Wibbly wobbly timey wimey (джен)

Чем дольше Салазар смотрел на изможденное лицо призрака, тем больше видел в нем знакомых черт. Он знал того, кого звали Кровавым Бароном.

"Как. Это. Может. Быть?!"

Он закрыл глаза, будто надеясь, что когда откроет их, привидение исчезнет. Не исчезло. Все также перед ним был самый одаренный из его учеников, Влатос Бенн, которому, когда Слизерин видел его в последний раз, было восемнадцать.

Призраку же на вид — немного больше тридцати. Тем не менее, все еще молод.

"Был молод", — отметила та часть Слизерина, которая оставалась спокойной даже во время боя.

Cтучало в висках. Надо было сделать, сказать хоть что-то...

— Влатос, — произнес Салазар. В горле пересохло, отчего голос звучал на удивление резко.

Призрак, до этого застывший как камень, подался вперед. Лицо его исказилось.

— Влатос, — повторил еще раз. В глаза Салазару сейчас было лучше не смотреть.

Призрак и не смотрел, а, опустив голову, нервно кусал нижнюю губу. Слизерин знал эту его привычку, и видеть такое знакомое движение у мертвеца было невыносимо.

— Вы... вы назвали мое имя... — с трудом проговорил Кровавый Барон. Он наконец сумел поднять взгляд и теперь снова смотрел на Основателя, не веря, что ему не снится, его не обманывает случайное внешнее сходство.

— Назвал. Назовешь мое? — Салазар зло скривил губы.

Барон помедлил.

— Салазар Слизерин, — наконец отчеканил он и тихо добавил, — учитель.

Губы его заметно дрожали, и куда деть руки, он тоже не знал, отчего то прятал их за спину, то мял жемчужно-серую ткань мантии. Еще один до боли знакомый жест.

Чтобы не смотреть, Салазар несколько раз прошелся взад-вперед по комнате. Подошел к окну, с силой распахнул его, и лицо — слабое облегчение — тут же обдало холодным вечерним воздухом. Внизу темное озеро отражало замок: черную громаду с расплывшимися золотыми пятнами окон. Подуло сильнее, и по воде побежала рябь, смазывая и разламывая Хогвартс.

Салазар, не оборачиваясь, отрывисто спросил:

— Как ты умер?

Молчание. Где-то воздух разрезала, прощально крикнув, ласточка.

— Я... — пауза, и звон призрачных цепей.

"Снова не знает, куда деть руки," — понял Слизерин. Сам он положил руки на подоконник, и, похоже, нажал слишком сильно, потому что бугристый камень врезался в кожу. Но что сейчас до этого?..

— Я... — снова начал он, запнулся и с усилием произнес, — я сам убил себя.

Только спустя пару секунд Салазар осознал, что сказал ему его ученик. Еще через пару — что он с такой силой ударил левой рукой по камню, что до крови содрал кожу.

Он, не доставая палочки, залечил ранку, а мысли, как одуревшие от жары мухи, все беспорядочно метались в голове. Салазар не мог понять, принять то, что было сказано.

— Повтори... — наконец сумел выговорить он.

— Я сам убил себя.

Тишина. В комнате будто бы потемнело, и воздух потяжелел и сгустился. Громко и надрывно затрещал, заискрил огонь в камине, и по стенам, по потолку и по напряженной фигуре Слизерина поползли непонятно откуда взявшиеся ломаные тени.

Все замерло. Салазар глубоко выдохнул.

Снова задул ветер, и вокруг полегчало и посветлело. Тени стали совершенно обыкновенными, и огонь тоже утих. Чуть успокоившись, Слизерин спросил:

— Почему?

— Елена умерла, — голос Барона звучал ровно и безжизненно.

Салазар, вдыхая холодный вечерний воздух, устремил взгляд на стремительно темнеющее небо, где серебристыми капельками блестели звезды. Их вид вызывал какую-то смутную тоску: даже ночное небо изменилось и стало чужим, созвездия на нем всходили не там, где надо, и в небе правила Киносура, окончательно вытеснившая Кохаб. [1]

Слизерин медленно перевязал кожаный ремешок, стягивавший его волосы. Так он пытался хоть как-то отложить продолжение разговора: услышанного было слишком много. Оно было слишком кошмарно. Холодно.

