Рок-н-ролл этой ночи (гет)

За дверью с корявым номером «166» было обморочно тихо.

Памятуя о предыдущем визите, Снейп не стал деликатничать и сходу начал долбить в дверь что есть силы. Долбил недолго — недовольный голос из-за двери прозвенел:

— Кто там, блин?!

Снейп ничего умнее не придумал, кроме банального и неинформативного:

— Я, — и едва удержался, чтобы не сопроводить ответ блином.

Голос закономерно возразил:

— Я бывают разные!

Спорить с этим было трудно. Но кому сейчас легко?

— Я — значит я! — Снейп едва успел подавить неуместное раздражение: все-таки пришел на милость напрашиваться, а не баллы снимать.

Милость… чертова унизительная милость, которую никто не обязан оказывать. В этом — вся отвратительность милости: тебе никто не обязан, а ты оказываешься должен кругом и по уши. Милосердия не существует, только расчет и выгода. Хотя какая от него, Снейпа, сейчас может быть выгода? Особенно ей, Грейнджер?

Но просить всегда равняется унизиться, вне зависимости от ценности и полезности просящего. И неважно, кого и о чем просить — хоть короля о привилегиях, хоть подаяния на паперти. Воистину блаженны нищие, они уже не чувствуют своего унижения и не считают себя должными…

Северус уже был готов развернуться и гордо удалиться, не потеряв собственного достоинства, но за дверью ойкнуло, бзямкнуло, — наверняка те самые тарелки, — и замок наконец-то приглашающе клацнул.

— Простите, сэр, я вас не узнала… богатым будете.

Связи Снейп не уловил, но Грейнджер отступила в глубь прихожей, что можно было расценить как позволение войти.

— Дивайз! — раздался из комнаты голос Роджера. — Иди послушай!

Грейнджер опрометью бросилась на зов, позабыв про открытую дверь. После секундного колебания — вот только швейцаром не хватало заделаться! — Снейп задвинул щеколду, мимоходом отметив, что из комнаты не донеслось ни звука. Что там Дивайз должна была слушать?

— Роджер, ну вынь же ты из ушей бананы!

— Твою мать… что опять не так?

— Не мою, а твою мать надо винить, что ты басов ни хрена не слышишь и компрессишь их до полного изнеможения. Оно же гудит у тебя все! Кроме баса ничего нет, и тот как из кастрюли.

— Слушай, ну ты еще поучи меня звук выводить!

— Вот я и слушаю, и слышу, что это кошмар.

Снейп всерьез озадачился: что они там такое слышат, чего не слышит он?

— Сэр!

Если зовут, значит, пока не выгоняют. И то хорошо.

Скинув ботинки, Снейп неторопливо — невелика фигура Грейнджер, подождет — прошел в комнату. Там он увидел недовольного, как трезвый Филч, Роджера, включенный компьютер с непонятными разноцветными полосками на экране, огромные наушники и в наушниках Дивайз.

— Сэр, ну вот вы сами послушайте, это натуральный ужас!

Натуральным ужасом, по мнению Снейпа, были наушники — и как только у девчонки шея не переломилась от них?

— Увольте, мисс, у меня нет слуха.

— Ну уши-то у вас есть?

Уши наличествовали в полном комплекте.

— Сэр, я прошу вас, ну послушайте, вдруг у нас уже все замылилось…

Дивайз сейчас ничем не отличалась от Грейнджер — назойливая, категоричная, упертая и уверенная в своей абсолютной правоте. Стоит, глазеет, подбоченилась и наушники протягивает. Нда, можно потерять свою сущность, но изменить ее, видимо, невозможно.

— Сэр, ну вам сложно, что ли?

