оповещение сработает, я уже не студент, чужой в Хогвартсе.

— Ничего не чужой! — запротестовала она. — Тут столько народу тебя любит!

— Серьёзно? А ты? — он помедлил лишь пару мгновений. — Прости, не смог удержаться. Но ты ещё мне не ответила на другой вопрос.

— Какой? — Санни тоже хотела взяться за крайние прутья и тут же коснулась его руки. Пришлось отдёрнуть пальцы и лихорадочно делать вид, что ничего не случилось, что по жилкам не пробегал жидкий огонь от простого касания. Прутья были холодными и неприятно мокрыми, а его рука, сжавшаяся в кулак — горячей.

— Будем дальше выяснять отношения или достаточно?

— Разве у нас отношения? — осторожно спросила она, понимая, что ступает на очень зыбкую почву.

— Ты ещё сомневаешься? — тихо спросил Басти, но тут же в шутливом жесте поднял обе руки, — я помню наш договор, что о любви не будем говорить до Рождества! Просто у нас есть два варианта сейчас: я встану на колени и буду умолять не сердиться на меня за то свидание. Или ты меня простишь и сможем поговорить о чем-то более приятном.

— Да, давай про другое поговорим! — торопливо согласилась она. Судя по суровому виду Рабастана, он сейчас непременно встал бы на колени. И Санни точно это не могло бы обрадовать. Это бы всё испортило!

— Значит, я прощён?

Иллюзия позволяла продолжать думать, что решётка всё ещё их разделяет, но внутри живота уже стало горячо от понимания, что от безопасности остались одни лохмотья. И стоит только протянуть руку…

— За что? — жалобно спросила она, уже ничего не понимая.

— Хотя бы за это.

Её неожиданно подхватили за талию, и подняв над землёй, перенесли через препятствие и сквозь иллюзорные прутья. Пришлось даже зажмуриться и подогнуть коленки. Хорошо, удалось ни за что не зацепиться.

Санни невольно схватила его за плечи, ощутив под ногами твёрдую землю.

— Басти! — выдохнула она, распахнув глаза. — Ну что ты творишь? С ума сошёл?

— Кажется, да, — его губы были совсем близко, а руки с талии он так и не убрал, и от них было очень тепло и странно. — Да, Санни! Ты сводишь меня с ума!

— Ты меня тоже, — буркнула она, пытаясь собрать в восхитительно пустой голове остатки разумных мыслей. — Отпустишь?

Но её отвлекло просто море воды, обрушившееся сверху. Даже тяжёлые ветви дерева, росшего рядом с ними, не стали преградой.

Санни ахнула, невольно прижимаясь к единственному тёплому и пока сухому существу рядом, но тут же засмеялась, запрокинув голову и подставляя разгорячённое лицо под холодные струи дождя.

— Мы промокнем насквозь! — но в её возгласе точно не было огорчения.

Оказалось вдруг, что она просто обожает дождь и готова танцевать под ним или вот так, ловить губами вкусные капли. И захотелось узнать, так же это нравится Рабастану, который слишком крепко прижимал её к себе.

И замерла, увидев, каким напряжённым, жёстким и горячим стал его взгляд, заворожённо проследила, как он слизывает капли с мокрых губ. Веселье и восторг, наполнявшие ещё секунду назад, разлетелись внутри на тысячу осколков.

Оставалось только покорно ждать, отдаваясь стихии, над которой была не властна, только непонятно какой — то ли той, что продолжала бушевать вокруг, то ли той, что носит имя Рабастан Лестрейндж. Сердце сжалось от удивления и невыразимой нежности, когда парень принялся осторожно сцеловывать капли дождя с её подбородка, щёк, губ. Его длинные ресницы слиплись стрелочками, а в потемневших глазах она, кажется, утонула, когда очень естественно всё превратилось в настоящий поцелуй.

Это было каким-то безумием! Бешеный ливень словно отгородил их от всего мира. И внутри что-то оборвалось, отпуская на волю, позволяя — сейчас можно! Можно ответить, можно обнять его за крепкую шею, можно самой пробовать его на вкус, задыхаясь, торопясь, словно воруя у судьбы эти мгновенья.

Басти оторвался от её губ, когда воздуха уже не хватало обоим. Прислонился лбом к её лбу, тяжело дыша, осторожно гладя по голове, спине, словно хотел успокоить. Потом снова принялся торопливо целовать её шею, щёки, глаза, даже укусил за мочку уха, и опять вернулся к губам, поймав ртом её возмущённый писк. Весь мир стал неважным и далёким. Был только он и пьянящее наслаждение от беззастенчивого, сводящего с ума поцелуя.

Вот только совсем чуть-чуть оставалось до полного восторга, которого так хотелось достичь, когда тёплые руки, губы и весь он вдруг исчезли, отстранившись.

Санни судорожно ловила ртом воздух, стараясь прийти в себя и бессильно сжимая кулаки. Реальность возвращалась медленно. Оказалось, что дождь уже затих, падая сверху отдельными каплями. Встрёпанный, мокрый и раскрасневшийся Рабастан снова засунул руки в карманы, стоя в добром метре от неё. Его губы кривились в досадливой улыбке, а нижняя была прокушена, капелька крови мешалась с дождём, скатываясь по подбородку. И как-то отстранённо Санни подумала — неужели это она?

— Мне надо вернуться, — пробормотала она вслух, чтобы сказать хоть что-то.

Басти кивнул, словно не доверял своему голосу, и показал глазами на прутья решётки.

— То есть, даже не поможешь? — спрашивать было так странно, припухшие губы казались непослушными.

Помог, сразу же. Легко перекинул её тельце сквозь иллюзорные прутья. И ведь опять она не задела за реальную решётку. Только сразу Рабастан не отпустил, не слишком настойчиво развернув к себе.

— Ты такая сладкая, — прошептал в её губы. Но даже не прикоснулся, только тёплое дыхание ощутила — с привкусом вина и мяты.

Пришлось самой резко отступить, делая вид, что это она не позволила прикоснуться. Очень уж обидно было, что не поцеловал ещё раз. И это испугало.

— Мне пора! — повторила строго, почти сердито. Глядела куда угодно, только не на него. А лицо пылало так, что было невыносимо от того, что он наверняка это видит.

— До встречи, — любезно откликнулся Рабастан. Быстро же пришёл в себя. — На балу. Мой первый танец, обещаешь?

— Ладно, — она быстро зашагала вдоль решётки к воротам.

— И второй! — нахальный Басти шёл рядом, и теперь их разделяла вполне реальная ограда.

— Рабастан!

— Да, солнышко?

— Имей совесть!

— Наколдовать тебе зонтик?

— А смысл? — вода у неё даже в сапогах хлюпала. И мантия оказалась расстёгнутой, отчего свитер и всё что под ним тоже промокло.

— Могу ещё высушить, но твои мокрые кудри — это что-то!

Она только сейчас поняла, что волосы спокойно спадают на плечи и спину. И когда он успел расплести косу?

— Это уже слишком, Рабастан! — возмутилась она непонятно чему. — Ты невыносим!

— Тебе же понравилось? — вкрадчиво поинтересовался он, останавливаясь у ворот.

— Басти! — пришлось тоже остановиться. Потому что никак не могла решить — уйти, не прощаясь или это будет совсем неправильно.

— Да, я мерзавец и извращенец, — шутливо заверил он, но тут же добавил вполне серьёзно: — Но я ни о чём не жалею! А ты?

— Уже стараюсь забыть! — вспыхнула Санни. — Пока!

Она стремительно развернулась и зашагала к школе.

