Хроники профессора Риддла (джен)

25 февраля 1970 года

Как ни ужасно это звучит, мне все же пришлось выступить одним фронтом с Дамблдором, потому что, услышав о том, что я уже в курсе дела, старик ухватил меня под руку и поволок в сторону учительской, на все мои возражения отвечая, что так надо и что светлый директор и Темный Лорд вместе — это страшная сила.

— Перестаньте хватать меня под руку, в конце концов! — наконец не выдержал я. — Мне вовсе не улыбается, чтобы вы поделились со мной своей скандальной репутацией!

Вероятно, я не зря в свое время отрекомендовал Дамблдора Риддлу-из-дневника как рыжего и бесстыжего. Дамблдор в ответ на мое замечание вовсе не смутился и не обиделся.

— Не беспокойтесь, Риддл, вы не в моем вкусе, — нагло ответил Дамблдор, но все же отпустил мою руку. — Во-первых, вы брюнет. Во-вторых, посмотрите сами на свои волосатые лапы.

Если мне когда-нибудь случится захватить Хогвартс, насчет отмены разделения на факультеты я еще подумаю, а вот мужские душевые я точно разделю на две — для дамблдоров и для нормальных пацанов. С души воротит, когда тебя обшаривают глазами и оценивают с такой точки зрения.

Тем временем Дамблдор дошел до учительской и решительно распахнул дверь, явив моему взору наш крепкий педагогический коллектив почти в полном составе вместе с Цепешем и мадам Максим. Крепкий педагогический коллектив вкупе со своими гостями очевидным образом строил мне и Дамблдору козни, и поэтому наше появление произвело эффект, сравнимый с появлением статуи Командора.

— Мы с коллегой пришли заявить, что мы возмущены формулировкой второго задания Турнира! — провозгласил Дамблдор и прошел к столу, на котором Цепеш и Слагхорн разложили бумаги, наверняка этого задания касающиеся. — Мы полагаем, что задание в текущей форме подвергает опасности жизнь посторонних по отношению к Турниру людей и является грубым вмешательством в личную жизнь участников Турнира.

— Остается только понять, откуда вам стало известно содержание этого задания, — проворчал Слагхорн, сгребая свои бумаги у Дамблдора из-под носа.

— А подсказка в шкатулке, которую я добыл в первом туре? — нашелся Дамблдор. — Впрочем, я не хочу говорить за коллегу.

За меня, действительно, говорить не стоило, потому что подсказку Белла должна была достать из шкатулки сама и никому о ней не рассказывать. Впрочем, мы эту шкатулку, по-моему, куда-то забросили, надо бы у меня поискать.

— Я просто хотел всех проинформировать, — спокойно и как бы между прочим сказал я, — что если я в ближайшее время неожиданно куда-то исчезну, то я не смогу обеспечивать безопасность участников Турнира, как во время первого тура. А кроме того, меня тогда наверняка начнут искать несколько одноклассников, две дюжины единомышленников и полсотни учеников, и тут уж я ни за чью безопасность не поручусь.

— Вот уж не ожидал от вас, Томас, — неожиданно обиделся Слагхорн. — Либо я ослышался, либо вы мне угрожаете — мне, вашему учителю!

И тут произошло сразу несколько небывалых и неожиданных вещей, ради которых стоило даже выступить одним фронтом с Дамблдором.

Во-первых, за меня в первый раз в жизни вступился Дамблдор.

— А вы, Гораций, сами хороши! — заявил Дамблдор. — Во-первых, это вы собирались напасть на вашего, как вы сами говорите, лучшего ученика, — Слагхорн в этот момент бросил взгляд на то место, с которого, вероятно, пятнадцать минут назад исчез Флитвик, но Флитвик уже каким-то образом вернулся обратно и даже сумел сделать невинное недоумевающее лицо.

— Во-вторых, — продолжал Дамблдор, — вы собирались напасть на него втроем, что, извините меня, бесчестно. В-третьих, вы пытались втравить в эту авантюру слабую женщину...