Сложно? Да нет, любопытно даже. Но позволять себе такой вольный тон в обращении к профессору? Пусть бывшему, пусть по меркам магического мира преступнику. Он ей не ровесник, не безмозглый музыкант и не шибанутый на всю голову гриффиндорец. Попробовала бы она в школьные годы вот так полувозмущенно-полупретензионно заявить: «Ну вам сложно, что ли?» На взыскание полетела бы наперед собственного визга. А что теперь? А теперь Северус мог только отчитать за неподобающее обращение — но кто он теперь такой, и как к нему прикажете обращаться? Куда ни оглянись, везде «бывший», а в настоящем только преступник. И, между прочим, он сюда пришел с просьбой, и это он тут должен, а не ему. Самому ему вообще больше никто ничего не должен, и уважительно с ним общаться никто не обязан.

Северус протянул руку — наушники оказались неожиданного легкими для такого невообразимого размера.

— Вот да, Профессор, послушай и скажи, что у нее мания и слуховые галлюцинации! — Роджер демонстративно развалился на полу перед компьютером и закурил, пуская дым в потолок.

Ощущение от наушников внезапно напомнило, как давным-давно — кажется, лет сто назад! — на голову одиннадцатилетнего Северуса взгромоздилась Распределяющая Шляпа… на секунду показалось, что вот сейчас он опять услышит глухой, сварливый и пыльный голос фетрового чудища: «Слизерин!»

Снейп не знал, что он готов был услышать, но точно не такое. Сначала ему показалось, что где-то рядом взорвалось последовательно несколько десятков котлов: по ушам ударило таким невыносимым грохотом, звоном, пронзительным жужжанием, переходящим в истошный визг, что он на миг задохнулся. Потом какофония несколько упорядочилась, как будто чугунные котлы сыплются на голову сверху, и по каждому еще колотят железяками. Было у него на заре педагогической практики похожее впечатление, когда в классе действительно рвануло по цепной реакции восемнадцать котлов, и Снейп не смог ничего сделать, только отправить пострадавших учеников к Помфри, а потом с полчаса пребывал в трансе и в ожидании катастрофического разноса от Директора.

Воспоминание оказалось настолько ярким, а грохот в ушах таким громким, что Северус поспешно, почти в панике сорвал наушники. Уши сразу словно залепило ватой, только в отдалении слышался невнятный равномерный гул. Снейп тряхнул головой, пытаясь вытрясти вату, а заодно поставить на место невольно вытаращившиеся глаза.

— Сэр, ну правда же, тихий ужас? — голос Дивайз раздался как из-за стены.

— Громкий, — собственный голос Снейп тоже едва услышал. — Очень громкий ужас.

Фырканье Роджера он только увидел.

— Я же говорила! — торжествующе воскликнула Дивайз фирменным тоном Грейнджер. — Убирай компрессию на басах. И верха прикрути, чтоб не скрипели.

Роджер поднялся с видом оскорбленного гения.

— Если вы все тут такие умные, что ж вы все тут такие бедные?!

И быстро вышел, прежде чем кто-то что-то успел сказать. В прихожей хлопнула дверь.

Дивайз расстроенно опустила руку с наушниками. Снейпу показалось, даже топорщащиеся за ее ушами смолисто-черные завитки горестно поникли. Девчонка покосилась на компьютер, тяжело вздохнула и почти прохныкала:

— Ну вот, а три недели писали… Теперь из-за того, что на Роджера напал мрачный бдыщ, нормально свести не можем.

Северус опять не понял. Что где написано, что откуда надо свести? И черт бы побрал этот молодежный сленг — что такое бдыщ, да еще мрачный, и какой он бывает, когда не мрачный? Понятно было одно: Грейнджер расстроилась до крайности, вон уже и носом подхлюпывает. А он, Снейп, не может ничего сказать кроме того, что уже сказал, просто потому что ни хрена не понимает.

— Профессор, а вы случайно не знаете, как это делается?

Совершенно случайно он этого не знал, что бы Грейнджер ни подразумевала под словом «это».

— Что делается?

— Ну… метальный мастеринг.

