О птицах, тенях, героизме и живых сновидениях (джен)

Дождь начался ровно в тот момент, когда Игорь добрался до башни «Vmeste», которая в темноте вечернего города сияла, словно огромный Александрийский маяк. Небо прорезало косой вспышкой молнии, громыхнул гром, и потоки воды полились из отяжелевших туч. В последний момент Игорь успел заскочить в просторный холл через открывшиеся перед ним стеклянные двери; стряхнул с кожаной куртки капли воды, достал из кармана пропуск. Пропуск был выдан Сергеем Разумовским около года назад, в единственном экземпляре и под честное ментовское: «Не терять. Второго не будет». Беспрепятственно проникнув через турникеты, Игорь через несколько минут поднялся на последний этаж и вошёл в офис, где миллионер встретил его ироничным замечанием:

— Тебе не обязательно было приводить с собой своего товарища.

Он указал на окно, за которым в это время сверкнул очередной разряд, и послышался приглушённый раскат грома. Игорь хмыкнул:

— Интересно, когда тебе надоест шутить по поводу моей фамилии?

— Не дождёшься, — Разумовский покачал рыжей головой и усмехнулся в ответ: — А что тебе не нравится? По-моему, весело.

— И главное, оригинально, — Игорь потёр ладонью лоб. — У тебя парацетамола, случайно, не найдётся? Голова раскалывается.

— Выпей лучше.

Серёга широким жестом указал на журнальный столик, где аккуратно разместились несколько тарелок с маслинами, оливками, нарезкой из сыра, вяленого мяса и крохотными канапе на деревянных зубочистках. Тут же, между тарелками, стояла уже открытая бутылка виски и два бокала, наполненных прозрачным янтарём. По правде говоря, пить Игорь сейчас намерен не был и отказался бы, если бы не дождь. Тот, судя по всем признакам, собирался продолжаться ещё, как минимум, час, поэтому Гром, от нечего делать, согласился, занял место сбоку от стола, на угловом диване, взял в руки бокал. Разумовский упал слева, откинулся на диванную спинку и забросил в себя кусочек сыра.

— Я так понимаю, презентация прошла с успехом?

— А ты ещё не слышал? — Сергей взял в руки второй бокал, подержал, поставил на журнальный столик: — Провалилась моя презентация.

— Провалилась?

Разумовский махнул рукой и залпом опрокинул в себя виски. Налил ещё, смахнул крошки с серого диванного вельвета и заложил ногу на ногу:

— Угощайся, с фуршета осталось. Не пригодилось, правда, никому. Девочки только зря старались: с раннего утра накрывали столы…

— Погоди, погоди, — Игорь, поставил свой бокал на стол и снял с головы серое кепи. — Ещё раз. Тебя провалили? Почему? Шикарный же был проект.

Сергей раздражённо покачал головой:

— Ты не понял? Не меня провалили — я провалился. Спасибо, конечно, за высокую оценку моей работы, — он язвительно хмыкнул. — Шикарная, факт. Только я, как выяснилось, оказался неудачником.

— Ты толком можешь рассказать, что произошло?

Разумовский взял с тарелки канапе, и запрокинул голову на спинку дивана. Он был все ещё в брюках и рубашке — так и не переоделся после презентации, пил вяло и неспешно. По привычке — мало (никогда не умел пить — быстро пьянел и потом долго страдал от головной боли). О своём побеге со сцены он рассказал во всех подробностях. Рассказал о том, как пришла к нему новость об освобождении Гречкина, и о том, что новость эта мгновенно стала известна всем присутствующим на презентации. О том, как вдруг растерялся, испугался и помчался прочь, не желая отвечать на множество вопросов. Умолчал Разумовский только об одном — об участии в этом деле Олега. Глубоко вздохнув, он поставил на колени локти и принялся растирать подушечками пальцев виски́ и переносицу.

— Вот что мне теперь делать, Игорь, скажи?

Гром пожал плечами:

— А что делать? Позвонишь завтра своим инвесторам, или кто там у тебя? Скажешь: так, мол, и так, переволновался, растерялся. С кем не бывает?

— Да, тебе легко говорить. Я в жизни своей так не позорился.

— Неужели? — из-под полуприкрытых век майора блеснул ехидный огонёк. — Даже тогда, в университете? На выпускном…

— Я тебя когда-нибудь придушу.

Игорь громко захохотал и чокнулся донышком своего бокала о бокал друга. Стекло звякнуло коротко и весело.

