Наше фирменное заклинание (гет)

Зеленое пламя рассеялось, Гермиона ступила на холодную мраморную плитку Атриума. Министерство встретило ее привычным гулом, но сегодня каждый громкий звук обострял ее и без того ноющую головную боль. «В школьные годы пара бессонных ночей подряд не делали меня похожей на банши», — подумала девушка, мельком заметив свое отражение в воде центрального фонтана. Но сейчас было не время думать о темных кругах под глазами и иссиня-бледной коже, когда Рон в тяжелом состоянии лежал в госпитале святого Мунго, а преступники, сотворившие с ним это, были, возможно, еще на свободе. Гермиона прибавила шагу, обходя идущих навстречу министерских работников. Из-за угла неожиданно выпорхнула стайка служебных записок, она отмахнулась от них, чтобы пройти — и, не заметив клерка с кипой пергаментных свитков, задела его плечом. Бумаги тут же выскользнули из его рук и усыпали пол, так что девушке пришлось остановиться, чтобы не наступить на документы.

— Извините, — пробормотал юноша, хотя вовсе не был виноват в этом столкновении. Присев на корточки, он принялся собирать бумаги. Гермиона почувствовала укол вины и, вытащив палочку, призвала свитки, которые тут же сложились в ее руках аккуратной стопкой. Вручая их клерку, она вымученно улыбнулась:

— Это вы извините.

Тот смущенно покраснел, пролепетав, что всегда забывает нужное заклинание, когда нервничает. Гермионе некогда было любезничать с ним, и она собиралась дойти, наконец, до кабинета Писгуда, но юноша продолжал странно на нее смотреть, переминаясь с ноги на ногу, словно хотел еще что-то сказать.

— У вас тут… эээ… — он указал на ее голову. Прикоснувшись к взлохмаченным волосам, Гермиона почувствовала, как в них что-то трепыхается, и выудила помятую служебную записку, предназначенную в отдел магических игр и спорта. Бумажный самолетик вырвался из ее рук и, вихляя, помчался дальше по коридору.

— Спасибо, — сдержанно поблагодарила Гермиона и бросилась к лифтам, пока кто-нибудь не отвлек ее еще какими-нибудь глупостями.

Постучавшись в кабинет начальника, она даже не дождалась, пока строгий голос Арнольда произнесет привычное «войдите», и распахнула дверь. И остановилась на пороге, удивленно замерев. Перед ней в своей неизменной слегка поношенной рабочей мантии сидел Джон Долиш. А на столе рядом с цветочным горшком, полным азалий, стояли колдографии его жены и детей. Гермиона словно оказалась в прошлом, вернувшись на пару месяцев назад.

— Гермиона, — поднявшись, Долиш подошел к девушке, — не думал, что ты придешь сегодня на работу.

— Я тоже не ожидала увидеть вас здесь, Джон. Вы вернулись? — спросила она, не веря своим глазам.

— Да, — улыбнулся он. — Срок моего отстранения должен был кончиться через пару недель. Но Писгуд освободил кресло раньше, и мне позволили вернуться.

— Я рада вас видеть, Джон, — искренне сказала Гермиона и тут же забеспокоилась: — Но как же Арнольд? Его что, уволили?

— Нет, что ты, — заверил ее Долиш, — поскольку его оправдали в том деле с повреждением памяти магглов, ему предложили вернуться в свой отдел. Тем более, что через неделю глава стирателей уходит на пенсию, и Писгуд займет его место. Он уже принимает дела.

— Это прекрасная новость, — сказала девушка с улыбкой.

— Да, — согласился Джон. — Сразу двое человек смогли вернуться на свои места благодаря тебе и Теодору. Спасибо, Гермиона.

— Я затем и пришла в отдел правопорядка, чтобы добиваться справедливости для других, — ответила она. И решительно добавила: — Теперь я хочу добиться справедливости для себя. Министерству удалось поймать шайку Биста?

