О птицах, тенях, героизме и живых сновидениях (джен)

Вечерний Петербург гудел сигналами запоздалых автомобилей и маячил огнями витрин. Старые фонари рассыпали теплый свет. Спешили по домам прохожие. Воздух остывал, и мягкая сырость кралась по набережным Фонтанки и Мойки. Ночь подступала все ближе.

Прошел почти месяц с того дня, как город всколыхнуло известие о гибели молодого Кирилла Гречкина. Несколько дней эта история бурно обсуждалась в прессе. Потом страсти утихли, жизнь в городе потекла своим чередом. Никого больше не интересовало дело о пожаре в особняке. Появились куда более важные заботы. Новым объектом внимания публики стала некая Ольга Исаева — глава Рос-Гарант-Банка — властная экстравагантная женщина, слухи о которой ходили отнюдь не из приятных. По некоторым рассказам за банком числились разные махинации, передавались смутные воровские истории. Подтвердить их, впрочем, не удавалось никому. И все же город ждал. Город ждал новостей. Город чувствовал, что неотвратимое подступает все ближе, и затаился в ночных объятиях сырости.

Единственным, пожалуй, человеком, которого совершенно не интересовали городские сплетни был Игорь Гром. Единственным, который никак не мог успокоиться и весь месяц упорно продолжал искать хоть какие-то следы, ведущие к раскрытию дела Гречкина. Однако история оказалась куда сложнее, чем майор мог предполагать. Дело было даже не в уликах, а точнее в их отсутствии. Экспертиза совершенно точно определила места возгорания и вынесла заключение о поджоге. Но это было, пожалуй, и все, что Гром смог выжать из своего расследования. Были ещё показания Лёши о некоем Чумном Докторе, но мальчик буквально на следующий же день принялся отнекиваться и утверждать, что никого и ничего не видел. Игорь удивился, даже возмутился поначалу, но потом решил не настаивать. Он и сам не вполне верил в существование какого-то загадочного злодея в маске. Кроме того, с такими показаниями в отделе его бы точно подняли на смех. Экспертиза здесь была куда более сильным аргументом, и вот тут-то и начали возникать загвоздки, о которых Игорь спустя месяц рассказывал своему другу — Сергею Разумовскому.

Тот заехал буквально на минуту, передал кое-какие документы, о которых Игорь его давно просил. Поделился новостями. Развитие соцсети шло довольно успешно. Внезапный побег Разумовского со сцены во время выступления вскоре забылся, как и предполагалось. Более того, сработал Сергею на руку, став неожиданным пиар ходом. Теперь Разумовский готовился к официальному выпуску своего детища. Уже был назначен день релиза платформы для бета-тестирования первыми пользователями. Вероятно, поэтому Разумовский снова страшно переживал и нервничал. Что скажут, как отреагируют? Не будет ли то, к чему миллионер стремился всей душой последние несколько лет, его самым большим провалом? Не появятся ли новые, непредвиденные осложнения? Не станут ли совать палки в колеса конкуренты и (у кого их нет) недоброжелатели?

Гром относился к страданиям друга с легким снисхождением. Своих забот ему тоже хватало, по горло и выше. Впервые за много лет Игорь готов был пожалеть о том, что работает в одиночку. Как оказалось, всем было абсолютно плевать, почему погиб Гречкин, и был ли пожар в его особняке результатом поджога или просто несчастного случая.

— Понимаешь, нет у меня ничего, — с досадой ворчал майор, стоя в одних носках на лестничной клетке, пока Разумовский копошился в своем портфеле. — Матери у него толком нет, отец в депрессии, друзья посылают куда подальше, да и не знают они ничего. Таких вообще можно назвать друзьями? А бюрократы наши давят. Знаешь же, как это бывает. Говорят: закрывай как самовозгорание. Сдался, мол, тебе этот мажор? У них, видите ли, план. Да я их план… два раза уже закрыл, открыл и снова закрыл в этом месяце.

