В "Дырявом котле". В семь (гет)

Гермиона потянулась к лежащему на столе листу, медленно подняла. Как если бы сомневалась, стоило ли. Переворачивать не спешила.

Будто в руках — заключение врача. Пока не прочтёшь и не узнаешь диагноз, можешь считать, что полностью здоров. Если закрыть глаза на проблему, её будто бы и нет.

Сверху послышались шаги, и Марсела придержала Гермиону за руку. Мол, подожди, лучше все вместе посмотрим.

Вряд ли это из уважения к неизвестному, который спускался по лестнице. Скорее от страха.

Звук шагов, а кроме — почти абсолютная тишина. Будто и птицы, и «Дырявый котёл», и Косой переулок, затаив дыхание, наблюдали за происходящим. Как любопытные соседи, прильнувшие к своим окнам в попытке разглядеть, что же опять не так в Датском королевстве. И про себя позлорадствовать, что у них-то всё хорошо, беда обошла стороной.

Взметнулось рыжее пламя волос, и Джинни Уизли преодолела последнюю ступеньку. Её насторожённый взгляд тут же упал на вырванный из блокнота лист. Белый прямоугольник — их невольный вершитель судеб. Их несправедливый приговор.

— Вы смотрели? Что там? — вместо приветствия.

Даже их ссора сейчас не имела значения. Номер комнаты был важнее всего.

Посмотрев на Джинни, Гермиона с ужасом поняла, что точно знает, кого они сегодня потеряли. Очертания предметов смягчились, слегка расплываясь. Словно от внезапно приобретённой миопии.

Знакомое чувство. То же самое иногда происходило из-за мыслей о городе. Защитная реакция умноженная на магию. Когда Гермиона не хотела чего-то видеть, волшебство исполняло негласный «приказ».

Цифра четыре, написанная почерком Гермионы, была обведена красным.

Гарри.

Номер комнаты Гарри.

— Ну, что там?! — нетерпеливо воскликнула Джинни, выхватив лист из рук Гермионы. Звук рвущейся бумаги показался оглушительным в утренней тишине.

Джинни тоже что-то почувствовала. Или догадалась по выражению лица. Ведь импульсивность на грани грубости была не в её характере.

Мир закачался, закружился. Гермиона начала яростно тереть ладонями глаза. Стало так жарко, словно она находилась не в «Дырявом котле», а в жерле вулкана. Словно прямо на неё мчался жгучий поток лавы.

Сбежать бы. Но ноги будто приросли к земле. Не шли. Не слушались.

Так жарко…

Ничего подобного не происходило с того дня, как она оказалась заперта здесь. А вот раньше — регулярно. Так что же, если почаще выбираться из своей скорлупы, нырять в новое приключение с головой, то приступы прекратятся? Она снова станет нормальной? Гермиона ухватилась за эту мысль, словно за спасительную ниточку, возвращающую в реальность. Мир продолжал кружиться, звать подозрительно знакомым голосом…

Марсела трясла её за плечи. Что-то тихо, но убедительно втолковывала, заглядывала в глаза. Зря старалась: слова, словно бумеранг, отбивались о стену непонимания. Возвращались к той, что их произнесла. К девочке-маске, девочке-спокойствию. Только она могла казаться одновременно взволнованной и совершенно невозмутимой.

Перед глазами прояснялось. Позвоночник упирался в жёсткую спинку стула, ладони цеплялись за край стола. С плеч исчезли руки Марселы, которая села на соседний стул и коротко объявила:

— Джинни ушла.

Только тогда Гермиона обратила внимание на поспешные шаги на втором этаже. Хлопнула дверь. Через пару секунд ещё раз — только громче. По звукам несложно было догадаться, что увидела Джинни. А вот принять…

Утренняя свежесть холодила кожу. Придавала реальности этой совершенно невероятной, безумной ситуации. Гермиона не могла избавиться от навязчивой мысли, что осталось совсем немного — и сон закончится. Что пропал кто-то другой. Не Гарри.

Марсела вздохнула, поджала губы в выражающем сожаление жесте.

— Знаешь что?

Гермиона неуверенно помотала головой. Ей было всё равно. Зачем задавать глупые вопросы, когда так сложно осознать, что Гарри пропал? Что сегодня он не выйдет из своей комнаты. Не будет сидеть рядом, спрашивать, почему они снова поссорились с Роном…

— Пойдём выберем мне новое оружие, — и не успела Гермиона отреагировать, как её потянули на склад.

Марсела с непроницаемым выражением лица рассуждала, есть ли что-то удобнее багета, раз уж из-за чар «художника» серьёзно навредить не получится. Даже если взять тяжёлый предмет.

Можно только отвлечь, удивить.

В тот миг Гермиона была ей особенно благодарна. За отсутствие попыток успокоить, утешить. За несказанные пустые слова сочувствия. За неозвученные заверения в том, что всё будет хорошо.

Марсела говорила о сущей ерунде. Говорила так, будто вопросов поважнее сейчас не было. Будто бродить между стеллажами с продуктами в пять утра — абсолютно нормально, все так делали. Гермиона поддакивала, глубокомысленно кивала. И чувствовала себя крошечным судёнышком, которое тянул за собой огромный фрегат имени бога войны. А за ними на полной скорости мчалась пиратская флотилия «художника»…

Зажжённые свечи поделили стены и стеллажи на жителей города света и города мрака. Оставили за бортом запутавшихся, застрявших на границе. Таких, как Гермиона.

В душе поселились пустота и холод. Не верилось.

Гарри — константа.

Гарри — одна из осей координат в её жизни.

Гарри — везунчик, который выживал даже тогда, когда не оставалось сомнений, что шансов на спасение нет.

