Властелины и короли (джен)

— Озеро пересечём ночью. Спрячем лодки и пойдём пешком. Мы зайдём в Мордор с севера, — Арагорн вернулся от реки, вытирая воду с лица.

Гимли подбоченился:

— Да неужели? Вот так запросто пройдём через Эмен Муй — непроходимый лабиринт из острых как бритва камней, а потом… — он перевел дыхание. — Потом ещё приятнее! Бескрайнее зловонное болото, которому не видно конца и края.

— Иной дороги нет, — поджал губы Арагорн, затянул туже перевязь меча. — Советую отдохнуть и набраться сил, господин гном.

Гимли задохнулся от возмущения:

— Отдохнуть?

Леголас отвел Арагорна в сторону и шепнул, тревожно озираясь:

— Лучше сейчас. Знаю, ты скажешь, что восточный берег стерегут орки, но меня тревожит не восточный берег. Тьма и угроза ширятся в моём сознании. Что-то назревает. Я чувствую.

Арагорн успокаивающе хлопнул его по плечу и огляделся. Боромира не было. Леголас перехватил его встревоженный взгляд. Где Фродо?

Не слушая, как ворчит Гимли: «Гному набраться сил! Нам не нужен отдых, юные хоббиты! Набраться сил! Мне!» Леголас прянул вверх по склону. Скатился со своего камня Эредин, на ходу надевая шлем, выдернул один меч из двух висящих на поясе ножен.

— Какого дьявола он светится?

— Орки, — выдохнул Гимли, хватаясь за топор, и припустил вверх по берегу с такой скоростью, что длинноногий Эредин и легкий Иорвет за ним не поспели.

Орки, на которых напоролся Эредин, не были даже отдаленно похожи на тех, с кем тот столкнулся в Мории. Высокие, ростом с самого Эредина, крупные — они заметили его и сразу встали в полукруг. Король Ольх оглянулся — Иорвета рядом с ним уже не было. Ну конечно, чертова лесная фея уже сидит на дереве каком-нибудь в полной безопасности.

Эредин выдохнул, вытащил второй меч и бросился в атаку.

Леголас откатился в сторону, уходя от прямого удара орочьего ятагана, вскочил, всадил стрелу орку в глаз, выдернул и выстрелил в следующего. Он слышал, как бьется вдалеке Арагорн; рог Гондора больше не трубил, что навевало печальные мысли, но он пока старался об этом не думать. Выстрел — натянуть тетиву — выстрел. Случайно глянул наверх — по ветвям с необычайной скоростью пробирался Иорвет, точнее… нет, не пробирался. Он вальяжно шел, даже не смотря вниз, чувствуя опору под ногами невероятным чутьем, стрелял на ходу — и всегда в цель. Леголас даже замер на пару секунд, любуясь, потом очнулся, огляделся — все пространство кругом завалено трупами орков.

На поляну вышел весь залитый черной кровью Эредин, под взглядом Леголаса вытер подбородок о плечо, но только размазал. За ним следом показался гном, не менее грязный.

Иорвет покатился со смеху, глядя на них, зааплодировал, потом легко спрыгнул на землю. Для Леголаса его движения оставались за гранью понимания: он был юрким и незаметным, как любой лесной эльф, но при этом оказался физически гораздо более сильным, словно провел всю жизнь в рукопашных боях и тяжелом труде, носил на себе шесть слоев одежды и доспехов вызывающе ярких цветов, что делало его похожим на людей с юга; ни один эльф не будет так выглядеть, тем более лесной.

— Где остальные? — отсмеявшись, спросил Иорвет и привычно нагнулся за стрелой, торчащей из горла трупа.

— Я слышал рог Боромира, — Леголас мгновенно сорвался с места. Эредин переглянулся с Иорветом, помчался следом — и снова Гимли их обогнал.

Боромир умирал. Он не видел подошедших к нему хранителей, все его существо было сосредоточено лишь на Арагорне, сжимавшем его руку, его одного он видел, только его присутствие еще держало его в этом мире.

— Я бы пошел за тобой до самого конца, — трудно произнес Боромир, задыхаясь от пробитых легких. — Мой брат. Мой вождь. Мой король.

Эредин утер стекающую на шею черную кровь и с омерзением вытер ладонь о штаны. Видимо, придется ждать мучительного конца: у людей нет милосердного обычая добивать смертельно раненных, а в Боромире торчало стрел десять, и каждая по отдельности убила бы его. Иорвет, болезненно поморщившись, подошел к краю обрыва, огляделся, не желая смотреть, как Арагорн прощается с павшим.

— Наша лодка, — вдруг изумленно сказал он. — Она… так, я не понял сейчас.

Эредин проследил взглядом и тоже остолбенел: лодка двигалась сама, отчаянно махая висящими в воздухе веслами.

— Фродо ушел, — тяжело вздохнул Арагорн, подходя к ним. — Мы должны следовать за отрядом Урукхая: они схватили Мерри и Пина.

— Ну и зачем их спасать, — хмыкнул Эредин, поймал осуждающие взгляды и продолжил. — Сами их захватили в плен, пусть сами теперь и разбираются. Особенно с Пином. Он им весь отряд положит.

— Надо похоронить Боромира, — Арагорн вернулся к телу, попытался поднять его, но не смог из-за усталости после битвы с вожаком. Иорвет выдернул из тела гондорца стрелы, осмотрел наконечники и спокойно сунул все целые себе в колчан; Леголас передернулся от этого, но ничего не сказал, гном поджал губы. Эредин отвязал мечи, подобрал оружие павшего, отдал все Иорвету и взвалил Боромира на плечо. Леголас пошел следом за ним, подсказывая, как не споткнуться на склоне, и поддерживая голову Боромира, чтобы он не разбил ее об острые края доспехов Эредина. Цинизм эльфов южного Лихолесья странно уживался с тем, что они не шли наперекор традициям демонстративно, хотя сами им не следовали, и все их действия были логически оправданы: Иорвет, если б была необходимость, еще и доспехи с Боромира снял, потому что мертвому они не нужны, а не из отсутствия уважения к погибшему, Эредин нес его как мешок, небрежно и под проклятья на каждом выступе и ухабе. До Леголаса дошло, когда они уже почти спустились к воде: смерть друзей, соратников, да и просто смерть настолько привычна для них, что они не видят смысла тратить на нее лишнее время.

Пока Арагорн и Леголас укладывали тело гондорского воина в лодку, Эредин, даже не потрудившийся отойти подальше, с проклятиями отмывался в Андуине: орочья кровь засыхала и даже после усиленных попыток оттереть ее оставляла на белой коже эльфа черные потеки. С Гимли же она сошла в мгновение. Иорвет, с дерева во время сражения не слезший и потому чистый, помог соратнику тем, что отмыл в воде его верхний доспех.

