Восемь дней рождения для Гермионы Грейнджер (гет)

— Герм, очнись. А то я снова чего-нибудь не пойму, а ты не будешь знать, что мне объяснять, — шепнул Гарри ей на ушко.

Гермиона сидела с ним на любимой трансфигурации. Ей казалось, что он не простил её до сих пор до конца за то, что произошло летом. Она порывалась ему написать, но Сириус каждый раз забирал из её рук письма, целовал в макушку и отправлял в спальню. В первый раз он усадил её за стол на кухне, опустился напротив, сердито отчитал её, как маленькую, и ещё раз объяснил, почему нельзя ничего сообщать его крестнику. Две недели она не смела поднять на него виноватого взгляда, пока вновь не попалась. Как ни странно, Сириус понимал, поэтому не стал ругать снова. Но не было ни дня, чтобы она не вспоминала о Гарри. Даже близнецы и Джинни не могли заполнить её странного одиночества. Фред и Джордж не справились и утром, пытаясь развеселить её, но даже подарок не помог. Любые мысли омрачала Амбридж, но Гермионе было не по себе не только из-за этого. В этом году всё было намного хуже.

— ...Заклинание действует в семь этапов. Оно, пожалуй, одно из самых сложных, но, безусловно, будет в вашем экзамене СОВ. Кстати, требует не только много времени и терпения, но и собранности. Так что будьте внимательнее, потому что в учебниках этого нет.

Гарри настрочил что-то в тетради, и Гермиона любопытно заглянула через его плечо. Цифры со скобочками — кажется, МакГонагалл только что сказала что-то про семиступенчатое заклятие. Гарри обернулся и украдкой чмокнул её в висок. Теперь они часто сидели вдвоём, так она понемножку искупала вину перед ним. По крайней мере, такая официальная отговорка была у неё перед самой собой. Он умудрялся отпускать забавные комментарии на уроках так, чтобы слышала только она, и одновременно не мешать ей учиться. Так занятия стали интереснее, а знания прибавлялись точно так же. К тому же он успевал и сам всё слушать и записывать. «До тебя мне всё равно далеко», — смеялся он. Смеялся, шутил, веселился, радовался. Хотя ему было в тысячу раз труднее. Но он умел скрывать, старался сдерживаться и не срываться. Вот бы и ей научиться.

— Кто-нибудь знает об этом заклинании?

Рука Гермионы взметнулась вверх, а её губы дрогнули в улыбке при воспоминании о начальных курсах.

— Мисс Грейнджер, выйдите к доске и распишите этапы. Обычным мелом, пожалуйста, без волшебства, — склонила голову профессор, позволяя её пройти.

Гермиона усмехнулась иронии, что для того, чтобы превратить крысу в кубок достаточно взмаха палочкой, а обратно — отследить семь стадий трансформации. Итак, первая — светлый матовый оттенок. Все сидят, скрипят перьями и даже не понимают опасности. Почти никто не верит, потому что «Ежедневный пророк» напечатал опровержение и отпустил Гарри Поттера, заявившего, что Тот-Кого-Нельзя-Называть вернулся, вместе с теми людьми, такими, как Дамблдор, которые вторили его словам. Вторая стадия — ледяная корка на бокале. На самом деле, если приглядеться, то можно увидеть сторонников. Мало. МакГонаголл верит, Рон и она, безусловно, Чжоу Чанг с Когтеврана верит. Всё. Из этого кабинета больше никто. Может, конечно, они умело скрывают, чтобы не оказаться посмешищем. Но такие и не нужны. Третья стадия — бесформенная масса серебристого цвета и на ощупь напоминающая пудинг. Неужели кроме неё это никого не волнует? Почему люди не видят? Небо затянулось тучами, вдалеке гремит гром и блещет молния — это ли не знак? И история с Чёрной меткой на Чемпионате уже замята и не воспринимается серьёзно, и смерть Седрика Диггори окрещена несчастным случаем, и очевидные факты называются выдуманными или глупыми. Люди слепы, а Министерство не позволяет им прозреть. Паранойя Министра частично распространилась и на его подопечных, так скрывать правду было значительно легче. Четвёртая стадия...