Он просто не мог исчезнуть. Это так же противоестественно, как если бы Тихий океан вдруг высох за один день, а Гольфстрим стал холодным морским течением.

— Будем нюхать кофе? — шутливо предложила Марсела, притворно пригрозив очередным багетом, как рыцарь мечом.

Гермиона покачала головой. Не хотелось ни кофе, ни чего-либо съестного. Найти бы «художника», сказать бы ему пару «ласковых»…

— Давай просто посидим.

Марсела пожала плечами. Мол, пусть так. Но их представления о «просто посидеть» явно отличались. На кухонном столе появился сок, плитка чёрного шоколада и вазочка с печеньем. В ответ на выразительно-вопросительный взгляд Марсела только мягко улыбнулась.

— Думаешь, он хочет сперва «убрать» авроров? — тихо спросила Гермиона, взяла печенье и задумчиво покрутила его в руке.

За окном просыпался Косой переулок, жадно ловил первые солнечные лучи. Сдирал, соскребал едва заметный налёт тумана. Вдыхал прохладный свежий воздух, а вместе с ним — весну. Такое красивое утро… С трудом верилось, что оно могло начаться с такой отвратительной новости.

Марсела не спешила с ответом. Её изучающий взгляд, казалось, давно проник внутрь черепной коробки Гермионы и теперь целенаправленно выискивал там что-то важное, что-то значимое.

Запах весны смешивался с запахом чёрного шоколада, как жизнерадостность и горечь, энергия для новых свершений и опыт неудач. Кухня проходила на корабль, утонувший в аромате противоречий.

— Не знаю, хочет он сперва убрать авроров или нет, — медленно произнесла Марсела, видимо, наконец приняв какое-то решение. — Почему тогда начинать с Луны?

Хороший вопрос. Очень хороший.

Гермиона и сама не видела логики. Чем «художнику» не угодила Лавгуд? Он думал, что она смогла бы его раскусить? Или совсем её не понимал, а потому не хотел связываться?

О пропаже Невилла и Гарри вроде бы никаких вопросов не возникало. Они работали в Аврорате, от них лучше было держаться подальше. Но всерьёз расследованием занимался только Рон, а не они…

— В том-то и дело, — вздохнула Марсела, правильно истолковав наступившее молчание. — Мы абсолютно не понимаем, почему он выбрал именно такую последовательность. Возможно, нам и не надо понимать. А те, кто исчез, просто оказались не в то время не в том месте. Но «художник» почему-то не покусился на нас. На тебя так и вовсе дважды. Значит, последовательность важна, — она говорила тихо, отрывисто. Будто с неохотой делилась секретом. Тем самым себя выдавала, показывала, что для неё откровенные разговоры привычными не были.

— Ты собираешься это выяснить? — уточнила Гермиона. — Сложить загадку с десятью неизвестными и разгадать?

— Есть идеи получше? — спокойно спросила Марсела, будто её совсем не задели уничижительные нотки сомнения.

Сегодняшняя ночь натолкнула Гермиону на мысль. Достаточно расплывчатую, не сформировавшуюся до конца, но, наверное, самую стоящую за всё время их пребывания в «Дырявом котле».

— Он навязал нам свою игру. Мы послушно следуем правилам и пытаемся угадать, кто он. Зачем? Допустим, кому-то удастся докопаться до правды, найти неоспоримые доказательства. Мы узнаем имя «художника». Что дальше? У него есть волшебная палочка. У нас — ничего. Он знает, как открыть дверь. Мы — нет. Даже если нам очень повезёт и мы завладеем его волшебной палочкой, то это не значит, что у нас получится отсюда выбраться.

— Хорошо. Что ты предлагаешь?

Ох, если бы она могла предложить что-то стоящее! Но, казалось, пропажа Гарри наконец мотивировала её взяться за дело со всем своим запалом.

— Достаточно, чтобы кто-то один выбрался и рассказал, что здесь происходит. Попросил о помощи, — ответила Гермиона, вспомнив о своей ночной неудаче.

— «Художник», узнав о пропаже, может «распрощаться» со всеми сразу. Спасать будет некого.

Глубокий вдох. Сейчас правота Марселы только раздражала. Гермионе нужен был человек, который бы не задавал вопросы и не просчитывал вероятности, а просто делал. Потому что она и сама принадлежала к тем, кто задаёт вопросы и просчитывает вероятности…

— Но в целом — очень здравая мысль. Хотя… — Марсела прищурилась, улыбнулась лукаво, — а не работаешь ли ты на «художника»? Ему бы понравилась твоя идея. Вот бы он обрадовался, если бы никто не пытался его вычислить.

— Забавно… — пробормотала Гермиона. Но когда Марсела вопросительно приподняла брови, ничего ей объяснять не стала, только задумчиво покачала головой.

То же самое, только немного в другой формулировке, она раньше слышала от Джинни. Так что же получалось? Марсела общалась с Джинни, и они обе подозревали Гермиону? Как выяснить?

Проследить?

Гермиона искоса взглянула на свою собеседницу. Та смотрела в окно, бездумно выводила пальцами узоры на стакане с соком. Обеспокоенной не выглядела. Хотя… эта девочка-маска вела бы себя спокойно, даже если бы проговорилась. Такой уж она была.

Печенье никак не помогало заесть горечь. В апельсиновом соке остро ощущались только кислые нотки. От возможного предательства Марселы Кортес в груди ныло так же неприятно, как от пропажи Гарри.

Надо же, прикипела к ней и не заметила когда…

Или всё не так? Может, Джинни и Марсела не общались. Может, «художник» знал Гермиону настолько хорошо, что сам незаметно подталкивал её к выгодным для него выводам…

— Ты как? — взгляд Марселы — внимательный, цепкий, но не лишённый теплоты. Казалось, от него не спрятаться и ничего не спрятать. — Я что-то не то сказала?