Сергей, наконец, нашел, что искал, и вручил Грому пять или шесть листов А4 формата, сложенных в прозрачный файл. Игорь пробежался по тексту глазами, кивнул и мрачно вздохнул:

— Что-то я упускаю в этом деле, Серый. Чувствую, что вот что-то не доходит до меня. А что — не пойму.

Друзья распрощались. Когда за майором закрылась дверь в квартиру, Разумовский нахмурил рыжие брови, скривился и с досадой стукнул кулаком по портфелю.

Вот уже довольно долгое время Сергей Разумовский жил будто бы не своей, а чужой жизнью. Ему казалось, что он разъединяется, разделяется на две разные личности. Если бы его спросили, когда все началось, он бы не знал, что ответить. Тогда ли, когда погиб Кирилл Гречкин? Когда на презентации соцсети Разумовский бежал со сцены? Или может быть тогда ещё, два года назад, когда в его жизни появилась тайна, слишком важная для того, чтобы доверить ее даже самым близким людям?

Так или иначе миллионер чувствовал, что все больше и больше начинает запутываться в каком-то бесконечном лабиринте. Одна его личность активно продвигала социальную сеть «Vmeste», выходила к публике в смокингах, улыбалась инвесторам, верила в то, что однажды все ее усилия увенчаются успехом, и любимый город Санкт-Петербург станет самым прекрасным местом на земле. Другая — мрачная и нелюдимая — просматривала по вечерам сводки новостей и злилась, как хохлатая ворона. Мало того, она ещё и боялась всего на свете. Из-за нее Сергей тогда бежал со сцены и не докончил свой монолог. Действительно, стал бы он пугаться, когда прямо посредине выступления что-то сбилось в телефоне, и на обозрение публике появилась новость о несправедливом решении по делу Гречкина. Непрофессионально. Стал бы он звонить после этого Игорю? Глупо, конечно. Нервы. Но дело было не в этом. Существовал тут, помимо всего прочего, ещё один момент, буквально вгоняющий в ступор. Сергей задавался вопросом: мог ли тот звонок стать поводом для того, что случилось потом? Одним из поводов. Мог ли разговор между ним и Игорем, который слышал ещё третий человек, стать причиной всех последующих событий? Или все было решено очень давно, когда первый раз в своей жизни ещё маленький Серёжа Разумовский понял, что значит ложь и изворотливость?

Так что же всё-таки произошло?

Произошло то, что на следующий день, после того как стало известно об убийстве Кирилла Гречкина, в офис к Разумовскому пришёл Олег Волков.

Обыкновенно Сергей ложился спать далеко за полночь. Перед сном листал новостную ленту на большом экране. А в тот раз особенно внимательно просматривал комментарии по делу о пожаре. Комментарии были разными, в большинстве своем негативными и даже злорадными. Поджав под себя босые ноги, Разумовский сидел на диване и был мрачнее самой мрачной тучи, когда внимание его привлекла темная тень в углу офиса.

Сергей вздрогнул и повернул голову. Из тени вышел Олег Волков, молча остановился у экрана, пробежал по строкам текста цепкими темными глазами. Он был одет в черный костюм и темную водолазку, поэтому, может быть, Разумовский не заметил его сразу. Сплюнув, миллионер недовольно пробормотал:

— Слушай, и когда ты перестанешь так тихо входить. Давно ты здесь?

Волков не ответил. Дочитал новости до конца, хмыкнул в черную бороду и повернулся к другу:

— Чувствуешь?

— Что? — не понял Разумовский.

Олег смотрел на него каким-то странным торжествующим взглядом:

— Дышится легче, — тихо ответил он и вздохнул.