— Мисс Грейнджер? Всё хорошо?

Гермиона повернулась спиной к доске. В шоколадных глазах стояли слёзы, одна скользнула по щеке. Губы приоткрылись, наружу вырвался судорожный вздох. Гермиона уронила мел на пол, вздрогнула и выбежала из класса.

— Профессор! — позвал Гарри. — Я...

— Да-да, конечно, Поттер, идите, — пробормотала МакГонагалл.

Она не знала, куда бежать. Хотелось выше, но на Астрономической башне она обязательно оступится и упадёт. Нужно успокоиться, вдохнуть свежий воздух, но на улице лил дождь. Ужасные мысли давили на виски, мешая сосредоточиться. Представление о том, что может произойти с миром в войне, которую от него скрывают, чёткими картинками мелькало перед глазами. Страх с силой сжимал её в своих объятиях. Она боялась и раньше, но теперь-то нельзя, особенно ей. Кому, как не ей, быть собранной, уверенной, готовой? Кто, как не она, поможет справиться Гарри? Но она такая слабая, боится, плачет. А должна быть сильной. Себе должна, Гарри, друзьям, маме с папой. Всему магическому миру. Вдох, выдох. Пустить в разум надежду, не позволить ей исчезнуть. Лёгкие наполнить воздухом, что бы убедиться, что ещё будет дышать. Руки сжать в кулаки, а вновь распрямить, снимая напряжение. Вдох, выдох. Только ничего не выходит, и слёзы вновь начинают капать из-под опущенных ресниц. За спиной послышались чужие шаги, чужие руки развернули её и прижали к чужой груди, на макушке почувствовалось чужое дыхание.

— Гарри...

Хотя не такие они и чужие. К нему она привыкла, привязалась. Она знала его, он знал её. Гермиона придвинулась поближе и приготовилась услышать тихие успокаивающие слова, ласковые уговоры, чтобы не плакала. Но он молчал. Обнимал и гладил по голове. Медленно покачивался с пятки на носок. Он шепнул, что он с ней, рядом, и тогда в ней родилась надежда, и Гермиона точно знала, что останется там навсегда. Он сказал ей глубоко вздохнуть, и она поняла, что нужно дышать. Он стиснул её ладошки и отпустил, тогда никакого напряжения не стало. Гарри всё делал правильно, не спросив — угадав, почувствовав. «Герм, ты маленькая такая, — вдруг улыбнулся он. — Пугливая. И импульсивная немножко».

Она шмыгнула носом, он кивнул в подтверждение своих слов. Ей почему-то больше не хотелось плакать. Гермиона вздохнула и без обычной уверенности сообщила, что им не мешало бы вернуться на урок, на что Гарри возразил и наказал ей отправляться в спальню. Но не отпустил.

— Почему Дни Рождения у тебя такие несчастливые? Эй, — он попытался заглянуть ей в лицо. — Эй, послушай меня. Счастье всегда рядом, Герм.

— Только меня оно обходит стороной, — прошептала она.

— Не знаю, как у тебя, но у меня рядом, в моих руках.

Гермиона подняла удивлённый взгляд, Гарри аккуратно взял её за подбородок и поцеловал. У кого-то в глазах взрываются искорки, у кого-то летают бабочки, а у неё закружились цветные маргаритки. Но только в первое мгновение. Потому что потом уже не хотелось думать ни о чём, кроме мягких тёплых губ и нежных рук. Гарри познал невероятно широкую гамму ощущений: губы её были сладкими от малинового блеска, но солоноватыми и горьковатыми от слёз. Он не знал, что так бывает. Он не представлял, что так будет. Так неожиданность лишь добавила удовольствия, разум возбудился до предела. Поцелуй был желанным, оттого вдвойне приятным. А у неё ушли все тревоги и переживания, сознание наполнилось тягучим спокойствием и некоторым восхищением, таким тёплым, вкусным.

— Гарри...

— Я очень надеюсь, что ты сейчас не скажешь, что являешься противницей добрачных поцелуев, — улыбнулся он, погладив её по щеке, задев губы большим пальцем.