Ну вот как у неё это получалось?!

— Нет. Мне просто нужно подумать, — фальшиво улыбаясь, ответила Гермиона. — Я пойду к себе.

Марсела кивнула. Уголки её губ слегка приподнялись, выражение лица стало откровенно недоверчивым. Не оставалось никаких сомнений: этот серый кардинал в серой пижаме всегда знал, когда его обманывают. И почему-то Гермионе не хотелось думать, на что похожа жизнь человека, умеющего безошибочно ловить на лжи кого угодно…

Она встала со стула и вышла из кухни, плотно прикрыв за собой дверь. Её шаги — неуместные, неправильные в утренних спокойствии и неспешности.

— Кто пропал? — спросили грубо, отрывисто, пробирающим до костей тенором.

Только тогда Гермиона заметила неслышно спускающегося вниз по лестнице Теодора Нотта. Его аура нервозности следовала за ним облезлой чёрной кошкой.

— А тебе не удалось подслушать? — так же грубо ответила вопросом на вопрос Гермиона.

— Только проснулся. Не собираюсь оправдываться, — буркнул Нотт. Его глаза метали молнии. Его глаза сами были молниями. Огоньками электростанций. Но ослепляли не светом, а эмоциями. Злостью. Яростью. Ненавистью.

Гермиона фыркнула, не удостоив его ответом. Много чести.

— А ты, Грейнджер, как всегда, в центре событий, — последние два слова он произнёс со смертельной концентрацией яда. Северус Снейп бы воскрес, а потом сразу умер от счастья, услышь он своего ученика.

— Тогда зачем медлить? Объяви всем, что я «художник»! Иначе сядешь вместе со мной. За укрывательство. Ты, я, дементоры — романтика, да? — медленно, холодно, язвительно.

Нет, Теодор Нотт. Нет, миленький. Северус Снейп не только тебя учил.

— Понял. Где Кортес?

Гермиона тоже поняла. Она злилась из-за пропажи Гарри. Злилась на «художника», на себя. Нотт просто попал под горячую руку. Догадался об этом и не подал виду. Не стал её подкалывать.

— На кухне, — буркнула сердито.

В ответ раздалось невнятное мычание. Снова тихие шаги вниз по лестнице. Дверь на кухню скрипнула и закрылась, оставив Гермиону наедине со своими мыслями, недовольством и чувством вины.

Было бы перед кем чувствовать вину! Он же вредный, грубый, злобный, вечно недовольный… Как Марсела только умудрялась с ним общаться?

Вздохнув и кляня себя за чрезмерную вспыльчивость, Гермиона поднялась в свою комнату и рухнула на кровать.

* * *

Пробуждение наступило от настойчивого стука в дверь. Гермиона посмотрела на неё со смесью раздражения и усталости, обречённо вздохнула.

Часы показывали без четверти одиннадцать. Голова ныла от ночных приключений, глаза жгло от недостатка сна. Мысленно проклиная неизвестного визитёра, Гермиона с неохотой откинула одеяло, натянула поверх пижамы мантию, распахнула шторы, села в кресло и объявила:

— Я уже не сплю.

Дверь отворилась. Джинни Уизли нервно топталась на пороге, хоть выражение её лица и было более чем решительным.

— Заходи, садись, — коротко пригласила Гермиона, недовольно поджав губы и сложив руки на груди. Она не хотела этого разговора. Она ещё не проснулась. Да если бы и проснулась…

Раздался тихий щелчок закрывающейся двери, вслед за ним — осторожные шаги. Джинни медленно опустилась в кресло.

Неловкость и неуверенность стали настолько ощутимыми, давящими, что, казалось, в какой-то момент вошли в химический состав воздуха. Целители Мунго случайно не предупреждали, что это вредно? Если предупреждали, можно будет выставить Джинни за дверь не просто так, а по уважительной причине.

Молчание тянулось, словно бесконечная жевательная резинка. Никто не двигался, как если бы вся комната вдруг попала под заклятие оцепенения. Или могла взорваться от одного неверно сказанного слова.

Но чем дольше молчишь, тем сложнее начать разговор. Уж лучше с места в карьер. Ну, может, и не лучше, но терпение Гермионы заметно истощилось за время пребывания в «Дырявом котле».

— Я тебя слушаю, — сказала она сухо и заправила за уши вечно мешающие волосы.

Джинни коротко взглянула на неё, вздохнула. Поёрзала на стуле — неудобно. О, она просто не любила сидеть на одном месте! Ей всегда было неудобно.

— В первый же день я подслушала небольшой, но довольно подозрительный отрывок разговора, — пристальный взгляд ярко-карих глаз, казалось, вознамерился поджечь кофейный столик. Солнечные лучи разводили костры в пламенных волосах.

— Чей разговор ты подслушала? — холодно спросила Гермиона и засунула в карманы мантии отчего-то замёрзшие пальцы. Она чувствовала себя Снежной королевой Андерсена, случайно забредшей в чужую сказку. В сказку про Огненную королеву. Чувствовала себя так не только сегодня. Всегда.

Джинни была живой, яркой, деятельной. Рыжей искоркой неугасающего пламени. И что бы она ни ощущала — злость, тревогу, радость, — эмоции били через край мощным фонтаном. Она умела «заразить» других своими чувствами, словно вирусом. Она могла затмить своим присутствием большую часть знакомых Гермионы.

В ней не было тёплого, уютного спокойствия Марселы или учтивой доброжелательности Гринграсс. Джинни — океан разнообразных эмоций, водоворот ощущений. Огонь. Живой огонь, от которого так сложно отвести взгляд.

