В трех шагах от конца света. Шаг второй (гет)

Утро начиналось в их доме рано даже в воскресный день. Лили откинула с лица одеяло, прислушалась, бросила взгляд на прикроватные часы и, разочарованно застонав, накрыла лицо подушкой. Проспала...

Обычно она старалась встать раньше всех, умыться, позавтракать в одиночестве (чуть реже — с матерью) и сбежать, пока никто больше не проснулся. В выходные сбегать было особо некуда, но можно было пойти прогуляться или заняться какой-нибудь работой, за которой неудобно разговаривать. Однако сейчас на это можно было не надеяться: снизу доносился высокий голос Петуньи с характерными всплесками тона, напоминавшими повизгивание, когда она эмоционально говорила о чем-либо. Лили поморщилась и решительно отбросила подушку. Любую грозу надо встречать на открытом пространстве, а не прячась под деревом.

Лили перекатилась на другую сторону кровати, не глядя нашарила ногами тапочки и поплелась к халату, висевшему на спинке стула. Мимоходом глянула в зеркало, грустно провела рукой по растрепавшимся со сна волосам и про себя констатировала, что с утра ей лучше никому и никогда не показываться.

После умывания соображать стало полегче, и она вовремя успела остановить себя до того, как автоматически начала застегивать пуговицы на шелковой блузке, никак не походившей на домашнюю одежду. Впрочем, это было еще невинное проявление ее верной спутницы — бессонницы. Гораздо хуже было, когда она обнаружила, что вышла из дома, совершенно забыв про юбку. Пальто тогда успешно замаскировало это вплоть до того момента, пока она не села в автобус, когда дезертировать домой уже было поздно. Тогда и впрямь пришлось выкручиваться на ходу, трансфигурировав какой-то листочек в более-менее приличную юбку и поддерживая ее чарами весь день. Очень утомительно, надо признать!

К тому моменту, когда она спустилась вниз, все уже давно были на ногах. Мама готовила завтрак, отец пил кофе, а Петунья что-то рассказывала, очень и очень оживленно, энергично всплескивая руками. Лили остановилась на пороге, молча кивнула матери, чтобы не перебивать сестру, и начала вслушиваться в ее рассказ, пытаясь понять, в чем суть.

— Представляете! Такой ужас! Они так кричали! — по тону Петунии Лили бы никогда не определила неизвестную ей ситуацию как ужасающую. Скорей, как любопытно-возбуждающую.

— Эти Снейпы всегда отличались скандальностью, — с неудовольствием заметил отец и тут же строго добавил: — Но это не значит, что мы должны перемывать им кости. Доброе утро, Лили! — заметил он дочь.

Лили на негнущихся ногах прошла на кухню, внутри вновь все сжалось — как всегда, когда при ней вспоминали эту фамилию. Что опять с ним случилось?..

— А что случилось? — спросила она, надеясь, что голос ее звучит как обычно.

Судя по победному взгляду Петунии, попытка провалилась бесславно.

— Ты не слышала? — удивилась та. — А, ну да, ты же спала! Такой скандал был утром! Вся улица сбежалась!

— Надеюсь, ты не была в их числе? — встревожилась мать. — Приличной девушке не к лицу гоняться за сплетнями!

— Нет, конечно, мама! — обиженно надулась Петуния. — Просто я услышала шум и не могла не спросить нашу соседку, что происходит. Она-то мне и рассказала!

— Так что произошло? — вновь подала голос Лили, с благодарностью принимая от матери чашку с горячим чаем. — Говоришь “а”, так говори и “б”!

— Я точно не знаю, — замялась Петуния. — Кажется, Снейпы вновь поругались, и миссис Снейп выгнала мужа из дома, а он воспротивился и полез в драку. Тогда вмешался их сын и вытолкал отца за порог. И они чуть не подрались уже на улице. Полисмен их еле разнял! И даже ему в глаз прилетело, кажется… — уже тише добавила она.

— Мило… — констатировала Лили. — И что теперь?

— Говорят, их обоих арестовали, миссис Снейп плачет, потому что мистеру Снейпу светит какой-то большой срок, а с Северусом непонятно. С ним случился какой-то приступ в камере, его сочли то ли пьяным, то ли наркоманом, так что, что будет с ним, и вовсе неясно!

— Северус? — встрепенулась мать. — Это не тот мальчик, с которым ты училась, Лили?