— До свидания, солнышко. Ты самая лучшая! — его очень весёлый голос заставил улыбнуться против воли. И вот как на него сердиться?

Дождь усилился снова. Только бежать под крышу совсем не было желания. И почему-то очень хотелось верить, что он всё так же стоит у ворот и смотрит ей вслед. Но слишком неловко было бы обернуться и проверить.

И всё же мало было весёлого в зимнем дожде. Особенно, когда он стих, сменившись ледяным ветром. На подходе к главному входу школы её уже била мелкая дрожь. Мокрая одежда неприятно липла к телу. А в высушивающих чарах она была ещё не настолько уверена, чтобы применить их к самой себе. Как бы не заболеть перед самыми праздниками! И ведь не обманул нахальный Лестрейндж, о любви они не говорили! Щекам снова стало жарко от воспоминаний, даже уши теперь горели.

— Санни! — по ступенькам поднимался Квинтус Флинт. В два прыжка он поравнялся с ней. — Тоже попала под дождь?

— Как видишь.

Она отвернулась в сторону от его пристального взгляда. Может, дождь и смыл все следы безумств, но губы по-прежнему ощущались припухшими. И румянец был совсем некстати, хотя это уже могло быть началом лихорадки… Холодная Шотландия вокруг!

— Ты похожа на валькирию в таком виде, — пробормотал Квин. — Не знал, что они так вьются под дождём! Ты как будто в огне!

— Ты о чём? — она резко к нему развернулась, не дойдя до двери. Только не ожидала, что Флинт окажется так близко. И отступить не успела — её тут же внаглую взяли за подбородок, заставляя поднять голову.

— Ах вот в чём дело! — произнёс Квин, как-то тоскливо скривился и отпустил её, отступая на пару шагов назад. — Зря я рассказал мерзавцу про окошко в решётке. Это ведь был Рабастан, так?

— Не твоё дело! — обиделась Санни, бросаясь в школу. Вот только Флинта с его ревностью ей для полного счастья не хватало!

Захотелось скорее переодеться в сухое и в сотый раз перечитать мамино письмо. А ещё немного успокоиться и перестать, наконец, вспоминать ежесекундно лёгкую улыбку Басти и спокойный свет синих глаз перед прощанием у ворот.

* * *

Окончательно успокоиться, как ни странно, помог свежий Пророк, который нашла у себя на столике в гостиной...

А сначала накрыло с головой паникой и пониманием, что в их отношениях с Рабастаном произошёл явный перелом. И ничто уже не будет прежним. Просто не получится и дальше обманывать себя, будто он просто друг. Друзья так не целуются! И это надо было хорошенько обдумать.

Едва оказавшись в своих комнатах, Санни бессильно прислонилась к двери, сползая по ней на пол. Прижав ледяные ладошки к пылающему лицу, снова и снова вспоминала отдельные фрагменты неожиданной встречи, понимая, что влипла она по самую макушку. До Рождества, которое так ждёт Рабастан, уже рукой подать, а её терзало нехорошее предчувствие, что теперь сделать выбор будет ещё сложнее.

Только появление Лакки заставило шевелиться. Домовушка охала и ахала, когда увидела хозяйку. Пришлось позволить перенести себя в спальню, где она была очень быстро раздета и погружена в горячую ванну с ароматом каких-то травок. Отмокала долго, безропотно выпила пару бокалов горького отвара, сваренного «лично дедушкой Петри». С большим трудом вспомнила, что так, кажется, зовут домового эльфа Джейми.

После горячей ванны Санни ощущала слабость и сонливость, но неприятные ощущения вроде бы прошли. Даже решилась спуститься вниз, прихватив Монстрика. В гостиной она устроилась в кресле, захватив со столика газету. А маленький книзл занял место у неё на плече, немножко повозился и засопел, засыпая.

— Газету совой доставили, — доложила Лакки. — Ужин уже скоро. Хозяйка Санни, вы пойдёте в Большой зал или как обычно?

— Здесь поем, — Санни раскрыла газету, и с удовольствием отхлебнула горячий чай с бергамотом, заваренный заботливой домовушкой по её просьбе. — Хочется домашних сосисок, которые Кручок готовит. И домашней лапши.

— О, Кручок будет очень рад! Через полчаса всё доставлю, — оживилась домовушка.

— Хороший аппетит? — Даркер на портрете одобрительно покивал. — Как же я соскучился по домашней еде...

Закутанная в шаль тётушки Мюриэль поверх самой тёплой пижамы, с толстыми носками на ногах и в маминой непробиваемой шапке из шерсти домашнего книззла Рекса на голове, Санни чувствовала себя каким-то эскимосом, заодно помещённым в горячую печь. Но, опасаясь, что простуда всё-таки могла просочиться в организм после ледяного декабрьского дождя, стойко терпела жаркое тепло.

— Жаль, что не получится с вами поделиться, — ответила она Даркеру. Попытки просунуть что-то ещё в картину так до сих пор успехом не увенчались.

— Когда-нибудь сможете, — усмехнулся профессор. — Могу я узнать, что с вами приключилось на прогулке?

— Ничего такого, — Санни поспешно уткнулась в разворот Пророка, посвящённый квиддичу и открытию благотворительных игр. — Попала под дождь.

— Ну что ж, ваше право умолчать о подробностях, — профессор подмигнул ей, заставив покраснеть. — Пожалуй, пройдусь по знакомым, поищу газету. Не поверите, перечитываем её уже по десятому кругу. Даже очередь образовалась, так сказать, живая. Прослежу, чтобы лорд Гринсбург не мошенничал.

— Хорошо, — Санни потёрлась щекой о мягкую шкуру Монстрика и вернулась к развороту «Пророка». — Наверное, интересно побывать на таком матче. И Кэти там будет. Ой, что это?

Выпавший из газеты вкладыш поражал воображение глянцем и цветными колдофото со свойствами увеличения. Монстрик приоткрыл один глаз, презрительно фыркнул и снова замурчал.

— Много ты понимаешь, — укорила его Санни.

«Примите участие в конкурсе и получите гарантированный приз» — гласило броское название на вкладыше. Санни увлечённо поискала условия участия. Давно она таких штук не встречала. А точнее ни разу в магическом мире.

Претенденту на приз предлагалось оформить сад и огород, перетаскивая соответствующие картиночки. Границы сада позволяли многое, можно было расположить дорожки, сделать дополнительные оградки. Вобщем, сильно похоже было на какую-то компьютерную игрушку из социальных сетей в прошлой жизни.

Увлечённо выбирая и забраковывая растения, плодовые деревья и кусты, наводя тропинки и ставя теплицы, Санни провела всё время до ужина, забыв на время обо всех проблемах и переживаниях. Чисто механическая работа хорошо приводила в чувство.

— Готово, — усмехнулась она, любуясь трудом своих рук и воображения. Даже если приз никакой не получит, всё равно спасибо тем, кто придумал такое милое развлечение.

Как и требовалось в условиях, она приложила к блестящему уголку палочку и проговорила условленную фразу:

— Ответ на конкурсную работу от Александры Мануэлы Прюэтт! Финита!

На её глазах все изображения с глянцевого листка ссыпались, оставив абсолютно пустой лист уже даже не глянцевого пергамента. В уголке на миг загорелась надпись: «Ответ принят, спасибо за участие!» Но и он сразу же исчез.

Стало немного обидно. Даже захотелось попросить у кого-нибудь из ребят ещё вкладыши, если им не будет интересен такой конкурс. Просто поиграть, не отправляя. Только вряд ли такие дураки бы нашлись — развлечений подобного рода не так много. И скопировать не догадалась. А нарисовать такое по памяти… Нет, таланта Эжени у неё нет, да и смутно уже помнятся детали.