И тут произошла вторая вещь, которую я запомню на всю жизнь. Услышав, что она «слабая женщина», Минерва вспыхнула, вскочила на ноги и назвала Дамблдора «мачистским поросенком».

26 февраля 1970 года

Все же с Дамблдором не стоит затевать никаких совместных дел, потому что от него же не отвяжешься. (Я ему еще за прошлый семестр семестровый отчет не сдал, кстати.) Вот и сегодня: ближе к ночи в мою дверь кто-то постучал, и, открыв, я с удивлением обнаружил на пороге Дамблдора.

— Здравствуйте, Риддл, — дружелюбно сказал Дамблдор. — Я хотел вам кое-что рассказать об одной шкатулке.

— Здравствуйте, Дамблдор, — ответил я и хотел предложить Дамблдору войти, когда увидел, что его глаза уставились на что-то у меня за спиной и начинают немного округляться.

Я посмотрел в направлении его взгляда и не увидел ничего замечательного. У стены, между двух этажерок с книгами, стоял диван. Рядом с диваном Белла бросила свой ранец. На диване лежала ее мантия. Черт возьми!

Я не знаю, что про меня подумал Дамблдор и какие картины растления и разврата зародились в его извращенном уме, но, к счастью, положение спасла сама Белла, появившись у меня из-за спины в приличном маггловском платье. Узнав от Долохова под Новый год о промышленной революции и реальной стоимости маггловских товаров, Белла сразу после праздников потащила меня по магазинам, и теперь в моих комнатах появился новый шкаф.

— Проходите, директор, — как ни в чем ни бывало, пригласила Белла, и Дамблдор взял себя в руки и перешагнул порог.

Белла не стала искушать своим присутствием административные чувства Дамблдора и вскоре оставила нас одних, но Дамблдор, судя по выражению его лица, уже успел задумать худое.

— А можно личный вопрос, Риддл? — осведомился Дамблдор, прихлебывая чай и вытряхивая на журнальный столик из своих карманов пакетики с лимонными дольками и зефиром. — Если бы вы были участником Турнира, кого бы вам пришлось вылавливать из озера?

Я не знаю, рассчитывал ли Дамблдор на такой эффект, но я неожиданно понял, что жизнь моя изменилась навсегда, как и предупреждал меня мой добрый Мульсибер. Отшутиться я уже не мог, потому что такими вещами не шутят.

— А как вы думаете? — огрызнулся я.

— Я не знаю, потому и спрашиваю, — ответил Дамблдор, но как-то тихо и почти извиняясь. — По крайней мере, раньше я подозревал, что некоторые обстоятельства вашего рождения исключают для вас способность к подобным чувствам.

— Вы хотели сказать «некоторые обстоятельства моего детства», — поправил я с застарелой злобой. — Честное слово, если я когда-нибудь доподлинно узнаю, что хоть кому-то известно о всех родившихся магах начиная с момента рождения, и что этот кто-то заставляет их всех ждать одиннадцать лет до приглашения в школу, кого в приюте, кого на улице...

Мне показалось, что Дамблдор хотел в эту минуту мне в чем-то покаяться, даже не успев узнать, что я пообещаю «тому, кому известно», но меня отвлек камин.

— Риддл! — позвал камин голосом Долохова. — Где ты там?

— Здесь, — ответил я, вставая и шагая к камину.

— Привет, — сказал Долохов. — Знаешь, я тут ездил в горы, видал, как лыжники прыгают с трамплина. Олимпийский вид спорта, между прочим.

— Ну?

— Так я подумал, — продолжал Долохов, по-прежнему не видя Дамблдора, который сидел на диване у стены с чашечкой чая, но, похоже, слушал нас очень внимательно. — Я подумал: вот ты, например, летать умеешь?

Поскольку я знаю Долохова с детства, ход его мысли стал мне понятен сразу, а Дамблдор на диване еще некоторое время с удивлением смотрел на то, как мы оба начали хохотать.

