Восемь дней рождения для Гермионы Грейнджер (гет)

Всего лишь за неделю учителя привыкли к её обширным знаниям и отличным способностям и перестали этим восхищаться, заучив наизусть слова «Пять баллов, Гриффиндор», как скороговорку. Сегодня она отвечала особенно усердно, но добилась на трансфигурации лишь прохладного одобрения со стороны профессора МакГонагалл. А ведь так хотелось совсем другого — чтобы улыбнулась и перед всем классом поздравила её. Да, середина сентября, и у Гермионы Грейнджер день рождения. В маггловской школе у классного руководителя в блокноте всегда были записаны памятные даты, именинников ставили перед всеми учениками у доски и хором поздравляли. Она не любила этого, но сейчас остро ощущала пустоту, нехватку внимания и некоторое одиночество. Она не общалась ни с кем, поэтому никто не знал. С другой стороны, кому нужно это глупое празднование? Она утешала себя этим риторическим вопросом, но по себя всё равно печально вздыхала. Пусть Грейнджер уже заслужила звание Заучки, даже таким умным хотелось радости в свой день. Ни одного подарка, ни одной открытки, ни одного письма. Ей было всего одиннадцать, и она не подозревала, что в этом возрасте так резко оборвётся беззаботное детство. Гермиона почему-то пожалела, что не познакомилась хорошенько в поезде с мальчишками. Она не признавалась даже сама себе, что Гарри Поттером она немного восхищалась — не только потому, что он оказался тем, кто выжил, а тем, какой храбростью и самонадеянностью он обладал. Всего за две недели он успел это доказать, но за своей гордостью она скрывала, что ей это нравится. Действительно, подумаешь: мальчишка без особых умственных способностей, порой слишком наглый, почти не слушает её доводов, равно как и его лучший друг. У неё не было лучшего друга и друзей вообще — мама говорила, что она просто ещё не нашла близкого по духу человека.

— Минус десять очков, Гриффиндор. Мисс Грейнджер, держите себя в руках и молчите, когда вас не спрашивают. Иначе из-за вас факультет останется без баллов. Вам это ясно?

Она была готова расплакаться, хотя и считала себя сильной. Нельзя же так общаться с ней в её праздник. Профессор Снегг так или иначе сделал бы ей выговор, его в жизни не позаботит личная жизнь того или иного ученика. Но неприятный осадок на душе он всё же оставил.

— И чего же ты не читаешь?

Голос был насмешливый, даже немного с издёвкой, и принадлежал рыжему приятелю Гарри Поттера, который, к слову, нервно переступал с ноги на ногу, явно желая продолжить путь, а не приставать к сокурснице. Рыжий продолжал нелепо усмехаться, выжидая ответ, и тогда Гермиона пренебрежительно фыркнула, поджала губы и отвернулась. На самом деле, читать ей едва ли не впервые в жизни не хотелось. Учебники, свитки и энциклопедии, конечно, были интересными, но ей безумно хотелось найти что-то, что поднимет настроение. Так она пыталась компенсировать своё одиночество. Вскоре Гермиона начала мечтать, чтобы день поскорее закончился, раз уж ничего хорошего её не ждало. Но обеденный перерыв нарочно тянулся невыносимо долго, и на последующие уроки она шла уже не особо охотно, даже не на все вопросы поднимала руку. Рыжий не забывал сопровождать это колкими язвительными комментариями, хотя Поттер и дёргал его постоянно за рукав. Но ей известно было, что он относится к ней практически так же, и для неё это было почему-то обидно. Может, со временем всё изменится.

На перемене перед уроком Защиты от Тёмных Искусств Гермиона твёрдо решила сбегать в свою спальню, чтобы написать письмо родителям и всё рассказать — пожаловаться, только такое описание её деятельности не соответствует её натуре. Однако толпа студентов буквально понесла её к кабинету, не давая шанса выбраться. К тому же кто-то наступил ей на ногу — так, что ей даже захотелось прикрикнуть на неосторожного ученика. Всё в этот день будто назло оборачивалось против неё. Профессор Квирелл сказал ей описать что-то, а она с ужасом осознала, что не знает ответа и вообще в первый раз слышит это слово. Теперь залюлюкали уже слизеринцы. Рыжий угрюмо сдержался, потому что в последний раз за его высказывания с факультета сняли очки. Ей же было невыносимо стыдно за своё незнание. Какой-то мальчик, чьего имени она не запомнила, равнодушно пожал плечами, мол, подумаешь, с кем не бывает, а Гермиона не могла к этому так относиться. Настроение испортилось просто донельзя.

— Ужасно! — возмущалась она себе под нос, наконец-то идя в спальню после ужина. — Это самый худший день рождения на свете! Просто поразительно! Ужас!

— Лишь один, Гермиона. У меня так уже много-много лет, и всё одинаково, — раздался голос над головой.

— Сэр Николас, при всём моём уважении, вы приведение, а я...

— А ты только ребёнок. Я понимаю, — грустно улыбнулся он и, не дожидаясь реплики с её стороны, прошёл сквозь стену и оставил её в одиночестве.

В гостиной Гриффиндора было как обычно шумно и пахло почему-то сгоревшими свечками. С детства её отчего-то воротило от этого тошнотворного «аромата», и родители ставили в именинный торт всегда одну свечку. Студенты переговаривались: обсуждали учебный день и квиддич, сверяли домашние задания, спорили, смеялись. Свет горел совсем уж тускло, огонь в камине пылал и то ярче. Четверо мальчишек отрывали кусочки от газеты, комкали и бросали, наблюдая, как быстро сгорает бумага. Две девушки на диване громко обсуждали платья, туфли и причёски, про которые писали в последнем номере модного журнала. К Гермионе подскочили рыжие близнецы с третьего курса и предложили ей купить что-то, но она, естественно, отказалась и подумала, что нужно обязательно рассказать декану об этой незаконной деятельности. Окинув обречённым взглядом гостиную и пропустив вперёд тех двух по-прежнему болтающих девушек, Гермиона поднялась в свою спальню и, расстроенная, упала на кровать. Мантия внезапно показалась невероятно жаркой, и ей пришлось снять её, оставшись в одних юбке, рубашке, джемпере и гольфах. Нет, ну не может же этот день так просто — бесполезно — закончиться, ни за что.

Словно в подтверждение этих мыслей, на подоконник приземлилась большая сова с перьями пепельного цвета. У неё самой домашней птицы не было, так что она с любопытством разглядывала величавого позднего гостя с круглыми жёлтыми глазами. В клюве сова держала письмо и терпеливо ждала, когда получательница заберёт его.

«Дорогая Гермиона,

Мы поздравляем тебя с Днём Рождения!..»

Сердце радостно замерло, но Гермиона сложила листок, взяла со стола книгу и вновь направилась вниз по лестнице. Людей было уже значительно меньше, и, вздохнув, она присела на диван. Письмо ей хотелось почитать потом — возможно, чтобы лечь спать со счастливой улыбкой на лице. Но строчки в книге разбегались, пальцы всё время ощупывали уже изрядно измятый уголок пергамента, и к нему же возвращались мысли. Тогда она подумала, что всё же глупо мучить себя зря, захлопнула книгу и вновь развернула письмо.

«...Так непривычно, что ты

не с нами в этот день.

Надеемся, сова прилетела

вовремя, а то мы ещё

не освоили этот странный

почтовый способ. Желаем

тебе самого интересного

и познавательного! В связи

с этим мы дарим тебе билеты

в Италию на рождественские

каникулы, поедем втроём.

Как ты там, наша маленькая ведьмочка?

Мы тебя любим.

Мама и папа».

А этот день не такой уж и плохой. И ученики разговаривают не так громко, как могло показаться на первый взгляд. И книга намного интереснее, чем ожидалось. И пламя в камине не обжигало, а приятно грело. На душе уже не так тоскливо, а одиночество уже не захлёстывало с головой. Подумать только, как одно письмо могло всё изменить.

Рядом на диван с двух сторон кто-то плюхнулся. Гермиона быстро бросила возмущённый взгляд направо и налево, чтобы убедиться в действительности своих предположений. Одинаковые, высокие, рыжие. Близнецы Уизли. Но улыбались они так, что ей совсем не хотелось на них сердиться.

— Мисс Грейнджер снова читает, Джордж.

— Вижу, Фред. Мисс Грейнджер, почему вам это никогда не надоедает? В мире есть столько вещей, а вы выбрали именно это. Надо расширять свой кругозор, не так ли?

Гермиона не ответила. Только потому, что сильно удивилась тому, что они запомнили её фамилию, значит, возможно, и имя.

— «Дорогая Гермиона», — протянул первый, заглядывая в пергамент, который она до сих пор держала в руках. — Это уже интересно.

— «Мы поздравляем тебя с Днём Рождения», — закончил второй. — Сегодня? У тебя?

Она кивнула и начала судорожно складывать письмо, пряча его между страницами книги. Близнецы тем временем встали прямо на диван и громко провозгласили:

— Внимание! Слушайте все! Сегодня у мисс Грейнджер, у этой самой девочки рядом с нами, День Рождения! Предлагаем пожелать ей всего самого лучшего!

Переглядываясь, студенты захлопали и заулыбались, некоторые пару раз крикнули и свистнули. Гермиона подумала, что должна бы разозлиться на то, что прочитали её почту, но вместо этого у неё на щеках выступил предательский румянец. Близнецы потрепали её по голове, и она зажмурилась: вот же он, почти идеальный праздник. Распахнув глаза, она встретилась с взглядом зелёных, почти изумрудных.

— Я, это... ну... э-э-э... — попытался начать Гарри.

— Гермиона, — подсказала она.

— Знаю, — смутился он, и она упрекнула себя в глупости. — Я хотел поздравить тебя. Извини, что не спросил раньше.

Гермиона ярко улыбнулась и, проскользнув мимо него, вернулась к себе, с разбегу прыгнула на кровать. Поведение, совершенно ей не свойственное, но сегодня можно. Она надела забавную ночнушку в пол с кружевными манжетами и воротничком. Всё хорошо.

На подоконнике вновь послышался скрежет когтей. Угольно-чёрный филин аккуратно выпустил одну жёлтую маргаритку и клочок бумаги. «Ни к чему хранить секреты, порой нужно говорить». Цветочек Гермиона поставила в чашечку на свою тумбочку. Ей не хотелось думать, от кого это. Чудесное завершение дня...

Гермиона проснулась и ощутила что-то твёрдое под подушкой. Книга «Встречи с вампирами» Златоуста Локонса была зачитана ей буквально до дыр, всего за пару недель — вдоль и поперёк, с заученными наизусть цитатами и высказываниями. Сам автор ей тоже безумно нравился — может, из-за многочисленных свершений и подвигов, а может, отчасти, из-за непревзойдённой внешности. Он был уже не юношей, но зато улыбка его сияла как жемчуг, а глаза всегда жизнерадостно блестели. Напротив уроков Защиты от Тёмных Искусств, которые он вёл, в расписании у Гермионы были нарисованы маленькие сердечки. Книгу она едва ли не с первого листа называла любимой. В то утро она проснулась минут за пятнадцать до завтрака, вероятно, оттого, что легла очень поздно. Солнце приветливо светило через окна, ветерок приятно поддувал из форточки.

