Дело "Broken beauty" (джен)

Спалось в чужом теле и с чужой памятью плохо. За ночь Гермиона так и не сомкнула глаз, постоянно ворочаясь с боку на бок. Широкая кровать была непривычно холодна без Рона. Дурацкий балдахин, казалось, затемнял и без того мрачную спальню еще больше.

В четыре часа утра Гермиона сдалась и села в постели. Она чувствовала, как сильно устала, хотя задание только началось. Так могло быть после выматывающего урока Гриндевальда либо после того, как она убила двоих магов.

Ее больше всего поразило, с какой легкостью она совершила эти убийства — с технической точки зрения. Морально ей стало тяжело сразу же до тошноты. Палочка Винды прекрасно слушалась ее, выдавая заклинания с потрясающей, невиданной ранее силой. Тот тренировочный бой не стал случайностью. Палочка Винды Розье раскрывала потенциал Гермионы сильнее, чем родная. Но вместе с мощью пришла и большая ответственность за совершаемые действия. Эта новизна прилично напрягала ее, ведь со стороны она должна была ловко владеть собственной палочкой, иначе не миновать подозрений.

Еще ее занимала мысль об отсутствующем кусочке воспоминания. Все выглядело реальной подставой, будто кто-то решил сдать ее сразу же второй раз. Тогда о ее задании знали только Альбус и Кейт. Сейчас приплюсовался Скорпиус.

Гермиона откинулась на подушки. Сложная загадка. Тот факт, что она работает под прикрытием в чужом теле в команде самого Гриндевальда, лишь красноречиво говорил, что ставки повысили. Раздвоение времен в настоящем косвенно указывало, что борьба перешла все мысленные ограничения, и перекос в сторону темных оказался весомым, раз Дамблдор подключил к работе ее, бывшего невыразимца (хотя, как любил он повторять, бывших не бывает) с не самым приятным прошлым войны с Волдемортом.

Кто это затеял? Про итоговые цели Гермиона уже давно не задавала себе вопросов. Все оказывалось очевидным. Власть и выгода любого цвета и формы. Оставалось выведать промежуточные цели.

И вдруг до нее дошло. Война продолжала идти. Да, они победили видимого врага, они строили будущее сами. Они фактически жили в новом будущем. Проблема заключалась в том, что они не добили настоящего врага. Он продолжал быть и хотел взять реванш. Битва не прекращалась ни на минуту. Вот откуда все эти подводные камни на ее службе, ослабление влияния Кингсли на посту министра магии, отсутствие контроля над Отделом тайн, который являлся самым неуправляемым отделом, в руках которого было сосредоточено столь опасное оружие, как перемещение во времени. Гермиона проработала там целый год и не знала, кто был ее начальником, кто вообще управлял им. А они знали очень многое, к архиву Отдела тайн до сих пор был самый высокий уровень допуска. Кто стоял за ним? Что не договаривал Альбус?

Гермиона поняла, что ей надо отдохнуть, заставить себя провалиться в сон, чтобы перезагрузиться после перехода. Как бы она ни была сильна магически, организм мог не выдержать, и тогда осечка произойдет в самый неподходящий момент.

Гермиона перевернулась на живот и уткнулась лицом в подушки, закрыла разум плотнее по авторской методике Альбуса и провалилась в крепкий сон.

* * *

Он посмотрел на нее так, будто увидел призрака. Лицо побледнело, в глазах промелькнул ужас. Они встретились в заброшенном доме спустя две недели с начала задания, и Гермиона думала, что Скорпиус будет рад ее видеть живой и невредимой. Она очень ждала весточки от Альбуса и, разумеется, новостей от семьи.

— Что не так? — Гермиона переступила с ноги на ногу в своих лаковых лодочках. Привыкнуть к новому телу оказалась сложнее, хотелось снять с себя не только чужую личность, но и ответственность. За эти чертовски тяжелые недели она ничего не узнала о далеко идущих планах Гриндевальда, зато получила непоправимый моральный урон. Она не убивала столько за всю войну с Волдемортом, как за эти четырнадцать дней. Геллерт и сам марал руки, не скупясь на непростительные, но своих сподвижников тоже заставлял многое выполнять лично.

— Это что у вас не так... — полувопросительно-полуутвердительно вымолвил Скорпиус, очень пристально смотря на палочку Винды Розье в руке Гермионы. — Я полагал...