— У него довольно редкое имя, — невпопад отозвалась Лили, крепко вцепившись в чашку и с непониманием глядя в одну точку. — Боже, какой бред! Он же маг! Как он мог ввязаться в драку?..

— Кажется, маги ничего не могут без своей палочки! — ухмыльнулась Петуния. — А я слышала, как миссис Снейп кричала, что не отдаст ее ему, иначе он убьет отца и его посадят в какой-то Акабан! — возбужденно рассказывала она, наслаждаясь всеобщим вниманием, даже не заметив, что проговорилась.

— Азкабан, — машинально поправила Лили. — Тюрьма для магов. Что же это такое, Господи…

— Да уж… — проговорил через продолжительное время отец. — История, однако. В любом случае, я рад, что вы больше с ним не общаетесь, Лили. Ведь не общаетесь?

Лили покачала головой.

— Уже несколько лет. Я даже не знаю, как он сейчас выглядит.

— Это и к лучшему! — удовлетворенно кивнул отец. — Ни к чему тебе такие знакомства! Только компрометировать себя. Люмпен и есть люмпен, его ничто не исправит!

— Я думала, ты против классового неравенства, — усмехнулась Лили. — В школе он таким не казался.

— Яблоко может укатиться как угодно далеко от дерева, но персиком оно от этого не станет, — веско заметил отец. — Тщательно выбирайте себе счастье, девочки! Не хочу, чтобы хоть одна из вас закончила как миссис Снейп!

— А причем тут миссис Снейп? — недоумевающе воскликнула Петуния.

— Ну как же, и по выговору, и по манерам видно, что некогда она была вполне благополучной и добропорядочной девушкой, — невозмутимо ответил отец. — Но если человека тянет, образно выражаясь, исследовать чернозем, то не стоит удивляться последствиям, такая среда победит и сломает любого!

— Не надо так фатально, дорогой, — усмехнулась мать. — Иногда случаются счастливые исключения! На-ка вот, возьми лучше блинчик! И меньше пафоса!

— От блинчика не откажусь, — с достоинством ответствовал отец. — И даже от джема не откажусь! Но не пытайся заговорить мне зубы, Милдред! Я был и остаюсь уверен, что среда, в которой человек растет, оказывает на него очень сильное и плохо разрушаемое влияние. Поэтому я предостерегаю вас, девочки, от неподходящих знакомств! И от сбора сплетен тоже!

Петуния открыла было рот, но передумала и, робко, как мышка, скользнула за стол, придвинув к себе вазочку с вареньем.

— Папа, а человек может измениться? — неожиданно для себя спросила Лили. — Если, к примеру, в школе он был редкостным подонком, то может он во взрослом возрасте стать лучше? Или в глубине души он все такой же?

— Конечно, может, — пожал плечами отец. — Это всегда радостно, когда человек взрослеет и самосовершенствуется. К этому нас побуждают литература и искусство! То, что человек творил глупости или гадости в детстве, еще не ставит крест на его дальнейшей жизни! Другое дело, что трудно определить, действительно ли он изменился или лишь притворяется, что стал лучше!

— Я поняла, — кивнула Лили. — Спасибо!

— В вашей школе, судя по этому Снейпу, подонки не меняются с возрастом! — ядовито вставила Петуния. — Впрочем, твоя школа всегда казалась мне чем-то вроде сумасшедшего дома или богадельни для ненормальных!

— Петуния! — строго прикрикнула на нее мать.

— А что я такого сказала? — прикинулась непонимающей та. — Просто Лили столько рассказывала о достающих ее однокурсниках, что такое впечатление просто не могло не сложиться!

— Что было, то уже прошло! Там было полно хороших ребят! — воскликнула Лили. — Ты не права, Туни!

— А кто тебя доставал больше всего? — Петуния оживилась. — Ты больше всего жаловалась на какого-то хулигана, у которого целая шайка была! Еще и дурацкое какое-то название у них было…

— Туни, хватит! — резче, чем хотела, отозвалась Лили, но только все ухудшила.

— А, мародеры! Так их, кажется, прозвали! Интересно, за какое дело? Обчистили какой-то магазин? — не унималась Петуния. — Я помню, встречала тебя как-то на вокзале, один такой приметный в очках и дурацкой мантии не постеснялся подойти ко мне и нахамить прямо в лицо!