Вчера, когда состояние Рона стабилизировалось, и приехали его родные, сменившие Гермиону у его постели, она смогла ненадолго отлучиться в Министерство, чтобы написать заявление о нападении. И теперь пришла, чтобы узнать, есть ли какой-нибудь результат.

— Да, вчера авроры устроили на них облаву и взяли троих. Последний успел скрыться. Но его сообщники выдали все возможные места, где он может прятаться, так что это вопрос времени, — заверил ее начальник.

— Спасибо, — Гермиона облегченно вздохнула. Как только четвертого преступника поймают, можно будет снять охрану с палаты Рона.

— Тебе нужен отдых, — заботливо заметил Долиш. — Давай я провожу тебя до камина.

— Нет, — немного резковато возразила Гермиона, — у меня есть еще одно дело. — Спасибо, Джон, — смягчившись, добавила она.

Начальник с улыбкой покачал головой:

— Ты неисправима. Наверное, должен случиться апокалипсис, чтобы ты позволила себе забыть о работе, — улыбнулся он.

— Напротив, Джон, во время апокалипсиса охранять правопорядок придется в несколько раз тщательнее. И я точно не смогу остаться в стороне, — устало пошутила Гермиона.

Расставшись с руководителем, она направилась в свой кабинет и, подходя к двери, услышала громкий голос Ламберта:

— Да ладно, ты же всегда об этом мечтал. Теперь Писгуд там босс и точно примет тебя в отдел. Он же ваш должник.

И отстраненный ответ Теодора:

— Теперь я мечтаю о другом, Ламберт.

Гермиона осторожно приоткрыла дверь и вошла. Тео устремил на нее пронзительный взгляд, и она в ответ посмотрела на него, чувствуя, как все мысли улетучиваются из ее головы, оставляя только одну: как сильно она скучала, и как отчаянно хочет броситься к нему в объятия и, наконец, почувствовать себя защищенной. И тогда ей, наконец, станет спокойно.

— Жуткий видок, Гермиона, — бодрый голос Ламберта заставил ее вернуться в реальность. — Шла бы ты домой...

— А не пойти ли тебе самому… — грозно начала Гермиона, но осеклась, и продолжала уже более спокойно: — Не сходить ли тебе за кофе? Я была бы тебе очень признательна. Я действительно устала, — она опустилась на свой стул.

— Да без проблем, — подскочив, ответил Холидей. — Одна нога здесь, другая там, — весело пообещал он.

— Расщепляться при аппарации вовсе не обязательно. Оставь лучше свои ноги при себе, — пошутил Теодор.

— Да ну тебя, — хохотнул Берт. Взяв теплую мантию, он скрылся за дверью.

— Ты о чем-то хотела поговорить? — спросил Тео, сразу распознав ее намерение выставить Ламберта за дверь под первым попавшимся предлогом. — Если бы ты хотела кофе, то пришла бы в кофейню, а не на работу, не так ли?

— Я собираюсь получить разрешение на обыск поместья Забини, — перейдя сразу к делу, ответила Гермиона. — Если бы ты согласился заявить о том нападении в переулке, у меня было бы больше оснований для получения ордера.

— Я уже говорил, что не стану в этом участвовать, — пожал плечами Тео. — И могу только снова просить тебя оставить это дело. Если моя просьба что-то для тебя значит.

— Это нечестно, — запротестовала Гермиона. — Не манипулируй моими чувствами. Ты для меня много значишь, но справедливость должна быть восстановлена.

— Для меня мои чувства и привязанности важнее справедливости, — огорченно вздохнул Теодор. — В этом разница между нами.

— Мне пора идти, — поднявшись, произнесла девушка. Если Теодор не желает помочь ей, она справится со всем сама, как уже много раз справлялась раньше.

Нотт безразлично пожал плечами, и Гермиона направилась к выходу. Уже в дверях она услышала:

— Я рад, что ты не пострадала, Гермиона.