Видимо, выражение снейповского лица было очень красноречивым и двутолкований не предполагало, потому что Грейнджер снова вздохнула:

— Понятно, не знаете. Придется ждать, пока Роджер наобижается…

Да. Девчонка точно вывалилась из некогда окружавшей ее магической реальности — настолько, что считает, будто профессор Зельеварения может знать совершенно не полагающиеся ему в магической жизни вещи. Или уверена, что раз означенный профессор так же, как она, застрял в маггловском болоте, то он обязан делать и знать то же, что и она?

А впрочем, это действительно другая жизнь с другими законами, приоритетами и стремлениями. И волшебная палочка Грейнджер в рукаве Снейпа не может ничего изменить. В этой, другой жизни, Северус мог бы оказаться полезным, если бы знал, что такое загадочный «метальный мастеринг». Видимо, что-то очень важное и нужное. Но Снейп этого не знал, и все, что ему оставалось… да, признаваться в собственной беспомощности и просить.

— Понимаете, сэр, очень хочется нарулить такой мэйденовский звук, такой же четкий и сочный, и чтоб бас бзямкал… а Роджер переслушал «Антракса» и теперь сводит хэви как трэш, но получается не трэш, а каша. Для трэша гитары сухие должны быть, а у нас…

Снейп с некоторой озадаченностью слушал трескотню Грейнджер — та говорила, будто не сомневалась, что ее понимают от первого до последнего слова. Это была не совсем Грейнджер — Дивайз, похожая в этот момент на легендарную хогвартсскую всезнайку лишь азартным блеском глаз и уверенностью в своей правоте. И, глядя на нее незнакомую, слушая такой знакомый голос с такими знакомыми интонациями, Снейп и сам чувствовал себя не собой, не совсем собой, не тем собой, которым он привык себя ощущать.

Он чувствовал себя так, как мог бы, наверное, чувствовать себя горбун, у которого вдруг отвалился горб. Отвалилось что-то свое, постоянное и неотъемлемое, но напрочь ненужное и мешающее жить. Отвалилось — и радоваться бы, но ведь оно свое, всегда было и всегда мешало, свыкся уже, не представлял себя без этого… Но сам остался собой, только куда теперь деть слегка пугающее чувство легкости за спиной? Куда его пристроить? Как с ним обращаться?

Северус тихо хмыкнул: как все до абсурда просто. Огромный горб его прошлого и его самого в том прошлом словно отвалился на пороге этой дурацкой квартиры — стоило только закрыть дверь. Все то, что он покорно таскал за спиной, здесь не имело никакого смысла и не представляло ни для кого никакой ценности. Даже для Грейнджер-Дивайз: у нее тут другая проблема, мрачный бдыщ и метальный мастеринг.

Может, и в самом деле давно пора закрыть дверь. Там, в своем волшебно-военном прошлом, Северус жил до сих пор, а тут — лишь существовал. Без цели, без силы, без вкуса, без остроты. Может, пора уже как-то наоборот? Туда не вернуться, ни в мир, ни в прошлое. Но чтобы стало наоборот, надо, чтобы здесь возникло что-то еще более нужное, чем было там. Еще более важное, необходимое, с чем кроме него никто не сможет справиться. Еще более сложное. Еще более значимое. Достойное.

Только откуда ж его тут взять-то, это важное и достойное? Кому он, Северус Снейп, тут нужен с его сомнительными умениями и бесполезными знаниями? А значит, рановато расставаться с горбами. Но пока он здесь, пока идет дождь — пусть горб поваляется за дверью. Ничего с горбом не случится.

— …может, чаю? А то я вас совсем заболтала…

Чаю? Снейп только теперь ощутил, насколько он, оказывается, голоден, и только теперь вспомнил, что ничего не ел со вчерашнего утра. А еще через миг он вспомнил, что продуктами питания эта придурковатая квартира обеспечена бывает редко. Как там Альбус любил приговаривать? «Пропорционально взгрустнулось». Именно.