По сравнению с ней Гермиона то и дело чувствовала себя слишком холодной, сдержанной, правильной. Безэмоциональной…

Джинни прикусила губу, покачала головой в ответ своим мыслям, тем самым заставив длинные пряди заструиться пламенным водопадом.

— Я видела, как в твою комнату заходил Малфой. Я помню, Гарри… — пауза. Они обе вздрогнули, — говорил, что ты и… этот общаетесь. Я не восприняла такую новость всерьёз, поэтому… — Джинни развела руками.

— Поэтому?.. — уточнила Гермиона, мрачно на неё уставившись.

У всех Уизли проблемы с Малфоем, и хоть убейся.

— Я колебалась какое-то время, а потом подошла к двери. Удостовериться, что всё в порядке. Вы говорили про Луну. Даже не так, ты про неё говорила. Я тогда не придала этому значения, но на следующий день Луна пропала. Ты была одной из первых, кто это обнаружил. А твои жуткие взгляды в её сторону…

Это не было похоже на факты, скорее на оправдания.

— Поэтому ты решила, что у меня не всё в порядке с головой? — невозмутимо спросила Гермиона, приподняв брови. Они говорили всего ничего, а она уже адски устала.

— Ты шептала «Десять», когда мы были в баре. Как будто в тот миг удостоверилась, что всё в порядке.

Джинни пыталась говорить рассудительно, но во взгляде то и дело мелькали вина и сожаление.

— Допустим, — согласилась Гермиона. — Почему ты решила рассказать об этом теперь?

Фантазия не к месту нарисовала, как отважный отряд самоубийц, состоящий из пяти человек, обдумывает стратегию по обезвреживанию «художника» в лице некой Гермионы Грейнджер. А Джинни Уизли в это время предпринимает героические действия по отвлечению врага прямо на его территории. Пришлось прикусить губу, чтобы скрыть улыбку.

— Если кто-то исчезает, то всегда ночью. Так что я… — на веснушчатом лице расцвёл румянец, — попросила Рона проверить, спишь ты ночью в своей комнате или…

Гермиона крепко сжала подлокотники кресла. Злость, словно одно из взрывоопасных зелий Симуса, бурлила и рвалась наружу.

«Проверить» — как мило! Как красиво мы умеем подменять понятия!

Не проверить, а проследить!

О нет, теперь она не собиралась ничего объяснять. Джинни с Роном решились на «проверку», так пусть теперь сами думают, что делать с полученной информацией. Считают Гермиону «художником» — пожалуйста. Это уже их проблемы.

— Он заходил к тебе две последние ночи. Не злись на него. Это моя вина. И… мне очень жаль, что мы тебя подозревали. Рон с самого начала говорил, что это всё глупости. Конечно же, ночью ты будешь в своей комнате. Так и произошло…

Джинни продолжала говорить, но обескураженная Гермиона перестала слушать.

Рон лгал. Ради неё.

Или отчасти и ради себя? Если он был «художником», то мог видеть её и вчера, и позавчера ночью. Возможно, не хотел, чтобы в его грехах обвинили Гермиону, вот и…

Нет, достаточно. Нужно было держать лицо, чтобы Джинни ни о чём не догадалась. Не начала задавать вопросы.

Этот разговор навёл на очень интересную мысль, которая…

— Гермиона?

Она едва не подпрыгнула на месте, но тут же взяла себя в руки.

— Ты поэтому пробралась ко мне в комнату? Хотела найти доказательства? — спросила строго, маскируя свою отвлечённость.

Джинни виновато кивнула.

— И какой же у меня мотив?

Вина испарилась, осталась только подозрительность.

— Гарри, — как гром среди ясного неба.

Гермиона обескураженно фыркнула. Она не знала, как реагировать: смеяться, плакать, взывать к разуму, закатывать истерику. Заявление было настолько абсурдным, что…

— Ты шутишь? — переспросила Гермиона.

В ответ — вздох.

— Он проводил с тобой много времени. Мне всегда казалось, что между вами… — Джинни не договорила, махнула рукой. — А потом он начал общаться с Луной. Джордж пару раз их видел. Ну ты и разозлилась и на Гарри, и на Луну, и на меня…

Хотелось взвыть.

— Отличный аргумент! Это ведь я ревную Гарри ко всему, что движется, правда?! — в словах — сарказм под плотной коркой льда.

Лицо Джинни медленно заливал румянец. Она начала говорить совсем тихо. Её голос стал хриплым от эмоций.

— Я злилась на него. Он бросил меня на год. Я вроде как должна была понять, что он хотел как лучше. И я понимаю, но всё равно злюсь. Он мог взять меня с собой, но нет. Он взял тебя, — запоздало добавила: — И Рона тоже. Но не меня, понимаешь?

— Джинни…

— Нет, не надо! Я знаю, что ты скажешь! Ах какая неблагодарная Джинни! Её хотели защитить, а она не ценит! Не нужна мне такая защита! Почему никто не спросил, чего хочу я?! Мне и квиддич особо не нравится. Всё из-за Гарри. Пора уходить из «Холихедских гарпий» и вообще… — голос сорвался. Она сидела, вцепившись руками в подлокотники, прятала глаза и тяжело дышала.

— Ты никогда не говорила этого Гарри, правда? — тихо спросила Гермиона, немного ошарашенная таким потоком откровений.

Джинни только отмахнулась.

— Значит, скажешь в следующий раз.

— Слишком поздно, — мрачно хмыкнула Джинни и перевела взгляд на окно. Она всем своим видом пыталась продемонстрировать независимость. Получалось только напускное безразличие.

— Ты этого не знаешь.

— Думаешь, они живы? — тихо, надломленно.

— У меня нет причин думать иначе, — слукавила Гермиона. Она, как и все остальные, сомневалась. «Художник» не нагнетал обстановку. Но и подсказок, живы исчезнувшие из «Дырявого котла» или нет, не давал. Хотелось верить в лучшее. Но реальных фактов не было — только надежда.