Усилием воли он заставил себя сосредоточиться и попытаться понять, как смерть Елены могла довести Влатоса до самоубийства. О чувствах своего ученика Основатель знал, но самоубийство из-за кончины дочери Ровены казалось чересчур странным...

Слизерин сумел обернуться и посмотреть на своего ученика. Призрак, закованный в цепи. Его грудь была в серебряных пятнах: кровь от нескольких колотых ран. Зачем причинять себе такую боль?..

— Расскажи мне подробнее, что случилось, — сказал Салазар, на этот раз скрывший свои чувства. Вот только, забывшись, он от волнения перешел на англо-саксонский и даже не замечал этого.

Он прошел вглубь комнаты, развернул кресло так, чтобы видеть призрака Влатоса, и сел. Кровь остывала, и сознание очищалось и становилось кристально ясным. Каждая деталь приобрела необыкновенную четкость, как это всегда бывало в бою.

Барон, собравшись с силами, заложил руки за спину и начал рассказ:

— Елена поссорилась с матерью и сбежала, прихватив с собой диадему...

— Диадему?

— Диадему леди Ровены.

Салазар непонимающе вскинул брови: он не помнил за Ровеной страсти к побрякушкам...

— Зачарованную, — сказал Барон так, будто это все объясняло. Слизерин запоздало вспомнил, что Влатос успел прожить еще с дюжину лет, и за эти годы многое могло случиться.

— Я понял, — солгал он и добавил. — Да, можешь поберечь время и в своем рассказе пропустить части со мной.

Он не должен был знать о своем будущем.

"И, — Салазар позволил себе тихий вздох облегчения, — хорошо, что я вспомнил об этом до того, как узнал что-либо".

— Леди Ровена говорила, что Елена просто уехала во Францию... в смысле, в Герцогство Нормандское, но вскоре я узнал правду, — он с едва уловимой гордостью произнес, — при помощи Восьмого Искусства.

Салазар подался вперед, пристально глядя на Барона. Очень хотелось узнать, что его ученик отдал за это знание, но о таких вещах принято было не спрашивать.

— Я отправился за Еленой в погоню, и сумел выследить ее... — Барон снова принялся мять ткань мантии. Голос его зазвенел, — она была в Албании, в лесах, и, когда я нашел ее, она... — он поднял взгляд, повторил, — когда я нашел ее, она... — убрал руки за спину и сказал, глядя Слизерину прямо в глаза, — она уже была мертва.

Основатель внимательно смотрел на Барона. Глаза у призрака были темные и практически незнакомые, но все же где-то на самом их дне был восемнадцатилетний Влатос, которого Салазар знал как облупленного.

— Я... я обезумел от горя и покончил с собой, — ровно закончил Барон.

Салазар вдруг ощутил, как громко бьется его сердце. Что-то было не так. Он чувствовал, что-то не так, и эта неправильность выводила его из себя.

И тут он понял. Влатос соврал. Дрянь!

Как он посмел?.. Решил, что может запросто солгать своему учителю?! Что сможет обмануть? Его?

Салазар мысленно сделал глубокий вдох-выдох и, чтобы успокоиться, представил, что это все происходит не с ним, что он просто слушает рассказ… Отпустило. Но Влатос… соврал-таки. Ну-ну.

Но, в самом деле, что он хотел скрыть? И зачем? Стыдился содеянного или преследовал какие-то свои цели?

Как бы то ни было, Салазар знал, если он прямо скажет Влатосу о том, что обман вскрылся, тот будет упорно все отрицать и ни за что на свете не скажет правды. Тут надо действовать хитрее. Но как бы устроить все так, чтобы Барон сам признался...

— Учитель, — призрак воспользовался паузой, — а как вы сюда попали?

— Как я сюда попал? — он усмехнулся, как будто в вопросе было что-то забавное.