Пока шел следом за Грейнджер на кухню, Снейп обнаружил еще несколько неожиданных обстоятельств. Во-первых, он забыл снять куртку. Снял, вешалки не нашел, повесил на стойку для тарелки. Пряжка на курточном ремне гулко бумкнула об огромный барабан. Во-вторых, сброшенные второпях ботинки каким-то непостижимым образом заняли все свободное пространство в прихожей — пришлось незаметно запихнуть их под тот же барабан. Он бумкнул еще раз.

— Сэр, вы драммить умеете?

Снейп в сердцах чуть не вытащил ботинки обратно: Грейнджер, очевидно, издевается над ним, разговаривая непонятным маггловским сленгом! И ведь понимает, что издевается, ведь не идиотка же! Или?.. Остановило от демонстративного ухода только соображение, что идти, в общем-то, некуда.

Снейп скрипнул зубами, прикидывая, как бы половчее завязать язык на три узла, чтобы сгоряча не ляпнуть что-нибудь привычно язвительное и не остаться без крыши над головой.

Из кухни раздался растерянно-виноватый голос Грейнджер:

— Ой, сэр, а мне к чаю и предложить нечего… Мы сегодня из-за Джесс почти ничего не подняли. Вот у меня тут только бутылка йогурта и полбатона…

Снейп хотел было сказать, что бутылка йогурта и полбатона — это нектар и амброзия по сравнению с, например, водой из-под крана и надкушенным гамбургером из мусорного бака, но не успел: добежал до кухни быстрее, чем открыл рот. А потом Северусу тоже было не до разговоров, хоть и недолго. Нектар и амброзия провалились в желудок, как будто их и не было, и Снейп, конечно, не насытился, но жизнь сразу заиграла другими красками. На фоне этих красок даже явно отдающий индийскими вениками чай показался вполне сносным, а последняя сигарета в пачке — не катастрофой. И только ополовинив кружку, он спохватился: явился незваным в чужой дом, недолго думая сожрал все, что было, и разве что спать не завалился. Существование в маггловском мире оказывает дурное влияние, решил Снейп. Или это придурочная квартира оказывает дурное влияние — вместе с горбом за дверью отвалились все элементарные правила приличия. Он прикрыл глаза, экстренно соображая, как исправить отвратительную ситуацию.

— Сэр… — Грейнджер говорила все с теми же виноватыми нотками в голосе. — Простите, пожалуйста, но у меня правда сегодня больше ничего нет. Блэкстер что-нибудь добудет, но он со смены поздно вернется…

Снейпа передернуло: она еще и извиняется! Это уже даже не гриффиндорство, это идиотизм.

— Мисс Грейнджер… — самое время исправлять ситуацию. — Я вас благодарю, вы меня очень выручили. Буквально спасли от голодной смерти. С меня причитается.

— Бросьте.

Она опять сидела на подоконнике — на сей раз прислонившись спиной к стеклу. А за окном опять лило, и Снейпу на миг показалось, Грейнджер опирается на сплошную стену дождя.

— Помнится, не так давно вы меня тоже буквально спасли от голодной смерти.

Действительно. Северус едва не хлопнул себя по лбу: ишь, просить пришел об одолжении, а ведь можно потребовать ответной услуги! На душе похорошело. Одновременно закралось подозрение, что ему и не придется ничего ни просить, ни требовать — Грейнджер ведь до сих пор даже не поинтересовалась, за каким чертом он приперся.

— Но если вы очень хотите меня отблагодарить… у вас сигареты не найдется?

Театр абсурда. Профессор Северус Снейп делится куревом с Гриффиндорской Всезнайкой Грейнджер. А вчера он с нею еще и пил. Пиво. Сидя на подоконнике. Остановите землю, пора сойти.

Дивайз открыла протянутую пачку, качнула головой:

— Последняя…

— Помнится, вы только что мне тоже последнее отдали.

