Дело "Broken beauty" (джен)

Гермиона теперь и не вспомнила бы, когда они впервые встретились. Может, ее взгляд выцепил светловолосого мальчика на перроне, а может, это Роза познакомила его с родителями, представив как друга. Тогда Рон не поверил и сказал, чтобы отпрыск Малфоев не ошивался у них дома, обидев дочь таким резким замечанием. Гермиона мягко напомнила, что у Розы есть свобода выбора друзей. Дорогой Рон выдержал ровно полгода, отвечая спокойно на все письма про такого замечательного друга, но не разрешил тому приехать погостить летом после пятого курса. С тех самых пор Гермиона и перестала его видеть вообще, слышала же она о нем очень редко. Роза не скрывала их крепкую дружбу от родителей, но больше не пыталась устроить совместные встречи дома, предпочитая ходить в гости к Скорпиусу. Потом они закончили учиться в Хогвартсе и поступили вместе в Лондоне в Магический университет, открытый не без содействия Гермионы лет десять назад. Дочь была рада учиться по выбранной специальности, сын успешно работал и обустраивался, и она почти не вмешивалась в их дела.

Личная жизнь с Роном тоже спокойно текла своим чередом, он тренировал сборную команду по квиддичу, получая свою заслуженную славу, адреналин и широкий круг общения, где его буйная энергия и мышление игрока находили достойное применение.

Сама Гермиона, проработав в Аврорате пять лет с Роном и Гарри, когда они вместе с Кингсли и оставшимися в живых орденцами разгребали послевоенный ужас, перешла ровно на год в Отдел тайн. Эту работу она предпочитала ни с кем не обсуждать, ибо, кроме подписанного обязательства о неразглашении, там были опасные вылазки в прошлое, в которых имели место странные полуделовые-полулюбовные отношения с молодым Дамблдором и работа под прикрытием в стане Гриндевальда.

Потом ее повысили до заместителя главы отдела магического правопорядка, да и оставили там, чтобы она всегда была на виду. Как сказала ей по секрету единственная постоянная сотрудница Отдела тайн, настоящую личность которой она не знала — бывших невыразимцев не бывает. Редко, но метко, это давило, вызывая тяжелое ощущение, что она впутана во все до конца жизни, даже если точно знала, что многие задания выполняла чисто технически, не имея полной информации ни о чем. Однако этот засекреченный факт трудовой биографии приносил приятные бонусы. К примеру, по ее просьбе Визенгамот открыл университет, получилось протолкнуть пару важных экономических проектов, да и вообще ее профессиональное мнение ценили.

Иногда ей казалось, что она живет на два времени — прошлое и настоящее — параллельно. Вот это раздвоение и приносило больше всего беспокойства.

Сегодня она поймала то самое состояние — когда не поняла, что прошедший мимо нее маг в синей униформе аврора — из настоящего, а не прошлого времени. Потому что на мгновение ей показалось, что внешний вид слегка не тот из-за длины мантии. Гермиона обернулась, пригляделась и выдохнула. Это был просто новичок, решивший, что на службу можно появиться не в принятой униформе. Она в таких случаях поступала просто: чтобы не расстаться с реальностью — виделась с дочерью, ведь рыжеволосая и задорная Роза выметала такие мысли на раз, стоило ей только улыбнуться маме.

Но первым она заприметила не Розу, а Скорпиуса, вот поэтому и подумала — когда же она видела его последний раз? За эти годы он прилично вытянулся, окреп и источал полноводную силу и энергию, какие бывают только у молодых. Ясные глаза блестели, смотря прямо и спокойно. Скорпиус приблизился и вежливо поздоровался. Гермиона на автомате нащупала и измерила его магический потенциал — весьма неплохой. Она даже успела поймать себя на мысли, что забрала бы его в свою команду. Он имел все шансы стать ценным кадром. В подобных вещах она никогда не ошибалась, ибо отточила этот полезный навык в тот самый таинственный год, когда была невыразимцем. А еще Гермиона почувствовала, будто знает его очень хорошо, раз...

— Привет. Где Роза? — в свою очередь обратилась она к другу дочери.

— Сейчас придет, — ответил Скорпиус.

— Очень хорошо, я ее забираю на обед, — Гермиона перевела внимательный взгляд на поток студентов, выискивая Розу. Скорпиус скользнул глазами по ее стройной фигуре в деловом костюме темно-синего цвета без фирменной мантии, по тонким обветренным губам, которые тронула легкая улыбка:

— О, вот и она, — с этими словами Гермиона махнула рукой дочери. Роза спустилась к ним и обняла маму. Та стояла к Скорпиусу лицом и заметила, как в его глазах промелькнула зависть. Когда они попрощались с другом дочери, Гермиона не оставила без внимания сей факт:

— Роза, а Скорпиус общается с родителями хорошо?

Роза удивленно вскинула брови, обняла маму еще раз за плечи, и так и пошла по улице, совсем не стесняясь этого. Гермиона тихо засмеялась и притянула дочь за пояс ближе к себе:

— Странный вопрос, малышка?

— Ну, мам!

— Да?

— Спроси у него сама. И не называй меня так!

— Ты все равно для меня останешься малышкой. И подожди, — Гермиона теперь серьезно смотрела на дочь. — Почему я? Ты не знаешь?

— Знаю. Не понимаю, почему тебе интересно.

— Эффект дежавю, — негромко сказала больше сама себе, чем Розе, Гермиона и решила не портить обед с дочерью лишними вопросами.

— Что? — не поняла Роза.

— Говорю — куда пойдем обедать?

— О, я знаю! — встрепенулась дочь. — В уютное местечко, где подают роллы. Это место мне показал Скорпиус. Он тоже часто бывает у магглов.

— Скорпиус сам посещает мир магглов? — Гермиона против воли напряглась, машинально проверила волшебную палочку, оглянулась по сторонам. Он, оказывается, ходил к магглам, два...

Они отобедали. Кафе, куда зазвала ее Роза, было действительно приятным местом с восточным, но не отягчающим колоритом. Гермионе здешняя обстановка пришлась по вкусу, как и еда. Она расплатилась за заказ, и они еще посидели, наслаждаясь тихой атмосферой заведения и общением, которое успокоило и подарило простую радость. Роза под конец трапезы пообещала не засиживаться допоздна в библиотеке и вернуться домой к ужину, а потом они, вернувшись в магический мир, разошлись каждая по своим делам.

Остаток дня прошел быстро, если не сказать — стремглав, потому что Гермиона ушла с головой в работу. Такие рабочие дни она очень любила — когда полное погружение в министерские дела приносило умиротворение в душу и лишний раз доказывало, что мирное время — это не сон. На мысли о "мирном" времени она запнулась и с ужасом почувствовала, что ее опять накрывает беспричинное беспокойство, сегодня так своевременно обнаруженное и устраненное, казалось бы, три...

На этом подсчете странностей Гермиона встала и прошлась по кабинету. Все указывало на сбой ее восприятия реальности. На мгновение она даже поверила в промелькнувшую мысль, что она прямо сейчас находится на очередном задании Отдела тайн и почему-то совсем не помнит, как попала на него, и вот эти сдвиги ощущения параллельности времен очень четко намекали на возможность такого обстоятельства. Но это было объективно невозможно, Гермиона была в этом уверена. Просто все косвенные признаки указывали на вероятность, пусть и малейшую, что что-то идет не так, что кто-то прямо в настоящем времени пытается менять ход истории. А чутье ее еще ни разу не подводило.

Гермиона покинула кабинет и направилась прямо в Отдел тайн. Необходимо было выяснить хоть что-нибудь.

Приемная, прозванная сотрудниками "Вход", пустовала. Гермиона, хорошо знавшая расположение внутренних помещений отдела, прошла дальше в сторону архива, который располагался в просторном круговом зале с колоннами по обе стороны противоположных дверей. Там тоже будто бы никого не было, но она услышала тихий шелест пергамента за стеллажами и пошла туда, ожидая увидеть Кейт — единственного бессменного сотрудника. Однако...

— Альбус? — ее удивлению не было предела. Перед ней стоял молодой Дамблдор времен Гриндевальда. Он улыбнулся и приложил палец к губам.

— Черт возьми, что за секретность? — начала было Гермиона, но осеклась — ей надо было убедиться, что она могла говорить с ним. — Мы... мы знакомы?

— Тесно и долго, я буду помнить тебя даже школьницей.

Гермиона чуть покраснела, тем не менее, чувствуя внутреннее облегчение. Теперь ей стало понятно, почему весь день ее преследовало это дурацкое ощущение смещения времен.

— Вопрос возможен? — задала Грейнджер контрольную фразу всех невыразимцев, ведь ей хотелось спросить, очень хотелось, но нарушать правила из-за "эффекта бабочки" она не собиралась.

— Да, — просто ответил Альбус, не отрываясь от чтения.

— Почему я не в курсе твоего прибытия? Я на задании?

— Ты недействующий сотрудник, я не имею права обсуждать с тобой детали.

— Да ладно, — Гермиона немного напряглась. — Если бы все было так, я тебя не увидела бы. Так что происходит? — она приподняла одну бровь, смотря на него.

Дамблдор наконец положил документ на место и глянул прямо в ее внимательные карие глаза, в которых проступала сталь.

— Ты похорошела. Как Рон? Дети?

Гермиона не удержалась и закатила глаза. Эти его подкаты, заменяющие уход от ответа, устарели, они не работали с ней теперь. И она прекрасно знала, что он понимает это не хуже нее.

