Quenta Silmarillion Thauronis (гет)

В мастерских Гвайт-и-Мирдайн Майрон чувствовал себя так, будто снова оказался в кузнях Аулэ. Нет! Даже ещё лучше! Ведь тут не было ни владыки земной тверди, ни вредного, вечно сердитого Курумо. Что хочешь, то и делай.

Но, самое главное, его наконец-то поняли! Пусть не сразу, пусть на это ушли годы, но король Келебримбор всё же проникся идеей единения эльфов, людей и гномов во имя улучшения жизни в Средиземье и достижения мира. Правда, про орков майа пока что не заикался, но когда-нибудь дойдёт и до этого.

Иногда владыка Мордора всё же превращался в птицу и втайне от эльфов посещал своё оставленное государство. Жители Чёрной Страны даже и не думали его забывать, продолжая возводить огромную устрашающую башню. Возвращение божества воспринималось ими как самый настоящий праздник, а очередной уход перерастал в трагедию. Иногда Майрону казалось, что фанатизм людей и орков наоборот усилился. Одно дело — жить среди них постоянно и превратиться в обыденность, другое дело — являться лишь изредка, заставляя истово молиться о следующем пришествии. Хорошо хоть, не дошло до жертвоприношений. Наверное, с подобным нужно было как-то бороться, но заставить себя возвратиться в Мордор насовсем кузнец так и не смог. Потому что в далёком Эрегионе у него началась совершенно иная жизнь.

Отношения с Келебримбором складывались просто замечательно. И всё же с одним источником неприязни Майрон столкнулся даже здесь. А источником этим оказалась уже знакомая ему родственница короля — Галадриэль. Гордая эльфийка регулярно демонстрировала своё недоверие, да вдобавок постоянно строчила письма в Линдон, сообщая Гил-Гэладу о каждом шаге подозрительного айну.

— Не припомню, чтобы я вас видела в Валиноре, — как бы невзначай заявила она ещё при первой их встрече на приёме у Келебримбора.

— Вы были знакомы со всеми айнур Валинора? — усмехнулся в ответ майа. — Наверное, я слишком редко вылезал из кузней Аулэ.

— Мой народ был очень дружен с Аулэ, — пояснила Галадриэль. — И я знала многих его служителей.

— Значит, нам не повезло разминуться. Но, насколько я помню, однажды мы всё-таки сталкивались, — Майрон снова заулыбался. — Это было в лагере войск Амана после поражения Моргота. Вы выходили из шатра Эонвэ и случайно задели меня плечом.

Лицо женщины тут же вспыхнуло, а со стороны окружающих эльфов послышались лёгкие смешки. Того мужчину, в которого она ненароком врезалась, Галадриэль, естественно, не разглядела, но напоминание об отвратительном разговоре с командующим валинорским войском не вызывало у неё ничего, кроме гнева.

— Полагаю, вы всё же его вспомнили, госпожа? — с учтивой улыбкой поинтересовался король Келебримбор.

— Я признаю, что такой случай действительно имел место, — нехотя ответила эльфийка. — Но я не видела того, кого случайно задела.

— Очень хорошо, — довольно кивнул правитель Эрегиона. — Потому что необоснованно объявить нашего гостя слугой Врага было бы крайне невежливо. Я рад, что данный вопрос успешно разрешился.

Все присутствующие снова стали улыбаться. Все, за исключением самой эльфийки. Судя по всему, с её точки зрения, до разрешения вопроса было ещё очень и очень далеко.

Шли годы, а кузнецы Эрегиона продолжали постигать всевозможные секреты своего ремесла. Поначалу они напоминали Майрону маленьких любопытных детей, восторженно наблюдавших за каждым его движением. Но за детством рано или поздно наступает зрелость. В конце концов мастерство эльфов достигло совершенства, а секретов становилось всё меньше и меньше.

Нередко в мастерские Гвайт-и-Мирдайн заявлялись и гномы. Подгорный народ не уступал своим соседям в навыках ковки, но заметно проигрывал в зачаровании созданных предметов. Получение особого металла — итильдина и нанесение с его помощью магических рун шло у майа отдельным предметом для изучения, который Келебримбор отлично усвоил. Узнав о чудесном металле, известный мастер из Кхазад-Дума Нарви обратился к королю Эрегиона с просьбой зачаровать ворота, ведущие в гномье царство.

Выполненную работу Майрон проверил лично. Руны на огромной двери вспыхивали, как и положено, только в свете луны и только после произнесения особых слов. Единственное, что его смутило, это странный пароль, выбранный для её открывания.

— Просто сказать «друг»? — удивился дух гармонии и порядка, прочитав светящиеся надписи. — Но зачем вы написали пароль прямо на воротах? Ведь кто угодно сможет его прочесть и назваться другом!

