Регулус (джен)

Я не понимал, почему Сириус такой упрямый. Неужели сложно хоть раз не перечить матери? Куда там, нужно каждую секунду показывать свою бунтарскую натуру, выпячивать грудь колесом и кидаться на амбразуры вековых традиций. Да, именно таков мой старший брат. Пока мать с отцом не видели, он тыкал вилкой мне в ребра, гадко ухмыляясь. Чем я ему так отвратителен? Неужели преступление пытаться угодить родителям, не идти на открытый конфликт? Для Сириуса Блэка смерти подобно.

Увы, я всего-навсего Регулус. Маленький, худощавый мальчишка, до которого никому нет дела.

Вот и сейчас отец сжал руки так, что костяшки побелели, а мать попыталась создать видимость сохранения самоконтроля, правда, трепещущие ноздри сводили на нет все ее усилия.

— Мало того, что водишься с полукровками без роду и племени, так еще хватает смелости просить позволения, чтобы они откушали яства за барским столом? — я всегда знал, что Сириусу не чужд пафос, но чтобы так вывести мать... Живется ему скучно, что ли.

— Дражайшая леди Блэк, им также хочется кушать, как и нам с вами, — Сириус задорно ухмылялся, наблюдая, как лица родителей приобретали малиновый оттенок.

— Сириус Орион Блэк, — на максимально дозволенной этикетом громкости заговорила мама, — живо в комнату. И чтобы не показывался на глаза, пока не начнут прибывать первые гости, иначе...

— Что? Поставишь в угол? Не позволишь выйти в свет? Запрешь в совятне? Больно надо! — выкрикнул Сириус, его ухмылка больше напоминала звериный оскал. Я сжался в комок, ожидая самого страшного. Почему, ну почему мой старший брат вопреки доводам здравого смысла вечно нарывался на скандал? Вот только, похоже, сегодня он перешел границы дозволенного. Я понял это по опасному блеску глаз матери. Убийственно холодные, пустые, они сверкнули огнем, прежде чем она бесстрастно произнесла:

— Круцио, — тело Сириуса изогнулось дугой, а лицо исказилось судорогой. Пытка длилась не больше двух секунд, но ненависть и омерзение, отразившиеся в глазах обоих, говорили лучше всяких слов: отныне умерла последняя надежда на то, что в нашей семье установится хотя бы зыбкое взаимопонимание. Передо мной встал выбор: родители или брат. Как же так, ведь мы одна семья!

Бал прошел мимо меня, оседая туманом в подсознании. Мыслями я был в комнате Сириуса. Как он? Конечно, за ним сейчас ухаживал домовик — Кричер, скорее всего, — но я был почти уверен, что Сириус лишь высокомерно отмахивался. Гордый слишком. Он не привык показывать слабость, даже если от этого зависела его жизнь. Только сегодня я понял, насколько мы оба уязвимы. Несколько неверных слов — и мать не станет церемониться. Я не знал, хорошо это или плохо. Мы наследники древнего рода, а поэтому везде и всюду должны быть на высоте.

Эталон.

Образец для подражания.

Чистокровные.

Родители с детства так говорили, и я верил.

Слепая покорность дала трещину под легкий свист палочки матери и беспощадное слово, будто невзначай сорвавшееся с губ.

Когда я украдкой пробрался в комнату Сириуса, он не спал. Лежал на кровати, раскинув руки в разные стороны, смотрел в потолок. Лицо не выражало никаких эмоций. Мне стало страшно. Перед глазами всплыла картинка из детского пособия по темной магии, изображающая инфернала. Я потянулся было проверить, не пошла ли кожа струпьями, как Сириус повернулся, прожигая меня колючим взглядом.

— Чего тебе? — безразличный тон холодил внутренности.

— Как ты? — мой голос дрожал от волнения.

— Жив, — короткое слово булыжником сорвалось в пустоту.

— Зачем ты так? — на глаза навернулись слезы. Мама всегда говорила, что чистокровные маги не должны плакать ни при каких обстоятельствах, но что делать, если дыхание сперло, в легких свернулся тугой узел обреченности, а горло сдавил спазм?

— Не все ли равно, — Сириус сглотнул, меняя позу. — Регулус, ты маменькин сынок, и никогда не пойдешь против нее. Все, что тебе остается — молчаливо наблюдать за ее весьма сомнительными методами воспитания. Я не виню тебя, просто мы слишком разные. Ты никогда не поймешь моих поступков, а я — твоих.

— Но почему? Мы же братья! — в отчаянии крикнул я, но тут же стушевался, боясь, что кто-то может услышать.

— Вот поэтому, — Сириус горько усмехнулся, — ты боишься, а мне наплевать. Я хочу общаться с теми, с кем весело и комфортно мне, а не с детьми, которых выбирает матушка.

— Но так нельзя, мы же особенные. На нас возложена честь продолжения древнейшего магического рода, — я закусил губу, из последних сил сдерживая слезы.

— Да, конечно, родители с младенчества вдалбливали нам кодекс чистокровности, но, Регулус, ты хоть раз задумывался, чего хочется тебе, без оглядки на их ожидания? — Сириус испытующе смотрел на меня, словно пытался прочесть ответ в таких же, как у него, серых глазах.

— Но...

— Вот именно, Регулус, вот именно... Между нами всегда будет стоять твое «но», — он тяжело вздохнул и откинулся на подушки.

— Сириус, пожалуйста, не дерзи больше маме, не надо, — прошептал я, — не давай ей повода снова применить к тебе Круциатус, — он ничего не ответил, лишь отвернулся к стене, показывая, что разговор окончен.

Я вышел из комнаты, аккуратно прикрыв дверь. Я крался по собственному дому, словно вор, мечтая не попасться никому на глаза. Липкий страх плотным коконом окутывал внутренности. По спине бежали назойливые мурашки. Руки неосознанно комкали темную ткань мантии. Я думал о Сириусе. Откуда в нем столько безрассудной храбрости, упрямства и дерзости? Между нами лишь год разницы, но казалось, будто мы от разных родителей. Он всегда поступал вопреки всем традициям, бросал вызов матери, плевал на мнение окружающих. Правильно ли это? У него свои понятия о морали и чести, отличные от общепринятых. Если бы я был смелее, то обязательно спросил бы, откуда он набрался радикальных идей.

В моей комнате царила непроглядная тьма, поэтому я не сразу увидел женский силуэт, еле выделяющийся на фоне окна.

— Мама? — по позвоночнику прошелся разряд тока, заставляя мгновенно напрячься.

— С этого момента на людях называй меня леди Вальбурга. Ты уже достаточно вырос, сын, чтобы понимать, какая ответственность на тебе лежит. На Сириуса с его дурным характером не приходится надеяться, поэтому я возлагаю на тебя большие надежды.

— Но...

— Никаких «но», Регулус Арктурус Блэк, отныне ты моя опора, в первую очередь, в борьбе со взбалмошностью старшего брата. Мы должны сделать из него примерного Блэка, чтобы он не посрамил фамилию. Быть Блэком — не только привилегия, но и тяжелый труд.

— Понимаю, — я покорно склонил голову в знак почтения.

— Больше ты не пойдешь к Сириусу. Он провинился и должен в полной мере прочувствовать осуждение, прежде всего, семьи. Для него это станет уроком.

— Хорошо, мама, — я не смел поднять головы, продолжая вглядываться в каменные плиты пола.

— Леди Вальбурга, — поправила она, — начинай привыкать, чтобы не ошибиться на следующем приеме. И запомни, Регулус, чистокровные волшебники всегда будут превосходить прочих магов и уж тем более грязнокровок. Мы высшая ступень эволюции, лучшая часть человечества. Принадлежать к роду Блэков вдвойне почетно, ибо Блэки — один из древнейших и привилегированных родов.

— Да, леди Вальбурга, — не удостоив и взглядом, мама ушла, оставив меня наедине с сумбурными мыслями и разворошенными чувствами.

Сириус прав. Я никогда не посмею ослушаться Вальбургу Блэк. Наверное, он считал меня бесхарактерным и жалким. Конечно же, ведь я не он. Всего лишь Регулус, которого никто не воспринимал всерьез.

Мне всего лишь шесть лет, а я уже отрекся от брата. Если уж мне не суждено быть лучшим из Блэков, нужно добиться уважения и одобрения со стороны чистокровного сообщества и, в первую очередь, родителей.

В первый момент Хогвартс-экспресс показался мне гигантским, не имеющим конца железным монстром. Величавый краснобокий поезд выпускал в небо клубы сизого пара, от которых приходилось жмуриться. Конечно, я знал, как он выглядел, но все равно было чуть-чуть страшно. Я растерянно озирался по сторонам, не зная, в какой вагон лучше зайти. Сириус, естественно, стремглав унесся к своим ненаглядным друзьям, даже не выслушав наставлений матери. Конечно же, он самый разумный, и правила этикета писаны не для него. Досадная обуза. Страх, старательно загнанный в угол подсознания, начал завладевать мною, окутывая склизкими щупальцами внутренности. Родители церемонно раскланивались, кивали проходящим магам в дорогих мантиях и морщили нос, глядя на галдящих детей, показывающих пальцем на что-то особо занимательное. Представив на миг себя на месте этих детей, я содрогнулся. Леди Вальбурга превратила бы меня в пепел и развеяла его по ветру за столь неслыханную дерзость. Я глубоко вздохнул и поднял глаза на родителей.

— Регулус, ты наша гордость, — начала мама, чеканя каждое слово. — Мы с отцом надеемся, что в этом году Хогвартс наконец узнает, насколько Блэки благовоспитанны, сдержаны и амбициозны. Конечно, поначалу тебе придется нелегко, с учетом репутации непутевого братца, но ничего. Ты настоящий Блэк, сможешь преодолеть любые трудности и прославишь род.

— Хорошей учебы, сын, — отец положил руку мне на плечо. — Теперь мы не сможем защищать и оберегать тебя, пришло время самостоятельно оценивать ситуации, делать выводы и принимать решения. Будь благоразумен, — я кивнул, выражая покорность.

— Результаты распределения пришлю с совой, — уже развернувшись, чтобы зайти в вагон, услышал властный голос матери:

— Разве есть сомнения? Слизерин — дело решенное, — ее воле невозможно противиться. Или только я такой слабохарактерный.

— Конечно, леди Вальбурга.

Преимущество воспитания в чистокровных семьях заключалось, прежде всего, в том, что к одиннадцати годам я уже знал достаточно заклинаний, которые существенно упрощали жизнь. Вот и сейчас я уменьшил чемоданы, чтобы под ногами не болтались, и попытался найти свободное купе. Жаль, что одиночных здесь нет. Совершенно не хотелось ехать с кем-то еще, тем более разговаривать.

Коридор буквально кишел школьниками. Их смех, громкие разговоры и сдавленные шушуканья слились в хаотичный гвалт, буквально оглушивший меня. Шум наступал со всех сторон, мешал ориентироваться на незнакомой местности. Тут и там я натыкался на таких же первокурсников, как и я, но не мог разговаривать с ними до момента распределения. Какой-нибудь будущий хаффлпаффец еще прицепится. Я не должен размениваться по мелочам. Смысл общения — влияние в обществе и власть. Мать столько раз повторяла это непреложное правило, что мне казалось, будто оно выжжено каленым железом на черепной коробке.

В нескольких сантиметрах от меня, не заботясь о чужом комфорте, пробежало четверо мальчишек. Я бы и не обратил внимания на наглецов, если бы во главе компании не заметил знакомые черные волосы, блеснувшие в лучах солнца. Сириус. И без того мучимый неясной тревогой, я окончательно сник. Душу заволокло туманом, застилающим окружающую действительность.

Дойдя до конца состава, я дернул дверную ручку последнего купе, надеясь на уединение и тишину. Заглянув, я никого не обнаружил и впервые за сегодняшний день облегченно выдохнул. В чем-то же должно было повезти. Положив чемодан на верхнюю полку, я сел на удобное сидение, не забывая держать осанку, и уставился в окно. Поезд вот-вот должен был тронуться. На перроне сновали люди, сталкивались друг с другом. Радость-то какая, дети едут в школу. Тошно. Чуть поодаль я заметил своих родителей.

Они прекрасно смотрелись вместе. Насколько я мог судить, Вальбурга Блэк была красивой женщиной. Точеная, слегка вытянутая фигура, горделивая осанка, подчеркнутая темным шелком, спадающим легкими волнами к ногам. Глубоко посаженные глаза, в которых отражался блеск солнца, переливались всеми оттенками серебра. Четко очерченные губы были плотно сжаты. Высокий лоб говорил о благородном происхождении, а прямой нос придавал сходство с богинями, которых я видел на многочисленных фресках в особняке на Гриммо. На ее лице застыла маска брезгливого высокомерия, выдавая пренебрежительное отношение к окружающим. Отец казался рядом с ней мрачным, но необходимым дополнением. Он нисколько не уступал маме в аристократичности, но казался застывшей статуей работы древних скульпторов. Суровые черты лица, словно выточенные из мрамора, дышали жесткой мужественностью и величием. Во всеобщей суете родители выглядели чужеродным элементом, придающим местности стати и шика.

Хогвартс-экспресс двинулся с места, и лица людей превратились в безликий хоровод ярких красок, лишь иногда перемежающийся темными пятнами платьев изысканных, как я знал, нарядов дам из высшего общества. Тех, которых я часто встречал на приемах.

Купейная дверь резко отъехала в сторону, являя моему взгляду Сириуса.

— Вот ты где, братец, — вспыхнувшая было надежда увяла под его насмешливым взглядом.

— Ты что-то хотел? — я постарался придать голосу как можно больше безразличия.

— Соскучился по твоей кислой физиономии, не обезображенной интеллектом, — презрительные слова больно кольнули сердце, но на лице ни один мускул не дрогнул. Всегда он так, а после поступления в Хогвартс стал совсем невыносим. Все эти ухмылки и обидные колкости резали почище зазубренного ножа.

— Насмотрелся? Тогда не мешай наслаждаться пейзажем, — я молил Мерлина, чтобы он просто ушел, оставив меня наедине с безрадостными мыслями.

— Мама, небось, оставила непременное напутствие попасть в Слизерин. Второго непутевого сынка она не переживет, — Сириус гадко ухмыльнулся, наблюдая за тем, как в моих глазах разгорался гнев.

— Слизерин — именно то, что мне нужно. В отличие от тебя я совершенно точно знаю, что значит быть Блэком, — я гордо вскинул голову, делая вид, что мне неинтересны его суждения о чести и традициях.

— Слабак и рохля, — выплюнул Сириус, — хоть бы для приличия обзавелся собственным мнением, — скривившись, он оглушительно хлопнул дверью, испаряясь из моего поля зрения.

Я устало уперся лбом в стекло, не замечая мелькавших перед глазами полей. В ушах набатом стучали оскорбительные слова брата. Зачем он так со мной? Неужели для него совершенно ничего не значили родная плоть и кровь? Что ж такого замечательного он нашел в своем бравом Гриффиндоре? Сколько я себя помнил, отец говорил, что на факультете львов учились заносчивые неудачники, наплевавшие на все правила и сложившиеся традиции. Он крайне презрительно отзывался о выходцах с Гриффиндора, намекал, что у них нет будущего в свете надвигающихся перемен. Я мало понимал в высокопарных речах отца о возвышении истинных волшебников и угнетении отбросов магического общества, но одно усвоил четко: грязнокровкам нет места среди магов, а кровосмешение волшебной крови с маггловской противоестественно и недопустимо.

В памяти всплыла нелицеприятная сцена, разыгравшаяся год назад после того, как пришло известие о распределении Сириуса. Мать разом побледнела и начала оседать на пол, хватаясь за сердце. Я очень испугался за нее, дергал отца за мантию и слезно просил вызвать колдомедиков. Орион же вызвал Кричера и отправил ее наверх, изрыгая проклятия в адрес брата. Он грозился изгнать Сириуса из рода и лишить средств к существованию, раз он посмел запятнать репутацию Блэков столь наглой выходкой. Тогда я долго плакал в своей комнате, боясь, что отец исполнит свою угрозу, и Сириус останется один на один с жизнью в одиннадцать лет. Без семьи, без друзей, без поддержки.

Наутро ко мне пришел Кричер и сказал, что леди Вальбурга пожелала меня видеть. Когда я зашел в ее покои, едва узнал в скорчившейся на кровати женщине мать. У нее был усталый и болезненный вид, кожа и вовсе выглядела как старый пожухлый пергамент.

— Регулус, поклянись мне, что очистишь имя семьи перед людьми и предками, — я смотрел на нее во все глаза, не понимая, что от меня требовали. Слова казались слишком пафосными и наигранными.

— О чем ты, мама?

— Поклянись, — уши резал ее скрипучий шепот.

— Хорошо, — мне показалось, что одно слово отрезало все пути к отступлению. По комнате пронесся золотистый вихрь света, а ладонь чуть обожгло. Я удивленно посмотрел на нее, заметил крошечный рубец и понял, что принес магическую клятву.

Отныне мои желания и стремления не имели значения. Я был связан по рукам и ногам. Небольшое отступление от установленных правил — и магия покарает меня. Опрокинет, как тряпичную игрушку, швыряя из угла в угол. Я сделал свой выбор, пусть неосознанно и опрометчиво, но для клятвы это не имело значения.

Стук колес прервал мои мысли. Взглянув в окно, я понял, что поезд останавливается. Я в Хогвартсе. Вот только осознание этого не вызывало ни радости, ни предвкушения. Появилось ощущение, будто я шел на ритуальное заклание древним богам. Какая глупость. Я фыркнул и стремительно пошел к выходу.

Большой зал встретил большим количеством лиц. Все настороженно и чуть опасливо смотрели на первокурсников, предвкушая новое распределение и пополнение факультетов. Каждый надеялся на активность и сообразительность новичков. Примитивно. Распределяющая шляпа скукожившаяся на табурете, производила впечатление ветхой груды тряпья, по ошибке оказавшейся в роскошной зале. Меня мало интересовал интерьер, восторженные дети, великовозрастные учителя. Хотелось поскорее покончить с формальностями, поужинать за слизеринским столом и пойти спать.