— Ужас какой! — ахнула мать. — Ты не рассказывала! Туни, дорогая!

— Не могу же я рассказывать о каждом хаме, — фыркнула Петуния. — Не из этих господ кто-нибудь тебя так разволновал, а, сестренка?

— Вот еще, — с независимым видом в тон ей фыркнула Лили. — Об этих я, к счастью, уже много лет ничего не слышала! И надеюсь, больше не услышу!

— И я на это очень надеюсь, — сурово обронил отец. — Прекращайте перепалку! Уже взрослые девицы на выданье, а ведете себя как вздорные торговки на рынке! Туни, пойдем! Поможешь мне разобрать счета!

— Да, папа, — смиренно ответила та и бросила язвительный взгляд на сестру.

Лили стоило большого труда не показать ей язык в ответ, чтобы чопорная Петуния ужаснулась от такой распущенной дикости.

Когда сестра с отцом покинули кухню, Лили будто разом потеряла весь запал и сгорбилась в какой-то горькой усталости, баюкая в руках чашку с давно остывшим чаем.

— Что такое, милая? — мать мягко коснулась ее плеча. — Переживаешь из-за Снейпов?

— Нет, вовсе нет! — моментально отреагировала Лили, но, взглянув на мать, тут же отказалась от очевидной лжи и нехотя выдохнула: — Переживаю…

— Что у тебя случилось с этим мальчиком? — мать оставила посуду и села напротив. — Ты однажды вернулась из Хогвартса и больше никогда о нем не вспоминала. Что тогда произошло? Он тебя обидел?

— Да… и нет, — Лили помедлила, прежде чем ответить. — Он обидел. Очень сильно. Но я не обиделась, вернее, это просто стало последней каплей. И я решила прекратить это общение.

— Что он сделал?..

— Он… — Лили прикусила губу. — Понимаешь, он очень сложный человек, мама! Я пыталась дружить с ним, поддерживать его… В детстве у меня это получалось, а затем мы приехали в Хогвартс, и там все стало совсем по-другому. Я сразу прижилась там, мне было хорошо, а вот он… его обижали, никто не собирался мириться с его нелюдимым и довольно непростым характером. Он не мог прекратить это, да как будто и не собирался, и я не могла… Не может же девушка все время защищать юношу!

— Верно, — кивнула мать. — Да и юношу это лишь унизит. Особенно если его амбиции обострены, а великодушие слишком мало.

— Я однажды попыталась вмешаться как староста, потому что издевательства начали переходить всякие границы, а другой староста ни черта не делал, чтобы это прекратить! Тогда он обозвал меня самыми скверными словами при всех… — Лили поморщилась от дурного воспоминания. — Я тогда еще была глупой и не понимала, чем виновата. Ведь я помогла ему и поступила как должна поступать староста факультета. Впрочем, объективно глядя на ситуацию, должна признать, что это сильно улучшило мою репутацию среди однокурсников. Он же… заслужил славу редкого, кхм, хама.

— Поэтому ты перестала общаться с ним? Из-за того случая?

— Мы сильно отдалились друг друга… Мне благоволила среда, и я была вполне успешна, а он не мог достигнуть того же уровня. Я старалась общаться с ним, не замечая этого, но это было очень тяжело. Иногда мне казалось, что он ненавидит меня за то, что я могу легко общаться с кем захочу, что очаровываю некоторых преподавателей, что хочу смеяться и радоваться жизни… Я пыталась подстроиться под него, быть приятной ему. Но Северус мог выбить почву у меня из-под ног одной едкой фразой, опорочить то, чем я ранее восхищалась. Он хотел чего-то непонятного от меня, чтобы я понимала его как-то по-особому!

— Я так понимаю, он в тебя был влюблен, — мягко отозвалась мать. — У него это очень болезненное и тяжелое чувство. Он не мог не завидовать тебе и не мечтать возвыситься над тобой. Собственное бессилие озлобляет мужчин, особенно когда у них не хватает сил и великодушия простить женщине ее превосходство над ними.

— Я догадывалась, что это так, — глухо обронила Лили, — но не хотела узнать это наверняка. Я так устала от него, мама! Наверное, я очень эгоистичная и самолюбивая, но я не могла больше общаться с ним! Я хотела жить так, как выберу сама! Не так, как хочет он, не так, чтобы тешить его самолюбие! Я хотела быть счастливой! Это плохо, мама?