— Ну, наконец-то! — раздался сердитый голос с соседней кровати. — Мы уже заждались, Гермиона!

Парвати с присущей ей эмоциональностью рассказала, что с самого раннего утра Гарри и Рон стоят у лестницы, ведущей в спальню девочек, и требуют, чтобы кто-нибудь позвал её, Гермиону, и сказал ей спуститься вниз, к ним. Уизли наказывал сделать это немедленно, потому что он устал ждать, а Поттер одёргивал его и уверял, что будить её не надо и они вполне способны потерпеть. Гермиона кивнула и хотела, было, пойти к друзьям, но Парвати и Лаванда сделали огромные глаза, возмутившись и строго сказав, что нельзя появляться перед представителями противоположного пола в таком заспанном виде. Ей пришлось сходить в ванную и привести себя в порядок под надзором соседок по комнате. И переодевшись поспешно в школьную форму, наконец, спустилась.

— Гарри? Рон? — позвала он.

— Гермиона! — они вскочили с дивана и подбежали к ней. — С Днём Рождения!

Надо же, она и думать забыла о том, какой сегодня день. Гермиона не любила долгих ожиданий, поэтому привыкла не тратить время на обратный отсчёт дней до праздника. К тому же сны были такими сладкими, а утро таким приятным, что ни о чём, кроме прогулок после обеда, размышлять даже не хотелось. Она вспомнила, каким этот день был в прошлом году. Пасмурный и дождливый, идеально соответствующий её печальному настроению. Но с тех пор многое изменилось. После нападения тролля, после того, как Поттер и Уизли спасли её, они стали привыкать к ней, перестали поддразнивать и пренебрежительно относиться к её знаниям. А к концу года они и вовсе очень сдружились, став лучшими приятелями. Рон даже звал их к себе на лето, но Гарри знал, что Дурсли просто из вредности не отпустят его, а Гермионе уж точно бы не разрешили ехать, потому что родители слишком уж пеклись о достаточно взрослой дочери. Фред и Джордж тоже просили их погостить, отвешивая Мальчику-Который-Выжил шутливые поклоны, будто бы театральные, а перед ней вставая на колени. С ними было забавно, хоть Рон и возмущался, как она может общаться с людьми, являющимися полной противоположностью ей.

Уизли по-дружески стукнул её по плечу, и выглядело это слегка нелепо и по-детски, после чего вручил ей книжку. «Зельеварение. Для тех, кто хочет знать больше», которую она прочитала где-то в середине последнего триместра первого курса, но, естественно, благоразумно промолчала по этому поводу и тепло поблагодарила его за подарок. Гарри закатил глаза на бестактность Рона и обнял подругу, легко чмокнув в щёчку, отчего она мигом покраснела, а губы растянулись в глуповатой улыбке. Почему-то стало немного жарко. Неловко поморщившись, Гарри отдал ей небольшую коробочку — возможность купить что-то достойное у него была только в Косом переулке, а семья Уизли его ни на шаг почти не отпускала. Но Гермиона обрадовалась и восковой свечке в форме ёлки, кажется, новогодней, от него. Главное же внимание, верно? Хорошо, что он не знал о её неприязни к этому запаху.

— Ну что, ты уже совсем большая, — рассмеялся Гарри.

— Я не только старше вас, но и умнее, — она едва сдержалась, чтобы не показать ему язык. — Смиритесь.

— Это бесспорно, — подняв руки в примирительном жесте, протянул он. — Эй, мы даже успели на завтрак.

Гермиона готова была петь и танцевать от радости, к тому же первым уроком была Защита от Тёмных Искусств. Друзья её пассию не одобрили ещё тогда, в магазине, да и вообще относились крайне скептически — Дин и Симус от души посмеивались, Гарри и Рона от него и вовсе воротило. А девочкам он нравился, правда, они сомневались насчёт гордых слизеринок. Уизли называл Локонса напыщенным попугаем, а она тут же с жаром начинала отстаивать обратное, не позволяя и слова сказать против него. Гарри недоумевал, как ей может всё это нравиться: Локонс превращал уроки Защиты в обсуждение собственной биографии. Так они уже наизусть знали, что его любимый цвет — сиреневый, из крепких напитков он предпочитает огденский огневиски и хочет выпустить на рынок состав для сохранения шевелюры. В этот раз он снова повторил, что идеальный подарок для него — благорасположение между людьми, магами и немагами. Рон не удержался и пробурчал, что день рождения не у него, а вообще-то у Гермионы, на что Локонс округлил глаза и через секунду улыбнулся ещё шире.

— Мисс Грейнджер завоевала моё сердце с нашей первой встречи. Думаю, никто не будет против, если я, — он вытащил из внутреннего кармана пиджака своё изображение, схватил со стола Невилла перо и чиркнул автограф, — подарю ей это. И ещё одно. Двадцать баллов, Гриффиндор!

Малфой от неожиданности и возмущения выронил из рук чернильницу, залив тетрадь, в которой, впрочем, ничего полезного написано не было. «Оно того стоило», — про себя хмыкнул Гарри, переведя затем взгляд на сияющую подругу. Что ж, лишние баллы факультету не повредят, а вывести Гермиону из состояния счастливого транса они как-нибудь смогут. Его передёрнула от осознания того, как радуется она из-за картинки Локонса. До конца урока он просидел молча, угрюмый и слегка расстроенный, пока ему на плечо не легла рука. Тёплые шоколадные глаза глядели непонимающе, но он улыбнулся, чтобы не портить ей праздник, и пошёл с ней на следующее занятие. Однако Гермиона весь день щебетала о Локонсе, и Гарри едва сдерживался. В отличие от Рона, который взорвался и пояснил, что Локонс слащавый и ненастоящий и большую часть школы от него просто тошнит. Гермиона надулась и перестала обращать на него внимания. К вечеру они ужасно устали и еле добрались до гостиной Гриффиндора, но и здесь Гермионе не суждено было отдохнуть. К ним подскочили близнецы и подхватили именинницу на руки, но она пронзительно завизжала, смертельно испугавшись, что они её уронят. Джордж шикнул на неё, чтобы она не кричала, пригрозившись в противном случае сбросить её с Астрономической башни, за что получил два подзатыльника — от брата и от неё. Прикинувшись сонным, Рон ушёл к себе наверх, Гарри без сил опустился в кресло. Фред успокоил Гермиону, чтобы не дёргалась, усадил её на пол и сам обнял сзади, не отпуская. Джордж торжественно преподнёс ей перо, посыпанное золотыми блёстками, которое на проверочных работах само отмечало правильные ответы. Как и ожидалось, Гермиону это скорее не разозлило, а расстроило. Она хмуро поблагодарила их, а они рассмеялись, мигом смекнув, что к чему. Далее Джордж попросил её подождать ровно минуту, Фред тем временем щекотал её ушко горячим дыханием.

— Здорово, когда есть, с кем справлять праздники, верно?

Гермиона поймала на себе взгляд изумрудных глаз и утвердительно кивнула. Фред ссадил с себя подругу и, подмигнув, отправился проверить, почему брат так долго. Гарри усмехнулся и покачал головой.

— А почему Рон ушёл? — она подвинулась ближе к нему.

— Наверное, испугался, что ты снова будешь говорить о Локонсе, — поддразнил он. — Да ладно тебе, есть я, есть ребята. Но если очень хочешь, могу за ним сходить.

— Да нет, не...

В гостиную вихрем влетели близнецы. Фред опустился на пол между Гарри и Гермионой, а Джордж с большим непрозрачным пакетом встал перед ними спиной к камину. Она удивлённо смотрела на друзей, даже не подозревая, что её ожидает. На лицах обоих сияли заговорщические улыбки, они явно наслаждались минутами, когда она мучилась ожиданием. Фред запрокинул голову назад и расхохотался, решив больше не томить именинницу. Сделав печальное лицо, Джордж рассказал, что с самого начала августа они собирали специально для неё... конфетки Берти-Боттс. Гермиона открыла рот от удивления. Это сколько же сладостей... С довольными ухмылками близнецы высыпали содержимое пакета на столик.

— Сумасшедшие, — прошептала она.

— Благодарим за комплимент, мисс Грейнджер, — поклонился Джордж. — Учтите, мы вас не отпустим, пока всё не съедите. Извольте приступить к трапезе.

Гермиона беспомощно оглянулась на Гарри, но тот лишь спустился с кресла на пол и кивнул, по-видимому, готовясь наблюдать. Именинница жалобно заскулила, требуя помощи. Поттер выбрал самую яркую, жёлтую, задумчиво повертел её в ладони и поднёс к её губам, которые она мигом сжала в тонкую линию.

— Не доверяешь мне? — с улыбкой прищурился он.

Она вздохнула, но конфетку всё же съела. Через минуту Гермиона поморщилась и закрыла рот ладошками, чем вызвала новый взрыв хохота. Затеяв шуточную драку с Гарри, она уселась на него сверху и сказала, что если ещё раз подсунет ей конфету со вкусом красного чилийского перца, то мир лишится Героя со шрамом на лбу. После этого он едва ли не задохнулся от смеха, и Гермиона, притворно обидевшись, отползла к Джорджу. Дальше именинницу чудом кормили только съедобными конфетами, причём довольно вкусными. Ближе к ночи они наелись настолько, что у близнецов болели зубы, причём Фред утверждал, что больше никогда не возьмёт сладкого в рот, Гарри подташнивало, Гермиону мучила жажда. Искренне поблагодарив друзей за праздник, она поднялась к себе. Никаких больше конфет. Ни за что. Лаванда и Парвати кокетливо поинтересовались, как там Гарри, Гермиона буркнула что-то в ответ, заставив их на пару минут замолчать.

С подоконника послышалась возня. Рыжая сипуха отпустила маленькую посылку и тут же улетела. Три жёлтых маргаритки и записка: «Второй год, должно быть два цветка, но это дурной тон. Порой можно позволять себе больше, чем нужно».

— Э-эй! — воскликнула Браун. — От кого это тебе?

— Я не знаю, — улыбнулась Гермиона, набирая воду в ту же чашечку.

— Как же так? А если по подчерку?

— Почерк изменён заклинанием, — вздохнула она, пряча записку между страницами книги «Встречи с вампирами». — Если вы не против, я устала и не отказалась бы поспать. Спокойной ночи.

Ветерок из форточки, казалось, дул ещё приятнее. Куда полетела рыжая сова? Гермиона не уверена была, что хотела знать. Чудесные солнечные цветочки... Нет, всё же никаких больше конфет.

— Кого ищешь, красавица? — хором спросили два одинаковых голоса с обеих сторон от неё.

— Я...я не... — пыталась оправдаться Гермиона.

— Гарри обещал скоро вернуться, — подмигнул Джордж.

— Спасибо, — буркнула она.