— Ну, тогда — моё здоровье, — он допил остатки виски и уже серьёзно произнёс: — Все равно я тебя не понимаю. Ты говорил: дело всей твоей жизни. А теперь хочешь всё бросить из-за какой-то, в общем-то, чепухи.

— Не хочу, — Сергей покачал головой. — Да и дело тут, по правде говоря, не в презентации, просто…

Он немного помолчал, а потом вдруг неожиданно спросил:

— Игорь, почему ты ничего не сказал сегодня в суде?

Гром нахмурился:

— Ах, вот оно что…

— Нет, действительно, почему? — Разумовский испытующе поглядел на друга. — Ведь ты же брал этого… Гречкина. Ты вёл его дело от начала до конца. Ты разбираешься в нём, как никто другой. Почему ничего не сказал?

— Опять ты за своё, — с досадой бросил Игорь. — А что, по-твоему, я должен был сделать? Кричать: «Судью на мыло»?

— Нет, зачем так? — неловко засмеялся Разумовский.

— А как? Или снова повязать Гречкина прямо там, в зале суда? И потом, что бы это изменило?

— По крайней мере, твоя позиция бы прозвучала.

— Вот как, — хмыкнул Гром. — А я, знаешь ли, не имею привычки болтать языком зря. Уж если делать что-то, так хотя бы знать, что делаешь не напрасно.

— Ты хоть уверен в том, что говоришь?

— Слушай, что ты пристал? — Игорь сердито поднялся, надевая кепи. — Извини, я пойду, мне ещё домой ехать.

— Стой, стой, — Разумовский засмеялся и схватил друга за руку. — Ну извини, не буду. Какой ты! Хорошо? Прости. Не торопись, я тебе потом водителя вызову — быстро подбросит.

— Спасибо, не стоит, прогуляюсь лучше, — Игорь снова сел на краешек дивана и, всё ещё хмурясь, взглянул на друга. — Ну что, ты думаешь, я этого всего не вижу? Вижу ещё как. И хотел бы что-то исправить. Но не могу. Не в моих силах.

— Где же тогда справедливость?

— Хороший вопрос, — Игорь откинулся на спинку дивана, покачал головой, разминая затёкшие шейные позвонки. — Знал бы — ответил.

— Может, её совсем нет? — как бы про себя пробормотал Разумовский, но Гром услышал.

— Может, и нет, — ответил он, прикрывая полусонные глаза.

Игорь не видел, какой странный взгляд бросил на него друг при этих словах: смесь отчаяния, удивления и какой-то злобы что ли. Будто ожидал услышать что-то другое. Возможно, твёрдый и честный ответ на свой вопрос. Но Игорь молчал. Он ни о чем не подозревал, ничего не видел и ничего не говорил.

Сергей опустил голову.

Так они сидели ещё какое-то время. Дождь понемногу перестал и теперь лениво моросил за окном, подгоняемый лёгким вечерним ветерком. Наконец, Гром открыл глаза, потянулся, сел ровно и хлопнул друга по плечу.

— Не кисни. Пройдёт и по твоей улице инкассатор. А за презентацию не волнуйся — сильный проект и жюри его точно оценит, гарантирую.

— Спасибо, — как-то криво улыбнулся Разумовский и поднялся, чтобы проводить друга к выходу. — Может, всё-таки вызвать водителя? Двенадцатый час…

Игорь упрямо покачал головой.

— Оставь человека в покое, пусть отдыхает, — напоследок хлебнул ещё виски и закусил маслиной. Оглядел Разумовского с ног до головы. — Помятый ты какой-то, Серёг. Бледный, как привидение. Отпуск тебе нужен и срочно.

— Отпуск, — ухмыльнулся миллиардер. — Кто мне его даст?

— Разве миллиардерам и плейбоям нужно получать разрешение?

— Больше, чем кому бы-то ни было.

Серёга становился все более и более раздражительным. Игорь, впрочем, привык. Его друг склонен был к частым перепадам настроения, и его нынешнее состояние майор объяснял обыкновенной усталостью и психом по поводу срыва презентации. Увы, он и не подозревал о настоящих причинах.

Уже спускаясь в лифте на первый этаж, Разумовский снова вернулся к недавней теме разговора:

— Как думаешь, что теперь будет с Гречкиным?

— А что с ним будет? — Игорь пожал плечами. — Вернётся к своим девчонкам, тачкам и бесконечному веселью. Ты ещё надеешься, что всё будет по закону? Или думаешь, в нём вдруг проснётся совесть?