— Нет, — мать покачала головой. — Такого человека я бы не пожелала видеть в зятьях, никогда! Настоящая любовь — это когда счастье твоего любимого делает счастливым и тебя. Иначе это кособокое и хромое чувство, калечное, приносящее лишь несчастье. Лучше уж совсем без любви, но с пониманием и взаимным уважением!

— Но я его все равно люблю… — горько вздохнула Лили. — Только люблю я того мальчишку, который рассказывал мне сказки, который показал мне первое волшебство. Я не хочу знать о его чувствах и никогда не приму их, потому что нам никогда не понять друг друга и я никогда не захочу увидеть его рядом с собой в качестве мужа. Наверное, это очень сложно. Однако мне очень больно от новостей вроде тех, что сегодня рассказала Туни.

— Понимаю, — мать грустно погладила ее по волосам, поднялась и принялась мыть посуду. — Я все понимаю, Лили. И я тот человек, который никогда не осудит тебя за эти речи. Напротив, я рада, что воспитала такую благоразумную и рассудительную дочь. Единственное, что беспокоит меня, чтобы эта любовь к мальчику, который остался далеко в прошлом, не запутала тебя и не принесла сожалений о содеянном во имя нее. А так, как мать, я горжусь тобой.

— Правда? — Лили сморгнула слезы, повисшие на ресницах и вскочила. — Давай я помогу!

— Правда, — отозвалась мать. — Собери посуду со стола! А затем помоги вытереть!

Лили повиновалась, и несмотря на то, что она облегчила душу перед матерью, тяжелые мысли не покинули ее, а лишь окутали непроницаемым густым облаком.

— И, Лили… — голос матери дрогнул. — Запомни, твоя доброта в его случае вернется к тебе в искаженном уродливом облике. Любая связь с ним принесет тебе лишь несчастья, в этом я согласна с твоим отцом. Пока ты не дашь ему то, что он жаждет и не может завоевать, он будет отвергать все остальное. С ненавистью!

Лили отстраненно кивнула, все еще погруженная в свои мысли. От этой тяжести в груди так просто не отделаться, от мыслей не избавиться. Наверное, она вовсе не была благоразумной…

* * *

— Желаете снять такую сумму с основного счета? — мужчина за стойкой любезно засверкал проблесками золотых зубов.

— Да, — сумрачно отозвалась Лили. — И побыстрее, пока я не применила конфундус…

— Что вы сказали? — недоуменно заморгал служащий.

— Ничего, вам, наверное, показалось, — очаровательно улыбнулась Лили, отводя мешающую прядь от лица.

— Одну минуту, мэм! — служащий сверкнул золотом еще раз и улетучился.

Лили поправила на плече сумочку и осталась мрачно разглядывать не блещущее красками тусклое помещение отделения местного банка. Не Гринготтс уж точно…

Она улизнула из дома сразу после завтрака, остро чувствуя, что конфундус, похоже, применили к ней самой. Сумму залога она узнала от того же возмущенного, но тем не менее очень разговорчивого полисмена, возмущенно сияющего превосходным фиолетовым фонарем под глазом.

— И зачем вам, мэм, этот негодяй? — сокрушенно спрашивал он у нее, неодобрительно покачивая головой. — Точно же ведь наркоман!

— Что поделать, сэр, — разводила она руками. — Мы постараемся сдать его в какую-нибудь лечебницу! Это уж точно! Уж сколько крови у матушки своей выпил, а ей это просто нож в сердце. Можно ли вызволить его как-то?

Полисмен что-то ворчал, но Лили вилась вокруг него очаровательной рыжей змейкой и таки выпытала, как, каким образом и сколько. Не без помощи некоторой толики магии.

— Эх, и что ж вы нашли в нем? Пропащий же совсем! — вздыхал полисмен, и Лили вздыхала в унисон.

— А что с ним сталось там... в участке?

— Да что-что, известно что, — нехотя отзывался полисмен. — Бледный весь, хрипеть начал, по полу катался, изо рта пена пошла. По всем признакам, видать, ломка!

— И что?..

— Да ничего, запинали сокамерники под лавку, там и затих, — вспылил полисмен, не желая щадить нервы глупой мягкотелой девицы. — Там таких не любят!

Лили в ужасе отшатнулась от него, и полисмен, довольный ее реакцией, мстительно добавил:

— Так что особо не надейтесь, могут и не отпустить! Статья-то совсем другая уже намечается!