— Ни один орк или тролль не знает, как заставить светиться подобные надписи, — возразил король Эрегиона. — И тем более никто из них не владеет эльфийским языком. Руны смогут увидеть и использовать только посвящённые в это искусство, то есть мы, эльфы и гномы.

— Что ж, вам виднее, — с сомнением признал майа. — Остаётся лишь надеяться, что эта гора не превратится однажды в проходной двор.

История с воротами укрепила дружбу эльфов и гномов ещё больше. Вот только Келебримбору постоянно хотелось чего-то нового. И мысли в его голову приходили иногда самые странные.

— Скажи мне, Аннатар, — обратился однажды король Эрегиона к своему учителю, оставшись с ним в кузнице наедине, — ты ведь говорил, что ты — дух гармонии и порядка?

— Так и есть, — подтвердил Майрон. — А что?

— Мне просто интересно… — эльф явно не знал, с чего начать. — А нельзя ли… этот порядок немного изменить?

— Изменить?

— Ну, да… Чтобы всем стало от этого лучше.

Увы, но в глазах майа вспыхнуло лишь недоумение.

— Порядок на то и порядок, что его изменять нельзя, — нравоучительно пояснил он. — Иначе это будет уже не порядок, а хаос. И потом, сам подумай, зачем же его менять? Ведь всемогущий Эру уже всё рассчитал. Он так и хотел, чтобы всем жилось хорошо. Любое изменение — есть искажение его замыслов. Порядок нужно не изменять, а защищать. Восстановить после всех тех искажений, что внёс в него Моргот.

— Но возьмём, к примеру, людей, — всё ещё не сдавался эльф. — Эти несчастные существа живут совсем недолго, и Моргот тут совершенно не при чём. Они неспособны за столь короткую жизнь познать всю красоту Арды и тайны мироздания. Они не видят и половины того, что видим мы — эльфы. А как же гномы? Неужели они обречены зарываться под землю всё глубже и глубже в поисках залежей металлов и драгоценных камней? Ведь найденные ими жилы постоянно истощаются. Многие из гномов ненавидят вылезать на поверхность, а про небо и слышать не желают! Неужели это справедливо? Разве не должны мы помочь этим народам? Разве не об этом ты говорил, когда призывал с ними дружить?

— Ты немного не понимаешь, — ответил ему Майрон. — Поверь, и люди, и гномы способны постигать красоту этого мира не хуже, чем вы. Но делают это по-своему. И чтобы познать все необходимые для их жизни тайны мироздания, им вовсе не нужно жить целую вечность. Под дружбой и помощью я подразумевал лишь установление мира в Средиземье и улучшение их и вашего быта. Едва ли ты сделаешь их счастливыми, заставив жить вечно.

Король Эрегиона заметно погрустнел. Он хорошо помнил прекрасный Валинор, но за все эти годы как-то успел подзабыть нудные нравоучения его обитателей. То нельзя, это нельзя. Сколько эльфы ни общались с людьми, смертные всегда им завидовали. И всегда хотели тоже жить вечно и так же познать красоту данного мира. Смерть воспринималась ими как истинное несчастье. А эти айнур только и твердят — мол, поверь, им так лучше. Да чем лучше-то?

А гномы? Конечно, если всю жизнь прожить под землёй, то и зелёная трава, и ясное солнышко покажутся немилы. Просто они привыкли к другому. Но если бы гномы могли как-то видеть руду и драгоценные камни сквозь скалы? Им не надо было бы рыть все эти безумные норы, не зная, есть там полезные ископаемые или нет. Это в корне облегчило бы жизнь маленького народца. И тогда у гномов нашлось бы время на что-то ещё.

И всё же король Эрегиона признавал, что главным было не это. Заботясь о чужих народах, он, естественно, не забывал и о своём. Более того, думал о нём в первую очередь. Да, эльфы, гномы и люди вполне могли жить мирно. Да, они могли настроить самых распрекрасных городов, ничем не уступающих Валинору. Камни те же, деревья те же. Строй себе да строй. Но ведь всё это со временем разрушалось. Камни рассыпались, дерево сгнивало. И раз за разом приходилось всё перестраивать.

А ведь была ещё и смена времён года. За один Аманский природный цикл в Средиземье проходило целых десять. Стоило обрадоваться первым весенним цветам, как они тут же увядали, и наступала осень. Местные эльфы не знали ничего другого и как-то привыкли. Келебримбору казалось, что однажды свыкнется и он. Но потом к нему обратилась Галадриэль. Постоянное увядание листьев и цветов сильно её печалило. Грусть в глазах этой прекрасной женщины никак не выходила из головы короля Эрегиона, и с тех пор эльф только и думал о том, чем бы её утешить.