— Это было адом, Скорпиус, — призналась наконец она, присаживаясь на подоконник. Кому еще она могла рассказать? Альбус засунул голову в песок, раз не пришел сам на встречу, хотя она просила через связного. Дела становились запутаннее, а Дамблдор недоступнее.

— Вот я и удивлен, как вы выжили, — тоже, казалось бы, честно ответил Малфой. — Я наблюдал за вами, и если бы знал, что придется делать вам, то никогда бы...

— Постой, — прервала его Гермиона, уловив ложь в построении предложения. — Ты все знал изначально?

Ее проницательность ошеломила его. Он закусил губу и перевел взгляд в окно.

— Я права, — вздохнула она, переставив ноги, отчего Скорпиус заметно дернулся. — Альбус искусно убедил тебя поучаствовать в маленьком проекте. А знаешь ли ты окончательную цель?

— Я не могу...

— Соврать Альбусу?

Скорпиус молчал.

— В чем твоя выгода?

— Что? — он посмотрел ей в глаза.

— Ради чего ты здесь?

Скорпиус засунул руки в карманы брюк. Лицо стало бесстрастным, а выражение глаз — внезапно спокойным.

— Вы точно хотите знать?

Гермиона усмехнулась:

— А ты — нет?

— Ради будущего, — вдруг он подошел к ней ближе и уперся одной рукой в выщербленную кладку кирпичной стены. — Я не знаю, что задумали все вы, я исполняю свою работу. Я, мадам, как и вы, невыразимец. Я исправляю временные петли. Чиню чужие ошибки. В тот раз, когда вас раскрыли и чуть не убили — этого не должно было произойти ни по плану Дамблдора, ни по плану вашей миссии, иначе победы над Волдемортом не случилось бы. И меня направили спасти вас тогда, и я вас спас, закрыл временную петлю, но потом, в будущем мы оказались знакомы, и поэтому вам стерли память об этом эпизоде. Дамблдор остался доволен моей работой, я выполнял задания чисто технически, но исправлял весомые косяки. А потом мы узнали, что в нашем времени стали происходить сдвиги, чаша весов покачнулась. Кто-то снова вмешался во Время. Дамблдор предположил, что ноги растут со времен Гриндевальда, как раз с вашего раскрытия. Вот почему мы оказались снова здесь. Он тоже не понимает причин происходящего.

— И он пожертвовал Виндой Розье, мной, чтобы докопаться до сути?

— Он никем не жертвовал. Вы сами согласились на миссию, потому что не могли оставаться в стороне. Вы же тоже чувствовали это раздвоение?

— Все невыразимцы чувствительны к этим колебаниям, — уклончиво ответила Гермиона. — И еще кое-что по мелочи. Скажи, Скорпиус, раз мы так разоткровенничались, твой дед продолжает заправлять семейными делами?

— Он до сих пор главный.

— Это многое объясняет.

— Что именно?

— Не зря они с Ноттом работали над маховиковом времени.

— Я не знал...

— Это засекречено и случилось сто лет назад. Я думаю, что это связано с нынешними событиями. Тогда на допросе они не признались, зачем конструировали его.

— Не понимаю.

— Точнее, для кого. Полагаю, что Альбус догадался.

— О чем?

— Что это проделки Гриндевальда.

Скорпиус громко выдохнул:

— А при чем здесь я?

— Ты влюблен в меня, и только ты мог самоотверженно пойти спасать меня, наплевав на риски. Этим воспользовался Альбус. А вернул меня, потому что только я из всех невыразимцев общалась с Гриндевальдом вживую, другой просто не справился бы. И я также нахожусь в настоящем времени в Министерстве, я вижу изменения. Я бы все поняла, — Гермиона внутри ликовала, теперь пазлы начали сходиться. Теперь она могла бы устранить ошибки. И этот Скорпиус с чистым желанием помочь, с определенным опытом работы мог бы оказаться полезным.

Он стоял и молчал, переваривая услышанное и боясь взглянуть на Гермиону, которая ловко соскочила с подоконника, вмиг оказавшись еще ближе к нему. Эти ее непосредственность и прыткость очень импонировали ему, но он также понимал, что оживленней она стала лишь благодаря "перевоплощению".