— Не то чтобы я лез не в свое дело, — смывая песок, которым он оттирал кровь с металла, протянул Иорвет. — Но что-то я давно не видел, чтобы ты дрался так отчаянно. Ты в Каэр Морхене с меньшим энтузиазмом мечом махал.

— Ты их видел вообще? — огрызнулся Эредин, с трудом натягивая штаны на мокрое тело; татуировки еще сильнее выделились на побледневшей от холодной воды коже, ярче стал и шрам на сгибе бедра, Иорвет заметил, но ничего не спросил. — Они ростом с меня. Да, я слегка отчаялся.

— Я не про то, — Иорвет прищурил глаз. — Что тебе сказала Галадриэль? Ты с Лориэна сам не свой.

— Сложить корону, — отозвался Эредин, решив не таить. Он привык все обсуждать, единолично принимал решения он только в бою, а теперь без наместника он чувствовал себя растерянным. — В обмен на Южное Лихолесье для моего народа.

— Я безмерно почитаю миледи Галадриэль, — раздался вдруг звонкий голос Леголаса, который закончил петь прощальную песнь и подошел к ним. — Но она не имеет отношения к Южному Лихолесью. Тебе стоит говорить с моим отцом.

Отцом, которому Эредин самодовольно продемонстрировал свои мысли о том, что не исключает войны как способа решения проблем своего народа, тоскливо подумал король Ольх.

— Она сказала, что мой народ может присоединиться к королевству твоего отца и встать под его начало, — Эредин влез в кольчугу и принялся завязывать поддоспешник.

Леголас на миг прикрыл глаза и улыбнулся. Эредину всего триста лет, напомнил он себе, конечно, он еще не разбирается и не понимает отношений, которые сложились между Трандуилом и прочими эльфами. Откуда ему знать, что Трандуил считает нолдор предателями, а Лихолесье — более безопасным с темными тварями, чем с другими эльфами? Эредин дик, как Эол Темный, но тот хотя бы с гномами общался, и у него имелась знатная супруга, а Эредин просто не успел наладить связи за несчастные триста лет — да и как это сделать из южного леса, который чуть ли не в осаде?

— Не позволяй играть собой, юный король, — проговорил Леголас. — Как бы ни сильны были стороны партии. Во время Войны Последнего Союза, когда погибли король Лихолесья Орофер и, как мы думали, его дочь, с ними полегли две трети всего его войска. Мой отец скорбел и оборвал все связи с прочими эльфами, его появление в Ривенделле — первое за тысячу лет. Галадриэль хочет примириться с моим отцом, заглушить его боль, дав ему заботиться о новом народе, но король Трандуил не стремится к власти как таковой, он желает процветания своему народу, а для этого не нужна большая территория: нужны союзники. Помни, в зеркале владычицы отражается не только прошлое и будущее. В нем и то, что никогда не свершится.

— Я ничего уже не понимаю, — бессильно и устало проговорил Эредин на старшей речи, но понял его только Иорвет.

— Пойдем по следу Урукхая, — Арагорн подошел к ним; было непонятно, слышал он этот разговор или нет. — Ничего не берите лишнего, нам придется бежать.

* * *

В самом начале колонны всадников, пересекающих узкий каменный мост, который снизу подпирали деревья так, что он словно лежал в ладонях громадных ветвей, протрубил звонкий рог, и резные ворота распахнулись.

— Добро пожаловать домой, — ровно сказал Трандуил и, чуть повернув голову, посмотрел на Даэнис. — Тебя проводят. Окажи мне честь и присутствуй на ужине.

— Благодарю, ваша милость, — этому она уже научилась. Король кивнул и спешился. Дан учтиво подал руку один из встречавших их эльфов.

Ее отвели в покои, простые по сравнению с жилищем Элронда, но здесь ей понравилось больше: небольшое светлое помещение с маленьким оплетенным ветвями балконом, смотрящим на двор глубоко внизу, из комнаты дверь ведет в ванную, где посреди стоит серебряная глубокая чаша, в которую Дан с удовольствием и нырнула, сбросив опостылевшую одежду прямо на пол. Она плескалась в свое удовольствие, смывая усталость и волнение последних дней.

— Позвольте помочь вам, принцесса Даэнис, — в комнату вошла эльфийка и так застыла, не поднимая глаз.

— Помочь? — переспросила Дан, выныривая и кладя локти на бортик. — Как?

— Я вымою вам волосы и умащу тело, — ответила та, ничем не показав, что вопрос ее удивил. — Вы устали с дороги.

— Хорошо, — Дан не знала, что говорить в таких случаях. — Спа… спасибо.

Эльфийка явно была мастером своего дела: черная спутанная грива Даэнис, казавшаяся гладкой лишь на первый взгляд, на самом деле пребывала в печальном состоянии. Эльфийка села за спиной Дан с гребнем и принялась за работу.

— Как тебя зовут? — Дан блаженно прикрыла глаза. Кто бы мог подумать, что так приятно, когда перебирают твои волосы; Иорвет никогда не делал так, у него никогда не хватало ни времени, ни сил на нежность.

Иорвет! Она встрепенулась, вспомнив о нем, но эльфийка мягко надавила ей на плечо, снова погружая в теплую воду.

— Меня зовут Лиас, — проговорила она, массируя тонкими пальцами виски Дан.

— А почему все имена заканчиваются на «с»? — спросила Дан, едва не засыпая от ее прикосновений. — Легола-с, Мариа-с, Лиа-а, даже Даэни-с. Один король Трандуил не вписывается.

— У многих эльфов Лихолесья имена созвучны, они произошли из языка леса. А король Трандуил — синда, — охотно объяснила Лиас. — Его имя ему под стать, оно значит «цветущая весна».

— Весна? — Дан открыла глаза. — Скорее, он напоминает зиму, холодную, но мягкую.

— Это сейчас, госпожа, — улыбнулась Лиас, промывая ее волосы водой из кувшина. — Весной возвращается принц, и королю становится веселее на душе. Мы празднуем, празднование весны в Лихолесье самое яркое, и никто так не пляшет, как лихолесские эльфы вокруг весенних огней под белыми звездами. А теперь, когда вы вернулись домой, сердце нашего короля наполнится радостью. Какие красивые у вас волосы. Для Лихолесья такой цвет в диковинку, почти ни у кого нет волос цвета ночи, но как прекрасно на них будет смотреться диадема принцессы! Вы похожи чертами на нашего владыку, особенно глаза, а его называют прекрасным не только люди, но и среди синдар и нолдор. Король Трандуил богат и щедр, пусть королевство у нас и небольшое…

Дан снова смежила веки под щебетание эльфийки. Никогда раньше с ней так не обращались. Не заплетали ей волосы в сложную прическу, не надевали на нее тяжелое плотное платье в пол: поглядевшись в нем в зеркало, Даэнис едва себя узнала и по-детски обрадовалась. Перед ней стояла принцесса дикого леса под стать строптивому королю из синдар, что демонстративно жил как вольный лесной эльф в полной гармонии с природой, и природа лелеяла своего любимца.