— Ты тоже будь осторожен, — сдержанно ответила она и вышла за дверь.

Соленый морской воздух наполнил легкие Гермионы. Перед тем, как аппарировать в окрестности поместья Забини, она стянула волосы в пучок, зная, какой сильный ветер в это время года на побережье. Сопровождающие ее авроры уже двинулись вперед по дорожке из мелкой гальки. При свете дня поместье выглядело совсем не так зловеще, даже наоборот — казалось уютным и светлым. Будь у нее столько денег, она и сама не отказалась бы поселиться в подобном отдаленном месте. Совсем рядом раскинулся виноградник, который они в этот раз обошли, пройдя к центральному входу через калитку. Цветы на клумбах вокруг дома пестрели яркими красками, словно осень и не наступала. Гермиона знала, что погодные заклинания были наложены только на виноградник и сад, поэтому не торопилась снимать пальто. Поднявшись по ступенькам, авроры постучали в дверь. Гермиона крепко сжала в руках ордер на обыск. Открывший дверь уже знакомый ей эльф проводил их в гостиную. Хозяйка дома появилась спустя пять минут, ознакомилась с разрешением на обыск и великодушно позволила аврорам приступить к своим обязанностям. Когда все спутники Гермионы рассредоточились по дому, и они с миссис Забини остались наедине, та снисходительно улыбнулась, удобно устраиваясь в кресле.

— Присаживайся, дорогая, — елейным голосом произнесла Онория. Изящным движением палочки женщина призвала бутылку красного вина. Садясь на диван, Гермиона обратила внимание на ее маникюр — на длинных ухоженных ноготках красовался изящный узор — и спрятала свои руки в складках мантии на коленях. У нее самой никогда не хватало времени на что-то кроме элементарного ухода за ногтями.

— Хочешь глоточек? — спросила мать Блейза, наблюдая, как бутылка по мановению ее палочки разливает вино в бокалы. — У нас лучшие виноградники в Британии. И я сама делаю вино. Это мое любимое, оно называется «Источник жизни», — с плохо скрываемой издевкой произнесла женщина.

— Нет, спасибо, — поджала губы Гермиона.

— Как знаешь. Нам еще долго придется ожидать окончания обыска. У меня, знаешь ли, очень большое поместье, — растянув губы в белозубой улыбке, ответила миссис Забини, делая глоток из своего бокала. Она откинулась в кресле, положив ногу на ногу. Гермиона заметила, что ее темная кожа все же немного светлее, чем у ее сына. А антрацитовые волосы, аккуратно уложенные в высокую прическу, она явно выпрямляла каким-то заклинанием. Но ехидная ухмылка и выражение превосходства, читающееся в слегка прищуренных карих глазах, сразу же напомнили ей Блейза. «Яблоко от яблони», — подумала Гермиона, в который раз убедившись в правоте этого утверждения. И мать, и сын, хитрые снобы, считающие себя королями мира, были одинаково ей неприятны. Из всех ее знакомых только Теодор Нотт был, как ей казалось, не похож на своего родителя. Хотя теперь Гермиона начала в этом сомневаться. Ее уже и раньше посещали сомнения в непричастности Теодора к делам Упивающихся, но она гнала их от себя, будучи безумно влюбленной. Однако сейчас, работая в отделе правопорядка и покрывая преступников, Тео показывал свою беспринципность. И это разочаровывало ее.

— Блейз рассказывал мне, насколько ты целеустремленная и смелая девушка, — снова привлекла ее внимание Онория Забини. Вина в ее бокале изрядно поубавилось, зато, видимо, прибавилось словоохотливости. — Это очень полезные в жизни качества.

Гермиона опешила, услышав это. Неужели Блейз Забини говорил о ней что-то хорошее? Или это очередная хитрость, цель которой пока была ей не ясна?

