У нас впереди целая жизнь, Северус (джен)

Наступило ли утро, я не знал: здание находилось под землей, и какая за окном погода — решали министерские работники. Понемногу светлело, и я был этому рад.

Несколько часов я рассеянно следил за крысой, рыскавшей по камере.

Мог ли я предугадать, что в тот жуткий вечер видел Лили в последний раз? Теперь, вспоминая о том, как она уходила, я думаю, что та встреча была знаком судьбы, подталкивавшей меня к действию. А моя гордость затмила здравый смысл. И вскоре я расплатился за свои заблуждения.

В какой-то момент из коридора донесся шум: гулкое, в такт топанье авроров и то и дело спотыкающиеся шаги заключенного.

Когда они проходили мимо моей камеры, я слышал, как Мундунгус Флетчер распинается перед стражей:

— Не участвовал в битве, что с того-то? Голубчики, разве ж это преступление? Нет, вот вы мне скажите...

Его голос постепенно стих вдали, и снова воцарилось безмолвие.

* * *

Приближался час слушания. Когда в камеру зашли сопровождающие, я излучал безмятежное спокойствие. Если бы меня сейчас вели на поцелуй дементора, то и тогда я не почувствовал бы даже намека на волнение.

Из зала заседания доносился гул множества голосов, но как только меня ввели, он смолк. Все лица повернулись в мою сторону, и я с мрачным удовлетворением отметил, что по-прежнему ничего не чувствую, а на лице застыла бесстрастная маска.

Крайне собран и сосредоточен. Не останавливаясь, я уверенным упругим шагом приблизился к одинокому креслу в центре круглого зала и сел. Немного помедлил, прежде чем положить локти на ручки кресла, всем своим видом показывая, что мои действия добровольны. Тревожно звякнув, цепи обвились вокруг запястий.

Я сосредоточил внимание на Кингсли, который возвышался надо всеми в середине первой скамьи. Он был чуть ли не единственным из авроров, к кому я относился с симпатией. Умен, решителен, осторожен. Как и другие члены Ордена Феникса, он сомневался в моей лояльности, но я видел, что этот человек понимал, сколько пользы приносил Ордену двойной шпион.

Послышался неторопливый, низкий голос. Кингсли Шеклболт, как временно исполняющий обязанности министра магии, открыл заседание:

— Слушается дело Северуса Тобиаса Снейпа по обвинению в участии в преступной организации, именующей себя «Пожиратели смерти», убийстве Альбуса Дамблдора, в использовании заклятия Круциатус к человеку, в поощрении применения Круциатуса к несовершеннолетним, в применении заклятия Империус с целью добыть секретные сведения о действиях Ордена Феникса и передать их черному магу, именовавшему себя Волдемортом.

Я внимательно вслушивался в речь Кингсли, а мой взор блуждал тем временем по залу, ни на ком не останавливаясь.

— Вы Северус Тобиас Снейп, проживающий по адресу населенный пункт Аулсбери, Тупик Прядильщиков, 18?

— Да.

— Ранее уже рассматривалось дело о привлечении вас к ответственности, однако тогда все обвинения были сняты, и в дальнейшем вы проходили по делу в качестве свидетеля. Признаете ли вы себя виновным в тех преступлениях?

— Какое это имеет отношение к делу, которое разбирается сегодня?

Я проговорил слова безэмоционально, глядя в одну точку. По залу прокатился недовольный ропот.

— Самое прямое, — в нетерпении ответил Кингсли.

— В таком случае я отвечу, что если вы семнадцать лет назад не нашли доказательств моей вины, то и сейчас и не найдете, — я понимал, что дерзость сейчас неуместна, но по привычке меня занесло. Во всяком случае, по своим меркам я говорил предельно вежливо. Можно сказать, был обходительным.

Кингсли спокойно подождал, пока разговоры утихнут.

— Вы приняли Черную метку в семнадцать лет и спустя три с половиной года стали шпионом Альбуса Дамблдора?

— Все верно.

— По каким причинам вы так поступили?

— Разочаровался в средствах Волдеморта, — сказал я нарочито небрежно.

