Настоящая гриффиндорка (джен)

Утром, сразу после завтрака, они решили отправиться в Коукворт.

— М-м-м… Северус, я вам сегодня еще нужна? — спросила Гермиона, пробежавшись быстрым взглядом по закрытым ставнями окнам, когда он аппарировал их к дому. — Вам помочь собраться?

— Не стоит, Гермиона, — несколько сухо ответил он, пытаясь скрыть напряжение, — я сам вполне справлюсь. Но вы можете подождать меня в гостиной, — добавил он, открывая замок. И, приоткрыв дверь, хотел было уже зайти, но Грейнджер перехватила его руку, заставив оглянуться и удивленно вскинуть бровь.

— Если вы не против, Северус, то я, пожалуй, отлучусь по своим делам. Это будет лучше, чем сидеть без дела. Хочу навестить родителей, — с просительной ноткой сказала она, виновато улыбнулась и медленно отдернула руку с его предплечья.

— Мне потребуется не больше пары часов, Гермиона, — ответил он и шагнул в темноту.

— Здорово, Северус, я как раз успею… Спасибо, — послышался веселый голос и хлопок аппарации.

Снейп привычно прошел в темноте мимо нагромождения старой мебели и устало сел на продавленный диван. Спрятал лицо в ладонях и замер так на какое-то время. Тишина комнаты разбавлялась поскрипыванием расшатанных половиц в коридоре, потревоженных его шагами, и дребезжанием оконных стекол в рассохшейся раме.

Эта девчонка… Гермиона…

Игнорировать ее заботу уже не получалось. Ясно же, что она проявила деликатность, подумав, что ему будет неприятно, если она увидит его дом. Ее зрелость и несвойственная юности мудрость пугала. Словно она легко чувствовала то, что он старался спрятать всю жизнь, и за что стыдился, хотя бедность — единственное, в чем не было его вины. Он, как закрытая книга на полке, всегда отделял себя от мира, но Гермиона читала его суть, не обращая внимания на обложку. Не спрашивая, решительно достала книгу его жизни и раскрыла, и он был не уверен, что готов к такой откровенности. Он не привык обнажать душу и показывать слабость, давая повод для уязвимости.

Северус встрепенулся и с силой растер ладонями лицо. Пора приниматься за дела и успеть, прежде чем Гермиона вернется, иначе все ее ухищрения будут напрасны. А он не хотел ее смущать… не в этом случае.

За работой время пролетело незаметно, а монотонные действия привели мысли в порядок. Оглянувшись, Северус увидел пять больших коробок, большую часть которых занимали книги — все, чем он мог обзавестись за почти сорок лет. Он такой же старый и потрепанный жизнью, как этот дом, который он всегда ненавидел. С тех пор, как понял, что, кроме боли и унижений, в нем его не ждет ничего хорошего. И теперь, оглядывая в последний раз эти унылые стены, впервые ужасался своей судьбе. Эта глупая и отважная девчонка даже не догадывалась, с каким демоном связалась и какого монстра пригрела.

Северусу с малых лет не было нигде места в этом огромном мире. Отец, и так от природы обладая крутым нравом и тяжелым характером, из-за проблем на работе пристрастился пить, и вымещал зло на жене и сыне.

Снейп не знал, почему мать-волшебница из древней семьи ушла в маггловский мир. Но еще больше его поражало, почему она позволяет презренному магглу — мужу так с собой обращаться. Ведь она волшебница. Но Эйлин словно искупала какую-то свою вину. Так же, как он потом всю жизнь искупал свою.

Он, по малолетству, не видел ее внутренний надлом, не мог понять ее пассивной покорности. Северус был ребенком — ему нужен был защитник, но его у него не было, как и безопасности в собственном доме. Между ним и враждебным миром не стояло никого, кроме него самого.

И однажды, лет в семь, он возненавидел и свою мать тоже, как всегда ненавидел отца, поставив их обоих на один уровень. Нет, он по-детски любил мать, но с долей какой-то презрительной жалости, как облезлую приблудную кошку, что отогрел и хотел защитить, но она все равно раз за разом упорно уходила в ночь к побоям и боли, словно добровольно стремясь к гибели.