— Мульсибера в добровольцы, — предложил я сквозь смех, и воображение тут же нарисовало мне, как кругленький Мульсибер пыхтя надевает лыжи под смешки трибун, а потом отделяется от трамплина и улетает метров на пятьдесят за мировой рекорд, меланхолично шевеля в воздухе палками.

— Мульсибер чемпион, — подтвердил Долохов, и мы начали смеяться снова.

— Я, кстати, чего спросить хотел, — сказал Долохов, отсмеявшись. — Я тут снова в ФРГ мотался...

Краем глаза я заметил, что Дамблдор даже привстал на своем диване.

— Везу вот письмо, — продолжал Долохов, — а на словах мне стыдно сказать что велено передать...

— Что, что вам велено передать? — не выдержал Дамблдор, вскакивая с дивана и бросаясь к камину. — Риддл, выйдите, пожалуйста, на минуточку.

Вот чего у Дамблдора не отнять — это умения распоряжаться в чужой комнате. Он по крайней мере со времен моего детства такой, террорист-поджигатель.

1 марта 1970 года

Вчера я наконец еще раз пересчитал всю теорию для прибора, который мы с Долоховым построили в Тайной Комнате, и отправился в путь, намереваясь снова взять на себя опасную роль первого испытателя. Когда я уже стоял над входом в тоннель, мне почему-то захотелось вернуться и оставить Белле записку, но я прогнал эту мысль, потому что все равно бы не знал, что в этой записке написать.

В Тайной Комнате, развалившись на полу, меня ожидал василиск.

— Ну что, живой? — неожиданно дружелюбно спросил меня древний змей, у которого последнее время всегда было поганое ворчливое настроение.

— Как видишь, — ответил я и на всякий случай сотворил себе очки как у электросварщика. Говорят, что на чистокровных взгляд василиска не действует, но я и экспериментально как-то никогда не проверял, и насчет своей чистокровности никогда не обманывался.

Василиск больше ничего не изволил сказать, и я принялся за настройку генератора и ускорителя.

— Довел до ума свою шайтан-машину? — осведомился василиск десять минут спустя, когда я заканчивал работу. Разумеется, в парселтанге нет сленгового маггловского выражения «шайтан-машина», и поэтому василиск довольно смешно выговаривал что-то вроде «шашан-машиша». Долго жил по соседству с хулиганами, то есть со мной и с ребятами, вот и набрался.

— Думаю, что да, — отозвался я, докручивая ручки на панели управления.

Василиск опять замолчал, приподняв голову и покачивая ей на расстоянии нескольких метров от земли, словно в задумчивости, а я начал устанавливать сетки, на этот раз на правильное, как мне казалось, расстояние, размышляя о том, с чего вдруг василиск так заинтересовался моими делами. Характер у старика был тяжелый, и мне иногда казалось, что, несмотря на то, что я был его единственным собеседником за последние пару веков, он и терпит-то меня с трудом. По крайней мере, когда много лет назад я первый раз пришел к нему и самонадеянно заявил, что я наследник Слизерина и его повелитель, василиск желчно ответил мне, что я не наследник, а бастард, причем маггловский, поскольку наследование в благородных родах, к моему безродному сведению, происходит только по мужской линии. Я, конечно, был не особо начитанным приютским пацаном, и слово бастард понял в бытовом смысле, а потому следующие десять минут василиск приходил в чувство, и доверительные отношения у нас после этого как-то не сложились.

— Невеста у тебя отличная, — вдруг огорошил меня василиск откуда-то сверху. — Чуть на тот свет за тобой не кинулась. Антон удержал.

Признаться, мне было трудно разбирать слова, которые я до этого на парселтанге и не слышал, и потому я замедлил с ответом.

— Из тебя постепенно выходит толк, Риддл, хоть ты и безродный, — продолжал василиск после непродолжительного пустого шипения, которым он разделял свои фразы. — Слизерин тоже был той еще деревенщиной, как я понимаю теперь.