— Я хочу мой меч, — сказала Дан, повернувшись к Лиас. Та с готовностью кивнула и протянула ей короткий тонкий клинок, больше похожий на кинжал, чем на меч. — Это не мой.

— Вы лучница, — улыбаясь, пояснила Лиас, словно из воздуха выхватывая украшенную перевязь под меч. — Это видно по пальцам. С таким мечом вам будет удобнее.

Даэнис в сопровождении Лиас вошла в зал, где уже собрались вельможи лесного королевства, замялась на пороге, но наткнулась на взгляд короля и шагнула к нему.

Стоило ей приблизиться к столу, как словно по волшебству отодвинулся стул, она села — и в тот же миг все, кроме Трандуила, поднялись на ноги и поклонились. Дан дернулась было встать тоже, вдруг так приветствуют короля, но Трандуил вмешался в ее мысли.

— Сидеть, — приказал он, не разжимая губ, выдержал паузу. — Теперь улыбнись и кивни. Никому не смотри в глаза. Да. Хорошо.

Эльфы беззвучно сели; позади Дан мгновенно появился эльф-прислужник. «Не поворачивайся», успел предупредить Трандуил, прежде чем она шарахнулась от неожиданности. Эльф удивительно точно угадал все то, что она бы попробовала, и в тарелке ее появились грибы, толстые листья какого-то неизвестного ей растения с мякотью, напоминающей желе, сытные длинные стручки. Увидев, что Дан в отчаянии смотрит на незнакомые ей столовые приборы, Трандуил сделал знак пажу и сам взялся за приборы, ненавязчиво показывая Дан, как есть тот или иной продукт, хотя до этого есть не собирался, потом коротко усмехнулся и, потянувшись, стащил один из так понравившихся Даэнис листов с блюда рукой. За шалостью короля наблюдали круглыми глазами, но никто не повторил, и Дан правильно догадалась, что он ее проверяет. Королю можно и не то; Трандуил закинул ногу на ногу и протянул в сторону кубок, который немедленно наполнили вином. Зал погрузился в звенящую тишину.

— Как вино, алое как рассвет, наполняет мой кубок, так радость цвета гроздьев рябины полнит мой дом, — проговорил король. Он не повышал голоса, но его было слышно во всех уголках; и никакой радости в нем не было. Мягкость, даже ласка — но не радость. — Дочь возлюбленной сестры моей вернулась ко мне. Ликуйте. В темное время наши сердца наполнятся светом.

* * *

Арагорн задолго до появления всадников услышал топот их коней и первым бросился в укрытие среди камней. Эредин сиганул следом и укрылся эльфийским плащом, сливающимся с серыми валунами.

— Кто это может быть? — сдавленно спросил он.

— Боевой отряд, — ответил Арагорн. — Или просто коневоды. С воинами я бы побеседовал. Они должны знать, что происходит с Саруманом, откуда у него такие орки.

Мимо них неслись всадники в полном облачении. Иорвет заметил несколько пустых спин лошадей — ага, они с потерями. Теоретически можно проследить за ними и ночью увести коней: лошади Иорвета любили, потому сложно не будет. Только он хотел поделиться с прочими своими планами, как Арагорн поднялся во весь рост, выдавая их убежище.

— Всадники Рохана, нет ли вестей с севера?

Весь отряд свернул и окружил пятерых хранителей. Эредин, от греха подальше запахнувшийся в лориэнский плащ так, чтоб не было видно черных доспехов, хмуро поглядел на всадника, который выступил вперед и оказался прямо перед ним. Видимо, подумал, что самый высокий и есть глава отряда.

— Что привело трех эльфов, человека и гнома в наши края? — спросил он.

— Назови сначала свое имя, тогда и я представлюсь, — Гимли прищурился, глядя на него снизу вверх. Иорвет отвернулся, стараясь не улыбаться. Всадник спешился и шагнул к Гимли, Арагорн мгновенно задвинул его за себя.

— Я бы снес тебе голову одним ударом, гном, да только больно низко она от земли!

— А ты приглядись получше, — посоветовал Леголас, мгновенно натягивая тетиву. — Это последнее, что ты видишь в жизни.

— Тише, — вмешался Арагорн. — Убери лук, Леголас. Гимли! Я Арагорн, сын Араторна. Мы идем по следу орков Урукхая, — он обратился к всаднику. — Они взяли в плен наших друзей.

— Я Эомер, сын Эомунда. Мы перебили Урукхай этой ночью, — всадник снял шлем и явил неожиданно юное лицо.

— Всех? — опешил Гимли. — Но… там были хоббиты. Полурослики, вы бы приняли их за детей.

Всадник покачал головой, глядя на гнома без тени былой неприязни.

— Не было среди них никаких детей. Мы сложили трупы и подожгли, — он указал себе за спину, смерил взглядом ошарашенного Гимли и побледневшего Арагорна, свистнул, и к нему подошли четыре лошади. — Пусть они принесут вам больше удачи, чем прежним хозяевам. Ищите своих друзей! Но не верьте надежде, она давно покинула эти края.

Эредин посмотрел на седло, на свои наколенники, которыми точно поранит лошадь, снял плащ и набросил его на ее спину. В тот же миг услышал вокруг себя звенящую тишину.

— Что? — ворчливо спросил он.

— Не будь с тобой прочих, я принял бы тебя не за шпиона Саурона, а за самого Саурона, — сквозь зубы проговорил Эомер, разглядывая скелетообразный доспех.

— Мы не шпионы, — сразу сказал Арагорн.

— А ты не очень умный, да? — Эредин вскочил на коня. — Шпион бы как раз оделся так, чтоб все решили, что он шпион.

Леголас помог Гимли забраться на лошадь и одним прыжком взлетел в седло перед ним. Иорвет повернулся к Эомеру, гладя доставшегося ему коня по носу.

— Как его зовут? — спросил он.

— Хазуфел, — ответил Эомер, с удивлением глядя на то, как строптивый после потери хозяина конь кладет голову эльфу на плечо.

— Хоть не Плотва, — усмехнулся Эредин. Лошадь под ним беспокоилась, крутилась на месте, но вместо того, чтобы ее приласкать и успокоить, Эредин укрощал силой, дергая поводья.

— Ты знаешь про лошадь Геральта? — Иорвет перешел на старшую речь. Он посмотрел на пену на губах лошади Эредина и подошел к ней, вырвал поводья из рук эльфа и успокаивающе провел ладонью по холке. Хазуфел последовал за ним, неожиданно ревниво глядя на кобылу, которой теперь досталось внимание его эльфа. Лошадь утихла. — Не рви поводья, у нее рот и так чувствительный, — Иорвет немного ослабил ремешок, давая лошади большую свободу.