— Но скажу тебе по секрету, между нами, девочками, — продолжала хозяйка дома, — мудрость женщины состоит в том, чтобы иногда побыть глупой и слабой, позволив мужчине быть умнее и сильнее тебя. Тогда они сделают все для тебя, а не станут ждать, пока ты достигнешь всего сама. И ты будешь счастлива с таким мужчиной.

— Вы последняя, у кого я бы стала спрашивать совета о личной жизни, — огрызнулась Гермиона, памятуя о семи удавшихся, но весьма непродолжительных браках миссис Забини.

Онория звонко расхохоталась, будто только что услышала одну из шуточек Ламберта Холидея.

— А о том, что у тебя есть чувство юмора, Блейз мне не говорил, — заметила она, нахмурившись. Похоже, ей не нравилось быть объектом насмешки.

— А мне он о вас вообще ничего не говорил, — ответила Гермиона, только чтобы не оставлять за этой пренеприятной дамой последнее слово.

— Говорить о своей матери — не лучший способ произвести впечатление на девушку, — усмехнулась Онория, — и Блейз об этом знает.

Гермиона насупилась и промолчала. Она вовсе не испытывала желания обсуждать Блейза Забини и его любовные похождения. Да и вообще продолжать разговор с подозреваемой. Сейчас она ждала, что авроры вот-вот вернутся с новостями о том, что нашли лабораторию или другие улики, и она с удовольствием арестует эту надменную особу.

Но время шло, вина в бутылке становилось все меньше, а авроры все не возвращались. Настенные часы раздражающе отмеряли минуту за минутой, и часовая стрелка уже дважды шагнула вперед. Гермионе надоело сидеть сложа руки. Поднявшись, она сказала миссис Забини, что ей нужно пообщаться с аврорами, и поднялась наверх. Увидев сотрудников Министерства, рывшихся обширной библиотеке, она спросила руководителя группы, каковы их успехи, но тот лишь покачал головой.

— К сожалению, пока ничего, — доложил он.

У Гермионы внутри все похолодело. Ей и так было сложно добиться получения ордера. Одного того, что Онория Забини была близко знакома со Стивеном Лоэлотом и молодо выглядела, а его лабораторию найти не удалось, было явно недостаточно, чтобы обыскать ее дом. Но Гермионе сыграл на руку ее авторитет и то, что она была героиней войны, помогшей Гарри Поттеру победить самого темного волшебника современности. И надеясь на ее интуицию, глава отдела правопорядка выдал ей разрешение на обыск. Если ее подозрения оправдаются, то факт недостаточности оснований для выдачи ордера замнут, и у их отдела будет громкое раскрытое дело с привлечением к ответственности главы богатейшего и чистокровного семейства. Глава отдела сделает себе имя и славу. А вот если они ничего не найдут, да еще и Онория Забини вздумает пожаловаться на безосновательное вторжение в ее дом, то Гермиону явно не похвалят за те неприятности, которые могут последовать. И в следующий раз к ней уж точно не станут прислушиваться.

Закрыв дверь, девушка прошла вдоль по коридору, тщательно рассматривая все вокруг, как будто ожидала, что, подобно Выручай-комнате, из стены перед ней появится вход в тайную лабораторию Онории Забини. Но вместо этого в одном из дверных проемов она увидела Блейза, подпирающего косяк и наблюдающего за ней с такой же, как у его матери, самодовольной ухмылкой.

— Ты все-таки пришла, Грейнджер, — фыркнул он.

— Я же обещала тебе, что приду, Забини, — не осталась в долгу Гермиона.

— Теодор был о тебе лучшего мнения. А вот я не сомневался, что ты явишься сюда. Так и знал, что надо было с ним поспорить галлеонов на двадцать, — мечтательно добавил Забини, явно представляя, как в его карман попадает тяжелый мешок монет.

— Мои взаимоотношения с Теодором… какими бы они ни были, не влияют на мои профессиональные решения. И он это знает, — гордо ответила Гермиона.

— Ничего он не знает. Он просто по тебе сохнет, поэтому ведет себя, как тупой чурбан, — засмеялся Забини.