За пару месяцев каникул она ужасно соскучилась по друзьям и не о чём другом почти не говорила. Большую часть её размышлений занимала личность нового профессора по Защите от Тёмных Искусств, ведь Локонс её жестоко разочаровал. Она не верила рассказам близнецов по поводу того, что эта должность проклята, закатывая глаза и фыркая. Они мигом вставали в позу и передразнивали её, потом убегая с криками, что «мисс Грейнджер великолепна в гневе». За неделю до начала учебного года Гермиона и семья Уизли, только вернувшаяся из Египта, поселились в гостинице при «Дырявом котле». Отношения с Роном у неё явно не ладились: он всегда находил, к чему придираться. В тот раз причиной послужила её покупка — рыжий кот, названный Живоглотом. Рон заболел паранойей, что её питомец спит и видит, как бы съесть его крысу. Таким образом, Гермиона часто сидела с младшей из семьи Уизли — Джинни, но та всегда рано ложилась спать и поздно вставала. Джордж спускался на кухню, чтобы перекусить, и увидел подругу, в одиночестве листающую газету за столом. Она вздрогнула, когда он позвал её и рассеянно улыбнулась. Уизли покачал головой, взял её за руку и отвёл к себе в комнату, входя со словами, что обычно животные ходят за человеком, а у Гермионы наоборот. На кровати, закинув руки за голову, лежал Фред, а у него на животе в такт дыханию мирно покачивался её спящий кот. Она не удержалась и рассмеялась. Фред предельно вежливо попросил брата взять подушку и бросить её в подругу. Тот деланно возмутился и скрипучим голосом начал проклинать нынешнее поколение, лишённое манер. Гермиона приходила к ним каждый день, они с удовольствием проводили с ней время. Джордж очень любил носить её на руках, но после того, как стукнул её головой о дверной косяк, Фред заявил, что если брат поднимет её ещё один раз, то он переедет с ней в отдельную комнату. Назвав Гермиону будущей миссис Уизли в отместку, Джордж сделал ей «свадебный плащ» из белоснежной простыни и объявил их с Фредом мужем и женой. Только яростный вопль «Гермиона!» снизу спас Джорджа от верной смерти. Спустились они втроём и увидели Рона, который начал кричать, что рыжее шерстяное чудовище чуть не убило его крысу, добавив ещё много чего. Джордж вступился за неё, а Фред прижал её, расстроенную, к себе. Но она заверила их, что справится сама, взяла с пола Живоглота и вступила в спор. Неизвестно, чем бы это кончилось. Рон воскликнул: «Гарри!», и ей на плечи легли руки. «Он похож на тебя, — шепнул Поттер. — У тебя волосы пушистые и характер непредсказуемый. К тому же кошкой ты успела побывать в середине прошлого курса, опыт уже есть». Поговорив с семейством Уизли, он вновь отыскал её и упросил помочь собрать вещи, которые он успел раскидать, рассматривая новые учебники.

Проводив близнецов невесёлой улыбкой, Гермиона развернулась и тут же столкнулась с тем, кого искала. Она бросилась Гарри на шею, тот со смехом обнял её за талию и покрутил в воздухе, целуя в висок.

— Я, наверное, последний, кто поздравляет тебя сегодня, верно? С Днём Рождения, Герм.

— Где ты был всё утро?

— Давай не будем об этом, — глухо откликнулся он, но тут же вновь повеселел: — Сегодня твой день, чем ты хочешь заняться? — она лукаво подняла уголок губ. — Нет, нет, только не библиотека! Никакого чтения на сегодня. И можешь не смотреть на меня так, нет, значит, нет, слышишь?

В результате осознав, что подруга действительно планирует провести весь день в компании книжных стеллажей и запаха древности, Поттер вытащил её на улицу. Он рассказал ей, что встретил на мосту профессора Люпина на следующий день после того, как тот не дал ему самому справиться с боггартом. Профессор говорил, что, раз его демоном был дементор, он на самом деле боится страха. И тогда Гермиона задумалась, чего же страшится она. Заваленные экзамены были бы для неё сущим кошмаром, но это не то. Потеря близких для неё была вещью незнакомой, поэтому и таилась за завесой, которую ей совсем не хотелось открывать. Чего же она боялась? Все чего-то боятся, и она не исключение. От своих мыслей она отвлеклась, когда поняла, что Гарри стоит перед ней, держит её за плечи и настойчиво зовёт по имени. Он улыбнулся, вернув подругу в реальность, и глаза изумрудного цвета блеснули за стёклами круглых очков. Гермиона давно заметила, что он способен успокоить и вселить доверие, даже если внутри у него самого таились опасения и волнение. Она рада была знать, что он сможет оставить её, если будут дела важнее.

— Ну, Герм. Неужели я не стою твоего внимания? — усмехнулся Поттер. — О чём думаешь?

— Помнишь, как мы с тобой, Фредом и Джоржем в пошлом году ели Берти-Боттс? — соврала она. — Знаешь, я до сих пор их даже в рот не брала, да и вообще стала есть меньше сладкого.

Он кивнул и подставил лицо последним тёплым лучам солнца и разыгравшемуся ветру. Её рука выскользнула из его, и она села прямо на траву, под деревом. Он недоумённо оглянулся, после чего подошёл и опустился рядом.

— Ты изменилась. Ведёшь себя как-то по-другому.

— Возможно, — пробормотала Гермиона. — Может, просто жду вечера, — из груди вырвался судорожный вздох. — У меня плохое предчувствие, Гарри. Мне кажется, что скоро что-то случится. Что-то плохое.

— Ну зачем ты так? — шепнул он, кладя её голову к себе на плечо и прикладываясь губами к её макушке. — Эти мысли ни к чему. Прошу тебя, пожалуйста, забудь об этом на сегодня. У тебя День Рождения.

— Ну прости, — она прижалась к нему покрепче. — Конечно, я не должна тебе этого говорить, тебя сейчас и так трудно из-за Блэка, дементоров, да и вообще.

— Гермиона! Да замолчи ты, наконец! Что за глупости! Естественно, ты должна мне всё это говорить, я же твой друг.

Она замолчала. Может, нашла долю правды в его словах, может, обиделась на резкий тон. Он говорит, что это её день, и сразу же повышает на неё голос. Нехорошо поступать так с лучшей подругой.

— Извини, — вновь прошептал Гарри.

И снова Гермиона промолчала. Но больше не сердилась, потому что нащупала его руку и переплела свои пальчики с его. Вскоре их отыскал Рон и сообщил, что Оливер в обязательном порядке будет ждать всю гриффиндорскую сборную на поле на следующее утро, после чего подсел к друзьям. Гермионе так нравилось: сидеть с ними молча, слушать, как они изредка переговариваются между собой, чувствуя, как Гарри слегка поглаживает её по волосам и Рон иногда задумчиво задевает её вьющуюся прядку. На небе собрались тучи, ветер задул сильнее, и взгляд шоколадных глаз был укоризненно брошен на Поттера. Он знал, что она снова думала.

Добравшись до гостиной, друзья отдали подругу на попечение близнецов, которые мигом втянули её в вальсовые движения, правда, без музыки. Но даже в выходные её голову не покидали мысли об обязанностях, то есть об уроках. Забежав в комнату, бегло прочитав письмо от родителей, забрав то, что нужно, Гермиона пулей вылетела из гостиной, оставив Фреда и Джорджа притворно сокрушаться о потере. Открыв дверь требуемого кабинета, она услышала голоса и подумала, что сильно не помешает, если всего лишь войдёт и отдаст профессору бумаги. Всё же она неуверенно поднялась по лестнице и заглянула в приоткрытую дверь. Гермиона сильно удивилась, увидев Гарри перед столом профессора, но последний доброжелательно улыбнулся и попросил остаться. Он рассказал, что Гарри как раз планировал отказаться от чая ради того, чтобы посвятить вечер имениннице. Она слегка покраснела и отдала Люпину листы — работу, которую она попросила дополнительно. Тогда профессор предложил разделить чаепитие на троих, и ей он вдруг показался таким одиноким, что она не нашла сил отказать. Гарри с усмешкой наблюдал, как подруга принимала из рук учителя горький шоколад, успев поведать историю с прошлого года. И чай она тоже пила без сахара.

— Извините, знаю, что ещё рано, но пойду-ка я лягу спать. Завтра тренировка, — сообщил Поттер, когда за окном стемнело и, кажется, пошёл дождь.

Гермиона осталась наедине с профессором, но его общество не угнетало и даже не смущало. Ему хотелось доверять. Он понимал всё и, если не мог помочь, хотя бы поддерживал. Он многое не договаривал и, наверняка, скрывал что-то важное. Но сам Люпин мог заглядывать в души и тем самым узнавать секреты. Но от него и так не хотелось прятать ни единой мысли. Он с улыбкой рассказывал об учительских буднях, немного о детстве, спрашивал о её жизни. Она тоже делилась с удовольствием. А потом они, будто сговорившись, замолчали. Профессор задумчиво смотрел в потолок, с аппетитом изредка откусывая от любимой молочной шоколадки, а она смотрела в открытое окно и попивала горячий чай из тёмно-синей чашки с толстыми краями и отломанным кусочком.

— Почему люди страдают, не заслуживая этого, профессор? — нарушила молчание она, вздыхая.

— Знаешь, Гермиона, если быть честным, то я задаю этот вопрос с самого раннего детства, — в его голосе отчётливо прозвучали нотки горечи.

Она вздрогнула, услышав это. Она затронула больную тему: и ему было отчего-то больно и тяжело, и он скрывал всё это под маской. Она вдруг показалась себе такой обычной и абсолютно бесполезной, ненужной, ведь таких ещё много. Вечернюю темноту вдруг разрезал серебристый отблеск, и вскоре Гермиона различила очертания почтовой совы. Серый сычик, даже не сделав остановки, влетел в комнату, бросил ей на колени посылку и тут же вновь исчез в темноте. В глазах Люпина блеснул озорной огонёк, губы его дрогнули в улыбке, но он не произнёс ни слова. Пять солнечных цветочков, собранные зелёной тонкой ленточкой, пять жёлтых маргариток. И надпись на обрывке листочка из блокнота в линейку: «Тишина и покой тоже порой могут быть добром». Кто прислал ей это? Она не знала ровным счётом ничего: ни имени, ни факультета, ни возраста, ни даже пола. И вновь ей показалось, что она вовсе не хочет знать. Может, это тайна была такой привлекательной. Гермиона взяла чашку в руки, сделала маленький глоток и глубоко вздохнула. Кажется, она успела сильно повзрослеть за последнее время, только очень быстро и без особой надобности. Хотя, время покажет. Может, и она сможет стать особенной, хотя бы для кого-то. Гермиона поднялась, подошла к окну и осмотрелась, после чего тихо спросила:

— Скажите, профессор, вам нравятся жёлтые маргаритки?

Парвати стояла у входа в гостиную Гриффиндора и ждала, виновато улыбаясь недовольной полной даме и нетерпеливо слушая секундную стрелку наручных часов. Наконец, на лестнице послышались шаги, пролётом ниже мелькнула тёмная макушка. Парвати облегчённо вздохнула, переступая с ноги на ногу.

— Падма, ну, сколько можно? Без нас уже сто раз успели начать, — упрекнула она, называя пароль и таща сестру за собой. — Хорошо, что пришла.

— Вообще-то наши башни расположены далеко друг от друга, к тому же я немного беспокоилась, что меня могут заметить в коридоре после отбоя, — огрызнулась та, несколько боязливо глядя на свет в конце небольшого коридора, ведущего в саму гостиную.