Лили это уже не волновало. В наркоманию она не верила — Северус не такой. Но вот если он попробовал на себе какое-нибудь зелье… Ему там никто не поможет, и ей сильно повезет, если к ее приходу он все еще будет жив.

Служащий не больно-то торопился, но когда он наконец-то закончил, Лили выскочила с такой скоростью, словно за ней сам черт гнался, и стремительным шагом направилась в сторону участка.

— Странная девушка… — неодобрительно произнес ей вслед служащий, меланхолично накручивая на палец длинный тонкий ус.

* * *

Лили очень давно не видела миссис Снейп, но тем не менее узнала сразу. В детстве она боялась этой сухопарой сгорбленной женщины с желтым некрасивым лицом, теперь же смотрела равнодушно. Миссис Снейп удивительным образом сочетала в себе непримиримую заносчивость и болезненно-молчаливую покорность. Первая во всей красе проявлялась перед теми, кто приходил на помощь, вторая же посвящалась мужу и всем обстоятельствам, которые казались непреодолимыми. Как, например, арест и мужа, и сына.

Лили приблизилась. Женщина, одиноко сидящая на пороге, неохотно подняла на чужие шаги голову, и Лили поразилась, до чего постарело ее лицо. Мимолетный луч надежды на мгновение осветил ее глаза, но они в тот же миг налились злой враждебностью.

— Что вам? — отрывисто поинтересовалась миссис Снейп, очевидно не узнавая ее. И к лучшему.

— Ваш сын вернется домой в конце дня, — кратко известила ее Лили. — Ему лучше не привлекать внимания полиции, если он не хочет вернуться туда в ближайшее время.

— Он вернется?.. — недоверчиво переспросила миссис Снейп. — Но как?..

— Его выпустили под залог, — Лили начала жалеть, что подошла, но поделать уже ничего не могла. — Какое-то время займут формальности, но он свободен. Встретьте его чем-нибудь горячим, в камере у него случился приступ. Вам лучше знать от чего.

Лили повернулась, чтобы уйти, но миссис Снейп с неожиданной ловкостью схватила ее за руку:

— Постой! Ты ведь девочка Эвансов, верно? Это ты внесла залог?

— Я давно уже не девочка, — Лили покачала головой. — Больше не попадайтесь маггловской полиции, не все проблемы можно решить конфундусом или деньгами.

Да, без легкого конфундуса она бы так просто не справилась. В участке она с облегчением узнала, что приступ у Северуса прошел и жить он определенно будет, поэтому сложный, плохо продуманный самоотверженный план с передачей толченого безоара можно было отложить в дальний ящик и больше никогда про него не вспоминать.

Блокнот, с которым она последнее время не расставалась, внезапно нагрелся в кармане пальто. Лили коснулась его рукой и тотчас отдернула пальцы. Надо было спешить.

— У нас нет денег, — с усилием отрывисто проговорила миссис Снейп. — Как отблагодарить тебя? Что ты хочешь?

Лили посмотрела на нее в растерянности, не сразу поняв, о чем та, и после неловкой паузы вымолвила:

— Не говорите ему обо мне! Он не должен знать. Это и будет платой. Прощайте! — и она поспешила прочь, чувствуя спиной прожигающий взгляд миссис Снейп и отчаянно боясь, что совершила какую-то ужасающую, непоправимую глупость.

* * *

Патронус от Сириуса прилетел, когда Джеймс был на полпути от Гринготтса до Дырявого Котла. Новость заставила его ноги подкоситься, и Джеймс схватился за то, что первым подвернулось под руку. К сожалению, это оказался довольно хрупкий макет какой-то диковинной постройки. Обрушился он в тот же миг, увлекая за собой незадачливого аврора.

Проклиная все на свете, Джеймс с трудом отбился от какой-то любвеобильной тряпки, норовящей вцепиться ему в шею, и сел, потирая ушибленный затылок. Прямо напротив вызывающе сверкал стеклами пресловутый магазин метел, и хорошего настроения это не добавляло. Какой-то человек в высоком ярко-зеленом цилиндре и непонятного цвета плаще остановился у входа в магазин и посмотрел на Джеймса, очевидно, с тревогой. Джеймс криво улыбнулся, показывая, что все в порядке, и поспешил подняться на ноги. Человек успокоенно кивнул и, тяжело опираясь на перевернутую кверху прутьями метлу, побрел в магазин. Джеймс успел заметить лишь сильную хромоту и подивиться такому небрежному отношению. Кто в здравом уме станет использовать метлу вместо посоха? Все равно что волшебной палочкой ковырять в носу!