— Хорошо, — с лёгкой усмешкой вздохнул Келебримбор. — Я понял. Наверное, ты действительно не можешь поменять существующий порядок. А если мы его защитим, то всем станет лучше. Значит, займёмся устройством нашего быта.

Майрон довольно закивал. Как приятно, когда твои ученики настолько понятливые, и им не нужно часами объяснять элементарные вещи. Те же люди и орки из Мордора про вечную жизнь так и не поняли. Кое-кто даже решил, что Создатель — какой-то коварный злодей, специально обрёкший человечество на мучительную смерть. А его самого начали чуть ли не противопоставлять Эру. В итоге пришлось в очередной раз громко на них гавкнуть яко волк.

Распрощавшись с учителем, Келебримбор отправился в свой дворец. Если бы он мог, то сидел бы в мастерских Гвайт-и-Мирдайн круглый день. Но корона обязывала иногда сидеть ещё и на троне. Главное, что теперь эльф действительно понял. Понял, что если уж изменять порядок, то делать это придётся втайне. И прежде всего, втайне от упрямого айну. Осталось лишь вызнать у Аннатара, как именно это делается.

Конечно, тот факт, что король Эрегиона чем-то расстроен, Майрон обнаружил быстро. Келебримбор стал непривычно задумчивым и слишком рассеянным. Иной раз он не слышал, что ему говорят, а однажды и вовсе умудрился обжечь палец раскалённым металлом. Но о причинах такого поведения правитель Мордора не знал. Кто их разберёт, этих эльфов, от чего они расстраиваются?

Тем не менее, королевская хандра продолжалась, и это всё же заставило майа внимательно к нему присмотреться. Живёт один. Семьи нет. С друзьями тоже напряг. Нет даже жены. Быть может, всё дело именно в этом? Многие Эрухини имели склонность грустить от одиночества. Вот если бы этот эльф в кого-нибудь влюбился! Пожалуй, стоило присмотреться к окружающим и подыскать ему подходящую пару!

Впрочем, сегодня кузнецу было не до Келебримбора. А всё потому, что к этой вредной эльфийке, Галадриэль, опять приехал герольд Гил-Гэлада и её дальний родич по совместительству, Элронд. Как бы они не удумали какую-нибудь гадость?

Сама хозяйка дома, её муж Келеборн и заявившийся к ним гость сидели на просторной открытой веранде, совершенно не обращая внимания на укрывшуюся в ветвях огромного дерева маленькую оранжевую птичку. Но их разговор не содержал ничего интересного, вызывая одно лишь желание — поспать. Точнее, сначала поесть, а потом поспать. Ведь перед эльфами стоял изысканный стол, украшенный лёгкими закусками и вином.

— Как там поживает король Гил-Гэлад? — спрашивала эльфийка у Элронда, косящегося на бутерброды откровенно голодным взглядом.

— Всё также, госпожа, — ответил тот. — Пытается расширить торговлю с Нуменором и продать людям наше вино.

— А в личном плане? — с тонкой улыбкой полюбопытствовала Галадриэль. — Быть может, он наконец-то нашёл себе невесту?

— Нет, госпожа, — с сожалением сообщил ей Элронд. — Пока что не нашёл.

— Очень хорошо… — видимо сообразив, что сказала нечто лишнее, эльфийка запнулась. — Я имею в виду, хорошо, что в Линдоне всё спокойно. Быть может, стоит отправить туда Келебриан? Пускай немного развлечётся. Думаю, ей будет это полезно.

Но в разговор неожиданно вмешался Келеборн.

— Только не сейчас, — вставил он. — Ведь я уже пообещал королю Амдиру, что мы посетим Линдоринанд. А туда, глядишь, и Орофер с Трандуилом подъедут.

— Ох уж мне эта твоя родня, — недовольно проворчала Галадриэль. — Будто я не знаю, чего они добиваются! Лесные короли хотят только одного — заполучить нашу дочь!

— Поверь, моя родня ни капли не хуже твоей, — с упрёком возразил её муж. — А в чём-то даже и лучше. И если никто из твоей родни до сих пор так и не проявил к нашей дочери никакого интереса, то почему бы не поискать счастья там?

— Только не говори, что ты им помогаешь! — ахнула эльфийка. — Наша дочь может жить в цивилизованном государстве, а ты хочешь отправить её в какую-то чащобу! Элронд! Хоть ты ему скажи!

Но герольд короля Гил-Гэлада лишь смущённо покраснел.

— Простите, госпожа. Похоже, что я единственный прихожусь роднёй и вам, и вашему мужу. Разве я могу занимать чью-то сторону?