Он действительно пытался ее защитить, кидался под руки разъяренного отца, закрывая собой и принимая удар на себя, вис на руках, не давая размахнуться, и униженно умолял мать уйти из этого дома вместе — сбежать.

Она плакала, прижав к себе, гладила по грязным волоса и кивала — соглашаясь. Но потом всегда оставалась, и он ненавидел и презирал мать за эту ее недостойную матери слабость.

Эйлин безусловно любила сына, но ее любовь была жалкой, словно она все время извинялась и выпрашивала ее. Она обесценивалась порочным бездействием и бессилием, не могла встать щитом на пути зла и защитить своего ребенка, как это сделала Лили Поттер для своего сына. И потому для Северуса любовь к матери с каждым годом трансформировалась в обузу. Ведь при всем равнодушии он не мог сбежать и бросить ее на растерзание отцу. Но к тому времени как он поехал в Хогвартс, его привязанность к матери сменилась на полное равнодушие, и ее смерть летом пятого курса он воспринял с облегчением, как для себя, так и для нее самой. С той поры любые человеческие привязанности для него перестали существовать.

Главным чувством его детства была ненависть.

К добротным большим и светлым домам с той стороны парка и к счастливым семьям, что в них живут. Потому, что они улыбались всегда, даже в проливной дождь и промозглую сырость.

Не мерзли зимой в тонком пальтишке и осенних ботинках с дыркой на подошве и подложенной для тепла газетой, вместо вышорканной стельки, когда он прятался за сараем, чтобы не пропустить момент, когда погаснет свет в доме, означающий, что отец уже напился и уснул, и можно, наконец, проскользнуть домой и отогреться.

Не голодали, потому что отец пропил все деньги и в ярости разнес кухню, опрокинув и без того скудный ужин. А Северус, глотая злые слезы, в темноте ползал возле ног отца, что пьяно заснул прямо за столом, чтобы собрать с пола кусочки печеной картошки, ибо это был его единственный ужин, и не исключено, что и завтрак.

Ненавидел полицейских, потому что они, приходя по вызову соседей, никогда не вмешивались в семейные склоки, и ни разу не защитили ни Северуса, ни его мать, даже видя, как Тобиас грубо толкает избитую женщину в дом. Все, что их интересовало — это тишина и правила.

Ненавидел чопорных старух с соседней улицы, которые возвращались после воскресной службы домой к праздничному столу и говорили о высоком — Боге и милосердии, но не хотели замечать зла и несправедливости у себя под носом. И еще больше ненавидел, когда они, с жалостливыми лицами, пытались сунуть ему леденец, чтобы потом вечерами судачить о его незавидной участи и перемывать кости его семье. А их отпрыски снимали вычурные костюмчики и шли бить его, Северуса, за то, что он донашивал мамины блузки и отцовы обноски. Просто так, за сам факт его существования, за то, что он был один, а их много, и они могли себе это позволить.

Весь этот мир задолжал Северусу, и он был не против утянуть его за собой во тьму и адовый огонь — чтобы не гореть там одному, пока они радуются жизни. Что он с неуемным рвением совершал на службе у Лорда. Тогда он считал это правильным и справедливым — возвращал обществу то, что получил от него сам. И делал он это с упоением. Его демоны не знали жалости и усталости, и он кормил их досыта… Пока он не потерял Лили…

«Интересно, — подумал он и грустно ухмыльнулся, — спасла бы его Грейнджер, если бы знала, какая он мразь на самом деле?»

Он вызвал домовика и приказал ему забрать коробки, а сам вышел из дома. Когда раздался хлопок аппарации, он не обернулся — неотрывно смотрел на пожарище, укрытое магическим щитом.