Они наверняка полагали, что я не могу произносить его имя, судя по тому, как перекосились лица членов Визенгамота. Каждый раз, встречаясь с ним, я, не моргая, смотрел в отливавшие алым змеиные глаза. Я не дрожал, как осиновый лист, стоя перед ним на коленях! Да, я впервые назвал его этим именем, потому что считал, что быть с Лордом на равных мог только Дамблдор. А по силе духа, в бесстрашии перед смертью Альбус превосходил Темного Лорда во сто крат. Он был единственным, кто мог противостоять Волдеморту. И если эти глупцы считают, что называть Лорда по имени — значит бросить вызов, то мне остается только посмеяться над тем, как неловко скрывают они свою трусость, храбрятся друг перед другом и надеются заполучить уважение. Потому лишь, что научиться называть Лорда его страшным именем — все, что они смогли сделать за целый год. В душе они стыдятся, что в войне победил мальчишка.

Как это ни мерзко, но мне придется подыграть им.

— Зачем вы изначально присоединились к Пожирателям смерти?

— Когда я стал сотрудничать с Лордом, — я намеренно подчеркнул, что говорю не о Пожирателях, — мне были близки идеалы, которые тот проповедовал.

— И как давно вы пересмотрели свое мнение о «средствах» Волдеморта?

— В 1979 году.

— То есть сейчас вы полностью отреклись от этих идей?

— Отчего же? — я недоуменно повел бровью. — Я всего лишь понял, что идеалы должны оставаться идеалами.

Кингсли старался уйти от фактов и задавал личные вопросы. Я догадывался, почему он это делал. Процесс обещал быть долгим и утомительным.

— Почему вы вступили три года назад в Орден Феникса?

— На этом настаивал директор. Лично мне никакого удовольствия многочасовые собрания не приносили, с тем же успехом я мог всю информацию докладывать только Дамблдору. К несчастью, начальству сопротивляться тяжело, что одному, что другому, — съязвил я.

Почувствовал на себе чей-то острый взгляд, повернул голову чуть вправо, к зрительским скамьям. Невыносимая зубрила Грейнджер пялилась на меня, словно пытаясь отыскать скрытые признаки болезни. Наверняка вообразила, что видит меня насквозь. Заметив мой презрительный взгляд, девчонка жутко стушевалась и тут же опустила глаза. Так-то.

— Переходим к обвинению. Вы признаете себя виновным в убийстве Альбуса Персиваля Вулфрика Брайана Дамблдора?

— Признаю, — глухо произнес я.

Пару секунд Шеклболт пытливо всматривался мне в лицо. Отстраненное спокойствие, которое я испытывал вначале, покинуло меня. Кровь отхлынула от щек, холод подступил к сердцу, которое пропустило пару ударов. Да, я — убийца...

— Первый свидетель — Гарри Джеймс Поттер.

Пришел в себя я только в тот момент, когда заметил краем глаза, что рядом стоит Поттер. Как можно было так сильно отвлечься?!

— На вершине Астрономической башни, — донеслось до меня.

— Там были только вы, мистер Поттер?

— Да, профессор Снейп явился, когда Драко Малфой обезоружил директора, — Поттер говорил громко и отчетливо.

— Значит, Драко Малфой все-таки присутствовал?

— Не думаю, что он собирался убить. Он тянул время, говорил, что Волдеморт уничтожит его семью, если он не предпримет попытки, но в тот момент, когда на башню ворвался профессор Снейп, — Поттер повернул ко мне голову и почтительно кивнул, — Малфой уже опустил свою палочку. Перед тем, как это произошло, профессор Дамблдор просил меня позвать профессора Снейпа. Только его.

— Мистер Поттер, вы уверены, что знаете причины, побудившие Северуса Снейпа произнести убивающее заклятие? — осторожно спросил Шеклболт.

— У меня есть неопровержимое доказательство — воспоминание, — довольно сказал Поттер. Я различил в его высоко поднятой руке отблеск стекла. — В нем директор просит профессора Снейпа убить его.

Зал ошеломленно молчал. Перед скамьей главного судьи вынесли Омут памяти. Я был неподвижен, как каменное изваяние, но внутри нарастало беспокойство. Сколько лишнего может быть в этом воспоминании?