— Так мы?..

— Всё в порядке, — подтвердила Гермиона.

Джинни улыбнулась. Яркая, огненная Джинни. И комнату освещало теперь не одно солнышко, а два.

— Я пойду. А то там Рон один… И ты к нам приходи. Мы будем рады.

Гермиона выдавила из себя улыбку и кивнула. Хлопнула дверь.

Нет, не всё было в порядке. Никакая ложь не могла этого изменить. Джинни Уизли вычеркнула своё имя из списка людей, которым можно доверять. Как иначе?

Пусть её и нельзя было в этом винить. Если кого и винить, то Люциуса Малфоя и Лорда Волдеморта. С них всё и началось.

После истории с дневником Джинни замкнулась в себе, а вскоре изменилась, резко повзрослела. Незаметная седьмая Уизли превратилась в девочку-пламя, девочку-веселье, девочку-настроение. Всегда в окружении новых друзей, знакомых. Всегда с улыбкой на лице. Жизнерадостная, весёлая, активная, лёгкая на подъём. Не девочка, а мечта.

Гермиона тогда думала, какая же Джинни умница. Справилась, взяла себя в руки, оставила прошлое там, где ему самое место.

Если бы! Она просто возвела между собой и проблемами надёжный щит.

Получается, Джинни была солидарна с Марселой Кортес: ничто не защищает лучше, чем веселье и смех. Вот только всё несказанное, необдуманное, непрощённое со временем накопилось и проломило щит…

Безрадостный вывод заставил задуматься о собственных проблемах, а этого не хотелось категорически. Уж лучше пойти поделиться с Марселой той идеей, что пришла в голову во время разговора с Джинни.

Гермиона тут же воодушевилась, рывком поднялась на ноги, схватила блокнот, ручку. Выбежала в коридор.

В десятый номер она влетела без стука. Её буквально потряхивало от возбуждения. Марсела только невозмутимо изогнула бровь и жестом показала на кресло.

О нет, невозможно было усидеть на месте, когда от новой идеи хотелось крутиться волчком и подпрыгивать. Или это всё влияние Джинни?

Вырвав из своего блокнота чистый лист, Гермиона написала лаконичное:

«Есть идея».

Марсела не стала отвечать, только смотрела выжидающе.

«Мы не будем искать встречи с «художником». Просто проверим комнаты, когда он уйдёт».

«Я в деле. Это нужно сжечь, чтобы не осталось следов», — коротко написала Марсела. Улыбка, растянувшая её губы, не обещала «художнику» ничего хорошего. А зажёгшийся в глазах огонёк воодушевления доказывал, что идею оценили по достоинству.

Получив кивок в ответ, Марсела взяла со стола канделябр и отправилась в ванную. Вскоре оттуда донёсся шум воды, уничтожающей последние доказательства сегодняшней договорённости.

Лучше, если у «художника» не будет причин полагать, что против него что-то замышлялось. Он и так слишком изворотливый…

Гермиона тем временем наматывала круги по комнате, поглядывала на часы. Настроение резко подскочило. Так и хотелось приступить к делу прямо сейчас. Вот бы скорее вечер! Если повезёт, они уже сегодня ночью всё узнают. Хорошо бы…

Почуяв едва уловимый запах горелого, Гермиона отодвинула занавеску и открыла окно.

— Нас не ищут, — мрачно оповестила вышедшую из ванной Марселу. Та, тихая, словно призрак, почти сразу оказалась по другую сторону окна.

— С чего ты взяла?

— Подслушивала вчера разговоры. О пропажах ни одного слова, — Гермиона хотела сказать больше, но, почувствовав на себе чей-то взгляд, остановилась. Посмотрела вниз. Неподалёку стояла старушка. Обычная, каких сотни. Седые волосы, россыпь морщин, немного рассеянное выражение лица.

Гермиона могла бы поспорить, что ещё секунду назад старушка смотрела прямо на неё. Не просто смотрела — видела.

Вероятно, Марсела тоже это заметила, потому что не издала ни звука, не стала задавать вопросы.

Старушка перевела задумчивый взгляд на небо, обернулась и медленно побрела вглубь улицы. Подальше от «Дырявого котла». Ветер настойчиво трепал светлые волосы и бирюзовую видавшую виды мантию, пока бурлящий поток волшебников и волшебниц не проглотил маленькую слегка сгорбленную фигурку, как будто её никогда здесь и не было.

Только тогда Гермиона, словно отошедшая от гипноза, закрыла окно и задёрнула занавеску. Посмотрела на Марселу с беспокойством и получила удивлённый взгляд в ответ.

— Она нас видела. Она абсолютно точно нас видела.

— Или мы обе сошли с ума, — согласилась Марсела.

Они, не сговариваясь, синхронно посмотрели в окно, но, конечно, больше ничего подозрительного не заметили.

— Вот только кого мы видели? Понятно, что не старушку. Тут либо трансфигурация, либо Оборотное. Если «художник» внутри «Дырявого котла», то ему незачем следить за зданием… — вслух размышляла Гермиона.

— А прошлой ночью, как ты выяснила, он был внутри. И никаких старушек возле «Дырявого котла» не наблюдалось… Спокойно, — Марсела примирительно подняла руки. Гермиона недовольно нахмурилась, но перебивать не стала. — Это всего лишь теория. Возможно, просто так совпало. Я не говорю, что во всём виноват Гарри.

— Или «художник» работает не сам.

— Тогда Ханна и Невилл — идеальный вариант, — вздохнула Марсела, признавая, что и её друзья могут оказаться виновниками происходящего. Своеобразный белый флаг.