— Сам ты тупой чурбан! — не выдержала девушка и ужаснулась, что они двое сейчас ведут себя, словно школьники, спорящие на перемене, чья команда возьмет квиддичный кубок.

Блейз громко захохотал.

— Как я по этому скучал! — растянув губы в широкой улыбке, признался он.

— Мы с тобой почти не общались ни в школе, ни после выпуска. Так что не имею представления, по чему ты там скучал, — отмахнулась Гермиона. В школе они с Гарри и Роном могли столкнуться нос к носу с Малфоем, Гойлом и Крэббом, а вот Забини и Нотт всегда были сами по себе.

— Да вы, гриффиндорцы, все одинаковые, — заметил Блейз. — Одно удовольствие — сначала задирать вас, а потом смотреть, как вы доказываете свою правоту с пеной у рта.

— Не стоит со мной играть, Забини, — пресекла Гермиона его насмешку. — Я буду копать, пока не докопаюсь до истины. И ничто меня не остановит.

— Тогда купи лопату побольше, если собираешься делать это черепашьим маггловским способом, как ты делаешь это сейчас, — хитро сощурившись, парировал Блейз.

— Если ты ни в чем не хочешь признаться, я больше не стану тратить на тебя свое время, — отрезала девушка.

— Я хочу признаться в том, что ты упертая стерва, плевать хотевшая на моего ослепшего приятеля — это запишут в протокол? — захохотал Забини. Гермиона испытала сильное желание врезать ему кулаком по лицу, как она сделала это с Малфоем на третьем курсе. Но напомнила себе, что ей не тринадцать лет, и она при исполнении.

Увидев, что авроры вышли из библиотеки и направились вниз, она развернулась и пошла за ними. Туда же последовал и Блейз.

— Что-нибудь нашли, джентльмены? — поднявшись из кресла, Онория Забини обворожительно улыбнулась мужчинам и, покачивая бедрами, прошла в центр комнаты. Авроры смутились, потупив взгляд. И Гермиона вспомнила квиддичный матч между Болгарией и Ирландией, перед началом которого все мужчины на трибунах сошли с ума от вида вейл.

Руководитель группы откашлялся и продемонстрировал всем небольшой мешочек с порошком.

— Мы нашли это в нише между стеллажами в библиотеке, — сообщил он. — Если не ошибаюсь, это курительная смесь, запрещенная к хранению, — добавил он и чихнул, прикрыв рот и нос ладонью.

— В самом деле? — удивленно наморщив нос, переспросила миссис Забини, а затем повернулась к сыну: — Блейз, дорогой, ты ничего не хочешь мне сказать? — с легким укором обратилась она к нему.

Стоящий на ступенях Блейз изобразил раскаяние, но Гермиона видела, как подергиваются уголки его губ, когда он смущенно произнес:

— Извини, мам.

Эта сцена могла бы взять премию в номинации «маменькин сынок года», если бы такая премия вообще существовала. Глуповатое выражение, отразившееся на лице Забини, который уже давно вышел из возраста шалящего подростка, затмило бы даже привычную физиономию Дадли Дурсля, которую Гарри в детстве именовал не иначе как «взгляд тролля на зубную щетку».

— Вам придется заплатить штраф, — серьезно сказал аврор. — Ожидайте квитанцию с совой.

— Блейз, — протянула миссис Забини, — тебе придется заплатить штраф из прибыли твоего фонда, — ласково пожурила она сына.

— Гермиона, ты случаем не подскажешь, в каком размере исчисляется штраф за хранение запрещенных наркотических средств? — изображая искреннюю заинтересованность, задал вопрос Блейз.

— Похоже, это вещество из списка «С» и относится к малоопасным, — осматривая порошок, процедила сквозь зубы Гермиона, вспоминая декрет о правонарушениях в обороте магических субстанций. — Три сикля.

— О, — протянул Блейз, уже не сдерживая нагловатой улыбки, — я думаю, у меня найдется такая сумма.