— Неужели он не боится? — Разумовский будто и не слышал вопросов.

— Чего?

— Не знаю… Мщения, например.

Игорь расхохотался без особого, впрочем, веселья. Сергей тоже кисло улыбнулся. В это время створки лифта раскрылись, пропуская пассажиров в холл, освещённый яркими лампочками объёмных букв. Впереди вместо стены от пола до потолка высилась прозрачная стеклянная панель, и улица за ней казалась совсем чёрной.

— Дружище, тебе надо поменьше читать комиксов, — Гром остановился у закрытого турникета и протянул на прощание Разумовскому широкую ладонь. — У нас тут пока ещё не Готэм и Бэтсигнал тоже не изобрели. Может, это и хорошо. Но придётся разбираться своими силами.

Серый пожал в ответ протянутую руку и бросил взгляд на стеклянную перегородку, за которой виднелась уличная чернота и низкое ночное небо.

— А может…

Но Гром уже снова достал из кармана пропуск и шагнул за турникет:

— А водителя не нужно. Доберусь.

* * *

Было около часу ночи и улицы уже совсем опустели, когда Игорь оказался-таки у подъезда своего дома. Похолодало. Лёгкий алкогольный дурман успел выветриться, и майор мечтал сейчас только об одном: горячая ванна, чашка чая (вроде бы недавно на кухне он видел завалявшийся пакетик Эрл Грея) и сон. Завтра, впервые за много месяцев, планировался более-менее свободный день. Игорь даже надеялся уйти из управления пораньше, как закончит с отчётом по сегодняшнему делу хоккеистов, и чего уж там, посидеть в одиночестве на какой-нибудь из Питерских крыш. Он знал несколько мест, откуда открывался прекрасный вид, и где, в отличие от некоторых подобных, нечасто бывали посетители. Город давно был изучен вдоль и поперёк, и многие из его потайных закоулков были известны только майору Грому. Крыши с некоторых пор стали одним из его излюбленных мест уединения — местом силы, как теперь говорят. Здесь он мог собраться с мыслями. Здесь никто не отвлекал по пустякам, не болтал, не задавал глупых вопросов, а шум большого города даже способствовал усилению мозговой деятельности. Достаточно было выбраться наверх, желательно с хорошим таким образцом шавермы, забраться с ногами на ближайший выступ и глядеть вдаль, уткнув подбородок в колени. Прекрасный вид досуга для такого интроверта как майор.

Правду говоря, совершать такие вылазки в последнее время становилось все сложнее и сложнее. Работы прибавлялось, время от времени начальство повышало план. Бумажная волокита часто отнимала времени больше, чем само расследование, но дело было даже не в этом. Пожалуй, дело было в том, что…

Игорь вдруг замер. Он стоял собственного подъезда и уже вынул ключ из кармана, намереваясь открыть тяжёлую железную дверь. Но что-то привлекло его внимание. Профессиональное чутье, выработанное годами, подсказывало: что-то здесь не так. Вернее кто-то…

Игорь обернулся. Постоял, вглядываясь во мрак улицы, прищурился. Жёлтый свет единственного фонаря заливал пространство от подъезда до поворота в полукруглую арку. Там, под аркой, частенько собирались группы весёлых ребят, пили, курили, ругались, и поздние прохожие стремились заходить во двор с другой стороны. Но сегодня кругом было тихо — ни души. Да и когда минуту назад Гром шёл тем самым путём, он не увидел никого ни перед собой, ни позади. Показалось? Игорь приложил чип к считывателю на домофоне и шагнул в подъезд. Оглянулся ещё раз. Тишина.

Показалось. Пора отдыхать.

«Так в чем же всё-таки дело? — думал Игорь, закрывая за собой дверь. — О чем это я? О том, что недавно говорил мне Сергей. О справедливости. Он спрашивал, где она. А ты, Игорь Гром, служитель закона, ответил, что не знаешь. И ты, правда, может быть, не знаешь. Давно уже не знаешь. Но дело, наверное, не в этом. Дело в том, что где-то в глубине души ты уверен, что друг твой на самом деле прав. Хотя то, что он говорит, идёт вразрез с твоими убеждениями и с тем, чем ты занимаешься».

* * *

Когда дверь с улицы закрылась, из-под арки показалась тёмная, высокая фигура в черных брюках и толстовке с надвинутым на лоб капюшоном. Постояла, глядя на подъезд, куда только что вошёл майор, затем развернулась и исчезла в темноте двора.