— Блэк, Регулус! — прочитала с пергамента достаточно молодая женщина строгого вида.

Я грациозно, как мне показалось, примостился на табурете и водрузил шляпу на голову.

— Так, так, так, — раздался скрипучий голос, — смышленый мальчик, чистокровный, с амбициями. Куда же тебя отправить?

— В Слизерин, — бесшумно прошептал я.

— Слизерин, говоришь... Может, лучше Рейвенкло? Там ничто не будет тебя отвлекать от работы.

— Только Слизерин, — упорно думал я, — никак иначе, — шляпа издала судорожный полувсхлип-полувскрик, затопляя мое сознание ужасом.

— Слизерин! — громоподобный вопль разнесся под сводами замка.

Я проворно соскочил с табурета и поспешил к столу, над которым красовался герб, изображавший серебристую змею на зеленом фоне. Она увидела клятву. Не могла не понять. Я имел глупость подумать о ней. Как же так? Об этом никто не должен был знать! Но ведь она всего лишь обветшалая шляпа, кто будет ее слушать?

Последняя мысль придала уверенности, и я сел на скамейку рядом с неприветливым парнем.

— Добро пожаловать к нам, — торжественно произнес красивый светловолосый юноша, чуть скривив губы в ухмылке. Я узнал в нем Люциуса Малфоя. Мне случалось пару раз с родителями бывать на приеме в Малфой-мэноре.

Я сдержанно кивнул в знак приветствия, краем глаза заметил брезгливый взгляд Сириуса.

Мосты сожжены.

Теперь мы официально по разные стороны баррикад.

И я не в силах что-либо изменить.

Сейчас важнее приспособиться.

В слизеринской гостиной всегда холодно. Казалось бы, отсутствие окон должно означать непродуваемость ветрами. Увы, это предположение в корне неверно. Иногда я жалел, что в каменной стене лишь дыра, призванная создать иллюзию обычности. В резном камине потрескивали дрова, плюющиеся искрами, которые стремились поджечь мантию кого-то из учеников. Кресла с изумрудно-серебристой обивкой леденили поясницу, не позволяя долгое время находиться на одном месте. Временами мне казалось, что сама гостиная враждебно настроена в отношении ее обитателей. Звучало, конечно, глупо, но для волшебника, прожившего всю жизнь в древнем волшебном особняке, скорее закономерно. Мало кто задумывался, что в мире нет ничего стихийного. Скрип половицы или тяжесть портьеры — не случайность, мешающая осуществить задуманное, а реакция дома на действия мага. Каждая мелочь в нашем мире наделена содержанием. Оно столь же живо, сколь незаметно на первый взгляд. Стоит попросить что-то, и дом ответит, вот только не всегда отклик таков, какого мы ожидали. За два года, прожитых в Хогвартсе, я убедился, что льдистый холод в подземельях — результат подавляемой негативной энергии слизеринцев.

Большая часть — чистокровные до десятого колена, высокомерные и брезгливые. Молодое поколение высшего общества. Они кичились своим происхождением и демонстрировали превосходство каждую секунду кому ни попадя. Я их не осуждал, но и не понимал. Зачем? Не лучше ли пройти мимо, одарив холодным взглядом, чем вступать в перепалки с гриффиндорцами, которые в любом случае оставались при своем мнении? Высшая ступень развития аристократа — игнорирование тех, кто не достоин твоего внимания.

По гостиной, уловившей мое настроение, пронесся теплый ветерок, ласкающий кожу. Похоже, и Северус, сидящий в темном углу, ощутил. Вскинул голову, повел носом и снова уткнулся в пергамент. Хоть и полукровка, но чувствительный к магии. Он ловил ее отголоски, не отрываясь от учебы. Накатило умиротворение и несвойственное мне спокойствие. Мысли потекли размеренно и упорядоченно. В такие моменты мне казалось, что я дома. В своей комнате старого блэковского особняка. Тепло прошло по нервным окончаниям, покалывая пальцы, словно успокаивало и дарило надежду. На что? Я и сам не знал. Вероятно, намекало, что я смогу найти свое место в магическом мире.

— Регулус, ты идешь? — меня окликнула Ванити, капитан слизеринской команды по квиддичу.

Я встал с кресла и последовал за ней.

Сегодня отбор на освободившееся место ловца.

Что я там забыл?

Никогда не любил квиддич. Вот Сириус — другое дело. Он был одержим игрой, хоть и не выступал за факультетскую сборную. Да и летание на метлах по нехитрым правилам спортом язык не поворачивался назвать. Скорее забава, развлечение на потеху публике. Наверное, таким образом я пытался хоть в чем-то превзойти Сириуса. Или заслужить одобрение?

Я отчаянно не хотел признаваться даже себе, что до сих пор не мог спокойно относиться к пренебрежению брата. Лучше бы он задирал меня, как остальных слизеринцев, но нет. Мне даже холодного взгляда не доставалось. Будто пустое место. А то и хуже — отвратительный прыщ, омрачающий безоблачную жизнь доблестного гриффиндорца. Конечно, я уже не плакал, не злился, но вспоминал время, когда мы были детьми. Вместе проказничали, вызывали скупую улыбку отца и укоризненный взгляд матери. Но это осталось в настолько далеком прошлом, что иногда мне казалось, будто это был сон. Безразличие хуже самой яростной атаки или сдержанной оплеухи. Боль от равнодушного взгляда старшего брата равносильна выворачиванию суставов и ломанию костей Круциатусом. Пусть ко мне заклятие не применяли, но я много о нем читал и обладал живым воображением. Достаточным, чтобы представить.

Я тряхнул головой, отгоняя ненужные мысли. Сейчас не время. Впрочем, вообще ни к чему препарировать чувства, испытываемые к человеку, который вычеркнул меня из своей жизни. «Нерациональная трата времени и нервных клеток», — так сказал Северус, когда я попытался поговорить с ним об отношениях с Сириусом. Не напрямую, конечно, но Снейп понял, что я имел в виду. Пожалуй, только с ним я мог позволить себе не притворяться. Живой ум и сложное детство заставили его рано повзрослеть. Пусть он никогда и не рассказывал о родителях, но обида, горечь и разочарование всегда плескались в глубине его тяжелого взгляда.

— Ловцы, выстройтесь в ряд, — гаркнула Ванити, вырывая меня из размышлений.

Я осмотрелся. Большая часть претендентов отличалась коренастым телосложением, что вызывало, как минимум, удивление. Исходя из специфики игры, ловец должен быть юрким и ловким, чтобы лавировать между другими игроками в погоне за снитчем. Как эти гориллы, по-другому не скажешь, предполагали избегать столкновения с загонщиками и тем более охотниками? А ведь нужно еще учитывать маневренность метлы, сопротивление древка, погодные условия. При кажущейся простоте квиддич — довольно-таки интеллектуальное увлечение, требующее тщательных расчетов и детальной проработки тактических приемов. Один из верзил, имени которого я никак не мог запомнить, оскалился и за спиной показал мне кулак. Больно надо нарываться на неприятности. В Хогвартсе любимый способ устранения конкурентов — запугивание. Но меня этим не пронять. Когда принадлежишь к роду Блэков, с раннего детства учишься противостоять зарвавшимся идиотам, возомнившим себя невесть кем.

— Селвин, Эйвери, Розье, обратно в раздевалку. Остальные метлы в зубы и на поле, — скомандовала Эмма.

— Эй, Ванити, на каком основании? — вскинулся Селвин.

— Снитч твоей рожи испугается и сам запрыгнет в руки к противнику. Такое объяснение устроит? — я еле сдержал смех, видя, как Селвин побагровел и сжал кулаки. Сейчас он был похож на карикатуру самого себя, причем не лучшего качества. Возразить Ванити ему было нечего, поэтому пришлось уйти под улюлюканье, доносящееся с трибун.

Отрываясь от земли, я взглянул на них и упал духом. На скамейках сидел Сириус со своими подпевалами Поттером, Люпином и Петтигрю. Надеяться, что они явились для изучения тактики противников, не приходилось. Видимо, братец прознал, что я решил пробоваться в команду. По большему счету, его это не касалось, но поскольку Поттер играл охотником в сборной Гриффиндора, найти предлог не составило труда.

Радовало, что не придется играть напрямую против Поттера. Во время игры охотникам не до ловцов. По крайней мере, гриффиндорским.

— Рожденный ползать летать не сможет, — донеслось до моих ушей.

Как же достали эти нелепые шуточки по поводу пресмыкающихся! Мы не сами выбирали факультетский символ. Спрашивается, чем лучше лев, ворон или барсук? Наличием лап и шерсти? Ограниченные, узколобые упрямцы.

— Полетам мамочка учила, да? — Он мог заткнуться? Вальбурга и его мать.

Недаром Сириус ее затронул. Вряд ли леди Блэк будет в восторге от моей игры в составе команды. Все-таки квиддич — травмоопасный спорт. Покалеченный наследник рода ее не устроит. С другой стороны, участие в команде позволит открыть некоторые двери, в которые по-другому не зайдешь. Я не собирался делать квиддич профессией, но связи в любой сфере лишними не бывают.

— Внимание, выпускаю снитч, — раздался голос Ванити, усиленный Сонорусом.

В ушах засвистел воздух, отодвигая посторонние мысли на второй план. Сейчас имел значение лишь маленький мячик с крылышками, отливающий золотом на солнце. Я сосредоточил внимание на его поиске, заблокировав прочие раздражители.

Рядом с землей блеснула яркая вспышка: недолго думая, я направил метлу туда.

Секунды падения растягивались в пространстве. Казалось, земля вместо того, чтобы приближаться, отдалялась.

Вдох.

Выдох.

Вдох.

Пальцы сомкнулись, плотно обхватывая снитч.

Получилось!

— Хорошо, Блэк, отпусти снитч, дай ему фору в несколько секунд, а потом попробуй поймать снова.

Я сделал, как велела Ванити. Ветер трепал волосы, и мне начинал нравиться процесс. Может, не такая уж это и плохая идея?

За час отбора я поймал снитч трижды. Ощущение трепещущего тельца шарика под пальцами дарило чувства триумфа и иррационального превосходства. Поймав мяч, я казался себе значимым и нужным. Возможно, именно этого мне не хватало для того, чтобы в полной мере прочувствовать прелесть жизни. Ее простую сложность, преодоление себя, независимость от шелухи и фальши. В небе не нужно было держать нейтралитет, соответствовать статусу, поддерживать имидж. Здесь я мог быть собой без привычной маски безразличия и презрения. Казалось, что на высоте нескольких футов даже дышалось легче, свободнее и безопаснее.

— Отбор закончен, спускайтесь, — пробасила Ванити.

Я не хотел приземляться, но привычка подчиняться взяла свое. Да и выглядел бы глупо, игнорируя слова капитана. Я аккуратно приземлился на траву и отдал снитч Эмме.

— Блэк, добро пожаловать в команду, — на площадке поднялся нестройный ропот. — Решение окончательное и обжалованию не подлежит, — Ванити обвела недовольных суровым взглядом, после которого те поспешили ретироваться. — Тренировка завтра в семь. Не опаздывай.

Я торопливо кивнул и пошел к раздевалкам, чтобы принять душ.

Невдалеке раздалось недовольное бурчание.

— Сир, а твой младший брат весьма неплох.

— Ему просто повезло, — Сириус явно был раздражен моим успехом.

— Хоть для себя признай, что у него есть талант. Если он также проявит себя на игре, Гриффиндору не поздоровится, — голос Поттера казался озабоченным.

— Я же сказал, это удача и только. Регулус до школы и на метле-то толком сидеть не умел, — ответ Поттера я уже не расслышал.

На губах играла радостная улыбка.

Наконец-то.

Теперь Сириусу придется со мной считаться.

Я заставлю его поверить, что талантлив!

И может, тогда...

Нет, не стоит загадывать раньше времени.

Нужно написать матери.

Конечно, ей не понравится, что я проходил отбор наравне с остальными, но это не так уж важно.

Главное, я прошел.

И доказал Сириусу, что не так прост, как он думал.

Пожалуй, можно не торопиться в подземелья.

Первый матч сезона.

Слизерин — Гриффиндор.

Кто бы сомневался.

Начало борьбы за Кубок Школы, но самая ожидаемая игра.

Еще бы, непримиримые соперники, готовые глотки друг другу перегрызть.

К середине месяца поднадоела эта кутерьма. Тут потасовка, там стычка. Неужели нельзя соблюдать дистанцию? В конечном счете, победителей определяло мастерство, а не умение махать кулаками и изрыгать проклятия. Никогда не мог понять, почему гриффиндорцы всегда рвались в бой. Компенсировали недостаток серого вещества в головном мозге? Если так, почему слизеринцы отвечали? Однажды даже попытался поговорить об этом с Северусом. Он долго смотрел на меня нечитаемым взглядом, а потом просто пожал плечами.

— Ты слишком много думаешь о том, что невозможно понять, — все-таки выдавил он, оторвавшись от книги.

— Разве тебя это не удивляет? — вряд ли я когда-нибудь смогу понять, что скрывалось за неприязненным взглядом и развивающейся черной мантией Северуса. Он самая большая загадка Хогвартса. Тем сильнее хочется его разгадать.

— Есть дела и поважнее, — буркнул Северус и снова уткнулся в книгу.

— Что читаешь? — я не хотел отступать, да и заняться особо было нечем. Эссе по зельеварению еще вчера написал, проект по травологии задан только на следующую неделю, а трансфигурация и вовсе давалась без проблем, я запоминал материал на уроке. Можно было, конечно, почитать какую-нибудь книгу, но хотелось поговорить, а кроме Северуса не с кем. Не с Краучем же, в самом деле. Дерганый он какой-то и вспыльчивый. На каждое слово шипел и вскидывался, как горный тролль. Странный.

— «Родословную чистокровных», — как всегда четко и по делу, без лишних предисловий и деталей.

— Тебе всерьез интересна эта рухлядь? — я округлил глаза от удивления. Северус вскинулся, глаза потемнели еще сильнее, если такое вообще возможно, и он выплюнул с презрением:

— Блэк, не стоит мерить всех по себе. Если тебе безразлично наследие предков и их история, то это еще ни о чем не говорит, — вот и как с ним разговаривать? Все равно что по минному полю идешь.

— Причем здесь равнодушие к истории? Книга Роммвеля — бред блаженного. Судя по стилю изложения, сомневаюсь, что писал чистокровный, да и на дипломированного историка не тянет, — я пожал плечами. — Если хочешь, могу попросить родителей прислать многотомник «Чистокровная знать: с древности до наших времен». Я в детстве его от корки до корки прочитал за пару дней.

— Попросишь? — во взгляде Снейпа читалось недоверие напополам с надеждой. — Ты серьезно?

— Конечно, — мне стало его жаль. Видимо, Северус не привык, чтобы о нем заботились, выполняли просьбы или элементарно проявляли участие. Что ж за изверги его родители? И мои неидеальны, но я не мог их упрекнуть в недостатке родительского внимания, гонениях и тем более истязаниях. В голове щелкнуло. Зато Сириус мог... Но он сам виноват в таком отношении. Всегда доставлял родителям лишь неприятности. Догмы, правила и нормы, принятые в обществе, ему невдомек. Но так ли он не прав? Ведь мы были детьми со свойственными возрасту шкодливостью и максимализмом. Нет, не буду думать об этом. Не должен. Родители дали нам подобающее положению воспитание, а Сириус не пожелал оценить их старания и труд. Неблагодарный и бессердечный отпрыск. Генетический сбой в древнейшем роду Блэков.

— Ты опять далеко? — я встрепенулся, отгоняя непрошеные мысли.

— Прости, задумался. Сегодня же напишу маме, она не откажет. Заодно попрошу прислать старую книгу о темных искусствах. Давно собирался почитать, — как можно небрежнее произнес я.

— Что за книга? — Северус оживился, забыв о вспышке гнева. Стоит упомянуть об интересной книге, как Северус превращался в слух, игнорируя происходящее вокруг. Наверное, он станет ученым-исследователем, новатором в своей сфере. Например, в зельеварении. Оно ему всегда удавалось. Или в темномагических артефактах. Казалось, что он прочитал уже все известные о них книги, а то и больше. Я часто встречал Северуса в библиотеке с Эванс, грязнокровкой из Гриффиндора. Никогда не понимал их странной дружбы, но и не спрашивал. Все равно он не ответил бы.

— «Темные маги и изобретенные ими искусства», — глаза Северуса вспыхнули дьявольским огнем. — Слышал о ней?

— Еще бы. Первое фундаментальное исследование темной ментальной магии, положившей начало отдельной ветви науки по изучению легилименции. Я искал книгу в Запретной секции, но не нашел. Видимо, дирекция посчитала ее неоднозначной для понимания школьников.

— Блэк, на тренировку! — командный голос Ванити прервал увлекательную беседу.

— Минутку...

— Сейчас же! — мне ничего не оставалось, кроме как плестись за ней. Однако я твердо решил, что дам почитать Северусу «Темных магов...» Кто, если не я?

Сейчас, стоя на стадионе и наблюдая за традиционным рукопожатием капитанов, я вглядывался в небо. Лазурное, ясное, ни облачка, но и солнце не слепило. Для ловцов это хорошо, главное не потерять концентрацию. Противник у меня серьезный. Шестикурсник, кажется. К тому же опытный. Пару лет играл за команду. Он был закален в поединках, а я сопливый юнец. Пусть и талантливый. Спортивная закалка играла немаловажную роль. Нужно выложиться по максимуму.

Я видел, что капитан Гриффиндора сжал руку Ванити до скрежета костей, но она даже не поморщилась. Она удивительная. В квиддичной команде Слизерина редко играли девушки. А уж капитан женского пола и вовсе уникальный случай. После двух месяцев тренировок я мог сказать, что понял выбор директора. Настойчивость, упорство и целеустремленность Эммы дадут фору любому парню.