В дверь постучали, когда, поужинав, она просматривала всё тот же «Пророк». Санни не сразу вспомнила про вечеринку, на которую ещё утром её пригласил Рудольфус. И распахнув дверь перед неожиданным визитёром, всплеснула руками.

— Я не одета! Подождёшь минуточку?

— Очаровательно выглядишь, — рассмеялась Валери Нотт. — Ты не простудилась? Этот дождь начался так некстати... Давай я помогу тебе выбрать, что надеть.

Санни поспешно замотала головой и бросилась в спальню.

* * *

— Леди и джентльмены, прошу минуту внимания, — Рудольфус Лестрейндж подмигнул только что вошедшим в гостиную Валери и Санни. Он стоял на возвышении, оглядывая собравшихся слизеринцев. Здесь были только три старших курса, если не считать хитростью пролезших в общество взрослых Люциуса Малфоя и его дружка МакНейра. — Трагическое событие, возможно, несколько омрачит наш праздник…

Тишину, повисшую над собравшимися праздновать ребятами, казалось, можно было резать ножом. Кто-то побледнел, как бедняжка Санни, кто-то испугано охнул, остальные смотрели выжидательно, не спеша делать выводы. Но ни один не поторопил префекта.

— Примерно два часа назад, возможно, чуть больше, в Хогвартсе случилось несчастье, пострадавшего уже доставили камином в Мунго. По последним данным его жизнь… — Рудольфус не собирался нагнетать, но слишком уж хотелось, чтобы несчастье закончилось смертью этого самого пострадавшего, — ...вне опасности. Однако состояние крайне тяжёлое.

— Кто? — не удержалась Андромеда Блэк. Беллатрикс сжала её руку, едва заметно кивнув Рудольфусу.

— Директор Дамблдор.

Имя произвело эффект разорвавшейся бомбы. Заговорили все разом, и Руди с мстительным удовольствием видел, что, если друзья и были озабочены, то вопросом, кого благодарить. Он поднял руку, отчего сразу все пересуды стихли. Народ жаждал подробностей.

— Подробности, увы, не удалось разузнать, но ещё не вечер. Сообщивший мне новость человек, возможно, появится здесь чуть позже. А сейчас поздравляю всех с наступающими праздниками и успешным окончанием самой сложной недели уходящего года. Давайте праздновать, друзья!

Он шагнул с возвышения, сразу пробираясь к Беллатрикс, с удовольствием замечая, как все вокруг начинают расслабляться. Послышались радостные возгласы и смех.

— Устроим оргию! — заорал, перекрывая шум бессовестный Флинт, и как фокусник стал выставлять на столик со сливочным пивом несколько бутылок Огневиски.

— Браво Флинту! — дружно грянули Мэдисон и шестикурсники Бёрк и Селвин.

— Ты как? — Бель обняла за талию, отводя его в сторону от толпы. — Выпьешь за здоровье Великого Светлого?

— Разве что за похороны, — буркнул Рудольфус, сгребая её в объятия. — Бель, я страдаю, поцелуешь меня, ладно?

— Как будто тебе надо моё разрешение, — мурлыкнула она в его губы, а после короткого, но горячего поцелуя, легко чмокнула его в нос. — Прекрати терзаться, объявится твой непутёвый братец. Не удивлюсь, если твои родители устроили ему праздничный пир. Скажи, он может воспользоваться зеркалом, пока все они сидят за столом?

— Наверное, нет, — Руди заправил чёрную как смоль прядку ей за ухо и тяжело вздохнул. Неизвестность убивала.

— Спроси Санни, если не можешь ждать, — Бель хитро усмехнулась. — Судя по тираде Флинта, достойной быть запечатлённой в нашей книге рекордов, эти двое голубков уже успели повидаться. О дефектах решётки ограды там тоже было. Но по чести говоря, он только Мэдисону душу изливал, я услышала чисто случайно...

— Не может быть! — Руди резко отстранился, обводя взглядом гостиную. Найдя взглядом Санни, он сразу выпустил из объятий подругу. — Подожди, ладно…

Беллатрикс усмехнулась и пошла к Валери с Андромедой.

Рудольфус успел перехватить Люциуса у порога. Решительный Уолли МакНейр, конечно, был рядом.

— Дверь запечатана, Малфой, — любезно сообщил префект. — Сову отправишь домой позже. Раз уж пришли, будьте добры праздновать со всеми, и только посмейте с Уолденом прикоснуться к Огневиски!

— Но, Руди, прошу…

Всегда сдержанного и прекрасного юнца Люциуса, за которым уже закрепилось прозвище «Павлин», стало вдруг жалко.

— Не волнуйся, кому надо сообщили, и твой папочка наверняка уже в курсе. Отдыхайте, детишки!

Санни удивлённо улыбнулась, увидев Рудольфуса рядом, даже хватило совести смутиться под его пристальным взглядом.

— Эмили, я украду на минутку мисс Прюэтт, — обворожительно улыбнулся Лестрейндж кузине. И сразу же поторопился увлечь Санни в ближайший тихий уголок.

На него смотрели с упрямым вызовом. Он с трудом удержался, чтобы не закатить глаза — эти двое были иногда до ужаса похожи!

— Что тебе, Руди?!

— Значит, Рабастан провалил экзамен? — тихо рявкнул Рудольфус, не спуская с неё внимательного взгляда. У Санни вечно всё было написано на лице.

— С чего ты взял? — она растеряно моргнула. — Он сказал, что всё сдал на «Превосходно».

Дошло до малышки, даже ладошками закрыла рот и уже чуть не плачет. Почувствуйте себя монстром, мистер Лестрейндж!

— Он написал в блокноте, — поспешила она оправдаться. Но ушки уже окрасились в малиновый цвет. — А разве тебе — нет?

— Представь себе, — пришлось добавить в голос грусти. — Видимо, переписка была настолько страстной, что он просто забыл обо мне.

— О тебе забудешь! — посетовала Санни, смеясь глазами, пропустив мимо ушей его гнусные намёки. — Может, хватит нас опекать?

А теперь ему следовало срочно сделать вид, что не услышал это «нас», прозвучавшее неземной музыкой.

— Ну конечно, все такие самостоятельные! — состроил он оскорблённую мину. — И я, похоже, только мешаю жить, да? А ещё говорила, что я твой друг!

— Ты друг! — горячо заверила она. — Ну, Руди, прости. Я очень ценю, что ты беспокоишься за меня, правда. Не сердись, пожалуйста!

— Ладно уж, живи! — усмехнулся он, и замер, когда она, смешливо улыбнувшись, откинула голову. Оставалось обругать неосторожного братца последними словами и незаметно взмахнуть палочкой. В надежде, что никто другой не заметил это пятнышко у неё за ухом. Надо будет научить Басти справляться с подобными последствиями страсти самому. Хотя, было сильно похоже, что без его контроля у этих невозможных красавцев всё пошло не самым плохим образом. — Принести тебе что-нибудь выпить?

— Нет, спасибо! И не надо за мной ухаживать, у тебя есть Бель! А я пойду к Эмили, если позволишь. Ты прервал нас на самом интересном!

— О, прошу прощения, леди. Наслаждайся вечером. И если хочешь, порадую — возможно, по домам мы отправимся раньше.

— Ой, директор же, — охнула Санни. — Так он правда в Мунго? Ты не знаешь, что случилось?

— Тебе его жаль?