— Оу, пикник, — нарочито удивилась Гермиона, подойдя и встав рядом. — Могли бы сказать, Северус, я бы принесла мяса и плед. Провели бы день на природе. Красиво горит…

— Это мое личное чистилище, Гермиона, — ровно ответил он. — Мои ворота в Ад. Полагаю, их следовало сжечь, чтобы не было искушения вспомнить и вернуться.

Он сказал это скорее себе — в ответ своим мыслям, чем ей. Прозвучало не совсем понятно, но она, казалось, поняла.

Гермиона устало вздохнула и, выйдя вперед, бросила пару заклинаний, от которых пламя взвилось еще выше и тут же осело пеплом, без всякого признака полуобгоревшего остова. Еще одним взмахом она уничтожила пепел и сняла щиты, а потом что-то прошептала, взмах палочкой, и на месте дома образовалась зеленая поляна с луговыми цветами — слишком яркая и неуместная для этой серой пыльной местности.

— Вы слишком много думаете о прошлом, Северус, — обернулась она к удивленному Снейпу и, убрав палочку в ножны, спокойно и уверенно на него посмотрела, — жизнь гораздо проще, если ее специально не усложнять. Конечно, вы, в прошлом, набросали в свое озеро много камней, и они лежат на дне грузом, а по водной глади пошла рябь. Но она никогда не исчезнет, если вы и дальше будете ворошить камни. Их невозможно оттуда убрать, но просто оставьте их в покое — пусть они станут частью донного ландшафта. Не поднимайте муть, и тогда, со временем, она станет основой для роста прекрасных водных растений — вода очистится и, глядишь, уже и рыбки заведутся. Спокойствие водной глади к вам обязательно вернется, не сомневайтесь, Северус.

Снейп, все это время удивленно таращившийся на Гермиону, громко расхохотался, но оборвал себя и жестко, до боли, притиснул девчонку к себе.

— Вы понятия не имеете, кто я, — с угрозой процедил он, сжимая ее запястья. В его глазах полыхала тьма. — Вы даже не представляете, каким демонам я давал волю. Мните себя в безопасности? Читаете проповеди, как престарелая квакерша? Думаете, что знаете все на свете? Что можете меня поучать?

— Отпустите, мне больно, — на удивление спокойно ответила она, не сводя с него прямого взгляда. Он чувствовал, что она напряжена, но в глазах не было страха, как и удивления — только спокойствие и понимание, что взбесило его еще больше.

— Больно? — издевательски процедил он и усилил давление на запястья, словно всерьез хотел их сломать. — Что вы знаете о боли, девчонка?

— Достаточно, — сухо ответила она и неожиданно саданула его ногой по голени, а потом ловко опрокинула прямо на зеленую траву в куст ромашек. Не прошло и мгновения, как она уселась ему на бедра, придавив его к земле и уперев руки ему в грудь. При этом она даже не попыталась достать палочку, как и он, впрочем, не пытался сопротивляться.

— Мне надоели ваши душевные метания, Северус, — холодно процедила она. — Сколько бы демонов в вас ни обитало, они имеют право на жизнь, если будут служить на благо нашей семьи. Вы думаете, я не понимаю, что вы за человек? Думаете, не понимаю, какое именно прошлое у вас было? Так вот, спешу вас разочаровать, я все это прекрасно знаю. Даже истинную цену вашего шпионства на Орден. Это только наивный и светлый Гарри, перечеркнув ваши прошлые деяния, восхищается вашим подвигом двойного шпиона, считая, что вы мастерски водили Лорда за нос, рисковали собой, собирая для нас сведения и приближая победу. А я думаю, что ваши свершения звучат далеко не так благозвучно. Чтобы быть полезным и близким к Лорду, вам приходилось приносить реальные сведения об орденцах. Лорду нужен был результат, и пустые сведения его бы не привлекли. Сколько семей погибло в тот год, помимо Поттеров? — гнусно ухмыльнулась она, и Снейп вздрогнул. — С тех пор, как прозвучало пророчество и Поттеров спрятали под Фиделиусом? Сколько, Северус?

