Регулус (джен)

Уйдя с головой в школьную жизнь, я и не заметил, как подкрались пасхальные каникулы. Накануне отъезда отец прислал сову с просьбой не брать много вещей, потому что Орион и Вальбурга Блэк отправятся в благотворительную поездку по Европе. Естественно, во время отсутствия родителей Регулусу с братом лучше вернуться в Хогвартс. Грудь словно свинцом сдавило. Хотелось закрыться в пыльной библиотеке, полетать над вечнозеленым полем рядом с домом, выведать у Кричера свежие новости, которые наверняка утаивали родители. Вместо этого придется возвращаться в Хогвартс, где я и так провожу больше девяти месяцев в году. Но кому есть дело до моих желаний? Придется довольствоваться малым.

В день отъезда Хогвартс-экспресс приветствовал школьников клубами дыма и натертыми до блеска ярко-красными боками. Со всех сторон звучали перешептывания, громкий смех и обещания встретиться где-то в парке. Северус не поехал домой, поэтому мне даже не с кем было поговорить. Я приглашал его к нам, но Северус отказался. Слишком поспешно, на мой взгляд. Сослался на то, что не хотел быть обузой для моих родителей. Снейп и обуза? Это даже звучало нелепо. Тем не менее, уговаривать я его не стал. Проще переубедить барана, чем его. Упрямый, гордый, непоколебимый. Иногда мне хотелось, чтобы Северус был моим старшим братом. Поддерживал, учил, наставлял. Он не любил ярлыки и громкие определения, но я считал его другом. По крайней мере, он меня понимал, а на Слизерине и это уже много. Задумавшись, я чуть не налетел на парня, стоящего посреди коридора.

— Если ты хочешь узнать, что чувствует памятник, безмолвно наблюдающий за суетным миром, то выбрал явно не самое подходящее место, — недовольно буркнул я, потирая ушибленный локоть.

— Что? — парень обернулся, и я узнал Барти Крауча. Он безразлично смотрел не меня, будто не узнавая, глаза совершенно ничего не выражали, пальцы сжались в кулаки. Словно живой мертвец или жертва Империо.

— Ты чего тут стоишь, спрашиваю? — он пару раз моргнул, и передо мной снова стоял подросток со слегка дергающимся правым глазом и кривящимися губами.

— Тебя поджидаю, разве у меня есть более важные дела, — зло прошипел мне в лицо Барти, развернулся и скрылся за дверью, ведущей в другой вагон.

Я ошарашенно смотрел ему вслед. Точно же ненормальный. Ничего особенного не сказал, а он ощетинился, будто я его на свидание пригласил. У него определенно какие-то психические отклонения. Как же еще можно объяснить столь нелогичное поведение.

Найдя свободное купе, я удобно устроился в кресле и прислонился лбом к стеклу. Мне всегда нравилось именно так рассматривать стремительно сменяющие друг друга деревья, луга, кустарники. Неясные силуэты, призрачные очертания, сливающиеся в разноцветное пятно. Это напоминало холст художника, который смешивал краски. Иногда изящно, иногда поэтично, а иногда ужасно. И оставалось лишь гадать, что получится из очередного месива красок. Я и не заметил, как задремал. Мне снилось, будто из невообразимой смеси красного, золотого, пурпурного, жемчужного и оранжевого на бумаге рождался феникс, улыбающийся мне.

Вечером, уже прибыв домой, я пытался понять странный сон. Картина — символ творчества, феникс — возрождения. Творчество как ключ к духовному перерождению? Не слишком ли рано, мне и пятнадцати-то нет. Можно попробовать интерпретировать цвета, но получилась крайне противоречивая картина. Жемчужный означал замкнутость и загадочность, красный — силу, доминирование, созидание, золотой — опыт и мудрость, оранжевый — свободолюбие, но терпимость. И что это должно сказать? Внутренняя гармония и погруженность в себя приведет меня к созданию чего-то нового, значимого и ценного, вследствие чего я приобрету опыт и постигну истину, которая подарит мне долгожданную свободу и независимость от всего мира. Так, что ли?

Я фыркнул от негодования. Получалось, конечно, складно и звучало весьма соблазнительно, но уж слишком просто. За несколько лет учебы в Хогвартсе я окончательно убедился: прежде чем чего-то достичь, приходится преодолеть множество и трудностей. Взять хотя бы моего прапрадеда Финеаса. Умнейший человек был, судя по семейным летописям Блэков, кавалер Ордена Мерлина первой степени, но самый непопулярный директор Хогвартса в силу своих убеждений, нестандартных взглядов на воспитание юных умов и привитых с детства принципов. Он пытался изменить мир к лучшему, но наткнулся на стену непонимания и отрицания общества его взглядов. Когда-то читал, что гениев признают лишь после смерти, но ведь признание — крайне субъективное понятие.