Не в силах больше терпеть этот фарс, Гермиона вышла на улицу, кипя от гнева. Похоже, они заранее подготовили этот спектакль, и разыграли его как по нотам. А она попалась на эту удочку. Они могли бы просто спрятать все улики и замести следы, но они еще и посмеялись над ней. Вот каких людей считает своими близкими друзьями Теодор Нотт. Вот кого он защищает.

Вернувшись домой, Гермиона прямо с порога направилась в душ, чтобы смыть с себя усталость последних дней. Молли с трудом удалось уговорить ее оставить Рона под присмотром дежурившей у его постели Джинни и ненадолго покинуть госпиталь, чтобы хоть немного поспать. И как бы Гермиона ни бодрилась, в конце концов пришлось признать, что ей действительно нужен отдых.

Переодевшись в теплую пижаму, Гермиона забралась в постель. Но, даже несмотря на то, что она была сильно утомлена, сон никак не шел. Стоило ей закрыть глаза, как она видела перед собой мерзкую ухмылку бородатого нападавшего, слышала его хриплый смех, звучавший в тот момент, когда он ранил Рона. А если она пыталась отрешиться от этих мыслей, то начинала думать о Теодоре, о деле, из-за которого они поссорились, и о проклятых Забини, которым опять все сошло с рук.

Ворочаясь с боку на бок, она услышала тихий стук в дверь. Но сначала решила, что ей показалось, ведь сейчас никто не мог прийти к ней. Все ее друзья знали, что она отправилась домой, чтобы поспать, и не стали бы беспокоить ее. Тем не менее, стук повторился. Накинув тоненький халат, Гермиона подошла к двери. Приоткрыв ее на пару дюймов и выглянув через открывшийся просвет, она увидела стоящего на пороге Теодора Нотта.

Похоже, за окном разыгралась непогода — капли дождя застыли на его плечах и волосах. Гермионе захотелось поднять руку и смахнуть их, а затем обнять его. Но она напомнила себе, что они еще в ссоре, и сдержалась. К тому же, она немного опешила от того, что он пришел сюда, в эту квартиру.

— Что ты здесь делаешь? — удивленно спросила она, отходя в сторону и отворяя дверь шире, чтобы он мог пройти. — И как ты вообще узнал, где я живу?

— Каминный справочник, — криво усмехнулся Теодор, переступая порог и взъерошивая влажные волосы. — Ты отказалась от охраны авроров, а ведь один из сообщников Биста еще на свободе, — с укором произнес он, пронзая ее глубоким взглядом серых глаз, от которого внутри у нее все переворачивалось.

— Я могу за себя постоять, — ответила она, вспоминая, что некстати оставила палочку на прикроватной тумбочке.

— Ну да, конечно, — отмахнулся Тео, которого ее ответ явно не впечатлил.

— Это небезопасно — приходить сюда. К тому же, кто-то мог тебя увидеть, — упрекнула юношу Гермиона. Да, они расстались с Роном, но она не хотела, чтобы кто-то, или, самое главное, он сам подумал, что она тут же бросилась в объятия другого, наплевав на то, что он сейчас в больнице и что ему крепко досталось. Рон не заслуживал такого отношения, и Гермиона не хотела допустить, чтобы поползли ненужные слухи. Сейчас было не лучшее время для встреч. Нужно, чтобы все успокоилось. Но несмотря на это, забота Тео была ей приятна. Его появление здесь казалось глотком свежего воздуха после их бесконечных споров. Но чувство вины из-за произошедшего с Роном не позволяло ей по-настоящему порадоваться приходу Тео.

— Здесь никого нет, — ответил Теодор. — Я проверил, прежде чем подойти. И я видел, что ты вошла одна, — объяснил он. — Расскажи о нападении. Как это случилось? — он выглядел обеспокоенным и, похоже, чувствовал себя виноватым из-за того, что произошло. Хотя не должен был. Ведь от начала и до конца разобраться с Бистом была идея Гермионы. И совсем не важно, что она делала это ради него.