Девчонка пожала плечами, закурила. От запаха табака у Снейпа засосало под ложечкой. Это когда же он успел так втянуться? А Грейнджер когда? Дымит заправски, взатяг, медленно выдыхает через ноздри, сизые клубы окутывают ее голову причудливым коконом, мордочка медитативная и сосредоточенная.

Как же хочется курить! После еды и чая — как же хочется!

— Сэр… — перед носом возникла наполовину выкуренная сигарета. — Если вы не брезгуете…

Брезговать? Полсигареты — это, конечно, не целая, но все лучше, чем вообще без сигарет. Снейп аккуратно оторвал часть фильтра и затянулся едва не до хрипа. На один короткий миг окружающая действительность перестала существовать… Интересно, почему саморазрушение доставляет человеку столько удовольствия? Ничто не дает большего наслаждения, чем какая-нибудь вредная дрянь: табак, алкоголь, жирная и острая пища… Неужели жизнь человеческая на земле настолько тяжела, что он стремится приблизить свой конец и обставить все так, чтоб получить хоть немного кайфа?

— Жизнь накладывается? — улыбнулась Дивайз.

Снейп недоуменно покосился на нее, одновременно припоминая, сколько затяжек в фильтре — семь или восемь.

— Ну… «ложить» — это неправильно, поэтому накладывается.

Он оценил бы каламбур, и даже добавил бы, что случаются в жизни ситуации, когда именно ложить куда приятнее, чем класть. Но организм вспомнил о том, что опять не выспался, так же неожиданно, как давеча — о том, что не ел.

Вроде бы Грейнджер что-то говорила, и вроде бы Снейп даже пытался что-то отвечать, но точно не был в этом уверен. Изо всех сил старался не вывалиться из окружающей реальности, но реальность уплывала, сменяясь неясной мутью полудремы. Кажется, он куда-то шел, с кем-то общался, и даже уже почти понял, с кем и зачем…

— Сэр…

Тихий шепот над самым ухом словно окатил ледяной водой, Снейп вздрогнул и «включился». Нос ткнулся в мягкую ткань рубашки Дивайз.

— Сэр, спать лежа удобнее.

Это было очевидно, а Снейп не имел привычки спорить с очевидностями. Едва держа веки полуоткрытыми, он проплелся за Дивайз в комнату, с наслаждением бухнулся на диван и уснул, как уплыл.

* * *

Ему снилось, как взрываются котлы.

В плотной тягучей тишине они взмывали в воздух и рассыпались миллионами разноцветных огней, искрили фейерверками, один за другим, один за другим… Воздух переливался радугами, они лопались, крутились и прыгали, заворачивались в фантастические спирали — куда там фейерверкам Умников Уизли!

«Волшебно!» — думал Снейп, в восторженном благоговении созерцая сказочную феерию танцующих котлов.

Красота и впрямь была неописуемая, но в какой-то момент Северус почувствовал в этом завораживающем действе некую неправильность. Чего-то явно недоставало. И недоставало до такой степени, что все великолепие котлового фейерверка походило на перемену стеклышек в калейдоскопе — красиво, но искусственно. Не хватало какой-то очень важной малости, без которой картина лишалась истинного волшебства. Словно сотая доля унции необходимого ингредиента, отсутствующая в зелье. Словно неоконченный взмах палочкой, испортивший заклинание. Словно жестикуляция глухонемого: суеты много, а звука нет.

Звук.

Нет звука.

Северус уставился на котлы, словно его взгляд должен был каким-то образом спродуцировать хоть какой-нибудь звук. Откуда-то пришло осознание, что звук для котло-шоу будет такой, какой он, Снейп, захочет.

Вспомнился тот невообразимый и оглушительный грохот из наушников, что насиловал барабанные перепонки. Нет. Только не это. Хотя и подходит к котло-шоу, но слишком уж грубо и неотесанно.

Картинка застыла, словно в ожидании — что велит дирижер?