— Руди! Не надо делать такое лицо, — отчитала его Санни. — Не знаю, что там случилось, поэтому не могу сказать, жаль мне его или нет. Не нужно навязывать мне своё мнение.

— Да ладно, даже не собирался. Иди к кузине, она уже проявляет нетерпение. А о чём вы беседуете, можно узнать?

— Нет!

Руди весело фыркнул, глядя вслед Санни, решительно пробирающейся обратно к Эмили Гамп. Хотелось уберечь и защитить её от всех разочарований в жизни. Но оставалось надеяться, что Басти сумеет сделать её счастливой. Вот только, что бы там у них не произошло, до хорошего завершения, желательно свадьбой, ещё далеко.

Захотелось срочно вернуться к Беллатрикс, заманить в спальню и поклясться в сотый раз, что будет только её душой и телом, навсегда. И пусть смеётся, пряча удовольствие в глубине глаз. Пусть дразнит параноиком, но только сначала пусть выслушает так серьёзно, как умеет только она, его Бель! И шепнёт в ответ одними губами: «Твоя навсегда!»

Только вид Уолли, прячущего недопитую бутыль огневиски в карман брюк, заставил резко сменить направление.

МакНейр охнул, ощутив железные пальцы у себя на ухе. Молча вернул бутылку на стол и обиженно засопел. Люциус неподалёку равнодушно разглядывал свои ногти, делая вид, что совершенно ни при чём. Малолетний пижон!

— Отпусти… Пожалуйста! — наконец взмолился Уолли.

— В следующий раз оторву и заставлю сожрать! Понятно? — ухо он всё же отпустил, и любовался, как МакНейр, держась за пострадавший орган, метнулся к Малфою и что-то горячечно ему прошептал. Люциус встретился глазами с Рудольфусом и покраснел. Вот-вот, маловат ещё, строить из себя принца! Но потенциал есть, как бы не пострашнее своего папаши получился этот «павлин».

Сделав внушение ещё двоим пятикурсникам, Руди уже совсем собрался подойти к Беллатрикс, когда дверь издала знакомый звук оповещающих чар.

Руди распахнул дверь и уставился на мрачного рыжика. Подумал и вышел, плотно прикрыв за собой дверь.

— Что здесь забыл Гриффиндор? — поинтересовался лениво.

— Буду краток, — даже вид рыжего Уизли был необычным. Костюм, отглаженная рубашка, ботинки начищены так, что блестят, плечи расправлены и в глаза смотрит без лишних ужимок и даже без привычной от него ненависти. Так, лёгкая неприязнь. — Мне поручено сообщить тебе о директоре Дамблдоре.

И снова этот бестрепетный взгляд, мол лучше бы я тебя, Лестрейндж в гробу увидел! Либо мир сошёл с ума, либо Рита Скитер способна сотворить чудо.

— Слушаю тебя внимательно, Уизли! — немного презрения в голос и в голубых глазах загорается бешенство.

— Мне плевать, как ты слушаешь, Лестрейндж, — всё-таки не сдержал свой нрав Рыжик. — Будь моя воля, ни хрена бы ты от нас не узнал. Но так уж вышло, что меня попросили. Повторять не буду.

— Не страшно, у меня думосбор есть, — не удержался Руди. Хорошая драка сейчас не помешала бы.

Рыжик мерил его посветлевшим от незамутнённой ненависти взглядом не больше пяти секунд, после чего отвернулся. А жаль!

— Сегодня, около трёх часов дня, Альбус Дамблдор шёл куда-то из своего кабинета. Какое заклинание он применил и зачем — никто не знает. Ясно одно, заклинание было тёмное и последствия необратимы. — Голос рыжика был абсолютно холодным и твёрдым. А правильное построение речи, без немыслимого числа вводных слов, привело префекта просто в восторг. — Что бы там ни произошло, но в результате применения этого заклинания, директор получил ожоги лица, травму черепа, и похоже, навсегда лишился бороды и правого глаза. Это всё. На вопросы отвечать не стану. И всего хорошего желать тоже. Можешь не благодарить!

Этот уникум развернулся и, печатая шаг, утопал в сторону лестниц. Руди присвистнул, но только новый Уизли даже головы не повернул. Что ж, Лестрейнджу оставалось решить, что сообщить широкой общественности. Ну и подарок Рите придётся сделать очень ощутимый. И не денежный, богатая выскочка не оценит.

И хотя новости были озвучены только избранным, Лестрейндж всего через час своими ушами услышал трёп трёх пятикурсниц о том, что директору кто-то выколол глаза, отрезал язык и, возможно, ещё кое-что. Назывались даже предполагаемые злоумышленники. Неизвестный сбрендивший с ума полулепрекон, выведенный лесником Хагридом, и почему-то Слизнорт. В чём пятикурсницы были уверены твёрдо, так это в мотиве — месть Гриндевальда на почве ревности. Вот так!

Даже не смешно, но Рудольфус слишком устал, поэтому сбежал в спальню, где ржал минут пять, после чего ополовинил флягу с чистым магловским коньяком, зажевал грейпфрутом и нетвёрдым шагом пошёл всех разгонять. К завтраку, где сообщат печальную новость, слизеринцы должны были явиться в полном составе, несмотря на выходной и любое недомогание.

* * *

Новости, услышанные на вечеринке, поразили Санни. Она сама не понимала, как относится к тому, что неизвестный напал на директора, изуродовав старого человека до полусмерти. Невероятные подробности и вовсе вызывали тошноту — море крови и плавающие в ней пальцы и глаза… Хорошо набравшегося Флинта хотелось пристукнуть за столь красочные фантазии.

И пусть она не могла простить старому манипулятору Обливиэйта, и того совета попечителей, где её практически растоптали до прихода отца, но подобной участи она бы и врагу не пожелала. Лучше бы совсем убили, чем так.

Но и жалости не было. Наверное, потому, что и он не пожалел бы её, случись что. В этом она была уверена твёрдо. Как и в том, например, что как бы ни чернили Тёмного Лорда, тот был способен по крайней мере на сочувствие. И это ломало всю и без того запутанную картину мира.

Сильно опасаясь, что теперь ей приснится кошмар, Санни забрала из кресла проснувшегося Монстрика и устроилась в постели. Котёнок утробно замурчал у неё на подушке, разгоняя тени и страхи, она взяла с тумбочки письмо мамы, чтобы просто перечитать полностью, что гарантированно должно было избавить от всяких бородатых страшил в её снах.

«Родная моя, — писала мама, первыми же словами вливая в душу Санни покой и какое-то умиротворение. — Спасибо тебе за твоё письмо. Счастлива, что его получила, и горда за твои успехи. У нас с папой всё хорошо, мальчики не пишут почти, но ты же их знаешь. Приедут на Рождество и всё расскажут про своих драконов. У меня и малышей тоже всё хорошо. Целитель Сметвик навещает нас раз в неделю и уверен, что детки развиваются как положено. Так что причин для опасений нет, хотя твой папа и уверен в обратном, окружая заботой и развлекая, как никогда. Я этому очень рада, потому что ты права, нам повезло, мы до сих пор любим друг друга. Во всяком случае в себе я уверена. А Джейсон… кто его знает, что у него на уме. Только когда он смотрит, я всегда ощущаю, словно я — единственная для него во всей Вселенной. Не могу объяснить лучше.

И ещё ты права, что я никогда не делилась своими воспоминаниями с тобой, но сейчас, вероятно, настало время. И даже лучше, если я об этом напишу, а вопросы ты сможешь задать, когда приедешь на каникулы.