— Мы с Роном… — начала она, поморщившись от вновь нахлынувших болезненных воспоминаний, — мы просто шли по улице. Они окружили нас и…

— Мне жаль, — ответил он, нахмурившись.

— Я порвала с ним, Тео, — невпопад сказала Гермиона. — Мы с Роном расстались. Прямо перед тем, как они напали.

На лице Теодора отразилось облегчение.

— Если честно, я уже и не надеялся, что ты когда-нибудь сделаешь это, — слабо улыбнувшись, произнес он.

— Я всегда делаю то, что обещала, — с вызовом парировала Гермиона, — в отличие от твоих друзей, — добавила она, выплескивая накопившееся раздражение.

— Давай не будем об этом, — скривившись, попросил он. Конечно, Теодор уже знал о том, что произошло сегодня в поместье Забини. Долиш ему об этом рассказал или сам Блейз, было не важно.

— Они что-то скрывают, я в этом уверена. И они знают, что я подобралась близко к ним. Но какая разница? Я выставила себя идиоткой, и знатно повеселила семейство Забини, — горько произнесла она, вымученно улыбнувшись. Она проиграла. Ее инициатива заведомо оказалась провальной. Хотя, помоги Тео ей, может быть, у нее был бы шанс их прижать. Хоть она и не принимала его позиции, но понимала его, равно как и знала, что он человек со своим собственным видением и точкой зрения. Но в этом-то и была суть Гермионы — Тео отступил, потому что заведомо знал, что все бессмысленно, однако Гермиона была бойцом. Она шла до конца, потому что верила, что так будет правильно, и не могла мириться с несправедливостью. И она не жалела, что пыталась хоть что-то исправить и изменить, пусть даже семейство Забини до конца дней своих будет вспоминать ее неумелый обыск с хохотом за вечерним бокальчиком вина. Она верила, что перемены в мире происходят из-за таких, как она — людей, которым не все равно, которым не наплевать, из-за тех, кто готов бороться и сражаться, как бы ни были неравны силы. В эпопею с освобождением домашних эльфов тоже мало кто верил поначалу, но время все изменило.

— Я предупреждал тебя, — сочувственно произнес Теодор.

— Но ты позволил мне просто пойти туда одной, закрыв на все это глаза, — грустно подчеркнула она.

— Ты правда думаешь, что я мог тебя остановить? Ты слишком упрямая, Гермиона. Ты не прислушиваешься ни к чьему мнению. И не слышишь, что я тебе говорю, — слегка повысив голос, возразил Тео. Похоже, он тоже начал раздражаться.

— Как ты можешь утверждать, что мне безразлично твое мнение! — Гермиона не поверила своим ушам. — Я только тобой и живу в последние месяцы своей жизни. Я ради тебя разорвала отношения, сохранявшиеся со школы, — она понимала, что Теодор в чем-то прав, но обида обжигала ее изнутри. Все слишком запуталось, вышло из-под контроля. А что, если Рон не поправится или не сможет стать прежним? Она даже не хотела об этом думать, но страх липкими щупальцами опутывал ее, приводя в ужас. Она никогда не простит себя.

— Так я должен себя чувствовать польщенным? — развел руками Теодор. — Или должен быть благодарен тебе до конца своих дней? — распалившись, бросил он. — Люди встречаются и расстаются. Это обычное дело.

— Мы были вместе с седьмого курса. Это была вся моя жизнь. Для меня это не просто обычное дело. Тебе никогда этого не понять, — продолжала спорить Гермиона, сжав руки в кулаки.

— Мне не понять? Я тоже любил тебя со школы, — возразил он, и в его голосе Гермиона услышала обиду. Впервые он говорил, что любит ее, не иронизируя и не отрицая, а просто произнося эти слова вслух, словно речь шла о чем-то обыденном или незначительном.