— Гермиона… — неуверенно прервал ее Снейп и попытался подняться. Эта безжалостно вынимающая ему душу девчонка с горящим взором сейчас до дрожи напомнила ему Беллатрикс.

— Лежать, — коротко приказала она и тычком в плечо отправила его обратно в траву. — Я еще не закончила. Вы так же предавали Лорда и своих соратников, как и товарищей по Ордену, что стояли с вами плечо к плечу, вверяли вам свои жизни и жизни своих близких. Вы наверняка их пытали, убивали, глядя им в глаза — до конца отыгрывая свою роль. Несли смерти в обе стороны, в надежде остановить войну и предотвратить еще больше смертей. Не знаю, сами ли вы планировали, кто умрет, или вместе с Дамблдором, но дело сделано и победа за нами. Так что прекратите себя жалеть и приписывать мне блаженное неведение от того, что я не знала, кого спасаю. Я возвращалась за вами трижды, и, несмотря на ваше прошлое, считаю, что вы достойны жизни… нормальной жизни, понимания и прощения. И я вам их дарую, хотя не мне вас судить и прощать. Я уважаю вас за вашу тяжелую ношу, которую вы ни с кем не могли разделить и пронесли до самой смерти, исполнив долг до конца. И я приняла вас таким, какой вы есть, вместе с тем, чем вы являетесь, чего стыдитесь и о чем сокрушаетесь. Просто за то, что вы — Северус Снейп, родились и живете на свете, — смиритесь и заканчивайте играть в трагедию.

Она пошевелилась и одним слитным движением поднялась с места, в то время как Снейп безвольно лежал, глядя в небо. Полностью опустошенный и потрясенный.

— Поднимайтесь, Северус, — поторопил его привычно-бодрый голос, — у нас сегодня еще полно дел. Я принесла каталог — не терпится заказать недостающее и собрать вашу лабораторию.

* * *

С тех пор в их отношениях произошел заметный сдвиг, не в сторону романтических переживаний, а в доверии и эмоциональной близости. Никогда и ни с кем Снейп не чувствовал себя так свободно и… спокойно. Даже с Лили. При ней он, наоборот, скрывал свою суть, боясь увидеть отвращение в ее глазах, притворялся тем, кем он не являлся. А с Гермионой он оставался самим собой — ведь она знала о его демонах и приняла их, как часть его самого, его прошлого. И он с удивлением увидел, как они теряют свою значимость, силу и власть, истаивая, превращаясь в призрачные тени под спокойным напором его жены.

Гермиона оказалась для него неразрешимой загадкой. С первого взгляда она была проста и прямолинейна, как всякая гриффиндорка. Но он быстро заметил, что она амбициозна и хитра, как слизеринка. Трудолюбива и ответственна, как хаффлпафка, умна и зациклена на знаниях, как рэйвенкловка. В ней словно жили несколько личностей, и одну из них — порожденную войной — циничную, смеющуюся холодным, леденящим кожу смехом, бьющую в цель без жалости и промаха — он бы предпочел никогда больше не видеть. Такая Гермиона пугала, но не его мужскую гордость, а за уверенное подозрение, что в ней тоже живут демоны, которых она, в отличие от него самого, крепко держит на поводке. И страшно подумать, что бы получилось из девчонки, если бы она дала им волю. Она была достаточно умна, амбициозна и упорна, чтобы захватить мир, если бы он был ей нужен.

После сборки оборудования они занялись исследованиями, и Северус часто думал, что и тут Гермиона оказалась права. Он терпеть ее не мог из-за Поттера — с того первого урока, когда она, своими подпрыгиваниями на табуретке, послужила невольной причиной насмешки над ним — учителем, и сразу попала к нему в список раздражающих выскочек.

Эта Гермиона была любознательна, точна и послушна. Она беспрекословно исполняла его поручения, и он мог быть уверен, что она все сделает безупречно — от нарезки ингредиентов до подсчета таблицы компонентов.

Ей откровенно нравилось наблюдать, когда он работал, хотя она была лишена таланта к варке зелий. Зато подкинула ему несколько идей — ей прекрасно давался теоретический анализ процессов, происходящих в котле.