Тем временем мальчишка вылил содержимое флакона в каменную чашу. Я пристально наблюдал за его действиями, невольно отметив при этом, как сильно Поттер вытянулся за то время, что я не видел его, насколько исхудал из-за всех потрясений. Спаситель волшебного сообщества держался скромно, совсем не так, как когда выигрывал в квиддич. К моему удивлению, Поттер отошел от чаши и снова встал рядом.

На короткий миг наши взгляды встретились, и неведомая сила подтолкнула меня осторожно проникнуть в его сознание. Казалось, Поттер только этого и ждал. В моей голове раздался твердый голос: «Не беспокойтесь, я уничтожил то, что суду знать не обязательно». Я вынырнул из мыслей мальчишки и снова посмотрел ему прямо в глаза. Он быстро отвернулся.

Теперь, когда я не ждал, что Поттер сам проявит ко мне хоть немного уважения, мне вдруг захотелось вернуть возможность отчитывать Поттера за любой косой взгляд в мою сторону. Так устроен мой мир.

Тем временем две фигуры, появившиеся из Омута, были увеличены в несколько раз при помощи магии для того, чтобы их было видно с задних рядов. Зрелище было завораживающее.

— ...Вы хотите, чтобы я сделал это прямо сейчас? — горько сыронизировала моя огромная, почти в полный рост копия. — Или дать еще несколько минут, чтобы составить эпитафию?

Этот разговор отпечатался в моей памяти навеки, мне не было нужды слушать его еще раз. Я посматривал на судей. Реакция была разной: большинство задумчиво следило за необычной беседой Дамблдора со мной, некоторые недоверчиво ухмылялись, одна впечатлительная дряхлая леди прикрыла рот ладонью.

— Спасибо, Северус, — и фигуры растворились в воздухе, оставив после себя легкую дымку.

В зале стояла гробовая тишина, только Поттер бесшумно переминался с ноги на ногу.

— Вы свободны, мистер Поттер. Переходим к обвинению о неоднократном применении заклятия Круциатус.

Поразмышляв, я решил, что Шеклболт все-таки будет хорошим министром. Он сможет навести порядок в волшебном сообществе. В роли верховного судьи Визенгамота, которую, как правило, выполняет министр магии, ему неуютно, и это заметно. Не его стихия. Правда, он может найти на эту должность кого-то другого: охотников до власти всегда было хоть отбавляй.

— Под Веритасерумом вы признались, что использовали пыточное заклятие дважды. В судебных архивах мы нашли свидетельства по вашему предыдущему делу. Тогда вы заявили, что пытали человека, не зная его имени, потому суд не мог вам ничего предъявить. Тогдашний верховный чародей Визенгамота даже сделал пометку «невменяем», — зашуршал бумагами Шеклболт.

Смутно помнил, как меня вызывали сюда после первой войны. Тогда я действительно был словно в дурмане и плохо осознавал, что говорил. Я почувствовал, как пересохло в горле, и нервно сглотнул. Но раскисать было не время и не место.

— Когда же вы использовали заклятие во второй раз?

— Прошлой зимой.

— По отношению к ребенку? — в голосе судьи зазвучали стальные ноты.

— Нет, — я хотел отмахнуться, но руки были прикованы. Смотря вперед, но ничего не видя перед собой, я рассказал:

— По отношению к Амикусу Кэрроу. Я патрулировал коридор ночью. Услышал возню в одном из классов, зашел. Мисс Лавгуд с шестого курса очень любит бродить по замку в ночное время, скверная привычка у нее такая, никак не могу отучить, — я притворно вздохнул. — Кэрроу подстерег ее и напал. Я приказал ему отпустить студентку и дождался, когда она выйдет за дверь.

Чуть прикрыв глаза, я вспомнил тот вечер: Лавгуд непонимающе хлопала ресницами, как будто только что проснулась, Кэрроу с видимым сожалением ослабил хватку. Задумчивый взгляд девочки, она не спешила уходить, я, все больше горячась, велел ей отправляться в гостиную ее факультета.

— Провел воспитательную беседу, — сказал я. — После Круцио Кэрроу вел себя послушней. Жаль, всего несколько месяцев.

— Луна тоже пришла сегодня, — сказал Поттер со зрительской скамьи. Грейнджер шикнула на него.