— Отвечая на твой вопрос, я нарушу правило, — Альбус посмотрел на карманные часы. — Надо подождать еще минуту.

— Ты для этого завел светскую беседу? — Гермиона не знала, что ей делать. Интрига повисла в воздухе. Казалось, вот-вот произойдет что-то, о чем она будет жалеть до конца дней своих.

— Ты счастлива?

Кольнуло в груди. Он всегда спрашивал о самом сокровенном, как о самом обыкновенном. Может, она и полюбила его тогда, много лет назад именно из-за этой простоты? При всей его и окружающей их сложности, бремени всех невыразимцев. Она не знала ответа наверняка и по привычке произнесла, боясь со стороны показаться слишком задумавшейся:

— Конечно.

— Я рад за тебя, Гермиона, — Альбус еще раз посмотрел на часы. — Тогда вы все сможете, — и исчез, будто развоплотился.

Четыре...

...Гермиона бежала со всех ног, петляя по улицам незнакомого ей магического Берлина, иногда врезаясь во встречных магов, перепрыгивая через мелкие невнятные препятствия и моля, чтобы время, оставшееся до Ухода, прошло раньше, чем ее поймают в ловушку антиаппарационного купола. Она не успела сосчитать преследователей, тем более понять, кто есть кто, и поэтому просто неслась, слушая грохочущее сердце в ушах и моля, моля о том, чтобы успеть... Вдруг кто-то ее схватил за ворот плаща и утащил за угол — вовремя, иначе мощное "Круцио" сбило бы ее с ног. Спасителя она не разглядела, кроме белых волос...

Сон оборвался, и Гермиона с ужасом открыла глаза, пытаясь восстановить сбившееся дыхание, будто она и вправду бежала.

— Кошмар? — Рон повернулся к ней. — Все снится битва?

— Ага, — поддакнула Гермиона, понимая, что в остаток ночи вплелось воспоминание об одном давнишнем задании невыразимца, где она чуть не померла. Она не хотела пугать мужа, тем более, впутывать его во что-то новое.

Рон поворочался под одеялом, включил лампу.

— Это не обязательно, — Гермиона проверила палочку под подушкой, прислушалась к спящему дому, тихой улице за окном. Потом повернула голову, откинула волосы с лица и посмотрела на Рона, который тепло глядел на нее.

— Хочешь поговорить?

— О чем?

— О кошмаре. Знаешь, мне тоже до сих пор иногда снится та страшная битва, — он обнял ее.

— Не хочу. Это все в прошлом.

— Ты стала беспокойной в последние два дня, — заключил Рон. — Я подумал, что ты хочешь поговорить об этом.

Гермиона чуть откинулась, внимательно приглядевшись к мужу. Для нее стало неожиданностью, что он что-то заприметил. Но перед ней был тот самый милый и родной Рон, как и всегда.

— Мне и так хорошо, — она придвинулась к нему, положив голову на его широкую грудь. Рон поцеловал ее в макушку, выключил свет и заснул.

К Гермионе же, хоть ей и было уютно, сон не шел. Она продолжала лежать с открытыми глазами, уставившись в серую темноту спальни. Из мыслей все никак не уходила последняя встреча с Альбусом. Со стороны ситуация имела объяснение самое наипростейшее, которое могло быть у бывшего невыразимца — хоть бывших и не бывает. Гермиона беззвучно усмехнулась. С другой — все совпадения не могли быть случайны. Она понимала, что чего-то не знает, и ее это выводило из себя. Размеренная, так тщательно выстраиваемая ею жизнь вдруг стала сыпаться, будто мозаика, от одного щелчка по кусочку. Ко всему прочему, этот изучающий взгляд Скорпиуса, словно тот любовался ею, пока она якобы не видела. Этому-то мальчишке что надо было от нее? Она его не знала, он ее тоже, но смотрел так, будто знал. Но так быть не могло — и точка. С этой мыслью Гермиона повернулась на спину и наконец уснула.

Ранним утром того же дня Гермиона прохаживалась вдоль прямоугольного гранитного фонтана университета, поджидая Розу с учебниками по физике. Она решила за завтраком, что проштудирует разделы, объясняющие протекание времени в пространстве, и окончательно успокоится. Правда, на всякий случай уточнит про действующие миссии невыразимцев у Кингсли. Гарри, работающего в Аврорате в контрольном отделе, она не хотела напрягать — хотя он, пожалуй, обрадуется перспективе практической деятельности на благо Англии. Она усмехнулась — происходящее все отчетливее напоминало старые, недобрые времена.

— Держите, вам не помешает, — Скорпиус протягивал ей бумажный стакан горячего напитка. Грейнджер из вежливости приняла и глотнула. Это, к ее удивлению, оказался зеленый чай без сахара с мятой.

— Спасибо, — Гермиона окинула друга дочери внимательным взглядом сверху вниз. — Как ты угадал мой любимый напиток?

— Интуиция, — просто ответил Скорпиус, чуть улыбаясь, будто сдерживая себя по непонятной причине. Она широко улыбнулась. Он сделал пустяк, вовсе не понимая, насколько ей это было приятно.

— Это все объясняет. Абсолютно, — пошутила она. Скорпиус тихо засмеялся, потом серьезно ответил:

— Вы выглядели уставшей, и я подумал... — он запнулся на секунду. — Предположил, что вам будет полезно выпить бодрящий чай, — затем он отвел слишком пристальный, как заметила Гермиона, взгляд. — Вы меня извините, если я болтаю слишком много, — он снова посмотрел на нее. — Пытаюсь вести себя, как подобает джентльмену.

— Да я не против, болтай, — Гермиона давно не испытывала такую легкость при общении, хотелось говорить и говорить ни о чем. — Как у тебя учеба?

— Отлично. Как у вас работа?

— Выматывающе. Не рекомендую пытаться быстрее вырасти, — она сказала правду и только потом поняла, что ответила честно. Она даже Рону никогда не жаловалась на службу. Она всегда считала, что люди сами строят свою судьбу, поэтому нечего говорить, надо действовать, а тут... вышло само. Скорпиус молча кивнул, беззвучно соглашаясь с ней. В этот момент, пока Гермиона всматривалась в глаза собеседника, потому что снова поймала чувство дежавю, подошла Роза с учебниками и переливающимся смехом.

Остаток дня после обеда Гермиона провела на заседании Визенгамота о рассмотрении очередного законопроекта, который, как ни странно, затрагивал расширение полномочий Аврората вновь. Кингсли, как министр магии, отстаивал позицию оставления текста закона без изменений из-за отсутствия объективных причин. Гарри пытался убедить всех в ненужности таких поправок, ссылаясь на успешную работу ведомства. Члены Визенгамота слушали, кивали головами и продолжали гнуть свою линию. Главы Департамента магического правопорядка не было на слушаниях, поэтому замещала его Грейнджер. Она как-то пропустила момент, что данное предложение внесли снова, и видимо, это сделали на днях, когда она вся была занята своими проблемами, в поспешном режиме — раз этот документ, очевидно, был допущен ее начальником в единоличном порядке. Через три часа пустых прений заседавших, а для Гермионы наполненных безуспешными размышлениями о последних событиях в ее жизни, ей надоела бесполезная болтовня. Поэтому она неожиданно для присутствующих поднялась с места и хлопнула рукой о стол. В зале моментально воцарилась тишина. Все удивленно посмотрели на нее. Грейнджер обвела всех тяжелым взглядом и веско проговорила:

— Данный законопроект отзываю обратно. Департамент еще раз тщательно проверит его целесообразность, — она спустилась с лесенки. — Объявляю заседание закрытым! — И ушла в приемную министра, потому что ей надо было поговорить с Кингсли лично.

Когда старинный друг вошел в кабинет, он сразу улыбнулся и басом сказал:

— Отожгла ты сегодня, Гермиона. Давно не видел в тебе столько энтузиазма.

Гермиона улыбнулась и махнула рукой, будучи вполне серьезной:

— Я не молодею, чтобы разбрасываться на всякие мелочи. Кто протащил его? Хотя это не важно...

Брови Кингсли полезли вверх. Грейнджер заломила руки, потом быстро справилась с собой, выпрямилась и, глядя ему прямо в глаза, тихо проговорила:

— Ты знаешь, что за операции сейчас проводит Отдел тайн?

— Гермиона...

— Так знаешь или нет?

— Он мне не подчиняется, и ты помнишь об этом.

— Так какого черта тогда мы... — зло сказала Гермиона и отошла к столику, плеснула себе виски и залпом осушила стакан. Повернулась к старому-старому другу. — Так какого черта мы ждали все это время?

— Ты о чем?

— О том... — она замолкла на секунду. — А знаешь, я теперь ни в чем не уверена.

— Не понимаю тебя.

— И не надо, — Гермиона пошла к двери, по пути подбадривающе похлопав по плечу Кингсли. — Пока не надо. Гарри ни слова, договорились?

— Конечно.

И правильно, что он не стал расспрашивать ее, пытаться переубедить. Иначе бы Гермиона заподозрила и его, но Кингсли оставался настоящим, хотя бы в этом она была уверена на сто процентов. И Альбус, который продолжал говорить загадками и оставаться живым в межвременье...

И тут до Гермионы дошло: хроноворот. Ей нужен был усовершенствованный хроноворот, который они изъяли у Теодора Нотта. Она подумала, что следовало бы вытрясти правду у самого Альбуса, вернувшись в тот самый день, когда все пошло наперекосяк. Она понимала опасность предприятия, предусматривала последствия, но ответ оказывался весомее.