— Гостя в Тир на Лиа, Ласточка была весьма откровенна, — Эредин посмотрел на него сверху вниз, и Иорвет поскорее сел в седло Хазуфела. — Мало кто разговаривал с ней, потому и мою вежливость она принимала за знаки внимания, а я в беседке, вместо того, чтобы уложить ее на лавку, на которую она столь явно возлагала надежды, начал нести про средство, что поможет Ауберону зачать с ней дитя. Только потом дошло, уже когда лежал в лаборатории со швами и ничего, кроме чтения, делать не мог, что нет никого озлобленнее отвергнутой человеческой самки, — шрам неприятно потянуло при одном воспоминании о Цири. — Даже если я сам не понял, что отверг ее.

— А ты не очень умный, да? — повторил его же фразу Иорвет на всеобщем языке и хотел усмехнуться, но увидел опрокинутые лица своих спутников и сдержался. Это ему и Эредину нет дела до потерь в отряде, они слишком привыкли относиться ко всем лишь как к временным попутчикам; хотя у Эредина исключение для Карантира, а у Иорвета — для Дан и Киарана. Хорошо, что они с Эредином говорили на старшей речи, и никто не понимает, о чем они.

Они подъехали к горелой куче трупов. Иорвет и Гимли, совершенно не брезгуя, сразу принялись ее ворошить: гном секирой, а Иорвет вырвал из земли копье. Эредин встал с подветренной стороны, понимая, что сейчас его стошнит. Леголас тоже позеленел.

— Один из их поясков, — упавшим голосом произнес Гимли, протягивая обгоревшую перевязь. Арагорн взвыл и пнул какой-то шлем, рухнул на колени. Иорвет, стараясь не надышаться дымом и не отбить себе обоняние на пару часов, обошел кучу и споткнулся о веревку.

— Это… — Леголас поднял веревку, на которой был узел. — Разрезанные путы. Может… — он обернулся к Арагорну с дикой надеждой. Тот, не поднимаясь с земли, принялся рассматривать землю вокруг.

— Кони затоптали… там, у веревки! Не двигайтесь, — он подполз к ним и вдруг воскликнул: нашел следы!

— Хоббиты? — переспросил Гимли.

— Не только, — покачал головой Арагорн. — За ними гнались. Следы уходят, вот, здесь уже точно видно! — он вскочил и уже побежал. — Следы уходят от места битвы… — он остановился, задирая голову. — …в лес Фангорн.

— Ну пошли, — пожал плечами Иорвет. — Лес так лес.

— Это не простой лес, — тихо сказал Леголас, пробираясь впереди. Лес мгновенно окружил их стылой прохладой, даже не верилось, что еще несколько минут назад они стояли под палящим солнцем. — Он древний, все знает, все помнит… и гневается.

— Надеюсь, не на нас, — беспечно проговорил Эредин и тотчас же споткнулся о корень, которого, он мог бы побиться об заклад, мгновение назад перед ним не было.

— Гимли, опусти топор, — сказал Арагорн. — Они чувствуют. И говорят с друг другом.

— О чем могут говорить деревья? — возмутился гном. — Ах, какой чудный дождь? Проклятая белка заняла мое дупло? Кстати, и даже этот лес выигрывает у твоего Лихолесья, Леголас: дышать в нем нечем, но пауков все равно нет.

Иорвету надоело ходить по негостеприимной земле, которая так и норовила поставить подножку, и он забрался на дерево, но не успел и нескольких шагов пройти, как ясень спихнул его вниз, по-другому и не скажешь. Хорошо еще, падать было недалеко, но оскорбительный хохот Эредина сделал падение еще более болезненным.

— Я хотя бы с дерева упал, а не на ровном месте! — прошипел Иорвет, отряхиваясь, потом замер. — Леголас!

— Что? — обернулся эльф.

— Скажи мне, что на меня так здешний воздух влияет. Я точно упал с ясеня, но вокруг него сосновые иглы. Как это может быть? Тут нет ни единой сосны.

— Лес пробуждается, — отозвался Арагорн. — Деревья сошли со своих мест.

Леголас вдруг резко замер и словно с трудом прошептал:

— К нам идет… белый колдун.

Арагорн медленно положил ладонь на рукоять меча. Иорвет выдернул из колчана сразу две стрелы, Гимли и Эредин приготовились к атаке с двух рук. Арагорн медленно положил ладонь на рукоять меча.

— Не давайте ему говорить, — словно через силу проговорил он. — Он нас зачарует. Действуйте быстро.

Поляну залил нестерпимо яркий белый свет.

* * *

Ночь в Каэр Морхене выдалась на удивление спокойной, Цири даже удалось поспать. У нее глаза не смотрели на Геральта, который лишь раз в шутку сказал Роше, что тому стоило не гоняться за эльфом по всем лесам, а позвать его, ведьмака, тот одной своей просьбой исполнил мечты сотен. Иорвета нет, без него под началом Киарана скоя’таэли не столь опасны. Теперь они просто вымрут, оставшись чем-то вроде страшной сказки. Рад, Вернон?!

— Зачем ты мне это говоришь? — Роше поднял голову. На душе у темерца было неизмеримо погано: мало того, что они сидели в осажденном замке, что само по себе не поднимало настроения, так еще и лишились двух бойцов за одного с вражеской стороны, когда изначально силы были не в их пользу. И каких бойцов: за Даэнис Роше бы слова не сказал, но Иорвет — он скрепя сердце это признавал — стоил целого отряда со своим отсутствием страха и общей ненормальностью. Вернон до сих пор вспоминал, как бешеная белка еще на заре их знакомства в новом статусе противостояния «командир скоя’таэлей против командира полосок», обругав его последними словами и пришпилив стрелой его рукав к стене дома, во всех своих тряпках проплыл под лодками у причала, вылез из воды, отряхнулся, и когда понял, что находится вне зоны досягаемости стрел, достал из кармана какие-то орехи и принялся нахально жрать, пока темерцы бесились на противоположном берегу. Иорвет вызывал в нем злость до бешенства. В нем сосуществовали прагматичность, ставящая в тупик любого — он мог в бою, споткнувшись, ухватиться за локоть противника и использовать руку врага как перила; и романтичность, с которой белка носился со своей дудкой, плел венки и держался за руку своей эльфки. Еще и стихи ей читал, отчего-то зло подумал Вернон. В утро перед битвой за Каэр Морхен Роше натолкнулся эту парочку, когда второй раз спускался в зал: эльфы сидели рядом на лестнице и едва слышно переговаривались. Роше думал, они или военные планы обсуждают, или прощаются на всякий случай, а оказалось, что Иорвет поэтично пересказывает ей историю нападения людей на замок ведьмаков, вот видишь, какие отвратительные dh'oine, все им мешают. Роше тогда потребовал убрать полную превосходства задницу aen seidhe со своего пути и намекнул, что Иорвет не в том положении, чтобы учить следующее поколение идеологии ненависти, раз его самого из города, где принимают всех, выгнали, на что Даэнис, прищурившись, ответила, что она и так знает, на что способны люди в целом и Темерский пес в частности. Иорвет паскудно скалился, слушая, как его протеже его же словами перечисляет все грехи Вернона, на что темерец махнул рукой и бросил, что если сам Иорвет — обычная лесная паскуда, то ее он вообще запоминать не обязан, потому что ее роль по жизни — грелка в постели этой самой лесной паскуды. Иорвет в долгу не остался и заявил, что его-то сопровождает Дан, а спутники жизни самого Вернона — дурная болезнь и гонорея. Несмотря на трагичность сложившейся ситуации, Роше не мог не чувствовать веселья, вспоминая, как опешил король Ольх, когда перед ним очутился одноглазый эльф, который не то что не встал на его сторону, но еще отбил у него Цири, обругал последними словами на старшей речи и вообще повел себя так, словно весь мир Ольх ни во что не ставит. Это сам Роше привык к Иорвету и его характеру, а вот Эредин поверить не мог, что его так обложили да еще и при свидетелях. — Я не желаю ему смерти, когда мы с ним не сражаемся друг против друга. И уж тем более, не такого конца. Чужой мир, полный неизвестных чудовищ…