Гермиона пожала плечами. Если уж на то пошло, Гарри и Джинни тоже были идеальным вариантом. Тогда все их проблемы в отношениях выпячивались для отвода глаз.

— Или… Странная идея, но… — Марсела опёрлась о подоконник и ещё раз задумчиво посмотрела вниз. — Старушка может оказаться «художником», если тот допустил ошибку и пытается сбить нас с толку. Я тут же засомневалась в Гарри, правильно? Что, если кто-то на правильном пути, в шаге от того, чтобы узнать имя «художника» — вот и… — она развела руками. Мол, и так понятно.

Звучало логично, если бы не одно «но». Гермиона тут же его озвучила:

— Он не мог знать, что кто-то выглянет из окна.

— Если у этого кого-то нет привычки смотреть в окно, когда он думает.

В коридоре хлопнула дверь, и Гермиона на всякий случай подошла к выходу. Взглянуть, кто там. Из комнаты, в которой раньше жил Гарри, вышел Теодор Нотт. Их взгляды встретились — колючий с ещё более колючим. Гермиона молча захлопнула за собой дверь. Кажется, теория Марселы только что подтвердилась, но уточнить всё же стоило.

— Так кого ты имела в виду?

— Нотта.

— Поздравляю. Он только что вышел из комнаты Гарри.

Марсела улыбнулась немного растерянно и покачала головой. Видимо, и сама не ожидала, что всё получится так просто.

— Кто ещё мог знать про эту его привычку? — конечно, у Гермионы был ответ. Но он ей не нравился. Пришлось спрятать за спину дрожащие руки, приподнять подбородок, скрывая за маской самоуверенности свои страхи. И ждать ответ. Вдруг всё было не так очевидно, как она подумала.

— Знаешь… — Марсела умолкла, собираясь с мыслями. Она была напряжена, а такое случалось крайне редко. Будто слишком много оказалось поставлено на карту. Будто слишком много зависело от того, как она ответит на вопрос. — Я бы сказала, что стоит подозревать Малфоя или Гринграсс.

Сердце сделало кульбит. Подпрыгнуло, замерло в горле. Ни сглотнуть, ни заговорить.

Не задавить страх, расползающийся словно вирус.

— Но я общаюсь, если это можно так назвать, конечно, — Марсела закатила глаза, — с Ноттом буквально пару дней. И что? Я уже знаю, что у него есть такая привычка.

Гермиона с готовностью кивнула. Такой ход мыслей был ей по душе.

— Плюс Нотт не может кого-то подозревать на пустом месте. Значит, он разговаривал с каждым из своих четверых подозреваемых. И если «художник» догадался, что его проверяют, то в свою очередь присмотрелся к Теодору Нотту. Ну и…

Гермиона кивнула.

Ох… Значит, Гарри, Рон, Невилл и Малфой. Возможно, стоило добавить Гринграсс.

Всё пошло по одному из худших сценариев…

— Увидимся вечером, — попрощалась Гермиона. Ей нужно было подумать.

Марсела многозначительно улыбнулась в ответ.

* * *

Образ старушки стоял перед глазами, и хоть на стену лезь.

Гермиона, не зная, чем ещё себя занять, чтобы перестать гонять по кругу одни и те же мысли, схватила блокнот и ручку. Записать и упорядочить — вот что надо было сделать.

Какое-то время она методично зашифровывала разрозненные факты, догадки, пока не пришла к следующему:

Гарри — М

Рон — М

Невилл — М

Малфой — М

Луна — М

Марсела — «ДК»

Нотт — «ФФ»

Джинни — «ХГ»

Гринграсс -?

Если учитывать и саму Гермиону, то получалось, что шесть из десяти человек, запертых в «Дырявом котле» работали в Министерстве магии. Возможно, семь, потому что о месте работы Гринграсс известно не было. Но даже соотношение шесть к десяти наталкивало на мысль, что происходящее было связано с Министерством. Более того — эта теория объясняла, откуда «художник» узнал адрес Гермионы и как мог скопировать почерк большинства присутствующих.

Совпадение или нет, но все подозреваемые Теодора Нотта тоже работали в Министерстве. Кроме них оставались только сама Гермиона и Луна.

Луна, Луна… Человек, которого невозможно не подозревать, когда происходит нечто странное. Что, если Джинни была в чём-то права? Лавгуд настолько нравился Гарри, что она организовала какую-то не совсем понятную многоходовку.

Да и Малфой, судя по их с Гермионой разговору пару дней назад, считал, что Луна вполне на такое способна. А эти двое неплохо знали друг друга ещё со времён её заключения в мэноре.

В «Ракушке» после своего освобождения Луна сказала, что «Драко Малфой по-слизерински изящен». Это было настолько необычное заявление, что в память впечаталось намертво. Какой пленник скажет такое о хозяине своей недавней тюрьмы? Гермиона тогда непонимающе переглянулась с Роном и Гарри. О, они втроём были солидарны в том, что Луна окончательно слетела с катушек! Гарри решил деликатно уточнить, что же имелось в виду, а в ответ получил совершенно неожиданную историю.

Драко Малфой редко спускался в подвал, где держали пленников. Вёл себя как обычно — развязно, нагло и заносчиво. Тем не менее его нарочито небрежные выражения раз за разом помогали сделать выводы: будет в ближайшее время спокойно, или стоит ждать «гостей». Что примечательно, даже если бы Сами-Знаете-Кто поймал Малфоя на горячем, то обвинить бы мог разве что в безответственности.

Обтекаемые формулировки, никакой конкретики — предъявлять просто нечего. А вот для Луны и мистера Олливандера такие намёки были лучиками надежды.

Получалось, что Лавгуд более чем нормальная. Кроме того — догадлива и проницательна. Рейвенкловка. Настоящая рейвенкловка.