Затем Салазар все же рассказал своему ученику, как он здесь оказался. Рассказал, но далеко не все. Неудачный эксперимент он представил как вполне продуманное путешествие, правда, прерванное тем, что он обнаружил в этом времени. О письме же от самого себя и Министре Магии он ничего не сказал. Не сказал он и про боль и ярость, когда он увидел пустую комнату сына, не сказал про тоску, которую испытывал по родному времени.

Восемнадцатилетнему Влатосу всего этого знать не стоило, а с тридцатилетним Слизерин был едва знаком.

— Что же вы теперь собираетесь делать, учитель? — взволнованно спросил Барон.

— Так, ерунда, — Салазар быстро усмехнулся, — Для начала избавлюсь от этого идиота Волдеморта...

Призрак слабо улыбнулся:

— Впервые слышу, чтобы его называли идиотом.

— Между прочим, это чистая правда, — заметил Салазар, зажигая магией свечи, — Ты ведь не знаешь, да?

— Чего?..

— Он сделал хоркруксы.

Барон скривился и принялся наматывать цепь на правую руку, невольно выдавая свое волнение. Слизерин, внимательно глядя на него, продолжил:

— Семь хоркруксов.

Призрак широко распахнул глаза и замер в удивлении. Полностью замер: даже цепью бряцать перестал. На пару мгновений перед Салазаром не осталось никакого движения, кроме боязливой дрожи огоньков свеч.

— Но я же видел Тома, когда тот был тут… в смысле, учился... — шокированно пробормотал Барон. Он снова принялся нервно кусать нижнюю губу, — мальчик был так талантлив... Но семь хоркруксов... Мерзость! — его передернуло, — Вы собираетесь их уничтожить?

— Придется. Других-то вариантов, — Салазар коротко и горько усмехнулся, — у меня и нет.

Он поспешно, будто тревожась о том, что эмоция могла быть замечена, вернул себе внешнее спокойствие, но все же чудилась не то в его лице, не то в позе какая-то печаль. Барон немного помедлил, вглядываясь в лицо своего учителя, а затем решительно проговорил:

— Учитель, как я могу вам помочь?

Салазар, только что сыгравший на чувстве вины, которое, само собой, испытывал его ученик, притворился, что предложение призрака было для него совершенной неожиданностью.

— Ты... — протянул Слизерин, — так ты уже давно мертв… Что с тебя-то взять?

— Учитель, я все равно могу вам помочь! — воскликнул оскорбленный Барон, — Я могу рассказать вам о тех, кто в этом замке, об их прошлом, о том, что они делают, я...

Сейчас он говорил в точности как восемнадцатилетний: столь же страстно и столь же наивно.

— Хорошо, — наконец словно нехотя согласился Салазар, — И... спасибо. Твоя помощь очень кстати, — произнес он и едва заметно улыбнулся Барону. Слизерин понимал, что сейчас его похвала для Влатоса дороже, чем все, что есть в подлунном мире. — Для начала расскажи мне о Волдеморте. Потом — о директоре, учителях и, быть может, выделяющихся учениках.

Информация — вот что дорого стоит, а не пара слов благодарности. Ложной, к тому же.

* * *

Часы давно пробили полночь и свечи сгорели наполовину, когда Салазар наконец отпустил Барона. Призрак прошел сквозь стену — и как будто его и не было.

Слизерин собрал в стопку плотно покрытые заметками листы пергамента. Ему пришлось записывать: точно запомнить все, что рассказал Барон, было невозможно. Но Салазар хотел бы, чтоб листов было куда больше: рассказанного не хватало, Влатос знал далеко не обо всем происходящем в Хогвартсе. Многого призрак не видел, многое ему было просто неинтересно, многое он счел неважным и упустил, отчего тут и там в полученных сведениях зияли огромные лакуны. Вот бы Влатос знал...

"Слишком много хочешь," — усмехнулся сам себе Салазар. Он открыл ящик стола, положил туда бумаги и только затем сообразил, что свои заметки — даже такие — нельзя оставлять на виду.