— Все по метлам! — зычно крикнула мадам Трюк.

Из головы мгновенно испарились посторонние мысли.

Сосредоточенность.

Нацеленность.

Уверенность.

Я взмыл в небо, наслаждаясь ощущением ветра в волосах.

— Внимание, охотники, выпускаю квоффл! — усиленный Сонорусом голос отражался от трибун, концентрируясь над полем. Темно-красным мячом тут же завладел Поттер.

— Внимание, загонщики, выпускаю бладжеры! — Флинт битой отправил строптивый шар в сторону темноволосой девчонки, разыгрывающей хитроумную комбинацию на пару с Поттером.

— Внимание, ловцы, выпускаю снитч! — крохотный мячик блеснул гладким боком и исчез в неизвестном направлении.

Игра кипела, а я поднялся чуть выше основного места действия. Не хватало еще в первые минуты игры заработать удар бладжером.

Стратегия.

Беспорядочно летать над полем глупо. Снитч от этого быстрее не появится, а вероятность получить травму в разы возрастала.

Перемещаться с места на места нерационально, собьются дыхание и концентрация, шанс попасть под раздачу увеличится. Пусть не так многократно, как в первом случае, но тем не менее.

Занять выжидательную позицию, с которой открывался бы обзор на все поле? Логично и необременительно. Желательно в недосягаемости для бладжеров, беспорядочно летающих по полю.

Краем глаза заметил соперника-ловца.

Похоже, он выбрал еще более простую тактику: следить за мной.

Действенно, но где гарантия, что я не пойду на обманный маневр? Своеобразное злоупотребление доверием, голубчик. Впрочем, вряд ли он воспринимал меня всерьез.

Что мог третьекурсник против почти выпускника?

О, очень многое.

Через пятнадцать минут после свистка руки задеревенели, спину ломило, а усилившийся ветер норовил скинуть с метлы. Гриффиндорец занервничал, выравнивая метлу. Алая форма отливала на солнце, чуть ослепляя.

— Поттер забивает квоффл. Счет 40:50 в пользу Гриффиндора. Ловцы явно не торопятся ловить снитч. Продуманная тактика или халатность? — разнесся задорный голос комментатора.

Много бы ты понимал.

Я бросил презрительный взгляд на соперника и чуть не упал с метлы.

В двух сантиметрах от его уха блеснула золотая вспышка.

Дальше все происходило как в замедленной съемке.

Я рванул к снитчу, забывая о маневренности и врожденной деликатности.

Краем глаза заметил прицельно летящий бладжер.

Громкий вскрик — и стремительно падающая Ванити.

Едва ощутимое трепыхание крылышек в ладони.

Тишина окутала стадион.

Вязкая, будто болото.

Звонкая, будно падение хрустальных осколков на каменный пол.

Призрачная, будно тень покойника.

— На двадцатой минуте игры Регулус Блэк поймал снитч! Слизерин победил со счетом 190:80! — прокричал комментатор.

Я изо всех сил сжимал шарик, не осознавая произошедшее до конца.

Я выиграл свой первый матч.

Слизерин-Гриффиндор.

Родители бы гордились!

Как оказался на земле, я не помнил. Лишь нестройный гомон и сдержанное похлопывание по спине.

— Поздравляю, сын, — тяжелая рука опустилась на мое плечо. Я поднял взгляд и увидел сдержанную улыбку на губах Ориона Блэка.

— Благодарю, отец, — вежливый кивок, как и подобало благочестивому отпрыску.

— Смотрю, все семейство пожаловало насладиться игрой любимчика, — послышался презрительный голос из-за спины.

— Сириус! — мать побледнела и сильнее вцепилась в руку отца.

— Maman, papa, — на французский манер произнес Сириус и раскланивался. — Не смею мешать слизеринской идиллии, ухожу в хлев к свиньям, где мне самое место, чтобы запить поражение.

Даже здесь он не мог не внести свою лепту.

Ликование уступило место глухому раздражению, когтями разрывающему грудь.

День моего триумфа отмечен печатью циничного издевательства Сириуса.

Как ему удавалось всегда и везде быть в центре внимания?

Я , что, обречен быть вторым?

Даже для родителей любимый, но второй.

Младший брат Сириуса.

Образцовый сын для семьи, но блеклая и бездушная копия Сириуса для окружающих.

Его любили или ненавидели, а на меня попросту не обращали внимания, принимая как бесплатное приложение.

В школе он любимчик, я изгой.

И только дома мы менялись ролями.

Что это?

Плата за грехи предков или повод доказать, что я все-таки могу быть лучше его?

Уйдя с головой в школьную жизнь, я и не заметил, как подкрались пасхальные каникулы. Накануне отъезда отец прислал сову с просьбой не брать много вещей, потому что Орион и Вальбурга Блэк отправятся в благотворительную поездку по Европе. Естественно, во время отсутствия родителей Регулусу с братом лучше вернуться в Хогвартс. Грудь словно свинцом сдавило. Хотелось закрыться в пыльной библиотеке, полетать над вечнозеленым полем рядом с домом, выведать у Кричера свежие новости, которые наверняка утаивали родители. Вместо этого придется возвращаться в Хогвартс, где я и так провожу больше девяти месяцев в году. Но кому есть дело до моих желаний? Придется довольствоваться малым.

В день отъезда Хогвартс-экспресс приветствовал школьников клубами дыма и натертыми до блеска ярко-красными боками. Со всех сторон звучали перешептывания, громкий смех и обещания встретиться где-то в парке. Северус не поехал домой, поэтому мне даже не с кем было поговорить. Я приглашал его к нам, но Северус отказался. Слишком поспешно, на мой взгляд. Сослался на то, что не хотел быть обузой для моих родителей. Снейп и обуза? Это даже звучало нелепо. Тем не менее, уговаривать я его не стал. Проще переубедить барана, чем его. Упрямый, гордый, непоколебимый. Иногда мне хотелось, чтобы Северус был моим старшим братом. Поддерживал, учил, наставлял. Он не любил ярлыки и громкие определения, но я считал его другом. По крайней мере, он меня понимал, а на Слизерине и это уже много. Задумавшись, я чуть не налетел на парня, стоящего посреди коридора.

— Если ты хочешь узнать, что чувствует памятник, безмолвно наблюдающий за суетным миром, то выбрал явно не самое подходящее место, — недовольно буркнул я, потирая ушибленный локоть.

— Что? — парень обернулся, и я узнал Барти Крауча. Он безразлично смотрел не меня, будто не узнавая, глаза совершенно ничего не выражали, пальцы сжались в кулаки. Словно живой мертвец или жертва Империо.

— Ты чего тут стоишь, спрашиваю? — он пару раз моргнул, и передо мной снова стоял подросток со слегка дергающимся правым глазом и кривящимися губами.

— Тебя поджидаю, разве у меня есть более важные дела, — зло прошипел мне в лицо Барти, развернулся и скрылся за дверью, ведущей в другой вагон.

Я ошарашенно смотрел ему вслед. Точно же ненормальный. Ничего особенного не сказал, а он ощетинился, будто я его на свидание пригласил. У него определенно какие-то психические отклонения. Как же еще можно объяснить столь нелогичное поведение.

Найдя свободное купе, я удобно устроился в кресле и прислонился лбом к стеклу. Мне всегда нравилось именно так рассматривать стремительно сменяющие друг друга деревья, луга, кустарники. Неясные силуэты, призрачные очертания, сливающиеся в разноцветное пятно. Это напоминало холст художника, который смешивал краски. Иногда изящно, иногда поэтично, а иногда ужасно. И оставалось лишь гадать, что получится из очередного месива красок. Я и не заметил, как задремал. Мне снилось, будто из невообразимой смеси красного, золотого, пурпурного, жемчужного и оранжевого на бумаге рождался феникс, улыбающийся мне.

Вечером, уже прибыв домой, я пытался понять странный сон. Картина — символ творчества, феникс — возрождения. Творчество как ключ к духовному перерождению? Не слишком ли рано, мне и пятнадцати-то нет. Можно попробовать интерпретировать цвета, но получилась крайне противоречивая картина. Жемчужный означал замкнутость и загадочность, красный — силу, доминирование, созидание, золотой — опыт и мудрость, оранжевый — свободолюбие, но терпимость. И что это должно сказать? Внутренняя гармония и погруженность в себя приведет меня к созданию чего-то нового, значимого и ценного, вследствие чего я приобрету опыт и постигну истину, которая подарит мне долгожданную свободу и независимость от всего мира. Так, что ли?

Я фыркнул от негодования. Получалось, конечно, складно и звучало весьма соблазнительно, но уж слишком просто. За несколько лет учебы в Хогвартсе я окончательно убедился: прежде чем чего-то достичь, приходится преодолеть множество и трудностей. Взять хотя бы моего прапрадеда Финеаса. Умнейший человек был, судя по семейным летописям Блэков, кавалер Ордена Мерлина первой степени, но самый непопулярный директор Хогвартса в силу своих убеждений, нестандартных взглядов на воспитание юных умов и привитых с детства принципов. Он пытался изменить мир к лучшему, но наткнулся на стену непонимания и отрицания общества его взглядов. Когда-то читал, что гениев признают лишь после смерти, но ведь признание — крайне субъективное понятие.

В полумраке гостиной золотой вышивкой блеснул гобелен Блэков. В детстве я любил его разглядывать. Возможно, потому что мама уделяла ему большое внимание. Даже эльфам не доверяла. Лично следила за состоянием ткани, яркостью и четкостью нитей, соединяющих имена между собой, рисунком древа с его трещинками и прожилками. А однажды ночью я видел, как она выжгла имя своей сестры Андромеды. Единственный раз я видел ее надломленной, плачущей, но непоколебимой. Она долго смотрела на имя, не замечая бегущих по щекам слёз, а потом резко взмахнула палочкой: витиеватые буквы, образующие слово «Андромеда», вспыхнули, а на следующее утро на их месте я нашел обугленную дырку. У меня так и не хватило смелости спросить, что же тетка сделала не так. Впрочем, это объясняло, почему я не знал ее.

Водя пальцем по нитям, я разглядывал имена своих предков. Они были разными: хорошими, плохими, умными, глупыми, красивыми, уродливыми, но все были Блэками. Даже те, которых выжгли с гобелена. Можно вычеркнуть себя из семьи, но нельзя перестать быть ее частью. Я смотрел на выжженные имена и терялся в ощущениях. В кроне древа рядом с именами Сириуса, Финеаса Найджелуса и Элладоры виднелось большое отверстие, за которым зияла пустота. Из летописей я знал, что раньше здесь было написано Исла, которая опрометчиво вышла замуж за маггла, тем самым нарушив девиз семьи, переливающийся золотом над древом: «Чистота крови навек». А вот Финеас, тоже женившийся на магглокровке.

Интересно, как к таким поступкам относились их родители? Семейное жизнеописание велось профессиональными писарями, поэтому субъективных причин там не отражалось, только сухие факты. Может быть, вопрос в превосходстве и власти? Как ни крути, магглы невежественны и глупы, чрезвычайно узколобы, ограниченны и верят в странные сказки о низших волшебных существах, считая их выдумкой. А как же честь семьи? Запятнать репутацию фамилии сиюминутным порывом в угоду темной стороне души? Я бы никогда на такое не пошел.

А вот чуть ниже, почти под Финеасом, выжжено имя Мариуса. О нем говорилось с большой неохотой и крайне скупо, потому что в семействе, где традиционно рождались сильнейшие маги, невесть как на свет появился сквиб. В книгах пишут, что такое происходит при близкородственных браках в нескольких поколениях. Но ведь все чистокровные — родственники между собой. К тому же, таких прецедентов больше не было. Тогда почему Мариус? Ошибка природы, роковая случайность или закономерность?

Размышляя, я увидел еще одну обугленную дыру. Седрелла Блэк. Даже не знаю, что хуже: выйти замуж за предателя крови, как сделала она, или за маггла, как Исла. Хотя, по существу, они обе стали предательницами крови, но Септимус, за которого вышла Седрелла, хотя бы чистокровный волшебник. Получалось, она выбрала меньшее из двух зол, но стоило ли? Любовь или чувство бунтарства толкнуло ее на это? Существует ли вообще эта любовь? Я фыркнул, отгоняя ненужные мысли о слишком эфемерных материях. Я никогда всерьез не задумывался о чувствах. Зачем? Вряд ли их можно постичь, соизмерить, предсказать.

А вот дедушка Арктурус, в честь которого мне дали второе имя. Добрейший человек, хоть и категоричный. За заслуги в дипломатии и ведение переговоров был удостоен Ордена Мерлина. Маленький, я любил слушать его рассказы о молодости. Он всегда говорил, что Министерство — территория узколобых баранов, помешанных на равноправии и толерантности, нежелающих понимать, насколько это губительно. Он считал, что значение демократии переоценено, она убивала инициативу на корню. Но Блэки всегда умели приспосабливаться к современным тенденциям, сохраняя влиятельность. Чего не скажешь о двоюродной сестре мамы Араминте Мелифлуа, пытавшейся провести закон, разрешающий травлю магглов. Опрометчиво, но в полной мере отражало ее отношение к ним. Однако, учитывая провозглашаемые властями терпимость и проведение отбора в Хогвартсе маленьких магов, закону в любом случае не дали бы ход.

А вот брат дедушки Регулус, в честь которого меня и назвали. Я мало о нем знал, потому что он был нелюдимым затворником, все время что-то писавшим на клочках бумаги. Дедушка говорил, что Регулус был маниакально помешан на чистоте крови и хотел создать идеальный аристократический кодекс, отражающий потребности, права и обязанности любого уважающего себя представителя высшего общества. Видимо, он либо не успел его написать, либо посчитал не отвечающим требованиям и перед смертью сжег все рукописи.

С громким хлопком посреди гостиной возник Кричер, кланяясь в пол.

— Молодой хозяин не желает чаю?

— А который час?

— Девять вечера, хозяин, — оказалось, я так увлекся, что потерял счет времени.

— Пожалуй, я прогуляюсь полчаса, а потом с удовольствием выпью чаю. Зеленый с жасмином. Сделаешь, Кричер?

— Конечно, хозяин, — эльф поклонился и исчез.

На улице было прохладно и тихо. Ветер пронизывал до костей, но мне это было необходимо. Из головы выветривались все мысли, оставив пустоту. Приятную и умиротворяющую. Иногда я представлял, что, гуляя по городу, встречу незнакомца, с которым можно поговорить обо всем, ничего не тая. Поделиться болью, разочарованием и тяжестью на душе, поделиться мечтами и стремлениями, открыть самые сокровенные тайны. Конечно, был Северус, но о многом я не решался ему сказать, чтобы не ранить и не обидеть. Есть родители, но я никогда не мог говорить с ними о Сириусе. А больше никого не было. Хотелось, чтобы было, как у Сириуса и Поттера. Но, может быть, слепая всепрощающая дружба бывает только у безрассудных глупцов?

Совсем рядом раздался звонкий девичий и раскатистый мужской смех. Свернув в переулок, я увидел Сириуса с темноволосой девушкой. Она трепала его по волосам и что-то рассказывала вполголоса, посмеиваясь. А он преданно смотрел ей в глаза, ловя каждое слово.

Я никогда не видел Сириуса таким... беззащитным, что ли.

— Эмма, а ты уже решила, чем будешь заниматься после Хогвартса? — глаза Сириуса лучились внутренним светом.

— Пойду в школу подготовки авроров, — прощебетала Эмма. — Но для этого придется постараться. Доркас рассказывала, что там сложно учиться, но интересно. К тому же нужны «Превосходно» по Чарам, ЗОТИ и Зельеварению.

— Значит, ты уже будешь аврором, когда я закончу школу, — он накрыл ее пальцы своими и легко сжал. Эмма убрала руку, грустно улыбаясь.

— Сириус, что ты пытаешься сказать? — Он подобрался, тряхнул волосами и смело взглянул ей в глаза.

— Эм, я понимаю, что еще молод для тебя, но уверен, что мы все равно будем вместе. Пусть придется подождать, но я наберусь терпения.

— Не говори глупостей, твое увлечение пройдет. Лучше расскажи о своей семье, — она ласково потрепала его по голове, стирая кончиками пальцев скорбное выражение лица.

— Не о чем рассказывать. Помешанные на чистокровности родители и недоумок-брат, заглядывающий им в рот. Достойная чистокровная семейка, — Сириус скривился, словно целиком съел лимон.

— Уверена, ты преувеличиваешь, — Эмма погладила его по руке. — Я видела Регулуса в школе, он не похож на безвольного недоумка, каким ты его описываешь.

— Эм, давай лучше поговорим о тебе. Правда. Не хочу говорить о нем, — мне показалось, или в его голосе послышалась грусть?

— Почему, Сириус?

— По-твоему, каковы шансы у Гриффиндора в этом году выиграть Кубок по квиддичу? — он встряхнулся, обаятельно улыбаясь, Эмма снова понимающе усмехнулась.

Я не стал слушать ее ответ, развернулся и пошел обратно.

Значит, со своими Сириус вот такой.

Непривычный.

Спокойный.

Веселый.

Доверчивый.

Настоящий.

А я недоумок.

Кажется, эта Эмма хотела нас помирить?

А хотел ли этого я?

Допустим, но что изменится?

К тому же, я и правда разделял мнение родителей о чистокровности, пусть и не так фанатично, но все же.

Получалось, ее затея бессмысленна и безнадежна.

Но можно же сохранять нейтралитет, а не кидаться друг на друга, как голодная собака на кость.

Я смог бы, а Сириус?

Захотелось книжку и зеленый чай в библиотеке, пропитанной многовековой мудростью пыльных фолиантов.

Забыться и не думать.