— О, нет… И ты туда же, — буркнула Галадриэль. — Ладно. Поездку Келебриан в Линдон пока отложим. Но не надейтесь, что я об этом забуду! В таком случае, Элронд, передавай Эрейниону наши самые лучшие пожелания. Скажи, что у нас тоже всё хорошо, и даже этот подозрительный айну пока не совершил ничего отвратительного. Я напекла лембаса и хочу попросить тебя отвезти королю мой дар.

— Я непременно всё передам, — пообещал её гость, явно собравшись уходить.

— А что же ты не поел? — вдруг спохватилась женщина. — За разговорами я чуть не забыла о самом главном! Сейчас же ешь, а я посмотрю, как там лембас. Дочь пообещала сложить его в подходящую корзинку.

Поднявшись из-за стола, хозяйка дома удалилась, после чего Элронд всё-таки добрался до бутербродов, а довольный Келеборн принялся разливать вино. Похоже, подслушивать их разговор дальше не было никакого смысла.

Маленькая оранжевая птичка вспорхнула с ветки. Вот теперь Майрон точно определил, что есть хочется гораздо сильнее, чем спать. Ведь даже такое крохотное воплощение время от времени нужно было чем-то кормить. А питаться жучками и зёрнышками уж больно не хотелось.

Как там сказала эльфийка? Лембас? Про эти странные хлебцы майа слышал неоднократно, но никогда ещё их не пробовал. И едва ли Галадриэль когда-нибудь одарит его подобным подарком. Говорят, что хлебцы очень вкусны и чрезвычайно питательны. Вот бы попробовать хотя бы один кусочек…

Майрон даже успел отругать себя за столь глупую мысль, но, облетая эльфийский дом, вдруг заметил открытое настежь окно, из которого доносился звон посуды. Неужели кухня?

Усевшись на подоконник, птичка осторожно высунула голову из-за оконной рамы и воровато огляделась. Действительно, кухня. Две эльфийки стояли у печи и болтали. Ещё одна мыла посуду. А на широкой тумбе совсем недалеко от окна стояла корзина, наполненная зелёными свёртками.

Убедившись, что все три женщины заняты своим делом, Майрон быстро перелетел на корзинку и принялся ворошить древесные листья, в которые были завёрнуты те самые хлебцы. Наверное, воровать нехорошо. Но ведь он вовсе не ворует. Просто отщипнёт одну маленькую крошечку. Да много ли птичке надо?

Как ни странно, но слухи не врали. Лембас и впрямь оказался безумно вкусным. Склевав сладенькую крошечку, птичка принялась отковыривать вторую, побольше, и совершенно позабыла о бдительности. А напрасно. Потому что в самый неподходящий момент рядом с корзинкой раздался звонкий девичий смех.

Майрон поднял голову, да так и застыл, прямо с оторванным кусочком хлебца в клювике. Ведь перед ним стояло настоящее чудо. Невероятно красивая девушка с искрящимися серебристыми волосами рассматривала воришку своими огромными сияющими глазищами.

А потом послышался скрип двери.

— Матушка! Посмотри, какая забавная птичка! — не переставая улыбаться, произнесла эльфийка.

В кухню зашла Галадриэль, и при виде «вора» глаза её возмущённо вспыхнули.

— Ах ты паршивка! — женщина тут же бросилась к корзинке и принялась махать руками. — Кыш! Кыш отсюда!

С трудом сообразив, что эта фраза предназначалась ему, майа вышел из оцепенения и бросился в окно, всё ещё сжимая в клюве свою добычу. Это сереброволосое чудо назвало Галадриэль матушкой? Ему не послышалось? Выходит, девушка — и есть та самая Келебриан? Ну конечно! Просто волосами она уродилась в отца!

Найдя на одном из деревьев укромное дупло, Майрон доклевал украденный кусочек лембаса и с удивлением обнаружил, что буквально объелся. Даже странно… Наверное, теперь действительно нужно поспать.

Нахохлившись и уткнувшись клювиком в перья, птичка закрыла глаза и попыталась заснуть. Но образ девушки никак не желал покидать её разум.

А всё-таки странные эти короли и принцы. Такая красавица, а они на неё даже не смотрят! Четыре идиота! И ладно ещё та троица, что живёт в других государствах, но Келебримбор-то о чём думает? Или он не видит ничего, кроме молота и наковальни?!

Келебриан… Келебримбор… Даже их имена, казалось, были созданы друг для друга. Определённо, этой проблемой стоило как следует заняться. Только вот мамаша у этой Келебриан уж больно вредная! Ей что, для птички и крошки хлеба жалко?