— И одно известное, — добавила Бьянка. — С ним же этот король рогатый.

Дальше слушать Цири не могла. Из-за нее это все, и блокада, и Иорвет пропал, и Даэнис. Даэнис, которую она видела всего недолго, ей понравилась — она напоминала Мистле озорством и тем, как смотрела на Иорвета блестящими синими глазами. Они оба теперь неизвестно где с королем Ольх, который хорошо умеет лишь убивать. Что она, сама не могла создать живой портал? Опустить его на голову Эредина? Создать портал, а потом запинать туда короля Дикой охоты? Хотя, его бы вытащил Карантир…

Карантир. Как вообще вышло, что теперь эльф смотрит на нее своими невозможными глазами так, что у нее сердце замирает? Ни от кого так дыхание не перехватывало. Сказать ему, что ли, что все мужчины, которые пытались с ней переспать, умирали в ее постели, не успев даже начать? Может, это и могло бы его оттолкнуть, но что-то ей подсказывало, что он только улыбнется в ответ на злые слова.

Цири, лежа в постели, попыталась открыть проход в междумирье: Дикая Охота почувствует, погонится за ней и оставит крепость. Надо уйти навсегда. Может быть, в другой мир. Нет сил больше быть причиной для бед мира этого.

Но сил у нее не было, и портал не открылся.

* * *

— Если бы ты появился без сияния, а как нормальный, неловкого разговора можно было избежать, — заметил Иорвет, стоя рядом с Гэндальфом и глядя на прекрасного коня, скачущего к ним; те, что дали им роханцы, заметно отставали. Волшебник хитро улыбнулся.

— Тебе жаль стрелы, что ты в меня выпустил? — спросил он.

— На тебя — хоть весь колчан изведу, — отозвался Иорвет и добавил. — Я рад, что ты вернулся. С тобой эта безумная затея с уничтожением Саурона кажется хоть каплю выполнимой.

Эредин, не привыкший в своем умирающем мире к яркому солнцу, страдал от света, не помогала сурьма, в результате он плюнул и надел шлем.

— Почти Саруман и почти Саурон, — рассмеялся Гимли, глядя на них с Гэндальфом. — Поверьте, теперь нас точно никто не задержит!

Столица Рохана произвела на путников гнетущее впечатление, несмотря на искусные деревянные строения, резьбу, статуи конунгов. Встречные прохожие шарахались от Эредина, недобро смотрели на прочих всадников.

— На кладбище и то веселее, — заметил Гимли, оглядываясь и крепче обнимая Леголаса за пояс. — Что с ними?

— Тьма затмила разум государя, — отозвался Гэндальф, спешиваясь у дворца. — А где царствует недуг, всегда жди беды.

«Надо было Ауберона отстранять лет пятьдесят назад, — подумал Эредин. — А Цири эту отдать Карантиру, его гены тоже подходили, хоть я его и люблю, а такая девка в постели — то еще удовольствие. Впрочем, — тут он оборвал сам себя. — Что уж говорить. Теперь Южное Лихолесье мое королевство, все ради него и трона Дол Гулдура».

Поднявшись по лестнице ко дворцу, хранители узнали еще одну неприятную новость: к королю Теодену нельзя с оружием. Эредин смерил презрительным взглядом стражников.

— Доспехи снимать не буду, — заявил он, засовывая пальцы за перевязь, на которой висели ножны. — Мне их расстегивать час, а надевать обратно и того дольше.

— Сними мечи, эльф, — велел стражник.

— Я оставлю их здесь, и горе тому, кто их тронет, человек, — ернически ответил Эредин. Леголас рядом с ним с выражением скорби на лице вручал одному из воинов свой лук.

Перед Иорветом громоздилась целая гора оружия. Одних ножей было штук пять, оказывается, он еще в Мории прикарманил несколько гномьих клинков, в Лориэне украл кинжал Халдира, и даже Арагорн заметил в груде свой нож с креплением на лодыжку, который считал потерянным еще в Ривенделле. Лук, второй лук, меч.

— Все, — наконец констатировал Иорвет, поднимая руки. Эредин мог бы поклясться, что у него осталось минимум два ножа, но люди… что взять с людей. Они даже Гэндальфа с посохом пустили, стоило ему ссутулиться посильнее и опереться на посох, как старик на палку.

Король Теоден показался Эредину отвратительным стариком из числа тех, что считают свой возраст причиной для всеобщего уважения. Но сидевший рядом с ним Грима… у Эредина руки зачесались свернуть ему шею еще до того, как он заговорил.

— Латспелл нарекаю тебя, вестник зла, вестник горя, — проговорил мерзкий dh'oine в лицо волшебнику, и тот поморщился или от слов, или от запаха.

— Замолчи, — резко бросил Гэндальф. — Закрой свой гнилой рот. Я не для того прошел через огонь и смерть, чтобы слушать поганые речи жалкого червя, — он только шевельнул посохом, как Гриму уже отбросило в угол за колонну, откуда он начал верещать и звать стражу.