Начать придётся издалека, хотя я понимаю, почему тебе интересно узнать именно про любовь, как она возникла и как я поняла, что люблю. Но чтобы это понять, надо знать, что я была за человек до того, как любовь пришла в мою жизнь, изменив всё.

Очень рано я потеряла родителей. В нашем доме о них вспоминать не принято, но это оттого, что никак уже не узнать, кто они были, какой была их фамилия, где жили. Первые воспоминания у меня появляются лет в пять. Дом, где я жила, был очень мрачным и старым. Кроме меня, других детей там не было. Да и людей, кроме меня, в доме жило всего двое — мой строгий опекун и полубезумная старуха, какая-то его дальняя родственница.

Опекуна звали Джарвис Форгет, отчего и я получила такую фамилию, потому что прежняя известна не была. Но официального усыновления или оформления опекунства не было. И я чуть позже объясню почему.

Тем не менее в письме, пришедшем мне в одиннадцать лет, было указано очень чётко: Летиции Александре Форгет, живущей на чердаке дома с привидениями, Годрикова Впадина.

Собственно говоря, дом находился под чарами, а приписывали его к Годриковой Впадине, хотя до неё от дома точно не меньше пятнадцати миль. Что касается привидений, то это были совершенно безобидные юноша и девушка, ставшие моими единственными друзьями. Они ни с кем не общались, кроме меня, даже с сэром Джарвисом.

Теперь о нём. Джарвис Форгет был очень тёмным и страшным магом со множеством врагов и без единого друга. За всё время совместного проживания нас ни разу никто не навестил. Зато я неоднократно слышала, уже учась в школе, что Джарвиса Копта мечтает убить чуть ли не каждый.

Ты не подумай, что я училась с кровожадными людьми, речь идёт скорее о ковенах боевиков, их дети и дети их вассалов учились на Слизерине и Рэйвенкло, но было несколько и на Гриффиндоре. С главами ковенов ты даже знакома — Нотты и Лестрейнджи. Были ещё Крафты, но их вырезали полностью во время войны и виной тому был как раз мой опекун, если люди не врут.

Я и поныне не знаю, какая из его фамилий была настоящей — Форгет или Копт. А может и Крафт, бродила у меня в то время такая романтическая мысль, в конце концов ковен этих профессиональных убийц, по воспоминаниям некоторых людей, был сплошь тёмным и даже диким. Что вполне соответствовало характеру мрачного сэра Джарвиса.

И я благодарила небо, что мне дали не столь известную фамилию. Хотя и её я не любила, и опекуна своего боялась, сколько себя помню.

Ах да, был ещё домовик, старый и молчаливый. Он готовил и прибирал в доме, а также занимался закупкой всего необходимого. Каким образом — не представляю. Всегда подозревала только, что Джарвис запретил ему говорить. Я и забыла о нём, потому что он был как тень, да и выглядел как тень. И звали его тоже Тень.

Как я попала в этот дом — отдельная история. Я услышала её лишь однажды и мне было запрещено вспоминать и расспрашивать о ней. Мои настоящие родители были проездом в Англии, такой вывод сэр Джарвис сделал из того, что я помнила из прошлого лишь пару слов на итальянском. Какие, он не говорил. Так вот, родители вроде бы сняли комнату на несколько дней, но буквально на следующую ночь начался пожар, не спасся никто, кроме меня. Видимо, это был магический выброс. К счастью или несчастью меня вынесло на тротуар прямо под ноги проходившего мимо сэра Джарвиса. Было мне тогда, по его словам, полтора года.

Не сказала бы, что меня обижали или как-то притесняли. Меня кормили, одевали, даже учили. А ещё у меня были книги, много книг в огромной библиотеке. И эти книги стали моими единственными друзьями, если не считать привидений.

Стоит ли говорить, что в Хогвартсе я поначалу всех дичилась. Я впервые видела столько народу, столько детей, столько нового. И очень всего боялась, хоть и мечтала подружиться со всеми, или хотя бы с кем-то одним. Затворническая жизнь не могла не сказаться, и ни о какой дружбе поначалу не было и речи.

По прихоти Шляпы я попала на Гриффиндор. Честное слово, гораздо комфортней я чувствовала бы себя среди трудолюбивых и приветливых хаффлпаффцев или в крайнем случае — среди умных одиночек Рэйвенкло. Но не вышло, и я была окружена шумными и буйными ребятами, которые не приняли меня в круг своего общения. Моя вина тут тоже есть. Я всех сторонилась, одевалась весьма старомодно и бедно, а о правилах приличия знала только из книг.

Друг у меня появился только на третьем курсе, как раз мальчик из ковена Лестрейнджей. Звали его Трой Хейли. К сожалению, мы рассорились к шестому курсу, и я даже не знаю, жив ли он, и, если да, как поживает, есть ли семья. Знаешь, а ведь я о нём и не вспоминала толком, и возможно, написав тебе, попробую отправить сову и ему.

Трой защитил меня от мальчишек, напавших на меня после квиддичного матча. Причины помню смутно. Это были свои, гриффиндорцы, которые за очередную мою «непохожесть» устроили мне бойкот. А видя, что это никак на меня не действует, решили проучить сильнее.

С того дня Трой стал таскаться за мной повсюду. Он и сам был одиночкой, только его и не пытались травить. Ребята из ковенов для всех были немного психами и драчунами. Их уважали или ненавидели, но лезть к ним боялись.

Сначала я сама страшно его боялась, но не смела попросить оставить меня в покое. Но постепенно привыкла, через несколько месяцев мы даже начали разговаривать. Немного и только по делу, но и это было немалым достижением.

От него я узнала и про ковены, и про опекуна, и про негласные правила и традиции магического мира, о которых не пишут в книгах. Мне с моим неизвестным происхождением и непонятным статусом даже в голову не приходило, что это вообще важно. Только сейчас я понимаю, как мне сильно повезло с таким другом.

Мальчишки вообще перестали меня замечать после появления такого телохранителя. Но девочки, а нас в спальне было пятеро, продолжали пакостить по мелочи, на людях неизменно улыбаясь Трою и никак не показывая неприязни ко мне. Конечно же, жаловаться на мелкие неприятности я не могла, да и просто боялась, он ведь и убить их мог, по моему наивному мнению.

Не говорить же, что пропадало нижнее бельё, что утром в волосах я находила пауков, что в тапочки мне наливали что-то липкое. Это стыдно. Но я неплохо знала бытовые заклинания, магия давалась легко, а пауков я с детства считала добрыми вестниками.

Так что до определённого времени не придавала их выходкам большого значения, предпочитая не замечать. Не самая лучшая тактика, но не было никого, кто бы мог посоветовать мне иной подход.

Пожалуй, самое неприятное было, когда портили, например, заливая чернилами, мои книги или готовые эссе. Не раз я плакала из-за этого, хотя другие вещи меня так не могли расстроить. Но однажды Трой спросил прямо перед уроком, отчего у меня испорчена работа. Громко спросил, оглядев всех. Я попыталась его утихомирить, обещая рассказать всё позже. И видимо этим испугала девочек. Почти месяц меня вообще не трогали, потом опять началось. Только вот книг и эссе больше не касались и мне этого было достаточно. Остальное можно было пережить.

И несмотря на то, что в Хогвартсе жизнь меня не слишком баловала, возвращение в дом с привидениями было для меня трагедией. Опять замкнутая жизнь, тёмные лестницы и коридоры, пыльная библиотека и сумасшедшая Мархет, которую я видела только во время ритуалов.