— Надеюсь, ты влюбился в меня не на пятом курсе? — усмешка слетела с губ Гермионы, потом она прошла дальше и снова развернулась. — Ты со мной?

— Вы не против влюбленного юнца? — Скорпиус вернул ей колкость, наконец взглянув в глаза прямо и смело.

— Почему это должно тяготить? Это приятно, — она улыбнулась. — В этом мире только мы друг у друга. Поможешь?

— Я связной.

— Пора отпочковываться от Альбуса.

Предложение было серьезным и опасным. Скорпиусу захотелось обдумать его, и он тут же понял, что в случае его отказа Гермиона попросту применит к нему "Обливейт", и он лишится чудесных воспоминаний о ней. А он желал помнить о ней все.

Гермиона в утонченном образе Винды Розье стояла и ждала. Скорпиус засмотрелся в ее зеленые глаза, которые мог описать одним словом — пучина, и вдруг ему нестерпимо захотелось утонуть в них... Он силой воли заставил себя отвести взгляд, уставился за свои ботинки, сунул задрожавшие от подступившего волнения руки в карманы брюк. Она всегда волновала его, особенно при живом общении, а под обороткой она становилась во сто крат краше и моложе. Ее, казалось, не волновало ничто из ощущаемого, она оставалась холодна. Скорпиус рассудил, что так правильней, и что хорошо, что она знает о его симпатии, им будет проще строить рабочие отношения, не опасаясь, что личное выскочит в неожиданный момент и огорошит обоих. Но эта самая черта Гермионы — быть всегда предельно деловой — сильнее всего привлекала его.

— Что решил? — нарушила тишину Гермиона. Она заметила, как он смотрел на нее, и это ее слегка вывело из равновесия. На нее давно никто так не смотрел. Даже Рон в самом начале их отношений глядел в большей степени восхищенно, что ее временами подбешивало. Она была, в конце концов, не картиной именитого художника, а живым человеком, и ей нужны были чувства личного толка, более глубокие, более насыщенные, поэтому временами она ловила себя на мысли, что милый Рон не дает ей как раз этого. Она могла бы присмотреться к мужу внимательней, поговорить с ним, но не видела смысла. Рон был таким, каким был, ни прибавить, ни убавить. Их союз оставался крепким и счастливым, только вот Гермиона перестала ощущать свою жизнь наполненной, и, наверное, это объясняло ее стремление реализоваться на работе, ее быстрое согласие на миссию. Ей надо было что-то другое, замещающее.

— Я согласен.

Гермиона протянула руку для рукопожатия:

— Спасибо, — не понимая, что она хотела проверить, ощутив его прикосновение. Он помедлил, потом вынул руку и пожал ее пальцы. Когда их руки соприкоснулись, то из-под рукава Гермионы выскользнула изумрудная вспышка, приняла форму линии и обвила змейкой их ладони.

— Непреложный обет? — Скорпиус машинально попытался выдернуть руку, во взгляде промелькнул страх. — Вы с ума сошли?

— Безопасность — превыше всего, — без эмоций откликнулась Гермиона, доводя чары до завершения. На самом деле она боялась, что в критический момент чувства возьмут верх, и она пожалеет мальчишку, а ей надо было довести дела до конца при любом раскладе.

— Но...

— Ты сам хотел, чтобы ничто не помешало делам.

Скорпиус на секунду подумал, что она прочитала его мысли, ведь он долго сохранял зрительный контакт. И также понял, что ничегошеньки о ней не знает, раз вон какие сюрпризы кроются в самом безобидном рукопожатии. Ему впредь надо быть осторожней.

— На следующую встречу пусть приходит сам Альбус. Договорились? — Гермиона была уверена в выполнении ее маленькой просьбы, потому что она прекрасно знала, что Альбус пожалеет его.

— Теперь вы можете даже не спрашивать меня, — огрызнулся Скорпиус. Он был раздосадован и зол за то, что разрешил воспользоваться своими чувствами. Он даже не мог предположить, что таким образом Гермиона защищала саму себя от очередной "разбитости" сердца.

Гермиона смотрела, как уходит Скорпиус, и в груди щемило от того, что все опять так не вовремя и неправильно.

А что правильно в ее жизни?

Гермиона подавила в себе желание выпустить горечь наружу слезами. Это ее выбор, и, соответственно, последствия она тоже берет на себя.