Пригласили Лавгуд. Судьи с интересом разглядывали ожерелье из пробок от сливочного пива и сумочку из фрукта, похожего на кокос, только с гладкой кожицей. Я, зельевар с огромным стажем, затруднялся определить, к какому виду относилось странное растение. Не иначе как Ксенофилиус Лавгуд вывел в своем огороде.

— Здравствуйте, профессор! — буднично поздоровалась со мной Лавгуд.

— Сядьте, пожалуйста, — Шеклболт сотворил дополнительное кресло. — Расскажите, что вы хотели нам сообщить.

— Я иногда хожу во сне по ночам, — усевшись, без предисловий начала Лавгуд. — Но бывает, что и не во сне.

Я многозначительно хмыкнул.

— Хогвартс — поразительное место, днем очень шумно, но это ничего, — нараспев вещала Лавгуд. — А когда темно, можно увидеть больше, чем при свете дня, — мечтательно добавила она.

Лавгуд неподражаема! Пожалуй, ради подобного ее и стоит приглашать.

— Амикус Кэрроу нападал на вас, когда вы гуляли ночью? — Бруствер вернул разговор в нужное русло.

— Да-да, — встрепенулась Лавгуд. — Профессор Снейп так мило меня защитил тогда.

Мило?! Насколько помню, я не поскупился в ту ночь на оскорбительные эпитеты и в адрес самой Лавгуд, и по отношению к остальным студентам. Как следует ее отчитал за проявленное легкомыслие.

Клянусь, когда-нибудь своеобразный юмор этой девочки переплюнет все сказанные мной саркастичные реплики.

— Когда это было?

Но Лавгуд, казалось, не слышала вопроса. Она вертелась на месте и бодро размахивала руками.

Защищается от мозгошмыгов, догадался я. Сохранять серьезное выражение лица становилось все труднее.

— Мисс... Мисс Лавгуд?

Ухватив рукой в воздухе что-то невидимое, шестикурсница недоуменно воззрилась на присяжных.

— Я пришла сказать только то, что уже сказала, — проговорила девочка без своей обычной потусторонности, даже с некоторой обреченностью в голосе. — Верьте тому, что говорит профессор.

— Суд обязан выслушать все версии случившегося, — встрял в разговор Перси Уизли.

Новенькая мантия судьи плохо сидела на нем, заметно топорщилась на плечах. Завидное повышение. Лицо новоиспеченного блюстителя справедливости было торжественным, но в то же время без свойственной ему кичливости. Едва уловимая складка пролегла на подбородке, взгляд стал суровым. Смерть близких никого не оставляет равнодушным.

— Благодарю вас, Персиваль. Мисс Лавгуд сказала достаточно. Вы свободны, — обратился Шеклболт к Лавгуд. Она отправилась на зрительскую скамью. — Меня больше интересует вот что: мы располагаем доказательствами неоднократного применения пыточного заклятия к ученикам в год вашего директорства.

— Что вы хотите услышать? — жестко осведомился я. — Когда в штате преподавателей находятся два Пожирателя, довольно трудно держать ситуацию под контролем.

— Однако можно предпринять все возможное...

— Это я и делал, — оборвал его я. Мне неприятно было об этом говорить; я ограничивал передвижения детей по Хогвартсу, как только мог. Этого не было достаточно, но сильно злить психически неуравновешенных Кэрроу было опасней.

— Конечно, детишек он берег, — тихо донеслось из угла. Там сидел новый глава Аврората и облизывал белесым языком свои толстые губы.

Во мне бушевало недовольство. Эти люди за целый год власти Лорда сделали в три раза меньше меня. Кингсли с интересом следил за тем, как менялось мое лицо. Это взбесило еще больше. Я уже с трудом удерживался от того, чтобы послать их как можно дальше в самых грубых выражениях. Помолчав с минуту, Кингсли обратился к остальным судьям:

