Свет упавшей звезды (джен)

Прошло несколько дней, и с каждым днем Теалор чувствовал себя лучше. К нему понемногу возвращались силы, волшебство давалось все легче, раны на ногах почти затянулись, и теперь об ожогах напоминали лишь свежие рубцы на коже да искореженные сапоги, на которые Сальваторе почему-то очень старался не смотреть.

— Прекрати уже казниться, — не выдержал наконец Теалор. — Любой мог не заметить ловушку, а ты, к тому же, вел меня; ничего страшного не произошло.

Ученый в ответ пробурчал что-то себе под нос и отвернулся.

— Что-что?

— Не было там ловушки, — мрачно повторил ученый, не поворачиваясь. — Это я… Я не нарочно, клянусь! Но я так расстроился, когда не увидел выхода, что потерял контроль и меня вырвало… вам на ноги, помните?

— Если честно, нет, — в первый миг он вообще ничего не соображал от боли, а потом стало не до того. — То есть ты не только умеешь превращаться в огромную жабу, но тебя еще и рвет кислотой?

— Да. Я пытаюсь сдерживаться, но получается не всегда, — он говорил все тише и все сильнее съеживался. — Если расстраиваюсь, злюсь или пугаюсь…

— Во всяком случае, это довольно удобно — ты сможешь себя защитить, если придется… И можешь не жаться к стене, я не сержусь.

Сальваторе уже не порывался извиняться за каждое движение, но проговаривать ему некоторые, на взгляд Теалора, очевидные вещи все еще приходилось. Впрочем, по сравнению с первыми днями в храме это уже был большой шаг вперед. Да и в целом ученый заметно приободрился: вовсю хозяйничал, наводя уют, и благодаря ему сторожка стала выглядеть совсем настоящим домом.

Настоящим, но чужим. Впрочем, было ли место, куда Теалор возвращался с радостью, думая: “я иду домой”? Мог ли он назвать своим домом замок, где прошло его детство и отрочество? Казармы Святого Ордена, чертоги Инодана, покои великого магистра в Храме Солнца?

Он никогда не задумывался об этом прежде, но теперь ответ пришел сразу же: нет. У него не было дома — только жилища, предоставленные ему по праву рождения или в соответствии с его саном, и хотя эти жилища были весьма удобны, в душе он отводил им столько же места, сколько стоило отвести разбитому на привале лагерю или пещере, годной для ночевки.

Его всегда манила дорога — как в юности, так и сейчас; сейчас, после долгих лет вынужденного бездействия, даже сильнее, чем прежде. Бродить по окрестностям, ища еду и хворост и заодно разведывая пути к людям, Теалор начал сразу же, как только залечил ноги — сперва недалеко, затем все глубже в горы. Иногда он призывал кобольда, выпуская его вперед себя на разведку — призванную тварь было не жаль, а рисковать собой он не имел права. Точно не сейчас и не так — в безвестности, без пользы, не зная даже, что происходит… но и выходить сразу же к людям он остерегался. Если он правильно помнил уроки истории, Храм Творца возвели в Великих горах, но вот где именно? Куда могла вывести дорога, которую, судя по ее состоянию, лет двадцать уже не ремонтировали толком? И как отнеслись бы местные к человеку в странных доспехах, пришедшему с той стороны, откуда вряд ли возвращались? Впрочем, последнее он мог более или менее точно предсказать… но, что бы ни говорили и ни думали о нем враги, Теалор предпочитал не марать рук без прямого приказа.

Это был уже четвертый поход, и солнце поднялось в зенит, когда он вышел к незнакомому роднику; находка оказалась кстати, хоть у Теалора сейчас не было при себе котелка, чтобы набрать воды. Он огляделся, пытаясь запомнить местность, и зацепился взглядом за темно-красные камешки возле самого родника, похожие на рубины… Не они, конечно — от крепкого удара ножнами камень разлетелся на осколки, — но, пожалуй, настоящим рубинам Теалор сейчас обрадовался бы меньше.