Слизерин устало помассировал виски, затем пальцы его соскользнули к переносице, и он на секунду застыл, размышляя. Промелькнула мысль спрятать бумаги тут, в кабинете, зачаровав так, чтобы те сгорели, если их коснется посторонний, но искать надежное место сейчас совершенно не хотелось.

Салазар прошептал пароль, и родовое кольцо перенесло его обратно в замок: защитные чары Хогвартса не были помехой для их создателя. Холл — все в таком же запустении, как и в первый день — за лето стал привычным и уже не так сильно поражал своим отличием от того, что было дома. Слизерин бросил стопку на один из подоконников, в воздух взвилось маленькое пыльное облачко, но не успело оно осесть, как маг создал портал обратно в Хогвартс и исчез.

В комнатах все было по-прежнему: горел огонь в камине, чуть подрагивали огоньки свечей на рабочем столе и там же у чернильницы рядом лежали перья… Стоп. Салазар остановился и шагнул к столу: он помнил, что перья были разбросаны. Да, и чернильницу заправили…

Черт, он совершенно забыл про домовых эльфов! Только бы те не видели, как он перемещался…

Удача редко была на стороне Слизерина. Домовик все еще был здесь: cзади раздался тонкий кашель, что-то застучало о камни.

Он быстро — но все же не так быстро, как мог бы в начале дня — развернулся, без палочки выпуская Ступефай. Попал. Домовик осел на пол.

Салазар несколько раз сжал и разжал зудящую от сотворенного заклятия левую руку и посмотрел на оглушенного эльфа. И что теперь с ним делать? Лезть нелюдю в голову и что-то там менять — занятие для прирожденного легилимента, да и из тех не каждый рискнет. Салазар же таковым не был и знал абсолютно точно, что у него ничего не получится. Знал он, что и простое Секо перерубит тоненькую шейку домового эльфа. У этого домовика она была совсем тоненькая, пергаментного цвета с выступающими прутиками сухожилий. По правде говоря, эльф выглядел совсем отощавшим — какое Секо, тут дунешь, а он и отдаст концы. То ли домовик намеренно голодал, то ли ему и в самом деле не хватало еды: слабых остатков чар, обрывков плетений, — всей той магии, которой питались домовики.

Последнее было ненормально. Так не должно было быть: Хогвартс, стоявший на одном из крупнейших Источников на Островах, Хогвартс, в котором ежедневно творилось неисчислимое количество чар, мог поддержать и сотню эльфов. Если волшебство иссякает, если в магии замка что-то сильно разладилось, надо в этом разобраться и исправить. Только как бы узнать?..

Взгляд Слизерина упал на домовика: похоже, придется разбудить.

— Энервейт, — и только эльф открыл глаза, Салазар тут же приказал, — оставайся здесь и отвечай на мои вопросы, — знал, что его приказу домовик не сможет противиться: даже полномочий простого учителя для этого хватало. Правда, не взяв контроль над магией замка, заставить эльфа молчать о случившемся он был не в силах: домовику, который не хочет подчиняться, очень просто найти лазейку в приказе не-хозяина.

— Что… — фальцетом начал домовик и тут же умолк. Сообразительный.

— Скажи мне, все ваши отощали, как ты?

Домовик спешно зачастил:

— Да, сэр, да, так и есть, очень много, — его уши часто и боязливо дрожали.

— И от чего же?

— Нас очень много, больше, чем может тут жить. Нас очень много, две сотни и дюжина, — быстро сообщил домовой эльф, подчиняясь властному тону Слизерина.

Салазар мысленно выдохнул. Значит, с замком все не так плохо, просто эльфов тут слишком много. А с последним уж ничего не поделать: сотню эльфов из замка не увести, и податься им будет некуда. Кто-то может, и сумеет найти себе местечко, остальные… Сильные выживут, остальные — нет. Что поделать, но это их, нелюдские, дела.

— Господин! — и домовик, до этого было поднявшийся с пола, упал на колени, — вы ведь, да, меня убить хотите? — стукнулся головой об пол, выпалил, — Тинни плохой эльф, Тинни использовал слово-не-для-слуг! — и снова, — вы ведь убить Тинни собираетесь?