Она пришла в Отдел тайн. Кейт — единственная постоянная сотрудница, у которой никто не знал настоящей фамилии и подлинного возраста, любезно протянула сложенный вчетверо кусочек пергамента.

— Что это? — недоуменно произнесла Гермиона, принимая его.

— Альбус просил передать, — коротко ответила вроде бы седовласая, но, кто знает, может, просто с серебряными волосами, выглядевшая максимум лет на сорок Кейт. Она загадочно улыбнулась, поправляя изысканный шейный платок. — Ты не торопись, отдышись. Может, чаю?

— Моего терпения хватит ровно на письмо, — Гермиона присела на стул и развернула листок. Аккуратным, слегка размашистым почерком Альбуса было написано просто и ясно:

"Я знаю, что ты попытаешься воспользоваться хроноворотом, и умоляю этого не делать. Это ни к чему. Ты все правильно поняла, когда я заговорил с тобой.".

Она уставилась в одну точку, стараясь овладеть эмоциями. По всему выходило, что она на задании, о котором узнала лишь спустя пять дней. Ее вписали без ее ведома в настоящем, то есть, она сама дала согласие где-то в обозримом будущем или прошлом. Грейнджер взмахнула палочкой, уничтожая послание.

Ей ничего не оставалось, кроме как ждать снова раздвоения времен и ухода на миссию. И впервые за все время захотелось попрощаться с семьей.

Подготовиться к Уходу было попросту невозможно. Гермиона не знала ни конкретного числа, ни координат, ни цели задания. Точнее, не знала эта Гермиона, та Гермиона очень даже все знала и распланировала наперед.

Гермиона снова выпрямилась в кресле и оглядела рабочий стол. Справа лежали просмотренные документы с ее резолюциями. Слева — отложенные до лучших времен. Она усмехнулась. Ровно посередине покоился тот злосчастный законопроект о расширении полномочий Аврората. Она даже не вчитывалась в его строки. Сейчас ее больше занимало стечение всех обстоятельств, и она пробовала отгадать смысл своей же миссии. Не исключался такой вариант, что ее отправил сам Альбус по предварительной договоренности с ней же. Но она не помнила пробелов или нарушенных линий жизней, из-за чего пришлось бы возвращаться в прошлое. Все задания она выполняла технически грамотно, а что касалось конечных целей, то она никогда их не знала, ведь ей не рассказывали и не объясняли сверх того, что было положено. Вообще, работа в Отделе тайн оставалась самым непонятным фактом. Гермиона все делала ради блага общества, когда они доразгребали оставшееся после войны с Волдемортом и кое-что с Гриндевальдом. Ей однажды даже почистили память после одного инцидента... Вот оно что. Гермиона встрепенулась. Она прекрасно помнила, как один раз попалась в ловушку, где ее раскрыли и чуть не убили. Тогда Гермиону спас Уход. Это тоже она помнила до такой степени ясно, что до сих пор та погоня снилась ей в кошмарах. Однако она не могла припомнить саму операцию, что она там натворила, кто за ней гнался и зачем. Этого отрезка жизни полностью не хватало в ее памяти.

Она постучала пальцами по поверхности стола, призвала стакан с огневиски и выпила залпом. Стоило прекращать так заливать панику. Гермиона напрочь не помнила целого куска своей жизни, и это ее приводило в высшую степень беспокойства. Воспользоваться архивом Отдела тайн ей не дадут, она просто не найдет само помещение. Эту загадку с исчезновением архивохранилища она еще не раскрыла, как бы ни билась над ней в свободное время. Гермиона поняла, что остался один из ее излюбленных вариантов — действовать по ситуации.

И самое действие по ситуации начнется с минуты на минуту, когда она уже соблаговолит аппарировать домой, где ее ждали Рон, Роза и приглашенный Скорпиус, который вызывал не меньше вопросов, чем ее внезапно продолжившаяся сомнительная карьера невыразимца. Гермиона специально организовала семейный ужин с участием друга дочери, чтобы понаблюдать за ним с близкого расстояния, проверить дурацкий эффект дежавю. Скорпиус на удивление быстро согласился принять участие в вечерних посиделках семьи Уизли-Грейнджер.

На пороге ее ждал Рон. Он сразу же помог высвободиться из министерской мантии, забросил ее на вешалку и поцеловал Гермиону в щеку, потом, по обыкновению, спросил:

— Как день?

— Хорошо, — как обычно, отозвалась Гермиона, проходя в гостиную, где уже был накрыт стол. Роза тотчас подбежала к маме и порывисто обняла ее, Скорпиус внимательно посмотрел ей в глаза, поднимаясь со стула и здороваясь с полупоклоном.

— А где Хьюго? — спросила в свою очередь она.

— У него срочная командировка в Глазго, — ответил Рон, отодвигая для нее стул. — Присаживайся. Все, что на столе — дело рук Розы.

— Продукты мне помог выбрать Скорпиус, — добавила счастливая Роза. — Пробуйте, надеюсь, вам всем понравится.

Гермиона бросила взгляд на друга дочери, слегка приподняв бровь. Слишком много его стало за последние дни, а ведь всего месяц назад она его почти не видела и ничего о нем не слышала. Она положила себе салат из пекинской капусты. Рон открыл бутылку вина и разлил по бокалам. Потекла мирная беседа с шутками, историями из жизни, новостями, планами на будущее. Скорпиус оказался интересным собеседником, и Гермиона поняла, почему Роза дружит с ним. Он отличался от своих родителей разительно. Конечно, она делала скидку на возраст, времена и нравы. Но он будто имел диаметрально противоположное мнение по поводу многих вещей, касательно того, что пытался взрастить Волдеморт в свое время. Более того, Скорпиус сказал, что согласен с теми изменениями, которые сделали министр Шеклболт, глава отдела Аврората Поттер и заместитель Главы Департамента магического правопорядка Уизли.

— Я считаю, что вы станете следующим министром магии, — заключил Скорпиус и умолк, глядя прямо в удивленные глаза молчащей Гермионы. Она сделала глоток вина, чтобы как-то заполнить неловкую паузу. Он каким-то чудом догадался о мыслях, бродивших в ее голове последние полгода. Гермиона не делилась этими соображениями с окружающими, зная, что ее засмеют, Рон начнет отговаривать, как однажды отговорил от поста Главы департамента. Один Гарри поддержит идею, да еще Кингсли, наверное, согласится, только Визенгамот (там еще многие места занимают аристократы) не устроит такой расклад, и потому ее не выберут.

— Время покажет, — сказала Гермиона, параллельно пытаясь применить к Скорпиусу легилименцию, но, встретив блок, отвела взгляд.

— Дорогая, мы же обсуждали этот вопрос, тебе не надо баллотироваться, — твердо проговорил Рон, слегка возмущенный тем, что друг дочери продолжал пялиться на его жену.

— А это пусть решает она, — тут же заговорил Скорпиус, наконец посмотревший на Рона. Гермиона выдохнула, не понимая и удивляясь заступничеству Скорпиуса. Этого мальчика не должна волновать ее жизнь.

— Это семейный вопрос, — ответил закипающий Рон.

— Не согласен. Это полностью ее решение.

— Нет!

— Да.

— Нет, я сказал!

— Да.

— Нет!

— Да!

Роза ошарашенно наблюдала за отцом и другом. Гермиона тоже ничего не понимала, ситуация не укладывалась в обычные рамки, ибо вопрос о назначении ее министром никогда не поднимался ни дома, ни на работе. Она не заикалась о карьере в разговорах с Роном лет пять, она никогда с ним не обсуждала свою службу. И этот неожиданный пылкий спор стал смешить ее. Сначала она сдерживала себя, потом рассмеялась в голос. И только тогда Рон со Скорпиусом замолкли, глядя на развеселившуюся Гермиону.

— Дорогая, что тут смешного? — спросил Рон. Скорпиус прыснул от смеха, тут же поймав его гневный взгляд. Гермиона прекратила смеяться. Внутри все как-то заныло от предчувствия надвигающегося взрыва. Она не хотела ссориться с Роном всего лишь из-за какого-то мальчишки, да и повод считала глупостью.

— Это все чушь.

— Что, прости?

— Мне надо выйти, — Гермиона встала из-за стола и ушла на кухню, а оттуда вышла в сад. Она давно не разменивалась на мелочи, говорила всегда, что считала нужным, и потом огребала за свою прямоту. Ей всегда казалось дикостью лгать в семье, родным; ложь она использовала в работе, когда была необходимость. Сегодня Рон ее почти подбил сказать неправду, чтобы сохранить лицо перед посторонним, и потому она покинула общество.

На кухне послышались шаги и стук посуды, потом недовольный шепот Розы и невнятное бормотание Скорпиуса, через мгновение громко хлопнула входная дверь. Наверняка это ушел обиженный Рон, Гермиона усмехнулась, продолжая дышать глубоко и медленно, чтобы успокоиться. Она сейчас никого не хотела видеть, но кто-то пришел и встал сзади. Она обернулась. У косяка стоял Скорпиус и немигающе смотрел на нее сочувственным взглядом.

— И? — она отвернулась. Лучше бы он ретировался. Скорпиус молча подошел и протянул пачку магловских сигарет. Гермиона удивилась. Он точно знал, что ей нужно сейчас, но она не шелохнулась. Старые привычки невыразимца просыпались, и ее это совсем не радовало.