Кстати, о ритуалах. Их я знала много с самого раннего возраста. Смысла не понимала, но участвовала неизменно по нескольку раз в году. Надо ли говорить, что все они были тёмными — то есть с принесением жертвы. К счастью, это не были младенцы или девственницы. Обычно Джарвис использовал петухов, кроликов или кошек. Последних мне было жальче всего, какими бы страшными они не выглядели.

К чему меня так готовили я расскажу тебе сразу, хотя сама узнала это только на шестом курсе, когда всё и случилось. Это я уже про любовь… Оказывается, все ритуалы были направлены на то, чтобы я могла родить в своё время ребёнка тёмному магу.

Как бы ужасно это не звучало, сэр Джарвис растил меня, светлую волшебницу, для себя. Это был его большой и важный эксперимент. Единственное, что утешает, когда я думаю о постигшей его участи, это то, что останься он в живых, обязательно осуществил бы задуманное. Ему от меня нужен был только ребёнок с какими-то особенными возможностями. Моя жизнь или смерть после выполнения этой великой миссии сэра Джарвиса нисколько не волновала. Второй попытки он не планировал.

Было время, когда я об этом не знала, только была заверена опекуном, что участь моя решена и в назначенный срок я выйду замуж за того, кому предназначена судьбой чуть ли не с колыбели. Кто же знал, что он имел в виду себя. Я не придавала его заверениям особого значения. Это было нормально, решать судьбу подопечных, и в книгах о таком писали, и Трой, бывало, рассказывал. А магловского мира, где многое по-другому, я никогда не знала, если не считать нескольких художественных романов прошлого века.

И вот дожила я как-то без особых потерь до пятнадцати лет. Подходил к концу пятый курс. Трой безответно влюбился в Мюриэль Прюэтт, которая училась на курс младше нас на Слизерине. Твоя тётушка и тогда была очень яркой, красивой и весёлой. Мне так было жалко Троя, что я решила ему помочь, преодолела собственный ужас и подошла как-то к этой красивой девочке. Ну и выложила всё про Троя без утайки. Я ждала, что она засмеётся, скажет что-то презрительное, или даже ударит. Но ты же знаешь тётушку — это самый добрый человек на земле. И в юности она тоже была такой.

Она усадила меня за стол какого-то пустого класса и очень по-доброму объяснила, что любит другого. И хотя Трой — отличный парень, нравится ей и всё такое, но своему Хейдену она не изменит никогда. Это была правда, именно за него вышла тётушка Мюриэль замуж сразу после школы. Именно этот Хейден стал отцом Джейми и погиб до его рождения.

Трой мои старания не оценил, перестал разговаривать, предварительно накричав, чтобы я больше никогда не лезла в его дела, что я ужасная дура, ничего не понимаю, и вообще он никогда не любил Мюриэль и я всё это себе придумала.

Конечно, мне было очень обидно, и я тоже перестала с ним разговаривать, а вот с Мюриэль, наоборот — нередко сталкивалась в библиотеке, или на прогулке, и она охотно со мной общалась. Сама подходила, или подсаживалась, но никогда не была навязчивой. Я же её боготворила, считая образцом, идеалом и лучшим человеком на земле. Кстати, мои чувства к ней не сильно изменились за все годы знакомства.

И в один прекрасный день, который всё равно бы случился, раньше или позже, она показала мне мальчишку годом старше меня. Это был шестикурсник со Слизерина. Не знаю, почему раньше я его не замечала, может, потому, что я в принципе старалась вести тихую и неприметную жизнь и мало засматривалась на парней. Мне вполне до недавнего времени хватало Троя Хейли.

«Это мой братец, — сказала тогда Мюриэль. — Зовут его Джейсон. Он наследник рода и жуткий засранец. Постарайся в него не влюбиться!»

Наверное, это и сыграло роковую роль. Я вообще не думала о любви и прочих глупостях до того момента. Во всяком случае, не думала, что эти глупости применимы ко мне самой. И услышать такое от своей яркой и красивой подруги с кучей поклонников было невероятно лестно. Ну а как же, она считала, что я способна влюбиться. Прямо как героиня какого-нибудь романа. В библиотеке дома старинных романов из магловского мира было несколько, и я все их прочла.

Конечно, я верила Мюриэль, поэтому, решив поискать себе объект для любви, стала так же настороженно следить за Джейсоном Прюэттом, чтобы ни в коем случае не влюбиться.

И не стало для меня интереснее объекта для наблюдений, чем этот таинственный парень, с непроницаемым выражением лица. Мне хотелось понять, отчего Мюриэль считает его жутким засранцем. И сколько бы ни присматривалась, так и не поняла, почему она так неодобрительно отозвалась о брате.

Я тогда начала вести дневник по совету твоей тётушки, так что все мысли о Джейсоне конспектировала очень аккуратно, стараясь не упустить ни одного нюанса, и доказать в итоге подруге, что брат у неё хороший, либо в очередной раз убедиться, что Мюриэль оказалась права.

Я не знаю, в какой момент я поняла, что пропала, но это случилось до окончания пятого курса. Наверное, иной исход был бы невозможен, кто его знает. И сейчас не жалею ни о чём, но тогда всё виделось несколько в ином свете. Конечно, я понимала, что точно не пара великолепному Джейсону Прюэтту, слишком разным было происхождение, спасибо Трою — хорошо просветил на этот счёт. Да и на моём горизонте маячил неизвестный жених. Но это всё было неважным, ведь я просто играла, вся эта влюблённость казалось мне ненастоящей, но весьма увлекательной игрой. А главное, Джейсон не должен был даже догадаться о ней. Ведь он даже не подозревал о моём существовании.

Я не могла поделиться с Мюриэль из-за её предупреждения. Не могла поведать Трою, который всё ещё дулся. Так что все откровения доставались дневнику.

Я писала в нём обо всём: как Джейсон улыбается, как хмурится, когда чем-то недоволен, как слегка кривит уголок рта, когда собеседник ему неприятен. Как много читает, как сильно увлечён каким-то своим исследованием, о сути которого, я уверена, не знал никто. Однажды я проследила, что за книгу он брал в библиотеке, это была книга из Запретной секции. Я получила туда доступ, делая работу по нумерологии, потому и оказалась неподалёку, когда он ставил книгу на полку. Название меня испугало: «По следам тёмных проклятий».

Но боялась я недолго, подумаешь! У меня опекун ещё страшнее. Так что продолжила наблюдать и записывать. Что он ест на завтрак, что предпочитает на обед. Где любит гулять, когда к нему лучше не подходить, а когда у него отличное настроение и он может улыбнуться и сказать что-то весёлое даже своей строптивой сестре. А потом я подсмотрела, как он поцеловал одну девчонку в пустынном коридоре. А спустя сутки, в туалете для девочек, услышала, как она над ним смеётся. Проплакала в подушку целую ночь. На кого злилась больше — не знаю. Наверное, всё же на себя, ведь именно в ту ночь осознала, что мечтаю оказаться на месте той девчонки, чтобы он меня так поцеловал.

С тех пор у меня пропал аппетит и сон. Я стала хуже учиться, мало ела, а ночами мечтала о темных глазах и изящных пальцах Джейсона Прюэтта. Неудивительно, что не высыпалась.

Моё состояние заметили только двое. Трой решил вдруг помириться, просто сел рядом и заговорил о какой-то ерунде, словно и не было между нами месячной размолвки. Он был так заботлив, заставляя есть, следя, чтобы вовремя шла спать, помогая с учёбой, что я просто не могла на него сердится. Хотя он и мешал наблюдать за моим новым кумиром.