В начале августа они поехали на конгресс зельеваров, где представили удешевленную версию умиротворяющей настойки — без побочного эффекта сонливости и рассеянности. О Снейпе снова заговорили в Европе, как о мастере, ученом и новаторе в зельеварении. И эти разговоры оказались необычайно приятны.

О прошлом они больше не вспоминали… о его прошлом. Хотя сама Гермиона никогда не отказывала ему в ответах и охотно говорила о своих победах.

— Простите, Гермиона, — как-то за ужином задал он волнующий его вопрос, — но как вы смогли меня спасти? Ведь я, по идее, почти умер к вашему появлению.

— Да. Первые два раза я не успела, — призналась та, — когда мы с парнями покидали хижину, уже было поздно. Но потом я вернулась в прошлое раньше на час, и написала о вас в зачарованном свитке Сметвику. Он подсказал, что нужно делать. А я переписала все в свой блокнот, — добавила она и призвала из сумочки потрепанную книжку. — Он зачарован на кровь, и только я могу там писать или что-то увидеть. Я просто написала себе самой о том, что случится после победы, и о вас. К тому времени, как я вернулась в свое время, за час до этого события, в блокноте Гермионы появилась надпись, и она сама вас спасла.

— Удивительно, — признал восхищенный Снейп, — но как вы смогли вернуться так далеко в прошлое? Разве маховик не отматывает время максимум всего на пять часов.

— Я так и делала — отматывала на три часа, а потом еще на три, и еще. Главное, не отмотать больше, чтобы искажения не повлияли на физическое тело, ибо тогда оно начнет стареть, а не взрослеть. И думаю, я не одна до такого додумалась. В ночь смерти Поттеров туда явно кто-то возвращался из будущего.

— Почему вы так думаете? — вскинулся настороженный Снейп. — Я просил у Дамблдора, но он мне отказал.

— Потому что такая же ситуация возникла в 1899 году, когда Элоиз Минтамбл оказалась в ловушке времени, — ответила Гермиона с видом отличницы. — Она отмотала время сразу на пять дней, что стало причиной огромных искажений, да и само время было повреждено таким серьезным нарушением его законов. Вторник после её возвращения длился двое с половиной суток, в то время как четверг пролетел за четыре часа. Если судить по датам, то Гарри, до того как его забрал Хагрид, пробыл в разрушенном доме больше суток, хотя его забрали сразу после трагедии. Это явный временной парадокс, случившийся спустя два дня от этой даты. Думаю, если это был директор, то он хотел узнать подробности, а не исправлять ход истории. Он был умен и великодушен, но не стал бы рисковать убийством Темного Лорда, даже если бы все его соратники положили за победу свои жизни. Его задачей было победить зло, и цена каждого из нас не имела значения, — с горечью и долей презрения добавила она.

— Вы его осуждаете? — осмелился спросить он.

— Осуждаю? — удивилась она и грустно усмехнулась. — Я его ненавижу, почти так же сильно, как и восхищаюсь, и преклоняюсь перед его силой и мудростью. И горжусь, что пригодилась в его планах и поучаствовала в эпохальных событиях. Служить гению-миротворцу Света — есть высшая доблесть. Но все же я ненавижу его за многочисленные жертвы, многих из которых можно было вполне избежать. И, честно говоря, я рада, что он умер и не увидел конца этой войны и во что превратили страну. Клянусь, я бы сама послала в него Аваду, только чтобы сохранить покой и чистоту этого великого человека, верящего в любовь, дружбу и мир.

Странно, но и сам Снейп думал так же. Он боготворил Альбуса и любил как отца и наставника, но, также и ненавидел, и с наслаждением его убил, словно поставив точку — карая за то, что тот не спас Лили, как обещал. Что позволил ей умереть, когда он отдал ее судьбу и свои жизнь и душу в его руки. И то, что они с этой правильной девчонкой, что не оборвала за всю войну ни одной жизни, думают одинаково, сильно его потрясло.