Рука Эредина сработала раньше головы, и стражник, побежавший наперерез Гэндальфу, рухнул как подкошенный от одного удара. Ох, как ему этого не хватало! Не резни с орками, а хорошей простой драки, как с Имлерихом лет в тридцать, когда оба считались еще подростками, враждовали, и потому попытки утопить друг друга в фонтане повторялись с завидной регулярностью. Однажды их даже сам король разнимал, и Эредин в первый и единственный раз почувствовал, как его за шиворот вытаскивают из воды. Адреналин ударил в голову, потому он вырывался, стремясь продолжить драку, но Ауберон держал его в воздухе за пояс крепко, а потом еще и закатил воспитательную беседу на несколько часов. Эредин облизывал разбитые губы, отбрасывал со лба прядь подсыхающих волос, но на требование короля признать свою вину только злобно таращился. Потому, видимо, и стал предводителем Дикой Охоты — Имлерих ведь тогда попросил прощения и пообещал, что больше подобного не повторится. Ауберон, пока не потерял от старости интереса к жизни, был отличным правителем, не самым успешным, но мудрым и проницательным. Понимая, что со счастливой улыбкой ностальгии смотрится несколько странно, Эредин сосредоточился на ударах: в челюсть, в корпус, снова в челюсть. Заметил, что один из стражников, что против Леголаса, выхватывает меч, схватил своего противника и швырнул его через весь зал, сбив с ног мечника.

— Благодарю, — кивнул Леголас. Тем временем Гимли скрутил Гриму и уперся ногой ему в шею, не давая встать. Впрочем, тот так перепугался, что даже не шевелился.

Теоден не своим голосом крыл Гэндальфа всеми словами, а волшебник почему-то обращался уже к Саруману. Эредин не понимал уже ничего абсолютно, но потом Теоден рухнул с трона и поднялся пусть и немолодым, но полным сил крепким мужчиной; ни тени безумного старика, каким он восседал еще минуту назад.

— Твоя рука окрепнет, когда возьмется за меч, — сказал Гэндальф, и король Теоден, вытащив клинок из ножен, в бешеной ярости обернулся к Гриме.

Грима летел с лестницы под взглядами обитателей дворца, но, к великому сожалению многих, удержался и не свалился с мостка в ручей.

— Я бы ему еще напинал на прощание, — вздохнул Иорвет и крикнул. — Не давайте ему лошадь, пусть пешком идет!

— А я бы голову отрезал и Саруману послал, — добавил Эредин. — Это же он сделал его советником, значит, ценил его голову.

Грима тем не менее вскочил на какого-то коня с неожиданным проворством. Иорвет мгновенно натянул лук, но Теоден положил руку на его запястье, опуская.

— Не надо, — проговорил король. — Не марай душу убийством человека, пусть даже такого. Мы сражаемся против орков.

Иорвет посмотрел на короля, на свой лук, фыркнул и рассмеялся, запрокинув голову, весело и беззвучно.

Пока Гэндальф, Арагорн и Теоден обсуждали военные планы, Иорвет, Леголас, Гимли и Эредин завалились в трактир, велев послать за собой, когда вернутся разведчики — все равно все решения, что принимаются до получения полных сведений, можно считать несущественными.

— Ты куда столько оружия наворовал? — спросил гном у Иорвета, когда они уселись с кружками пива за стол. — Ты ж так обвешался ножами, странно, что не звенят при каждом шаге!

— Когда метаешь нож, особенно если пытаешься пробить им доспехи, то скорее всего, он придет в негодность, — Иорвет отпил пиво, зажмурившись от удовольствия, распробовал и обхватил кружку обеими ладонями, залпом выпивая все. Местные воины смотрели на него с удивлением, никто не сталкивался с пьющим эльфом, хотя о короле Трандуиле и его любви к вину даже в Рохане ходили легенды. Но то вино, благородный напиток, а тут эльф, залихвацки хватанув опустевшей кружкой о стол, утер губы рукой и потребовал еще. — К тому же столько ножей отличной работы! Как не взять-то?

— Потому что их делали гномы, — заявил Гимли. — Когда все кончится, приглашаю тебя в Эребор. Я лично выкую тебе кинжал, такой кинжал, чтоб все сразу понимали, что перед ними эльф из южного леса!

Эредин откинулся на стену, чуть пригубив пенный напиток. Происходящее вдруг показалось ему сном: и светлый трактир с песнями роханцев, и то, что он сидит за столом с гномом. Это и будет его жизнью, когда он откажется от короны? Странствия или жизнь простого эльфа? Он сомневался, что Трандуил откажется от предложения Галадриэль. Конечно, он понимал, все стремятся к собственной выгоде, и почему владычица леса должна ради его королевских амбиций отказываться от шанса наладить отношения с королем Трандуилом. Эльфы бессмертны, и он станет вечным принцем, как Леголас, но если сына короля такое положение вещей мало тяготит, то сам Эредин воспринимал подобные перемены болезненно.

Он уже король. Не стань он им, он бы отказался от трона, но теперь этот трон его. Эредин вспомнил слова Галадриэль о том, что он еще может умереть королем — нет, умирать ему тоже не хотелось. Ладно. Он еще не получил свое королевство, чтобы печалиться о том, что потеряет корону. Эредин встряхнулся и прислушался, о чем говорят его спутники.

Оказывается, король Теоден почти точно поведет всех из столицы в Хельмову Падь, ущелье, где стоит неприступная крепость, не раз спасавшая его народ.

— Никогда не пошел бы туда, где есть слово «падь», — заявил Эредин. — Надо понимать, как давать названия.

— Эта крепость не раз спасала этот народ, — пожал плечами гном. — И там, говорят, подземные укрепления, что даст людям шанс.

— Но надо остаться и дать бой, — Леголас наклонился вперед. От выпитого глаза у него заблестели. — Ущелье ближе к Изенгарду, эти орки даже не устанут, а люди от долгой дороги — да. Надо позвать на помощь.

* * *

— И кто отзовется? — Теоден повернулся к Арагорну. Теперь все стояли перед королем, и Арагорн уговаривал Теодена остаться в Эдорасе и принять бой с орками, а хранители активно кивали на каждое его предложение: он почти слово в слово повторял то, что приняли на трактирном совете. — Гномы? — он кивнул на Гимли. — Им нет дела до войны. Может, эльфы? — на Леголаса, слегка окосевшего Иорвета и Эредина. — Им нет дела до людей.

— Гондор отзовется, — убежденно проговорил Арагорн.

— Гондор?! — рявкнул Теоден. — Где был твой Гондор? Где был Гондор, когда пал Вестфол? Где был Гондор, когда нас окружали враги? Нет, Арагорн, в этой битве мы одни, — он повернулся к Гаме, телохранителю, все это время молчаливо стоявшему за его спиной. — Мы выдвигаемся в Хорнбург.

— Теоден думает, что ведет их на спасение, а приведет на бойню, — сердито сказал Гэндальф, быстро направляясь в конюшню, где ждал его его белый Серогрив.