Снейп замялся в нерешительности: создавать звук из воздуха… Но замешательство его длилось всего миг, не дольше одной тридцать второй. А что за страхи, в самом деле? Что он, не волшебник? Если можно создавать из воздуха сосуды, почему звук-то нельзя?

По телу пробежала слабо колющая дрожь азарта, какая бывает, когда используешь беспалочковую магию. Пробежала, сконцентрировалась в кончиках пальцев — вот-вот заискрятся. Снейп едва не кожей почувствовал, как взвихрились вокруг потоки неведомой и одновременно сладостно знакомой силы, затрепетал в предвкушении. Да, это и впрямь было похоже на магию — а может, это она и была, но предстала в другой ипостаси или с другой, доселе неизвестной ему стороны.

Снейп медленно вздохнул, вбирая эту силу каждой клеточкой тела, пропуская ее через себя сплошным гудящим потоком, пока сила горячим пушистым комом не встала в горле и не взревела в груди, требуя выплеска…

И тогда появился ЗВУК.

Он появился тихим отдаленным рокотом, мягким урчанием, окатисто-перекатистым порыкиванием. Потом наполнился ритмичным песочным шуршанием, мерным хрустальным подзвякиваньем — оно высвечивало сильные доли легкими зарницами на пока еще темном и чистом звуковом пейзаже. Осторожно и вместе с тем внушительно затопотал бас, заворчал, заворочался, загудел недовольно, как разбуженный не ко времени вулкан.

Многовато, решил Снейп, и бас тут же присмирел, выровнялся, улегся упругой каучуковой подушкой.

И тогда по этой подушке, извиваясь в затейливом ритмическом рисунке, зазмеилось вкрадчиво высокое, наполненное необъяснимой внутренней мощью жужжание. Снейп не мог понять, что это за звук — одновременно рычащий, хрипящий и визжащий, но монолитный, сочный, яростный до злобы и веселый до отчаяния. И это был тот звук, которого ему, Снейпу, хотелось.

Котлы вздрогнули, качнулись, будто прислушиваясь, начали закручиваться в смерчеобразную спираль… и вдруг снова завыли, загрохотали, залепили уши невыносимым и неразборчивым шумом.

* * *

Снейп подскочил с негодующим воплем.

— Бъйорнинг, ну я же просила, не включай! Не видишь — человек спит!

Великан с недоумением оглянулся на Снейпа, словно спрашивая: «Где человек?» А Снейп с недоумением глядел на Бъйорнинга, не вполне понимая, на каком свете находится: только что были котлы и повинующийся малейшему движению мысли металлический вальс, а тут здрасте — грохочущая каша-малаша, неуклюжий барабанщик, диван и Дивайз.

— Мисс Грейнджер, если в вас осталась хоть капля человеколюбия, выключите это, — диктовать условия хозяйке приютившего тебя дома как минимум невежливо, но Снейп еще не вполне проснулся и потому простил себя за наглость. — Оно визжит, как мандрагора в период размножения.

— Тут все такие спецы, как я посмотрю… — голос Роджера за спиной звучал устало и саркастически-обиженно. — Все знают, как управлять страной, как лечить и как рулить звук. Если можешь лучше, Профессор, так сделай. Мне будет очень интересно это послушать.

Не зря Дамблдор твердил, что Северус попал не на тот факультет. И хотя при упоминании Гриффиндора Снейпа натурально корежило, шквал возмущения, накрывший с головой, был высшей пробы гриффиндорством, без подмесу. Всякая безмозглая сопля будет на слабо брать?! Отказало все — здравый смысл, спокойствие, сдержанность. Спросонья, не иначе…

А может, просто не ушло еще из тела то экстатическое ощущение действующей магии, и легкое покалывание в кончиках пальцев тоже осталось.

Растерянный и едва не испуганный взгляд Грейнджер Снейп отметил, но не принял во внимание. Зато взгляд Роджера, направленный как бы в сторону, едва не бил поддых.

