Звери (гет)

Иногда надо рассмешить людей, чтобы отвлечь их от намерения вас повесить.

Джордж Бернард Шоу

Жить сложно. Жизнь странна, причудлива и непредсказуема. Жизнь похожа на метеосводки: ждёшь одного, а происходит совершенно другое.

Эти простые, детсадовские истины мисс Эридес Эйвери узнала только, смертельно приблизившись к тридцатнику.

Она изо всех сил пыталась вести себя так, словно бы ничего и не изменилось. Ходила по магазинам, красилась, расставляла цветы по вазам. Только вот всё чаще останавливала свой выбор на закрытых и относительно скромных нарядах, и руки только вот дрожали, когда пытались вставить влажный стебель в гущу цветов и зелени.

Жить невероятно сложно.

— Глупо спрашивать, Десс, как ты провела все эти годы, — Лейстранж не спрашивал, он утверждал.

— Наверное, действительно глупо, — сквозь зубы бросила Эридес. — Очевидно, из моих уст этот вопрос будет звучать ещё глупее, — она старалась утверждать, но не смогла скрыть лёгкую неуверенность, сквозившую в голосе.

Прошло три дня с того знаменательного вечера. Но это был первый диалог, произошедший с тех пор. Разговор не клеился.

Тишину нарушали часы, они медленно отстукивали секунды, забирающие с собой минуты жизни. Эридес казалось, что это идёт отсчёт срока до её смерти. Она сидела на самом краешке мягкого креслица, заламывая пальцы и упорно рассматривая узоры на старинном ковре; напротив вальяжно расположился Лейстранж, поглаживающий палочку. Эльфы попрятались по чистым тёмным углам особняка.

Эридес очень нервничала. В любой момент, стоит матёрому Пожирателю просто дёрнуть палочкой, как она тут же будет корчиться в муках на старинном ковре, а её крики заглушат мерный стук часов. В этом была доля смысла: стук неимоверно раздражал Эридес, но Лейстранж раздражал её больше — она боялась лишний раз шевельнуться или как-то продемонстрировать своё раздражение. Сердце будто разорвалось на части и билось в пятках, в горле, в голове, ладони потели, а с губ сдирались полоски тоненькой кожицы.

Лейстранж же, по-видимому, забавлялся ситуацией, попутно отдыхая от своих дел, благодаря которым Эридес не видела его почти два дня. Его глаза внимательно разглядывали слегка дрожащее лицо Эридес, в их чёрной глубине волнами плескался сарказм, губы искривила усмешка, а вся свободная, ленивая поза говорила об общей расслабленности.

— Видно, что эти годы были для тебя приятными. Частично, — Лейстранж остановил взгляд на искусанных губах Эридес.

Эридес вздрогнула. Это "частично" затянуло в далёкий мир, который так отличался от её привычного существования среди красивых ярких платьев и воздушного шампанского. В этом мире царил мутный тягучий страх за родителей, серая нелюбовь к брату, скрытая зависть к дружным гриффиндорцам, которые так обожали при каждой возможности напомнить ей о людях, скрытых за каменными стенами Азкабана. Жених, обычно такой весёлый и солнечный, дочка тётки, сумасшедшая Беллатриса с королевскими замашками, её муж Рудик, плотный и невозмутимый — все вставали перед глазами Эридес как живые, будто и не прошло с тех пор столько каменных лет.

Частично.

Лейстранж что-то говорил, его хриплый голос с лукавыми нотками слился в один сплошной звук, без букв, без слов, без смысла. У того Басты не было этой хрипотцы, навевающей образы холодных промозглых одиночных камер без света и без свежего воздуха. У той Беллатрисы не было таких безумных глаз, слепых и яростных, а тот Рудик не упирался бессмысленным взором в пустое пространство.

Пожалуй, да, только частично.

Тик-так, тук-тук, так...

Так было. И так стало. Такие же часы тикали и двадцать лет назад, но их стук был совсем другой, звонкий, счастливый, идущий по блестящему скользкому полу полками старых оловянных солдатиков Эстюса, без рук и с облупленными мундирами.

Эридес вдруг резко захотелось схватиться за палочку и разнести эти часы Бомбардой к мерлиновой бабушке. Эридес порывисто встала, тяжело дыша и багровея. Лейстранж замолк на полуслове.

— Десс, — протянул он, — смысл было переезжать к тебе, если ты отчаянно косишь под моего братца и его прелестную жёнушку.

— Меня раздражают эти часы, — преувеличенно спокойно произнесла Эридес.

— Что? Часы? — у Лейстранжа на секунду округлились глаза, но почти тут же он расхохотался. — И поэтому ты решила взорвать их?