— Хельмово ущелье не раз спасало его народ, — вяло возразил Арагорн, который не мог забыть взгляд, каким одарил его конунг, когда к нему ввалились хранители прямо из трактира.

— Ждите меня с первым лучом солнца, — волшебник вскочил на спину коня. — Я приду на пятый день с востока!

* * *

— Здравствуй, Даэнис, — Трандуил не повернул головы, даже глаз не поднял, но все равно узнал, кто вошел в тронных зал из тайного хода. — Ты хотела мне что-то сказать?

— Да, ваша милость, — Дан вышла на середину и остановилась прямо перед троном, заметила, что у одной из колонн стоит рыжая эльфийка в одеянии стражи. — Если вы не заняты.

— Тауриэль подождет, — Трандуил сел чуть ровнее, до этого он почти сполз с трона. — Что ты хочешь, дитя?

— Помните видение? — Даэнис нервно сжала руки. Она все еще робела во дворце, расслабляясь лишь с компании Лиас и нескольких дочерей вельмож; она не знала, что компания для нее была строго отобрана и одобрена Трандуилом. Девушки ненавязчиво учили ее поведению во дворце, рассказывали историю Средиземья и лесного королевства. — Об орке, которого так и не смогли убить.

— Да, — кивнул король.

— Позвольте мне отправиться в путь, — взмолилась Дан. — Я отдам кольчугу Орофера. Она ни к чему мне, когда я здесь, во дворце, а ему может спасти жизнь.

— Ты знаешь, где он сейчас? — спросил Трандуил.

— Нет, — тихо ответила Дан.

— Когда случится событие видения?

— Нет.

— Ты видела, как именно он умер?

— Нет, — в третий раз прошептала Даэнис и опустила голову. Король выдержал долгую паузу.

— На твое счастье, я, видя ту же сцену, посмотрел по звездам, это третье марта, судя по стене и ландшафту — Хельмово ущелье, крепость Рохана, — король равнодушно уставился на золотой кубок в своих руках. — Понятия не имею, как моего сына занесло в Хорнбург. Ты отправишься с одним отрядом стражников и отвезешь мои доспехи Леголасу. И свою кольчугу Йорвету.

Эльфийка, с которой король Трандуил прервал беседу при появлении племянницы, встрепенулась и выступила вперед.

— Позвольте моему отряду принять участие в походе, — горячо взмолилась она.

— Позволяю, — кивнул Трандуил, не отрывая взгляда от кубка; его интересовали только узоры на золоте. — Но если с Леголасом случится несчастье по твоей вине, ты не скроешься от меня даже в благословенных землях.

— Если с Леголасом случится несчастье по моей вине, я брошусь на меч, — ответила Тауриэль.

— Рассчитываю на это, — Трандуил снова повернулся к Даэнис, и голос его смягчился, словно он говорил с ребенком. — Ступай к себе, дитя, я отдам распоряжения.

Тауриэль поймала Дан в коридоре.

— Я не желаю, чтобы принцесса думала обо мне… неверно, — искренне сказала она, заглядывая ей в глаза. — Я никогда не причиню боли принцу и готова отдать за него жизнь. То, что сказал король… почти невозможно.

Дан смотрела на нее молча, понимая, что Тауриэль решила, будто она беспокоится за Леголаса, которого едва знает. Да, он ее двоюродный брат, но она не испытывает к нему ничего.

— Не беспокойся, — мягко сказала Даэнис, не замечая, что повторяет холодную интонацию Трандуила. Подруги сказали ей, что она теперь совсем принцесса, но она не придавала этому значения, считая, что дело в платьях и украшениях. В Дан не осталось почти ничего от лесной эльфки-белки, любовницы командира скоя’таэлей; она приняла манеры королевского двора настолько полно, что казалось, будто она родилась под сенью деревьев-великанов Лихолесья. Даже мысленно причисляла себя к рядам лихолесских эльфов и почти не помнила, как это — жить, не являясь членом семьи короля.

Тауриэль не могла понять, о чем думает синеглазая принцесса с ледяным взглядом. Она видела ее, когда та с королем въезжала во дворец: никто раньше и не слышал, что у Трандуила есть племянница, многие не знали даже, что у него была сестра, к тому же прибывшая дева походила на эльфийского короля сильнее, чем его собственный сын. Король славился своей мрачностью после смерти жены, и когда кто-то говорил, что помнит, как король пел песни, сидя на ветвях с лютней, как сам объезжал лошадей и рядился в платье, чтоб попасть в покои своей тогда еще невесты, никто не верил. Когда появилась принцесса, многие выразили надежду на то, что король оттает, и душный дворец покинет тишина, воцаряющаяся в нем сразу после ежегодного праздника весны.

Ничто не поменялось. Трандуил сидел на троне, застывший и скучающий, и оживал, точнее, делал вид, что оживает, лишь когда входила Даэнис. Король был с ней ласков, каким не был и с собственным сыном, одаривал ее драгоценностями, занимался образованием и воспитанием, специально для нее организовал охоту, что случалось редко из-за опасности, даже королевские обеды стали проводиться почти каждую неделю. Но стоило музыке утихнуть, а гостям разойтись, как Трандуил усаживался в одиночестве в тронном зале и замирал, склонившись над книгой. Страница не перелистывалась часами.

Тауриэль пыталась разузнать о принцессе, как и многие, но назначенные Трандуилом ее подруги молчали по приказу короля. Столкнуться с ней случайно не получалось: она всегда была или с Лиас, верной служанкой, или с теми же знатными эльфийками. Теперь она стояла напротив Тауриэль, и та видела в ней привычный лед королевского взгляда.

— Леголас — мой друг, — зачем-то снова попыталась объяснить она, хотя ей казалось, что принцессе совершенно все равно, хотя это она просила отдать ему кольчугу Орофера. Трандуил мог рассказать Даэнис о ней и Леголасе.

— Почту за честь отправиться в путь с подругой моего брата, — ровно ответила Дан и чуть кивнула, показывая, что разговор окончен.

Когда-то Тауриэль крикнула Трандуилу, что в нем нет ни капли любви: ни любви к другим, ни к собственному сыну. Огню, который полыхнул в глазах короля, позавидовал бы разъяренный дракон. Сейчас Трандуил отдает митриловые доспехи своему сыну, хотя знает, что война с южным лесом неизбежна, и собирается возглавлять свои войска. Но почему потомки синдар так боятся выразить привязанность?

И кто такой Иорвет?

* * *

— Не спи, — Иорвет толкнул Эредина локтем так, что тот, задремав, едва не свалился с коня.

— А то что, — сварливо отозвался король Ольх. — Поворот пропущу?

— Кто они? — тихо спросил Арагорна Теоден, глядя на странных эльфов, едущих впереди.