— Не знаю, ещё не распробовала преимуществ обратной стороны, — притворно гордо сказала Гермиона.

— О, клянусь, я это исправлю, — смешливо прищурился Поттер и легко чмокнул её в губы. — Безусловно.

— Буду считать это подарком ко Дню Рождения. Только прекрати, — взмолилась она, запустив пальцы в его волосы.

— Не нравится? — удивлённо произнёс он.

— Нет, что ты, нравится, даже слишком, — смутилась она.

— Но хорошего нужно понемножку, — закончил он, прочитав её мысли. — Тогда я буду долго тебя мучить.

От лучистых изумрудных глаз исходили добро и ласка, и всё это предназначалось ей, только ей. Она не ожидала всего этого. Думала, что навсегда останется только его подругой. А он сломал всё это, и ей пришлось по вкусу такое изменение. Несколькими минутами ранее Гермиона готова была сместить первый свой День Рождения в этой школе с поста худшего и вписать туда этот. Но Гарри, видимо, это не устроило. Он всегда был тихим и милым с ней, всегда был рядом, когда нужно было. Как в этот раз. Гермиона прижималась к его груди и понимала, что теперь уж точно не назовёт его чужим. А он держал её, лишь в мыслях несмело называя её своей, не смея пока что вслух заявлять о своих возможных правах на неё.

— Прошу тебя, иди к себе. Учителям я скажу, что ты в больничном крыле из-за сильной слабости. Да-да, не смотри на меня так, ты в самом деле еле на ногах держишься. Только пообещай поспать. А я буду ждать завтра в гостиной, если хочешь, — поучал Гарри, легонько нажимая пальцами ей на носик, отчего во взгляде её мигом зажглось забавное недовольство вперемешку с возмущением.

— А сейчас? Сейчас ты куда?

— Выполнять обязанности студента-пятикурсника с Гриффиндора, — хмыкнул он. — Учиться. Скучать на уроках.

В последний раз Поттер приложился губами к её лбу и, ободряюще улыбнувшись, пошёл в класс. Гермиона провожала его взглядом, пока он не скрылся за поворотом. Хорошо, наверное, что так всё-таки получилось. Надо же, отличница Грейнджер...Кто бы мог подумать, что такое произойдёт с ней. Это же что-то такое...непривычное, оттого и казалось неправильным. Это не для неё, не в её характере. Но почему бы ей не измениться ради дорогого человека? Он готов помочь ей с её одиночеством и депрессией, а она чувствовала, что готова ответить. На глаза её вновь навернулись слёзы. Плохо... Чтобы было хорошо, он должен быть рядом. Всегда. Постоянно. Для того чтобы она не боялась. Пожалуй, стоило послушаться Гарри и пойти в спальню, иначе Амбридж, Филч или кто-то ещё мог застать её в коридоре во время занятий. Ей не хотелось терять баллы факультета или объясняться перед кем-либо, поэтому она поспешила в башню Гриффиндора. В спальне было непривычно тихо и уютно, Гермиона села на заправленную постель. За окном светило солнце, и мысли о грозе медленно улетучились. Такое умиротворение совсем не соответствовало реальности, но она разрешила себе расслабиться. Подушка оказалась такой мягкой, а одеяло будто бы пуховым. Гермиона мигом забылась дремотой и пробудилась только тогда, когда в гостиной внизу послышались голоса возвращающихся студентов. Она поспешно заперлась в ванной и включила воду в душе, чтобы избежать разговоров. Вода окончательно смыла плохое настроение, тем более Гермиона знала, что Гарри будет ждать её следующим утром. И следующим... и следующим... Она вернулась в спальню и на кровати увидела пять жёлтых маргариток с белой ленточкой и записку. Устало вздохнув, Гермиона спросила, что там написано, потому что знала, что Лаванда и Парвати не удержатся и прочитают. «Времена тёмные, но по словам Дамблдора надо не забывать обращаться к свету», — продекларировала Браун. Теперь у Гермионы был свет, было, к чему обращаться. Пока что. И, как она надеялась, надолго.