Нерабочие будни и праздники Уолдена МакНейра, ликвидатора опасных существ. Мантикора. Рождество (джен)

На новое место семейство МакНейр перевозил на лодке. Пришлось, правда, добавить матери в еду немного седативных зелий — не так много, чтобы усыпить её, но достаточно, чтобы она была вялой и послушной. Поначалу Уолден, правда, собирался просто усыпить их и так аппарировать — но вычитал, что «одним из особенностей содержания мантикоры является важность установления доверия между нею и признаваемым ею человеком. Мантикора нетерпима к обману, и, нарушенное однажды, доверие больше никогда не может быть восстановлено никаким путём — и единственное, что остаётся предавшему его владельцу, это уничтожить животное или найти ему нового хозяина, потому что в противном случае мантикора будет мстить обманувшему её до уничтожения». Дальше следовало долгое перечисление того, что мантикора может счесть предательством — и любые произведённые без её согласия с ней и с её потомством действия стояли в этом списке на самом верху.

К тому же Уолден отнюдь не был уверен, что аппарация со спящей или нет мантикорой в принципе возможна — а проверять это ему не хотелось. С мёртвыми животными же это не срабатывало — доставлять их в министерство приходилось на метле.

«Если вы не собираетесь оставлять выращенных вами котят себе, но желаете оставить мать, вам следует убедить её в том, что вы способны позаботиться об их судьбе и найдёте им удобные и безопасные угодья. Молодые мантикоры обычно отделяются от матери в возрасте десяти-одиннадцати месяцев, и до этого момента вам следует приучить её к тому, что она может без опаски отпускать их с вами.» Оставлять котят себе, да и просто в местном лесу Уолден, разумеется, не собирался — он вообще задумал их продать. Но не зельевару, а какому-нибудь умелому любителю — и не в Британии, разумеется. Менее всего ему хотелось бы однажды встретить их по долгу службы — и не только самому, но и узнать, что это случилось с кем-нибудь из его коллег. Нет, котятам была дорога на Восток — к арабам, например, или, может быть, к персам, если не дальше. К середине весны — когда Уолден уже мог, наконец-то, просто навещать семейство утром и вечером, а ночью, всё же, спать в своей постели — МакНейр выяснил, что существуют хотя и небольшие, но весьма стабильные рынки мантикор на Аравийском полуострове, в Китае, Индии и в Средней Азии. Аравия представлялась Уолдену для его котят слишком жаркой и сухой, а вот Индия с Китаем выглядели лучше — и он аккуратно начал разыскивать посредников.

И нашёл — всё-таки связи в Лютном есть связи в Лютном. Нужных языков Уолден, к сожалению, не знал — но Эйвери снабдил его особыми заклинаниями, позволяющими понимать любой язык (они вообще не то чтобы сдружились с ним за это время — дружить с человеком, которого ты понимаешь через слово, и который, в свою очередь, тебя откровенно побаивается, сложно — но нашли общий язык и даже обменялись пасхальными открытками). Найти клиента оказалось не так просто — тем более что передавать ему котят следовало только из рук в руки, и при этом делать это нужно было уже на их новом месте жительства, добираться куда предстояло, разумеется, порталом.

Международным и, конечно, нелегальным.

Портал, впрочем, предоставил покупатель — верней, его представитель, маленький сладкоголосый человечек совершенно неопределённой нации и возраста. Уолден на дух не переносил таких людей — но, с другой стороны, ему же не пить было с ним за одним столом. А репутация у него была вполне надёжная — хотя за свои услуги он и драл безбожно.

Мать рассталась с своим потомством без грусти и даже, как показалось Уолдену, с некоторым облегчением. Прежде, чем забрать детёнышей, он перевёз их всех на, что называется, большую землю лодкой, и они с котятами некоторое время смотрели, как мантикора какое-то время бредёт по берегу, а затем и исчезает в зарослях, направляясь к возвышающимся вдалеке горам. И только когда она полностью скрылась из вида, Уолден подозвал к себе котят, надел им на хвосты чехлы — к которым приучал их с самого раннего детства — обнял за шеи и активировал портал.

Никогда прежде он так тяжело не переносил перемещение. Уже позже он прочёл в одной старинной книге, что использовать порталы с существами, «преломляющими и мешающими нормальному течению магии вроде мантикор, драконов или фениксов» нужно с осторожностью, и создавать оные нужно строго определённым образом. Был ли в курсе этого создатель данного портала, Уолден бы не поручился — но, когда они с котятами вывалились в тёплый и зелёный сад, МакНейр не удержался на ногах и рухнул на четвереньки. А котятам было хоть бы хны, и, пока он утирал ручьём текущую из носа кровь и пытался унять головокружение и тошноту и сладить с тремором — и не обращать внимание на острую до горечи во рту головную боль — они с огромным любопытством оглядывались.

Ожидавший их покупатель оказался человеком выдержанным: как они с Уолденом заочно и договорились, он не появился в саду до тех пор, пока МакНейр, кое-как привёдший себя в порядок, не поднялся на ноги и не обошёл всю территорию вместе с котятами и не уселся вместе с ними в тени у маленького каменного фонтана в виде широкой чаши.