Путь им преградили две выскользнувшие из темноты фигуры. Два человека. Такие же одинаковые, как и они. Близнецы. Шипящим шёпотом, необычайно серьёзным, был озвучен упрёк в том, что в честный дом гриффиндорских львов пробралась когтевранка. Она была частой гостьей здесь. Но не ночью. Это было нарушением куда серьёзней, как считал Джордж, но Фред заметил, что кто-то же должен переступать через правила, пока они не при делах. Сейчас для них самым главным было обмануть Дамблдора, а точнее, возрастную черту, проведённую им. Ведь участие в Турнире Трёх Волшебников не шутка. Студентам непривычно было не слышать шуток звуков взрывов от Уизли — значит, увлеклись сильнее, чем думалось. Близнецы пропустили с улыбками дрожащих близняшек, пожелав удачи и ничего не рассказывать деканам. В кресле сидел Гарри. Он говорил о чём-то с Роном и слегка хмурился. С начала четвёртого года Парвати и Падма нашли в нём что-то привлекательное и теперь, когда проходили рядом, на счёт «три» хором звучало «Привет, Гарри».

— Привет, Гарри!

Он недоумённо обернулся, но успел увидеть только их спины. На их лицах зато играли довольные улыбки. Как только сёстры скрылись из виду, Парвати вновь упрекнула в нерасторопности Падму, которая с облегчением вздохнула, радуясь, что всё-таки ни кому не попалась. Едва ли не спотыкаясь на лестнице, они, наконец, добрались до пункта назначения: спальня девочек четвёртого курса факультета Гриффиндор. Дверь распахнулась прямо у них перед носом, и на пороге появилась порядком раздражённая Джинни Уизли. Не им одним пришлось этой ночью нарушить устав. Третьекурсница фыркнула и пропустила их в комнату. Увидев Лаванду, искусно заплетающую необычные косички имениннице, Падма улыбнулась и поздравила последнюю. Джинни с разбегу запрыгнула на кровать Гермионы, заставив Браун вздрогнуть и сердито шикнуть на неё.

— Что Фред и Джордж делают? — поинтересовалась Падма, с ногами забираясь на подоконник.

— Пытаются выставить себя идиотами, — пробурчала Гермиона. — Хотят пройти возрастную черту вокруг Кубка Огня. А это не-воз-мож-но. Я им уже сто раз повторила, но они и слушать не хотят. Жду не дождусь, когда их глупый план провалится, чтобы напомнить им, что же я говорила.

Разговор стал перетекать в другое русло, и главной темой обсуждения стали уроки Защиты от Тёмных Искусств. В этом году студенты особо не учились защищаться, а вникали в основы его, как всегда делали в Дурмстранге. Им не должны были показывать, а уж тем более показывать наглядно запретные заклинания. Это незаконно. «Билеты в один конец до Азкабана», как выразился сам Грюм. В пылу спора или драки противники теперь могли ненароком воспользоваться Круциатусом, обречь оппонента на продолжительные сильные муки. А молодой человек, отчаявшийся завоевать горячо любимую красавицу, может заставить её против воли отвечать взаимностью с помощью Империуса. И не дай Мерлин кому-то в голову придёт произнести два слова, которые в один миг оборвут чью-то жизнь. Возможно, они и не способны будут совершить подобное, но слизеринцы безусловно наизусть заучили эти заклинания, которые в любую секунду могут пригодиться в жизни. Гермиона боялась. За родных, за друзей, за себя. От первого «Империо» по спине пробежали мурашки, от «Круцио» закружилась голова и на языке появился привкус отвращения, от последнего «Авада Кедавра» она сильно вздрогнула. Её руку накрыла ладонь, и Гермиона подняла шоколадные глаза, полные слёз, встретившись с взглядом изумрудных. Гарри пытался её успокоить, но большими ясными буквами она читала на его лице ужас. Он был единственным, кто устоял против этого заклятия. От этого ей становилось почему-то страшнее.

— А где тортик, Гермиона? На празднике обязательно должен быть тортик! — заявила Джинни, возвращая её в реальность.

— Ты что? — неподдельно ужаснулись Парвати и Лаванда, округлив глаза. — Во-первых, вредно есть на ночь, а во-вторых, ты хоть представляешь, сколько калорий содержится в торте? Особенно в этом отвратительном жирном креме.

Уизли закатила глаза. Гермиона засмеялась, пошла в ванную и вернулась оттуда уже с подносом, на котором лежали аппетитные кексики с цветным «отвратительным жирным кремом» и золотистой посыпкой. Она демонстративно с удовольствием откусила от одного, а другой предложила рыжеволосой подруге. Близняшки Патил и модница Браун поморщились и отрицательно замотали головой, всё же отказываясь от угощения.

— Гермиона, смотри! Тебе сова.

Бурая сова дружелюбно ухнула, потопталась на подоконнике рядом с Падмой и, расправив крылья, камнем рухнула вниз, вновь взмыла в воздух и исчезла из виду. Маргаритка. Всего одна. Но не жёлтая, как обычно, а розовая. Зато записка на чистом белом листочке, перетянутая ленточкой и скрученная в трубочку.

«Порой разнообразие не помешает». На цветочек были заинтересованно устремлены все взгляды присутствующих в комнате.

— Гермиона...— прошипела Парвати наконец. — Ты так и не узнала, от кого это?

— Нет, — улыбнулась она.

— Давайте подумаем вместе. Такие милые подарочки — явно искренние, и отправитель отсылает их с добрыми намерениями, а не чтобы пошутить. Может, тайный воздыхатель? Он, наверняка, тако-о-ой романтичный.

— Ой, девочки! — воскликнула Лаванда. — А вдруг это Драко Малфой?

— Малфой? — поперхнулась Гермиона. — Вот уже точно нет. Поставить меня в пару с этим белобрысым папенькиным сынком — самая большая глупость на свете.*

Вдруг она подумала о Гарри. Ей не хотелось связывать с ним маргаритки, даже если он и присылает их. С ней он встретился ещё ранним утром, чтобы объяснить ему действие нового заклинания по трансфигурации. Первым поздравив подругу, он с усмешкой сказал, что надеется не увидеть у неё на лице той же грусти, которая внезапно появилась в прошлом году, в её день. Она хмуро оглядела его и поджала губы, он едва сдержал улыбку. Нет, Гермиона слишком хорошо знала его, поэтому и догадалась о его реакции. Гарри увернулся и перехватил её руки, когда подруга попыталась ударить его по плечу. Они росли, он становился сильнее и уж точно мог оказать приличное сопротивление ей, особенно сейчас, когда сон ещё не отпустил её до конца. Он отпустил её, удостоверившись, что не получит кулаком в лицо так же, как и Малфой в конце третьего курса, чмокнул её в нос. Гермиона притворно поморщилась, а потом ворчливо посоветовала ему подстричь волосы, на что он театрально обиделся. Она закатила глаза, забрала волосы на одну сторону и положила голову ему на колени. «Ну что, совсем устала от меня, да?» — шепнул он, поглаживая её. Гермиона буркнула что-то в ответ, расслабляясь под мерными движениями его ласковых пальцев. Мысли плавно сменились сновидениями, негромкий утренний шум стал почти незаметным, время потекло медленнее. Кажется, гари говорил что-то, но не для того, чтобы слушала, вникала, отвечала, а чтобы убаюкать её. Гермиона попыталась услышать хоть обрывок его фразы сквозь завесу сна — вроде бы говорили про матч по квиддичу, на который они с семейством Уизли и Седриком и Амосом Диггори ездили перед началом учебного года, но может, она и ошибалась. Очнулась она оттого, что Гарри сильно вздрогнул. Прощения за него просили уже близнецы, секундой ранее взорвавшие с десяток хлопушек, и забрали сонную подругу. Они сообщили, что не удержались и вновь решили подарить ей пакетик Берти-Боттс, на этот раз меньше, чтобы её не воротило от сладостей. Так же Джордж вручил ей подписанную фотографию Крама, которую он выудил у продавца на стадионе. За Болгарию Гермиона не болела и Виктора Крама воспринимала как обычного воспитанника Дурмстранга. Но, естественно, поблагодарила. Она не сидела с ними тремя долго, затем полдня ушло на занятия, а вечер дня рождения она решила превратить в девичник. Чтобы из года в год этот день не был одинаковым.

— Знаете, кто первый из Хогвартса бросил своё имя в Кубок? — проговорила Джинни, задев Гермиону локтем и тем самым вновь выведя из раздумий. — Ловец пуффендуйской команды по квиддичу. Седрик Диггори.

Гермиона вспомнила его: красивый, хорошо сложенный, спортивный, улыбка ослепительная. Он смотрел на неё, и во взгляде начинали плясать чёртики, он защищал её от шуточных нападок близнецов. И это всё за то короткое время, что они провели вместе. Наверное, Седрик способен будет стать чемпионом от Хогвартса, а может, и победить на Турнире. Гермиона не говорила никому, но сама идея борьбы ей не очень нравилась, возможно, потому, что она уже успела много прочитать о них. А также о жертвах, потерях, смертях. Она давно заметила, что много чего боится, но только почти никому не рассказывает. Но у неё не было причин страшиться чего-то, не было, даже Гарри так говорил. Только ей почему-то не верилось.

— Я видела какого-то слизеринца у Кубка, — фыркнула Лаванда. — Монтегю, вроде. Ну, неважно. Неужели он действительно думает, что его выберут?

— Жаль, Гарри не сможет участвовать, — мечтательно вздохнула Парвати, глядя на сестру, которая согласно закивала в ответ.

— Жаль? — вздрогнула Гермиона. — Ты хоть понимаешь, что он может погибнуть там?

— М-м, тогда я уже не думаю, что Монтегю — плохой кандидат, — усмехнулась Джинни, откидывая тёмно-рыжие волосы назад манерным движением.

Девочки заулыбались и вскоре разговоры и вовсе пошли о парнях. За окном почти светало, когда они стали закругляться Падма наотрез отказалась остаться, с ужасом подумав, как ненакрашенная побежит утром из башни Гриффиндора в башню Когтеврана. Парвати со стоном согласилась проводить её, но только до середины пути. Уизли упросила Гермиону разрешить ей не идти к себе, и она с радостью позволила подруге лечь рядом. В ту ночь ей приснились маргаритки, о которых так часто заводилась речь. Целые поля цветов. Она шла долго-долго, пока не увидела смутную фигуру. Гарри. Он направился к ней, взял за руку, и они вдвоём стали собирать цветы. Поттер тепло и по-доброму улыбался, от этого было очень и очень хорошо. А потом он исчез. Но вместо него по две стороны от неё появились Фред и Джордж с букетиками в руках. Порыв ветра унёс и их. Снова фигура. Неизвестно, кто. С цветком и запиской.

_______________

* вы только не подумайте, автор не является противником Драмионы =)

— Герм, очнись. А то я снова чего-нибудь не пойму, а ты не будешь знать, что мне объяснять, — шепнул Гарри ей на ушко.