— Да, — только подтвердил очевидное. Спокойно подтвердил.

Домовик только и сумел что охнуть, и, не вставая с коленей, потерянно обхватил себя руками и вдруг решительно выпалил:

— Господин, кем бы вы ни были, что бы вы ни делали, что бы ни… поклянусь… Тинни поклянется служить вам, служить и выполнять все ваши приказы по их духу. Тинни не попросит угла в вашем доме, Тинни сможет и так, Тинни сильный, молодой… Все исполнит.

Салазар коротко расхохотался: такая просьба от домовика — неслыханная дерзость. Эльфы не выбирают себе хозяев. Кому расскажи, что такое услышал, сочтет за отличную шутку. Впрочем, этому домовику и терять нечего.

— А если, — сказал Слизерин, вспоминая нежилой родовой замок, — возьму в услужение? Своему Роду.

Тинни пискнул от восторга и ужаса и тут же опустил глаза.

— И не одного тебя. Замок пуст, и девятеро, считая тебя, смогут там легко прожить, — проговорил лорд Слизерин. Домовик перед ним был близок к обмороку. Что же они все такие нервные?.. И чем моложе, тем хуже. — Вот только Род у меня старый. Из тех, что невежды называют темными, и те, кто не предан и будeт исполнять приказы по букве, а не по духу, мне не нужны.

Уши Тинни яростно затрепетали: у домовиков предположить, что честный эльф предаст Род, у которого состоит на службе, страшное оскорбление.

— Никогда, господин! — и он, боясь упустить шанс, быстро затараторил, — Тинни домовой эльф клянется тем, что когда-то было, и тем, что может быть, своей жизнью и надеждой, что будет верой и правдой служить вам и вашему Роду, до тех пор, пока не исчезнут домовые эльфы, пока не умрет Тинни домовой эльф, или же пока господин не отпустит Тинни.

Клятва, которую приносили эльфы, была очень старой, старой настолько, что, наверно, и сами они забыли ее подлинное значение. Но, тем не менее, она работала, и этого было достаточно. И Салазар ответил, как полагалось:

— Я, Салазар Слизерин, — тут домовик невнятно пискнул, — принимаю клятву этого домового эльфа. Отныне он служит мне и моему Роду, и жизнь его связана с ним.

Резкий порыв ветра загасил пару свечей, и все снова успокоилось.

Тинни, все еще мелко дрожа, поцеловал перстень на руке Слизерина. Затем домовик поднялся с колен, одернул полотенце, пряча глаза, нахмурился…

— Господин… — проговорил он, — разрешите ли вы Тинни задать вопрос?..

— Нет, я не на стороне Волдеморта, — вопрос был весьма предсказуем. — Тот, кого вы зовете Волдемортом, позор моего Рода и враг.

Больше вопросов Тинни не задавал. Только сказал, что приведет тех эльфов, которые будут верно служить роду Слизерин и, с разрешения своего хозяина, исчез.

“Конечно же, — думал Салазар после всего, — даже узнав мое имя, никто не сможет подумать, что я — тот самый Салазар Слизерин. Да, глава Рода, что считается темным, да, тезка Основателя, но не сам он”.

Салазар, честно говоря, не мог и представить обстоятельств, которые смогут натолкнуть кого-либо на верную догадку. Более того, даже если он сам расскажет всю правду, то ему все равно никто не поверит.

“Оно и к лучшему,” — решил Слизерин.

Он не знал, что есть на свете люди, которые верят в абсолютно невозможное.

[1] Из-за прецессии земная ось описывает круг относительно звездного неба, и от этого меняется время восхода и заката звезд, а также возможность увидеть то или иное созвездие в различных полушариях. Говоря же о правлении в небе, Салазар имеет в виду, какая звезда находится ближе всего к "неподвижной точке" на небосводе. В его время Кохаб (бета Малой Медведицы) была ближе всего к полюсу, но уже тогда намечался подъем Киносуры (греческое название альфы Малой Медведицы, современной Полярной Звезды).