Эридес поняла, что крепко сжала в пальцах палочку, направляя её на злосчастные часы. Эридес покраснела и убрала палочку за спину. Раздражение на тиканье спало, но на его место вышла злость на Лейстранжа, которую невозможно было устранить ничем. Лейстранжа Бомбардой не уберёшь, мало того, что не добьёшься ничего, так ещё и схлопочешь Круциатус на свою голову.

Эридес глубоко вздохнула, распрямила плечи и, извинившись, вышла вон из комнаты.

* * *

Пушистые котята печально опустили плюшевые головы, мягкие змеи грустно улыбались беззубыми ртами, а у совят меланхолично блестели глаза. Тёплый зеленоватый свет бросал блики на персиковые обои и на гобелены, на которых, казалось, оживали нежные единороги, покачивающие серебристыми рогами среди тонких изящных цветов. Кремовые шторы не пропускали в комнату призрачное освещение лондонской улицы, и хотелось думать, что они смогут воспрепятствовать и туману. Эридес читала письмо от Джона.

Он дико извинялся, мучительно ругал самого себя и мимоходом спрашивал о Мэйсон. Эридес морщилась и решительно отказала бывшему другу в ответном послании. Хелен так и не пришла в себя, а сильный голос Фила больше не разрывал сонный воздух особняка Эйвери. Всё кончено.

Котята смотрели на Эридес очень понимающе и сочувственно.

— Нет, это всё твои глупости! — пухленькая девочка со смешливыми губами с самым серьёзным видом качала головой.

— Отчего же? Подумай сама, ведь в этом есть смысл, — другая девочка, с пышными тёмными волосами, из всех сил, и мимикой, и жестами, пыталась уговорить подругу.

— Фил, а что ты думаешь?

Красивый тонкий мальчик пожал хрупким плечом.

— Он умный. Если что, сможет помочь.

— Его так жалко! Он же совсем один! — пышноволосая сердобольно всплеснула руками.

— Ла-адно, так уж и быть, — сдалась пухлюшка.

— Ура! Решено! Джон Джонсон — наш друг!

Эридес вздохнула и запустила руки в кудри. Они приняли его, фактического изгоя, полукровку, к себе, в свою компанию... А Фил уже тогда выгоду везде искал... А бедная Хелен, несчастная, бархатноглазая Хелен...

Где-то внизу утробно пробило двенадцать. Эридес отложила письмо и встала из-за стола, зевая и потягиваясь. Переодеться — и спать.

Внизу послышался глухой хлопок, входная дверь с грохотом раскрылась.

Эридес уронила сияющую заколку для волос, мгновенно потускневшую до черноты. Только отдохнула, только пришла в себя, только забрезжила слабая надежда, что больше он не вернётся...

Нет. Это слишком жирно для мисс Эридес Эйвери.

Эридес отвернулась от двери и продолжила переодеваться.

— Десс! Выходи — поиграем!

Эридес поморщилась.

— Десс!

Шёлковый халат, палочка и суровый взгляд без тени страха. Неспешным шагом до угла, поворот, коридор, вот и лестница.

Внизу неё вечный Лейстранж, оперевшийся сапогом о нижнюю ступень, как всегда с наглой ухмылкой и чёрным ледяным взором. Но всё же явно очень уставший и немного потрёпанный. Сбоку от него дрожавшая в нервном припадке Ханни.

Полотно "Не ждали".

— Ты не скучала, Десс? — сузил глаза.

Эридес и не думала спускаться вниз и заключать в объятия блудного женишка.

— Не очень. Где виски, спросите у Ханни, — Эрилес собралась возвращаться к себе.

— Где виски, я выясню сам, без Ханни.

Эридес фыркнула. Неудивительно, если оно вообще уже закончилось.

— Отчего же ты, Десс, не спрашиваешь у дорогого жениха, где он пропадал почти неделю?

— Ваша личная жизнь, пьянки и работа, — Эридес вернула Лейстранжу его сарказм, — мистер Лейстранж, меня совершенно не интересуют.

— А жаль, это очень интересно, настоящая энциклопедия жизни. Не всем же цветы по вазам расставлять. Моя жизнь очень разнообразна, Десс.

Эридес вскинула подбородок и развернулась, чтобы наконец-то уйти.

— Например, сегодня мы брали Министерство.

Эридес споткнулась на ровном месте и замерла, как жертва, почувствовавшая угрозу.

— Брали?

— Да, Десс. Этот Скримджер — редкая заноза в... Не суть важно. Мелкая, но очень надоедливая.

— Его убрали? — догадалась Эридес. — Кто теперь?

— Пий Тикнесс. Мальсибер постарался на славу.