Мюриэль была более практичной. «Кто?» — вопросила она меня однажды, загнав в угол. Все мои попытки избежать ответа пресекала на корню. Пришлось признаться и разреветься. Ругаться она не стала, утешала битый час, гладила по голове и называла «глупышкой». И тут же развила бурную деятельность, какие только отворотные зелья я не пила с её лёгкой руки. Только ничего не помогало. Сердце по-прежнему делало скачок, стоило мне увидеть её брата. Ладони потели, ноги становились ватными. И двух слов связать не могла.

Дневник был исписан сотней вариантов признания ему в любви. А на задней страничке, подобно романтической героине, я на разные лады выводила имя: «Летиция Прюэтт».

Незаметно наступили каникулы и я уехала домой. Надо ли говорить, что моя роковая влюблённость за лето только окрепла. Может, я и приписывала ему вдали несуществующие достоинства, но была по-настоящему счастлива, одновременно страдая в своё удовольствие. Несколько очень откровенных писем, которые никогда бы он не увидел, я написала прямо в дневнике. А потом и вовсе начала все записи свои вести, словно обращаясь к нему. Они начинались примерно так: «Привет, Джейсон, сегодня я опять видела тебя во сне. Утром мои привидения рассказали мне странную историю. Видел бы ты, какая красивая была когда-то Мелани. И рассказывать она умеет интересно, хоть и повторяет одно и тоже раз за разом…» В общем, все мои дела теперь были прочно связаны с объектом моих желаний.

Первое сентября я ждала с таким нетерпением, что не могла думать ни о чем другом. Даже сэр Джарвис заметил мою нервозность, и попытался выяснить в чем дело. Сказалась уставшей после очередного ритуала. Мне были выданы зелья без этикеток и инструкция как принимать. Убрала в школьный чемодан.

На платформе девять и три четверти я тряслась как осиновый лист, с нетерпением ожидая теперь уже семикурсника Джейсона. Заодно высматривала Троя и Мюриэль. Но с гораздо меньшим энтузиазмом, к своему стыду.

Но Джейсон так и не появился, пришлось садиться в вагон вместе с Троем. Мюриэль я тоже не увидела и в купе с моим другом мы были одни. Как назло, Трой в этот раз оказался очень разговорчивым и сильно мешал мне страдать. Было почти невыносимо слушать, как здорово он провёл лето, какой славный наставник его обучал, с какой лёгкостью он теперь может расправиться с любым гриффиндорцем и даже с половиной ребят из Слизерина. И всё в таком духе. Я улыбалась, кивала и в какой-то момент просто перестала слушать. Видимо, Хейли это заметил, потому что резко замолчал и только бросал на меня сердитые взгляды. Сейчас мне грустно об этом вспоминать, наверное, ни с кем больше Трой так много не разговаривал. А я не оценила.

А потом дверь распахнулась и я увидела Джейсона. Мерлин, как он был красив! Я забыла, как дышать, как улыбаться, как слышать, только таращилась, как дурочка, на своего кумира и млела.

«Эй, — сказал он, обратившись в итоге к Хейли, — твоя подруга того?»

Это были его первые слова, которые он сказал обо мне. И это было ужасно. Трой начал подниматься, новоявленный боец! И я бросилась к нему, чтобы удержать. Джейсон покрутил у виска, обозвал нас психами и ушёл, захлопнув дверь купе. А я разрыдалась.

Трой ровным голосом сообщил мне, что Прюэтт искал свою сестру, а потом угрюмо молчал весь оставшийся путь. Выходя на станцию в Хогсмиде, он обозвал меня дурой и сел в другую карету.

Беда пришла ко мне на второй неделе сентября. Я в тот вечер задержалась на дополнительных занятиях по нумерологии, а вернувшись в спальню, увидела, что все мои вещи переворошены, а дневник бесследно исчез. Тогда не было у меня большего горя. Я нарочно пропустила первое занятие на следующее утро и аккуратно обыскала вещи своих четверых однокурсниц. Результат оказался плачевным — дневника в комнате не было.

Если это и сделали они, то, видимо, унесли его с собой. По их лицам ничего нельзя было понять. Я не знала, что делать, как попросить их вернуть пропажу. Мюриэль сказать я боялась, ведь вопреки её наставлениям, я так и не преодолела свою слабость, а дневник был полон признаний.

Потом навалился ужас от осознания, что мои признания кто-то прочтёт. Я совершенно потеряла аппетит. Ругала себя, что не подумала защитить записи от чужих глаз. Ведь даже знала нужные заклинания!

Иногда я ходила за своими однокурсницами тенью, в надежде, что они заговорят о дневнике. Мне хорошо удавалось заклинание отвлечения внимания, и они не замечали слежки. И наконец мне повезло.

Я просто поздно спохватилась, но примерно знала куда пойдут две особенно злые на меня девочки. Дело в том, что за лето я немножко похорошела, как уверяла Мюриэль. И на меня начали заглядываться мальчики, даже из Гриффиндора. Только мне так и хотелось им крикнуть — где вы были раньше? Никто, никто мне не был нужен, кроме самого недоступного. Но мои однокурсницы этого не знали, и злились, что такая замухрышка перетягивает на себя внимание их парней.

Вот за такими, самыми красивыми на Гриффиндоре, я и спешила тем злополучным вечером. И чуть не прошла мимо. Какая-то компания громко что-то обсуждала, со смехом и скабрезными замечаниями. Обычно подобные сборища я обходила стороной, но тут бросила один взгляд и чуть не умерла.

У окна стоял Джейсон, скрестив руки на груди и глядя на гриффиндорок крайне раздражённым взглядом. Одна из девушек держала в руках мой дневник и зачитывала оттуда что-то. От шума в ушах я не поняла, что именно. Я не отрывала взгляда от Джейсона и понимала, что жить дальше незачем.

«Смотри, — вдруг сказала та, что держала дневник. — вот же! А ты говоришь, что не про тебя. А тут написано: Летиция Прюэтт». И она противно засмеялась вместе с подругой.

«Дай-ка сюда», — оживился вдруг Джейсон, и ловко отобрал дневник у девицы.

Он быстро листал страницы, иногда задерживая взгляд на чём-то, потом продолжал листать дальше. А потом открыл тот самый форзац и засмеялся.

«Идиотка» — хмыкнул он и засмеялся снова.

Девицы тупо хихикали, переминаясь с ноги на ногу и нервно оглядываясь.

Мне казалось, что хуже со мной уже ничего не случится. Поэтому сбросила с себя заклинание отвлечения. Подошла прямо к Джейсону и со всей силы влепила пощёчину. И даже дневник не отобрала, а просто сказала в лицо разъярённого парня: «Наслаждайся! Больше там нет ни единого слова правды! Ненавижу!»

И ушла. Девицы так и остались стоять, разинув рты. А Джейсон побежал за мной. Кажется, он кричал, что-то вроде: «Остановись, ненормальная! Забери это!»

Я развернулась и пальнула по протянутому дневнику Инсендио. Хотела спалить, раз больше он мне был не нужен. Не попала. Этот мерзавец сумел поставить щит.

Я даже больше не плакала. Мне как будто стало всё равно. Когда сердце обливается кровавыми слезами, плакать нечем. Стала лучше учиться, перестала вообще с кем-нибудь разговаривать, кроме Мюриэль и сменившего гнев на милость Троя. Джейсона, как ни старалась, всё равно замечала всюду. Видела, как он на меня смотрит, и злилась страшно. Теперь он знал обо мне всё, но я в самом деле научилась его ненавидеть.

Он подкараулил меня две недели спустя по дороге в Хогсмид, так зыркнул на Троя, что Хейли остался стоять на тропинке, сжимая кулаки, но не пошёл меня защищать. А Джейсон увлёк, крепко держа за руку, в самую чащу каких-то кустов. Где, к моему ужасу, встал на колени и попросил прощения.