Последний экзамен подошел к концу. Можно вздохнуть с облегчением. Через пару часов в Большом зале вывесят табели успеваемости, а уже завтра Хогвартс-экспресс отвезет меня домой. Впереди лето. По вечерам определенно буду тренироваться. Ни в коем случае нельзя терять форму, иначе Ванити вмиг вышвырнет из команды. Стоит обновить познания в редких ядах. Северус заронил зерно сомнения. Теперь я не был уверен, существовало ли зелье, полностью повторяющее действие Круциатуса. Логично предположить, что такое невозможно, ведь зелье и заклинание не могут производить один и тот же эффект, но как тогда быть с Веритасерумом и заклинанием Веритас? Исключение или правило? Определенно стоит покопаться в библиотеке.

— Блэк, ты уже сдал Слизнорту список предметов, которые будешь изучать после третьего курса? — голос Эйвери выдернул меня из раздумий.

— А нужно? — мои губы искривила презрительная ухмылка. На самом деле я забыл об этой формальности, но что еще хуже, не помнил, где оставил пергамент с перечнем предметов. Эйвери важно подбоченился и процедил сквозь зубы:

— На твоей кровати, — развернулся на каблуках и ушел. Лишь черная мантия развевалась по ветру. Сколько бы я ни пытался понять Эйвери, ничего не выходило.

Странный он. Не загадочный, но и не откровенный. Не нелюдимый, но и не общительный. Не высокомерный, но и не дружелюбный. Чаще всего он презрительно кривил губы, издевательски ухмылялся и манерно постукивал пальцами по подлокотникам кресла. Разговаривал Эйвери мало, обычно попросту отмалчивался. Возможно, он считал, что это придавало ему солидности, возможно, просто был неразговорчив. Я никогда не пытался с ним сблизиться, незачем. А вот Северуса все чаще встречал в его обществе. Обычно они тихо переговаривались в укромном углу гостиной. Иногда к ним присоединялся Мальсибер. Со стороны казалось, что они секретничали о чем-то важном, если не сказать глобальном. Каждый раз, когда я пытался заговаривать об этом со Снейпом, в ответ получал нечитаемый взгляд, и Северус тут же переводил тему. Я и не настаивал. Зачем? Сам бы рассказал, если бы счел нужным.

Вдалеке послышался бой часов. Нужно определиться с предметами, иначе придется задерживаться в замке, чтобы найти Слизнорта и отдать ему пергамент. Идя по коридорам подземелий, я размышлял, что именно стоит выбрать для изучения.

Прорицания. Чересчур туманный предмет, который, по сути, ничему не учит. Как гадания на чаинках могли помочь в будущем? Разве выискивание в стеклянном шаре призрачных образов, которые еще нужно истолковать, предопределит самый важный выбор в жизни в решающий момент? Глупо и по-детски. Если кому и нужны такие напутствия, мне их искренне жаль.

Другое дело нумерология. Цифры не лгут, а графики, диаграммы и таблицы расчетов вносят ясность в переменчивый мир. Позволяют сделать выбор в пользу наиболее предпочтительного варианта развития действий. Они просты и сложны одновременно, логичны и обоснованны. В то же время, опираясь на расчеты, можно не только усовершенствовать имеющиеся заклинания и зелья, но и придумать новые. Это мне подходит.

Древние руны. Запутанный предмет, сложный, требующий кропотливой работы, усидчивости и терпения. Но он открывает дверь в прошлое. Многие ученые и исследователи использовали разные способы шифрования, в том числе рунами, чтобы скрыть от недостойных полученные знания, зачастую опасные и темные. Изучая руны, я смог бы не только раскрыть древние секреты, но и найти собственный способ передачи информации лишь тем, кому сочту нужным. Решено, знание древних рун мне однозначно пригодится.

Уход за магическими существами чистокровному волшебнику едва ли необходим. Я жил в магическом мире с рождения, а поэтому знал, как лучше подойти к книззлу или лукотрусу, чтобы не причинить вреда ни себе, ни ему. Другое дело, например, единороги или фестралы. Существа малоизученные и в определенной ситуации опасные, но вряд ли Хагрид знал что-то, чего уже не написано в книгах. Конечно, практика значительно отличалась от теории, но я был уверен, что магические существа не будут играть значительную роль в моей дальнейшей жизни. Значит, изучать уход за ними мне ни к чему.

Маггловедение. Вот это ни в какие ворота не лезет. Мало того, что приходилось учиться бок о бок с грязнокровками, так еще и изучать их культуру? Абсурд. Слава Мерлину, можно отказаться от этого предмета. И в чем смысл? Неужели директор считал, что их скудная культура и узколобые традиции могли изменить отношение к этим осквернителям крови? Выродки, ублюдки, отравляющие воздух, которым мы дышим! Грязнокровки должны быть рады уже тому, что им позволено находиться здесь. Похоже, Дамблдор и правда выжил из ума, если думал, что хотя бы один потомок чистокровного семейства захочет изучать маггловедение. Тоже мне, наука. Пустая трата времени и нервов. Меня едва не трясло от негодования. И куда только отдел контроля над магическим образованием смотрел?

Уже выходя из спальни со свитком, я услышал приглушенные голоса. Обычно мне не было дела до чужих разговоров. Я уже хотел пройти мимо, как услышал голос Северуса.

— И что ты хочешь сказать, Мальсибер? — спросил он. Вопрос прозвучал сухо и холодно, поэтому невозможно было понять, о чем они говорили.

— Идет война, Снейп. Пора выбирать сторону, — послышался чуть надменный голос Эйвери. Я словно окаменел. Война? О чем они? Галлюциногенных зелий, что ли, наглотались?

— Сомневаюсь, что четвертый курс — самое подходящее время, — насмешливо протянул Северус и хмыкнул.

— Ты оттягиваешь неизбежное. Уверен, скоро Он выйдет из тени, и начнутся открытые столкновения, — убежденно сказал Эйвери, чуть понизив голос.

— Тогда и поговорим, — холодно бросил Снейп. Наступившую тишину нарушали только его удаляющиеся шаги.

Дорога до кабинета Слизнорта показалась бесконечной. Мозг разрывался от полученной информации. Да, я не интересовался политикой как таковой, но можно ли пропустить начало войны? Вряд ли. Эйвери говорил о том, что скоро начнутся открытые столкновения, значит, пока их не было или было недостаточно. Стоит внимательно перечитать выпуски «Пророка» за последние несколько лет. Полной информации он, конечно, не даст, но пищу для размышлений обеспечит. Учтем, что если некто Он вербовал сторонников и уже добрался до школы, то кое-кого из прессы точно подмял. Значит, в газете вполне могут быть и определенные намеки, незаметные для обывателей, пролистывающих ее за завтраком. И кто такой этот Он, гиппогриф его задери? Сплошные догадки — и ни одного достоверного факта.

— Регулус, мальчик мой! — радостно воскликнул Слизнорт. Я и не заметил, как дошел до его кабинета.

— Здравствуйте, профессор, — поприветствовал я, вежливо улыбаясь. — Я принес список предметов, которые хотел бы изучать после третьего курса, — и протянул ему свиток. Слизнорт взял его, пробежался глазами и улыбнулся в пышные усы.

— Превосходный выбор, юноша. Уверен, вас ждет прекрасное будущее с такими трудолюбием и любознательностью.

— Спасибо, профессор, — я сдержанно кивнул. — Могу я пойти собирать вещи?

— Конечно, конечно, молодой человек. Не опаздывайте на ужин, эльфы обещали чудеснейшие отбивные в честь окончания учебного года, — Слизнорт погладил свое внушительное брюшко, видимо, предвкушая угощение.

— Постараюсь, — я еще раз улыбнулся и пошел в гостиную факультета.

Слова Эйвери и Мальсибера не давали покоя. Они назойливыми мухами крутились в голове, не давали думать о чем-то другом. Нужно поговорить с Северусом.

Он нашелся в темном углу гостиной. Большая часть студентов собирали вещи или готовились к праздничному пиру, поэтому она была практически пуста. Лишь на диване у камина целовалась парочка старшекурсников, да Крауч сосредоточенно читал толстый фолиант в потрепанной обложке. Взгляд его был неподвижен. Он так часто застывал. Я называл это провалами. Барти вроде бы и здесь, но мыслями за много миль отсюда.

Я неспешно подошел к Северусу, тщательно скрывая волнение, и опустился в кресло напротив.

— Не потревожу? — он поднял на меня тяжелый взгляд, но ничего не ответил. — Все в порядке? — продолжал смотреть, не говоря ни слова.

— Спрашивай. Лучше я тебе расскажу, чем Мальсибер или Эйвери, — меня бросило в холодный пот. Значит, они знали, что я подслушал их разговор. Или только Снейп? Он всегда был проницательнее многих. — Только я, — ответил Северус на немой вопрос, — узнал по сопению. Конспиратор из тебя никудышный, — я и хотел было улыбнуться, но в его глазах застыли лишь настороженность и ожидание, ни намека на усмешку.

— О какой войне вы говорили? — Северус несколько секунд изучал мое лицо, прежде чем ответить.

— Ты действительно не знаешь или только делаешь вид? — он что, не верил мне? Но почему? Неужели эта война настолько очевидна, что не слышать о ней — непростительная халатность? Я покачал головой и замер в ожидании ответа.

— Странно. Мне казалось, что родители должны были рассказать тебе, — я не смог сдержать удивленного возгласа. — Потише, Регулус. Этот разговор не для посторонних ушей, — он подождал, пока я справился с эмоциями, и продолжил: — В начале семидесятых появился некто, называющий себя Лордом Волдемортом, и заявил, что грязнокровкам не место в нашем мире. Призвал элиту магического общества искоренить их племя, не допускать недостойных союзов чистокровных волшебников с маггловским сбродом и наказывать любого за любые связи с ними. Естественно, чистокровные потянулись к нему. Некоторые открыто выразили свое одобрение, некоторые предпочли остаться в стороне, поддерживая его взгляды, но не рискуя идти против официальной власти, некоторые решили сохранить нейтралитет, не ввязываясь в политику.

— Кажется, мама пару раз упоминала это имя за обедом, но я не обратил внимания, — Северус никак не отреагировал на мои слова, видимо, принял как должное.

— Были и те, кто воспротивился его пропаганде. Первым открыто высказался Дамблдор. Он говорил, что магическое сообщество построено на единстве, взаимодействии и тесном сотрудничестве с магглами, которые внесли в застоявшуюся волшебную кровь необходимую свежую струю. Политика так и осталась бы политикой, если бы не начались нападения на магглов. Поначалу их не связывали друг с другом, списывая на несчастные случаи и стечения обстоятельств. Но шила в мешке не утаишь. С каждым месяцем столкновений становилось все больше. И если ничего не изменится, то скоро в волшебном сообществе разразится кровопролитная война.

Я слушал Северуса, и в жилах стыла кровь. Нет, меня не пугали смерти магглов. Ужасала неопределенность и недальновидность политиков. Как можно защищать грязнокровок, если это грозило войной? Из-за кого должна проливаться драгоценная волшебная кровь? Ради выродков, которые своей невежественностью и пренебрежением к традициям оскорбляли само искусство магии? Правильно говорил дед: излишняя демократичность до добра не доводит.

— А что ты думаешь по этому поводу? — спросил я, пытаясь не захлебнуться в переполняющем меня возмущении.

— Блэк, я полукровка. Мало того, полукровка на Слизерине. Мне дорога заказана. Либо на стороне Лорда, либо в бега. Фанатичные последователи идей чистокровности не простят мне измены, — он горько усмехнулся. — Но пока у меня еще остается иллюзия выбора.

— Эванс? — он кивнул, подтверждая догадку. Смешная девчонка с Гриффиндора. Они много общались с Северусом, и он ею очень дорожил. Я давно перестал пытаться понять их отношения, но сейчас многое становилось ясным. Угрюмость и задумчивость Северуса в последнее время, непонимающие и тревожные взгляды Эванс. Если Северус встанет на сторону Лорда, потеряет ее навсегда. Если встанет на сторону Дамблдора, станет мишенью номер один и поставит ее под угрозу. Откуда в нем только берется сила противостоять такому давлению?

— Блэк, вот только жалеть меня не надо. Подумай лучше о себе. Предстоит насыщенное лето, — зло пробурчал Северус, стремительно поднялся и скрылся на лестнице.

Мысли путались, разбегались в разные стороны, ускользали сквозь пальцы. Я чувствовал себя загнанным в угол. Мне хотелось быть полезным в борьбе с маггловской заразой, но сражаться с волшебниками? Возможно, с теми, кто учился вместе со мной. С братом. С его друзьями. Неожиданно я понял, что имел в виду Северус, говоря о насыщенном лете. Кто-кто, а Сириус не останется в тени сопротивления. С его-то жизненным кредо "Вперед на амбразуры, плевать на последствия".

Отчаяние лавиной обрушилось на меня, погребая под толстым слоем боли и сожаления. Переубедить его я не в силах, а остаться в стороне — недостойная Блэка трусость.

Я уже готов был рвать на себе волосы, как в голове мелькнула ошеломляющая мысль. Мне всего тринадцать, о каких трусости и выборе я рассуждал? И прежде чем примкнуть к какой-либо коалиции, нужно тщательно изучить ее идеологию, методы и средства достижения цели. Слухи слишком обманчивы и изменчивы, субъективны.

Как только приеду домой, первым делом возьму подшивку «Пророка» за последние пять лет и тщательно проштудирую.

Прислушаюсь к разговорам родителей, родственников.

В спокойной обстановке проанализирую всю имеющуюся информацию.

И вот тогда посмотрим.

А может, война закончится в ближайшие пару лет, пока мы спокойно учимся в Хогвартсе.

Так к чему нагонять панику раньше времени?

С этой успокаивающей мыслью я пошел на ужин.

Это лето разительно отличалось от предыдущих. Все свободное время я проводил в библиотеке. Как одержимый, искал любое упоминание о Лорде и его последователях. Родители, казалось, были не против. Скорее, поощряли. Я видел довольный блеск глаз мамы и прищур отца, который обычно означал одобрение Ориона Блэка. Кричер практически не отходил от меня, с готовностью выполнял любое поручение. И все бы хорошо, если бы Сириус не демонстрировал так явно неприязнь ко всему, что связано с традициями, чистокровностью и Слизерином. Похоже, взбесившиеся гормоны лишили его последних мозгов.

В первый день каникул он измазал мою форму грязью. Через неделю изменил расцветку покрывала в спальне с изумрудно-серебристой на красно-желтую. Еще через пару дней попытался подложить змею, заявив, что хотел, чтобы у меня появился друг, понимающий с полуслова. Его презрительный смех уже не задевал, но я устал быть объектом для насмешек. Как бороться с бунтом? Саботировать его. Но Сириуса недостаточно просто игнорировать, нужно сделать нечто такое, что заставит его лезть на стену от злости.

— Мастер Регулус, мастер Регулус, — Кричер суетливо бежал ко мне из-за стеллажей, — эти выпуски вы еще не смотрели, — я улыбнулся, глядя на домовика. Возможно, он единственный, кто любил меня преданно и беззаветно, несмотря ни на что. Взволнованный, запыхавшийся, но довольный, Кричер протянул мне толстую стопку газет. Одному Мерлину известно, сколько я их уже перечитал.

— Породнился со змеюками и смелым стал, да? — разъяренный Сириус чуть не вышиб дверь ногой. Значит, оценил мои художества. Чудно.

— Ты о чем? — спокойно спросил я, не отрываясь от газет.

— Сам прекрасно знаешь,— от него волнами исходили злость и ненависть.

— Разве? — я чуть выгнул бровь и надменно глянул на брата. О, сейчас будет что-то интересное.

— Вот, наверно, матушку порадовал-то, а? — Сириус схватил меня за отвороты мантии, встряхнул. В его глазах светилось столь яростное возмущение, что на мгновение мне стало по-настоящему страшно. — Небось, гордится своим младшим сыночком. Как же, добропорядочный чистокровка растет. В лучших традициях Салазара, — процедил сквозь зубы. Его взгляд упал на газетные статьи, и он отшатнулся.

— Что такое, братишка? — как можно увереннее произнес я. — Удивлен, что я умею читать? — Сириус смотрел с таким отвращением, что я поморщился. Что его не устроило на этот раз? Или чтение «Ежедневного Пророка» ниже его достоинства?

— Такую судьбу ты себе желаешь? Быть шавкой сумасшедшего, возомнившего себя едва ли не Мерлином? — да о чем он, в конце-то концов? Я опустил взгляд на газеты и чуть не поперхнулся. Заголовок с первой страницы кричал: «Пожиратели смерти. Спасение или погибель».

— Что ты о нем знаешь?

Глаза Сириуса сузились, но выражение лица осталось прежним.

— Достаточно, чтобы желать ему смерти, — я в ужасе отшатнулся от него. Как он может говорить такие страшные слова? Возможно, взгляды Лорда не всем по душе, но чтобы так…

— Почему? — сейчас мой голос напоминал хриплый писк.

— Он и его сторонники убивают людей, Регулус. Этого уже достаточно, чтобы противиться террору.

— Сопутствующие жертвы. Зато какие идеалы он преследует. Чистокровные по праву заслужили занимать главенствующее положение в обществе. Мы хранители традиций и магического знания. Грязнокровки оскверняют мир одним своим существованием, — в глазах Сириуса зажегся недобрый огонек.

— Ты живешь в мире иллюзий. Сними, наконец, розовые очки. Идеалы нужны лишь для привлечения таких наивных идиотов, как ты. Что ты вообще знаешь о Волан-де-Морте? У него даже имя вымышленное.

— С чего ты взял? — я с вызовом вскинул подбородок, сверля Сириуса глазами.

— А ты хоть раз встречал подобное? — Сириус устало прикрыл глаза и провел рукой по волосам. — Какие еще скелеты в шкафу он может скрывать… — он развернулся и пошел прочь из библиотеки, но у дверей обернулся. — Подумай, ты уже умный мальчик, — и вышел.