Снейп уселся по-турецки перед компьютером так, будто делал это тысячу раз прежде, и… и все. Кураж кончился, стоило лишь увидеть разноцветные полосы, крохотные циферки, бегунки, надписи и кнопочки. Северус вдруг ощутил себя жалким и беспомощным, он словно посмотрел на себя глазами, ну, к примеру, того же Роджера. И самому стало тошно.

Мерлин всемогущий, неужели жизнь решила окончательно добить Снейпа, лишив его мозгов? Что на него нашло, какой жареный Фоукс в какое причинное место клюнул? Вальсы, котлы, наушники — ему сорок лет, что он тут делает? Память услужливо подсказала: просит приюта, пока не удастся попасть в свою квартиру.

Снейп мысленно застонал. Да, любишь Веселящее — люби и котлы чистить, а на Гриффиндорскую башню в слизеринском галстуке не ходят.

Ухо обдало теплом:

— Сэр…— Снейп еле расслышал, как Грейнджер шепнула: — Что вы хотите делать?

Больше всего на свете ему хотелось кого-нибудь убить. Ну, в крайнем случае, покусать.

Деликатная Грейнджер держала руку на мышке, делая вид, будто занята чем-то важным.

— Сэр, вы скажите, что, а я покажу, как…

Тысяча дохлых пикси. Что она творит, что себе позволяет? Разве можно вот так, походя, из самых лучших побуждений… унижать? Воистину, доброту человеческую изобрел дьявол: слишком велико искушение воспользоваться помощью в наивной надежде, что расплачиваться не придется.

Нет, Салазар побери все совсем, он знал. Снейп знал, как оно должно звучать, точно так же, как знал, что три листика клевера усилят втрое действие Антипохмельного зелья, еще до проведения опыта. Как знал, что убьет Дамблдора. Что Поттер победит. Он просто знал это.

Поэтому в очередной раз подкупил чувство собственного достоинства: вижу цель, не вижу препятствий.

— Барабаны, — так же едва слышно обронил Снейп.

Грейнджер с улыбкой протянула ему наушники.

Мир исчез.

* * *

Мир напомнил о себе неожиданно и весьма неделикатно. В какой-то миг Снейп осознал, что уже неимоверное количество времени елозит пятой точкой по полу, скрещивает ноги так и эдак, стискивает зубы и едва не поскуливает, потому что очень, ужасно, просто нестерпимо… хочет в туалет. И пусть это уже походило на издевку судьбы — вечно приспичивает по малой нужде в самый неподходящий момент, — спорить с организмом в таких ситуациях себе дороже.

Северус спорить не стал, помчался по зову природы почти на автопилоте, презрев боль в затекших ногах и восклицание Дивайз:

— Сэр, вы куда?

Отдав природе положенное, Снейп вернулся в реальность и буквально схватился за голову. Он осознал, что по-прежнему находится в чокнутой квартире Грейнджер, что страшно голоден, хочет курить и кофе, что от долгого сидения на полу болит спина, а от безотрывного таращенья в монитор жжет и саднит глаза. И, судя по темноте за окном, прошло совершенно неприличное количество времени.

В ушах немного гудело, а в голове слегка шумело от хай-хэта. Снейп в изнеможении прислонился к стене и прикрыл уставшие глаза. Рехнуться можно. Он только что провел несколько часов сидя на полу и занимаясь какой-то несусветной ерундой: пытался сделать шелест хэта настолько воздушным, насколько это вообще возможно. Выражаясь птичьим языком Дивайз, выруливал хэт на высокие частоты. Он словно провалился в никуда на эти часы, не то вошел в транс, не то вышел в астрал, то ли потерял сознание, то ли нашел Шамбалу.