Гермиона сидела с ним на любимой трансфигурации. Ей казалось, что он не простил её до сих пор до конца за то, что произошло летом. Она порывалась ему написать, но Сириус каждый раз забирал из её рук письма, целовал в макушку и отправлял в спальню. В первый раз он усадил её за стол на кухне, опустился напротив, сердито отчитал её, как маленькую, и ещё раз объяснил, почему нельзя ничего сообщать его крестнику. Две недели она не смела поднять на него виноватого взгляда, пока вновь не попалась. Как ни странно, Сириус понимал, поэтому не стал ругать снова. Но не было ни дня, чтобы она не вспоминала о Гарри. Даже близнецы и Джинни не могли заполнить её странного одиночества. Фред и Джордж не справились и утром, пытаясь развеселить её, но даже подарок не помог. Любые мысли омрачала Амбридж, но Гермионе было не по себе не только из-за этого. В этом году всё было намного хуже.

— ...Заклинание действует в семь этапов. Оно, пожалуй, одно из самых сложных, но, безусловно, будет в вашем экзамене СОВ. Кстати, требует не только много времени и терпения, но и собранности. Так что будьте внимательнее, потому что в учебниках этого нет.

Гарри настрочил что-то в тетради, и Гермиона любопытно заглянула через его плечо. Цифры со скобочками — кажется, МакГонагалл только что сказала что-то про семиступенчатое заклятие. Гарри обернулся и украдкой чмокнул её в висок. Теперь они часто сидели вдвоём, так она понемножку искупала вину перед ним. По крайней мере, такая официальная отговорка была у неё перед самой собой. Он умудрялся отпускать забавные комментарии на уроках так, чтобы слышала только она, и одновременно не мешать ей учиться. Так занятия стали интереснее, а знания прибавлялись точно так же. К тому же он успевал и сам всё слушать и записывать. «До тебя мне всё равно далеко», — смеялся он. Смеялся, шутил, веселился, радовался. Хотя ему было в тысячу раз труднее. Но он умел скрывать, старался сдерживаться и не срываться. Вот бы и ей научиться.

— Кто-нибудь знает об этом заклинании?

Рука Гермионы взметнулась вверх, а её губы дрогнули в улыбке при воспоминании о начальных курсах.

— Мисс Грейнджер, выйдите к доске и распишите этапы. Обычным мелом, пожалуйста, без волшебства, — склонила голову профессор, позволяя её пройти.

Гермиона усмехнулась иронии, что для того, чтобы превратить крысу в кубок достаточно взмаха палочкой, а обратно — отследить семь стадий трансформации. Итак, первая — светлый матовый оттенок. Все сидят, скрипят перьями и даже не понимают опасности. Почти никто не верит, потому что «Ежедневный пророк» напечатал опровержение и отпустил Гарри Поттера, заявившего, что Тот-Кого-Нельзя-Называть вернулся, вместе с теми людьми, такими, как Дамблдор, которые вторили его словам. Вторая стадия — ледяная корка на бокале. На самом деле, если приглядеться, то можно увидеть сторонников. Мало. МакГонаголл верит, Рон и она, безусловно, Чжоу Чанг с Когтеврана верит. Всё. Из этого кабинета больше никто. Может, конечно, они умело скрывают, чтобы не оказаться посмешищем. Но такие и не нужны. Третья стадия — бесформенная масса серебристого цвета и на ощупь напоминающая пудинг. Неужели кроме неё это никого не волнует? Почему люди не видят? Небо затянулось тучами, вдалеке гремит гром и блещет молния — это ли не знак? И история с Чёрной меткой на Чемпионате уже замята и не воспринимается серьёзно, и смерть Седрика Диггори окрещена несчастным случаем, и очевидные факты называются выдуманными или глупыми. Люди слепы, а Министерство не позволяет им прозреть. Паранойя Министра частично распространилась и на его подопечных, так скрывать правду было значительно легче. Четвёртая стадия...

— Мисс Грейнджер? Всё хорошо?

Гермиона повернулась спиной к доске. В шоколадных глазах стояли слёзы, одна скользнула по щеке. Губы приоткрылись, наружу вырвался судорожный вздох. Гермиона уронила мел на пол, вздрогнула и выбежала из класса.

— Профессор! — позвал Гарри. — Я...

— Да-да, конечно, Поттер, идите, — пробормотала МакГонагалл.

Она не знала, куда бежать. Хотелось выше, но на Астрономической башне она обязательно оступится и упадёт. Нужно успокоиться, вдохнуть свежий воздух, но на улице лил дождь. Ужасные мысли давили на виски, мешая сосредоточиться. Представление о том, что может произойти с миром в войне, которую от него скрывают, чёткими картинками мелькало перед глазами. Страх с силой сжимал её в своих объятиях. Она боялась и раньше, но теперь-то нельзя, особенно ей. Кому, как не ей, быть собранной, уверенной, готовой? Кто, как не она, поможет справиться Гарри? Но она такая слабая, боится, плачет. А должна быть сильной. Себе должна, Гарри, друзьям, маме с папой. Всему магическому миру. Вдох, выдох. Пустить в разум надежду, не позволить ей исчезнуть. Лёгкие наполнить воздухом, что бы убедиться, что ещё будет дышать. Руки сжать в кулаки, а вновь распрямить, снимая напряжение. Вдох, выдох. Только ничего не выходит, и слёзы вновь начинают капать из-под опущенных ресниц. За спиной послышались чужие шаги, чужие руки развернули её и прижали к чужой груди, на макушке почувствовалось чужое дыхание.

— Гарри...

Хотя не такие они и чужие. К нему она привыкла, привязалась. Она знала его, он знал её. Гермиона придвинулась поближе и приготовилась услышать тихие успокаивающие слова, ласковые уговоры, чтобы не плакала. Но он молчал. Обнимал и гладил по голове. Медленно покачивался с пятки на носок. Он шепнул, что он с ней, рядом, и тогда в ней родилась надежда, и Гермиона точно знала, что останется там навсегда. Он сказал ей глубоко вздохнуть, и она поняла, что нужно дышать. Он стиснул её ладошки и отпустил, тогда никакого напряжения не стало. Гарри всё делал правильно, не спросив — угадав, почувствовав. «Герм, ты маленькая такая, — вдруг улыбнулся он. — Пугливая. И импульсивная немножко».

Она шмыгнула носом, он кивнул в подтверждение своих слов. Ей почему-то больше не хотелось плакать. Гермиона вздохнула и без обычной уверенности сообщила, что им не мешало бы вернуться на урок, на что Гарри возразил и наказал ей отправляться в спальню. Но не отпустил.

— Почему Дни Рождения у тебя такие несчастливые? Эй, — он попытался заглянуть ей в лицо. — Эй, послушай меня. Счастье всегда рядом, Герм.

— Только меня оно обходит стороной, — прошептала она.

— Не знаю, как у тебя, но у меня рядом, в моих руках.

Гермиона подняла удивлённый взгляд, Гарри аккуратно взял её за подбородок и поцеловал. У кого-то в глазах взрываются искорки, у кого-то летают бабочки, а у неё закружились цветные маргаритки. Но только в первое мгновение. Потому что потом уже не хотелось думать ни о чём, кроме мягких тёплых губ и нежных рук. Гарри познал невероятно широкую гамму ощущений: губы её были сладкими от малинового блеска, но солоноватыми и горьковатыми от слёз. Он не знал, что так бывает. Он не представлял, что так будет. Так неожиданность лишь добавила удовольствия, разум возбудился до предела. Поцелуй был желанным, оттого вдвойне приятным. А у неё ушли все тревоги и переживания, сознание наполнилось тягучим спокойствием и некоторым восхищением, таким тёплым, вкусным.

— Гарри...

— Я очень надеюсь, что ты сейчас не скажешь, что являешься противницей добрачных поцелуев, — улыбнулся он, погладив её по щеке, задев губы большим пальцем.

— Не знаю, ещё не распробовала преимуществ обратной стороны, — притворно гордо сказала Гермиона.

— О, клянусь, я это исправлю, — смешливо прищурился Поттер и легко чмокнул её в губы. — Безусловно.

— Буду считать это подарком ко Дню Рождения. Только прекрати, — взмолилась она, запустив пальцы в его волосы.

— Не нравится? — удивлённо произнёс он.

— Нет, что ты, нравится, даже слишком, — смутилась она.

— Но хорошего нужно понемножку, — закончил он, прочитав её мысли. — Тогда я буду долго тебя мучить.

От лучистых изумрудных глаз исходили добро и ласка, и всё это предназначалось ей, только ей. Она не ожидала всего этого. Думала, что навсегда останется только его подругой. А он сломал всё это, и ей пришлось по вкусу такое изменение. Несколькими минутами ранее Гермиона готова была сместить первый свой День Рождения в этой школе с поста худшего и вписать туда этот. Но Гарри, видимо, это не устроило. Он всегда был тихим и милым с ней, всегда был рядом, когда нужно было. Как в этот раз. Гермиона прижималась к его груди и понимала, что теперь уж точно не назовёт его чужим. А он держал её, лишь в мыслях несмело называя её своей, не смея пока что вслух заявлять о своих возможных правах на неё.

— Прошу тебя, иди к себе. Учителям я скажу, что ты в больничном крыле из-за сильной слабости. Да-да, не смотри на меня так, ты в самом деле еле на ногах держишься. Только пообещай поспать. А я буду ждать завтра в гостиной, если хочешь, — поучал Гарри, легонько нажимая пальцами ей на носик, отчего во взгляде её мигом зажглось забавное недовольство вперемешку с возмущением.

— А сейчас? Сейчас ты куда?

— Выполнять обязанности студента-пятикурсника с Гриффиндора, — хмыкнул он. — Учиться. Скучать на уроках.

В последний раз Поттер приложился губами к её лбу и, ободряюще улыбнувшись, пошёл в класс. Гермиона провожала его взглядом, пока он не скрылся за поворотом. Хорошо, наверное, что так всё-таки получилось. Надо же, отличница Грейнджер...Кто бы мог подумать, что такое произойдёт с ней. Это же что-то такое...непривычное, оттого и казалось неправильным. Это не для неё, не в её характере. Но почему бы ей не измениться ради дорогого человека? Он готов помочь ей с её одиночеством и депрессией, а она чувствовала, что готова ответить. На глаза её вновь навернулись слёзы. Плохо... Чтобы было хорошо, он должен быть рядом. Всегда. Постоянно. Для того чтобы она не боялась. Пожалуй, стоило послушаться Гарри и пойти в спальню, иначе Амбридж, Филч или кто-то ещё мог застать её в коридоре во время занятий. Ей не хотелось терять баллы факультета или объясняться перед кем-либо, поэтому она поспешила в башню Гриффиндора. В спальне было непривычно тихо и уютно, Гермиона села на заправленную постель. За окном светило солнце, и мысли о грозе медленно улетучились. Такое умиротворение совсем не соответствовало реальности, но она разрешила себе расслабиться. Подушка оказалась такой мягкой, а одеяло будто бы пуховым. Гермиона мигом забылась дремотой и пробудилась только тогда, когда в гостиной внизу послышались голоса возвращающихся студентов. Она поспешно заперлась в ванной и включила воду в душе, чтобы избежать разговоров. Вода окончательно смыла плохое настроение, тем более Гермиона знала, что Гарри будет ждать её следующим утром. И следующим... и следующим... Она вернулась в спальню и на кровати увидела пять жёлтых маргариток с белой ленточкой и записку. Устало вздохнув, Гермиона спросила, что там написано, потому что знала, что Лаванда и Парвати не удержатся и прочитают. «Времена тёмные, но по словам Дамблдора надо не забывать обращаться к свету», — продекларировала Браун. Теперь у Гермионы был свет, было, к чему обращаться. Пока что. И, как она надеялась, надолго.