Рубиновая обманка, темнеющий на солнце хрупкий камушек, не годилась для драгоценностей, и великий магистр Арантеаль никогда не получал таких даров. Но вот послушник Арантеаль однажды держал в руках этот камень — его прислал Теалору старший брат вместе с письмом. Первым письмом за полгода в Ордене — конечно, не потому, что Телдрон радовался за брата или считал себя чем-то ему обязанным, хотя бы даже поздравить с первыми успехами, нет; ему просто хотелось похвастаться. Впервые сквозь строчки сочилась не злость и обида на отца, отправившего Телдрона “в самую… на самые задворки королевства”, а злое торжество: “Видишь этот камень? Мои горняки нашли. Это рубиновая обманка, вид серебряной руды; ее в окрестностях Онакат хоть мешками таскай! Боги, братец, мне даже жаль, что ты в Ордене и не увидишь, как отец с Теодором придут ко мне на поклон, чтобы получить хоть немного моего серебра!” “Лучше радуйся, что я в Ордене и никто из вас не стоит на моем пути”, — подумал тогда Теалор, но в ответном письме лишь посоветовал быть внимательнее с едой, питьем и шлюхами.

А камень он отдал увлеченному алхимией приятелю; было занятно наблюдать, как кристалл темнеет на солнце, из прозрачно-красного становясь черным, как порошок его зеленеет прямо в ступке, а брызги кислоты покрывают грани некрасивыми бурыми пятнами… впрочем, последнее можно было проделать и сейчас. Для верности и просто из интереса.

На всякий случай камней Теалор набрал побольше.

— Вы сегодня быстро, — заметил ученый. — Что-то случилось?

— Скорее да, чем нет. Ты мне вот что скажи, — Теалор разложил кристаллы на полу, — сможешь плюнуть на эти кристаллы так, чтобы не растворить их, а только слегка подкоптить? Или сам ты свою кислоту разводить не умеешь?

Сальваторе пожевал губами:

— Ну, я могу попробовать… но зачем?

— Надо кое-что проверить.

Первый камень растворился полностью, со вторым получилось лучше — кристалл остался цел, только поверхность помутнела и пошла пятнами.

— Знаешь, я не ученый-горняк и не апотекарий, но кое-что знаю, — Теалор повертел в руках обезображенный камень. — Это рубиновая обманка. Камень не слишком ценный, годится разве что для выплавки серебра, но дело в другом. За всю мою жизнь я видел его всего дважды, и в первый раз мне прислал его брат, желая похвастаться богатым месторождением… Так вот, крепость Онакат, бывшее владение Телдрона, располагалось в тех же горах, что и храм Творца. А судя по этому камню, возможно, она не так уж далеко отсюда.

— Вы уверены? Я хочу сказать, это же может быть совсем другое месторождение, горы — они ведь огромные…

— Может, но неверное заключение лучше, чем никакого. Другое дело, что, даже если Онакат рядом, мы не знаем, что там сейчас.

Заросшая дорога и тишина вместо многоголосого эха и поднимающихся к небу клубов дыма от шахтерских костров надежды, признаться, не внушали. Возможно, основные жилы истощились, а новые никто не стал искать. Возможно, работать в шахтах стало слишком опасно, и люди просто ушли. Возможно… да мало ли что могло произойти в горах.

— А что там может быть?

— Сложно сказать. Под рукой Телдрона в горах вокруг Онакат добывали столько серебра, что крепость стала сокровищницей королевства — во всяком случае, мне так докладывали. Но что было после его смерти, как продолжалась разработка и продолжалась ли вообще — понятия не имею.

— Мне жаль… — Сальваторе дернул рукой, будто хотел прикоснуться, но остановил себя в последний момент; когти скользнули по стальной пластине.

Теалор усмехнулся:

— Не нужно. Мы никогда не были близки; кроме того, Телдрон прожил долгую и, насколько я могу судить, весьма достойную жизнь. Я не скорбел о нем, но искренне пожелал легкой дороги и зажег ему путеводный огонь, когда пришло время.

Сальваторе помолчал, размышляя о чем-то. Затем тихонько выдал:

— Получается, ваш брат не был магом…

Интересно же у него мысли скакали.

— Нет, не был. А почему ты так решил?