Вот тебе и задачка. Сначала обругал, потом похвалил. Откуда он вообще знал о Лорде? Неужели и на Гриффиндоре ведутся закулисные беседы и плетутся интриги? А может, формируется сопротивление? Если там все думали так же, как Сириус, то вполне вероятно. Но тогда… Они будут против нас? Но… Невозможно. Я снова себя накручиваю. Слишком впечатлен разговором. Сириус всегда был несдержан, а сегодня превзошел себя. И из-за чего? Подумаешь, герб семьи нарисовал над кроватью. Его ведь и свести можно, но вряд ли Сириус знал это заклятье. Для этого нужно интересоваться родовой магией, а не отрицать ее.

— Мастер Регулус, — посреди комнаты появился Кричер, — хозяйка приказала передать вам, что на ужин прибудут мистер и миссис Сигнус и Друэлла Блэк, — Кричер поклонился и преданно заглянул в мои глаза.

— Хорошо, Кричер. В котором часу мне нужно будет спуститься в залу?

— В половине седьмого, мастер Регулус. Я могу вам еще чем-то помочь?

— Да, — я опустился в кресло, — унеси вот эти подшивки на место, я их уже посмотрел, — Кричер снова поклонился и, проворно схватив газеты, исчез за стеллажами.

Еще и гости. Как не вовремя. Я прикрыл глаза, надеясь успокоиться. В словах Сириуса был смысл. Волан-де-Морт — явно ненастоящее имя. Ни в одной известной мне семье не было обычая так называть детей. Тогда кто же он? Полукровка? Совершенно исключено. Тогда он не предлагал бы ущемить и свои собственные права. Глупо. Зачем скрывать свое имя? Да мало ли какие у него могут быть причины, в конце концов! Может быть, имя его семьи опорочено или, наоборот, чересчур популярно. Возможно, он хочет всего добиться своими силами, поэтому не афиширует знакомства и связи. Такое объяснение вполне логично.

Стоило открыть глаза, как взгляд наткнулся на кричащий заголовок. Что ж, почитаем.

«Появившаяся сравнительно недавно организация «Пожиратели Смерти» вчера напала на маггловскую деревню Кэчпоул. Между Пожирателями и подоспевшими аврорами завязалась потасовка. Несколько человек были ранены. Это происшествие и осталось бы рядовым, если бы Пожиратели так активно не применяли Непростительные заклятия. Их личности установить крайне сложно. Пожиратели одеты в плотные черные мантии и белые маски, полностью скрывающие лицо.

Известно, что главным идеологом организации является некто Лорд Волан-де-Морт. Он обвиняет Министерство в узколобости и излишней толерантности. Волан-де-Морт заявляет: «Министерство ущемляет права чистокровных волшебников и оскорбляет их гордость, игнорирует привилегированное положение по праву рождения». Министр отказался давать официальное заявление. «Убеждения Волан-де-Морта смехотворны. Дискриминация по статусу крови в современном магическом обществе недопустима», — сказал он. На что Пожиратели смерти заявили: «Магглы слишком ничтожны, чтобы волшебники скрывали свое существование».

Вероятно, именно идеологические разногласия с властями вынудили Пожирателей смерти выйти на улицы и доказывать свою правоту. Нападениями на магглов они пытаются показать их беспомощность и никчемность. Во время схватки в деревне Кэчпоул один из Пожирателей, прежде чем аппарировать, крикнул: «Любого, кто заступится за магглов и магглорожденных волшебников, ждет та же участь».

Министерство просит волшебников сохранять спокойствие. Из проверенных источников нам стало известно, что Отдел магического правопорядка готовит закон об увеличении полномочий авроров при борьбе с Пожирателями смерти. Более подробной информации на данный момент нет. Министр призывает граждан немедленно сообщать в аврорат о появлении над каким-либо зданием Темной метки, представляющей собой череп с выползающей изо рта змеёй.

Какими-либо другими достоверными сведениями ни о Пожирателях смерти, ни о лорде Волан-де-Морте, к сожалению, мы не располагаем. Можно лишь предполагать, кто они и чего от них ожидать. Бесспорно одно: в магической Британии грядут перемены.

Мелисса Вудроу».

Сухие факты, подкрепленные скудными умозаключениями. Что это — некомпетентность Министерства или, наоборот, урезанная версия развернутой аналитической статьи? Министр вполне может опасаться, что обширный анализ убеждений Пожирателей смерти в официальном издании покажется пропагандой и его обвинят в потакании радикальной группировке. Или другой вариант — общественности покажутся взгляды Волан-де-Морта привлекательнее министерской политики, и власти потеряют авторитет среди населения. Везде интриги, козни, закулисные игры… Все они одинаковы — пытаются завоевать как можно больше власти. Амбициозно, но трудновыполнимо.

— Мастер Регулус, простите, что помешал, — рядом с креслом в поклоне склонился Кричер, — хозяйка Вальбурга говорит, что вам пора готовиться к ужину, — я взглянул на часы — шесть вечера. И вправду пора.

— Спасибо, Кричер, — я неохотно поднялся и пошел в свою комнату. Через полчаса я должен быть образцом гостеприимства и дружелюбия. Ох уж этот этикет.

Все светские ужины одинаковы. Реверансы, церемонные поцелуи дамских ручек. Женщины обсуждают последние сплетни, мужчины беседуют о политике и экономике. Столовое серебро, дорогой фарфор, демонстрация богатства и роскоши. Утомительно и неинтересно. Но как один из наследников я обязан присутствовать.

Вместе с Сигнусом и Друэллой пришла их дочь, Беллатрикс. Когда я был маленьким, она любила рассказывать о темной магии, странных артефактах и способах изобретения новых заклинаний.

— О, малыш Регулус, — усмехнулась Белла, — не скажу, что возмужал, но определенно подрос, — Друэлла бросила на нее укоризненный взгляд, и Белла замолчала, но в глазах горела насмешка.

— И я рад тебя видеть, Беллатрикс, — ядовито проговорил Сириус, сверкая злым взглядом.

Атмосфера в гостиной сразу накалилась. Белла и Сириус смотрели друг на друга с неприкрытой враждой. Но в чем причина? Я еще мог понять ненависть Сириуса ко мне, но к Белле? Мы виделись-то от силы пару раз в год на приемах. Или он знал о ней больше, чем я?

— Регулус, будь добр, покажи Беллатрикс нашу библиотеку, — вежливо сказала мама, но в голосе послышались металлические нотки.

— Конечно, — ответил я и попросил Беллу следовать за мной. Она снова усмехнулась, но ничего не сказала.

— Леди Вальбурга упоминала, что тебя интересуют Темные искусства, — светски произнесла Белла, когда мы уже подходили к библиотеке.

— Да, я нахожу их весьма любопытными, — в тон ей сказал я, гадая, что последует за этим. Она рассмеялась.

— К Салазару этикет. Никогда не любила все эти церемониальные фразы. Кому они вообще нужны? — меня ничуть не удивил ее ответ. Сколько себя помнил, Белла не любила правила. В этом она была похожа на Сириуса. Но она их и не отрицала. Белла предпочитала непосредственность общения, оставаясь в рамках дозволенного.

Тяжелые дубовые двери скрипнули и распахнулись.

— Вот мы и пришли, — спокойно произнесла Беллатрикс. — О, газеты, — она бегло пробежала глазами по заголовку и загадочно усмехнулась: — Интересуешься Лордом? — вкрадчивый голос не обманул меня. Это явно пришлось ей по душе.

— Немного. Не могу же я игнорировать происходящее за пределами Хогвартса, — она рассмеялась, запрокидывая голову. В глазах плясали чертики, а лицо выражало неприкрытое торжество.

— Значит, с братом вы не ладите, — я не сумел скрыть изумление от уверенного тона. Сомневаюсь, что родители рассказывали ей о наших с Сириусом напряженных отношениях, хоть мама и была сестрой отца Беллы. Так не принято.

— Допустим, — уклончиво ответил я, — и что с того? — Белла довольно долго вглядывалась в мое лицо, выискивая что-то понятное только ей.

— Хочешь, я расскажу тебе о нем?

— О Сириусе? — что нового она может рассказать о нем? Глупость какая-то. Белла безумно рассмеялась и уселась в кресло, едва не опрокинув стол вместе с подшивками «Пророка».

— О Лорде, — холодно ответила она, наблюдая за моим выражением лица. Я ошарашенно смотрел на Беллу во все глаза, не зная, как реагировать.

— Откуда ты… — вопрос повис в воздухе. В голове рождалась масса догадок, одна невероятнее другой, а Белла продолжала вопросительно смотреть на меня, не говоря ни слова. Наконец я кивнул и опустился в кресло напротив.

— Лорд — удивительный человек, — мечтательно протянула Беллатрикс, — он покоряет с первого взгляда. Потрясающе умен, холоден, безукоризненно вежлив. Его взгляд источает силу и власть, — я не верил своим ушам. Она говорила так, будто знала его, разговаривала с ним, поклонялась ему. Весь ее вид кричал о безграничном уважении, восхищении и преданности, но глаза… В них застыла смесь безумия, горечи и страха. — Знаешь, что в нем самое замечательное? Вера в свои убеждения. Если ты с ним, то до конца. Без условий и компромиссов. Либо с ним, либо против него. Лорд не приемлет полутонов. Он…

Посреди комнаты возник Кричер, и Белла замолчала.

— Хозяйка Вальбурга приглашает всех к столу.

— Что ж, — Белла стремительно встала, — невежливо заставлять ее ждать, — я кивнул, и мы пошли в столовую.

Откуда Белла могла так хорошо знать Волан-де-Морта? Неужели…Она Пожирательница? Но как, когда, почему? Тогда она тоже участвовала в нападениях? Мне было сложно представить Беллу с палочкой наготове посреди маггловской деревни. Нас ведь воспитывали совсем в других традициях. Сдержанность, уклончивость, нейтралитет в любых политических интригах.

— Белла…

— Ты все правильно понял, малыш Регулус, — бросила она перед тем, как войти в столовую.

Неужели мои мысли так очевидны? Хотя что еще можно было подумать? Или я принял возможное за единственно верное? Мысли роем проносились в голове, но я так не мог решить, в какую из них верить. Реальность казалась слишком невероятной. Пугающей. Я не мог и предположить, что война подобралась так близко.

Стремительно приближался первый матч сезона Слизерин — Рейвенкло. Ванити словно обезумела. Тренировки становились все длиннее и изнурительнее. Из-за этого я едва успевал делать домашние задания и тренировать чары. Один день сменял другой так быстро, что я и не заметил, как пролетели два месяца. Будто в тумане.

В пятницу последним уроком всегда ставили зельеварение. У пятого курса отменили Чары, но Слизнорт любезно согласился провести их занятие вместе с нами. Он решил, что такой опыт будет крайне полезен. Чем именно, понятно было только ему. Слизнорт расхаживал между партами, сложив руки на внушительном брюшке, и время от времени подкручивал усы. Он мне напоминал упитанную морскую свинку. Недавно Буллстроуд показывала картинку из учебника маггловедения, и я не мог не обратить внимания на определенное сходство Слизнорта с ней. Девчонки вообще с ума сошли от этих грызунов, пищали от умиления и восторга при каждом упоминании. Никогда не пойму этих странных созданий. Вроде и чистокровные, а по поведению не скажешь. Взять, например, Андромеду или Нарциссу. Сдержанные, изящные, элегантные. Всегда держат марку. Я попытался представить, как Меда сюсюкает с морской свинкой и тут же прыснул. До чего нелепо.

— Мистер Блэк, вы находите состав зелья от икоты смешным? — я чуть вздрогнул от неожиданности. Думал, что Слизнорт сейчас в другом конце класса.

— Что вы, профессор. Ничуть.

— Задержитесь после занятия, молодой человек, — добродушно сказал Слизнорт, улыбнулся в усы и подошел к Северусу. Только взыскания не хватало. Тогда сон станет непозволительной роскошью.

За плечом шикнул Северус. Я повернулся к нему и наткнулся на раздраженный взгляд.

— Перестань витать в облаках, пока окончательно не испортил зелье, — прошипел он сквозь зубы и отвернулся к котлу.

Я взглянул на свое варево и чуть не упал в обморок. Вместо зеленоватого оно было бурым и испускало горьковатый запах. Неудивительно, что зельевар в душе Северуса взбунтовался. Похоже, я помешивал зелье по часовой стрелке, когда нужно было против. Мерлиновы подштанники! Думай, Регулус, думай, как все исправить. Можно, конечно, капнуть драконью кровь, но варить зелье с нуля слишком поздно. До конца занятия осталось всего полчаса. Так, последний ингредиент — гной бубонотюбера. Он придаст зелью ядовито-зеленую окраску и обеспечит профилактический эффект уже при первом применении. До того, как подошел Слизнорт, все шло, как нужно. Значит, ошибка между древесными бобами и бубонтюбером — в помешивании. Следует нейтрализовать бобы. Я же буквально вчера читал об этом. Еще с Северусом спорили о наиболее эффективном способе. Он настаивал на щепотке жабьей желчи, а я — на капле сока алоэ. Так к чему же мы пришли? Жутко хотелось спать, спор был утомительным и долгим. Вспоминай, Регулус! Северус ткнул локтем под ребра и тяжело выдохнул. Точно! Я кивнул ему и поспешил добавить сок алоэ. Десять минут — и над ядовито-зеленым зельем клубился прозрачный пар.

Иногда мне казалось, что мы с Северусом незримо связаны. За три года я научился по вздоху определять его настроение, а по взгляду — невысказанную мысль, практически безошибочно. Но чаще Снейп оставался угрюмым молчуном, отгораживающимся ото всего очередным пыльным талмудом.

Из размышлений меня вырвал звук колокола. Я быстро налил в колбу зелье и поставил ее на стол Слизнорту.

— Все свободны, кроме мистера Блэка, — слащаво пропел Слизнорт и хлопнул в ладоши. Все-таки он немного не от мира сего.

Однокурсники перешептывались, предвкушая заслуженный отдых. Северус вышел последним, кинув напоследок хмурый взгляд.

— Регулус, мальчик мой, — от сахарной улыбки Слизнорта стало дурно, — конечно же, ты слышал о Клубе слизней?

— Да, профессор.

— Завтра состоится очередной ужин, и ты приглашен, — я удивленно вскинул бровь. Неужели нельзя было сказать на уроке? Слизнорт засмеялся, похлопывая рукой по животу. — Думал, что я отработку назначу?

— Если честно, то да.

— Что ты, мальчик мой, негоже наказывать талантливых учеников из-за рассеянности. К тому же, вы все исправили. Обычно используют жабью желчь, но ваш вариант даже эффективнее, — я ухмыльнулся, снова вспоминая спор с Северусом. — Можете взять кого-нибудь с собой.

— Спасибо, профессор Слизнорт. Я могу идти?

— Конечно-конечно, — торопливо пробормотал он и засуетился вокруг стола. — До завтра, мистер Блэк.

— До свидания, профессор.

Я вышел из класса и устало побрел в гостиную. Почему Слизнорт выбрал именно меня? Снейп куда талантливее в зельеварении, да и успеваемость у него в целом выше. На первом курсе я слышал, как Люциус Малфой рассказывал о Клубе слизней как крайне скучном, но необходимом мероприятии. Тогда мне было все равно, но сейчас…

Я пытался припомнить, кто из слизеринцев посещал эти вечера. Мальсибер вроде бы никогда не упоминал такого, как и Эйвери. А вот Розье что-то говорил о засахаренных ананасах, которые он дарил Слизнорту в знак уважения на его вечере. Якобы он любил эту сладость. Сколько бы я не пытался вспомнить что-то еще, не получалось. Будто вечеринки у Слизнорта — досадливая муха, не стоящая внимания. Возможно, это не так уж и далеко от истины?

Идти туда совершенно не было желания. Я бы предпочел почитать хорошую книгу или лечь пораньше спать, чтобы, наконец, выспаться. Но я знал, что в любом случае пойду, ведь отклонять приглашение профессора невежливо. В такие моменты я завидовал Сириусу. Ему ничего не стоило послать всех и вся к чертям собачьим. Как же привлекательна мысль об отрицании авторитетов. Настолько же привлекательна, насколько отвратительна. От таких мыслей хотелось лезть на стену. От отвращения к себе. Я говорил, что ненавижу Сириуса, но втайне восхищался и хотел быть таким же. Видимо, при рождении ему досталось безрассудство на двоих, а мне — покорность и нерешительность. Противно. Гадко. Тошно. Какое же я ничтожество.

У входа в гостиную столкнулся с Розье. Величественная осанка, надменный взгляд, пренебрежение к окружающим. В его случае Слизерин — диагноз.

— Здравствуй, Эван, — он посмотрел, будто я грязь под ногтями. Даже здесь чужой. Видимо, ощущение ненужности будет сопровождать меня всю жизнь.

— Что хотел, Блэк? — Розье насмешливо изогнул бровь. Он упивался властью, потому что был старше на пару курсов, а значит, выше на несколько ступеней социальной лестницы. В его понимании.

— Что из себя представляют вечера у Слизнорта? — спросил я, сохраняя невозмутимое выражение лица. Эмоции в нашем мире ничего не решают. Более того, их несвоевременное проявление унижает и становится предметом всеобщего осуждения. Считается везением, если за этим не следует бойкот.

— Малышу Регулусу предложили выйти в свет. Как любезно со стороны профессора, — издевательски протянул Розье, ухмыльнулся, развернулся и ушел.

Я молча смотрел ему вслед, пока он не скрылся за поворотом. В глубине души я признавал правоту Сириуса, когда он называл Слизерин террариумом. Стоит зазеваться, как оттяпают руку. И это в лучшем случае. Все чаще факультет напоминал мне застоявшееся болото. Сырость, омерзительный запах тины и разложения, мутное зеленоватое месиво под ногами. Я тонул в этом без права на спасение. Отвратительно.