Она могла организовать эту ловушку и тут же исчезнуть с радаров. Да и находиться сейчас в «Дырявом котле» тоже могла. При необходимости у неё хватило бы смекалки, чтобы умыкнуть у Гарри мантию-невидимку. И да, Луна о ней знала!

Вот засада! В какую сторону ни начни «копать», повсюду найдёшь новых подозреваемых…

Близилось время ужина. Гермиона отложила блокнот в сторону и, пока остальные собирались в баре, вышла в коридор. Снизу доносились возбуждённые голоса — значит, всё было в порядке. Она проскользнула в комнату Луны и закрыла за собой дверь. Окинула взглядом обстановку: комната как комната, ничего из ряда вон выходящего. Затем подвинула кресла, заглянула под кровать, на шкаф. Она и сама не знала, что искала, но была уверена — найдёт. Возможно, не здесь, но точно в одной из трёх опустевших комнат.

Потянув на себя дверцу шкафа, Гермиона застыла. Здесь не было знакомого «серого» гардероба. Шкаф был пуст. Но ведь в комнате Невилла вещи остались. Или нет? Может, она просто не заметила их исчезновения?

Быстро захлопнув дверцу, Гермиона вылетела из второго номера и забежала в девятый. Здесь одежда в шкафу была.

Словно по наитию, Гермиона натянула на себя одну из аккуратно сложенных мантий. Утонула в ней.

Странно.

Очень странно.

Она думала, «художник» заколдовал одежду, и кто бы её ни надевал, та оказалась бы впору. Да, из-за такого вещи очень быстро изнашивались, но какой выход? Либо используешь заклятие, либо подбираешь вещи, подходящие по размеру.

Но во втором номере одежды не было. Значит, или первая жертва была выбрана заранее, или за происходящим стояла сама Луна Лавгуд. Это раз.

«Художник» знал, что в баре будет не Ханна, а Невилл. Не притащил же он сюда все вещи из ассортимента мадам Малкин, в конце концов! Это два.

Хотя… Может, виновник происходящего Невилл и только его одежда не заколдована?

Рысью выбежав из девятого номера, Гермиона метнулась в четвёртый. Одежда Гарри тоже была ей велика.

Что ж, это уже интересно…

Гермиона положила мантию обратно в шкаф и присела на краешек кровати.

Она в самом деле кое-что нашла. Но с чем соединить этот крошечный кусочек пазла? Луна определённо связана с происходящим, но как?

Непонятно…

— Привет.

Гермиона вздрогнула. На пороге, прислонившись к дверному косяку, стоял Малфой и лениво жонглировал тремя ярко-оранжевыми мандаринами. Выражение его лица было столь невозмутимым, будто это не он перенял у своего друга Теодора Нотта дурацкую привычку тихонечко подкрадываться, а потом выскакивать, словно чёрт из табакерки.

— Привет.

Малфой расценил её ответ как приглашение и сел в стоящее рядом с кроватью кресло.

— Решила питаться солнечной энергией? — спросил он.

Гермиона фыркнула.

— Твои мандарины как раз из «солнечной» категории. Так что ты, видимо, решил меня поддержать, — отшутилась она.

Да что угодно, лишь бы обошлось без разговоров на неудобные темы.

Он коротко хохотнул, а через секунду в её сторону полетел небольшой оранжевый «мячик». Приземлился неподалёку, прокатился немного и доверчиво ткнулся в правое бедро.

Гермиона благодарно улыбнулась.

— Я что-то пропустила? — она начала медленно сдирать с мандарина кожуру, не желая встречаться с Малфоем взглядом. Они так и не поговорили после того поцелуя. Как будто ничего и не было. Или как будто всё оказалось понятно и так. Сложно сказать.

— Да нет, — он драматически закатил глаза. — Веселили «художника», споря о том, кто же он такой, — наш обычный день.

— «Художник» оценил? — не удержалась Гермиона.

— Каждый раз забываю спросить, — досадливо поморщился Малфой, разводя руками. — Ну надо же!

Они дружно рассмеялись.

— Можно «назначить» кого-то «художником», — предложила Гермиона.

— «Назначить»?

— Сделать табличку или ещё что-то, носить по очереди, наблюдать за реакцией. Вдруг из этого что-то получится… — сейчас она тоже наблюдала за реакцией. Разговор с Марселой никак не шёл из головы.

Сомнения, дурацкие сомнения…

— Если все согласятся, то почему бы и нет? Нотт как раз предложил собраться ночью вместе. В прошлый раз ведь никто не пропал.

Да чёрт бы побрал этого Нотта! Они и без табличек, и без собраний узнали бы всё уже этой ночью. Но Нотт! Нотт, его ноттовскую дивизию! Да чтоб ему!.. Да чтоб его!..

— Что-то не так? — спросил Малфой.

Гермиона покачала головой. Он явно не был доволен таким ответом, но настаивать не стал. В сторону кровати полетел второй мандарин.

Молчаливое присутствие Малфоя умиротворяло. Он — бинт, пластырь, Успокаивающая настойка. И в то же время — один из тех, кто мог оказаться «художником».

Она подняла на него глаза. Он задумчиво разглядывал её, склонив голову набок. Так сфинкс разглядывает путника, перед тем как озвучить свою загадку. Оценивает. Подмечает детали.

Мог ли Малфой сейчас думать о том же, что и она? Мог ли пытаться понять, сидел перед ним «художник» или нет?

От одной лишь мимолётной мысли на душе стало так мерзко, что Гермиона, скомканно попрощавшись, убежала к себе в комнату.

Так было нечестно: ей, значит, можно подозревать его, а наоборот, видите ли, нельзя, потому что обидно.

Так было нечестно: она это понимала, но ничего не могла с собой поделать.