— Только не смейтесь… пытался посчитать, сколько вам лет. Брат был младше вас?

— Старше на три года, — теперь Теалор вовсе потерял нить размышлений, но тем интереснее было, что ученый там насчитал. — Это влияет на результат твоих умозаключений?

— Ну… скорее да, чем нет, — промямлил Сальваторе, нервно теребя рукав. — Но все равно неправильно, наверное. Там, в храме, я предположил, что вам около восьмидесяти, но теперь… сто? Сто двадцать?

— Вот уж не знаю, оскорбляться мне из-за восьмидесяти лет или радоваться. Расскажи, как ты считал.

— Я подумал: ваш… извините, ваш сын зарубил шестерых — значит, был умелым воином, когда… ну…

— Когда заточил меня в храме, — оборвал Теалор, чтобы не слышать мучительно-неумелые попытки обойти словами правду. — Не нужно пытаться щадить мои чувства, от пары слов я не рассыплюсь. Дальше.

— Прошу прощения. Ну вот, и я подумал, что нужно много лет тренироваться, чтобы суметь так — значит, ему уже тогда было где-то тридцать, а вам — не меньше пятидесяти. Потом, в храме, трупы успели разложиться, а это еще лет двадцать… И я накинул десятку, чтобы ничего не потерять — получилось восемьдесят. А сейчас думаю: ведь брат ваш умер еще до храма, иначе как бы вы об этом узнали? И… и еще вы сказали, что он прожил долгую жизнь. Я не знаю, сколько здесь живут люди, но мне показалось, что, умри ваш брат в пятьдесят, вы бы так не сказали. Наверное, глупо звучит…

Нет, это не звучало глупо. Скорее, непривычно: многие за долгую жизнь Теалора пытались предугадать его действия и понять ход мыслей, но лишь единицам удавалось сделать это по паре слов.

— Ты прав, — медленно кивнул он. — Я бы действительно так не сказал.

Сальваторе просиял, будто ему подарок дали:

— Значит, я угадал? Вам больше ста?

— Мне было сто девятнадцать, когда я попал в храм. Стало быть, сейчас мне… — двести тридцать первый, двести тридцать первый… — Сто сорок шесть лет. И если ты думаешь, что причина моего долголетия в магии — тоже, в общем, не ошибаешься, хотя здесь все немного сложнее.

— А в чем сложность?

— Скажем так — долгое время меня поддерживала магия Рожденных Светом, а не моя собственная. Теперь же моих сил и знаний хватает, чтобы поддерживать здоровье тела, но не более того. Мне не под силу ни обрести бессмертие, ни даже оставаться вечно молодым; я могу разве что продлить свою жизнь на пару веков, чтобы сделать как можно больше… или уйти на Вечные пути где-нибудь через полвека, если решу, что с меня достаточно.

Сальваторе открыл рот, будто хотел что-то спросить, но почти сразу закрыл его. И снова открыл:

— А разве быть бессмертным сложнее, чем сохранять молодость?

— На занятиях магистры говорят, что все наоборот, но мы не в лектории, так что для кого как. Я слышал истории о дураках, которые просили вечной жизни, но не молодости — и жили, жили… их тела дряхлели, сердца переставали биться, наконец, кости рассыпались в прах, а они все жили. И даже не спросишь этих бедолаг, стоило ли оно того, ведь отвечать им уже нечем... Но видел я — и, надо сказать, куда чаще — примеры обратного. Скажем, мой сын Наратзул одарен магией в гораздо большей степени, чем я; не удивлюсь, если он все еще ослепительно молод, но еще меньше удивлюсь, услышав о его гибели.

— Почему?

“Потому что он сам идет к ней — и с его-то упорством удивляться впору, что еще не дошел. Потому что горе любому, кто встанет на его пути; я сам это видел и не стал мешать, раз уж меня вежливо попросили уйти с дороги”.

— Потому что люди такого склада вообще долго не живут.

— Вы… очень злитесь на него?

Злился ли он вообще? В первый миг, узнав, сколько лет по милости Наратзула упущено — о да, еще и как! Но злость угасла, выплеснувшись одним шагом в сторону, перегорев в молчании — а после, сосредоточившись на том, как выбраться из храма и вернуть зрение, Теалор и вовсе забыл о ней.