В гостиной, как ни странно, было не так уж многолюдно. На диване возбужденно переговаривались девчонки. Наверняка обсуждали очередную зверюшку с пушистым хвостом. Кресла у камина оккупировали парочки, державшиеся за руки. А в дальнем углу сидел напряженный Снейп. Удивительно, но он просто сидел с отсутствующим видом, даже не пытаясь читать лежащую на коленях книгу. Не похоже на него.

— Случилось что? — Северус не шелохнулся. Так и продолжал смотреть в одну точку, почти не мигая. — Северус… — он дернулся и посмотрел на меня долгим тяжелым взглядом. Я еле сдержался, чтобы не поежиться.

— Что хотел Слизнорт? — излюбленная тактика Северуса: перевести тему. А если он не хотел разговаривать, и Круцио ни слова не вытянешь.

— Пригласил завтра на ужин в Клубе слизней. Составишь компанию?

Он как-то странно вздрогнул, но ничего не сказал.

— Я не девица, чтобы ходить с тобой по званым ужинам, — и снова уставился в пустоту.

И откуда такое упрямство?

— Не говори ерунды, Северус.

— Регулус, открой глаза, — он устало провел рукой по лицу, — мне там не место. Слизнорт собирает вокруг себя учеников, у семей которых есть связи и авторитет в обществе, либо обещающих добиться успеха. Я буду выглядеть нелепо в этом рассаднике любимцев жизни, — Северус резко поднялся и скрылся на лестнице, оставив меня в недоумении.

Неужели и у профессоров разделение по классам? Это же так… так… средневеково. Мерлин, Снейп превосходил меня во всем, но Слизнорт не пригласил его. И только потому, что родители Северуса не столь известны в магическом мире? Разве это честно? Разве правильно? Если профессора превозносят одних и принижают других, исходя из собственной выгоды, то о каком равенстве внутри факультета можно говорить! Как с этим бороться, и есть ли смысл? Стать посмешищем мне не улыбалось, даже ради Северуса. Меньше всего мне хотелось разочаровать родителей, а открытый протест им явно не пришелся бы по вкусу.

По дороге на вечер к Слизнорту я не мог отделаться от ощущения неправильности. Северус был угрюмее обычного. Я даже хотел не пойти, но подумал, что не стоит отказываться от возможности завести новые знакомства, которые впоследствии могли бы принести выгоду. Я понимал, что это вызвано скорее боязнью расстроить родителей, чем собственной расчетливостью. В какой-то момент мне даже показалось, что я предаю Северуса — моего единственного друга, но отступать было уже поздно.

Кабинет зельеварения преобразился до неузнаваемости. Парты превратились в изящные трехногие столики со стеклянными столешницами, в которых отражалось приглушенное мягкое освещение. Зеленые портьеры уступили место легким занавескам постельных тонов. Похоже, здесь присутствовали представители всех факультетов. Чего не отнять у Слизнорта, так умения подстраиваться. К слову, он восседал на возвышении в центре зала, заискивающе улыбался, разговаривая с Розье. Не иначе о здоровье папеньки справлялся. По всей комнате маленькими группками стояли, тихо переговариваясь, студенты с бокалами в руках. У окна расположились Поттер и Люпин. Поттер то и дело кидал заинтересованные взгляды на Эванс, а Люпин снисходительно ухмылялся и разве что у виска не крутил. Эванс же увлеченно разговаривала с какой-то темноволосой полноватой девушкой. Вроде бы та училась на Рейвенкло. У дальнего столика плотной кучкой стояли хаффлпаффцы, кидая настороженные взгляды в мою сторону. Конечно, раз слизеринец, значит, обязательно жди оскорблений и подначек. Как же я устал от этих стереотипов.

Я решил, что пора поздороваться со Слизнортом. Но чем ближе подходил к нему, тем стремительнее таяла решимость. Снова пересекаться с Розье не хотелось.

— Здравствуйте, профессор, — я учтиво кивнул в знак приветствия, поймав насмешливый взгляд Розье.

— Регулус, мальчик мой, до чего вы любезны. Вот что значит традиционное воспитание. Вы согласны, Эван?

— Конечно, профессор Слизнорт. Семья мистера Блэка, — он сделал акцент на «мистере», издеваясь, — чтит традиции. Впрочем, этого не скажешь об их старшем сыне. Досадное упущение.

Если бы не правила хорошего тона, непременно бы ответил на колкость. Кто дал ему право критиковать моих родителей? Да, Сириус — далеко не самый примерный сын, но это не их вина.

— Что вы, Эван, не стоит осуждать мистера и миссис Блэк. Уверен, есть логичное объяснение поведения Сириуса, но мы собрались не для этого, — Слизнорт добродушно улыбнулся и похлопал Розье по плечу. — Как поживают ваши родители, Регулус? Наверняка гордятся вашими успехами в квиддиче.

— Весьма сомнительными, — прошипел на ухо Розье и, наконец, ушел вглубь зала.

— Конечно, профессор, но рекомендуют уделять больше внимания учебе.

— О, вы и здесь весьма преуспеваете, молодой человек, — Слизнорт сиял, как начищенный галеон.

— Простите, но мне хотелось бы немного пообщаться с друзьями.

— Конечно-конечно. Отдыхайте, развлекайтесь. В молодости заводить знакомства намного проще. Люди еще не отягощены подозрительностью и скепсисом, — я вежливо кивнул, соглашаясь со Слизнортом, и поспешил удалиться. Все-таки какой он утомительный.

Чтобы Слизнорт не уличил во лжи, я отошел подальше от него, в дальний угол комнаты. Рядом оказался столик с закуской и тыквенным соком. Что ж, хоть какое-то утешение. Я уже трижды пожалел о решении прийти сюда.

Ничего, полчасика поброжу и откланяюсь. Посижу с Северусом, почитаю «Магический вестник» или «Современные чары». Может, допишу эссе по нумерологии.

Не успел я съесть и одно канапе, как в нескольких метрах от меня материализовались Поттер с Люпином.

— Думаешь, не стоит? — взволнованно вопрошал Поттер, запустив руку в и без того взъерошенные волосы.

— Джеймс, она пошлет тебя и не поморщится. Еще и демонстративно поиздевается вдобавок. Оно тебе надо? — Люпин покачал головой, впрочем, жест не возымел должного эффекта. Казалось, Поттер еще больше раздухарился.

— А вдруг не пошлет?

Он напоминал выброшенного на улицу котенка. Жалкое зрелище.

— Ты издеваешься над ее лучшим другом, с чего бы ей любезничать с тобой?

— Это ты о Нюниусе? Да какой он ей друг, Ремус. Он и мизинца ее не стоит!

Это Северус-то? Каков наглец! Эванс — жалкое подобие ведьмы — недостойна общения с ним. Неслыханная глупость.

В руке хрустнул бокал, видимо, слишком сильно его сжал. Поттер с Люпином синхронно повернулись в мою сторону.

— Чего вылупился, Блэк? — прорычал Поттер, сжимая кулаки.

— Вот смотрю на гриффиндорского недоумка, который не в состоянии закадрить даже грязнокровку. Мне тебя жаль.

— Да я тебя… — я уже приготовился получить кулаком в челюсть (как примитивно), но Люпин успел оттащить Поттера в сторону, что-то негромко зашептав ему на ухо.

Ах да, я же все-таки младший брат Сириуса. Крошку Регулуса обижать негоже. Противно.

Горло сдавил спазм, а кулаки сжались от бессильной ярости.

Младший брат гриффиндорца. Что может быть отвратительнее?

Я для них мелочь, которой даже по лицу нельзя съездить. Подло и низко, видите ли. Никому ненужное благородство, гиппогриф их оплюй!

Я залпом допил сок и скривился. Никогда его не любил. Приторно. Находиться здесь стало невыносимо, поэтому я стремительно пересек зал и вышел за дверь под недоуменным взглядом Слизнорта. Плевать!

Ни секунды больше я не желал находиться в обществе лицемерных идиотов и зануд. Пожалуй, стоит рассказать Северусу об интересе Поттера к Эванс.

Не мое дело, но пусть лучше Северус будет готов, если грязнокровка решит переключить внимание на доблестного гриффа. В конце концов, с Поттером у нее наверняка намного больше общего.

И сдалась же Северусу эта рыжая маггла.

Пыль лежала повсюду: на огромном подоконнике, столешнице резного антикварного стола, вышитом изумрудной нитью покрывале. Сириус плечом задел бархатные портьеры, поморщился. Песчинки пыли плясали перед глазами, образуя полумесяц и звезды. Они гипнотизировали и звали за собой. Или Сириусу хотелось так думать? Наваждение спеленало тугим коконом по рукам и ногам. Запустение читалось в каждом миллиметре комнаты. Одиночество, горечь и боль поселились здесь навеки.

Сириус не понимал, зачем зашел в эту комнату спустя столько лет. Глупая ностальгия? Внезапно нахлынувшая скорбь? Зов крови? Он не знал, да и, положа руку на сердце, не хотел знать. Последний раз он здесь был, когда уходил из дома. Нет, не так: убегал! И ведь отчаянно верил, что без вековых традиций, сырых подземелий и чопорных родителей ему станет легче. Будет жить в свое удовольствие, плевать на приличия и без труда получать самое лучшее. Он Блэк, впереди целая жизнь, и все двери открыты.

Сириус горько усмехнулся. Стыд жгучей волной прокатился по всему телу, укоряя, испепеляя, доводя до исступления. Ни тогда, ни после, ни в Азкабане он не задумывался, каково было Регулусу. Конечно, Сириус обрубил их связь задолго до холодного января семьдесят седьмогт, но Регулус любил его, как бы ни пытался ненавидеть. И он любил, но был слишком глуп и заносчив, чтобы признать. В юности мир представлялся черно-белым. Никаких полутонов, компромиссов, условностей. А Регулус олицетворял собой то призрачное равновесие между двумя крайностями. Младший брат был намного мудрее его с самого детства. Вот только чтобы понять это, Сириусу пришлось пройти Азкабан.

Он подошел к кровати. У изголовья вышито «Чистота крови навек» серебристой нитью на темно-зеленом фоне. Снова усмехнулся. Маменька настояла, подчеркивая, насколько важно наследнику знать свои корни. Сириуса уже тогда скинули со счетов. Вся стена увешана вырезками о рейдах Пожирателей. О, он помнил многочисленные стычки с Регулусом, когда он только выискивал информацию. Сейчас Сириус понимал, что им двигало скорее любопытство, чем приверженность идеологии. Или он до сих пор пытался оправдать брата? Зачем? Теперь уже всего равно ничего не исправить.

Сириус задумчиво провел рукой по покрывалу. Пыль комьями скатывалась на кончиках пальцев, волочилась вслед за ними. Он будто оцепенел. Казалось, дом покачнулся. Сириус словно взорвал привычный мир внутри особняка. Разрушил многолетнюю гробовую тишину и скорбный покой. Осквернил память о молодом хозяине, будучи предателем и осквернителем рода. Изгнанником.

Пальцы коснулись чего-то твердого. Сириус опустил взгляд и заметил уголок, торчащий из-под подушки. Через несколько секунд он уже крутил в руках ничем не примечательную тетрадь в кожаном переплете. У каждого студента Хогвартса были такие, но вряд ли многие хранили их на кровати. Она была очень важна для Регулуса. Другого объяснения Сириус найти не мог. Пусть они не были близки, но все же вместе выросли. Лет до пяти даже играли друг с другом. Пока мать не запретила. Видите ли, Сириус плохо влиял на послушного малыша Регулуса.

Он провел рукой по переплету, чуть поглаживая углы, вспоминая, как это делал Регулус. Почти любовно. Сириус искренне улыбнулся. Впервые за время, что он провел в этом промозглом доме, который должен был быть его родным гнездом, трепетно любимым и надежным. Ребенком Сириус часто дразнил брата из-за благоговейного отношения к писчим принадлежностям. Перья, пергаменты, блокноты — Регулус обожал их. Едва дышал, стоило взять в руки, вдохнуть аромат. Сириус был уверен, что младшенькому Блэку заказана дорога в науку. Не угадал. Или не уберег?

Он дернул за нижний угол, но тетрадь не поддалась. Лишь на обложке вспыхнули темно-зеленые буквы: «Не открывать без ясно выраженного согласия Регулуса Арктуруса Блэка».

Брови удивленно взметнулись. А братец был совсем не промах. Достаточно сложная, сильная магия. Но не темная. На перекрестке. Он усмехнулся. Регулус наверняка предполагал, что кто-то может найти эту тетрадку, и подстраховался. Вот только с Волан-де-Мортом его смекалка не сработала. А сколько бы Регулус прожил, не стань он Пожирателем?

— Я бы смог защитить, — произнес Сириус в пустоту и зло рассмеялся. Стиснул кулаки. Размахнулся. Впечатал костяшки в стену с размаха. Бессильная ярость душила. Он и о себе не смог позаботиться. Оказался слишком доверчивым и недалеким. — Прости меня, — прошептал одними губами и тут же почувствовал легкое покалывание кончиков пальцев. Кожа нагрелась в месте соприкосновения с его руками и, казалось, чуть посветлела. Буквы задрожали и начали перестраиваться. Если бы он не видел все собственными глазами, не поверил бы.

«Здравствуй, Сириус», — светилось посередине. Игра воспаленного мозга? Подобных заклинаний он не знал, а от Регулуса тем более не ожидал такой прыти. Да еще в школе! «Я всегда его недооценивал», — с горечью подумал он. Надпись поблекла, обложка хрустнула и исчезла. Сириусу на мгновение показалось, что он услышал насмешливое фырканье Регулуса в тишине комнаты.

На пустом пергаменте постепенно проявлялись косые, чуть прыгающие строчки. Витиеватые буквы с едва заметным наклоном влево. Сильный нажим. Темно-синие чернила. Писал определенно Регулус. Сириус не встречал даже отдаленно похожего почерка. Он не глядя опустился на кровать и начал читать.

«Декабрь 1975 года.

Тряпка!

Как еще назвать парня, рассказывающего наболевшее клочку пергамента?

Девчонка!

Только они пишут в дневнике, никак не отпрыски древних чистокровных фамилий. Ладно бы мемуары на старости лет, нет же! Записки из Хогвартса. Как сопливый первокурсник, оглядываюсь по сторонам. Лишь бы никто не заметил, что я пишу. Засмеют. Не пристало наследнику Блэков практиковать эпистолярные письмена. Блэки должны властвовать и подчинять.

Но что делать, если мне это чуждо?

Что делать, если не с кем откровенно поговорить?

Поделиться самым страшным, но единственно важным?

Тем, что в корне изменит мою жизнь без права повернуть назад.

Северус забился в любимый дальний угол, скорбно поджал губы. Делает вид, что увлеченно читает. Как же. Пялится в открытую книгу и только. Хотя я его понимаю. Так меньше вопросов. Наверняка, думает об Эванс. Пожалуй, я ему даже немного завидую. Пусть она и грязнокровная зазнайка, но для Северуса — самый лучший друг. Снейп никогда не скажет мне или любому другому слизеринцу, что доверяет ей. Он ненавидит магглов, но в любом правиле есть исключения. Эванс — единственная слабость, которую он себе позволяет. Ради нее пойдет на все, поэтому ему есть за что бороться. И это делает его сильным.

Мальсибер, Эйвери, Нотт и Розье сидят у камина и о чем-то тихо переговариваются. Хотя, вероятнее всего, о ком-то. В последнее время имя Волан-де-Морта звучит все громче и чаще. Красивые лозунги, кричащие заявления, громкие призывы. Они привлекают, манят, затягивают, но при этом смущают. Слишком хорошо, чтобы быть правдой. Мне хочется поверить отчаянно и безоглядно в идею превосходства волшебников, но что-то мешает. В мозгу свербят назойливые мысли о ловушке, собственной наивности, легковерности, ведомости. И посоветоваться не с кем. Мерлин с этими советами, хотя бы поговорить.

У Северуса нет выбора, он уже все решил. Эйвери и Мальсибер поднимут на смех... слишком высокомерны и фанатичны. Для Нотта и Розье я никчемная букашка, недостойная внимания. При разных характерах и целях они едины. И в этом их сила.

Как бы хотелось поделиться с Сириусом. Он бы кричал, доказывал с пеной у рта, какой я идиот, тряс за грудки, но мы были бы вместе. Братьями. Как когда-то. Давным-давно. Кажется, в другой жизни.

А может, так оно и было? А воспоминания — фантомные образы извне. Похоже, не стоит так много читать монографию Кассандры. Если бы не задание по Рунам, никогда не притронулся бы к никчемным прорицаниям. Хоть в них и есть что-то мистическое и загадочное, но по большей части пудрят мозги и все. Отвлекают от истинно важного — реальности.

Розье подозрительно косится на меня и ехидно ухмыляется. От его холодного взгляда пробирает до костей. Знобит. В такие моменты я пытаюсь представить, каково было бы Сириусу учиться на Слизерине. Наверняка он был бы изгоем. Младшие бы побаивались, ровесники держали нейтралитет, а старшие задирали. Он ведь совершенно не умеет молчать. Лучший способ отстоять правоту — открытая конфронтация. Наивный идеалист. Он наверняка не раз ошибется, упадет, но тут же встанет. Открыто посмотрит неприятностям в лицо, пошлет их к Мерлину и уверенно зашагает дальше. Прямолинейный старший брат. Здесь совсем другой подход. Закулисные интриги, кривые ухмылки и нож в спину, после которого сложно подняться. Именно поэтому приходится маневрировать, избегать столкновений, прикрывать тыл. Для Сириуса это подло и низко, а для меня, похоже, в самый раз.

Северус кидает мимолетный взгляд в мою сторону. Он подобрался, насторожился, выпрямился. Захлопнул книгу. Выжидающе посмотрел на Эйвери и Нотта, потом на меня. Приподнял бровь и передернул плечами. Не может быть».