«Времена всё темнее, света всё меньше. Но он всё же есть», — гласила записка, приложенная к букетику жёлтых маргариток. Практически следом на подоконнике уселась сова с ярко-малиновыми перьями кое-где и бросила клочок рваной и измятой бумаги на пол. Кто, как не близнецы Уизли, могли так издеваться над бедным животным? И подчерк корявый и размашистый. Написано явно в спешке. Они хотели встретиться, причём немедленно, звали на Астрономическую башню. И это ночью! Пусть она и староста, следовательно, спокойно можно было ходить по школе после отбоя, но всё равно было боязно. К тому же, Гарри точно по головке не погладит, если узнает. Гермиона улыбнулась. С их первого поцелуя прошёл ровно год. Он защищал её, спасал от тоски, развевал невесёлые мысли. Она любила молчать с ним, чтобы ласково перебирал пряди её волос и думал, что она не видит, как он улыбается. Ей порой хотелось, чтобы у них всё было просто, без неразгаданных тайн и секретных миссий. Но это ведь было невозможно. Гарри остро нуждался в ней, хотя она всегда считала, что наоборот. В конце прошлого курса погиб Сириус. Гарри не знал, но и ей было плохо: несколько дней она плакала, заперевшись в комнате и изредка забываясь тревожным сном. Ему она не говорила, чтобы он не начинал её жалеть вместо того, чтобы утешаться самому, и, когда под конец летних каникул они жили вместе у Уизли, старалась скрывать. Заглушая ночью всхлипы подушкой, она добилась лишь того, что Джинни ушла спать к родителям, объяснив тем, что там комната ей нравится больше. Гермиона плакала каждую ночь с того дня, понимая, что очень успела привязаться к Сириусу и оказаться неготовой потерять его. Зажмуриваясь, поскуливая, стискивая зубы. «Эй». Она сильно вздрогнула, испугавшись, но обладатель хриплого шёпота понимающе хмыкнул и лёг рядом. И в этот раз она тоже не смогла сдержать слёз. Когда это Гермиона Грейнджер стала такой сентиментальной? «Как справляешься с этим?» — всхлипнула она. «Живу ради живых», — улыбнулся Гарри. Конечно, ему было тяжело без крёстного, и он скучал, но терпел. «Спи, пожалуйста. Если хочешь, я останусь». Она хотела, очень, но всё же попросила лечь на соседнюю постель. Она видела, как он лежит, закинув руки за голову, и смотрит в потолок. Он чувствовал, что подруга не спит, поэтому повернулся и тихонько сказал что-то. — Гермиона знала, что может не отвечать, и тогда он не станет продолжать. Но ответила. Утром она проснулась одна, снизу слышались голоса — значит, было поздно. Она впервые за лето хорошо выспалась и хотела поблагодарить за это Гарри...

— Наконец-то, Гермиона!

— Как...

— Как мы здесь оказались? У нас свои секреты, — подмигнул Джордж и переглянулся с братом. — Пойдём, сядем.

Ей идея не нравилась. Астрономическая башня — самая высокая точка замка, а сидеть на краю, свесив ноги в пустоту, было до ужаса неуютно. Бездна, казалось, тянула к ним щупальца. Гермиона подобралась и недовольно фыркнула, прогоняя тревогу.

— Она же не боится высоты, Фред?

— Не знаю, Джордж. По-моему, она дрожит. Мисс Грейнджер, вам страшно?

— Нет, — выдохнула она, прикрыв глаза. — Просто мне холодно.

В следующее мгновение она оказалась в медвежьих объятиях Фреда. Он с гордостью напомнил, что старше, выше и сильнее её. Ей вспомнилось, как они с Джинни заходили в их магазин, где было бесконечное число всевозможных вредилок. Она тогда внимательно разглядывала яркую этикетку на розовом пузырьке любовного зелья и тут же заметила немного похотливый взгляд Кормака Маклагена. Потом подняла глаза — со второго этажа на неё недовольно с упрёком смотрел Гарри. Она виновато понурилась и продолжила осмотр магазина, чтобы избежать поттеровских суровых нотаций, но он в скором времени отыскал её. «Ну?» Гермиона жалобно вздохнула, он поцеловал её в макушку и сказал: «Не нужны тебе эти глупости, ты и сама прекрасно знаешь». Она кивнула, благодарно улыбнулась ему и пошла к Джинни, которая засовывала пальчик в клетку с карликовыми пушистиками. На самом деле она не могла не признать изобретательности и находчивости близнецов, ведь не каждый додумался бы до такого. Они с горделивыми ухмылками восприняли её похвалу и поклонились.

— Как ваш магазин?

— О, просто отлично, — заверил Джордж. — Кстати, мы же не могли заявиться сюда без подарка, — он поискал в обоих карманах, нахмурился, осмотрел карманы курточки. — И у меня его, к слову, нет.

— Значит, у меня, — хмыкнул Фред, давая подруге возможность вздохнуть. — Держи, — встретившись с вопросительным взглядом, он пояснил: — Помнишь, мы давали Гарри порошок мгновенной тьмы? Тебе такой же. Только розовый! И вечный леденец, сластёна.

Гермиона улыбнулась. В прошлом году она составила точный график перед экзаменами и предшествующий усиленной подготовке вечер решила закончить в ванной старост, по виду больше напоминающей бассейн. Левый уголок губ то и дело тянуло вниз: часом ранее она сильно рассердилась на близнецов Уизли, и разум требовал спокойствия. Расслабиться она могла только в воде, в душ за ней обязательно бы собралась очередь из соседок по комнате, а желающих посетить ванную старост не было. Гермиона наполнила бассейн горячей водой, так как та, которая уже была набрана, показалась ей невероятно холодной. Зато пена была ароматной и с пузырьками. Медленно раздевшись, она с блаженным стоном окунулась в воду. Посидев неподвижно минут пятнадцать, она почувствовала, что в волосах запуталась записка-самолётик. Гермиона фыркнула. Но всё же прочитала: «Пена съедобная. Попробуй». Она закатила глаза и возмутилась: они её совсем за дурру держат? Хотя, может, это и не шутка вовсе, может, они так решили попросить прощения. Благорассудство или любопытство? Пожалуй, всё же любопытство. Набрав в ладошки пены, она подумала, что, как же глупо будет выглядеть, если лизнёт сейчас обычную пену. Но Сириус всегда говорил, что жизнь скучна без риска. «Уизли», — улыбнулась Гермиона. Сладкая пена по вкусу напоминала пузырьки от лимонада, причём апельсинового. Но если бы обманули, им бы пришёл конец, незамедлительный и жестокий.

— Уи-изли, — проскулила Гермиона.

— Да, мисс Грейнджер? — хором откликнулись близнецы.

— Кажется, не надо было открывать шестую бутылку сливочного пива. Голова тяжелеет.

— И с кем же так основательно отпраздновала самая правильная девушка всея Хогвартса? — усмешка, но добрая.

— Джинни, — коротко ответила она.

— Нашу сестру ты тоже споила? — возмутился Фред.

— Нет! Но я не знаю, почему она полезла к Рону целоваться, а потом убежала с твёрдым намерением найти Малфоя и сказать, что она любит его, — призналась она.

Близнецы синхронно вздохнули, Фред поближе подтянул подругу к себе. Она смотрела в их голубые глаза и почему-то думала, что они совсем не похожи на небо, а ведь во многих книгах, маггловских особенно, довольно часто употреблялось подобное сравнение. И она попыталась сравнить, но не получилось. Цвет был какой-то особенный, глубокий и описанию не поддавался. Надо же, а ей всегда удавалось найти нужные слова. Но времена меняются, мир становится труднее, и говорить почти не хочется. При длительном ожидании, страхе, напряжении нередко так случалось, а они всего лишь дети, пусть и без детства. Им это свойственно, привычно. Что ж, судьбу не выбирают. Гермиона заставила себя перевести внимание на рассказы друзей, пока они, наконец, не замолчали. Фред ещё посмеивался над последней шуткой, как вдруг наклонился к ней и легко чмокнул в губы. От неожиданности она отпрянула от него, широко распахнув глаза, и угодила прямо в объятия Джорджа.

— Ну, тише, — рассмеялся он. — Не бойся, Гарри не расскажем.

— З-зачем? — пролепетала она, глядя на улыбающегося Фреда, на лице которого не было и тени вины.

— Прости, не удержался.

Гермиона вздрогнула, освободилась из плотного кольца рук и пробормотала что-то по поводу того, что ей лучше уйти, и ещё услышала, что Джордж шутливо упрекнул брата в том, что тот прогнал её. Приближаясь к гостиной факультета, она чувствовала, что всхлипы рвутся наружу. Её подташнивало: может, потому, что только произошло, или, может, из-за чрезмерного количества алкоголя в организме, хотя вела она себя абсолютно адекватно. Руки отчего-то дрожали, к горлу подступил ком. Она молилась, чтобы в гостиной никого не было, и так и оказалось. Однако, практически дойдя до спален, она столкнулась с кем-то, идущим, наоборот, в комнату.

— Гарри, — прошептала Гермиона, пряча лицо у него на груди и широко открывая глаза от ужаса.

— Ты откуда так поздно, Герм? — мягко упрекнул он. — Что, изменяла? — в изумрудных глазах заплясали искорки, но она так задрожала, что он погладил её по голове и спросил: — Эй, ну что такое случилось? Поведай мне.

— Прости...

— Что? — переспросил Поттер.

— Прости, прости меня. Пожалуйста. Только не сердись.

— Да за что? — удивился он, беря её лицо в ладони.

— За то, что я так много выпила и только что без спросу шаталась по замку, — на одном дыхании, торопливо призналась она, зная, что не сможет сказать всю правду.

Гарри тихо рассмеялся. Он подвёл её к дивану, сел и усадил её к себе на колени. Его пальцы ласково скользили по её волосам, плечам, талии, ведь так легче всего было её успокоить. Она опустила плечи, вздохнула и слабо улыбнулась. Он к слову добавил, что она вовсе не обязана спрашивать у него разрешения сделать что-то или ходить куда-либо ночью, хоть и предпочитал, чтобы последнего не случалось. Гарри заботился о ней, оберегал, ухаживал, защищал. Она отдавалась этой нежности и переставала бояться рядом с ним, и он чувствовал эту благодарность, волнами исходящую от неё. Для него она была слишком хрупкой для того, чтобы сражаться, но она не раз доказывала обратное. Порой он со стонами клялся, что, если бы не она, он давно бы уже наблюдал за миром с неба. Она смеялась, а щёки её покрывались смущённым румянцем. Шоколадные глаза вдруг посмотрели ему в душу, и он довольно улыбнулся. Так же, как и одна однажды, когда он всё же осмелился назвать её своей. Гарри наклонился к её ушку и замурлыкал какую-то песенку, чтобы убаюкать её. Но спать она совсем не хотела, продолжая смотреть на него.

— Хорошо. Хорошо, что ты хочешь? — сдался он.

— Ничего я не хочу, — она обиженно надула губки.

— А я хочу, — мигом передумал Гарри и поцеловал её.