* * *

Оставалось ещё одно незавершённое дело по имени Астория Гринграсс. Не успела Гермиона об этом подумать, как в дверь постучали. В комнату вошло «незавершённое дело» собственной персоной. Доброжелательно улыбнулось.

Несколько секунд они оценивающе смотрели друг на друга, около получаса пытались найти общие темы. Разговор то и дело затухал, так толком и не разгоревшись. Словно все темы-поленья давно отсырели. С какой стороны ни подойди — влага. Огонёк тут же гаснет.

И так до тех пор, пока Гермиона наконец не завела разговор о том, что её в самом деле очень интересовало. О работе.

В копилке служащих Министерства магии прибыло. Сама же Астория Гринграсс оказалась тем еще трудоголиком. Она работала не только в Отделе магического правопорядка, но и на венчурном предприятии своего отца. Даже странно, что при этом она умудрялась оставаться таким нежным цветком. Девочкой-куколкой. Красивой, с идеальными чертами лица, густыми ровными волосами, женственной фигурой. Девочкой покладистой и доверчивой. Как не засмотреться? Как не залюбоваться?

Часть разговора, когда Гринграсс увлечённо вещала о деталях своей работы, Гермиона пропустила мимо ушей. Нужно было складывать собственный пазл, а в этот день получались одни сплошные разговоры. Необходимые, но уже порядком надоевшие. Ещё надо было выяснить, что известно Рону…

— Если бы не отец, я бы давно всё это бросила. И так недолго осталось. Дафну не заставишь, а я… — Гринграсс говорила что-то ещё, но Гермиона услышала только «И так недолго осталось», выпорхнула из мира своих мыслей, насторожилась. Она сейчас правильно догадалась, что это означает?..

— Ты больна? Серьёзно больна? — Гермиона будто и не спрашивала, насколько уверенно звучал её голос. Подавшись корпусом вперёд, она внимательно наблюдала за реакцией. Гринграсс замерла на полуслове, её глаза слегка округлились, словно у маленькой девочки, которая пыталась стащить сладости до обеда, но оказалась поймана.

— Я…

Гермиона откинулась на спинку кресла. Подтверждать или опровергать бесполезно. Выводы сделаны. Вряд ли они могли оказаться неправильными.

— Никто не знает. Не говори никому, — попросила Гринграсс, побледнев.

Хрупкая, трогательная. Тепличный цветок, знающий, что растения его вида долго не живут. Но он продолжал тянуться к солнцу, упрямо цепляться за жизнь…

Так что же, она — «художник»? В детективе Агаты Кристи преступник был болен. Смертельно болен. Оставалось ему недолго. Вопрос только в том, знала ли об этом Гринграсс.

— Я не хочу, чтобы все смотрели на меня с жалостью.

— И всё? — уточнила Гермиона, приподнимая брови.

Ей стоило бы промолчать. Заверить, что она никому ничего не скажет, что это решать только самой Астории и всё такое. Но её внутренний гриффиндорец уже спешил на подвиги — упрямца не остановить.

— А что ещё? — сконфуженно спросила Гринграсс, ёрзая в кресле. Её поза, жесты, выражение лица — всё говорило о том, что она бы с удовольствием поставила точку в этом разговоре. И чем быстрее, тем лучше.

— Ты читала «Десять негритят» Агаты Кристи?

Гринграсс всё ещё выглядела сконфуженной. Будто совсем не понимала, о чём шла речь. Пыталась найти подсказку, но тщетно.

Когда она начала отвечать, то говорила медленно, словно давала себе последний шанс уловить направление разговора.

— Я наслышана о том, что наше заключение здесь похоже на сюжет из этой книги, но… — она пожала плечами, — деталей я не знаю. Только в общих чертах. Книга магловская, я не читала её.

— Убийца решился на преступление, когда выяснил, что он смертельно болен, — припечатала Гермиона.

Гринграсс побледнела, вцепилась руками в подлокотники кресла и, то открывая, то закрывая рот, медленно, ошарашенно покачала головой.

— Ты хочешь сказать?.. Я же не… То есть… Ты подозреваешь меня? — её голос дрожал. Она попыталась натянуть на лицо маску невозмутимости, но безуспешно. Гринграсс выглядела растерянной и испуганной.

Гермиона почувствовала укол вины и отвернулась.

Она должна была не проверить, правильно?

— Нет, Астория. Я не считаю тебя «художником», — сказала уже мягче. — Но если ты решила молчать о своей… хмм… проблеме, то… — незаконченная фраза повисла в воздухе. Гринграсс, лицо которой наконец перестало походить по цвету на чистый пергаментный лист, благодарно кивнула.

Вот и хорошо. Гермиона посмотрела на часы и встала с кресла.

— Нам пора, — сообщила коротко.

Они с Гринграсс молча, каждая думая о своём, спустились в бар. Они пришли последними. Сели на свободные стулья, хоть Гермионе и казалось, что на пылающие угли.

Появилось странное чувство. Будто они отыгрывали очень длинный спектакль, и эта сцена, где все вместе за одним столом, на сегодня последняя. После неё опустится занавес. А завтра новый день, новый сценарий и минус один актёр.

Или минус два?

Свеча слева от лестницы погасла. Казалось, никто не заметил. Только Гермиона, сидящая как раз напротив.

Погасла свеча справа. Сказать бы что-то, предупредить, закричать…

Нет, сидела, как заворожённая. Смотрела безучастно. Неужели наконец смирилась?

Оставшиеся свечи ярко вспыхнули и одновременно погасли. Кто-то взвизгнул. Кто-то вскочил на ноги. Кто-то громко выругался.

Гермиона застыла на месте. Не двигалась, вглядывалась в темноту, прислушивалась.

Одной ошибки «художника» было бы достаточно… Одной единственной ошибки…