— Знаешь, нет. Просто к слову пришлось, — долго злиться на Наратзула у него никогда не получалось. Злиться на него было все равно что на лесной пожар, молнию или град — вполне естественно, но бесплодно и глупо, а Теалор не растрачивал себя на пустую злобу. — Не знаю, как у других, а мне всегда было проще запоминать что-то, связанное с людьми, которых я знаю. Просто с Наратзулом связано больше, чем с кем бы то ни было.

Вечером, стоя на страже у дверей, Теалор раз за разом прокручивал в памяти имена, лица, титулы, надеясь вспомнить что-нибудь хотя бы так, по цепочке связанных событий и сохранившихся в памяти сведений. С обманкой же получилось, в конце концов!

Сейчас он пытался вспомнить карты Северного королевства, но без толку — слишком давно смотрел на них в последний раз. Кажется, еще в те годы, когда только осознал: Теодор не даст никому из них спокойной жизни; братья пусть выкручиваются как знают, а ему нужно уходить, и чем раньше, тем лучше… сколько ему тогда было — двенадцать? Четырнадцать? В семнадцать он ушел в Орден, стало быть, за несколько лет до того, но вот за сколько?.. Так трудно вспоминать спустя сто с медью лет…

Сто тридцать, поправлял он себя. Сто тридцать, на медь уже не тянет — скорее уж на полновесное серебро.

Серебро, которое и в самом деле, скорее всего, дочиста выбрали из шахты за тридцать пять… тьфу ты, шестьдесят два года. И молодой Брандил Коарек, сын главаря заговорщиков — Теодор, конечно, правильно избавился от младших братьев, перетравил половину отцовской свиты и не доверял под конец жизни даже собственной тени, но что ж он сыновей-то не приучил к разумной осторожности? Хотя… не Теалору бы осуждать племянников, — и его преемник на троне Севера, наверняка давно отошел от дел, если вообще еще не ушел на Вечные пути.

Было немного интересно, кто занял его место. Сын, племянник, кто-то из ближнего круга? Интересно, но пока неважно… Кстати — а как звали сына Брандила? У него точно был сын, вспомнить бы имя… тоже как-то на Т — Тельренор, Тельдранор, Таранор, вот точно “нор” окончание, а начало какое? Он перебирал все имена, которые помнил, но так ничего и не всплыло. Зато вспомнилось другое, важное.

“За совет спасибо, но мне тут не до шлюх: предстоит много работы, чтобы серебро из камней и жил легло в сокровищницу. Зато наконец-то я заставлю замолчать этих буянов из Сарнора! А то заладили, что в шахтах им, детям жрецов в десятом колене, работать богопротивно… Ну да, ну да, конечно. Как пойдет серебро, так и боги, думается мне, смилостивятся над заблудшими детьми своими… надеюсь, ты будешь благоразумен и не покажешь мое письмо магистрам или кто там у вас — правда, братец?”

На то письмо послушник Арантеаль так и не ответил. Сначала не хватало времени, да и не то чтобы очень хотелось, потом просто забыл. И лишь несколько лет спустя, получив повышение, взялся было за перо — немного хотелось съязвить насчет богохульства Телдрона, который понятия не имел когда-то, что его брат пройдет испытание Серых воинов и станет одним из них, — но так и отложил его, не написав ни строчки. Ведь, если не считать юношеской бравады, что с высоты титула паладина казалась почти недостойной, им с братом нечего было сказать друг другу.

Впрочем, сейчас прошлое уже не имело значения. Что действительно было важно, так это Сарнор, деревня в Великих горах, где живут — или, по крайней мере, жили когда-то — родственники служителей некоего храма. Это какой должен быть храм, чтобы семей жрецов на целую деревню хватило, да еще было кого в шахты отправить? Теалор покосился на темную громаду Храма Творца — а что, вполне подходит… возможно, заросшая дорога приведет его именно к Сарнору? Или к тому, что за эти годы от Сарнора осталось… Попробовать, во всяком случае, стоило.