Сергей перевел взгляд с него на фотографии пожарища в особняке Гречкина. Затем снова взглянул на Олега. Тот, тем временем, подошёл к огромному полотну «Рождение Венеры» Сандро Боттичелли, которое висело у Разумовского напротив рабочего стола, через комнату. Когда-то давно миллионер приобрел его за большие деньги, и Олег, побывав первый день у друга в офисе, чрезвычайно заинтересовался картиной. Подойдя к Боттичелли, он заложил руки за спину и в который раз принялся с интересом разглядывать знаменитое полотно. Разумовский поднялся со своего дивана и подошёл ближе к Волкову.

— Олег, слушай, надо поговорить.

Олег не обернулся, продолжая рассматривать картину. Возможно, что он и в самом деле не слышал обращённой к нему фразы. Весь его вид выдавал крайнюю степень какой-то таинственной сосредоточенности. С губ не сходила надменная усмешка.

Разумовский сделал ещё шаг вперёд и настойчиво повторил:

— Олег!

Волков обернулся, и миллионер поразился тому, как лихорадочно блестят у него глаза. Впрочем, Олег тут же опустил веки, гася лихорадочный блеск, и посмотрел на друга уже по-другому: исподлобья, вопросительно. Сергей попытался заговорить снова:

— Слушай, что происходит?

— О чем ты? — Волков вроде бы даже удивился.

— О тебе. Обо всем. Что происходит, Олег?

Волков поднял голову:

— Сереж, ты как-то неправильно задаёшь вопросы. Давай конкретнее, не-то я тебя совсем не понимаю.

— Могу и конкретнее, — Разумовский вдруг почувствовал, что начинает злиться. Он знал, что друг прекрасно понимает, о чем сейчас пойдет речь. Хотя бы потому, что разговор этот зрел давно, но по разным причинам все время откладывался. Тем более было обидно видеть в поведении Олега откровенную издевку. Собрав в кучу всю уверенность, на которую был способен, Сергей пошел напролом:

— Олег, я чувствую себя идиотом. Два года… Два года я изворачиваюсь как могу. Два года я скрываю тот факт, что ты жив. Два года я вру всем, кому нужно и не нужно, сам не понимая зачем это делаю. Ты просил меня не говорить даже Игорю о том, что ты вернулся, и я выполнил твои условия. Ты обещал объяснить, но я так и не понял, в чем на самом деле причина. То ты заявляешь, что от кого-то скрываешься, потом просишь помощи с документами. Олег, ну я же тоже не совсем дурак…

Сергей видел, что слова его не производят на Волкова никакого впечатления. Тот спокойно стоял перед ним, молча скрестив на груди руки, и даже усмехался в ответ. Миллионер начал понемногу распаляться:

— Я записал тебя в свою охрану, устроил сюда на работу по подставным бумагам. Олег, я плачу тебе деньги из своего кармана. Для чего, спрашивается, вся эта конспирация? Поиграли и хватит. Объясни мне, наконец, что происходит?

Разумовский замолчал, тяжело дыша. Волков подождал немного и тем же равнодушно-насмешливым тоном поинтересовался:

— Успокоился?

Сергей не отвечал. Олег снова обернулся к «Венере», окидывая картину последним оценивающим взглядом и произнёс:

— Ну что же, я думаю, теперь тебе тоже нужно знать обо всем.

На слове «теперь» Волков сделал особенное ударение. Сергей недоуменно следил за ним. Куда-то вдруг исчезла вся злость, и от слов друга по спине пробежал неприятный холодок. Олег отошёл к экрану, на котором по-прежнему мелькали новости о пожаре в доме Гречкина.

— Ты помнишь, Серёж, свой первый проект?

— Первый? — как эхо повторил Сергей.

Волков повернул к нему голову и удивлённо приподнял черные брови:

— Неужели не помнишь?

Разумовский нервно сглотнул.

— Мой единственный проект — моя социальная сеть.

— Нет, нет, нет… Не то, над чем ты работаешь сейчас. Неофициальный. Тот, которого нет в документах. Который остался в учебной тетради в клетку. О котором знали лишь двое человек. Ты и я.