Совсем по-другому, так, что тепло разлилось по каждой клеточке её продрогшего тела. С ним было хорошо, к нему хотелось прижиматься, с ним хотелось быть. Гермиона никогда бы не подумала, что всё это достанется ей, что Избранный будет хотеть быть только с ней. Но он хотел, и она хотела. Зато их желания совпадали.

Гермиона на цыпочках пробралась на кухоньку, взяла в руки последнее яблоко и с сожалением вздохнула. Где-то лежал ножик с резной ручкой, который она прихватила из дома номер 12 на площади Гриммо. От усталости руки немного дрожали, и вскоре на пальце красовалась царапина, на которую пришлось налепить цветной пластырь с овечками — глупая шутка Гарри, якобы «чтобы разбавить серость красками». Снаружи послышался звук, похожий на храп, и ей, было, подумалось проверить спящего на посту Рона. Тихонько она направилась к выходу через место, где располагались кровати.

— Эй, — окликнули сонным хриплым шёпотом.

— Гарри? Я разбудила тебя? Извини.

— Иди ко мне, — улыбнулся он, отодвигаясь к стенке.

Она опустила плечи, оглянулась на выход, но всё же послушалась. Сев на мягкую постель, она сбросила ботинки и потёрла уставшие сбитые в пути ступни. Сильные руки обвились вокруг её тела и с ласковым нажимом уложили. Гермиона повернулась к нему лицом и упёрлась ладошками ему в грудь, он хмыкнул, подтягивая её ближе.

— Не бойся, — шепнул Гарри. — У нас всё получится, скоро всё это закончится, так?

— Конечно, так. Только... знаешь, сейчас всё настолько плохо, настолько безвыходно, что даже не верится, что спереди будет свет, понимаешь меня?

— Свет у нас внутри. Я вижу твой. Я вижу свет от каждого, кто на моей стороне, кто готов биться против Пожирателей смерти. И, знаешь, так легче.

Тёплая ладонь скользнула по её щеке, и она вдруг поняла, что замёрзла, и просунула ноги под одеяло. Гарри взял её запястья, приложил к губам каждый пальчик и согрел горячим дыханием. Гермиона возмутилась, почему не холодно ему, ведь лежал он без рубашки, в одних лишь брюках. Он рассмеялся. От обнажённой кожи исходил жар, и она испугалась даже, что он заболел. Прохладная ладошка коснулась его лба, и изумрудные глаза задорно блеснули в темноте. Нет, температуры не было — абсолютно здоров. Вновь со смехом Гарри напомнил подруге выдержку из курса выживания: чтобы привыкнуть к морозу, нужно раздеться. Сентябрь в этом году погодными условиями больше напоминал январь. Гермиона недоверчиво смотрела на него, он терпеливо ждал и потом бережно помог ей избавиться от джемпера, топика и брюк. «Не смотри», — одними губами произнесла она, всем дрожащим телом прижимаясь к его. Гарри закатил глаза, но всё же накрыл их обоих одеялом, через минуту всё равно буркнув что-то о несправедливости. Гермиона зажмурилась, перебралась повыше и потянулась к его губам, но он отвернулся со словами: «Ну нет, так ты прощения не добьёшься, не надейся».

— Поттер! — простонала она, обнимая его со спины.

— Я закончил, — проворчал он, накрывая, однако, её руку своей.

Тогда она нахмурилась, приподнялась и уселась на него сверху, предварительно повернув на спину. Если сейчас войдёт Рон, она не переживёт и со стыда готова будет провалиться сквозь землю. Гарри тем временем довольно скользил взглядом по её фигурке и ласково оглаживал бёдра. Её это скорее не смутило, а немножко рассердило, потому что ему всё же удалось добиться желаемого, и она неосознанно сама ему это позволила. Гермиона насупилась и пригрозилась, что убьёт его.

— Да ну? — усмехнулся он. — И что же ты мне сделаешь?

В одно мгновение она сократила расстояние между ними, плоский животик коснулся его, и он приподнял, было, подбородок, чтобы заполучить поцелуй, но она хитро держала дистанцию. Потом она подставила тонкую шейку, но он вновь не сумел прикоснуться. Гарри разочарованно зарычал, и тогда Гермиона с улыбкой повела пальчиками по его торсу. Из груди его вырвался судорожный прерывистый выдох.

— Только не говори, что я тяжёлая.

— Не тяжёлая, но... не представляешь, как мне трудно. Помнится мне, я на пятом курсе обещал мучить тебя ожиданием и чрезмерной близостью. А ты быстро учишься. Но урок я усвоил, так что ты имеешь полное право прекратить, иначе я за себя не ручаюсь.

— Понимаешь, дело в том, что вот ты-то точно мне ничего не сделаешь, — она показала ему язычок.

Он посмотрел на неё так, будто бы она сморозила самую большую глупость на свете. Он мог всё, всё без исключения. Она увидела это у него в глазах и мигом присмирела, притихла. Гарри, ощутив её беспомощность, тут же поменял позиции, нависнув сверху. Она жалобно всхлипнула, на её лице он прочитал испуг и поспешил успокоить нежным поцелуем в шею за ушком. Взгляд стал доверчивее. Гермиона погладила его по щеке и забавно поморщилась, почувствовав подушечками пальцев колючую щетину, после чего нащупала в кармане брюк, брошенных на пол, волшебную палочку, шепнула заклятие, и щетина исчезла. Гарри наклонился и аккуратно прикусил её нижнюю губу, чтобы ни в коем случае не причинить боли. Она тихонько заскулила от нетерпения, и он с упоением впился в её губы. Гермиона робко переместила руки ему на спину.

— Никаких признаний в любви, ничего банального, как у нормальных людей? — хрипло проговорил он.

— Не знаю, готова ли, — отозвалась она, постанывая оттого, что он губами прихватил кожу у неё на ключицах.

— А я люблю тебя, — сказал Гарри. — Можешь не отвечать, не хочу давить на тебя...

— И я, — перебила Гермиона. — И я люблю тебя. Наверное, мне просто не хватало этих слов от тебя.

Ему стало теплее. Это как когда после долгой прогулки зимой ешь ложку тягучего сладкого мёда и запиваешь горячим, обжигающим горло молоком. Ощущение похожее, но всё же не то. Это намного приятнее, роднее, ближе.

— Знаешь, какой сегодня день? — спросил Гарри. — Бьюсь об заклад, ты за всей этой суетой забыла. Сейчас у нас... три часа ночи. Три часа назад наступил твой День Рождения, и в кои-то веки я поздравлю тебя не последним. Так что с праздником, Герм.

— Спасибо, — она легко чмокнула его, по-прежнему глядя на него снизу вверх, ведь он не отпустил.

Он наклонился вновь к самому её ушку и одновременно вкрадчиво и нежно прошептал:

— В июле я достиг совершеннолетия в волшебном мире, а ты сегодня — в обоих. Всё по правилам, не так ли?

— А как же Рон? — неуверенно сощурилась она.

— Судя по всему, Рон сейчас крепко спит. Эй, — он посмотрел прямо в шоколадные глаза. — Доверься мне, Гермиона.

На следующее утро Гарри проснулся в чудесном настроении, к тому же одной рукой он прижимал к себе подругу. Она тоже уже сонно жмурилась и зевала, легонько поцарапывая коготками его грудь. Хотя он подозревал, что его спина неплохо исполосована, судя по тому, как пощипывало кожу. Гермиона мило улыбалась и дрожала от утреннего холода, он целовал её в приоткрытые губы.

— Ты оденься, солнышко.

— То же самое могу сказать и тебе, Поттер, — буркнула она, осторожно присаживаясь на кровати.

— Если я для тебя снова «Поттер», Грейнджер, то я сию же секунду заставлю тебя думать иначе. Грейнджер.

— Моя фамилия — всего лишь фамилия, а твоя — это уже призвание, тебе так не кажется?

Он неопределённо фыркнул, целуя её в плечо. Она манерно вздёрнула подбородок, но глаза её выдавали. По глазам он читал все её чувства, все желания, все эмоции, все страхи, все просьбы, все упрёки. Она не могла скрыть от него ровным счётом ничего, хотя и ему было трудно утаить от неё что-либо. Слишком проницательная, слишком пытливая. Ей хотелось доверять и рассказывать то, о чём не знал никто. Она нежно обнимала, он крепко прижимал к груди. Она целовала робко, а он — настойчиво. А после она улыбалась смущённо, а он — довольно. Вроде бы абсолютно разные характеры, но только чувства у них были друг к другу одинаковые — оттого-то они и влюбились. Влюбились такой детской невинной любовью, не спеша поднимая её на новый уровень. Не было не обязательств, ни несбыточных мечтаний, ни напрасных фантазий. Всё было плавно, лаконично, постепенно. Как будто бы плывя по спокойному морскому течению, не натыкаясь на острые камни и не увязая в песочных берегах. Всё было так, как им хотелось.

— Что это ты такой весёлый, Гарри? — прищурился Рон, потирая затылок.

— Да так. Наверное, просто погода хорошая, — отозвался он, оборачиваясь и подмигивая Гермионе, которая вмиг залилась стыдливым румянцем.

Гарри едва ли не на руках носил подругу целый день, она шикала на него и не давалась в руки, но он то и дело касался губами её щёк, висков, макушки, ключиц. Один раз ему сильно досталось по рукам полотенцем, когда она пыталась соорудить им хоть какой-нибудь обед, — он в долгу не остался и хлестанул её полотенцем по мягкому месту. За что потом до вечера перед ней извинялся, вымаливая прощение. Она с ним не разговаривала и сидела у него на коленях, обиженно поджав губы. Перед ужином, когда уже достаточно стемнело, Гермиона послала мальчиков в магазин за продуктами, несмотря на то, что, в отличие от неё, денег они на кассе не оставляли. Для Гарри специально она сказала, чтобы он купил ей самое вкусное яблоко, иначе и думать может забыть о прощении. Едва проводив их, она увидела, что к ним летит сова. В их времена никто не посылал сов, ведь их так легко было перехватить. Но птица спокойно уселась на ближайшее дерево, бросила ей посылку и принялась клювом чистить перья. Гермиона и не думала даже, что получит этот ежегодный подарок, ведь сейчас никто не думал ни о чём, кроме того, как выжить и как защититься. Жёлтых маргариток было семь, она ведь должна была быть на седьмом курсе. Ленточки не было, цветочки были склеены невидимым магическим клеем или простым заклинанием. Записка была нацарапана явно в спешке, даже заклятие изменения почерка не скрывало этого. «Даже когда в мыслях одна война, не забывай помнить о свете». Снова про свет. Третий раз подряд в записке говорилось про свет. И Гарри говорил тоже. Совиная почта уже не казалась такой невозможной, если птица была отправлена из места, находящегося недалеко от пункта назначения. Хотя, про свет заикались многие, даже в газетах и на радио. Может, своеобразный штамп в одно слово, может, всеобщая глобальная надежда, так просто и понятно выраженная. Когда мальчики пришли, ни Рон, ни Гарри не спросили, откуда на столике появились жёлтые маргаритки. Поттер опустился на корточки перед ней и, выведя из раздумий, протянул сочное зелёное яблоко. Гермиона ярко улыбнулась и обняла его за шею, он рассмеялся, подхватил её на руки и покрутил, как раньше.