— Из Южного Лихолесья, — ответил тот. — Тот, что в латах, Эредин, король Ольх, так он называет свой народ. Я никогда их не видел. А Йорвет… честно говоря, я так и не понял, кем они приходятся друг другу. Может быть, друзья, может, бывшие враги, возможно даже братья, их манера общения не позволяет определить.

— Я не знал, что эльфы не врачуют увечья, — Теоден снова посмотрел на Иорвета.

— Есть раны, которые не залечить ни мастерством, ни магией, — вздохнул Арагорн, вспоминая рассказ Иорвета. — Это не несчастье, а преступление.

— У него лук, — заметил король Рохана. — Но он слеп на один глаз.

— Такого лучника еще поискать даже среди эльфов, — улыбнулся Арагорн, вспоминая вытянувшееся лицо Леголаса там, во время их соревнований в Ривенделле, и слова Халдира. Такое чувство, что прошла целая вечность с той лунной ночи.

Он вспомнил Ривенделл и сразу подумал об Арвен. Элронд не позволит ей остаться и принять смертную участь: слишком больно было владыке Ривенделла терять брата, бывшего человеком, слишком многих он пережил и видел, как уродлива смерть.

— Кто та женщина, что подарила это тебе? — раздался звонкий голос Эовин. Милая девочка, смотрящая на него влюбленными глазами, указала на висящий на шее кулон — подарок Арвен. Рядом с племянницей конунга Арагорн чувствовал себя бесконечно древним; как-то Леголас рассказал ему, что однажды во время визита Трандуила в людской город в него влюбилась девушка, король узнал, подарил ей ожерелье и поскорее уехал, потому что «ребенок увидел отражение звезд в глубоком озере и придумал историю. Но мы не даруем людям эльфийскую любовь, как не позволяем детям плавать на глубине» — сейчас Арагорн понимал его как никто другой. Эовин пытается поймать отражение звезд.

— Она ушла на запад со своим народом, — ответил он. — В бессмертные земли.

— Что глупо, если учитывать, что эльфы любят лишь однажды, — встрял Эредин. — Ну и будет жить вечно в печали. Так себе удовольствие.

— Откуда тебе знать? — вскинулся Арагорн, который то же самое говорил Элронду, только другими словами.

— Я был женат, — отозвался король Ольх, вспоминая почему-то лицо Трандуила, а не своей Феникс. Даже головой потряс, прогоняя образ.

— Тебе же всего триста двадцать, — опешил Арагорн.

— А женился я, когда мне было сто, — повел плечом Эредин. — Мы были семьей чуть больше года. Что такое год в жизни эльфа? Ничто. Но у всего есть цена, и за год счастья я плачу воспоминаниями.

— Я тоже умру, и воспоминаниями будет платить она, — сказал Арагорн.

— Зато будет что вспомнить, — оскалился эльф и пришпорил коня, услышав крик Леголаса о лазутчиках, доскакал до скал, скатился на землю и лег рядом с эльфом, наблюдая. Рядом с ним на землю рухнул Иорвет, тоже подполз к краю, заглянул вниз. Вот тело дозорного, вот его еще трепыхающийся конь… Орки: и как много! Десяток, два десятка…

— Кто это? Хочу себе такого!

Иорвет, сбившись со счета, и Леголас одновременно повернулись к Эредину с ошарашенными лицами, Иорвет горько вздохнул.

— Это варг, — напомнил Леголас.

— Ага, — Эредин весь подобрался. — А что орк делает?

Орк рявкнул на огрызнувшегося варга, и тот послушно склонил голову.

— Дрессирует, — одними губами отозвался Леголас, не сводя глаз с предводителя орков. — Подчиняет. Разум варгов довольно сложен для животных, у них даже свой язык есть.

— Вот этот мне нравится, — Эредин показал пальцем на громадного черного варга с рыжими подпалинами и пополз назад, встал, вернулся в седло и поскакал назад к людям, резко остановился возле Эовин. — Веди людей в крепость.

— Я могу биться! — возмущенно воскликнула та.

— Тупая ты баба, слушай меня, — рявкнул Эредин. — Ты знаешь дорогу, ты сможешь обороняться в случае чего. Марш в крепость!

Она стояла и смотрела на него зло. Эредин плюнул и схватил за уздечку коня Теодена.

— Отправь свою дочь в крепость, — сказал он. — Пусть не мешается, война — не женское дело.

Конунг кивнул и круто развернул коня.

— Всадники — вперед строем! — за его спиной кричал Арагорн, собирая отряд.

Иорвет и Леголас снимали орков стрелами издали. Когда конники их настигли, Леголас вскочил в седло впереди Гимли, а Иорвету протянул руку Эредин, пронес его пару метров, потом посадил перед собой.

— Возьмешь поводья, — крикнул он, дождался, пока конь донесет их до места битвы, и спрыгнул.

Его варг оказался точно напротив него: громадный, угольно-черный. Эредин заметил, что на его спине все еще сидит истыканный стрелами мертвый орк. Только бы никто не вмешался! Варг тихо зарычал, стоило Эредину приблизиться на шаг, но Эредин не стал отступать и зарычал в ответ.

Почти никто не знал, что эльфы умеют рычать, они никогда так не делали, помня о своем высоком уровне развития и достоинстве. Рычат маленькие дети в глубоком детстве наряду с плачем. Иорвет, когда сражался против превосходящих сил, мог зарычать, чтобы обескуражить и выиграть несколько секунд.

Варг замер и, кажется, растерянно заморгал. Эредин рявкнул снова, выпрямившись и глядя зверю в глаза с чувством животного превосходства. И варг присел, склонив лобастую башку.

— Вот так-то лучше, — Эредин выдернул копье их чьего-то тела, сбросил им труп орка со спины варга, с трудом влез в неудобное седло, предварительно проверив, не натекла ли на него мерзкая орочья кровь, и взялся за поводья. Наверное, управлять будет не сложнее, чем конем. Сложнее. В миллион раз сложнее. Варг сильнее и свирепее, наверное, еще и голодный. Эредин погладил его по боку и потрусил в сторону короля: пока он дрессировал варга, битва кончилась.

— Почему я ничуть не удивлен, — кисло заметил Гимли, когда Эредин подъехал к нему на варге.

— Потому что я всегда исполняю задуманное, — отозвался эльф. — Где Арагорн?

Леголас встревоженно огляделся, потом заметил истекающего кровью орка, выдернул у него из пальцев кулон Арвен.

— Где он?

— Скажи, и твоя смерть будет легкой, — добавил гном.

— Мертв, — проскрипел орк, давясь кровью и хохотом. — Немного полетал со скалы.

Леголас вскочил и бросился к обрыву, отчаянно вглядываясь в воды бушующей реки.

— Я назову тебя Саурон, — Эредин наклонился к голове варга, снова погладил его по шерсти, подвел к все еще смеющемуся орку. — Кушать подано.