— Простите меня, — искренне и негромко произнес Скорпиус, продолжая стоять с протянутой рукой, с довольно глупым видом.

— За что?

— Я испортил вечер.

— Забудь.

Скорпиус потоптался еще и проговорил:

— А он всегда такой?

— Кто?

— Ваш муж.

Гермиона медленно развернулась к другу дочери. Он стоял и ждал ответа. Не отвел взгляда, когда она в упор посмотрела ему в глаза. Его нельзя было прочитать, его сознание оставалось закрытым. Идеальная окклюменция. Гермиона только не понимала, зачем он ставит защиту, продолжая идти на контакт. И это дурацкое ощущение дежавю преследовало ее весь вечер, и усиливалось сейчас, когда они остались наедине. Он точно знал ее, и знал достаточно хорошо, раз задавал такие вопросы.

— Почему ты интересуешься?

— Я сочувствую вам.

— Зачем? Это бессмысленно.

— Да, но... — он сделал паузу, вздохнул. — Плохо, когда некому выговориться.

— Откуда тебе известно, что мне некому выговориться?

— Вы сами сказали, — смело проговорил Скорпиус.

— Что? — Гермиона опешила. — Прямо взяла и сообщила тебе об этом?

— В некотором роде, да.

— Что значит — в некотором роде? — и тут у Гермионы щелкнуло, появилось то самое чувство раздвоение времен, на секунду она увидела его повзрослевшим, будто ему стукнуло лет тридцать пять, но только ровно на секунду его образ видоизменился. — Мы что, будем знакомы?

Он не ответил, запустил руки в карманы и покачнулся на носках.

— Скорпиус?

Потом ее затянуло в темноту.

...Вдруг кто-то ее схватил за ворот плаща и утащил за угол, вовремя, иначе мощное "Круцио" сбило бы ее с ног. Гермиона оказалась прижата к стене. Рядом, почти вплотную стоял Скорпиус в шляпе и плаще, только выглядел он постарше.

— Как вы?

Гермиона вытаращилась. Случился Уход прямо из ее собственного сада, и теперь она оказалась в той самой операции, про которую ей снились сны, и которую она не помнила. Он резко потянул ее за руку, и они побежали дальше. Скорпиус выхватил палочку, Гермиона интуитивно поняла, что он хочет сделать, и тоже взмахнула палочкой. Они вместе прорезали антиаппарационный купол и трансгрессировали.

А где, собственно, они находились? Гермиона осмотрелась. Сплошное поле с пожелтевшим разнотравьем и прохладный ветер, дующий прямо в лицо. Небо было затянуто серыми тучами. Взрослый Скорпиус стоял метрах в двух от нее, засунув руки в карманы плаща. Его лицо оставалось сосредоточенным и серьезным.

— Скорпиус?

Он посмотрел на нее, оглядел с ног до головы.

— Вы в порядке?

— Да. А ты?

— В порядке.

— У меня вопросы.

— У меня тоже.

— Ты не в курсе? — удивилась Гермиона. Похоже, в этой версии он еще не был хорошо знаком с ней.

— Меня не предупредили, что агентом будете вы, мадам, — отрывисто ответил Скорпиус, шаркнув ботинком о землю. — Что делать теперь? Насколько я понимаю, вы не помните этой миссии.

— Мне стерли память, — Гермиона накинула на них защитное заклинание против прослушки, считывания, обнаружения.

— Превосходно, — кивнул он и тише добавил: — Дамблдор, чертов профессор...

— Не ругайся, — Гермиона подумала почти то же самое, с поправкой на имя. Ситуация становилась интересней. — Давай решим, с чего начнем. Ты знаешь, когда запланирован Уход?

— У меня он ровно через неделю. Про вас меня не проинформировали.

— Полагаю, вместе с тобой.

— Логично, — согласился Скорпиус. — Теперь про задание. Я выполнил свою часть — спас вас от гибели. Теперь отдаю долговременную оборотку с образом Винды Розье. Дальше ваша часть работы, — он протянул склянку с зельем. Гермиона взяла ее в руки. — Я буду вашим связным с Дамблдором.

Она выдавила из себя улыбку. Теперь все сходилось: ее направили на доведение задания до конца. В тот раз миссия сорвалась, ее раскрыли еще до того, как она добилась доверия Гриндевальда. В этот раз она должна будет не просто собирать нужную информацию для будущего, но и работать в другом обличье. Это миссия в тысячи раз сложнее и опаснее. Винда Розье входила в самый ближний круг, и осечки здесь попросту не могло быть.

— Я увижусь с Альбусом?

— Все через меня. Вам нельзя видеться до окончания задания, — он протянул ей другую склянку. — Здесь все сведения про нее.

Гермиона взяла вторую склянку. Она поражалась деловитости и аккуратности самого младшего Малфоя. И в голове возник резонный вопрос: как он оказался замешан во все это?

— Палочка, — он отдал самый важный предмет образа. Когда она ощутила кожей теплое дерево, то вместо отторжения, которое проходило по телу холодком, она ясно и четко почувствовала, что волшебная палочка легла, как родная, словно она пользовалась ею всю жизнь. Это настораживало.

— Ваша палочка, — Скорпиус ждал.

— Она останется со мной.

— Это протокол.

— Я знаю протокол, — Гермиона взмахнула "чужой" палочкой, проверяя ее гибкость в своей магии. Сила легко перетекла на острие и вспыхнула в воздухе фейерверком. Потом Гермиона бросила лукавый взгляд на Скорпиуса, и он понял ее посыл, выхватывая свою палочку. Они схлестнулись в кратком тренировочном поединке. Заклинания летали над полем, он умело уворачивался, закрывался и делал выпады. А Гермиона чувствовала себя легко-легко с палочкой Винды Розье, которая превосходно слушалась ее и даже иногда проводила ее магию сильнее, чем родная. На секунду она даже поняла, что с нее спали оковы, сдерживающие ее природную силу. Этот ток лился и лился с конца ее палочки... Гермиона ликовала, дух борьбы захватывал.

Наконец Скорпиус выставил руку в жесте окончания дуэли. Гермиона остановилась.

— Ваша совместимость поражает.

— О, да, — Гермиона восхищенно смотрела на приобретение. Потом, не дожидаясь озвучивания дальнейших действий, откупорила склянку с информацией о повадках, привычках и вообще всей жизни Винды Розье, и медленно вытянула светящуюся нить на палочку, затем приложила ее к своему виску и "впитала". Перед глазами пронеслось все, абсолютно все за считанные секунды, в которые Гермиона с точностью невыразимца сортировала сведения по нужным блокам и ставила ментальную защиту для воспоминаний подлинной ее личности. Голова разом отяжелела и закружилась. Ее подхватил под руки Скорпиус, обеспокоенно заглядывая в помутневшие глаза.

— Все нормально, сейчас отпустит, — она присела на траву.

— Осталось немного, — он тоже присел рядом. Гермиона против воли рассмеялась:

— Ты так профессионально держался все это время, а я все смотрела и думала, когда же тебя перестанет хватать.

— Думаете, мне легко? — Скорпиус с болью во взгляде посмотрел на нее. — Я впервые готовлю человека к... смерти, — он сглотнул.

— Почему же сразу к смерти?

— Вдруг вас раскроют?

— Ты переживаешь? — Гермионе перестало быть страшно с той самой минуты, когда она ощутила такой забытый вкус борьбы, оказавшись, по внутренним ощущениям, в своей стихии, как в старые недобрые времена. Она ждала этого ощущения нужности и сопричастности слишком долгое время, и теперь она была предельно спокойна, даже почти счастлива.

Неожиданно Скорпиус наклонился непозволительно близко,так, что она не успела отпрянуть, и проникновенно прошептал:

— Конечно, и не только за операцию, но и за вас, лично за вас...

— Почему? — да, ее действительно заинтересовал ответ. За нее никто не беспокоился вот так, искренне, по-настоящему. Даже Дамблдор, даже милый Рон. Все считали, что она справится со всем и всегда.

— Потому что вы живая, и вам тоже нужна поддержка.

— Спасибо на добром слове, но невыразимец всегда работает в одиночку, — она достала зеркальце и посмотрела на свое отражение, запечатлевая все подробности внешности, ведь скоро она будет очень долгое время смотреть на чужое лицо. Это негласный ритуал всех невыразимцев. Скорпиус сидел молча, давно поняв, что озвучивать пункты протокола ни к чему. Гермиона все знала сама. Она выпила оборотное зелье и превратилась в Винду Розье.

Шикарную Винду Розье. Она так смотрелась даже в своей одежде. Скорпиус зачарованно глядел. Он считал и саму Гермиону достаточно красивой женщиной, а тут... не хватало слов.

— "Костюм" сел, как надо, — Грейнджер подвигалась, привыкая к новому телу. Чисто по ощущениям она стала моложе и изящней. Придется переучиваться во многом. Потом она поймала взгляд Скорпиуса — восторженный и внемлющий. На нее так непростительно никто и никогда не смотрел. Она начинала понимать, с какого момента в нее стал влюбляться друг ее дочери, а может, она еще чего не знала... Она легонько прикоснулась к плечу Скорпиуса.

— Что скажешь? Впишусь в обстановку? — аккуратно поинтересовалась она, пытаясь уже воссоздать образ Винды Розье.

— Как две капли... — выдохнул он.

— Ты видел настоящую?

Скорпиус вмиг посерьезнел и отвел взгляд, затем снова посмотрел на нее, но уже внимательнее:

— Разумеется.