Сириус перевернул страницу, но там ничего не было. Ни одной строчки, ни одной буквы, ни одной точки. Пустота. Он не знал, как реагировать. Единственное, что наверняка понял — Сириус совершенно не знал Регулуса. Не хотел знать. Нашел друзей на Гриффиндоре и забыл о братце, подчиняющемся родителям. Отгородился. Он и подумать не мог, что Регулус так в нем нуждался, хотя Сириус вообще мало о чем думал, кроме Мародеров и девушек. Никудышное оправдание.

Косые строчки врезались в сетчатку, терзая и раня. Предполагал ли Регулус, что Сириус когда-нибудь прочтет эти строки? Надеялся или боялся? Может, совсем не думал. Всего лишь нашел собеседника. Пусть молчаливого, но не осуждающего и терпеливого.

Сириус запустил руку в волосы и прикрыл глаза. Слишком много всего сразу. Водоворот событий и эмоций после Азкабана, в котором дни были однообразны и бесконечны. Минуты, сливающиеся в вечность. Секунды, растягивающиеся на часы. Годы, которых не было у брата. Но лучше смерть, чем выброшенное на свалку время в тюрьме. Неважно, виновен ты или нет. Там ты заключенный. Точка. Больше ничего не имеет значения.

Сириус положил тетрадь обратно под подушку. Зачем ворошить прошлое. Ничего не исправить. Если бы он был жив, тогда...

Покрывало резко нагрелось так, что он подскочил. Дневник Регулуса лежал посередине кровати, а в центре страницы появилось несколько строк. Регулус явно был взвинчен, когда писал. Летящий росчерк, почти проткнутая страница, чернильные пятна.

«На ужин в честь шестнадцатилетия Сириуса прибудет Волан-де-Морт. Мне страшно. Не за себя, за Сириуса. Дерзить родителям одно, но Лорду... если хотя бы половина того, что говорят — правда, то он обречен. Я не могу этого допустить. Ни в коем случае. Но как предотвратить? Предупредить Сириуса? Попросить не дергаться? Запустить Конфундусом? Или лучше Империусом, чтобы наверняка?

Что за глупые мысли. Нужно все тщательно обдумать. А что если...»

Сириус тупо пялился на три черные кляксы, расплывающиеся перед глазами.

Слезы.

Он и не думал, что еще способен на них.

Братишка.

Он пытался его защитить.

По-детски, надрывно, экспрессивно.

А Сириус ушел.

Сжег мосты, чтобы спустя столько лет посыпать голову пеплом.

Разочаровываться больно, но осознавать, чем ради тебя впустую пожертвовал другой, родной, хоть и не близкий, невыносимо.

Только сейчас Сириус понял запальчивую красноречивость обычно сдержанного и безразличного Регулуса.

Только сейчас...

Дни ползли друг за другом. Тягуче, медленно, растягивая секунды ожидания. Страх отравлял каждую клеточку тела, и я не знал, как с ним справиться. Не знал, как предотвратить неизбежность. Лорд уже не воспринимался как нечто отстраненное. Все больше заметок в газетах, все больше перешептываний в коридорах, все больше фанатичного блеска в глазах Беллы. Как ни странно, она периодически писала. И каждая строчка дышала сумасшедшим обожанием и одержимой верностью идеалам чистокровности. И осознание этого пугало до лихорадочного стука сердца о ребра.

Поговорить? Пошлет.

Оглушить и запереть в какой-нибудь пыльной кладовке в Хогвартсе? Глупо и вызовет много вопросов.

Обездвижить и заставить выслушать? Рискованно — рванется в бой, отстаивать свои высокие идеалы. Тьфу, глупость какая.

Выживает тот, кто умеет приспосабливаться, а не тот, что свято убежден в своей правоте. Но это не для Сириуса. Он же гриффиндорец до мозга костей. Руки сами собой сжимались в кулаки от беспомощной злости.

А может умаслить его друзей, чтобы уговорили остаться на каникулы в школе? Допустим, Поттер слушать не станет, а вот Люпин вполне. Он производил впечатление благоразумного, серьезного парня. К тому же староста. Рабочий вариант. Хотя надо будет слишком много объяснять. И какова вероятность, что он поверит? Кто знает, как Сириус меня малюет перед друзьями. Может, фантазером-сказочником.

Слишком много допущений, а нужен стопроцентный вариант. Беспроигрышный.

Дни складывались в недели, а решение не приходило.

Однажды я проснулся и понял, что до рождественских каникул осталась несчастных пара дней, а я так и стоял на перепутье, ни на что не решаясь. Пора бы уже предпринять хоть что-то. Из писем Беллы я понял, что Лорд возлагал большие надежды, как минимум, на одного из Блэков. И не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понимать, на кого он обратит внимание в первую очередь. Хотя кого я обманывал, уже обратил. Наверняка, уже навел справки. И обо мне, и о Сириусе.

Сириус сумасброден, несдержан и упрям. Таких любит удача. С таким качествами он мог стать неоценимым передовиком. Тем, кто в бою кидается на амбразуры и неизменно выживает. Отчаянные смельчаки, презревшие здравый смысл и осторожность. Это даже звучит отвратительно.

И я — спокойный, выдержанный, тихий. Такие становятся мозговыми центрами, отсиживающимися в тылу, потому что тактики из них куда лучше, чем бойцы. Десятки удачно проведенных операций, благодаря продуманной стратегии и пятнадцать минут перед смертью в бою — огромная разница.

Лорду нужны были оба, тут к гадалке не ходи.

Но и Белла бы ни за что не промолчала о неправильных идеалах старшенького Блэка. И Лорд будет проверять, прощупывать почву, может ли он рассчитывать на благосклонность Сириуса. Ожидание сводило с ума. Обреченность истощала. Злость на себя испепеляла. Каждую секунду каждого дня.

Как было бы проще, будь у нас с Сириусом другие отношения. Сели бы, поговорили и дело с концом. Но тогда и потребности в разговорах, возможно, не было бы. Возможно, (Сириус даже) учился бы на Слизерине. Возможно. Захотел бы встать под знамена Лорда. Сколько никчемных возможно. Треклятое гадание на кофейной гуще. Самое время пожалеть, что отказался на третьем курсе от прорицаний.

Спускаясь на завтрак в Большой зал, я понимал, что дальше тянуть не позволяло время. Нужно решаться и идти ва-банк. Вот только чем ближе я подходил к дубовым дверям, тем больше сомневался в правильности принятого решения. Пару месяцев был уверен, а тут вдруг передумал. Трус!

Да, трус, но только сейчас я понял, что, зная Сириуса, реакция может быть обратной. И вместо осторожного и сдержанного человека я получу необузданного безумца, брызгающего слюной в порыве благородной потребности отстоять свои взгляды на высоколобые традиции магического мира в целом и чистокровных волшебников в частности. Новый виток сомнений, да что ж ты будешь делать...

На плечо опустилась рука. Северус будто читал по глазам все мои мысли.

— Бездействие порой куда эффективнее. — Это да, но я и так столько времени просидел сложа руки. И ведь не стратегия это, а банальные нерешительность и страх. — Но твое беспокойство в этом случае более чем обосновано. — Северус понимал. Но почему-то от этого становилось только хуже.

— А если бы на месте Сириуса была Эванс, что бы ты сделал? — в темных глазах вспыхнула затаенная боль, скребущая изнутри.

— Я бы сказал.

— Переступив через гордость?

— Несмотря ни на что.

— Спасибо.

Снейп поставил точку в череде мучительных размышлений. Я должен. Сириусу должен. Себе должен. Лучше жалеть о том, что сделано. Наверное. Я сомневался. Все еще сомневался. Но отчетливо понимал, что буду себя корить, если промолчу, а потом ситуация выйдет из-под контроля. Хотя кого я обманывал? Я и контроль — вещи совершенно несовместимые.

А Сириус с аппетитом уплетал хлопья и хохотал над очередной шуткой Поттера. Осталось придумать, как заставить его меня выслушать. Обездвижить для верности?

* * *

Решить, не сделать. Полдня потратил на то, чтобы придумать, как же заставить Сириуса меня выслушать. Получалось, откровенно говоря, плохо. И только после ужина плюнул. Можно трижды все идеально продумать, а в итоге из-за какого-то непредвиденного поступка со стороны оппонента весь план пойдет коту под хвост. А Сириус как раз таки отличался непредсказуемостью и импульсивностью. Вдохнув поглубже, окольными путями я поспешил к входу в гриффиндорскую гостиную.

И мне даже сходу повезло — не пришлось долго ждать. Или не повезло — собираться с мыслями было некогда.

Из-за угла показался Сириус. Естественно, довольно ухмыляющийся. Естественно, не один.

— Сириус, — я вышел из тени.

— О, малыш Регулус, — протянул так, что я задумался, а не пьян ли он.

— Нам нужно поговорить, — твердо и решительно сказал я, нахмурившись. Нужно дать понять, что я тут не шутки шутить пришел.

— Что, Нюниус уже не удовлетворяет тебя в качестве собеседника?

Я выгнул бровь совсем по-снейповски и скрестил руки на груди. Если бы не был уверен в обратном, подумал бы, что Сириус ревновал.

— Обойдемся без оскорблений. Сможешь себя контролировать десять минут, надеюсь.

— Как заговорил мальчонка. Вырос, не иначе, — издевательски протянул Сириус и пошатнулся. Его тут же подхватил Люпин. Поттера почему-то не было рядом. Удивительно. — Оставь нас, Лунатик. И вправду, отчего бы не уделить пару минут любимому братцу.

— Ты пьян. — Я не спрашивал, утверждал. Его слегка шатало, запах огневиски щекотал ноздри. Потрясающая безответственность.

— Трезв как стеклышко, — Сириус запрокинул голову и расхохотался. И тут же снова пошатнулся, быстро умолк и схватился за стену. Да, эффектно наплевать на общепринятые правила поведения не удалось. Позер. — Ты ради этого пришел потрепаться?

— Не езди домой на каникулы, а? — Мне надоели словесные баталии ни о чем, в которых я пытался поступить как лучше, а Сириус — уколоть побольнее. Глупое ребячество.

— Я настолько утомил тебя своим обществом, что ты снизошел до столь трогательной в своей тупости просьбе? Рот с мылом не забудь потом помыть. Небось, долго с духом собирался? — Сколько же злости скопилось в нем, выплескивавшейся сейчас через край. Или дело в алкоголе? Нет, не только в нем. Хотя огневиски, как катализатор откровенности, вполне действенен.

— Просто не приезжай. Так всем будет лучше, — я устало прикрыл глаза. Сколько можно спорить. Его же ничего не держит на Гриммо. Зачем это ослиное упрямство? Для чего?

— А я приеду. И попорчу своей кислой физиономией вам Рождество, о дражайший мастер Блэк, образцовый сын достопочтенной семье. Не то, что этот выродок — старший брат.

— Прекрати, мать твою, нести всякий вздор! — Я не выдержал, уже просто не мог сдерживаться. — Ну как —как?! — можно быть таким слепым бараном?! Ты хоть когда-нибудь слушаешь, что тебе говорят другие? — Я схватил его за грудки и пару раз встряхнул. — Я твой брат и никогда не желал тебе ничего дурного.

— Проклятый блэковский выродок, — в порыве необъяснимой ярости выкрикнул он в лицо, брызгая слюной.

— А ты нет, можно подумать? — злость схлынула так же стремительно, как и накатила. Классический комплекс нелюбимого ребенка же. — Я никогда не понимал третирования тебя родителями, но не равняй меня с ними. Я всегда желал тебе только добра, Сириус. Всегда. — Я отпустил его, но не отошел. В серых глазах пылал непримиримый огонь. Вот только чему он противился, я не знал. Хотел поверить, но боялся? Поверил и корил себя за это? Захотел стать наконец членом семьи? Чушь. Полный бред. Он уже слишком отдалился, чтобы попытаться вернуться. Ему это давно не нужно.

— Почему я должен тебя слушать? — казалось, он даже протрезвел. А стоило лишь приложить его хорошенько. Гриффиндорец. Я еле сдержался, чтобы не фыркнуть.

— Это опасно.

— А для тебя, значит, нет?

— Не так, как для тебя. — Я надеялся, что он если не поймет, то послушает. Но должен же он хоть раз в жизни воспринять меня всерьез.

— Странно.

— Просто подумай хорошенько. — Я был истощен вспышками эмоций. Своих и Сириуса. Я устал, вымотался, обессилел. Сделал ли я все, что мог? Мне оставалось лишь надеяться. Я попытался, но было ли это достаточно? Единственное, в чем я был уверен, это говорить Сириусу, почему именно ему не стоит приезжать, все равно что помахать красной тряпкой перед носом быка. Вот и оставалось только наивно надеяться. — Почему ты любое проявление заботы воспринимаешь как худшее из оскорблений? — бросил я через плечо напоследок. — И правда, почему?

Он стоял, прислонившись к стене, смотрел на меня и молчал. Как обычно. Сириус не менялся.

* * *

Он все-таки приехал. Кто бы сомневался в безрассудном упрямстве. Кретин грифффиндорский.

Я готовился к худшему..

— Сегодня к ужину приедут Друэлла и Сигнус с дочерьми. Постарайся не опозориться в очередной раз, — прошипела мама сквозь зубы, глядя на Сириуса. — И поменьше восхищайся своим... — она поджала губы, видимо, подбирая, наиболее пристойный эквивалент, — Гриффиндором, — выплюнула с отвращением.

Мама, мама, мама. Будь ты чуть поласковее...

— Что, Регулус? — она обернулась ко мне, и язык тут же примерз к небу. Кого я обманываю, мне никогда не хватало смелости перечить родителям в открытую. Трус! Я покачал головой и отвернулся к своей кровати, чтобы якобы взбить подушку.

— Хорошо. Ужин подадут в семь. Чтобы оба уже были внизу и приветствовали гостей. Как подобает. — Снова презрительный кивок Сириусу. Почему она ничего не говорила о Лорде? Неужели он передумал? Или отложил визит, посчитав, что мы еще слишком юны? Или родители посчитали встречу пока нецелесообразной? Рой вопросов крутился в голове, не давая покоя. А ответов не было. И спросить не у кого. Теперь уже никто не ответит. Придется терпеть до вечера.

Нет ничего хуже ожидания. Нет ничего отвратительнее, чем чувствовать себя в тисках и молчать. Быть вынужденным, чтобы не навредить еще сильнее. Вот только могло ли быть хуже? Я надеялся, что нет. Сколько пустой, глупой, беспочвенной надежды вокруг. Только ей живу и питаюсь после первого письма Беллы о визите Лорда.

А может родители то же не знают? Шальная мысль Бомбардой взорвалась в мозгу. Об этом я не думал. А ведь Белла могла просто неудачно пошутить! И тогда все страхи и сомнения не более, чем дань моей мнительности. Однако. Вот же идиот!

А что если нет? Мысли сделали новый виток, но я постарался загнать их поглубже в подсознание. Я всего лишь легковерный идиот, который в очередной раз повелся на провокации выдумщицы кузины. Лучше чувствовать себя дураком, чем вздрагивать от каждого шороха и неловкой паузы.

* * *

— Вальбурга, дорогая, это конечно слегка неожиданно, но мы бы хотели представить гостя. — Мама чуть приподняла брови. Белла радостно подпрыгнула на стуле, я напрягся, а Сириус безразлично переводил взгляд с одного на другого.

Сейчас грянет армагеддон.

— Друэлла, право, я слегка удивлена, но...

— Понимаю, понимаю, думаю, вы с Орионом будете только рады принять его у себя. Это честь. — Брови Сириуса поползли вверх. Плохой знак. — Лорд Волан-де-Морт.

В залу не вошел, а словно бы вплыл молодой человек приятной наружности. Прямая спина, горделиво вздернутый подбородок, надменный прищур глаз. Его можно было бы назвать интересным, если бы не аура опасности, окружающая его плотным коконом.

Сириуса как током ударило. Он дернулся, бросил на меня обвиняющее-испепеляющий взгляд. Мне же хотелось аппарировать отсюда хоть на край света. С минуты на минуту начнется светопреставление в лучших традициях непослушности Сириуса. Я вцепился в него под столом, буквально умоляя хоть немного держать себя в руках. Для его же ведь блага. Возможно, он услышал мой призыв. Возможно, включился инстинкт самосохранения.

Лорд не тот человек, который потерпел бы неуважение, а тем более пренебрежение в свой адрес. Совсем не тот.

— Госпожа Вальбурга, господин Орион, рад представленной возможности, наконец, познакомиться с вами. Наслышан в весьма лестных тонах о вашей семье, — Волан-де-Морт склонился в легком реверансе. Мать чуть зарделась от удовольствия, Орион одобрительно хмыкнул.

— Честь и для нас, Лорд Волан-де-Морт, — учтиво ответил отец и протянул руку в знак приветствия. — Наши сыновья, старший Сириус и младший Регулус. — Волан-де-Мот едва скользнул по нам взглядом и отвернулся.

Атмосфера накалялась. Я буквально кожей чувствовал, как Сириус закипал, но поделать ничего не мог. Я прикусил изнутри щеку и молился, чтобы ужин скорее подошел к концу. А ведь он только начался.

Сириус скрежетал зубами, впивался ногтями в бедро, сжимал вилку так, что белели костяшки пальцев. А я с минуты на минуту ждал срыва.

Вот сейчас. Нет?

Через пару секунд. Еще терпит?

Сейчас сорвется. Подцепил вилкой большой кусок баранины. Еще не дозрел?

У меня не было ни малейшего желания прислушиваться к разговору. Не до этого. В редкие моменты спокойствия (в основном когда Сириус пережевывал еду) до ушей долетали отрывки светского разговора о погоде, новостях, то у Розье, то у Малфоев. И только я решил, что ничего страшного уже не случится, разговор зашел о Прюэттах.

— Предатели крови, — брезгливо сморщилась мама и я вцепился в Сириуса, что было силы. Только не это. Ведь хорошо же все так было. Ужин почти закончился.