Следующую неделю Уолден провёл в по-восточному роскошном доме, постепенно приучая своих питомцев к их новому хозяину и постепенно убеждаясь в том, что им здесь не грозит никакая беда. Их новый владелец был человеком, искушённым в обращении с животными и недавно потерявшим свою любимую питомицу, мантикору, мирно скончавшуюся от старости в возрасте тридцати двух лет. Разумеется, Уолден не мог быть в точности уверен в том, что тот не лжёт, хотя одолженный у Люциуса Малфоя маленький детектор лжи — не дающий такой точности, конечно, как веритасерум, но зато не требующий непосредственного контакта с человеком — молча и недвижно лежал у него в кармане, но большего МакНейр всё равно не мог сделать. Кажется, котятам их новый хозяин понравился — и Уолден покидал его дом с тяжёлым кошельком и с радостным и лёгким сердцем.

Следующее Рождество прошло предсказуемо спокойно, и когда через год в канун праздника во дворе МакНейра было пусто, он вздохнул спокойно — но вдруг понял, что… скучает. И грустит. И даже несколько волнуется — потому что хотя несколько раз раз за прошедший год он и видел мантикору, но близко к нему она не подходила. Обиделась? За что? За то, что он увёл котят? Но это было нормой: мантикоры — одиночные животные, и молодняк уходит всегда. Нет, это было глупо — она просто выросла, освоилась в природе и больше не нуждалась в человеке.

И это было замечательно. Уолден только надеялся, что она никогда не станет вредить людям и проживёт всю отведённую ей жизнь до конца.

А утром после Рождества, когда он, вернувшийся под утро с бала у Малфоев пьяным и уставшим донельзя, спал как убитый, его разбудил тот самый звук — смесь воя, крика и мяуканья. Уолден еле встал тогда — и, с трудом продрав глаза, буквально силой вынудил себя подняться и добраться до окна.

И рассмеялся, просыпаясь окончательно и глядя на сидящую на закапанном кровью ослепительно сверкающем в лучах утреннего солнце снегу мантикору с круглым, словно шар, животом.

На сей раз он сразу повёл её в сарай, параллельно сгребая всё, что там хранилось, в угол, раскидывая на полу шкуры и разводя огонь в печи. И уже куда увереннее чувствовал себя, принимая роды. Страшно ему больше не было — скорей, весело, ну и волновался он, разумеется. Но всё прошло отлично — и на сей раз он даже сохранил оба пузыря и последа. И, едва роды закончились, продал их тому же Белби, с которым за прошедшие два года наладил отличное взаимовыгодное сотрудничество.

— Что же вы меня не предупредили? — укоризненно спросил он. — Я бы приготовил деньги.

— Так откуда же я знал, — пожал плечами Уолден и добавил: — Это дело случая.

— Там, где вы это добыли, — с надеждой просил Белби, — котят не было?

— Ну ведь не принёс же, — благодушно ухмыльнулся Уолден.

Он вовсе не считал чем-то дурным использование магических животных зельеварами — да пусть даже не животных, а вот хоть бы и кентавров или тех же мантикор. Но конкретно этих котят, которых он сам вёл в мир, он отдавать не собирался. Ни за какие деньги.

Тем более, что выдрессированный и ручной подращённый котёнок стоил на порядок больше, чем новорождённый.

Так и повелось: раз в два года мантикора в Рождество приходила к дому Уолдена — рожать и, проведя первые пару месяцев в сарае, отправлялась жить на остров, где МакНейр превратил пещеру в маленькое, но вполне уютное даже для него жилище. Позже он пристраивал котят, каждый раз придирчиво выбирая им дом — и так обзаводясь ещё и некоторыми международными контактами и постепенно приобретя ещё одну профессию то ли посредника, то ли торговца.

Время шло, и мантикора постепенно научалась не просто понимать его, но и почти говорить. Когда МакНейр впервые услышал за окошком вполне отчётливое «Уууоооооллллллиииии!», он не поверил ни своим ушам, ни глазам. Но ему пришлось — потому что мантикора, которую он уже давно не называл даже про себя иначе как «Красотка», теперь приветствовала его именно так. Она давно уже приходила навестить его и между родами — просто возникала во дворе, ночью или на рассвете, и звала его.

А однажды она услышала, как он играет на волынке. Было лето — жаркий вечер, почти не принёсший желаемой прохлады, и Уолден сидел прямо на крыльце. Не то чтобы он был блестящим музыкантом, но игра помогала ему выбрасывать из головы всё то, чего он не желал держать там — а как это звучит со стороны, МакНейра никогда не интересовало просто потому, что слушал его разве что дед, да и то нечасто. И в тот день он совсем не сразу разобрал, что в музыку вплетается другой звук — пение.

Она быстро научилась требовать сыграть ей, даже слово выучила нужное — «волынка». Оно было вторым, что появилось в её лексиконе — но, как выяснилось позднее, не последним. Голос у неё был низкий, протяжный и сильный — Уолден шутил, что его Красотка поёт лучше Селестины. И уж точно не такую пошлость.