Этого изменения хватило, чтобы Гермиона догадалась, что случилось с Виндой Розье, но она больше не понимала, как в такое оказался замешан Скорпиус и что сподвигло его стать невыразимцем. Также она понимала, что ответы на вопросы она получит не сразу. Все оказалось запущенным по ее воле и помимо нее. Осталось решить, будет она верить Скорпиусу или искать встречи лично с Альбусом.

— Как будем выходить на связь?

— Патронус.

— Но...

— Я знаю, что опасно. Остальное может быть перехвачено. Посылать патронуса буду только я. Ваша задача — передавать планы Гриндевальда. Решения остаются за профессором Дамблдором.

— Значит я работаю на нынешнего Альбуса?

— Возможно.

— Ты не знаешь?

— Он использует разные каналы влияния. Вы больше знакомы с ним, чтобы судить о ходе его мыслей, — Скорпиус посмотрел на часы. — Вам пора возвращаться в ставку.

— Уже так скоро?

— Переоденьтесь, — он протянул руку. — И удачи.

Гермиона пожала его ладонь. Скорпиус отдал одежду Винды и трансгрессировал. Грейнджер быстро переоделась, вызвала в памяти нужный адрес и тоже переместилась.

Туда, откуда не возвращаются прежними.

Туда, куда путь заказан.

* * *

Щелчок. Задание начало свой истинный отсчет с той самой секунды, когда она вступила на порог богатого дома, являющегося ставкой Гриндевальда.

Гермиона огляделась, пытаясь запомнить, что к чему, и поняла, что это не нужно, потому что память Винды Розье прекрасно выдавала нужные образы, подсказывая, что ее ожидает дальше, где какие комнаты, что она в последний раз съела и выпила, кому и что она говорила... Например, сегодня она не виделась еще ни с кем из круга. Постепенно Гермиону охватывало беспокойство, ибо одно дело — выполнять задание и быть собой, но совсем иное — быть еще кем-то другим.

В комнате у окна стоял Гриндевальд, заложив руки за спину. Он обернулся и поприветствовал ее кивком головы:

— Красиво, — Геллерт указал рукой в окно. Гермиона подошла и выглянула на улицу, чуть не сорвав непроизвольным восклицанием всю операцию. На фонарном столбе была повешена она сама. То есть, ее обличье. Кто это был на самом деле, Гермиона даже не хотела знать. Все было до жути натурально.

— Знаешь, я думал, что ты повесишь табличку с громким лозунгом. Однако, сойдет. Пусть понервничают.

Оказывается, за ней гналась сама Винда Розье.

— Ты выяснила, на кого она работала?

— Она невыразимец, — этого не было в голове Винды, Гермиона просто подняла ставку. Ей вдруг стала интересна реакция Гриндевальда.

— Любопытно, — отозвался тот без потрясения, потом внезапно пристально глянул в глаза Гермионы. — А еще любопытней, что сегодня ты с сильной окклюменцией. Ты что, общалась с министерскими? Они видели тебя?

— Нет, — отрезала Гермиона, потом спохватилась и ответила мягче: — Нет, конечно. Никто не знает, кто это сделал, но все поняли, что вы заявили о себе вновь.

— Я хочу знать, на кого работал предатель.

— О, это весьма просто, — Гермиона решила не ждать. — Она работала на Дамблдора.

— Это дает повод задуматься.

— Почему?

— Что он задумал?

— Вы не знаете?

Гриндевальд внезапно весело рассмеялся. Гермиона почтительно молчала, выжидая. За столько лет она успела отвыкнуть от его голоса и реакции на провокационные вопросы. Его магия пульсировала, ослепляла и заставляла подчиняться. Ей всегда бывало тяжело сохранять рассудок в присутствии Геллерта. И сейчас ровно на секунду ей стало страшно — вдруг она прокололась с несвойственной манерой поведения Винды, и он все-все понял.

Он и вправду резко перестал смеяться и заскользил по ней холодным изучающим взглядом, будто препарировал, потом без предупреждения вклинился легилименцией в ее разум.

Гермиона пошатнулась, хватаясь рукой за штору и стараясь перекрыть одни воспоминания другими.

— Зря стараешься, — сухо бросил Геллерт.

Голова заболела. Он совсем не жалел ее разум, твердо "отсматривая" содержимое.

— Что вас интересует? — тихо, очень тихо проговорила она, всеми силами пытаясь увести его от своих, настоящих мыслей. — Я вам все расскажу.

— Винда, ты чего? — наконец в его голосе появились ноты удивления. — Обычная проверка. Ты сама попросила научить тебя. И я обещал тебя не жалеть, потому что ты лучшая.

Этого воспоминания почему-то не оказалось в памяти Розье. Странно... Гриндевальд остановился. Гермиона вздохнула свободней.

Ей просто повезло на этот раз. Второго раза не будет. Она должна выяснить, кто задумал с ней играть в кошки-мышки.

Спалось в чужом теле и с чужой памятью плохо. За ночь Гермиона так и не сомкнула глаз, постоянно ворочаясь с боку на бок. Широкая кровать была непривычно холодна без Рона. Дурацкий балдахин, казалось, затемнял и без того мрачную спальню еще больше.

В четыре часа утра Гермиона сдалась и села в постели. Она чувствовала, как сильно устала, хотя задание только началось. Так могло быть после выматывающего урока Гриндевальда либо после того, как она убила двоих магов.

Ее больше всего поразило, с какой легкостью она совершила эти убийства — с технической точки зрения. Морально ей стало тяжело сразу же до тошноты. Палочка Винды прекрасно слушалась ее, выдавая заклинания с потрясающей, невиданной ранее силой. Тот тренировочный бой не стал случайностью. Палочка Винды Розье раскрывала потенциал Гермионы сильнее, чем родная. Но вместе с мощью пришла и большая ответственность за совершаемые действия. Эта новизна прилично напрягала ее, ведь со стороны она должна была ловко владеть собственной палочкой, иначе не миновать подозрений.

Еще ее занимала мысль об отсутствующем кусочке воспоминания. Все выглядело реальной подставой, будто кто-то решил сдать ее сразу же второй раз. Тогда о ее задании знали только Альбус и Кейт. Сейчас приплюсовался Скорпиус.

Гермиона откинулась на подушки. Сложная загадка. Тот факт, что она работает под прикрытием в чужом теле в команде самого Гриндевальда, лишь красноречиво говорил, что ставки повысили. Раздвоение времен в настоящем косвенно указывало, что борьба перешла все мысленные ограничения, и перекос в сторону темных оказался весомым, раз Дамблдор подключил к работе ее, бывшего невыразимца (хотя, как любил он повторять, бывших не бывает) с не самым приятным прошлым войны с Волдемортом.

Кто это затеял? Про итоговые цели Гермиона уже давно не задавала себе вопросов. Все оказывалось очевидным. Власть и выгода любого цвета и формы. Оставалось выведать промежуточные цели.

И вдруг до нее дошло. Война продолжала идти. Да, они победили видимого врага, они строили будущее сами. Они фактически жили в новом будущем. Проблема заключалась в том, что они не добили настоящего врага. Он продолжал быть и хотел взять реванш. Битва не прекращалась ни на минуту. Вот откуда все эти подводные камни на ее службе, ослабление влияния Кингсли на посту министра магии, отсутствие контроля над Отделом тайн, который являлся самым неуправляемым отделом, в руках которого было сосредоточено столь опасное оружие, как перемещение во времени. Гермиона проработала там целый год и не знала, кто был ее начальником, кто вообще управлял им. А они знали очень многое, к архиву Отдела тайн до сих пор был самый высокий уровень допуска. Кто стоял за ним? Что не договаривал Альбус?

Гермиона поняла, что ей надо отдохнуть, заставить себя провалиться в сон, чтобы перезагрузиться после перехода. Как бы она ни была сильна магически, организм мог не выдержать, и тогда осечка произойдет в самый неподходящий момент.

Гермиона перевернулась на живот и уткнулась лицом в подушки, закрыла разум плотнее по авторской методике Альбуса и провалилась в крепкий сон.

* * *

Он посмотрел на нее так, будто увидел призрака. Лицо побледнело, в глазах промелькнул ужас. Они встретились в заброшенном доме спустя две недели с начала задания, и Гермиона думала, что Скорпиус будет рад ее видеть живой и невредимой. Она очень ждала весточки от Альбуса и, разумеется, новостей от семьи.

— Что не так? — Гермиона переступила с ноги на ногу в своих лаковых лодочках. Привыкнуть к новому телу оказалась сложнее, хотелось снять с себя не только чужую личность, но и ответственность. За эти чертовски тяжелые недели она ничего не узнала о далеко идущих планах Гриндевальда, зато получила непоправимый моральный урон. Она не убивала столько за всю войну с Волдемортом, как за эти четырнадцать дней. Геллерт и сам марал руки, не скупясь на непростительные, но своих сподвижников тоже заставлял многое выполнять лично.

— Это что у вас не так... — полувопросительно-полуутвердительно вымолвил Скорпиус, очень пристально смотря на палочку Винды Розье в руке Гермионы. — Я полагал...

— Это было адом, Скорпиус, — призналась наконец она, присаживаясь на подоконник. Кому еще она могла рассказать? Альбус засунул голову в песок, раз не пришел сам на встречу, хотя она просила через связного. Дела становились запутаннее, а Дамблдор недоступнее.

— Вот я и удивлен, как вы выжили, — тоже, казалось бы, честно ответил Малфой. — Я наблюдал за вами, и если бы знал, что придется делать вам, то никогда бы...