В полумраке гостиной золотой вышивкой блеснул гобелен Блэков. В детстве я любил его разглядывать. Возможно, потому что мама уделяла ему большое внимание. Даже эльфам не доверяла. Лично следила за состоянием ткани, яркостью и четкостью нитей, соединяющих имена между собой, рисунком древа с его трещинками и прожилками. А однажды ночью я видел, как она выжгла имя своей сестры Андромеды. Единственный раз я видел ее надломленной, плачущей, но непоколебимой. Она долго смотрела на имя, не замечая бегущих по щекам слёз, а потом резко взмахнула палочкой: витиеватые буквы, образующие слово «Андромеда», вспыхнули, а на следующее утро на их месте я нашел обугленную дырку. У меня так и не хватило смелости спросить, что же тетка сделала не так. Впрочем, это объясняло, почему я не знал ее.

Водя пальцем по нитям, я разглядывал имена своих предков. Они были разными: хорошими, плохими, умными, глупыми, красивыми, уродливыми, но все были Блэками. Даже те, которых выжгли с гобелена. Можно вычеркнуть себя из семьи, но нельзя перестать быть ее частью. Я смотрел на выжженные имена и терялся в ощущениях. В кроне древа рядом с именами Сириуса, Финеаса Найджелуса и Элладоры виднелось большое отверстие, за которым зияла пустота. Из летописей я знал, что раньше здесь было написано Исла, которая опрометчиво вышла замуж за маггла, тем самым нарушив девиз семьи, переливающийся золотом над древом: «Чистота крови навек». А вот Финеас, тоже женившийся на магглокровке.

Интересно, как к таким поступкам относились их родители? Семейное жизнеописание велось профессиональными писарями, поэтому субъективных причин там не отражалось, только сухие факты. Может быть, вопрос в превосходстве и власти? Как ни крути, магглы невежественны и глупы, чрезвычайно узколобы, ограниченны и верят в странные сказки о низших волшебных существах, считая их выдумкой. А как же честь семьи? Запятнать репутацию фамилии сиюминутным порывом в угоду темной стороне души? Я бы никогда на такое не пошел.

А вот чуть ниже, почти под Финеасом, выжжено имя Мариуса. О нем говорилось с большой неохотой и крайне скупо, потому что в семействе, где традиционно рождались сильнейшие маги, невесть как на свет появился сквиб. В книгах пишут, что такое происходит при близкородственных браках в нескольких поколениях. Но ведь все чистокровные — родственники между собой. К тому же, таких прецедентов больше не было. Тогда почему Мариус? Ошибка природы, роковая случайность или закономерность?

Размышляя, я увидел еще одну обугленную дыру. Седрелла Блэк. Даже не знаю, что хуже: выйти замуж за предателя крови, как сделала она, или за маггла, как Исла. Хотя, по существу, они обе стали предательницами крови, но Септимус, за которого вышла Седрелла, хотя бы чистокровный волшебник. Получалось, она выбрала меньшее из двух зол, но стоило ли? Любовь или чувство бунтарства толкнуло ее на это? Существует ли вообще эта любовь? Я фыркнул, отгоняя ненужные мысли о слишком эфемерных материях. Я никогда всерьез не задумывался о чувствах. Зачем? Вряд ли их можно постичь, соизмерить, предсказать.

А вот дедушка Арктурус, в честь которого мне дали второе имя. Добрейший человек, хоть и категоричный. За заслуги в дипломатии и ведение переговоров был удостоен Ордена Мерлина. Маленький, я любил слушать его рассказы о молодости. Он всегда говорил, что Министерство — территория узколобых баранов, помешанных на равноправии и толерантности, нежелающих понимать, насколько это губительно. Он считал, что значение демократии переоценено, она убивала инициативу на корню. Но Блэки всегда умели приспосабливаться к современным тенденциям, сохраняя влиятельность. Чего не скажешь о двоюродной сестре мамы Араминте Мелифлуа, пытавшейся провести закон, разрешающий травлю магглов. Опрометчиво, но в полной мере отражало ее отношение к ним. Однако, учитывая провозглашаемые властями терпимость и проведение отбора в Хогвартсе маленьких магов, закону в любом случае не дали бы ход.