А еще, как Снейп с трудом припомнил, он сидел бок о бок с Грейнджер, и она втирала что-то про закрытый и открытый хэт и значимый частотный диапазон, порывалась показать этот самый хэт, спорила до хрипоты, стягивала с головы наушники с воплями: «Дайте послушать, что там!», и один раз даже опрометчиво посоветовала вынуть из ушей бананы. Снейп отбирал у нее мышку и наушники, грозился Петрификусом и Силенцио, дергал за рукав с постоянным вопросом: «А куда нажать, чтобы…», и один раз даже пообещал засунуть вынутые из ушей бананы ей в самые пикантные места, если она не заткнется.

Мерлин, кайф-то какой!

Господи, какой ужас.

Из кухни возник Роджер — вид у него был ехидно-настороженный:

— Ну как?

Снейп не успел ответить в рифму. Навстречу Роджеру выскочила Грейнджер и с восторгом выдохнула:

— Шуршит!

Роджер скептически скривился и с выражением вселенской усталости и великого одолжения протянул:

— Ну пойдем, посмотрим…

Они скрылись в комнате, следом протопал Бъйорнинг.

А Снейп чувствовал себя так, как, наверное, чувствует себя старый развалившийся камин, в котором вдруг развели огонь. Или полузасохшая мандрагора, которую наконец полили и взрыхлили ей почву. Токи загадочной силы, что зовется магией, и что бурлила в жилах и мучила, не находя выхода и применения, теперь циркулировали внутри и вихрились вокруг ровным мощным потоком. Снейп почти слышал, как потрескивает воздух, наэлектризованный вырвавшейся из плена энергией волшебства.

Подумать только — ведь в таком состоянии он прожил всю сознательную жизнь. Для него, мага, вся эта незримая мощь, эта насыщенность были естественны, как дыхание. Разве мог он вообразить, что провел почти сорок лет в неземном наслаждении?

Но если бы хоть день назад Снейпу сказали, что восторгом этой гармонии со своей силой он будет обязан сидению перед компьютером и борьбе за звук хай-хэта… сложно было придумать, что бы он сделал с таким умалишенным, но явно что-то нетривиальное. Осознание того, что именно привело Снейпа в магическое чувство, ужасало.

Ведь теперь немыслимо, абсолютно невозможно вернуться в ту душевную кому, но насколько хватит сегодняшнего заряда? Неделя, день, час?

Над головой раздался гром. Снейп вздрогнул, потом понял, что гром сказал:

— Охренеть!

При возврате в тоскливую реальность гром был идентифицирован как всего-навсего Бъйорнинг.

— Вот, блин, что значит старая школа! Это ж одуреть можно, из такого говна настоящий хэт сделать! Слышь, Профессор, а ты из этой дырявой кастрюли бас-бочку сможешь вывести?

Роджер в печальном молчании протиснулся обратно на кухню и защелкал там зажигалкой. А Грейнджер стояла, облокотившись о барабан и тихо сияла, будто получила «Превосходно» по Высшим Зельям. И смотрела на Снейпа так, словно узнала о нем что-то удивительное и радостное, но чего он сам пока еще о себе не знал.

Бъйорнинг грохотал уже на кухне:

— Ну вот, а ты все — первый закон звукорежа, первый закон звукорежа…

Снейп не сводил глаз со светящейся счастьем Грейнджер. Если она сейчас испытывает то же, что и он, многое становится понятным. Какие могут быть еще вопросы… за это ощущение можно душу дьяволу продать, не то что всякой ерундой заниматься. И да, он хоть бас-бочку из кастрюли выведет, хоть оргАн из унитаза, лишь бы не потерять внезапно возвращенное чувство единства со своей силой и с собой.

Ему захотелось сказать «спасибо». Но вместо этого он спросил:

— А что такое первый закон звукорежа?

— Шит ин — шит аут, — улыбнулась Грейнджер.

И тут Снейп заподозрил…

— Вы ведь знали?

Грейнджер улыбнулась еще шире, хотя казалось, это невозможно.

И кивнула.