— Постой, — прервала его Гермиона, уловив ложь в построении предложения. — Ты все знал изначально?

Ее проницательность ошеломила его. Он закусил губу и перевел взгляд в окно.

— Я права, — вздохнула она, переставив ноги, отчего Скорпиус заметно дернулся. — Альбус искусно убедил тебя поучаствовать в маленьком проекте. А знаешь ли ты окончательную цель?

— Я не могу...

— Соврать Альбусу?

Скорпиус молчал.

— В чем твоя выгода?

— Что? — он посмотрел ей в глаза.

— Ради чего ты здесь?

Скорпиус засунул руки в карманы брюк. Лицо стало бесстрастным, а выражение глаз — внезапно спокойным.

— Вы точно хотите знать?

Гермиона усмехнулась:

— А ты — нет?

— Ради будущего, — вдруг он подошел к ней ближе и уперся одной рукой в выщербленную кладку кирпичной стены. — Я не знаю, что задумали все вы, я исполняю свою работу. Я, мадам, как и вы, невыразимец. Я исправляю временные петли. Чиню чужие ошибки. В тот раз, когда вас раскрыли и чуть не убили — этого не должно было произойти ни по плану Дамблдора, ни по плану вашей миссии, иначе победы над Волдемортом не случилось бы. И меня направили спасти вас тогда, и я вас спас, закрыл временную петлю, но потом, в будущем мы оказались знакомы, и поэтому вам стерли память об этом эпизоде. Дамблдор остался доволен моей работой, я выполнял задания чисто технически, но исправлял весомые косяки. А потом мы узнали, что в нашем времени стали происходить сдвиги, чаша весов покачнулась. Кто-то снова вмешался во Время. Дамблдор предположил, что ноги растут со времен Гриндевальда, как раз с вашего раскрытия. Вот почему мы оказались снова здесь. Он тоже не понимает причин происходящего.

— И он пожертвовал Виндой Розье, мной, чтобы докопаться до сути?

— Он никем не жертвовал. Вы сами согласились на миссию, потому что не могли оставаться в стороне. Вы же тоже чувствовали это раздвоение?

— Все невыразимцы чувствительны к этим колебаниям, — уклончиво ответила Гермиона. — И еще кое-что по мелочи. Скажи, Скорпиус, раз мы так разоткровенничались, твой дед продолжает заправлять семейными делами?

— Он до сих пор главный.

— Это многое объясняет.

— Что именно?

— Не зря они с Ноттом работали над маховиковом времени.

— Я не знал...

— Это засекречено и случилось сто лет назад. Я думаю, что это связано с нынешними событиями. Тогда на допросе они не признались, зачем конструировали его.

— Не понимаю.

— Точнее, для кого. Полагаю, что Альбус догадался.

— О чем?

— Что это проделки Гриндевальда.

Скорпиус громко выдохнул:

— А при чем здесь я?

— Ты влюблен в меня, и только ты мог самоотверженно пойти спасать меня, наплевав на риски. Этим воспользовался Альбус. А вернул меня, потому что только я из всех невыразимцев общалась с Гриндевальдом вживую, другой просто не справился бы. И я также нахожусь в настоящем времени в Министерстве, я вижу изменения. Я бы все поняла, — Гермиона внутри ликовала, теперь пазлы начали сходиться. Теперь она могла бы устранить ошибки. И этот Скорпиус с чистым желанием помочь, с определенным опытом работы мог бы оказаться полезным.

Он стоял и молчал, переваривая услышанное и боясь взглянуть на Гермиону, которая ловко соскочила с подоконника, вмиг оказавшись еще ближе к нему. Эти ее непосредственность и прыткость очень импонировали ему, но он также понимал, что оживленней она стала лишь благодаря "перевоплощению".

— Надеюсь, ты влюбился в меня не на пятом курсе? — усмешка слетела с губ Гермионы, потом она прошла дальше и снова развернулась. — Ты со мной?

— Вы не против влюбленного юнца? — Скорпиус вернул ей колкость, наконец взглянув в глаза прямо и смело.

— Почему это должно тяготить? Это приятно, — она улыбнулась. — В этом мире только мы друг у друга. Поможешь?

— Я связной.

— Пора отпочковываться от Альбуса.

Предложение было серьезным и опасным. Скорпиусу захотелось обдумать его, и он тут же понял, что в случае его отказа Гермиона попросту применит к нему "Обливейт", и он лишится чудесных воспоминаний о ней. А он желал помнить о ней все.

Гермиона в утонченном образе Винды Розье стояла и ждала. Скорпиус засмотрелся в ее зеленые глаза, которые мог описать одним словом — пучина, и вдруг ему нестерпимо захотелось утонуть в них... Он силой воли заставил себя отвести взгляд, уставился за свои ботинки, сунул задрожавшие от подступившего волнения руки в карманы брюк. Она всегда волновала его, особенно при живом общении, а под обороткой она становилась во сто крат краше и моложе. Ее, казалось, не волновало ничто из ощущаемого, она оставалась холодна. Скорпиус рассудил, что так правильней, и что хорошо, что она знает о его симпатии, им будет проще строить рабочие отношения, не опасаясь, что личное выскочит в неожиданный момент и огорошит обоих. Но эта самая черта Гермионы — быть всегда предельно деловой — сильнее всего привлекала его.

— Что решил? — нарушила тишину Гермиона. Она заметила, как он смотрел на нее, и это ее слегка вывело из равновесия. На нее давно никто так не смотрел. Даже Рон в самом начале их отношений глядел в большей степени восхищенно, что ее временами подбешивало. Она была, в конце концов, не картиной именитого художника, а живым человеком, и ей нужны были чувства личного толка, более глубокие, более насыщенные, поэтому временами она ловила себя на мысли, что милый Рон не дает ей как раз этого. Она могла бы присмотреться к мужу внимательней, поговорить с ним, но не видела смысла. Рон был таким, каким был, ни прибавить, ни убавить. Их союз оставался крепким и счастливым, только вот Гермиона перестала ощущать свою жизнь наполненной, и, наверное, это объясняло ее стремление реализоваться на работе, ее быстрое согласие на миссию. Ей надо было что-то другое, замещающее.

— Я согласен.

Гермиона протянула руку для рукопожатия:

— Спасибо, — не понимая, что она хотела проверить, ощутив его прикосновение. Он помедлил, потом вынул руку и пожал ее пальцы. Когда их руки соприкоснулись, то из-под рукава Гермионы выскользнула изумрудная вспышка, приняла форму линии и обвила змейкой их ладони.

— Непреложный обет? — Скорпиус машинально попытался выдернуть руку, во взгляде промелькнул страх. — Вы с ума сошли?

— Безопасность — превыше всего, — без эмоций откликнулась Гермиона, доводя чары до завершения. На самом деле она боялась, что в критический момент чувства возьмут верх, и она пожалеет мальчишку, а ей надо было довести дела до конца при любом раскладе.

— Но...

— Ты сам хотел, чтобы ничто не помешало делам.

Скорпиус на секунду подумал, что она прочитала его мысли, ведь он долго сохранял зрительный контакт. И также понял, что ничегошеньки о ней не знает, раз вон какие сюрпризы кроются в самом безобидном рукопожатии. Ему впредь надо быть осторожней.

— На следующую встречу пусть приходит сам Альбус. Договорились? — Гермиона была уверена в выполнении ее маленькой просьбы, потому что она прекрасно знала, что Альбус пожалеет его.

— Теперь вы можете даже не спрашивать меня, — огрызнулся Скорпиус. Он был раздосадован и зол за то, что разрешил воспользоваться своими чувствами. Он даже не мог предположить, что таким образом Гермиона защищала саму себя от очередной "разбитости" сердца.

Гермиона смотрела, как уходит Скорпиус, и в груди щемило от того, что все опять так не вовремя и неправильно.

А что правильно в ее жизни?

Гермиона подавила в себе желание выпустить горечь наружу слезами. Это ее выбор, и, соответственно, последствия она тоже берет на себя.

Темная лакированная мебель тускло блестела в отсветах большого резного камина. Языки пламени лизали свежеподброшенные поленья, которые глухо потрескивали. Гермиона сидела в одном из вольтеровских кресел, откинувшись на спинку, и медленно водила пальцами по гладкому подлокотнику в ожидании Гриндевальда, уставившись на огонь. Вечер выдался непривычно тихим: никаких вылазок, убийств, совещаний в ставке, встреч со Скорпиусом или Альбусом, только внезапно назначенная аудиенция в десять часов вечера. Она с трудом предполагала, по какому срочному поводу потребовалась Геллерту, поэтому заранее приготовила родную палочку, спрятав ее в рукаве длинного платья. Палочку же Винды Розье положила на столик между креслами, тем самым выказывая полное доверие руководителю. Ей казалось, что за месяц работы она не дала ни намека на подозрения в чем-либо, но как знать, ведь это был Гриндевальд.

Дверь отворилась. Геллерт молча проследовал к камину и свободно расположился в кресле, закинув ногу на ногу и опершись на оба подлокотника, сцепил пальцы в замок, посмотрел на нее:

— Рад, что ты пришла.

Он вел себя привычно. Гермиона слегка кивнула головой, внимательно наблюдая за ним. Он подозвал беспалочковой магией два стакана и графин с виски.

— Будешь? Подарок старого друга Альбуса.

У нее расширились глаза. Она никак не ожидала такого признания. Означало ли это, что они до сих пор общаются? Гермиона подавила желание спросить.