А вот брат дедушки Регулус, в честь которого меня и назвали. Я мало о нем знал, потому что он был нелюдимым затворником, все время что-то писавшим на клочках бумаги. Дедушка говорил, что Регулус был маниакально помешан на чистоте крови и хотел создать идеальный аристократический кодекс, отражающий потребности, права и обязанности любого уважающего себя представителя высшего общества. Видимо, он либо не успел его написать, либо посчитал не отвечающим требованиям и перед смертью сжег все рукописи.

С громким хлопком посреди гостиной возник Кричер, кланяясь в пол.

— Молодой хозяин не желает чаю?

— А который час?

— Девять вечера, хозяин, — оказалось, я так увлекся, что потерял счет времени.

— Пожалуй, я прогуляюсь полчаса, а потом с удовольствием выпью чаю. Зеленый с жасмином. Сделаешь, Кричер?

— Конечно, хозяин, — эльф поклонился и исчез.

На улице было прохладно и тихо. Ветер пронизывал до костей, но мне это было необходимо. Из головы выветривались все мысли, оставив пустоту. Приятную и умиротворяющую. Иногда я представлял, что, гуляя по городу, встречу незнакомца, с которым можно поговорить обо всем, ничего не тая. Поделиться болью, разочарованием и тяжестью на душе, поделиться мечтами и стремлениями, открыть самые сокровенные тайны. Конечно, был Северус, но о многом я не решался ему сказать, чтобы не ранить и не обидеть. Есть родители, но я никогда не мог говорить с ними о Сириусе. А больше никого не было. Хотелось, чтобы было, как у Сириуса и Поттера. Но, может быть, слепая всепрощающая дружба бывает только у безрассудных глупцов?

Совсем рядом раздался звонкий девичий и раскатистый мужской смех. Свернув в переулок, я увидел Сириуса с темноволосой девушкой. Она трепала его по волосам и что-то рассказывала вполголоса, посмеиваясь. А он преданно смотрел ей в глаза, ловя каждое слово.

Я никогда не видел Сириуса таким... беззащитным, что ли.

— Эмма, а ты уже решила, чем будешь заниматься после Хогвартса? — глаза Сириуса лучились внутренним светом.

— Пойду в школу подготовки авроров, — прощебетала Эмма. — Но для этого придется постараться. Доркас рассказывала, что там сложно учиться, но интересно. К тому же нужны «Превосходно» по Чарам, ЗОТИ и Зельеварению.

— Значит, ты уже будешь аврором, когда я закончу школу, — он накрыл ее пальцы своими и легко сжал. Эмма убрала руку, грустно улыбаясь.

— Сириус, что ты пытаешься сказать? — Он подобрался, тряхнул волосами и смело взглянул ей в глаза.

— Эм, я понимаю, что еще молод для тебя, но уверен, что мы все равно будем вместе. Пусть придется подождать, но я наберусь терпения.

— Не говори глупостей, твое увлечение пройдет. Лучше расскажи о своей семье, — она ласково потрепала его по голове, стирая кончиками пальцев скорбное выражение лица.

— Не о чем рассказывать. Помешанные на чистокровности родители и недоумок-брат, заглядывающий им в рот. Достойная чистокровная семейка, — Сириус скривился, словно целиком съел лимон.

— Уверена, ты преувеличиваешь, — Эмма погладила его по руке. — Я видела Регулуса в школе, он не похож на безвольного недоумка, каким ты его описываешь.

— Эм, давай лучше поговорим о тебе. Правда. Не хочу говорить о нем, — мне показалось, или в его голосе послышалась грусть?

— Почему, Сириус?

— По-твоему, каковы шансы у Гриффиндора в этом году выиграть Кубок по квиддичу? — он встряхнулся, обаятельно улыбаясь, Эмма снова понимающе усмехнулась.

Я не стал слушать ее ответ, развернулся и пошел обратно.

Значит, со своими Сириус вот такой.

Непривычный.

Спокойный.

Веселый.

Доверчивый.

Настоящий.

А я недоумок.

Кажется, эта Эмма хотела нас помирить?

А хотел ли этого я?

Допустим, но что изменится?

К тому же, я и правда разделял мнение родителей о чистокровности, пусть и не так фанатично, но все же.

Получалось, ее затея бессмысленна и безнадежна.

Но можно же сохранять нейтралитет, а не кидаться друг на друга, как голодная собака на кость.

Я смог бы, а Сириус?

Захотелось книжку и зеленый чай в библиотеке, пропитанной многовековой мудростью пыльных фолиантов.

Забыться и не думать.