— Такая большая любовь была, что ты сделал мои первые дни работы в отделе невыносимыми! — с вызовом ответила она.

— Ты так ничего и не поняла, — покачал головой Тео. — Я просто хотел, чтобы ты сквозь пелену своего высокомерия наконец-то заметила, что я существую!

Гермиона остолбенела — Теодор Нотт обвинял ее в безразличии.

— Я ради тебя солгала на службе. Я прикрывала тебя, защищала тебя, я пробралась ради тебя в Азкабан, обманув доверие своего лучшего друга! Я поставила на карту все ради тебя, Теодор, но ты... сделал бы ты то же самое для меня? Я не знаю ответа. Может быть, ты вообще через какое-то время уйдешь, забыв обо мне? Может быть, поэтому ты не захотел помогать мне с Забини — потому что с ним у тебя гораздо больше общего, чем у нас с тобой? — в сердцах выпалила она.

— Ах, вот как? — Теодор тяжело дышал, как будто его поразили болезненным проклятьем. — Так я непременно плохо поступлю с тобой? Это в моем духе, да? Это потому, что я выпускник Слизерина? Чистокровный сноб? Сын Упивающегося? На мне всю жизнь будет стоять клеймо подлеца, не так ли? Что бы я ни сделал?

— Нет, не поэтому. А потому, что ты дружишь с таким, как Забини, — не сдавалась Гермиона, все еще не забывшая о своем сегодняшнем позорном фиаско. — Почему? — она не могла представить, что могут хорошего сделать такие, как Забини. Вот ее друзья готовы были жизнь отдать ради нее. Вряд ли Теодор действительно знал, что такое настоящая дружба и взаимовыручка. — Они, что, заплатили твои карточные долги? Помогли достать запрещенные препараты? — предположила она, памятуя о том, что произошло сегодня.

— Не важно, — отмахнулся Тео. — Я не вижу смысла тебе что-либо доказывать сейчас, когда ты настроена так…

— О, конечно, — скривилась Гермиона. — У меня совершенно нет причин быть так настроенной.

— На тебя многое навалилось. Ты огорчена. Давай поговорим позже, когда ты будешь в норме. Пока мы еще не наговорили друг другу того, о чем будем потом жалеть, — Тео взялся за ручку двери, чтобы выйти, но Гермиона еще не все сказала.

— Я никогда не буду в норме, Теодор. Моей карьере после сегодняшнего конец. Мой лучший друг лежит в госпитале, и неизвестно, придет ли в себя. А человек, с которым я хочу быть, защищает преступников. И цепочка этих событий была запущена в тот момент, когда я впервые переступила порог нашего отдела, — надрывно произнесла она.

— Так это я во всем виноват? — непонимающе спросил Теодор.

— Я этого не говорила, — возразила она. — Но иногда я думаю, что, если бы я никогда не узнала тебя, в моей жизни не было бы стольких бед.

Сказав это, Гермиона тут же пожалела о своих словах. Они вырвались нечаянно. Но вернуть сказанное назад уже было нельзя. Теодора услышанное ранило — на его лице отразилась боль.

— Все наладится, — тихо ответил он.

— Я знаю. Жаль, что не по мановению волшебной палочки, — вздохнула Гермиона. — А ведь это было бы здорово. Мы же волшебники, почему мы не можем сделать так, чтобы все были счастливы? — спросила она, чтобы хоть как-то сгладить острый момент.

Но Теодор ничего не ответил. Он молча смотрел на нее, как будто пытался что-то прочесть на ее лице.

— Прости меня, — извиняющимся тоном произнесла она. — Я вторые сутки на ногах, и сама не понимаю, что говорю.

— Ничего, — ответил он, отводя глаза. — Тебе действительно нужно поспать, — отворив дверь, он выскользнул наружу, тихонько прикрыв ее за собой. И Гермиона еще несколько секунд стояла, глядя на гладкую деревянную поверхность, прежде чем поплелась назад в спальню.