— По глазам вижу, что ты удивлена, — он плеснул в оба стакана, пододвинул к ней. — Многие полагают, что мы ненавидим друг друга лютой ненавистью, что, собственно, отчасти правда, и это выгодно обоим.

Гермиона была уверена, что в жизни осталось мало вещей, которые могут ее поразить в самое сердце, еще она полагала, что знала Альбуса вдоль и поперек. Гриндевальд усмехнулся:

— Даже ты в шоке. О других магах и немагах можно даже не упоминать.

— Почему? — Гермиона понимала, что интересоваться у нее права не было, но любопытство стирало грани дозволенного.

— Правильный вопрос, — Геллерт качнул стаканом виски в ее сторону, пригубил напиток. — М-м-м... прекрасный скотч.

Гермиона промолчала, не собираясь даже пробовать виски. Ей хотелось узнать причину аудиенции и уйти. Этого хотела она, Винда Розье же была чрезвычайно терпелива, и ей приходилось учитывать это обстоятельство, поэтому она распрямила ноги, и подол платья зашелестел, скользя.

— Мне было бы интересно услышать ответ.

— Ты знаешь, что лучшие враги — это бывшие друзья?

— О, да, — усмехнулась Гермиона и осеклась. Геллерт бросил на нее быстрый взгляд:

— Ты стала циничней.

— Простите?

— Я заметил, — Гриндевальд поставил стакан на столешницу. Гермиона не сводила глаз с него, вся напрягшись внутри. Память Винды не изменила ее, как это происходило чаще всего с невыразимцами под прикрытием, а будто счистила лишнее, напускное, выпустила наружу настоящую Гермиону. И это пугало ее.

— Может, мои способы жестки, но, как говорят, так закаляется сталь. Ты ощутимо выросла. Поздравляю тебя.

Она перестала понимать его. И перестала понимать себя. Ей нужно было срочно воссоединиться с чем-то из своей жизни, чтобы не потерять саму себя в чужих мыслях, стремлениях, образе.

— Благодарю, — она вежливо кивнула, опуская глаза.

— Перейдем к делу, из-за которого я позвал тебя в столь поздний час, — Геллерт налил себе еще виски. — Буду краток и лаконичен. Мне необходимо, чтобы ты отправилась в будущее и взяла усовершенствованный маховик времени. Мои единомышленники сделали его, но не успели передать.

Гермиона внутренне удивилась. Он определенно говорил об изъятом маховике времени, который они спрятали в ее кабинете. Ей стало интересно, каким образом Гриндевальд связался с Люциусом Малфоем и Ноттом, как смог их завербовать. Также она понимала, что он не выдаст ей эту информацию, только голые алгоритмы действия и конечную цель задания.

— Я договорился о твоей нелегальной переправке, пойдем в Отдел тайн вместе. Дальше будет твоя импровизация. Маховик в кабинете Грейнджер. Справишься?

— Да. А можно вопрос?

— Прошу.

— Вы хотите в будущее или в прошлое?

Геллерт рассмеялся и посмотрел на нее повеселевшим взглядом:

— Вся суть в том, чтобы беспрепятственно перемещаться во времени и находиться в нужном измерении неограниченные часы. Все для того, чтобы подправить просчеты. В любых стратегиях бывают ошибки, всего не учесть.

— Игры со временем имеют последствия.

— Понимаю. Нас будут консультировать. Моя задача на сегодня — сохранить позиции, оставить в восьмидесятом году Тома, он вроде станет одним из могущественных темных волшебников, не могу сказать точно, главное, чтобы он остался и был управляем, потому что он создаст нужный хаос. Лишние временные петли можно закрыть при желании, поэтому я останусь в единственном экземпляре, не бойся, — легко и с жаром проговорил Геллерт. Казалось, что он продумал все до мелочей, оставляя при себе почти всю пошаговую инструкцию. Он знал, что говорил. Он знал, как это сделать. Это-то и пугало больше всего.

Гермиона понимала, что нужно срочно что-то предпринимать, ситуация выходила из-под контроля. Теперь можно было увидеть Альбуса, у нее были стоящие сведения. Она даже обрадовалась: месяц адской работы приносил результаты.

На эту встречу Дамблдор, разумеется, пришел лично и один. Скорпиус был отправлен обратно в их время и должен был приготовиться к Приходу Грейнджер.

Гермиона видела, как вытягивалось лицо Альбуса по мере ее рассказа о планах Гриндевальда. Когда она закончила, то Альбус с минуту молчал, глядя стеклянным взглядом в пол, потом поднял голову и посмотрел прямо в ее глаза:

— Ты не представляешь, как я рад, что на миссию пошла именно ты.

— Благодарю, — коротко отозвалась Гермиона и поняла, что эта фраза Винды, она же никогда не была такой с ним. И тут же перестроилась, сбрасывая с себя чужую маску — ей очень не хватало самой себя в этой вечной работе. — Нет, иди к черту, Альбус, со своими комплиментами! Ты послал меня в ад! — она взмахнула рукой, не давая прикоснуться к своему плечу, и, резко развернувшись, прошла вперед-назад, выдохнула. — Что теперь нам делать? — Гермиона в упор посмотрела на него. Дамблдор выдержал ее стальной взгляд, впрочем, как всегда, пожал плечами, поправил жилет и присел на край стола, убрав руки в карманы брюк.

— Альбус?

— Кто-то работает на него в Отделе тайн. Иначе — как он завербовал Малфоя и Нотта, и как они должны были передать ему маховик?

— Неужели есть Временщик?

— Не обязательно.

— Тогда... кто? Скорпиус?

— Почему он? — искренне удивился Дамблдор. — Из-за фамилии? — теперь он откровенно забавлялся недоумением Гермионы, в его глазах заплясали чертики, голос повеселел. — Или из-за долга перед семьей?

— Я серьезно, — она против воли заулыбалась.

— Я тоже, я уверен в нем.

— Почему?

— Я думаю, ты уже поняла.

— Ты! Ты... — Гермиона не могла подобрать эпитет, и поэтому молча взирала на Альбуса, ловя себя на мысли, что рассматривает его стильный твидовый костюм-тройку бежевого оттенка. Ворот его шелковой бордовой рубашки оказался расстегнут, галстук отсутствовал, из верхнего кармашка выглядывал платок того же цвета, что и рубашка, носки коричневых, чуть рыжеватых ботинок были направлены в ее сторону. Она подняла взгляд на его лицо. Он улыбался краешками губ:

— Нравится? Скажи, что сейчас мужчины перестали так стильно одеваться?

— Все дело в воспитании, — Гермиона почему-то именно на этом моменте вспомнила последнюю выходку Рона прямо перед самым ее Уходом. Это показалось ей странным, она уже целый месяц даже не думала о муже. О Скорпиусе думала, и ей было стыдно за поступок с Непреложным обетом. Она также думала об Альбусе и понимала, что в этом промежутке времени он до сих пор оставался неотразим и привлекателен для нее. — Да?

— Да. Дома все хорошо? — он внимательно заглядывал в глаза, продолжая понимать ее с полужеста, как всегда было между ними. Ее это напрягало, когда она вовсе не хотела межличностного взаимодействия, к тому же Альбус умел недоговаривать, в отличие от Скорпиуса — в этом они были схожи с Геллертом, как два брата-близнеца. Только вот Альбус по каким-то неизвестным причинам был против Гриндевальда.

Первый порыв Гермионы был ответить честно, но она давно перестала быть той молодой наивной влюбленной девчонкой. Жизнь дисциплинировала ее, научила быть осторожней. Да, Альбус оставался Альбусом, но в этом-то и была вся суть.

— Я не хочу говорить об этом.

— Хорошо, — Альбус сделал движение в ее сторону, но Гермиона еле заметно качнула головой, и он остался на месте. — Перейдем к плану?

Гермиона приблизилась к нему и уселась рядом:

— Слушаю.

— Я размышлял сейчас и понял: будем делать вид, что все карты у него. Ты пойдешь и возьмешь маховик, потом мы его уничтожим здесь, в этом времени.

— Он будет им пользоваться?

— Нет, лишние временные петли нам ни к чему. Ты уйдешь сразу, как передашь мне маховик. Надо закрыть твою линию.

— Как же мы победим его? Я уйду, маховика не будет.

— Мы разрушим его планы, будущее с Томом останется таким же... — Дамблдор увидел расширенные глаза Гермионы. — Да, нам придется прожить тот ад еще раз, но все останется прежним.

— Это означает, что ты умрешь... — Гермиона не сдержалась и обхватила его руку, обеспокоенно заглядывая в глаза Альбуса, он мягко сжал ее пальцы.

— Нам не привыкать, Гермиона, к потерям. Зато будущее не поменяется, и ты всегда будешь знать, что мы с тобой встретимся в прошлом, что все наши с тобой старания невыразимцев имеют смысл для всех времен. Все складывается, как надо. Твоя главная задача сейчас — понять, кто работает на него в Отделе.

Она кивнула, высвобождая руку и вставая. Обсуждать больше было нечего. Каждый из них знал, на что идет и к чему приведут последствия. Главное — наименьшие потери.

* * *

Геллерт трансгрессировал прямо в Министерство магии Англии, и они оказались прямо перед дверями Отдела тайн. Он галантно пропустил ее вперед, и вот тут Гермиона удивилась на самом деле. За столом приемной сидела более молодая Кейт с иссиня-черными волосами, убранными гребнем. Она поднялась, и черное закрытое платье с золотой брошью на вороте с глухим шелестом закрыло носки острых замшевых туфель на каблуке. Бледно-голубые глаза, точно льдинки, блестели холодным блеском с выражением превосходства, тонкие губы чуть улыбнулись при виде гостей.