Джеймс вспомнил весть, принесенную патронусом, и все посторонние мысли мигом вылетели из его головы. Он поспешно запахнулся в мантию и стремительно аппарировал. Больница святого Мунго была более чем безопасна и для отца, и для матери. Наверное…

* * *

— Мама!

Уже второй раз за последние несколько дней он врывался в больницу св. Мунго с этим криком и замирал на пороге, боясь взглянуть. Только сейчас до него дошло, что отцу не стоило показывать, что случилось нечто нештатное.

Мать обернулась, а отец вздрогнул и отложил ложку.

— Мама! Ты в порядке? — Джеймс пронесся внутрь палаты и упал на колени подле ее ног.

— Джейми! — Дорея ахнула. — Боже, что ты?..

— Тебе ничего не сделали? Ты в порядке? Мама? Мама?..

— С мамой все хорошо, Джеймс, — жестко произнес Карлус и, приподнявшись, положил руку ему на плечо. — Успокойся!

— Все хорошо! — поспешила утешить его Дорея и, соскользнув со стула, обняла сына и подняла его на ноги. Джеймс отчаянно вцепился в ее кофту, пряча лицо на ее плече.

— Сириус — мастер передавать сообщения, конечно! — сердито добавила она.

— На тебя напали! — выдохнул Джеймс. — Мерзавцы!

— Попытались взять под империус, — спокойно поправила Дорея. — Сильно сомневаюсь, что все, что говорил мне этот человек, хоть в какой-то мере было правдой!

Джеймс только проскрежетал зубами, извлек палочку и начал сканировать палату и накладывать дополнительную защиту поверх уже существующей.

— Едва ли он действительно из Министерства, — авторитетно отозвался Карлус Поттер. — Джейми, хватит! Возьми себе кресло и сядь! Неужели ты думаешь, что кто-то придет в больницу…

— Да! — Джеймс резко обернулся к нему. — Думаю! Не могу не думать! Если кто-то может прийти к нам домой и напасть на хозяев, если кто-то может наложить империус на аврора среди бела дня, если кто-то может спалить к чертям архивы аврората…

— Я хотел сказать, что после тех заклятий, которые наложили мы с мамой, сюда и медсестры-то с трудом входят, — мирно проговорил отец. — А что значит спалить архивы аврората? Я встречал что-то в газетах, но было слишком похоже на очередную утку…

— Это не утка, — Джеймс наконец успокоился и заставил себя сесть. — Боюсь, что все серьезнее, чем может показаться. Такой инцидент действительно произошел, и мы до сих пор расхлебываем последствия. Кто-то нарочно устраивает беспредел, и этот кто-то явно не намерен останавливаться.

— Ты думаешь, это как-то связано? — серьезно спросил Карлус. — Та чертовщина, которая происходит с нами, и архивы аврората?..

— Я пока не знаю, — Джеймс поник. — Но я намерен в этом разобраться! И наказать их, чего бы это не стоило!

— Джейми, — Дорея коснулась его руки. — Запомни, для нас отцом ничто из этого не стоит твоего здоровья или жизни! Мы стерпим все, если с тобой все в порядке!

— Я не полезу на рожон, мама, — постарался успокоить ее Джеймс. — Но я должен выяснить, что происходит!

Карлус Поттер кивнул, скривился от боли в затекших мышцах, размял шею и вновь потянулся за ложкой, жена заботливо подала ему тарелку с супом.

— Тебе уже что-то удалось выяснить? — поинтересовался он.

— Немного, — неохотно признал Джеймс. — Внутри страны нельзя заключить никакой сделки без проверки на империус и зелья подчинения — это стандартная процедура, ее никак не избежать. Я поговорил с профессионалом, он утверждает, что есть только пара законодательных нюансов, позволяющих обойти эту проверку: один из них — это если сделка проводится с иностранцами по их законам, или же, он высказал соображение, что лаборатория — не конечная цель, а лишь шаг к чему-то большему… Нужна не она!

— Вот как… — задумчиво проговорил Карлус Поттер. — Но что же тогда?..