Сергей округлил голубые глаза:

— Ты имеешь в виду…

— Да, Серёж. Проект десятилетней давности. Твое гениальное изобретение. И твоя большая мечта. Тебе сколько тогда было? Тринадцать?

— Олег, но это же несерьёзно!

Волков даже засмеялся:

— Да неужели?

— Конечно, несерьёзно. Тогда было несерьёзно и тем более сейчас. И вообще, какой проект? Я не понимаю, что за чушь ты…

В этот момент страшная мысль поразила Разумовского. Он так и остался стоять с открытым ртом. Пазл начал собираться в логическую картинку. Кирилл Гречкин — разговор по телефону — пожар — гибель мажора…

Чувствуешь, дышится легче?

Волков внимательно проследил за взглядом миллионера, усмехнулся и кивнул:

— Видимо, не зря тебя все считают гением.

— Ты, — просипел Разумовский. Ему будто не хватало воздуха. — Ты…

Он вдруг без сил опустился на длинную и узкую кушетку прямо у «Венеры». Запустил тонкие пальцы в волосы и сильно сдавил голову руками.

— Что ты натворил? Боже мой… Что. Ты. Натворил, — простонал он.

Волков, казалось, удивился.

— Я совершил правосудие.

— Правосудие? — Сергей вскинулся, как будто его ударили по лицу. Гневно сверкнул глазами:

— Да ты что, не понимаешь, что ли? Ты же… Ты человека убил!

— Человека? — Олег со смешком кивнул в сторону фотографии Гречкина на экране.

Сергей снова вцепился руками в волосы и вдруг подскочил со своего места. Страх пробрал его до самых костей. В голову Разумовскому пришло, что он находится с убийцей в одной комнате, и кто знает — не захочет ли сейчас Волков расправиться заодно и с ненужным свидетелем? Но Олег только вздохнул, подошёл к дивану и упал на него, устало запрокинув на спинку голову. В офисе стояла тишина, даже шум машин не доносился сквозь толстые бронированные стекла.

— Серёж, я не понимаю, а что ты хотел? Чтобы я пришел к Гречкину и поставил его в угол? Нужны были действенные меры, такие, чтобы каждый в этом городе понял.

— О чем ты говоришь, Олег, какие меры? Это же… самосуд, — с тоской бормотал Разумовский.

Олег сел прямо и посмотрел на миллионера с откровенной досадой.

— Самосуд? Интересно. А что же ты тогда, друг мой, метался здесь пару дней назад? В день суда. Помнишь наш разговор? Ты все спрашивал, почему таким вот как Гречкин все сходит с рук? Так страдал… Забыл? Сознайся, ты понимал, что я пойду к нему.

— Я?

— Ты все понимал, Сережа… Более того, ты тоже этого хотел. Поэтому и меня не остановил. Думал, что это будет единственный выход. «Справедливый» выход, а ты ведь так веришь в справедливость. Ну, что, скажешь, я не прав?

Сергей с мольбой посмотрел на Волкова. С ужасом он осознавал, что хочет и не может возразить. А Волков поднялся со своего места, одернул пиджак, потер ладонью пятно на рукаве.

— Ну вот и не истери. Веселье только начинается. Я тебе не просто так все это говорю, Сереж. Ты мне будешь нужен. Ты и твой проект. Но вот Игорю обо всем этом знать не обязательно. Теперь, я думаю, ты понимаешь, почему. Он, конечно, наш друг. И я знаю — вы все еще периодически пересекаетесь. Но не надо ему этого. Он умный, но уж больно честный. Кроме того, мент. Не так поймет, согласен?

Разумовский не знал, что ответить. Так и стоял на одном месте, бледный, как собственная футболка. Волков собрался уже уходить, но у самого выхода вдруг обернулся и крикнул через всю комнату:

— Слушай, Серёж, а каково это так долго врать и ни разу не запалиться? Уважаю. Может, научишь когда-нибудь?

Несчастный миллионер бросил в его сторону болезненный взгляд. Волков расхохотался и вышел из офиса.