— Дорогая, — Гриндевальд поцеловал изящную руку Кейт. — Мы прибыли. У тебя все готово? — он указал на Гермиону. — Это Винда Розье, познакомься.

— Рут, — представилась в свою очередь та, кого Гермиона знала, как Кейт. Как такое могло произойти. Неужели Кейт или Рут — Временщик?

— Очень приятно.

— Винда, она тоже тебя встретит в будущем, — Гриндевальд развернулся, чтобы уйти. — До встречи.

Когда они остались одни Рут протянула Гермионе медальон прямоугольной формы:

— Билет туда и обратно. Точка входа в Отдел тайн. Я буду тебя ждать там. Надевай, — и отошла за стол.

Гермиона расстегнула цепочку и надела украшение. Миг... и наступила темнота.

Раз, два, три... Гермиона раскрыла глаза. Она стояла в том же самом кабинете. За столом сидела Рут в привычном облике Кейт и с улыбкой взирала на нее:

— С приходом, Винда.

Гермиона молча кивнула и двинулась по коридору, чувствуя, как кровь бежит по жилам быстрее, а внутренний надлом стал ощутимей и давил-давил прямо изнутри, руки мелко дрожали. Вдруг, совсем внезапно она почувствовала себя одинокой в этом мире и во всех этих временах. Одновременно она была здесь — и ее не было... Непередаваемое ощущение.

Гермиона остановилась и глубоко выдохнула. Что теперь делать?.. Надо было сконцентрироваться на задании, чтобы не сойти с ума.

— Мадам Грейнджер? — рядом прозвучал голос Скорпиуса. Она подняла голову и посмотрела на него. Он обеспокоенно смотрел в ее глаза. Вот он был здесь, настоящий, и стоял совсем рядом.

— Все в порядке? Вам надо... — он не договорил, потому что она вцепилась в его руку и втолкнула в пустой кабинет, прижалась крепко-крепко, вдыхая его запах, такой знакомый, почти родной. Скорпиус несмело обнял ее в ответ. Так они простояли с минуту в полной тишине и полумраке. Потом Гермиона опомнилась, осознала, кого сжимает в объятиях, и отпустила его, отодвинулась:

— Извини.

— Ничего страшного.

— Адреналин.

— Понимаю, я вам принес антиоборотку и одежду.

— Давай.

Гермиона залпом выпила зелье, почти моментально вернулась в свой образ и тут же начала переодеваться. Скорпиус старался не смотреть на переодевавшуюся Гермиону, но это получалось плохо. Он не видел ее несколько дней и успел соскучиться, к тому же он до сих пор помнил близость и тепло ее тела, ее запах. Гермиона уже надела пиджак и затягивала свои длинные непослушные волосы в узел, прятала перемещающий медальон под блузку.

— Я готова. Ты будешь ждать здесь же? — обратилась она к нему после продолжительного молчания.

— Да.

— Я скоро, — она выскользнула за дверь.

До чего же было удобно ощущать себя в собственном теле, вся нескладность ушла, все было на своих местах, не надо было соотносить внешность и манеры. Родная одежда тоже дарила комфорт, особенно обувь, ведь Винда вечно носила лодочки. Гермиона шла и радовалась самой себе в привычном амплуа. Знакомая обстановка приносила неожиданно прилив сил, уходила раздвоенность в голове и потерянность в душе. Ей было немножко стыдно за свою несдержанность по отношению к Скорпиусу, но тогда ей было просто необходимо почувствовать его, обнять его и понять, что она здесь, она не одна.

Гермиона дошла до своего кабинета, миновала приемную, поймав удивленный взгляд помощницы, и плотно прикрыла двери. Огляделась. Проверила заклинаниями все и приступила к изъятию маховика времени. Она провела палочкой над потолком, и там выдвинулась ниша, откуда аккуратно спустилась по воздуху черная коробка прямоугольной формы. Гермиона все так же на весу открыла ее и достала маховик, завернутый в бархат. Внешне он ничем не отличался по конструкции от обыкновенного маховика времени, различие было лишь в сплаве металла, дающем красноватый оттенок меди. Гермиона надела маховик на шею и спрятала под рубашку. Вернула тайник на место. Теперь оставалось доставить его в сохранности Альбусу.

Она вернулась к Скорпиусу, выпила оборотку, приняла вновь образ Винды, переоделась и посмотрела на него:

— Спасибо тебе за все...

Он обеспокоенно и глубоко заглянул в ее глаза, одной рукой дотрагиваясь до ее плеча:

— Вы так говорите, будто прощаетесь... Не надо...

Гермиона улыбнулась, он был так искренен в своем беспокойстве, так открыт, что даже кольнуло сердце, захотелось сказать что-то подбадривающее, но лгать тому, кто был с нею всегда честен, оказалось выше ее сил, как и сказать правду о том, что она чувствовала вообще и начинала чувствовать к нему, поэтому она положила ладонь на его плечо и, не разрывая зрительного контакта, тихо произнесла:

— Ты извини меня за все, Скорпиус. Я снимаю с тебя клятву, ты выполнил все и даже больше. — змейка Непреложного обета зажглась и померкла при ее словах. — Ты лучший невыразимец, которого я знала. А теперь... прощай! — она развернулась, готовясь к Уходу, время поторапливало.

— Я буду вас ждать! — крикнул Скорпиус вслед. Сердце Гермионы пропустило удар.

Альбус уничтожил хроноворот прямо на её глазах, как только она принесла его и отошла на безопасное расстояние. Взмах палочкой — и вещь сгинула в небытие.

— Что за заклинание? — не удержалась Гермиона от любопытства.

— Лучше тебе не знать, — коротко отозвался Дамблдор и со вздохом присел прямо на траву. Они находились в поле, том самом, где она стала Виндой Розье. Их закрывали защитные чары.

— Как скажешь, — Гермиона опустилась следом. — Что теперь?

— Уходи.

— Все так просто?

Альбус устало посмотрел в её глаза:

— Теперь моя забота.

— А Кейт? — Гермионе хотелось спросить о большем, но она понимала, что он не ответит. Он уже исключил её, дабы не подвергать опасности.

— Сложный вопрос. Его надо решать в будущем, иначе мы собьем ход истории.

— Поняла, — Гермиона встала и отряхнула платье. — Отвернись.

— Что? — Альбус непонимающе взглянул на нее. Она откупорила склянку.

— Переодеваться буду. Винду надо оставить здесь, — перед ним стояла настоящая Гермиона в своем облике и вытряхивала на траву одежду. — Или хочешь напоследок полюбоваться? — со смехом закончила она. Альбус отвернулся и проговорил:

— Я буду по тебе скучать.

— Свидимся еще, — она натянула брюки. — Знаешь, что я придумала?

— Что?

— Пусть Кейт работает на нас.

— Ты всерьез?

— Да. Отдел тайн должен стать подконтрольным нам.

— Нам — это кому?

— Мне и тебе.

— Ты понимаешь, что придется сделать?

— Понимаю, — Гермиона застегнула пуговицы на блузке и надела пиджак.

— Ты ничего не знаешь о Кейт-Рут.

— Выясним. Нам уже никогда не сойти с этой тропы.

— Почему ты так уверена?

— Ты же обманул ее насчет моей миссии.

— Что ты хочешь сказать?

— Пусть она остается в неведении. Постепенно мы узнаем, на кого она работает или какие цели преследует, — Гермиона взмахнула палочкой и избавилась от одежды Винды Розье и склянки. — Можешь поворачиваться.

Альбус встал, оглядел ее с ног до головы:

— Ты неподражаема. Тебе понравилось ходить по краю?

Гермиона склонила голову набок, внимательно смотря прямо в его голубые глаза и обдумывая его вопрос. Альбус продолжал видеть ее насквозь. Он всегда знал, на что она способна, и поощрял ее, давал задания, чтобы она набиралась опыта, учил ее всему. Гермиона давно поняла, что стала в его руках идеальным инструментом. Но впервые за все время он говорил с ней на равных: советовался, давал возможность принимать самостоятельные решения. Они стали партнерами.

— Наверное... — Гермиона помедлила. — А еще я поняла, что мы там, где нужны. Мы можем это делать.

— Ты же понимаешь, что это навсегда?

— Бывших невыразимцев не бывает, — ответила его фразой Гермиона, ей не хотелось говорить от себя. Слишком многое оставалось не тем, чем являлось.

Дамблдор засмеялся. Слишком грустно. И она его хорошо понимала, как и он ее.

— Ну, удачи с Гриндевальдом, — она поменяла палочку на свою. — Мне пора в настоящее.

— Все будет хорошо.

— Я пойму по Приходу.

— Палочку Винды?

— Оставлю, как военный трофей.

Гермиона вернулась в точности в тот же вечер к семейному ужину. Она стояла на заднем дворе дома и уже знала, что Рон хлопнет дверью.

Хлопнул. Ей не было жаль, как и в прошлый раз.

Она подождала, прислушиваясь к звукам на кухне. Все повторилось. Только она думала, что в этот раз Скорпиус не выйдет к ней, ведь временная петля закрыта, нужные события произошли и им видеться не обязательно.

Но он пришел. Встал рядом:

— Все хорошо?

— Замечательно.