— Знаете, — лениво протянул Рон, развалившийся сразу на нескольких стульях и к тому же положивший руку на стол, — по-моему, не такая уж и хорошая была сегодня погода.

Гарри заговорщически улыбнулся Гермионе и ответил ему, что надеется, что на следующий день погода будет такой же.

Гермиона сидела на качелях и зарывалась босыми ногами в песок, задумчиво оглаживая лёгкую ткань платья персикового цвета и глядя вперёд на просторные луга. Ветер дул ни как раньше, ничто больше не было прежним. Пышные каштановые волосы, безжалостно обрезанные до лопаток, мягко ложились на плечи и щекотали кожу при движении. Шоколадные глаза блестели, но не так ярко, как прежде. Ей, может, и хотелось бы улыбнуться, но уголки губ ползли не вверх, а вниз, поддаваясь вихрю мыслей. В тот день в доме Лавгудов было невероятно шумно и многолюдно. Дом, к слову, был практически целиком выстроен заново после войны, но выглядел даже лучше. Полумна настояла на том, чтобы самой организовать праздник лучшей подруги, идеально совпавший с окончанием разбирательств с Пожирателями смерти в Министерстве. Трое героев Магической войны каждый день с ног падали от усталости, редко встречаясь друг с другом. Они нечасто ночевали дома, засыпая прямо на своих временных рабочих местах. Гермиона в Министерстве задерживаться не собиралась, по крайней мере, на первое время, решив поступить и окончить маггловский университет, но всё же оставила себе год на отдых. Порой у неё не было и свободной минутки — дел слишком много. Спокойной жизни без обязательств она ждала долго, больше двух месяцев, по несколько раз в день нетерпеливо поглядывая на календарь. Известность среди окружающих и восторженность в глазах надоели практически сразу, и она вновь полюбила одиночество и тишину. Раз в неделю к ней заскакивал Рон, чтобы обсудить результаты и будущие судебные дела, немногим чаще заходил Гарри. Он закрывал за собой дверь на замок, и только тогда Гермиона вздыхала с облегчением. Он понимающе улыбался, поднимал её с кресла на колёсиках и прижимал к себе, говоря, что хочет увидеть её в чём-нибудь кроме узкой официальной юбки, а лучше и вовсе без неё. Она выдавливала из себя смешок и обещала обязательно приехать к нему, когда всё это кончится. Он скептически закатывал глаза — не верил. Потом садился на её место и наблюдал, как она ходит по кабинету, собирая нужные ему бумаги, каждый раз вслух подмечая, что юбка всё же неплохо облегает её округлые формы. Она смущённо краснела, и тогда в изумрудных глазах зажигался огонёк, и Гарри прижимал её к стене, целуя. Гермиона хныкала, напоминая ему о работе, а он недовольно бурчал, что и отвлекаться им полезно. Когда судебное разбирательство требовало присутствия их обоих, они садились друг напротив друга. Поймав взгляд Поттера, Гермиона улыбалась и одними только губами шептала ему: «Я люблю тебя», пока выполняющий обязанности судьи произносил длинную вступительную речь. Гарри подзывал к себе посыльного, писал что-то на бумажке, отправлял ей, и то же самое читала и она. Один раз он не выдержал. Приехал к ней на квартиру, взмахнул волшебной палочкой, собрав все вещи в чемоданы, и трансгрессировал с ними к себе, через пару секунд вернулся за ней: перекинул её через плечо, а у себя бережно уложил на кровать и гостеприимно предложил располагаться. Добавив, естественно, что выбора у неё нет. Она кричала. Била его своими маленькими кулачками. Очень сильно кричала. Даже угрожала. Потом замолчала — обиделась. Ушла на кухню, ближе к вечеру заплакала, но он не смел к ней идти. Заснула Гермиона там же, положив голову на скрещенные на столе руки, он отнёс её к себе в спальню. Два дня она не разговаривала с ним, на третий после работы тихо присела рядом и положила голову ему на плечо. Гарри назвал её маленькой дурочкой, нежно целуя в искусанные губы, она пробормотала, что всё равно каждое первое сентября она временно меняла место жительства, только раньше был Хогвартс, а теперь — его дом. Восемнадцать дней спустя всё закончилось. Гарри купил подруге воздушное платье с глубоким вырезом, и утром они отправились к Полумне. «С Днём Рождения!» Гермиона постаралась искренне и счастливо улыбнуться. Все друзья тут. Все, кто остался. Выжил. Даже Джордж пришёл, держа под руку Анджелину Джонсон. И Драко, с которым они хорошо общались с тех пор, как Гарри оправдал его семью перед судом, и который стал работать в Министерстве. Он трогательно шептал что-то на ушко Астории, которая предпочла не возвращаться в Хогвартс и не заканчивать учёбу — Драко учил её дома. Джинни приняла иное решение, поэтому её не было. Гермиона принимала подарки и поздравления, но в глазах светилась грусть.

— Эй, — тихо позвали сзади.

Гарри обошёл её. Он улыбнулся, держа руки в карманах брюк.

— Что миссис Поттер делает здесь одна?

— Думаешь, я когда-нибудь стану миссис Поттер? — задумчиво спросила она, поднимая ножки повыше.

— Я не думаю, — ответил он, раскачивая её. — Знаю. И это будет совсем скоро, когда будешь готова.

— Знаешь, что? — прокричала она, взмывая в воздух.

— Что?

— Я люблю тебя! — рассмеялась она.

— И это я тоже знаю, ты сегодня уже много раз сказала, солнце моё!

Каштановые волосы красиво развевались при порывах ветра, следом юбка платья. Тут Гермиона смогла по-настоящему блаженно улыбнуться. Свобода. Долгожданная и желанная. Она соскочила на ходу и бросилась Гарри на шею, крепко целуя в губы. Теперь он был с ней, только её. Никаких миссий по спасению мира, ничего — только они, только он и она. Теперь можно было не думать ни о чём, кроме этих отношений, которые так много выдержали. Гарри взял её на руки и понёс к шатру, раскрытому перед домом Лавгудов специально для торжества. Гермиона спрятала лицо у него на груди и призналась, что никакой это не праздник без соответствующей атмосферы. Все радовались за неё и веселились, отдаваясь музыке, но на задворках разума у всех плотно засели воспоминания о войне и потерях. У Рона и Джорджа это было видно по глазам, заметно было, что близняшки Патил нарочно не затрагивают этой темы, а Дэннис Криви так и вовсе не говорил ничего. Война сломила всех, но все уже будто бы свыклись и так быстро научились скрывать... Все, но не она.

— Гарри... Гарри, почему... почему я не могу так, как они, как вы? Почему? — её дыхание сбилось, глаза расширились от ужаса, тело бросило в крупную дрожь. — Почему... Гарри, почему...

Он схватил её за плечи, встряхнул, как следует, чтобы пришла в себя. Подбежала Полумна и строго сказала ему отвести подругу в дом, уложить в постель и на лоб положить влажное полотенце. Гермиону сильно трясло. Полумна обещала, что всё скоро пройдёт, и он стал следовать её указаниям. Подруга и правда глубоко вздохнула и жалобно посмотрела на него.

— Ты напугала меня, — сердито буркнул Гарри.

В уголках её глаз блеснули слёзы, он усадил её на кровати и ласково обнял, прошептав:

— Ты не должна быть сильной, слышишь? Прошло то время, когда должна была. Сейчас всё по-другому. Ну, тише, постарайся не думать об этом. Ради меня.

Он бережно придерживал её, когда они возвращались обратно на улицу. Она кивнула ему, обещая, что справится сама, и села за стол, разглядывая блюда, полные еды. Шоколадные глаза украдкой метнулись к небу.

— Она не прилетит.

— Что? — переспросила Гермиона, оглядываясь.

— Сова, — слегка улыбнулся Джордж. — Сова не прилетит.

— Как ты?..

— Я вижу, что ты ждёшь её. Только... она правда не прилетит. Потому что некому её теперь отправлять.

— Что? Что, Джордж, о чём ты? Некому? Как это? Я не могу понять, что... Фред?!

Он медленно кивнул и поманил её за собой. Он шёл молча, и она не смела заговорить первой с ним. Ноги путались в высокой траве, она старалась не упасть ненароком, а Джордж невозмутимо вышагивал перед ней, одну руку запустив в карман, второй срывая особо длинные травинки, доходящие ему до пояса. Она ни разу не обернулась. В голове рождались всё новые и новые вопросы, но она молчала, потому что он не обернулся тоже. От Джорджа волнами исходило спокойствие, хоть лица и не было видно. Она не знала, чего он хотел. Она не представляла и не смела предположить. Гермиона подумала, что дома Лавгудов уже не видно, спереди вырисовывался дом Уизли. Нора. Едва дом стал чётко различимым, Джордж свернул со своего пути. Раскидистый дуб, к которому они и направились. Слишком свежие воспоминания резанули клинком по сердцу.

— Все семь лет... Это был он, — прошептал Джордж.

— Возьми меня за руку, — попросила Гермиона, чувствуя поступающие к горлу слёзы.

Он грустно улыбнулся и приобнял её за плечи, чутко понимая. Так непривычно и странно было видеть высеченное на камне имя человека, который всегда был рядом и, казалось, никогда не собирался умирать.

— Фред любил жёлтые маргаритки.

— Почему он не сказал мне ни о чём?

— Ты нравилась ему. А посылать тебе это ему тоже нравилось. Я сначала так удивился в первый раз, но потом у него это вошло в привычку.

— Как ты думаешь, он бы признался, если... если бы был... жив? — сглотнула она.

— Нет. Нет, нет, не признался бы. Каждый год присылал бы тебе маргаритки. Даже если бы ты вышла замуж за Гарри и родила от него детей. Просто во временем он стал бы считать это забавной шуткой.

Гермиона приоткрыла губы, Джордж стёр слезу, скатившуюся по её щеке. Он почему-то знал, что она его понимала, и от этого становилось легче. Она достала волшебную палочку, взмахнула ей, и по периметру аккуратными рядками выросли жёлтые маргаритки. И одна розовая. Джордж прижал подругу к себе, поцеловал в макушку и тихо поблагодарил.

— Я бы мог промолчать. Продолжить присылать тебе всё это каждый год в твой День Рождения. Но боюсь, Фреду бы это не понравилось.

— Спасибо, что рассказал мне, — вздохнула она.

* * *

— С Днём Рождения!

Гермиона обняла мужа, легко чмокнула его в губы, по очереди поцеловала в щёчку сына и двух дочерей, сияя от счастья.

— Вы правда сами всё испекли? И папа не помогал?

— Сами! — хором заявили близнецы Джеймс и Лили — копии Гарри: непослушные чёрные волосы, изумрудные глаза.

— Да, — важно подтвердила маленькая Роза, кивая.

Гарри теперь уже со спины обнял Гермиону, щекоча её ушко горячим дыханием. Она смешливо поморщилась и попыталась освободиться из плотного кольца его ласковых рук.

— Вынужден тебя разочаровать, милая, но теперь девятнадцатое сентября не только твой праздник, но и моего младшего наследника, которому сегодня исполняется ровно год!

Крошка Фред доверчиво улыбнулся родителям.