— Какую кровь они предали, мама? Твою или отца? Мою, может? Они сделали свой выбор, и не тебе его судить, сидя за столом и попивая вино пятидесятилетней выдержки, — он резко отодвинул стул и вышел из-за стола. — Я больше не желаю принимать участие в этой ярмарке тщеславия. — Швырнул вилку на стол. — Приятно было познакомиться, — издевательски выплюнул, даже не взглянув на Волан-де-Морта, и чуть не бегом пошел к лестнице. Я прикрыл глаза и обмяк на стуле. Что теперь будет...

Мать побледнела, отец же, наоборот, побагровел.

— Не стоит извиняться, — подал голос Лорд, — он еще юн и горяч, не до конца осознает последствия своих поступков. Не будем его в этом винить, — глотнул вина, — тем более не хотелось бы портить такой приятный вечер. — Вальбурга кивнула, поспешив заверить, что разговор с нерадивым сыном в любом случае состоится.

— Я и не сомневался, а теперь, пожалуй, пришло время откланяться. Премного рад, что удалось познакомиться с такими замечательными людьми, как вы. — И только сейчас он окинул меня мимолетным заинтересованным взглядом.

Так это была проверка на вшивость. Кто больше подходит. За кого стоит взяться в первую очередь. Стоит ли вообще рассчитывать на пополнение рядов последователей. Я прямо взглянул в бесстрастные глаза, но тут же отвел взгляд. Красные всполохи пугали до мурашек. Я был почти уверен, что на ощупь Лорд холоден как смерть. Стойкая ассоциация с рептилией, вспыхнувшая в мозгу, укреплялась с каждой секундой. И насколько опасный, настолько же изворотливый. Истинный слизеринец в лучшем своем проявлении. Неожиданно подвело желудок, и я почувствовал тошноту. Затряслись поджилки, колени задрожали, дыхание перехватило.

Трус, какой же я трус!

Но этого человека невозможно было не бояться. И не уважать, не каждый может вот так появиться на званом ужине. И не признавать справедливость и логичность его доводов, чистокровные и так слишком долго держались в тени в угоду пропагандируемой толерантности.

Я словно замер. Превратился в соляной столб, как иногда говорил Северус. И отмер только когда наверху послышался подозрительно громкий стук. Со стороны комнаты Сириуса.

— Этот паршивец у меня получит! — мама сорвалась с места. Такой злой я еще ее не видел. Отец поспешил за ней. Перед глазами потемнело, и только хлопающая в ладони Белла не давала погрузиться в отчаяние с головой. Злость на ее злорадство отрезвляла. — Как ты смеешь?! — донесся взбешенный голос матери. И грянул гром.

Я в полусне извинился перед оставшимися за столом членами семьи и на ватных ногах поднялся в комнату Сириуса. Меня встретил кромешный ад. Вещи разбросаны, кругом летали перья, метла сломана. Как будто Сириус хотел уйти, но ему не позволяли. У матери раздувались ноздри, отец сжимал кулаки. Они смотрелись чужеродными элементами посреди этого бедлама. Утонченные, элегантные, подтянутые.

— Делай, что хочешь, ты и так нас достаточно опозорил, — отрезал отец и, взяв мать под руку, вышел.

А я остался стоять, едва дыша, и тупо пялиться на Сириуса.

— Что теперь будет? — еле слышно выдавил.

— То, то должно было быть уже давно. Ты останешься единственным Блэком в этой семейке сумасшедших, считающих высшей милостью прислуживать убийце-садисту! — выкрикнул Сириус, призвал Акцио свои любимые кожаные штаны и запихнул в сумку. — Счастливо оставаться!

— Но Сириус... — беспомощно шептал я. Что противопоставить этой неукротимой стихии сейчас мог я? Да ничего.

— О каком превосходстве чистокровных можно говорить, если вы преклоняетесь перед выскочкой, — припечатал Сириус и выскочил из комнаты, громко хлопнув дверью. Я остался посреди устроенного им бардака, открывая и закрывая рот, как выброшенная на берег рыба.

Сириус ушел. И почему-то я был уверен, что он больше не появится на Гриммо. При прочих равных я слишком хорошо знал брата, чтобы сомневаться в этом. И ни разу не видел родителей настолько взбешенными. И ведь еще при гостях.

Улыбаться и любезничать не было сил, и я прямиком пошел в свою комнату. Всем сейчас все равно не до меня, так зачем лишний раз светиться.

И когда в комнату заглянула Белла, я без всякого выражение смотрел в потолок. Ни о чем не думая, ничего не чувствуя. Пустота заполняла каждый миллиметр души.

— Хорошо, что он ушел. От гнили нужно избавляться, — убежденно пробасила Белла. И впервые в жизни мне захотелось кого-то убить. Кто бы мог подумать, что этим кем-то окажется кузина.

СОВ, СОВ, СОВ... Насколько волнительно, настолько же на поверку элементарно. Ожидал действительно проверки знаний, ночами не спал, а в итоге жалкий пшик. За полчаса до окончания успел не только написать, но и перепроверить, и даже приписать уместные на мой взгляд примечания. Самым сложным было не углубиться в нюансы так называемой переходной магии — еще не темной, но уже не светлой. Она не была запрещена, но и не поощрялась. Лишние неприятности мне сейчас ни к чему.

Я осмотрелся. Безделье — штука противная. На что только не пойдешь, лишь бы хоть на секунду от него избавиться.

Экзаменационная комиссия только делала вид, что контролировала юные умы. Пожилые ведьмы живо переговаривались с волшебниками. Флитвик то и дело подпрыгивал и смущенно улыбался рядом сидящей даме. Какое потрясение для скромного профессора — внимание противоположного пола. Волшебница в фиолетовой со звездами мантии (наверняка хорошая знакомая Дамблдора) отчаянно пыталась скрыть скуку, зевая в яркий буклет. Наверняка каждый из комиссии мечтал об окончания экзамена. Одни, чтобы уединиться, другие, чтобы заняться более важными или хотя бы приятными делами, третьи совместили бы и то, и другое. Скорее бы.

Я повернул голову направо. Студенты прилежно скрипели перьями. Кое-кто от усердия даже высунул язык. Девчонкам было не до причесок. Боунс в растерянности ерошила волосы. Ричардс расплетала и заплетала косу. Успокаивалась? А вот Перкинс похоже в отчаянии. Поставила локти на парту и уткнулась лбом в ладони. Вцепилась в жидкие волосенки, замерев. К чему эта демонстрация слабости? Попытка вызвать жалость у комиссии, чтобы пару баллов накинули? Дохлый номер.

Повернулся налево и наткнулся на взгляд карих глаз миловидной брюнетки через пару рядов от меня. Точно не Слизерин. И не Гриффиндор. Она подмигнула и улыбнулась краешком губ. Рейвенкло, однозначно. Хаффлпаффцы так улыбаться не умели. Только от уха до уха. Искренне, открыто и без подтекста. А в этой было что-то... интригующее. Я не мог ее вспомнить. Вроде бы что-то смутно знакомое, но мы явно не сталкивались. Высокий лоб, карие глаза миндалевидной формы, чуть вздернутые нос и красиво очерченные губы. Обычная девчонка, но что-то в ее взгляде неуловимо влекло. Вызов? Насмешка? Намек?

Я отвернулся, рассматривая другую сторону аудитории. Ничем не отличающаяся картина. Студенты корпели над пергаментом, игнорируя все и вся. А девчонка не давала покоя.

Я медленно обернулся и нарвался на тот же непонятный взгляд. Теперь он еще больше отдавал усмешкой и немного торжеством. Первый раунд за ней. Игра, значит? Я приподнял вопросительно бровь и получил еще одну полуулыбку. Нестандартное место для флирта однако.

— Еще пять минут, — Флитвик чуть подпрыгнул. Наверняка тоже не мог дождаться окончания.

Я аккуратно свернул пергамент и бросил взгляд на комиссию. Подобрались как пред прыжком. Еще бы. Дай отмашку и аппарировали бы сразу из зала. Все-таки я не сдержал усмешку.

— Вы уже закончили, мистер Блэк? — рядом материализовался проворный Флитвик.

— Да, профессор.

— Похвально, молодой человек, похвально.

Он прохаживался между рядами, поглядывая то на одного, то на другого студента. Как будто был смысл. Я про себя начал отсчитывать секунды до окончания, как память стукнула обухом по голове. Девчонка была в свите Эванс в прошлом году, когда Поттер издевался над Северусом. Странно, значит она тоже была младше. Как и я. Воспоминание отдавало горечью. Злость на себя мгновенно вскипела в жилах.

Сквозь вату донеслась просьба Флитвика оставаться на местах, пока он не соберет работы. Прекрасно. Как только пергамент взмыл в воздух, я подхватил сумку и пошел к выходу. Дежавю било наотмашь. А вдруг и меня поджидало что-то подобное? У братика ведь странные понятия о морали и взрослении. Устроит что-то вроде посвящения. Губы скривила усмешка.

— Эй, — кто-то схватил меня повыше локтя и дернул. Я нехотя обернулся и почти вскрикнул от неожиданности. Та самая девчонка. Что ей нужно? — Всегда так быстро ходишь? — она смешно прищурилась от солнца, заправила за ухо выбившийся локон.

— Нет. — И что дальше? Я совершенно не представлял, о чем с ней говорить.

— Хорошая погода. — Погода? Серьезно? Видимо, весь скепсис отразился на моем лице. — Прогуляемся?

— Давай, — сказал раньше, чем додумался, что это неуместно. И вообще у меня собрание скоро. Со старшекурсниками. И если все пройдет удачно, Волдеморту донесут, что я готов к, так сказать, несению службы.

— Посмотрите-ка, малыш Регулус нашел себе девушку, — из ближайшего поворота появился Сириус. Недаром я вспомнил, чем закончилась сдача прошлогоднего СОВ. Недаром. Повторение истории или обычная издевка, ставшая привычной в последние месяцы?

— Отстань, — устало отмахнулся я. Играть на публику глупо и неуместно.

— Брось, я всего лишь выполняю братский долг. Должен же тебя кто-то просветить в вопросах полового воспитания. Нюниус-то вряд ли тут преуспел. — В серых глазах Сириуса застыла злость. Девчонка рядом дернулась и густо покраснела. Еще бы.

— Не выставляй себя на посмешище, — жестче, чем стоило оборвал я Сириуса. Он расхохотался своим лающим смехом. Противно. Как ни странно он был один, без привычной свиты.

— Братик отрастил зубки. — Похоже, Сириус был не намерен сдаваться. Последние мозги вскипели на солнце. Я взял девчонку под локоть и поспешно поволок дальше. К озеру. Я не был уверен, что это лучший вариант, но других в голову не приходило. — Не забудьте предохраняться, — крикнул Сириус вдогонку. А смех в ушах становился все громче и громче.

— Не обращай внимания. Иногда он бывает сказочным предурком. — Она чуть заметно улыбнулась и немного расслабилась.

— Бывает, — и присела на берег, когда мы подошли. — Не в первый раз. — А вот это неожиданно. Значит, Сириус уже доставал ее. Не пала жертвой его чар? Девчонка на глазах становилась все интереснее. — Меня, кстати, Алисия зовут, — чуть помолчав, сказала она. Сняла гольфы и опустила ноги в воду. Дежавю. Год назад почти на том месте, почти в той же самой позе я увидел ее впервые, хоть и не запомнил.

— Регулус. Очень приятно, — я хотел взять ее за руку, но решил не спешить. Слишком быстро. Она могла испугаться напора, да и меня учили не давить на девушек.

— Знаю, — Алисия смешно сморщила нос. — Садись. — Она отодвинула сумку и похлопала по траве рядом с собой.

Наверное, меня вымотали бессонные ночи перед экзаменом или очередная стычка с Сириусом, а может мрачное молчание Северуса, все чаще уходящего в себя. И может я чувствовал себя даже более одиноким, чем обычно. Я не отказался. Сел рядом, скинул ботинки и окунул ноги в воду. Теплая. Солнечные лучи согревали, лениво путались в темных волосах Алисии, и на мгновение даже показалось, что это и было счастье. Свежее, солнечное, с яблочным ароматом. Стоп. Почему яблочным?

— Хорошо. — Прикрыв глаза, выдохнула Алисия. Я повернулся к ней и запах окутал с ног до головы. Шампунь или духи? Какой-нибудь лосьон для тела?

— Удивительно, насколько братья могут быть разными, — как бы невзначай бросила она.

— Что? — запах дразнил и притягивал. Хотелось пропустить ее волосы сквозь пальцы и наслаждаться. Яблоки напоминали о детстве, в котором были пироги, салочки и искренне улыбающийся старший брат. А правил приличия, презрения и лицемерия не было. Сколько себя помнил, я любил яблоки.

— Ты и Сириус, — пояснила она. — Сложно поверить, что у вас одни родители.

— Да, — глупо кивнул я. Разговаривать не хотелось. Тем более о Сириусе. Пришлось бы вспоминать. Зачем портить такой прекрасный момент?

— Почему он так с тобой? — В ее глазах светилось любопытство. Это я мог понять. Но сочувствие и желание помочь? В голове не укладывалось. Я не привык к этому. Совсем. Да и что мог сказать? Мне с детства внушали, лучше ненависть, чем жалость. А разве сочувствие не одна из форм жалости? Разве нет?

— По доброте душевной, — колкости крутились на языке и застревали в горле, отравляя меня же своим ядом. Она не заслуживала грубости, но и раскрывать душу... слишком... Слишком.

— Извини, — Алисия улыбнулась и накрыла мою руку своей. — Я бестактная корова.

Что? Я уставился на нее, как на гигантского кальмара, внезапно решившего позагорать. Солнце прыснуло лучами в лицо, ослепило, оглушило и заставило улыбнуться. Робко, неуверенно, но улыбнуться. А когда я в последний раз улыбался?

— Прости, ты...

— Все хорошо. — Она резко подскочила, подхватила гольфы и ботинки. — Мне пора. — Подмигнула и наклонилась, чтобы взять сумку. — Увидимся позже. — И побежала прочь. А я как дурак смотрел ей вслед и решительно ничего не понимал.

— Слюни вытри, — над ухом раздался издевательский голос. Как же без него? Конечно, никак. — Захлебнешься.

— Когда же ты оставишь меня в покое? — я даже не обернулся. Зачем? Доставить Сириусу еще большее удовольствие? Как я устал.

— Уже. Ты разве забыл? Теперь Блэки могут только одного жеребчика поставить в стойло Волан-де-Морта. Кстати, она, — он мотнул головой в сторону Алисии, — поддерживает наши взгляды. Не ваши, — презрительно сморщился и сплюнул на траву. В непосредственной близостью с моей рукой.

— Откуда тебе знать, какие у меня взгляды на что-либо? Мы же нормально разговаривали в последний раз еще до того, как ты уехал учиться в Хогвартс, — я смотрел вдаль. Каждое движение и выражение лица Сириуса и так угадывалось на раз.

— Ты удивишься, насколько я могу быть проницательным, — отчеканил он. В надежде поразить, что ли?

— Скорее, фантастически близорук, — парировал я откровенно детский выпад. — Не видишь же ничего дальше собственного носа, — несвойственный мне смешок вырвался помимо воли. — Повзрослей уже, Сириус, будь так добр.

Я встал и отряхнул брюки. Поднял сумку и уже развернулся, чтобы идти в замок, как Сириус схватил меня за мантию, развернул к себе и тряхнул пару раз. Серые глаза пылали гневом. Как же тебя просто вывести из себя, братец.

— Думаешь, это все игрушки? За этими каменными стенами разгорается война. Выкинуть бы тебя туда, вся храбрость влет выветрится.

— Храбрый у нас ты, а я скользкий змей, забыл? — я приподнял брови и выразительно посмотрел на его руки, все еще сжимающие мантию. — На сегодня нравоучения закончены?

— Сын своих родителей, — выплюнул Сириус.

— И твоих тоже. — Отрицание принадлежности к семье утомляли. — Сколько бы ты не оскорблял родителей, меньше их сыном от этого не станешь.

— Они мне никто, — выдавил из себя Сириус, как-то съежился весь и резко отвернулся. Замер на секунду, но так и ничего больше не сказав, ушел.

Я оперся спиной о шершавый ствол дерева и прикрыл глаза.

Сколько можно? Сколько?

Воевать со всеми и с каждым. Воевать со мной и со всем миром. Как еще не надоело?

Неужели нельзя жить спокойно? Или это изощренное мазохистское удовольствие, топтать всех на своем пути?

А может все еще проще? Чужая слабость — моя сила. Негласное кредо Лорда. И жизненная философия Сириуса? Почему нет? У противоборствующих сторон всегда куда больше общего, чем кажется. Различны цели, а средства... Не все ли равно какими средствами побеждать? Победителей не судят, на то они и победители.

Из обыкновенного день сразу превратился в кричащий.

Слишком яркое солнце, слишком голубое небо, слишком громкий смех повсюду.

Вопиющая безвкусица. Отвратительная в своей красочности. Но все-таки это не худший день в моей жизни. Совсем не худший. И спасибо за это странной девчонке, пахнущей детством и задающей неуместные вопросы. И даже Сириус не смог сгладить впечатление о ней.

Странно.

Самые сильные эмоции во мне всегда вызывал он.

Странно.

А может я стал чересчур мнительным? Семейная блэковская паранойя, предшествующая первой стадии безумия. А даже если и так, то я все равно ничего не мог поделать.

Гиппогриф меня оплюй, могу я хотя бы день быть обычным студентом?

Могу и точка.

Я открыл глаза.

Солнце грело, но не обжигало. Чужие голоса оглушали, но не раздражали. Ветер развевал мантию, но не сдувал с ног.

Обычный день и обычный я. Хотя бы на сутки. Хотя бы на час. Хотя бы наедине с собой.

Хватит. Я никому ничего не должен. Сириус же не должен.