Мальсибер... Неприятный приятель Эстюса. Он как-то приезжал к ним. После случая с одним эльфом мистер Эйвери отказался больше принимать его у себя дома.

Эридес вернулась назад и даже спустилась на автомате на несколько ступенек вниз. Она пыталась уловить что-то в лице Лейстранжа, но он только с интересом разглядывал изгибы её тела под шёлковых халатом в крупных цветах.

— Я... Это... Но как же... Ведь там авроры... — растерянно пробормотала Эридес.

— Что ты там бормочешь? Авроры? — Лейстранж оторвался от созерцания ног Эридес и кивнул на палочку в своих руках. — Авроры — это не проблема.

Эридес стало противно. Холодный жёсткий мужчина с красивым профилем, освещённым тусклыми свечами, сказал, что авроры — это не проблема. Ей показалось, что под причудливым светом на поверхности палочки словно бы проступила кровь, растеклась по тонким пальцам и полилась каплями на пол. Это не проблема. Всё чётко и запредельно ясно.

Конечно. Она как-то глупо забыла об этом. Люди вообще склонны забывать всё, что причиняет им неудобство, так легче жить. Конечно. Ведь это — Пожиратели. Пожиратели смерти. Они питаются смертью, а вернее отниманием жизни, как дементоры питаются счастливыми воспоминаниями.

Дементоры у власти. Долго мы ехали-ехали и приехали. Теперь магами управляют дементоры в человеческом обличии. Те в серых плащах и с гнилыми руками; эти — в глухом чёрном и пальцы у них музыкальные. Но все они убийцы. И сегодня вступили в бой с теми, кто обозначает собой восход, возрождение, свет, саму жизнь, с серьёзными волшебниками с уставшими глазами.

Не скоро она увидит своих родителей.

Эридес захотелось расплакаться, но вытекла лишь одна крупная слеза, влажно побежавшая по веснушчатой щеке.

Совсем не скоро.

Эридес прерывисто втянула воздух и, скривившись, выдавила из себя:

— Спокойной ночи, мистер Лейстранж.

И она не была уверена, что ей только послышался негромкий смех, донёсшийся с подножия лестницы.

Хочешь жить — умей вертеться.

Так Эридес когда-то говорила на уроках зельеварения. У неё не шёл этот предмет, никогда не получалось запомнить все формулы, законы и составы. В итоге Эридес сдувала всё с крошечных листков, исписанных бисерным почерком. Какому магу-учителю может прийти в голову, что юная аристократка-слизеринка пользуется магловским методом списывания?..

Вот и сейчас.

Как бы не шли у неё отношения с Лейстранжем, но сейчас, когда он вместе со своими "сослуживцами" стал реальной властью, придётся как-то вертеться. Отец писал ей, чтобы она "не ссорилась и не пререкалась" и старалась быть с "гостем" повежливее. Пора исполнить отцовский наказ.

Говорите "спасибо" своему недругу: только лишь самый жестокий и бездушный не почувствует необходимость вести себя чуть менее по-свински.

* * *

Август. Как раньше Эридес ненавидела его!..

Сидела и отсчитывала дни до того дня, когда родители забросят её в поезд вместе с тяжеленным чемоданом и совой. Когда они с Хелен будут тащить свои чемоданы по узким коридорам, обливаясь потом и наезжая на пятки окружающим, пока не наткнутся на кого-нибудь из Слизерина, кто поможет донести поклажу. До тех безумно длинных месяцев, наполненных преимущественно ненужной и уж точно целиком занудной учёбой, мерзким и глупым, но неимоверно сложным зельеварением, периодическими моральными пинками со стороны красной оравы и письмами, письмами, письмами... Отсчитывала день за днём.

Приближалась неизбежная, как смерть, школа...

Как же ненавидела Эридес август! Этот месяц постоянного ожидания, нависшего над душой словно грозовая туча.

Потом школа закончилась.

Август перестал восприниматься столь болезненно. Но чувство, какое-то гадкое, тоскливое, оставалось в глубине души. И не зря. Август — мерзкий месяц.

— У тебя такой бледный вид, Десс. Чего же так? Ведь лето же на дворе!

Ага. Лето. Как же. Отвратительно туманный август.

— Читаешь газеты? Там всё равно никогда правду не скажут. Вот есть там, что мугродье после Комиссии будет лишаться палочки и всякой возможности заработка? А некоторых посадят в Азкабан?

И что? Азкабан уже не тот. Все дементоры тут, вокруг. В удушливом августовском мареве.

— В Лондоне как-то очень дождливо.

Он смеётся или просто издевается?..

— Не помню такого. Льёт как из ведра.

— Это Лондон! Здесь всегда дождливо!

Истеричных ноток в голосе не избежать.

Это же август. Август 1997 года.