— Когда ты заключил сделку, то туда появился доступ новым владельцам, — произнесла Дорея. — Это прописывается во всех контрактах априори.

— Мы можем оспорить эту сделку, — Джеймс с силой потер лоб, заставляя себя соображать. — Но на это потребуется некоторый срок, а все это время…

— ...Кто-то будет беспрепятственно проникать в лабораторию! — подхватила Дорея.

— Действительно, — Карлус прикрыл глаза, и только лицо его окаменело. — Значит, им нужна была не лаборатория, а доступ к ней. В этом смысле мы разорены — все знания и информацию они выметут подчистую. Все разработки потеряны. Тогда и империус объясним, почему именно он!

— Почему? — недоуменно взглянул Джеймс на отца.

— Если бы я продавал лабораторию как нормальный человек, что бы я предпринял первым делом? — спросил в ответ тот.

— Вывез бы оттуда все разработки… — прошептал Джеймс. — Не оставил бы ничего лишнего! Но… зачем тогда им накладывать империус на маму? Если они уже получили лабораторию.

— Значит, еще не все вывезли, — Дорея была спокойна и, казалось, вовсе равнодушна, только горькие морщины возле рта стали еще резче. — Уверены, что многое скрыто в доме! И они правы.

— Так какая же конечная цель? — Джеймс достал из кармана блокнотик и теперь увлеченно строчил, не поднимая головы. — Разорить нас или добыть нечто конкретное?

— Я бы на твоем месте предполагал и то, и другое, — резонно заметил Карлус. — Похоже не то на месть, не то на грубую махинацию, не то на все разом!

— А расскажи-ка мне поподробнее о том проекте, в котором ты собирался участвовать? Что ты помнишь? Как вообще узнал о нем?

— Сейчас я понимаю, что в то время у меня было состояние сродни сну, — Карлус Поттер потер бороду и задумался. — Я был уверен, что это очень правильно, хотя не совсем осознавал почему и вряд ли бы смог логически объяснить.

“И не мог!” — хотелось язвительно вставить Джеймсу, но он сдержался. Империус — гибкое заклятье, оно позволяет жертве импровизировать, но неизменно корректирует ее поведение. Если отец не мог обосновать что-то, то разговор просто сворачивал в очередную ссору, и Джеймс, раздосадованный, уходил, даже не задумавшись, что такое поведение не в характере отца. Сам все прошляпил, сам виноват.

— Я помню, узнал я об этом проекте в Гринготтсе, заинтересовался и захотел участвовать в нем, — Карлус нахмурился, словно пытался что-то вспомнить. — Мне показалось, что это очень перспективно и удивительно. Я помню, что одним из участников проекта был кто-то из Министерства, он обещал продвигать его и обеспечивать лояльность общества.

— А имена? Помнишь какие-нибудь имена?

Карлус покачал головой. Джеймс не удивился: с таким он сталкивался, последним долгом империуса, когда его снимали, было стереть из памяти жертвы все сведения о том, кто его наложил. Иногда неудачно снятый империус мог вычистить всю память жертвы до белого листа.

Джеймс сам почти ничего не помнил из того эпизода с собственной подписью — только темное помещение и свечу в форме черепа. Но ему повезло: империус снял тот же человек, который его и наложил, поэтому никаких осложнений не случилось.

— Я помню только что-то смутное… — проговорил отец с виноватым видом. — Цвета и некоторые вещи.

— Давай! — оживился Джеймс.

— Помню, было много бумаг, пахло чем-то сладким, но не приятным, а таким, будто противным… Еще золото, не знаю почему, но если закрыть глаза, то вижу что-то золотое! А еще болотная зелень… и… и посох! Человек, который предложил мне это… у него был посох! Без него он не мог ходить!

— Как интересно, — протянул Джеймс. — Когда ты выздоровеешь, согласишься посетить нашего штатного целителя в аврорате? Он умеет восстанавливать память!

Карлус Поттер кивнул и тяжело вздохнул, глядя на крепко сцепленные пальцы рук:

— Возраст — не показатель ума, как видишь, сынок! Вот так оно и бывает — все рушится и воспрепятствовать этому не выходит.

— Еще ничего не разрушено! — горячо воскликнул Джеймс и оглянулся на мать в поисках поддержки. — Мы со всем справимся! Я найду этих гадов, обещаю! И больше никто не пострадает!..