— Кто же тебя-то просветил? — наконец ввернул я, потому что меня снова начала раздражать надменность древнего змея.

— Я много читал, — коротко ответил василиск, удивляя меня все больше и больше. — Раньше был ход в библиотеку.

— Слава Богу, что сейчас нет, — злорадно ответил я — мне совсем не улыбалось, чтобы василиск встретился в библиотеке с талантливой грязнокровкой, а мне потом пришлось бы отпаивать ее мандрагорой. И то сказать, в «Прорицательскую» такое событие наверняка бы попало.

— Книг мне принеси, — прошипел василиск и опустился на пол, развернув голову к своей норе. — И побереги себя, для семейной жизни, — интересно будет посмотреть на твой род.

После того как василиск скрылся в норе, я некоторое время постоял, ошарашенный побольше, чем электрическим разрядом в прошлый раз, думая, в частности, о том, откуда василиску известно о посмертии и о том, как можно туда проникнуть, но не успел ни придумать что-либо, ни подготовиться к следующему потрясению.

— Эр-квадрат, а не эр, — сказал кто-то в моей голове. — Одиннадцатая строчка снизу. Эр-квадрат на синус, балда.

— Ты кто? — спросил я по приютской привычке, хотя, возможно, мне стоило бы сразу развернуть пергамент и найти одиннадцатую строчку, пока не забыл.

— Василиск в пальто, — ответили мне, и я узнал Риддла-из-диадемы.

— Бесплатные советы раздаешь? — заметил я, разворачивая пергамент и ожидая, что Риддл-из-диадемы сейчас заломит цену.

— Раздаю, — неожиданно признал хоркрукс. — Поправишь вывод — я тебя еще научу, как Протего за магию зацепить.

— За что зацепить?

— За магию, — язвительно отозвался хоркрукс, в который я, наверно, при создании всю свою раздражительность засадил, нетерпеливость и привычки всякие нехорошие. — Посмотри на стену вон, на каракули свои — какой ранг у тензора? Вы с Долоховым сами небось не поняли, что нарюхали.

— Что ж по-твоему, магия — это новое измерение?

— «По-моему»... — фыркнул хоркрукс, но сдержался и не нагрубил.

Хоркрукс действительно рассказал мне, как существенно усилить Протего, пользуясь моими же недавними открытиями, и опять, как ни странно, даже не упомянул о цене своих советов. Напротив, когда я переставил сетки, закрылся усовершенствованным Протего и направил на сетки палочку, хоркрукс неожиданно тепло пожелал мне удачи.

— Береги себя, создатель, — сказал мне на прощание Риддл-из-диадемы. — Сам представляешь, какой у нас шухер по сети был, когда тебя долбануло.

— Вас-то как зацепило? — поинтересовался я, потому что раньше я и не задумывался о том, почувствуют ли хоркруксы мою смерть — не люблю вообще думать на эту тему.

— Да уж зацепило, — ответил хоркрукс, — сидели, думали, с кем сейчас прощаться будем. Сам же знаешь, для возрождения мы расходный материал.

— Да брось, — легкомысленно отозвался я. — Я бы что-нибудь еще придумал. Раз уж однажды создал, значит, дальше я за вас в ответе. Даже за этого, который у меня девчонку рыжую просил.

— Ты самоотверженный человек, Риддл, — потрясенно сказал хоркрукс. — Могу сказать по себе: раньше ты таким не был. Жизнь тебя сильно изменила. Или научил кто.

Я, конечно, хотел посоветовать хоркруксу не говорить красиво, но в этот момент я услышал в тоннеле знакомые мне шаги. Хоркрукс-перестраховщик как-то сразу пропал из эфира, но я не обратил на это притворство никакого внимания.

— Передай еще, чтобы поймала по дороге крысу, — велел я хоркруксу. — Будем делать из крысы человека. Для начала одарим магией, а потом, может, еще и увеличим в размерах. И заодно научим кунг-фу.