Ничего не ответив, я просто сбежала. Обратно в школу. Трой побежал за мной, но догнать не смог или не захотел.

С того дня я снова научилась плакать. Но стала избегать Джейсона, который глядел издали больными глазами. Зная практически все его привычки, это было не сложно. Тем более учились мы на разных курсах. В библиотеку я ходила только на час после обеда, а он там раньше пяти вечера не появлялся. На обед и ужин опаздывала, а он всегда приходил раньше и уходил задолго до того, как поедят остальные. Завтракала очень рано, а Джейсон сильно любил поспать, и порой не завтракал вовсе, или прибегал в последнюю минуту.

Конечно, долго мне так везти не могло. И очередная встреча произошла возле кабинета нумерологии, где я ждала своего профессора, наскоро дописывая эссе. В коридоре не было ни единой души, а профессор должен был вот-вот вернуться с обеда.

Кажется, я подпрыгнула, слишком поздно услышав шаги. Увидела Джейсона и застыла, сбежать шансов точно не было. А что он ищет именно меня теперь уже сомнений не оставалось.

Глядя в пол, решила на него не смотреть. Вместо этого глядела на его ботинки и старалась сдержать слёзы.

«Значит так! — резко начал разговор твой папа, тогда ещё мальчишка, пусть и на год старше меня. — Прекрати от меня прятаться! Слышишь?»

Я молчала, кусая губы. Мне под нос сунули букет цветов. От неожиданности я их взяла.

«В субботу идёшь со мной в Хогсмид!» — рявкнул он зло, развернулся и ушёл.

Конечно, я решила не ходить, несмотря на увещевания Мюриэль, что будет только хуже. «Уж если Джейсон что-то вбил в свою голову, ничего не поделаешь, милая, — говорила она, заплетая мои непослушные волосы. — Придётся тебе выйти за него замуж. Отец точно ему позволит. Так что лучше смирись. И вообще, хватит дуться, ну негодяй, ну прочёл твой дневник, но ты же его любишь! Признай уже!»

Я вздыхала, признавалась, соглашалась, но в субботу даже из кровати не вылезла. Читала какую-то книгу, взятую в библиотеке. Только поздно вечером решила пробраться в кухню к домовикам, чтобы хоть что-нибудь поесть. Девицы провожали меня какими-то затравленными взглядами. А я и не замечала, что они вообще перестали мне вредить. Только тогда это поняла. Ещё подумала: неужели у них совесть проснулась? Впрочем, мне было наплевать на это с Астрономической башни после случая с дневником.

Он сидел на полу прямо напротив выхода из гриффиндорской башни, скрестив ноги и пристроив на коленях какой-то огромный фолиант. Правильно, не просто же так сидеть.

Даже не встал ведь, только приказал тихо: «Остановись!»

Я послушно остановилась, было в его голосе всегда что-то такое, что ослушаться невозможно.

«Давай начистоту, — заявил Джейсон, положив руки на книгу. — Я люблю тебя, Летиция. И ты любишь меня! Не спорь — это очевидно. Предлагаю тебе руку и сердце. Прости, не могу встать, ноги затекли!»

А я ещё Мюриэль не поверила! И уж мне-то было понятно, что всё это всерьёз. Слишком хорошо я знала это выражение его лица. На его ладони я увидела кольцо, которое оставило отпечаток. Видимо, сжимал его в кулаке всё время, пока ждал. Это почему-то так поразило, что все мои защитные бастионы рухнули в одно мгновенье. Пришлось самой опуститься перед ним на колени и протянуть руку. Кто бы знал, что это происходит так просто. Джейсон надел на мой палец обручальное кольцо. А потом сказал: «Я голоден, как стая мантикор! Пойдёшь со мной?»

Я ответила, что мантикоры стаями не живут, они одиночки. И мы всю дорогу до кухни спорили на эту тему. Не было ни поцелуев, ни других нежностей. Только весёлый спор и еда. Много вкусной еды!

Позже, конечно, было всё. И поцелуи тайком, и походы в Хогсмид, и постоянные записочки с назначением встреч. И ссоры, и примирения, и приступы ревности, и новые признания, куда романтичней первого.

Пришлось мне писать опекуну, прося позволения выйти замуж за Джейсона Прюэтта. В свою очередь Джейсон написал своему отцу. Тогда я впервые увидела твоего дедушку, он уже был очень стар, но человеком оказался замечательным. Обнял меня и сказал, что счастлив, что сын выбрал «такую славную девушку».

Мой же опекун не отзывался долго. Я уже заволновалась, когда вдруг меня вызвал директор школы. Там мне объявили, что опекун забирает меня на домашнее обучение, и что женщинам образование в принципе без надобности.

Мне дали всего десять минут, чтобы собрать вещи. И всё же я успела послать патронуса Джейсону, где наспех пересказала, что случилось. У него как раз шёл урок зелий, и весь класс был свидетелем моего послания. Но я об этом узнала много позже. В тот момент я не думала о таких мелочах, а была лишь безумно благодарна Джейсону, что вообще научил меня вызывать этот тёмный аналог патронуса и передавать с его помощью сообщения. А вот обычный патронус, доступный светлым, у меня так ни разу и не получился. Джейсон ещё смеялся, что ему хватит и тёмного. Мне кажется, он уже тогда любил производить на окружающих самое мрачное впечатление.

Сэр Джарвис словно сошёл с ума. Дома он долго орал, какая я пропащая дрянь, сколько сил было вложено, а я чуть было всё не погубила. И всё в таком роде. А потом меня просто заперли в комнате, запретив выходить. Словно я могла это сделать!

Страшно вспомнить эти дни. Сколько было слёз, сколько попыток умолять Джарвиса отпустить меня к жениху. Всё было напрасно. Отказ есть его тоже не взволновал. «Ничего, — жутко улыбался он, — почти всё готово. Скоро тебе будет не до этих бредней, моя девочка!»

От такого тона мороз проходил по коже. Правдами и неправдами мне удалось выяснить, что он задумал. Я пришла в ужас. И умудрилась без палочки вызвать свой тёмный патронус, отправляя сообщение Джейсону. Рассказала в нём всё, боясь, что это моя последняя надежда. На мою беду это был праздничный рождественский ужин в Хогвартсе, моё сообщение слышали все студенты и профессора, собравшиеся в Большом зале.

Отряд авроров прибыл в наш засекреченный дом через три часа, когда меня уже привели в ритуальный зал и, раздев, привязали к алтарю. Они успели вовремя! Еще бы пять минут и, страшно подумать, что сотворил бы со мной этот ужасный старик. Сэр Джарвис был приговорён к поцелую дементора. А меня взял под свою опеку лорд Прюэтт, как будущую невестку. Я не доучилась год. Мы поженились сразу после того, как Джейсон сдал ТРИТОНы. Я их сдавала уже в министерстве, будучи на пятом месяце беременности.

То, что творил с моим организмом сэр Джарвис, имело свои плюсы. У меня были теперь шансы выносить ребёнка тёмного мага. Первая беременность проходила тяжело. А вот тебя я носила, даже не замечая своего состояния.

Теперь ты знаешь всё про меня, моя дорогая девочка. Или почти всё. Уже ночь, я увлеклась и писала весь день, не замечая, как летит время. Джейсон давно спит, а я не могу уснуть из-за воспоминаний. Надеюсь, я не слишком утомила тебя подробностями. С любовью и пожеланием найти свою судьбу, мама».