— Уважаемые члены Визенгамота, в деле о применении Империуса к Мундунгусу Флетчеру появились новые факты. Следователи изучили память мистера Флетчера и не нашли никаких расхождений с информацией, которую предоставил мистер Гарри Поттер. К слову, Флетчер сильно испугался, скрывался от нас, но так как, кроме неосторожного поведения, в вину поставить ему нечего, он сегодня же будет отпущен. Итак, согласно воспоминаниям, подсудимый использовал запрещенное заклинание, чтобы донести идеи по защите Гарри Поттера до Ордена. Допрос под сывороткой правды показал, что обвинение необоснованно, Северус Снейп использовал заклинание с благими намерениями, и согласно поправке к закону о применении непростительных заклинаний номер 147, пункт первый, суд снимает это обвинение. А теперь слово предоставляется Тиберию Огдену, старейшему члену Визенгамота, благосклонно согласившемуся вернуться в его состав. Прошу вас.

С места встал дряхлый волшебник и заговорил тонким раздражающим голосом. И как они только способны его слушать? Привыкли, наверное. Заговорил он, между прочим, намного уверенней, чем можно было ожидать.

— Дело, несомненно, щекотливое. И более тонкое, чем может показаться на первый взгляд. Что мы имеем? С одной стороны, показания мистера Поттера не могут подлежать сомнению.

— Так ли? — усомнилась пожилая волшебница.

— Да, Эмбер. Именно так! — он поднял вверх палец. — И, с другой, я думаю, многие согласятся, что послужной список этого человека не внушает доверия. Оступившись однажды, он совершил это вновь. В первый раз он сделал это бессознательно, а что мы видим сегодня? Он стоял перед выбором, уничтожить свое имя или оказать услугу Дамблдору…

Меня будто не существовало.

Речь Огдена была долгой и пространной. После него в дело вмешался Фадж. Вот уж кто держится за свое место.

— На лицо попытки подсудимого скрыть, что происходило в Хогвартсе в период его так называемого директорства.

— Насчет «попыток скрыть» вы были бы осторожней, Фадж, — заметил кто-то с усмешкой. Фадж растерялся и стих.

Суд подходил к концу.

— Мистер Снейп, вам предоставляется последнее слово.

— Воздержусь, — безразлично проговорил я.

— Суд вынесет приговор. Долиш, отведите подсудимого в соседнюю комнату.

Освободившись от металлических браслетов, я потер запястья и проследовал за Долишем, поймав по пути обеспокоенный взгляд Поттера.

* * *

— Признать ли мистера Северуса Снейпа виновным во всех вышеперечисленных преступлениях? Поднимите руки те, кто считает его виновным.

Я не стал считать, сколько людей проголосовало за мою виновность, но их было мало.

— Поднимите руки те, кто считает Северуса Снейпа невиновным.

Сначала вверх взметнулось около двенадцати рук, затем еще три, в том числе рука Шеклболта. После этого, не колеблясь, руки подняли почти все присяжные.

— Суд постановил: признать Северуса Снейпа невиновным и освободить из-под ареста сразу после оглашения приговора.

На скамьях зашевелились, стали переговариваться вслух.

Стараясь не смотреть по сторонам, а в особенности на зрительские места, я быстро направился к выходу. Мантия развевалась за моей спиной, концы ее обвивались вокруг лодыжек, но ничто не могло затруднить моего легкого шага. Распахнутую сквозняком дверь я оставил открытой.

* * *

За стойкой, под табличкой с надписью «Охрана», сидел небритый волшебник в переливчато-синей мантии. Я протянул ему узкую полоску пергамента. Он скучающим тоном спросил:

— На получение палочки?

— Да.

Он нашел мой номер на стеллаже с пронумерованными ячейками.

— Сорок семь… Так, она здесь. Прошу, — он протянул мне палочку. Я брезгливо взял ее. Терпеть не могу, когда ее трогают посторонние.

— Эрик, — на стойку облокотился пухлый невысокий маг. — Идем обедать.

Узнав меня, он смолк и, кажется, побледнел.

— Ба! Оливер! Давно не общались, дружище, — охранник оживился и встал с места.

Он быстро подсунул мне ведомость посещений, в которой я расписался погрызенным пером. Коротышка таращился на меня; я усиленно делал вид, что не вижу его.

Меня не волновало, какие эмоции он испытывал, сколько пережил за последние сутки. Теперь это было на его совести. Я сунул перо в чернильницу, повернулся и, как ни в чем не бывало, прошел мимо него.